Шаг вперед

Антон поймал себя на мысли, что начинает привыкать. К постоянному вниманию, напряжённой конкуренции, выступлениям и оглашению результатов. Во время нового этапа он чувствовал себя уверенным, твёрдо стоящим на ногах. За несколько недель участия в конкурсе от простого воронежского парня остался только костяк. Который по итогу оброс опытом и осознанием сильных сторон, умением держать себя перед камерой и навыком привлекать зрителей. Иногда он проходил мимо зеркал и не сразу узнавал в отражении прежнего Антона Шастуна. Тот двойник в прямоугольной рамке держал спину прямой, а плечи развёрнутыми. Он смотрел прямым и открытым взглядом, а не сутулился, стесняясь высокого роста. А главное, в нём ощущался внутренний огонь, необъятная воля к победе и стремление бросить все силы на то, чтобы добиться желаемого. И Антон не мог не признать, что ему это нравилось. Да, возможно, он стал немного тщеславнее, совсем капельку. Например, завёл страницы в социальных сетях, где выкладывал десятки своих фотографий в неделю. И он искренне был бы рад избавиться от дурацкой мании делиться с Интернетом каждым шагом, но слишком приятна была отдача от поклонников. А они у него появились уже после нескольких выпусков шоу. Писали сообщения и комментировали фотографии, оставляли восторженные отзывы на сайте и страницах «Танцев». Он мог проводить долгие часы, читая хвалебные отклики до поздней ночи. Какая-то часть сознания до сих пор твердила, что происходящее — всего лишь плод его воображения, и так не может быть в реальности. Но после отборов он убеждался в обратном, когда слышал, как толпа взрывается аплодисментами. Оставался единственный момент, который омрачал эйфорию от происходящего. Душил его, как колючий свитер в сорокоградусную жару. — Пойдём сегодня в кино? — спросил Арсений после съёмок. Он стоял, опершись бедром о гримёрный столик и вытирал мокрым полотенцем шею, — Только надо будет перед сеансом зайти в магазин, я не очень люблю попкорн… А вот и случай, когда «новый Шастун» по-английски уходил в тень, отдав бразды правления «прежней версии». Как бы Антона не грызла совесть, но решиться на разговор сразу он не смог. Пытался избегать Арсения, не отвечать на смс и звонки, придумывать миллион отговорок, чтобы не видеться с ним вне шоу. Но, видимо, Арсению и океан переплыть нипочём: раз за разом он продолжал обнимать и целовать его, словно ничего не происходило. Расшнуровывая тяжёлые ботинки, в которых только что выступал, Антон опустил голову, напряжённо думая. Это нужно прекратить, он и так непозволительно затянул с разговором. К ним сейчас приковано столько внимания, люди заводят фан-аккаунты и дожидаются их у входа после отборов. Что, если однажды их заметят? Будут проходить мимо и наткнутся на него, отвечающего на поцелуй Арсения. У Антона пошёл мороз по коже, когда он вообразил последствия. — Арс, — набрав в грудь побольше воздуха, как перед прыжком с трамплина, проговорил он, — Мы можем поговорить? — Ну конечно, — ответил Попов, сосредоточившись на снятии грима. Он провёл пальцами по волосам, липким из-за лака, и поморщился, представляя, как долго будет их вымывать, — О чём? — Не здесь, — тушуясь, Антон невольно бросает беглый взгляд в сторону двери. Вдруг кто-то вернётся сюда и подслушает их? — Давай пойдём куда-нибудь…не знаю, в парк, например? — Тебе пятнадцать? — Арсений фыркает, с нежной насмешкой поглядывая на него через плечо, — Если не хочешь говорить здесь, то поехали ко мне. Серёжа всё равно будет у друзей до среды, поэтому можешь остаться на ночь, — губы растянулись в предвкушающую улыбку, — Кстати, хорошая идея. Антон только пожал плечами, исступлённо дёргая шнурки. Ему идея ехать домой к Арсу вовсе не казалась хорошей. Почему-то закрытые пространства сейчас вызывали в нём смутную тревогу, будто он будет лишён возможности уйти в любой момент. Позорное желание сбежать от серьёзной темы, с которым он ничего не мог поделать. Как на экзамене, Антон мысленно репетировал то, что скажет Арсению, пока они ехали в такси. Подбирал варианты, пытался преподнести свое решение в блестящей обёртке из стандартного «дело во мне, прости». Но стоило повернуть голову в сторону сидящего рядом Попова, как любой монолог испарялся из головы. Антон считал, что совершает грандиозное предательство. Раньше он никогда и никого не бросал, и понятия не имел, как это делается. Обычно девушки либо бросали его первыми, либо отношения самостоятельно сходили на «нет». А сейчас ему придётся говорить с ним, объяснять ситуацию. Проблем с коммуникацией у Антона не возникало, наверно, с того момента, как он научился разговаривать. Он умел поддержать любую беседу и найти общий язык с каждой компанией, с которой он был знаком. Но если дело касалось обсуждения чувств и внутренних переживаний… Проклятие немоты, подобно неизлечимой болезни, проявлялось самыми невыносимыми симптомами. Из раза в раз он приступал к разговору, но в какой-то момент терялся, начинал запинаться и путаться в последовательности слов. Антон попросту не знал, как говорить о том, что он в данную секунду испытывает или ощущает. Разве он подобрал правильные выражения? А точно ли собеседник понял его посыл? От нервов он стал ковырять пальцем обивку кожаного сидения, за что тут же был отчитан водителем. Арсений никак не отреагировал на произошедшее, только покосился на Антона с явным недоумением. Перед дверью он снова заколебался, подумав, что лучшей идеей было бы написать всё в сообщении. Но внутренний голос взбунтовался в ответ на такое предложение, посчитав его поступком настоящего труса. А Антон ни за что в жизни не смог бы назвать себя трусом. В коридоре Арсений стянул с него и себя куртки и, не включая свет, слепо прижался к нему. Он был похож на путника, замёрзшего после долгой ночи в лесу, тянущего руки к костру. Антон подвис ещё на несколько секунд, машинально отвечая на поцелуй, но потом опустил голову. Арсений нахмурился, когда тёплые губы неожиданно пропали, и заглянул ему в глаза: — О чём ты хотел со мной поговорить? Он спрашивает тихо, словно бы мимоходом интересуясь. Но в действительности почувствовал — что-то не так. И вряд ли Антон с бегающим взглядом хотел поговорить о репетиции или посмотренном недавно фильме. Они идут в гостиную в гробовом молчании. У каждого внутри натянуты тонкие струны. Натяни ещё чуть-чуть, и порвутся, больно царапая и оставляя после себя оглушающую тишину. — Арс, — зовёт его Антон, хотя в этом нет необходимости. Попов и так смотрел на него в упор, скрестив руки на груди. Он стоит у стены напротив дивана с выпрямленной спиной и натянутыми плечами. Антона кидает из одной стороны в другую, он видит себя попеременно то прокурором, то подсудимым. В голове — коллапс и крушение империй. В голове из мыслей только «я должен это сделать». — Не тяни, Антон, — сухо поторапливает его Арсений, и голос в тишине звучит как-то неестественно, — Пожалуйста. — Да, ты прав, — отзывается Шастун, заламывая пальцы, — Нам надо расстаться. Он отворачивает голову, с силой закусывая губу. Проходит секунда, две, а затем ещё пару бесконечных мгновений. Но ничего не происходит, будто бы время замерло, прервало свой ход. Антон, ожидавший криков и упрёков, в непонимании оборачивается. — Почему ты так решил? — единственное, что спрашивает Арсений. Со своего места Антон не видит, с какой силой он вцепился пальцами в локти, унимая дрожь в пальцах. — Я понял, что это не моё, — нерешительно произнёс Антон, — Я… я всё-таки по девочкам всегда был и… Короче, я не такой. — Не такой, значит, — медленно повторил Арсений, будто пробуя сказанное на вкус. Он стоит, не двигаясь, напоминая памятник самому себе. На ум Антону пришло сравнение со статуями ангелов, которые устанавливали раньше на кладбищах, — Тогда мне не совсем понятно, почему ты мне раньше об этом не сказал. Почему подобных сомнений у тебя не возникало во время наших встреч? Арсений щурит глаза, стискивая челюсти. Он буравит Антона взглядом, дышит тяжело и часто, а в глазах корабли тонут в штормах. Шастун ёжится и мечтает оказаться где угодно, только бы не находиться здесь. — Я не знаю, — на большее его не хватает, — Просто, наверно, запутался. Блин, ну прости! Мне не кажется, что нам стоит продолжать то, что происходит. Тем более, скоро финал, надо больше времени уделять тренировкам, а не прогулкам. Да ты и сам это знаешь, чего я тебе объясняю. — Победа на шоу для тебя важнее? — Арсений изгибает брови, а на его лице расцветает злая насмешливая улыбка, — Правда, Антон? Тебя больше заботит мысль о том, что ты не дойдёшь до финала? — он не повышает тон, но в нём всё отчётливее слышатся истерические нотки. — Скажешь, что тебе всё равно? — взвинчивается в ответ Антон, задетый его словами, — Я ни за что не поверю, что ты не хочешь стать финалистом. — Разумеется, хочу, — ядовито выплёвывает Арс, делая несколько шагов к нему, — Хочу и обязательно сделаю всё, чтобы стать первым. Но я бы не стал сбегать, поджав хвост, напоровшись на первую же трудность. — Я не сбегаю! — Антон вскакивает с дивана, сжимая кулаки, — Я ведь уже объяснил, что просто не вижу смысла в наших отношениях! Конкурс здесь вообще не при чём. — О, ну прости, ты сам о нём заговорил, — издевательски пропел Попов. Его уже нешуточно трясёт, губы сжаты в тонкую полоску, — Раз так, скажи мне честно: зачем ты в это изначально ввязался? Или я тебя насильно к чему-то склонял? Коварно воспользовался наивностью простого парня из провинции и совратил против его воли! Так, по-твоему, было?! — Мне было интересно! — всплеснув руками, почти кричит Антон и мгновенно замолкает. Потому что в глазах напротив что-то трескается и рвётся пополам, со звоном разлетается на миллиард осколков. Арсений уже не выглядит разозлённым или же взбешённым. Он смотрит сквозь Антона, замирает и перестаёт дышать. Перестаёт существовать. -Уходи, — звучит на грани слышимости, но Антон не спешит выполнять просьбу. Он растерянно переминается с ноги на ногу, вытирая о свитшот вспотевшие ладони. Ждёт, что Арсений передумает и скажет что-нибудь ещё. Они ведь не договорили, не расставили точки над «и», не… Он едва успевает увернуться от настольной лампы, летящей ему в голову. Та с хрустом разбивается о стену, падает на пол грудой изломанного хлама. Антон шокировано вздрагивает и поспешно вылетает из квартиры. Захлопывает за собой дверь, а спустя мгновение с той стороны в неё что-то с грохотом ударяется. Он не хочет думать о том, что это было, и спускается по лестнице вниз, быстрее на воздух, который закончился в лёгких. Он бредёт по улицам, тщетно пытаясь закурить. Руки не слушаются, скребут по зажигалке, но пламя гаснет, не успев разгореться. Антон отчаянно матерится, кусая кончик сигареты, щёлкает колёсиком снова и снова. Хочется завыть в голос, но он только в остервенелом порыве швыряет сигарету и зажигалку на асфальт. Он убеждает себя, что всё сделал правильно, но внутренний голос заведённой пластинкой повторяет, что он редкостная тварь. «И пусть», — думает Антон, петляя между проносившихся на полной скорости машин, которые яростно ему сигналили. Охваченный эмоциями, он не заметил, что пошёл на красный по переполненной трассе. К счастью, он благополучно добрался до тротуара, не обращая внимания на ругань, доносившуюся из открытых окон автомобилей. Дом встречает его тёмными коридорами и оставленными с утра тарелками в раковине. Дима ещё не вернулся со смены и, скорее всего, задержится сегодня до поздней ночи. Антон идёт в комнату и валится на кровать, даже не сняв кеды. Курить хочется безумно, но зажигалку он выкинул на улице, а запасной у него нет. На душе настолько мерзко и отвратительно, что он бы с радостью вынул её на время и постирал с мылом. «Я всё сделал правильно, так надо, я принял правильное решение», — твердит себе Антон, цепляясь пальцами за покрывало. Раз правильно, тогда молодец, Шастун. Радуйся. «Не получается», — думает он и обречённо утыкается лбом в складки одеяла.