Мыс Сунион

      «Дорогой Гарри,       я не знаю, когда смогу тебе ещё написать. В общем-то, я не знаю, смогу ли тебе отправить это письмо, так как я ещё не разобралась, где тут совятня, и пользуются ли вообще греки совами.       Извини, что сразу не ответила на твоё последнее письмо, как, в принципе, и на все остальные пять писем до него. И да, я знаю, что я последняя задница. У меня нет оправдания, почему я так поступила. Всё, что могу сказать: я не знала, что тебе написать. У меня правда всё неплохо. Не могу сказать точно, нравится ли мне преподавать. Если честно, я вообще планировала просить директора Макгонагалл об увольнении, но моим планам было не суждено сбыться… Макгонагалл попросила меня и бывшую миссис Малфой сопроводить студентов на Агонэс. Думаю, ты уже в курсе об этом. Я не смогла отказать, точнее, скажу честно, меня это вдруг заинтересовало. Плюс — отличный шанс быть подальше от Англии…       Прошу тебя, не волнуйся о моём состоянии. Ты был прав, мне просто нужна была перезагрузка.       И нет, ты ни в коем случае не должен вправлять мозги Рону (хочу надеяться, что ты этого ещё не сделал). Я не хочу, чтобы из-за всего этого портились твои отношения с Джинни и со всеми Уизли. Они твоя семья, Гарри!       Я обещаю, буду стараться писать тебе чаще.       Обними за меня Джинни.

      Гермиона»

      Грейнджер ещё пару минут с придиркой буравила взглядом последние строчки, потом посмотрела на стопку неотвеченных писем и снова на только что написанные слова. Из-за мелкого, беглого почерка письмо казалось скудным и маленьким, что, конечно же, по мнению старательной чародейки было, как минимум, проявлением неуважения к адресату, как максимум — попыткой отмахнуться от друга. Недовольно цокнув, Грейнджер добавила постскриптум:       «Извини, получилось короткое письмо, но… В общем, Гарри, я скучаю. Спасибо за поддержку. Все твои письма я читала и перечитывала много раз. Мы обязательно встретимся, когда я вернусь».       Гермиона поставила в конце точку, пробежалась по словам быстрым взглядом и, отложив перо в сторону, расслабленно опустила плечи.       — Так, осталось найти совятню, — пробубнила она себе под нос и вышла на террасу, — где-то рядом было что-то похожее.       Но рядом не было ничего похожего на совятню. Более того, Гермиона не могла припомнить, чтобы видела с момента прибытия в Грецию хотя бы одну сову, кроме той, что была на парусе старой лодки, управляемой не самым дружелюбным капитаном.       Оглядев ту территорию, которая открывалась с её террасы, она недовольно вздохнула и хотела было скрыться от вечернего, но всё ещё палящего солнца, как на глаза ей попалось то, что заставило почти врасти в пол.       Недалеко от их прекрасной виллы, находящейся почти на краю территории школы Гайдарос, располагались руины таинственного древнего храма. На самом деле Гермиона не была в этом уверена. Возможно, это была часть учебного класса. Но то, что она знала о Древней Греции, говорило о том, что это точно руины некогда великолепного, живописного капища с высокими покосившимися колонами, крутыми мраморными ступенями и зарослями олеандара и плюща, жадно обвивающего остатки фриза. Выглядело всё это с террасы захватывающе, но сейчас картину дополнял один неожиданный элемент.       По древнему, местами полностью разрушенному стереобату не спеша прогуливалась женщина. Она с лёгкостью перескакивала с одной мраморной ступени на другую, с нежностью поглаживала видавшие историю колонны и с явным наслаждением подставляла лицо лучам жаркого солнца. Подувший с моря ветер попытался растрепать её платиновые волосы, собранные в небрежный пучок, заколотый только волшебной палочкой. Пара прядей легко повиновались велению природы, выскочили из волшебного плена и вьющимися локонами, уподобляясь дикому плющу, обхватившему руины, обвились вокруг длинной тонкой шеи.       Гермиона не сразу увидела лицо женщины, но без сомнения узнала в ней свою коллегу. Хотя её внешний вид мог сбить с толку. Профессор Блэк в школе всегда придерживалась строгого стиля. Глухие чёрные, иногда тёмно-изумрудные, под цвета родного факультета, платья в пол, плотные мантии и аккуратно собранные волосы показывали, что она серьёзный профессор, относящаяся с уважением к строгим традициями школы, чего нельзя было сказать сейчас. В белом, лёгком, хоть и длинном, платье с глубоким вырезом на спине колдунья выглядела иначе.       Гермиона невольно залюбовалась бледными тонкими руками, прямой спиной и мягкой прогуливающейся походкой Нарциссы. Забыв о письме и поиске способов его доставки, она облокотилась о перила, вдохнула полной грудью морской воздух и без капли стеснения уставилась на свою коллегу. К тому моменту Блэк остановилась возле одной из самых высоких колонн, высвободила свои волосы, которые тут же подхватил горячий нот, и, покрутив в руке волшебную палочку, расслабленно села на одну из ступеней. (1)       Грейнджер вдруг вторила её мечтательной полуулыбке и с наслаждением подставила лицо горячему ветру. Но мгновением позже она окончательно опомнилась, тряхнула головой, сбрасывая внезапное наваждение, проворчала себе что-то под нос и перевела взгляд на письмо, которое всё это время сжимала в руке.       — Надо будет всё-таки узнать про сов, — буркнула она и, глянув на Нарциссу в последний раз, скрылась в своей комнате.       До праздничного пира оставался час.       — Уйма времени, чтобы привести себя в порядок, — сказала она сама себе и критично уставилась на своё отражение.       Всего пара манипуляций волшебной палочкой — и лёгкий макияж был готов. С непослушными волосами, вечно норовящими вырваться из магических уз, пришлось повозиться чуть дольше, но и они в результате подчинились искусной колдунье. Вопрос с нарядом, казалось, был решён. Но возникший перед глазами образ женщины в белом полностью поменял решение. Чертыхнувшись, Гермиона выудила совсем новое, ни разу не надетое с момента внезапной покупки синее шёлковое платье, а скромный серый брючный костюм был брошен в раскрытый чемодан.       Главный зал, как позже выяснилось, имел ещё одно название. Дворец Олимпиоников. Так это здание окрестил один из первых директоров Гайдороса в глубокой древности и посвятил его первым победителям Агонэс. В лучах закатного солнца серебряный фриз дворца блестел так сильно, что, на самом деле, здание было видно с любой точки огромной школьной территории.       — Невероятное зрелище!       — А сады возле нашей виллы — восхитительны…       — А я пока гулял, нашёл библиотеку. Представляете, она под нами. Там что-то на подобии огромной пещеры, которая уходит глубоко вниз.       — Ничего себе. Как ты нашёл её? Надо будет взглянуть…       — А мы с Артуром обнаружили термальные источники. Бесконечно живописное место.       — Да ладно? Где?       Судя по гулу, прогуляться до пира решила ни одна Нарцисса. Все студенты с восхищением и блеском в глазах делились впечатлениями о своих прогулках по территории Гайдароса. Из восторженных отзывов Гермиона узнала, что помимо пещерной библиотеки и источников с живительными водами на территории школы есть бани, конюшня с пегасами и несколько пустующих ныне, но впечатляющих своим убранством, храмов. Грейнджер на мгновение стало как-то не по себе от мысли, что она единственная, кто вместо ознакомительной прогулки выбрала уединение в своём номере. Даже Нарцисса Блэк, хоть и сдержанно, но не без восторга отметила, что местность и вправду богатая и живописная. Обозлившись то ли на саму себя, то ли на всех остальных, Гермиона отмахнулась и постаралась не слушать о садах и палестрах школы. Вместо этого она огляделась вокруг.       Ко Дворцу подошли и другие волшебники. Кто-то толпился поодаль и также разглядывал своих будущих оппонентов, некоторые, как, например, группа, состоящая только из девушек во главе с невысокой темноволосой женщиной в диковинной шляпе, стояли у самого входа в Главный зал и тихо перешёптывались. Грейнджер заинтересованно оглядела эту женщину, отметив про себя, что вид её внушает силу и даже страх. То-то некоторые девицы, с которыми женщина сейчас вела тихую беседу, стояли с опущенными глазами и красными, как помидор, щеками. Почему-то Гермиона решила, что это та самая Виннер из России. Наверно, она слишком долго смотрела в её сторону, так как в тот самый момент, когда Грейнджер вдруг решила усмехнуться над нарядом и вычурной шляпой, женщина перевела взгляд на неё. И этот сильный, уверенный, цепкий взор пригвоздил, Гермиона даже не сразу смогла отвести глаза. Неуверенно помявшись, она наконец тряхнула головой и быстро перевела взгляд наверх, где над серебряным фризом её внимание привлекло какое-то движение.       — Вы это видите? — услышала она звонкий голос Дельгадо, которая в этот момент тоже разглядывала фронтон дворца.       — Всё-то у этих греков продумано! — проворчала Янг. — Не знаю, как вам, но мне кажется, что они просто позёры.       — Да ладно тебе, Скарлетт, — успокоил её Тиберий и тоже уставился наверх, — красиво же.       Красотой Саплютус назвал магические барельефы Дворца. До этого внешние украшения не представляли что-то необычное. Главный зал венчал обыкновенный мраморный барельефный фронтон с множеством фигур, которые невозможно было различить снизу. Но как только, видимо, собрались у входа все, кто должен был присутствовать на пиру, белокаменные фигуры ожили и выросли в размерах.        И только сейчас Гермиона поняла, что это были никакие не боги, как она подумала сначала, это были самые настоящие волшебники. Самая большая центральная мраморная скульптура женщины, увеличившись в два раза в своих размерах, покинула вдруг своё место и ловко взобралась на крышу. Если бы не волшебная палочка в руках, то все бы без труда узнали в ней Афину со щитом, покосившимся шлемом и золотоглазой совой на плечах, которую волшебница отпустила в полёт. Мраморная птица громко ухнула, тяжело махнула крыльями и приземлилась на руку другой ожившей фигуре, трезубец в его руках говорил о том, что это Посейдон, который, однако, помиловавшись с совой, стукнул своим грозным орудием о карниз, и, о чудо, трезубец превратился в обычную волшебную палочку. С её помощью древний маг наколдовал две волны, которые опрокинули свои волшебные воды на двух самых последних скульптур по бокам фронтона. Полулюди-полузмеи, скульптуры мужчины и женщины, благодарно кивнули колдуну и, свернув свои змеиные хвосты, с наслаждением подставили лица наколдованным волнам. Были на фронтоне и другие волшебники и волшебницы из мрамора, творившие чудеса. То тут, то там что-то сверкало над крышей Дворца, что-то взрывалось яркими красками, кто-то с кем-то боролся, выкрикивая заклинания. Но в определённый момент вдруг всё прекратилось. Белокаменная чародейка с совой опустилась на своё место и с приветливой улыбкой распростёрла руки, приглашая всех войти в открытые двери Дворца.       Внутри же всё было более-менее аскетично. Попеременно на внутренних колоннах зажглись все факелы, осветив довольно просторный прохладный зал. Пять круглых каменных столов и один длинный деревянный, стоящий на невысоком постаменте, вдруг заполнились разнообразными яствами, блюдами, серебряными кубками и кувшинами с напитками.       Аспасия, как истинная хозяйка, начала рассаживать всех гостей, велев студентам занять круглые столы, а сопровождающим их профессорам и директорам расположиться за длинным столом.       В необычайном спокойствии, без суматохи и довольно быстро все повиновались улыбчивой директрисе греческой школы. Группа девушек по немому указу своей строгой сопровождающей очень быстро заняла самый ближайший к постаменту стол. Остальные же недолго выбирали куда им сесть, но в результате решили не мешаться друг с другом и заняли столы в соответствии со своими школами. Последними во Дворец зашли шумные греки. Они на правах хозяев громко поприветствовали остальных студентов и вальяжно уселись за самый дальний стол.       Когда свои места заняли профессора, Аспасия, севшая во главе, выдержала пару мгновений, и, после того, как в зале повисла выжидающая тишина, она встала и подняла свой кубок.       — Приветствую! — молвила она и снова замолчала.       От стен звонким эхом отразились её слова. Гермиона была уверена, что директор наслаждается многократным отзвуком своего голоса. Она улыбнулась своим мыслям и с восхищением и пристальным вниманием уставилась на Аспасию, словно страшась упустить из её речей что-то важное.       — Приветствую каждого из вас в Гайдарос, — продолжала директор бархатистым, вкрадчивым голосом, — мы все говорим на разных языках, но ваши директора и учителя уверили меня, что английскую речь понимают абсолютно все. Ну что ж, этот язык нас и объединит на это время, как и причина, почему мы все собрались в Греции, — она нашла глазами стол, за которым сидели студенты египетской школы, подняла выше свой бокал и громче молвила: — Я рада приветствовать в Греции учеников древнейшего учебного заведения Бастет и его директора Кахотепа Третьего, — Аспасия повернулась к чернобородому мужчине, сидевшему на краю стола, и чуть склонила голову в приветствии, волшебник ответил ей кротким кивком и мягкой улыбкой, — ваша академия славится многовековыми традициями, а выпускники ценятся во всём мире, как лучшие специалисты в области врачевания. Я благодарю вас за вашу смелость и быстрый отклик на участие в Агонэс! Да здравствует Бастет! — салютовала директор.       — Да здравствует Бастет! — вторил ей громким басом египтянин и, поклонившись своим ученикам, быстрым движением осушил свой кубок.       — Да здравствует Бастет! — чуть тише повторили все остальные директора и некоторые студенты за другими столами.       Гермиона неуверенно пролепетала за всеми и с удивлением воззрилась на Нарциссу.       — Я не поняла. Это…       — Думаю, традиционная речь принимающей стороны, — шепнула в ответ Нарцисса и пожала плечами, а Аспасия после недолгой паузы продолжила:       — Я приветствую также учеников Школы Чародейства и Волшебства Ильверморни, славящейся своим демократическим подходом к обучению, и их директора Абукчича Кема, — она склонила голову к сидящему рядом с ней мужчине и, салютовав ученикам школы, громко произнесла: — Да здравствует Ильверморни!       — Да здравствует Ильверморни! — гаркнул американский директор, повторили за ним и его студенты.       — Да здравствует Ильверморни! — уже более дружно поприветствовали их и другие профессора.       Грейнджер, всё это время не сводившая глаз с Аспасии, вдруг глянула на директора Ильверморни и, несмотря на его внешне приятный вид, он почему-то ей сразу не понравился. В его тёмных, глубоких, тёплых глазах было что-то неуловимо неприятное, а слишком расслабленная уверенная поза, коей не мог похвастаться ни один из сидящих за деревянным столом, вызывала лишь неприязнь. Видимо, в этом с ней была солидарна и строгая волшебница в шляпе, которая буравила Абукчича уничтожающим взглядом. Гермиона не расслышала, поприветствовала ли она его, но сейчас ей казалось, что вряд ли.       Тем временем директор Гайдароса продолжала свою приветственную речь:       — Я рада, что Хогвартс тоже с нами! Школа Чародейства и Волшебства, пережившая недавно страшное и трагическое событие. Школа, славящаяся своим гостеприимством, храбрыми выпускниками и невероятным сопротивлением злу. Я благодарю учеников и сопровождающих профессоров Нарциссу Блэк и Гермиону Грейнджер за решение участвовать в Агонэс в это не самое лучшее время для школы. Да здравствует Хогвартс!       — Да здравствует Хогвартс! — одновременно с Аспасией громогласно прокричали и ученики школы, и греки, сидящие рядом с их столом.       — Да здравствует Хогвартс! — скромно произнесли Гермиона с Нарциссой и другие директора.       Аспасия салютовала им кубком и впервые немного пригубила, прежде чем продолжить свою речь.       — Мало кто знает, но в этом Дворце сейчас присутствует участник и действующий по сей день чемпион прошлого Агонэс, — когда по залу пробежался удивлённый шёпот, директриса с прищуром улыбнулась и, повернувшись в сторону волшебницы в шляпе, склонила голову, подняла выше свой кубок и продолжила, — госпожа Виктория Виннер, с возвращением на греческую землю. Я также с радостью приветствую ваших учеников и желаю вам удачи, ведь, как говорится, удача благоволит храбрым! Да здравствует Российская Академия Волшебства!       — Да здравствует Российская Академия Волшебства! — спокойно, но не без величия в голосе, произнесла строгий директор.       — Да здравствует Российская Академия Волшебства! — дружно пропели девушки за ближайшим столом.       За главным же столом фраза прозвучало менее громко и ещё менее дружно, что не могло не вызвать ещё большей неприязни на лице упомянутого ранее директора.       Аспасия продолжила свою речь и коротко поприветствовала учеников своей школы, но это не остановило греческих студентов бурно поаплодировать и выкрикнуть пару фраз на греческом. Директриса ободряюще улыбнулась и, салютовав кубком, громко произнесла:       — Ямас!       — Ямас! — поддержали её Эпикур и Зенон.       Все трое выпили из своих бокалов, повторили за ними и остальные, после чего Эпикур, наклонившись к Нарциссе, тихо прошептал:       — Ямас означает «за нас» или «за здоровье», традиционный тост на греческом застолье.       — Ах вот оно что, — протянула Нарцисса и, словно пробуя на вкус слово, повторила: — Ямас!       — Ямас, профессор Блэк! — пролепетал Эпикур и ещё раз приложился к своему кубку.       Аспасия однако не спешила сесть на своё место и, откашлявшись, снова обратилась ко всем студентам:       — Вы, верно, ожидаете услышать правила и узнать чуть больше, что же вас ожидает впереди. Но стоит ли повторять то, что вам уже могли рассказать ваши директора? — она в миг стала серьёзной, поставила кубок на стол, достала с пояса свою волшебную палочку и направила её в центр зала, где с ярким ослепляющим светом материализовалось два предмета: каменный постамент со старыми ржавыми весами и большой серебряный котёл, вызвавший восторженный вздох Нарциссы. — Это — награды будущему победителю Агонэс. Легендарный котёл Мерлина и весы правосудия, или как ещё их называют, весы правды.       Когда Аспасия под общий восторженный гул вдруг замолчала, Гермиона взглянула на Нарциссу, всё ещё вожделенно рассматривающую поблёскивающий от огня факелов котёл, и очень тихо шепнула:       — Ржавые весы?       — Я не знакома с этой реликвией, — также тихо ей отвечала Блэк, — но для нас ведь не это важно.       — Вы что, дамы? — с ухмылкой зашипел Эпикур и нервно заёрзал на своём стуле. — Это не просто какие-то весы. Это самый важный артефакт Дуса. Удивительно, как вообще Российский консулат на это согласился.       — Дуса? Консулат? — не поняла Гермиона и с ещё большим изумлением уставилась на весы, которые внешне точно проигрывали огромному котлу.       — Консулат — это местный орган власти среди волшебников в России, а Дуса — их суд, — снисходительно и немного громче, чем того требовала ситуация, объяснял Эпикур, за что получил строгий взгляд от его коллеги Зенона, он понизил голос и с нескрываемым очарованием продолжил: — С помощью этих весов они устанавливали справедливость. Если есть осужденный, то всё, что требовалось их суду, это взвесить палочку волшебника. Если он оказывался невиновным, то вниз опускалась пустая чаша, а чаша с палочкой поднималась вверх. Если же правда была не на его стороне, то чаша с палочкой опускалась вниз. С такими весами не нужны ни судьи, ни адвокаты. Чудо, а не артефакт. Нужно отдать должное консулату.       Гермиона с Нарциссой переглянулись, а потом обе воззрились на российского директора, которая, в отличии от всех, не выказывала ни малейшей заинтересованности к стоящим по центру предметам. Покрутив на пальце массивное кольцо, Виннер призвала к себе ближе один из сосудов с вином и без застенчивости наполнила свой кубок новой порцией.       Аспасия тем временем продолжила:       — Агонэс — нередко называют играми, но это не так. Это состязания! Невероятно трудные, иногда опасные… — директор вздохнула, отодвинула свой стул, взяла в руки кубок и подошла к котлу с весами, с любованием трофеями она тихим голосом молвила: — История этого турнира уходит корнями в самую древность, когда не было ещё школ, когда маги только учились пользоваться своим божественным даром. Тогда это было просто состязание между юными волшебниками, проживавшими только на территории Эллады, но затем про Агонэс узнали далеко за пределами нашей страны, и турнир стал международным. Это единственное соревнование в мире, которое не контролируется никакими магическими инстанциями, и вы уже об этом знаете. Единственный турнир, в котором практически отсутствуют правила, кроме двух основных, — Аспасия наконец оторвалась от созерцания котла и весов, обвела изучающим взглядом всех студентов и повысила голос, — участником может стать любой волшебник или волшебница, не старше восемнадцати лет от одной школы, и выбранный Оракулом чемпион не может отказаться от участия. Завтра важный день. Завтра вас ожидает ритуал отбора. Сегодняшняя ночь — ваш последний шанс обдумать ваше решение и возможность отказаться от участия прохождения ритуала. Подумайте об этом!       Директриса почти прошептала последние слова. Во дворце повисла тревожная тишина. Большинство студентов посматривали друг на друга, даже весёлые и шумные греки молчали и с упоением следили за каждым шагом своего директора.       Гермиона обвела внимательным взглядом директорский стол. Виннер невозмутимо допивала очередной бокал вина, американский директор, гордо задрав подбородок, то и дело подмигивал своим студентам, а египтянин Кахотеп вдруг призадумался и не моргающими глазами сверлил приборы перед собой. Примерно в таком же состоянии была и сидящая рядом Нарцисса, которую, однако, поспешил подбодрить весёлый Эпикур. Что-то шепнув ей на ухо, он подлил в её кубок ещё вина из кувшина и подмигнул.       — Но это завтра! — снова заговорила Аспасия уже бодрым и весёлым голосом, Гермиона вернула ей своё внимание, но отметив про себя, что ни Эпикур, ни Нарцисса даже не посмотрели в сторону заговорившего директора, вместо этого они о чём-то зашептались. — Сегодня же я хочу, чтобы вы пили, ели и прекрасно провели эту ночь. Веселитесь! Отдыхайте! Напитки на ваших столах помогут вам по-настоящему расслабиться, очистить разум и сделать правильный выбор перед ритуалом отбора. Ямас! — громко произнесла директор и быстрым движением осушила свой кубок.       — Ямас! — прокричали ей в ответ с греческого стола.       — Ямас! — вторили все остальные.       Далее произошло то, что Грейнджер вовсе не ожидала. Она думала, что весь пир из себя и будет представлять вступительные слова принимающей стороны, лёгкие закуски да пару бокалов вина. Но после того, как Аспасия выпила, она вдруг размахнулась и разбила свой керамический кубок о пол и звонко хлопнула в ладоши. В тот же момент пространство живо подчинилось немому указу директора. На стенах погасли почти все факелы, а крыша и вовсе исчезла. Чистейшее ночное небо с яркими, словно опустившимися ближе к земле звёздами да месяц новой луны открылись во всей красе. Млечный путь, который, казалось, движется, словно река, то и дело дырявили быстрые синие кометы.       Не успела Гермиона подумать о том, какое заклинание могло так сильно приблизить небосвод, как её внимание привлекло то, что вызвало позже восторженный вздох. Откуда-то сверху полилось еле различимое пение. Но с каждой секундой звуки становились ближе и ярче. Казалось, вот-вот появится волшебная обладательница ангельского голоса, но вместо этого внезапно по карнизам, колоннам, оставшимся без крыши, и стенам поползли, разрастаясь в разные стороны, плющ, виноградная лоза с насыщенно красными плодами и ароматная бугенвиллея.       — Мерлин, — выдохнула Гермиона, утопая в томных звуках голоса, — да это же лесная нимфа. Верно? — она с трудом оторвала взгляд от небосвода и посмотрела на такого же очарованного Зенона.       — Нимфы, — поправил он её и наконец впервые с их встречи улыбнулся, — их много, милая леди. Просто они так синхронно поют, что кажется, будто одна. Каждый листик, каждый цветок и плод, что вы видите, излучает эти великолепные звуки.       — Цирцеевы очи, — восторженно протянул Эпикур, — я и представить не могу, где Аспасия их могла обнаружить. А главное, как договориться… Это же надо!       Но и на этом чудеса не закончились. Директриса снова хлопнула в ладоши, и тяжёлые двери Дворца отворились, пропуская внутрь новых гостей пира. Девушки, которых ранее она назвала своей свитой, в белых, совсем лёгких туниках, которые то и дело развивались от малейшего дуновения тёплого сквозняка, грациозно вплыли в зал. В руках у них были музыкальные инструменты. Помимо легко узнаваемых бубнов, переносных литавр, флейт, авлосов и кифар, были и совсем диковинные, которые скорее напоминали обычные ветки олив с характерными серебряными листьями и даже зеленоватыми плодами. Расположившись по всему залу, девушки застыли в ожидании. И когда голоса нимф на мгновение стихли, Аспасия с улыбкой обвела всех гостей внимательным взором, а потом театральным жестом дала отмашку: девушки заиграли прелестную музыку, ставшую гармоничным аккомпанементом божественным песням нимф.       Со столов внезапно исчезли закуски, а вместо них появились разнообразные горячие блюда. Среди источающих аппетитные ароматы морепродуктов, рыбы и разных мясных деликатесов были и те, которым Гермиона вряд ли нашла бы названия, несмотря на свою довольно обширную географию туристических поездок с родителями до начала войны.       — Это мусака, — шепнул ей Эпикур и пододвинул ближе бурлящее блюдо, покрытое толстым слоем поджаренного сыра, — попробуйте, профессор Грейнджер! В этом блюде весь греческий колорит. И, кстати, можно мне к вам обращаться просто по имени? У вас ведь прелестное греческое имя. Эрмиони… — колдун протянул её имя, словно пробуя на вкус каждый звук и, не дожидаясь положительного ответа, заговорил: — Эрмиони, смею заметить, что за этим столом вы самый молодой преподаватель. Как давно вы занимаете пост преподавателя защиты от тёмных искусств?       — Не так давно, профессор, — ответила Гермиона и неуверенно потыкала вилкой предложенное блюдо, — аромат изумительный. Только не представляю, как это есть.       Она скромно улыбнулась, пытаясь найти подход к горячему лакомству, которое то и дело пыталось выскользнуть с вилки.       — Отбросьте ваши английские манеры! — с ухмылкой застонал Эпикур. — Ешьте, как удобно и как вкусно! Вы на греческом пиру, а не на приёме.       В подтверждение своих слов пухлый грек руками надломил тёплый хлеб и с брызгами окунул его в блюдце с оливковым маслом и, не торопясь, кинул в рот, заляпав при этом свой небрежно накинутый на плечи плащ, обмотанный вокруг одной руки.       — Халара! — протянул Эпикур, с наслаждением пережёвывая кусочек хлеба.       — Что? — не поняла Гермиона и оглянулась на Нарциссу, которая с таким же сомнением тыкала в жирного кальмара, фаршированного чем-то белым.       — Халара! — ещё раз повторил мужчина и подлил им вина в и так полные бокалы, — ну, расслабьтесь, в смысле. После этой ночи нам всем будет не до расслабления. Даже и представить себе не могу, что придумает в этот раз Оракул.       — Мой коллега, славящий наслаждения тела, в этот раз абсолютно прав, — проворчал вдруг Зенон, он поднял свой бокал и салютовал подошедшей ко столу Аспасии, а затем продолжил: — Спустя пятьдесят-то лет сна. На такой долгий срок Оракул ещё не засыпала.       — Постойте! — Гермиона, до этого вкушающая вино, поперхнулась и густо покраснела, — «засыпала». Оракул — это женщина?       — Женщина, — утвердительно кивнул Зенон, отпил из своего вместительного килика и окунул свой кусок хлеба в оливковое масло.       — Или мужчина! — усмехнулся Эпикур.       — Как это? — включилась в беседу Нарцисса и не она одна.       Прогуливающийся рядом директор египетской школы вдруг отвлёкся от изучения цветущих лиан и подошёл ближе.       — Мы не знаем и не помним, — Эпикур пожал плечами и кивком предложил египтянину вина.       — Минерва говорила о том, что Оракул одурманивает, — вспомнила Нарцисса и глянула на усмехнувшуюся Аспасию, — поэтому?       — Окуривает так, что спустя сутки после того, как она проснулась, я чуть не забыла об этом.       — Так всё-таки Оракул — женщина? — пробасил Кахотеп и опрокинул в себя весь бокал вина и тут же подставил пустой сосуд Эпикуру для новой порции.       — Аспасия не помнит. Возможно, мужчина…       — Или древнее существо без рода, — пробубнила, ухмыляясь, Виктория Виннер и кивнула головой в знак приветствия, — мы сможем обсудить эту тему завтра после ритуала, если сразу же после этого не забудем. А возможно…       — Как, кстати, проходит обряд? — перебил её директор американской школы, за что был награждён убийственным взглядом Виннер.       Она не оставила это просто так, а поднятая рука в знак извинения была полностью проигнорирована.       — Вообще-то я говорила, мистер Кем.       — Извините, Виктория, я подумал, что вы закончили, — приторно-сладко извинился мужчина и хотел было снова обратиться к Аспасии, которая явно веселилась над разыгравшей сценой, но русская колдунья решила поставить коллегу на место:       — «Госпожа директор Виннер», «профессор», или на крайней случай «мэм», мистер Кем, — поправила она его, — и в следующий раз прошу вас быть более внимательным к тому, кто слово молвит, а то у всех нас может развиться мнение, что в школе Ильверморни не знают, что такое этикет.       Несмотря на жёсткость в словах и стальные нотки в голосе, которые точно бы вогнали в краску, если бы они были обращены к ней, Гермиона была полностью на стороне русского директора. То-то американец ей сразу не понравился. Но что ещё больше могло взбесить, так это то, что мистер Кем вдруг раскрыл рот, чтобы ответить Виннер, но этому было не суждено произойти, так как оборвала перепалку снисходительно улыбающаяся Аспасия:       — И даже пение нимф не успокоит нервы горячих духом людей. Ну какой греческий пир без разборок?! — засмеялась она и взмахом палочки направила американскому коллеге большую ойнохойю с красным вином. — Выпейте, директор Кем! И да позвольте уже вашим студентам испить нашей амброзии. (2)       Аспасия кивнула на почти пустой стол, за которым сидели американские студенты.       И только сейчас Гермиона обратила внимание, что на том столе отсутствовали кувшины с чудесным напитком, которые стояли на остальных столах и который с блаженством поглощали её ученики.       — Я не буду пить ни вашего вина, директор, ни вашей амброзии! — мистер Кем демонстративно отодвинул от себя подлетевшую ойнохойю и, грозно глянув на своих учеников, поставил в этом вопросе жирную точку, — при всём уважении, госпожа Аспасия, но я знаю, что амброзия затуманивает разум, а не очищает его. Завтра в Дельфы должны отправиться все мои студенты! И вы не ответили на мой вопрос!       Аспасия изменилась в лице, между густых тёмных бровей залегла недобрая складка, заходили желваки на её высоких скулах, но в мгновении ока она вернула себе самообладание и сладко улыбнулась. Но прежде чем что-то ответить, как Гермиона заметила, Аспасия с задумчивостью потёрла на своём поясе золотую застёжку и только потом спокойно произнесла:       — Не стоит пренебрегать правилами гостеприимства, мистер Кем! Особенно здесь, в Греции, на чужой для вас земле. В древности за это наказывали. Как хорошо, что мы не в древние времена живём. Не так ли, директор? — с этими словами Аспасия хищно улыбнулась и, кивнув на вновь подлетевшую к американцу ойнохойю, молвила: — Выпейте вина, мистер Кем!       Гермиона и Нарцисса переглянулись и в ожидании продолжения не самого приятного диалога хотели было начать разговор с наслаждающимся пением нимф Зеноном, но далее произошло то, что поставило в тупик абсолютно всех приезжих гостей за этим столом. Поперхнулся даже, казалось, не обращающий на перепалку внимание, Кахотеп. Абукчич Кем вдруг передёрнулся, посмотрел на Аспасию с каким-то странным благоговением и послушно плеснул в свой килик вина. (3)       Гермиона с Нарциссой снова изумлённо переглянулись — подобной реакции от явного забияки Кема они точно не ожидали.       — А что по поводу вашего вопроса, — Аспасия хмыкнула, подмигнула Виктории Виннер и, с нежностью глянув на веселящихся студентов, которые давно уже перемешались друг с другом, обратилась к коллегам: — Если бы я точно знала, как проходит обряд. Это мой первый Агонэс. Я знаю только то, что говорит мне Оракул… Думаю, Зенон на этот вопрос ответит точнее, ну или госпожа директор Виннер, которую вы имели неосторожность перебить. Она, как-никак, лично участвовала в отборе.       Виннер лениво махнула рукой, отказываясь что-либо говорить, и вернулась к своей тарелке. А Зенон же скупо поведал о том, что утром на рассвете он и Аспасия будут ждать всех у северных врат, что недалеко от храма Посейдона, откуда они отправятся в Дельфы. И там в святилище Оракул выберет среди учащихся будущих участников игр. Седобородый преподаватель заклинаний также предупредил коллег о том, что большинство речей Оракула будут не вполне ясными, а дурман может породить видения, однако никакие опасности, по крайней мере в святилище, их не подстерегают. Более того, из дальнейшего диалога Виктории Виннер, Аспасии и Зенона Гермиона узнала, что раньше игры проводились раз в десять-пятнадцать лет, но потом Оракул впадал в беспамятство всё на большие сроки, но с чем это связано, можно только предполагать. Тогда российский директор и Аспасия сошлись на мнении, что, возможно, Оракул не чувствует в современных волшебниках чемпионского духа. А Зенон сухо возразил, что, скорее всего, долгий сон Оракула связан с его скорой смертью. А директор школы Бастет поведал о неком древнем свитке, что хранится в библиотеках его учебного заведения и написанном в третьем веке до нашей эры одним из толкователей Оракула. В свитке этом говорится о том, что якобы Оракул обычно предсказывает свою смерть и заранее об этом сообщает толкователю. Зенон, заинтересованный данной темой, предложил Кахотепу совершить прогулку к библиотеке Гайдароса. Расходиться начали и некоторые уставшие и убаюканные песнями нимф студенты.       Гермиона тоже хотела было уйти. Вино, вкусная пища, спокойная музыка и свежий воздух делали своё дело. Но что-то удерживало её от того, чтоб откланяться и уйти в свои покои. То ли дело было в запевшей в унисон с нимфами Аспасии, а её голос и плавные движения палочкой в такт музыке очаровывали не меньше сладких песен нимф, то ли в слишком мило шепчущихся о чём-то своём Нарциссе и Эпикуре, который всё время подливал Блэк всё больше и больше вина. И Грейнджер почему-то это не нравилось. Профессор Блэк была нехарактерно оживлённой, а пухлый грек — слишком весёлым. Он часто со сладостью в голосе выкрикивал:       — Ой, нет-нет, коллега, это зелье я бы точно не использовал для этого дела… А это зелье только и подойдёт, что для продления любовных утех таких, как…       И он много и звонко смеялся, так и норовил сесть ближе или поцеловать руку английской коллеги. И было совсем неясно, как к знакам внимания относится сама Нарцисса. Обескураженная и чем-то обозлённая Гермиона хотела уже встать и уйти, как её и пригвоздило обратно громкое предложение Эпикура:       — Коллега, меньше слов! Пройдёмте в мой кабинет, и мы попробуем смешать это зелье.       Грейнджер раскрыла рот и в ожидании уставилась на Нарциссу.       — Эпикур, у нас будет время смешать это зелье, но точно не в эту ночь. К тому же у нас с профессором Грейнджер есть одно незаконченное дело, — Блэк посмотрела на Гермиону лукавым взором и, коснувшись её руки, кивнула в сторону выхода.       — Эм, да, — Гермиона прочистила горло и быстро глянула на стол, за которым должны были сидеть их ученики, но их там уже не было, — да и студенты уже наши разошлись, пока они не улеглись спать, надо им сообщить о времени и месте встречи.       Эпикур, верно, хотел возразить, но Нарцисса уже подняла Грейнджер и потянула за собой к выходу. Расторопно откланявшись и пожелав спокойной ночи оставшимся, они быстро ретировались.       Когда обе оказались на улице, Нарцисса оглянулась и охнула:       — Мерлин! Он тоже вышел из-за стола. Прогуляемся?       Гермиона пожала плечами и двинулась в сторону источников, про которые ранее говорили Дельгадо с Рэгисом.       — Спасибо, что подыграли, — выдохнула Блэк и снова оглянулась — Эпикура позади не было.       — Подыграла? — Грейнджер сделала вид, что не понимает и тоже посмотрела назад.       — Вряд ли он звал меня мешать зелье, — Нарцисса безрадостно усмехнулась и пожала плечами, — он, конечно, не вызывает отвращения, но…       — Ах, вы об этом. Извините. Я не сразу поняла, — снова зачем-то соврала Гермиона и жестом предложила собеседнице пройти дальше.       Впереди журчала вода — источники были где-то рядом.       — Неубедительно врёте, профессор Грейнджер, — хмыкнула Нарцисса и смерила её весёлым взглядом.       Гермиону, расслабленную вином и музыкой, задело, что её обман может быть раскрыт, поэтому она решила играть непонимающую дальше:       — Ну, у меня не такой богатый опыт общения с обольстительными колдунами… — сказала и пожалела, оттого быстро прикрыла рот и поторопилась хоть как-то перевести тему.       Как раз в этот момент дорогу ведьмам перекрыли лианы, свисающие с двух древних покосившихся колон. Гермиона отодвинула их в сторону, и перед ними открылся чудесный вид. Всё, как описывала Пульхерия: скалы, водопады, ароматная тёплая вода с клубами пара и бассейн с ледяной водой рядом. В ночи, возможно, вид был не такой красочный, но не менее волшебный. Тишину нарушали лишь ниспадающая вода и скрип нависающих над бассейном сосен и пальм. Казалось, даже блеск луны, отражавшийся в воде, издавал едва уловимые переливчатые звуки.       — Что ещё есть на территории этой школы? — восхитилась Гермиона.       Но Нарцисса менять тему не спешила:       — Ломанный опыт?       — М-м-м, — Грейнджер с непониманием уставилась на собеседницу.       — Рыжий Уизли — недоумок, раз упустил такую очаровательную ведьму, как вы.       Гермиона резко выдохнула. Нарцисса Блэк, с которой не то что не складывалось общение, их редкие да и не самые приятные беседы едва ли можно было прозвать рабочими отношениями, назвала её очаровательной, а бывшего мужа — недоумком. Как на это реагировать, Гермиона не знала. Внезапно стало жарко. Возможно, дело было в горячих источниках, а может виновато в этом было подступающее опасение. Не зная, куда деть руки, Гермиона принялась собирать в хвост завившиеся от влажности волосы. Но сомнение захотело быть высказанным:       — Вы знаете?       — Что? Причину, почему вы уволились?       Гермиона снова резко и шумно выдохнула. Благо ночь скрывала алые щёки.       — Да ладно, профессор Грейнджер! Мне кажется, все догадываются, что вы не хотели находиться в одном помещении с бывшим мужем и его… эм… будущей, возможно, женой, — Нарцисса развела руками и, заприметив стоящую подле бассейна с холодной водой скамью, кивнула туда и предложила собеседнице присесть.       Впрочем, её слова произвели на Гермиону иной эффект. Она расслабленно выдохнула и слабо улыбнулась.       — Дело прошлое! — отмахнулась она и села рядом с Нарциссой.       — И то верно, — тихо молвила Блэк и расслабленно откинула голову на спинку скамьи.       Грейнджер проследила за взглядом блестящих глаз. Небо, недавно очаровывающее звёздами Млечного Пути, было уже затянуто мрачными тучами. И только месяц старался покрасоваться и пробивал себе путь в редких трещинах дождливых облаков. Несмотря на близость грозы, Гермиона, как и её собеседница, не стремилась покинуть прекрасное место.       — Пять лет — долгий срок для того, кто не желал преподавать, — Гермиона осеклась, понимая, что не с того начала интересующий её вопрос, но быстро поправилась: — Извините. Я хотела узнать… уточнить… В общем, мне интересно, как… Почему вы остались в Хогвартсе? Минерва сказала, что больше ваша семья никому ничего не должна.       Нарцисса шумно, но без злости усмехнулась, а потом глубоко вздохнула и спустя секунды раздумий ровным голосом ответила:       — А что мне ещё делать? Сын во Франции. Бывший муж отбывает срок. Дом… Да какой там дом? Хогвартс стал домом. Минерва и остальные быстро закрыли глаза на прошлое, в отличии от всего нашего лицемерного общества. А потом, да, вы правы, мне понравилось дело нашего героя-зельевара… — Блэк с мечтательной улыбкой, которую было не привычно наблюдать на её лице, вспомнила Снейпа, — бедный Северус. Кто же знал, что станет героем…       — Не он один удивил тогда, — не без уважения отметила Грейнджер и чуть склонила голову перед Нарциссой.       — Пустое, — с желчью отмахнулась Нарцисса и оторвалась от созерцания небосвода, — я спасала свою шкуру и возможное благоприятное будущее Драко.       Гермиона не знала, как реагировать и на это, поэтому опустила глаза на письмо для Гарри, которое она носила весь вечер с собой, так и не узнав, где тут совятня.       Заговорить о другом решила сама Нарцисса:       — То ли дело вы, профессор. Вы ещё не решили, хотите ли остаться в Хогвартсе. Не так ли?       Грейнджер в этот раз с искренним непониманием воззрилась на собеседницу.       — Вы ведь тогда хотели подать прошение об увольнении, — объяснила Блэк, припоминая послерождественскую встречу в кабинете директора.       — Как вы узнали? — изумилась Грейнджер и подумала про шахматную фигурку короля, который был свидетелем написания этого прошения, но потом она вспомнила, что он до сих пор покоится в её чемодане.       — Я не знала, — протянула Нарцисса с ехидной улыбкой, — я предположила. Значит, я была права. Так почему вы передумали?       Гермиона, словно выброшенная на берег рыба, открывала и закрывала рот в шоке от того, как легко её раскрывала проницательная собеседница, что, учитывая, с чего началась эта беседа, не есть хорошо. Пора было заканчивать ночные откровения, а редкие капли, падающие с небес, это только подтвердили.       — Если бы я знала ответ на этот вопрос, профессор Блэк. — Гермиона со вздохом поднялась со скамьи и взглянула наверх, где в борьбе за главенство на небесах тучи победили молодой месяц. — Будет сильный дождь, и нам пора отдохнуть. И думаю, ваш ухажёр уже видит седьмой сон, так что путь открыт.       — Да, вы абсолютны правы! — устало выдохнула Нарцисса Блэк, поднялась со скамьи и направилась по тропинке к их вилле. — Да, и ещё, давайте перейдём на «ты» и по имени? Думаю, наш контакт в период Агонэс будет частым. При студентах — одно, а в беседе тет-а-тет слово «профессор» отнимает слишком много времени.       — Я согласна, Нарцисса, — ухмыльнулась Гермиона и почему-то покраснела, да и сдвинуться с места стало вдруг сложно.       — Ах, да. Гермиона, забыла сказать, — Блэк чуть пошатнулась и не сразу показала в нужном направлении, — совятня у сада с высокими кипарисами. Вон там.       Грейнджер в очередной раз за ночь была ошеломлена и хотела было спросить, откуда она узнала про совятню. Но Блэк её опередила:       — Вы это письмо, адресованное Поттеру, сжимаете весь вечер, — Нарцисса лукаво подмигнула и, откинув лианы, неуверенной походкой направилась к вилле, — спокойной ночи, Гермиона.       — Спокойной ночи, — шепнула Грейнджер уже в пустоту.       Начавшийся ливень и слабые чары, не восстановившиеся после тяжёлого утреннего подъёма, не стали препятствием отыскать треклятую совятню и таки отправить письмо другу. Да и прохладный ветер и приятный дождь были самой что ни на есть отличной возможностью остудить горячую голову и выгнать из ослабленного тела греческий хмель.