High Speed!

Выпускной проект был успешно завершен, и вот, уже весной, клумба постепенно начинала наливаться красками и ароматами, вот только понять, какие же там были цветы, было невозможно. Девушки засеяли клумбу семенами, но какими именно, оставалось тайной для парней, так как девушки пожелали сохранить это в секрете. Харука задавался вопросом, были ли это те самые цветы, которые, как упомянул Макото, расцветут в день их выпускной церемонии. Однако, Харука сомневался, что клумба успеет зацвести ко времени их выпуска. Вскинув голову, Харука посмотрел на вишневое дерево. Оно все еще не расцветало. Похоже, желанию Рина плавать в бассейне наполненном лепестками вишни не суждено было сбыться. Харука опустил взгляд под ноги. Разглядывая голую черную землю, он попытался представить, как глубоко испещряли ее корни этого огромного вишневого дерева. Что же должна сейчас чувствовать вишня, когда ее закостеневшие от времени корни будут сдавлены под тяжестью нечто такого несуразного, как окаймляющая ее клумба? Харука попытался представить себе, чтобы он почувствовал, будь он на месте этого древнего дерева. Стоило ему только подумать об этом, как горькая улыбка тронула его губы. Если бы он был деревом, вполне вероятно, ему было бы все равно. Его бы не заботила такая мелочь, как какая-то цветочная клумба. Его сознание не было бы затуманено ненужными мыслями, или, что более вероятно, он бы просто отстранился от других еще больше. До тех пор, пока он мог бы устремлять свой взгляд в это безграничное, налитое светом и голубой лазурью небо, расправляя свои ветви высоко ввысь, его ничто иное просто бы не заботило. Когда до Харуки наконец снизошло осознание того, что он здесь единственный, кто всерьез был взволнован этим, в то время как саму вишню это ни чуть не заботило, Харука засмеялся. И если бы кто-то спросил его, с чего это он проявил столь яркие эмоции, он не смог бы ответить - сам не знал. — Хару, ты так рад тому, что цветы наконец начали распускаться? Харука даже не заметил, как Рин и Макото оказались аккурат рядом с ним. — Вообще-то, нет. - У Харуки не было ни малейшего желания объяснять свое поведение Рину. Впрочем, отнекиваться было тоже проблематично. Поэтому Харука не мог придумать ничего лучшего, чем этот краткий ответ. — Скоро наш выпуск. - проговорил Макото каким-то особенно чувственным голосом, устремляя взгляд на крону вишневого дерева. — Вот-вот! Прощание с этим пригретым местечком, полным воспоминаний! - Голос Рина воспарил до одухотворенных высот точь-в-точь, как у плохого актера. Со стороны Харуки было бы слишком мило отреагировать хотя бы раз на старания Рина. Что нельзя сказать о Макото. — Осталось только два месяца, верно? Не лучше ли тебе быть на церемонии выпуска твоей старой школы? Улыбка Рина внезапно увяла. Его взгляд упал на цветочную клумбу и замер на только что распустившихся бутонах. — Я решительно оборвал все связи с начальной школой Сано. В театральном жесте, который был едва ли лучше предыдущего, Рин нацепил на себя полное боли выражение лица. — Извини, это, наверное, было нетактично. - Макото вновь чутко отреагировал на смену настроения Рина, хотя это уж точно не было тем, о чем стоило волноваться. Даже если это была не совсем игра. — Все в норме. Мы же вместе выпускаемся, разве нет? Стоило только Рину сказать это, как тень легла на лицо Макото, делая его улыбку немного натянутой. Он выглядел так, словно хотел сказать что-то еще, уже было скользнул тяжелым взглядом по Рину и вдруг засомневался, не решаясь. — Что? - спросил Рин в ответ на взгляд Макото. — Эм, я просто немного волновался из-за того, что ты вчера не пришел на классный час. На классном часу им рассказывали о том, что нужно подготовить к средней школе, куда они переходят в следующем году. Речь шла о школьной форме, учебниках, секциях и обо всем в том же духе. Но Рин не пришел вчера. Рин посмотрел на все еще безлиственную вишню, голая крона которой не мешала солнечным лучам пробиваться сквозь ветви дерева. Рин невольно щурился, стоило лучам коснуться его лица. — Это потому, что я не иду в местную среднюю школу. [Иллюстрация - http://vk.com/photo44668712_316544280] Харука перевел взгляд на Рина. Он не мог сказать точно, шутил тот или же был серьезен, поэтому попытался прочесть это в выражении его лица. Но пятна тени от ветвей падали на лицо Рина, не позволяя Харуке хоть что-то разглядеть в нем. А взгляд Рина все еще был устремлен высоко в небо. Харука стоял напротив вишни и ждал, пока Макото хоть что-нибудь скажет. В такие моменты, как этот, Макото всегда задавал вопросы, которые вертелись на языке у Харуки, поэтому у него не было никакой нужды озвучивать их самому. — Что ты имеешь в виду? Почему ты ничего не сказал раньше? Мы же в одной команде! Разве мы не друзья? Макото не спросил, куда уезжает Рин или же чем он там собирается заниматься. Вероятно, сейчас для Макото не было ничего более важного, чем то, что все они были в одной команде. Вот почему больше всего Макото волновало именно то, почему же Рин ничего не сказал раньше. Для Харуки же все это было именно тем, что он никогда не собирался произносить - «команда», «друзья» и тому подобное. Макото же воспринял все это так невероятно просто и тут же облек свои чувства в слова. Так легко и естественно, что Харука почувствовал настоящее смущение, просто слушая его. — Я и не скрывал этого. Только вчера я узнал, куда именно я уезжаю. — Вчера? Харука совсем не понимал этого разговора. «Вчера»? «Куда именно уезжаю»? До сих пор они ни разу не затрагивали таких болезненных тем, как причины перевода Рина в эту школу, зачем он втянул Харуку и Макото в свои затеи или же почему он так сильно помешен на этой эстафете. Рин встал так, чтобы тень полностью скрыла его лицо, как если бы желал избежать солнечного света, который был слишком ярок, и почти шепотом произнес: — Я еду в Австралию. — В Австралию? Ты имел в виду, на другой материк? - задал Макото поистине глупый вопрос. Ну, конечно, это был другой материк. В Японии не было ни одного города под названием «Австралия». И из этого разговора становилось совершенно очевидным, что Рин туда уезжает не каникулы провести. — Я разослал документы в несколько школ, но куда я был принят, выяснилось только вчера. Макото, казалось, был в смятении. Он замер, слегка приоткрыв рот, словно хотел что-то сказать. Вероятно, у него в голове сейчас был целый рой вопросов, рвавшихся наружу. — Я перевелся в эту школу после того, как уже решил, что потом отправлюсь в Австралию. Для себя я решил, что расскажу вам, ребята, обо всем тогда, когда точно буду знать, куда отправлюсь. Я не хотел донимать вас чем-то ненужным, что еще даже не до конца решено. «Насколько же эгоистичен этот придурок?» Харука крепко стиснул зубы, переполняясь гневом и яростью, которые поднимались, казалось, из самих глубин его души. Рин посеял уже достаточно беспорядка в их жизни, не говоря уже об этом пресловутом раздражении! Не хотел их «раздражать», значит?! — ...Простите. - тихо пробормотал Рин, возможно, каким-то чудом понимая, что сейчас чувствует Харука. Ветер - это ароматное дуновение весны - коснулся лица Харуки и нежно провел прохладной свежестью по его коже. В голове Харуки крутилась навязчивая мысль о том, как же сильно он хотел сорваться с места и отправиться к воде. Он мог думать только о том, как бы поскорее стряхнуть с себя прикосновения этого омерзительно-сладостного ветра. А еще он мечтал о том, как бы поскорее убраться отсюда, побежать без оглядки и, наконец, освободиться от этого странного тяжелого чувства быть обязанным чем-то этому непонятливому придурку. Наконец, Макото нашел короткий вопрос среди всех тех десятков слов, которые крутились у него на уме. — Почему ты уезжаешь в Австралию? — Заниматься плаванием. - На короткий вопрос - короткий ответ, содержащий необходимый минимум. Харука, все еще не отводя взгляда от вишни, задал Рину вопрос: «Чего ты хочешь?» Его голос был таким тихим, что мог запросто раствориться в едва уловимом дуновении ветерка. — Я хочу... стать олимпийским пловцом. Харука не смеялся. Кем бы только ни хотел стать Рин, он примет это. Но все же этот ответ был вовсе не тем, который Харука хотел услышать от него. В этом был весь Рин. Он мог сказать все, что угодно, когда, на самом деле, «настоящий» он был погребен под десятками масок. Даже сейчас Рин стоял прямо напротив Харуки, под кроной вишни, и говорил все, что ему вздумается. Высоко вскинув брови, Макото смотрел широко раскрытыми глазами, затем моргнул, словно вспомнив что-то. — Когда ты уезжаешь? — Соревнования... на следующий день после них. — Тогда мы больше не сможем плавать вместе, так? - Макото посмотрел на Харуку. Харука знал, что тот внимательно смотрел на него, но все равно молчал и стоял, не шелохнувшись, прямо напротив вишни. «Хару, о чем ты думаешь? Что ты, на самом деле, чувствуешь?» Харуке явственно мерещилось, будто бы Макото задавал ему эти вопросы своим взглядом, но Харука, все равно, не мог себя заставить открыто посмотреть на Макото. Харука был в бешенстве, и это состояние доводило его изнеможения, но он старательно пытался затолкать эти чувства глубоко в свое сердце, похоронить в грудной клетке, не давая им выхода. Харука с трудом сдерживал себя, все его тело горело. О, как же он сейчас мечтал о том, чтобы войти в воду! Вода избавит его от этих ненужных, сковывающих чувств. «Я хочу поторопиться и прыгнуть в воду». Сердце Харуки заходилось бешеным ритмом. Кровь кипела и бурлила в нем. Виски налились тяжестью, где-то там неистово билась жилка, вспотели ладони. «...Я спасаюсь бегством?» Он, что, действительно, хотел сбежать? Сбежать и скрыться в недрах воды? Он, что, все это время бежал от реальности в воду, чтобы обрести там покой? Закрывал глаза на реальный мир, окружающий его? Прятал в воде свои настоящие чувства? Все это время Харука был уверен, что он и вода принимали друг друга, не пытаясь ни слиться воедино, ни поглощая друг друга без остатка. Разве он не был зависим от того чувства полноценности, завершенности, которое давал ему контакт с водой? Неужели Харука плавал именно по этой причине? Знал бы хоть кто-нибудь, как же сильно он хотел отрицать все это. Но чем больше Харука думал об этом, тем больше это начинало тяготить его. Правда, от которой нельзя было отмахнуться, на которую нельзя было закрыть глаза. Харука больше не знал, что ему делать. В тот самый момент, когда он осознал, что все это время был зависим от воды и искал в ней отдушину, он нутром прочувствовал, что все его бережно выстраиваемые многометровые стены вокруг его маленького мирка готовы были в любую секунду рухнуть. Харука ощутил слабость в ногах; прерывистый вздох - кажется, колени вот-вот подкосятся. «Это не может быть правдой!» Это же были ноги, которые выдерживали и изматывающие пробежки, и дайвинг, и бешеный ритм его гребков, поддерживая его как на суше, так и в воде. Да не могло же быть, чтобы они были настолько слабы! Но даже если Харука сам пытался убедить себя в этом, он ничего не мог поделать с тем, что колени его дрожали. Харука посмотрел на Макото. Тот все еще вопрошал взглядом: «Что же ты чувствуешь на самом деле? Как-то раз Макото поделился с Харукой сокровенным секретом - Макото бежал от воды, непроглядные глубины которой внушали ему ужас. Если бы Харука так же обнажил кому-нибудь свою душу, нашел в себе смелости признать свою слабость, стало бы ему хоть немного легче? По-влажному теплый весенний ветер мягко обволакивал Харуку. В нем больше не было того зимнего пронизывающего до костей холода. Ветер больше не был порывистым и вымораживающим до кончиков пальцев. И больше не было необходимости кутаться в куртку, пытаясь хоть как-то сохранить тепло. «Нет ничего дурного в том, чтобы быть честным» - словно шептал Харуке ветер. А Харука не позволит подобным вещам ввести себя в заблуждение, даже если сердце щемило от искушения поддаться им. Всегда, где бы Харука ни был, он желал оставаться самим собой. Он желал и дальше идти по проторенной дороге, спасаясь в своем постоянстве, граничащем с одиночеством. Он желал быть сильнее, выше этого. Просто, стиснув зубы, стоять на своем. Харука не мог сбежать от всего этого. Да ни в жизнь он не признает своей слабости. Он должен был и дальше крепиться. Что бы там ни было, Харука должен был продолжать оставаться самим собой. Макото все не унимался, он желал знать. «Харука, о чем ты думаешь?» - вопрошал его взгляд. А Харука не отвечал. Он не мог ответить. Куда уезжал Рин и кем он там хотел стать - все это так очевидно никак не могло повлиять на состояние самого Харуки. Но он ничего не мог поделать с тем, что Рин был здесь, прямо перед ним, был частью его команды. И Харука вовсе не собирался менять свое решение насчет заплыва в эстафете. Он будет участвовать. И, черт возьми, он выдаст лучшее, на что способен. Харука никогда не будет прятаться, бежать: он будет идти вперед, чтобы не оступиться о свои слабости и быть сильным. — ...Превосходно. - Голос Харуки был унесен весенним ветром. — Хару? - Макото сдвинул свои брови и озабоченно посмотрел на Харуку. — Следующие соревнования. - Обронив лишь это, Харука вновь устремил тягучий, цепкий взгляд на Рина. Глаза Рина расширились, и он резко обернулся, чтобы прямо посмотреть на Харуку. — Ты... согласен? Ты сконцентрируешься на эстафете? - слова сорвались с уст, миновав прикушенную от напряжения губу. Рин был слишком умен. Слишком. Харука чувствовал, что ему нужно было сказать что-то еще, как-то прояснить, уточнить. Но Харука явственно чувствовал себя так, словно взгляд Рина обнажал его душу, срывал с него напускное безразличие и готов был вот-вот коснуться того, чего Харука уж точно не желал кому-либо показывать. Поэтому слова застряли в горле, и Харука не смог вымолвить ни слова. Раздражение поднялось в нем лишь от одного взгляда на выражение лица Рина, которое словно кричало: «Я прекрасно обо всем знаю», и все, что оставалось Харуке, это покрепче стиснуть зубы. Однако Харука больше не собирался бежать от реальности. Именно так он решил. Он больше не будет бежать ни от эстафеты, ни от Рина, ни от самого себя. Вот почему Харука не желал более возвращаться к этой теме. — Ты, действительно, намерен проплыть эстафету? - В этом взволнованном тоне не было никакой нужды, Рин. — Именно это я и хотел сказать. - Выплюнул Харука, отвернувшись обратно к дереву. Краем глаза Харука заметил счастливое выражение лица Рина, от чего раздражение вновь вскипело в венах. — Отлично! Что ж, тогда, Хару, я покажу тебе зрелище, которое ты еще никогда не видел! — ...Зрелище, которое я никогда не видел? — Да! Потрясающее зрелище, которое только всем вчетвером мы можем показать! Угол тени чуть сместился, в то время как Харука совершенно не обратил на этого внимания. Свет теперь заливал все вокруг, плавно оплетая спутанные ветви вишни, и упал прямо на лицо Харуки. Он чуть сощурил глаза, и не проследил взглядом туда, куда посмотрел Рин. Макото с видом потерянного ребенка тяжело смотрел на Харуку. Харука уже ответил на его вопрос, разве нет? Если Макото того пожелает, для него не составит труда догадаться обо всем самому. Потому что Харука вовсе не желал кому бы то ни было навязываться со своими проблемами. Макото должен прийти к разгадке своим умом, найти ответы на свои вопросы. Когда Макото начнет действовать, Харука не отвергнет его и не будет холоден с ним только лишь из-за этого. Если Макото и принял какое-либо решение, то это лишь потому, что сам хотел поступить именно так, а не иначе. — ...Хару. - Произнес Макото, и голос его, словно опавшие листья, был подхвачен ветром, - Могу я тоже увидеть это? То зрелище. Он должен был спрашивать об этом Рина. Ведь Харука не имел ни малейшего понятия о том, что же хотел увидеть Макото, или даже, скорее, что сам Харука должен был показать ему. — Я тоже хочу увидеть это, Рин. Я хочу плыть вместе со всеми. Губы Рина дрогнули и изогнулись в улыбке, и он мягко хлопнул Макото по плечу. — Ты впервые назвал меня Рином. Не беспокойся, я уверен, мы сможем сделать это. Макото вскинул брови, преображаясь в лице, и кивнул. Где-то раздался оживленный щебет маленькой птички. Возможно, она сейчас рассекала небеса высоко над их головами, и протяжный птичий крик был унесен ветром в бескрайнее море облаков. — Тогда приступим. - Рин оттянул резинку плавательных очков, сделав свой неизменный «щелк», и легким, полным энергии движением, взобрался на стартовую тумбу. Харука, Макото и Нагиса все еще не пришли. Последний урок у них заканчивался этим утром, и в обед их разделяли на две группы: одни занимались подготовкой к выпускной церемонии, а другие были заняты уборкой. Как только они заканчивали со своим объемом работы, их отпускали домой. Харука и Макото были распределены в группу, занимающуюся подготовкой к церемонии, и было похоже на то, что они все еще были заняты. Нагиса же, вероятно, все еще был на своих обеденных занятиях, как впрочем, и всегда. Похоже, у Рина было немного времени поплавать одному, впервые за столь долгое время. Рин бегло глянул на настенные часы и засек время, затем оттолкнулся от стартовой тумбы и прыгнул в воду. Затем начал грести. И сейчас это был вовсе не баттерфляй, который он должен был готовить к соревнованиям. Это был... вольный стиль. Он был кое-чем взволнован, и это самое «кое-что» не отпускало его уже довольно долго. На тех соревнованиях, когда Рин впервые встретил Харуку, он не выиграл ни в одном стометровом заплыве. Харука же не записался ни на что, кроме заплыва вольным стилем по длинной воде, поэтому были заплывы, в которых он не соревновался с Рином. Но Рин обычно принимал участие как в пятидесятиметровке, так и в стометровке. Ему не составляло труда одерживать победу в заплыве на пятьдесят метров, но он ничего не мог поделать с тем, что неизменно проигрывал в заплывах на сто. Впервые Рину представился шанс соревноваться с Харукой год назад. Рин тогда и не думал, что проиграет на том городском соревновании, поэтому факт того, что он кому-то уступил первое место, поразил его столь сильно, что даже выбил из привычной колеи, потому как он, действительно, был немного шокирован. После этого инцидента, что бы он ни делал, он больше не мог прийти в себя, а тем временем, дистанция между его способностями и талантом Харуки возрастала все больше и больше. Из-за давления, которое на него оказывал Харука, и из-за того шока, который испытал Рин, будучи поверженным в том, что, казалось, получалось у него лучше всего, он постепенно пришел к цели. Однако к тому времени запас жизненных сил Рина уже был совершенно исчерпан. В любом случае, он едва ли мог выбраться из бассейна, и как только ему удалось это сделать, он просто лег прямо на плитку рядом с бассейном, даже не сняв с себя очки. Тогда Рин проиграл и Макото в заплыве на спине, но отчего-то это поражение не имело ничего общего с тем, что он испытал, проиграв Харуке. Именно тогда Рин впервые испытал нечто подобное: всеобъемлющее, непомерное давление, крушение надежд и черное, глубокое разочарование, которые в клочья рвало его сердце. Все это время его навыки были безупречны. У него были по-настоящему впечатляющие результаты. Но даже несмотря на все это, он проиграл. Вопрос «Почему?» крутился в его голове, не давая ему покоя, и в то же время на него нахлынули раздражение и злость на самого себя из-за того, что он не мог понять. Нечто темное, ледяное, зловещее поселилось в его сердце, свернувшись в болезненный комок в груди. «Проклятье» Судорожный вдох. «Он быстрый» Рваный выдох. «Да кто же он?» Именно эти слова шепотом срывались с губ Рина между прерывистым дыханием и пропущенными ударами сердца, когда он лежал там, прямо на полу, раскинув руки в стороны, ощущая слабость во всем теле. На каждом соревновании временные показатели Рина становились все лучше и лучше. Однако, время Харуки оказалось еще лучше. К тому времени, как Рин нагнал предыдущее время Харуки, тот вновь вырывался вперед и брал новые высоты. В сердце Рина прокралась мысль о том, что он никогда не сможет нагнать Харуку. Она приводила его в такое безудержное волнение и нетерпение, на которые он уже не мог закрыть глаза. Всецело концентрируясь на предстоящей эстафете, Рин желал, по крайней мере, нагнать предыдущий результат Харуки. Отталкивание Рина от стены при развороте было точным и сильным. Он прилагал все силы и старания на то, чтобы улучшить свою форму и время, и у него это получалось. Казалось, не было никаких проблем. Но несмотря на это, когда бы он ни бросал взгляд на часы после очередного заплыва, он все еще оказывался слишком медленным. Рин знал, что его различие с Харукой состоит не в физической массе и даже не в мышечной силе. Напротив, при погружении в воду и отталкивании от стен Рин был быстрее. Тогда в чем же причина его столь непреодолимого разрыва с Харукой? Если дело было не в силе, то тогда, может быть, в его манере грести? Или же в такой тонкости, как «гармония»? Если так, тогда у Рина большие проблемы. В рамках теории дать четкое определение тому, что значит «плыть в гармонии», было невозможно. Когда слаженным и согласованным было все, начиная от гребли до движений корпуса и заканчивая тем, как ты используешь свои бедра, тогда все это в купе будет именно тем, что принято называть «гармонией». А значит, неважно, как сильно ты концентрируешься на силе своих гребков, потому что это никак не заставит тебя плыть быстрее. И да, здесь не было никакой логики. Это было просто тем, что ты должен сам попробовать и прочувствовать, чтобы овладеть этим в полной мере. А иначе - никак! Если же в движениях Харуки была именно та воспеваемая в учебниках по теории «гармония»... О, боже, стоило Рину лишь подумать об этом, как паника вновь накрыла его с головой. Или же, быть может, дело было именно в плавании Харуки, той идеальной его форме, которую все это время искал Рин? И нет, не стиль Харуки «настоящего», а именно того Харуки, который предстал перед ним на последних соревнованиях. Перебирая в уме тысячу деталей, которые никак не желали складываться перед ним в мозаику, Рин выбрался из бассейна. — Посмотрим. Он привычным движением оттянул резинку своих очков и вновь шагнул на стартовую тумбу, затем бросил взгляд на настенные часы. Засек время и прыгнул в бассейн. Он должен совершить, по крайней мере, еще тридцать заплывов, а может, и больше. Он будет плыть до тех пор, пока его позвоночник выдерживает. Тренировка закончилась. У школы Рина поджидала его младшая сестра. Го бережно прижимала к груди внушительного размера бумажный пакет. — Го!.. — Ах, братик! - Когда она обернулась к Рину, ее губы растянулись в широкой беспечной улыбке. Го была на год младше Рина и училась в пятом классе. Позади брата и сестры послышался щелчок открывающейся двери, что тут же привлекло внимание Го. На школьное крыльцо вышли Харука и компания. Стоило Нагисе завидеть Го, как он тут же рванулся к парочке, не в силах сдержать своего любопытства. — Ой, а это кто? Твоя подружка, Рин-тян? Что бы там ни хотел ответить Рин, Го его опередила - улицу залил звонкий девичий смех. — Хах, братик, так значит, ты и здесь «Рин-тян»? — О-о чем ты говоришь? И вообще, что ты здесь забыла?! Го пропустила вопрос брата мимо ушей. Все ее внимание переключилось на парней. — Я Мацуока Го. Спасибо, что вы присматриваете за моим братишкой. Харука выразительно посмотрел на Макото: «Остальное оставляю на тебя». — Привет. Я Татибана Макото, а это Хазуки Нагиса и Нанасэ Харука. Нагиса с улыбкой произнес: «Приятно познакомиться», Харука чувствовал себя немного неловко и приветственно кивнул головой. — О, а я о тебе много слышала! Послезавтра вместе с моим братом ты будешь плыть эстафету, так? О, ты и представить не можешь, как часто я о тебе слышала. После каждых соревнований братик, как помешенный, часами нес что-то вроде «Нанасэ такой быстрый, такой клевый». — О-обязательно было нести всю эту ч-чушь, Го? - Рин был настолько смущен, что не смел посмотреть Харуке в лицо. — Но я, действительно, рада, что вы будете плыть все вместе. Когда бабушка попросила нас кое с чем ей помочь, перед нами встал выбор, переезжать сюда или нет. Мама была очень взволновала, так как братик внезапно очень сильно заразился этой идеей и даже рвался помогать с переездом. — Довольно! Черт, замолчи! - Похоже, Рин уже был готов собственноручно зажать рукой рот сестры, дабы она не ляпнула еще чего из разряда тех вещей, которые были для него «табу». Но Макото все же успел задать ей вопрос. — Так зачем ты сюда пришла? - привычно улыбнулся Макото. — Ах, да! Я кое-что принесла. Рин бегло осмотрел содержимое пакета, который протянула ему Го. Как только он понял, что это была большая банка из-под печенья, он сорвался на крик: — Дура, ни тащи сюда эту хрень! - Рин быстро спрятал пакет за своей спиной так, чтобы остальные не смогли ничего разглядеть. — Но ты же хотел ее взять, разве нет? — Да, но я просил маму принести ее домой к бабушке! Я не думал, что ты притащишь ее сюда! — Но мама сказала, что раз тебе, в любом случае, она нужна здесь, то я могу принести тебе ее прямо сюда... — Сейчас нет никакой необходимости таскаться с этим прямо здесь! Я возьму ее с собой в воскресенье. — Но тебе же, помимо этого, надо будет взять с собой форму и... — Все в порядке. Мне без разницы, сколько вещей с собой тащить. Так или иначе, забери это и отнеси в дом бабушки! — Эй, что там? Рин обернулся за тем, чтобы увидеть изумленные глазища Нагисы, который весь искрился от любопытства и пытался заглянуть за спину Рина. — Ничего. И вообще, тебя это не касается! - Он оттолкнул от себя Нагису. — Воскресенье - это день соревнований, так? Чем бы это ни было, это как-то связано с ними? - В самые неподходящие моменты Нагиса мог быть до ужаса проницательным. — Да это вообще никак не связано с эстафетой! — Значит, после эстафеты? Тогда, когда мы будем делать фото на память? — Нет! Я же уже сказал, что они никак не связаны! — После фото?.. О-о-о, я понял! — Ч-что? — Это ведь еда, не так ли? Будет праздничная вечеринка по завершению соревнований. Но мне интересно, что же именно. Если это что-то такое, что может храниться три дня, тогда, наверное, это какие-нибудь крекеры или печенье? Рин пораженно моргнул. Нагиса был не совсем прав в своих догадках, но был до жути близок к разгадке. — Братик, так у вас будет праздничная вечеринка? Могу я тоже прийти? — Да не пойду я ни на какую вечеринку! А тебе вроде как уже пора возвращаться домой, вот и иди! — Я с мамой буду у бабушки до воскресенья. — А как же школа? — В начальной школе Сано завтра тоже пройдет выпускная церемония. У пятиклассников сокращенный учебный день, поэтому я могу это пропустить. Я хочу вместе с мамой пойти на твою выпускную церемонию. Ну, и на соревнования, конечно. — Ты не обязана приходить, так что нет нужды оставаться здесь. — Я, пожалуй, пойду. - Бросил Харука и направился к выходу со школьного двора. Макото попрощался с Го и поспешил догнать Харуку. — Увидимся! Нагиса со словами «До скорого!» помахал рукой девочке и последовал за парнями. «Проклятье» - думал Рин, отворачиваясь от Го и направляясь туда же, куда и его сокомандники. Как только он нагнал троицу, а это было как раз тогда, когда они уже дошли до порта, позади раздался пронзительный оклик Го: — Братик, сегодня на ужин у нас сукияки! [1] Макото прыснул от смеха, а Нагиса несколько завистливо произнес «Счастливчик!». Рин опустил взгляд под ноги и слегка замедлил шаг, чтобы идти позади троицы. Рин не желал больше ни с кем говорить. Он постепенно начинал утверждаться во мнении, что порой за свои семьи бывает очень стыдно. Харука был в смятении. Он думал, что церемония пройдет быстро и без проблем. Он ожидал, что после стольких репетиций, все пройдет гладко, им просто раздадут их дипломы, и все это сборище потребует от него минимум усилий. Однако он и подумать не мог о том, каково это быть окруженным двумя десятками одноклассников, плачущими навзрыд прямо на его глазах. Более того, первым, кто не совладал с собой, был Рин. Харука вообще не мог понять, почему парень, который перевелся к ним каких-то ничтожных два месяца назад, будет сжиматься от дрожи и слез. А потом, словно питая солидарность к Рину, который сейчас так душераздирающе всхлипывал, каждый из присутствующих рано или поздно не выдерживал и присоединялся к нему. Таким образом, Харука, всеми позабытый, остался где-то позади всей этой яркой картины, в которую он совсем не вписывался. Поскольку он был предоставлен сам себе, он мог молча и потрясенно наблюдать за происходящим. Большим сюрпризом стало и то, что из всех одноклассников Макото был едва ли не единственным, кто НЕ разразился рыданиями. Не то, чтобы Макото было так просто довести до слез или он был не в состоянии контролировать свои эмоции, но на фоне рыдающей толпы одноклассников было необычно видеть совершенно нетронутого этим Макото. Даже когда выпускная церемония подошла к концу и они все вернулись в класс, они, все равно, не могли прекратить плакать, и в конце-концов это все слилось в один жалобный вой, когда дело дошло до прощаний под вишневым деревом рядом с цветочной клумбой. Будет ли сегодня так же ветрено на мосту Муцуки? Казалось бы, пронизывающий зимний ветер должен уступить место ласкающему дуновению весеннего ветерка. Гора Коцузуми, должно быть, все так же возвышалась над побережьем, позволяя своим вновь набирающим зелень вершинам греться под лучами весеннего солнца под этим чистым голубым небом. Харука бежал в ногу с Макото, думая о всяких подобных мелочах. Сегодня на улице было довольно тепло, словно вот-вот должно было наступить лето. Поэтому не удивительно, что он обливался потом. В поле зрения показался Нагиса, направлявшийся к мосту. Откуда-то сзади были слышны шаги, похоже, кто-то с легкостью догонял их. Харука не оборачиваясь уже знал, что это Рин. Рин их не окликнул. Он молча поравнялся с ними и замедлил скорость, чтобы бежать на уровне с ними. Похоже, он решил, что Харука терпеть не мог, когда его внезапно окликали чересчур в «свойской» манере. — Привет. - С трудом справляясь со сбившимся дыханием, улыбнулся Рин. Харука украдкой взглянул на него лишь для того, чтобы дать понять, что слышал его. — ЭЙ! - Нагиса энергично помахал им рукой и поспешил к ним, - Эй, Хару-тян, ты плакал сегодня? Выпускная церемония прошла утром, поэтому обеденное время они могли посвятить клубным тренировкам. Макото уже сказал об этом Нагисе. — Я не плакал. — Что, правда? Даже несмотря на то, что этой был твой выпускной? Убеждение Нагисы в том, что на выпускной церемонии нужно было обязательно плакать, показалось Харуке таким глупым, что он едва ли удержался от улыбки. Вместо этого он произнес: «Рин был единственным, кто обливался слезами». — Подожди-ка! Не только я! Практически весь класс плакал! Вы с Макото выглядели просто фриками со своими покерфейсами. И кончай уже называть меня «Рин-тян». Я же сказал тебе называть меня «Лидером», Хару! «Что за проблемный парень» - думал тем временем Харука, - Ты выл так громко, а сейчас пытаешься оправдаться?» — Да-да, Лидер. Рин бросил сердитый взгляд на Харуку. — Пожалуй, да. То, как ты это говоришь, меня не хило подбешивает, Хару. Давай тода уж просто «Рин». За этим ничего не значащим разговором, они достигли моста. Дул ветер, но не с гор; в нем чувствовалась утренняя свежесть. Подхватываемые ветром, крачки порхали высоко в облаках. Нагиса приблизился к Макото. — Эй, Мако-тян, ты, что, тоже не плакал? — Нет. Рин так громко рыдал, что это сбило с меня всякую охотку плакать. — Серьезно? Ты не плакал? Но почему тогда, Рин-тян, плакал ты? Ты же только что перевелся. Может ли это быть от того, что ты вот-вот уезжаешь в Австралию? Рин выглядел непривычно застенчивым, когда отвечал: — Наверное, у меня просто есть небольшая слабость к такого рода атмосфере. Мы не так уж много времени провели вместе, но из-за того, что это был по-настоящему хороший класс и... подожди, откуда ты знаешь, что я уезжаю в Австралию? — Я слышал от Мако-тян вчера. Но Рин-тян, ты, что, выходит, плакса? Когда Рин набирал в грудь воздуха для того, чтобы ответить, Харука немного ускорил темп и бросил парням позади себя: «Пока вы тут трепитесь, я уже добегу до бассейна. Троица ускорила свой темп, чтобы догнать Харуку. По какой-то причине, Нагиса перестал тащиться позади всех, как это было раньше. Сейчас он легко поспевал за ними, ему не составляло труда контролировать свое дыхание. Не то, чтобы он внезапно прибавил в мышечной массе или же подрос и стал выше. Просто он усвоил несколько трюков, как бежать быстрее. Хотя, вероятно, он даже не осознавал этого. Над Харукой и остальными пронесли крачки, взяв курс прямо на море. Их никто никогда не учил летать, но до тех пор, пока в их крови бурлила тяга к полетам, они вынуждены были парить высоко в небе. Мысль об этом мягко улетучилась вместе с птицами, взмывшими вверх. Макото с силой оттолкнулся от стенки, тут же совершая мощный гребок. На какое-то мгновение ему удалось взмыть в воздух до того, как все его тело погрузилось в воду. Макото сконценnрировался на движениях ног до тех пор, пока не убедился, что прочность держится на поверхности. Он попытался мягко взбивать воду ногами. Как только Макото начал грести, он поднялся к водной глади. Не было никакой нужды задерживать дыхание; он мог свободно дышать, запрокинув голову. Если же его дыхание сбивалось с ритма, все его движения тут же теряли упругость. Он еще никогда до этого не плыл на спине на настоящих соревнованиях. Вот почему мысль об этом его несильно напрягала, хотя уже вот-вот должен был настать день эстафеты. Он не знал, какой стиль отражал его плавание на спине и соответствовал ли он ему прямо сейчас. Именно потому. что не имел об этом никакого представления, он не был взволнован. А поскольку он ничуть не волновался, не было никакой причины чувствовать напряжение. На выпускной церемонии, он не плакал, потому что не мог. До того момента, как началась церемония, он был уверен, что обязательно расплачется. Но во время нее и после нее его обычная восприимчивость так и не была тронута нахлынувшими на окружающих эмоциями. «Еще ничего не кончено». Именно эта мысль не давала ему дать волю своим чувствам. И ведь действительно, еще ничего не было кончено. Самое важное все еще ожидало их впереди. Важнейшая, финальная эстафета, которую он будет плыть вместе со своими друзьями, все еще поджидала их. Не было ни единого шанса, что Макото проронит слезы до того, пока все не окажется позади. Он не мог плакать, когда был так захвачен предстоящей гонкой. Не было волнения или каких-то ожиданий, ничего подобного. Все, что он чувствовал, это энтузиазм. Возможно, поэтому тренировки и предстоящие соревнования так захватывали его. Макото выкинул руку вперед и коснулся стенки. Нагиса тут же бросился в воду. Задаваясь вопросом, не слишком ли глубоко он нырнул, Нагиса быстро выправил траекторию. Гребок, удар ногами. Он постепенно нагонял свое время. Нагиса не мог бы в этом уверен наверняка, он просто чувствовал это. То ощущение, когда он пронзал воду своими гребками, было невероятным. Все его естество было увлечено тем, чтобы дать одолеть сопротивление воды и прорваться вперед, быстрее, мощнее, легче. Но спроси его кто о том, был ли он способен тягаться с шестиклассниками, он бы не сказал, что до конца справился со своей неуверенностью в себе. Его прыжки в воду были все теми же. Хотя временами его и казалось, что они становились лучше, на самом деле, они были в такими же. Он был счастлив плавать вместе с друзьями, но где-то на задворках своего сознания он волновался о том, что мог быть просто обузой для них. Его волнения всегда брали над ним верх, и это заставляло его сердце сжиматься от боли. «Вот почему я хочу стать быстрее». Эта было его идей-фикс, но которая тем не менее давала ему чувствовать себя чуточку легче. Напряжение в его ногах возросло, и он с силой толкнулся вперед, разрывая гребками воду. И вот он достиг стены. Рин оттолкнулся от стартовой тумбы. Под идеальным углом погрузился в воду. Расправил руки широко и свободно, с легкостью и изяществом дельфина и начал плыть баттерфляем. Вчера, уже в конце тренировки, ему не удалось оттолкнуться от стены так идеально, как следовало бы. Он не был способен побить время Харуки. И у него было такое ощущение, словно он упускает что-то очень важное, и после того, как он совершил еще двадцать заплывов, он бросил попытки понять, что именно. Он уже был на пределе своих возможностей, и в то время, как остальные начали показывать свои лучшие результаты, он все еще оставался на месте. Как бы он не плыл, время его заплыва не сдвигалось с мертвой точки. Коротко говоря, тем «важным», что он упускал из виду, была та идеальная форма, образ, стиль. Он не думал, что просто фанатичное гонка за лучшими результатами без того, что бы держать в уме тот самый «идеальный образ» в своей голове, сделает его быстрее. А тот «идеальный образ», который крепко засел в голове Рина, был как раз Харукой. Но прямо сейчас Харука был далек от идеала. С тех пор, как они решили сконцентрироваться только на эстафете, прошло уже две недели. Но несмотря на это, достижения их команды не были сколько-нибудь ощутимыми. Их результаты не улучшались. Даже более того, они ухудшались. И причиной тому был Харука. Он больше не плыл так элегантно и изящно, как до этого. Когда бы Рин не размышлял над стилем Харуки, его телосложением, он не мог найти ни одного изъяна. Но все же что-то изменилось в том, как он плыл. Казалось, как бы сильно тот ни выкладывался, он не мог плыть быстрее. Он продолжал плыть все в том же сбивчивом ритме, двигаясь в воде до ужаса неловко. И следа не осталось от того спокойствия и грации, что неизменно сопровождали его в воде. Рин воздерживался от комментариев по этому поводу. Или, скорее, он знал, что лезть к Харуке с советами бессмысленно. Раньше Стоило «старому» Харуке войти в воду, его движения сразу же становились легкими и плавными, словно для него вовсе не существовало сопротивления воды. Что-то в нем было такого, что заставляло им восхищаться. И именно этот стиль был так далек от манеры самого Рина. И именно этот самый Харука, «новый» Харука, сейчас плыл с едва ли лучшей грацией, чем у слепого котенка, брошенного в бочку с водой. Он со всей силы рвался вперед, рассекая водную гладь так, словно вода стесняла его, мешала ему. Словно сейчас этой воды было слишком много для него одного и она давила, подминала под себя. Нет, это не было похоже на то, как плыл Макото - мощно, почти насильственно по отношению к водной глади. Напротив, все, что пронизывало движения Харуки, это всего-навсего безумное желание достичь цели. Создавалось такое впечатление, словно он «отвергал» воду, как будто бы питал ненависть к ней. Возможно, на то были свои причины. В конце-концов, он мог просто неважно себя чувствовать - из-за пореза или ушиба. Или может быть, он реально разучился плавать. Как бы то ни было, разница между «теперешним» и «старым» Харукой была несоизмерима и, казалось, неизгладима. Сейчас, когда Рин потерял свой «идеал» (а именно им для него и был Харука), он больше не знал, к чему стремиться, чего добиваться. Если Харука навсегда останется в том состоянии, в которое пал сейчас, Рин больше не сможет стремиться к идеалу. Для него он просто исчезнет. Но несмотря на это, Рин все равно не предпринимал попытки узнать, что же случилось с Харукой. Рин попросту не желал спрашивать его об этом. Даже допросы с пристрастием не смогут изменить ситуацию к лучшему. И раз Рин никак не мог повлиять на это странное состояние Харуки, тогда ему просто плевать. Это нисколько не изменило его намерения плыть в одной команде. Ведь когда-нибудь Харука-таки придет в себя. Просто Рин не знал, когда. Сможет ли Харука вернуть «прежнего» себя до турнира или же это произойдет очень нескоро?.. Все равно, он определенно освободится от этого и, без сомнений, станет быстрее. Ему НУЖНО стать быстрее, иначе нет смысла в этих страхах и боли. Это было именно тем ощущением, когда Харука раз за разом прорывался вперед, оставляя Рина позади. Это было невыносимо. Стоило только Рину подумать о том, что вот-вот и станет ближе... как Харука вновь оставлял его за собой. Неважно, как много времени прошло, Рин все еще не мог «дорасти» до него. Сколько бы месяцев, лет не проходило, Харука все так же был впереди, оставляя Рина далеко позади себя. «Ну, почему именно он? Почему я так зациклен на Харуке?» Стиснув зубы, Рин прорывался сквозь водную толщу вперед, вкладывая в свои гребки всю силу, на которую он только был способен. Харука совершил прыжок в воду. Лишь его ступни оттолкнулись от стартовой тумбы, в его голове уже вертелось: «Не так. Неправильно». Нырнул. Не найдя своего ритма, начал грести. Энергия струилась по его телу. Каждая клеточка тела налилась напряжением. Харука знал, что таким образом он не сможет плыть нормально, но с этим ничего не мог поделать. Теперь уже просто не мог плыть иначе. Харука убеждал себя в том, что сейчас уже ничего не исправить. И все же задумался. Он заставил себя сдаться. Затем заставил себя продолжать во что бы то ни стало. Он обманывал сам себя, пытаясь убедить себя в том, что все в порядке. Лгал себе. Сам боялся признать, что-то что не так. Терзаемый беспокойством и непреодолимым отвращением к самому себе, Харука продолжил плыть. Всего каких-то две недели назад Харуку не заботила такая вещь, как результат. Стоило только ему озаботиться своими временными показателями, как вода для Харуки стала... просто водой. Она превратилась просто в физическую бездушную субстанцию, которая была создана лишь для того, чтобы поддерживать его тело наплыву. Вода стала просто помехой на пути преодоления дистанции длиной в заплыв. Харука просто методично повторял свои гребки, его движения были ровно такими, какие в пример ставила теория. А раз вода - это просто некая субстанция, которая лежит между ним и ей целью, то он должен ее преодолеть. Никаких эмоций по этому поводу бессмысленно испытывать, ведь главное - это результат. Иной связи между Харукой и водой быть не должно. Он не имеет права подвести своих сокомандников, он должен выложиться в полную силу, быть лучше, быстрее. Победить. Когда Харука наконец достиг своей цели - противоположной стены бассейна - он был четвертым. Вынырнул, чтобы узнать свой результат... Все тот же. Цифры безжизненно выстроились в ряд, складываясь в заурядный, «средненький» результат. Тихий скрежет плотно стиснутых зуб. Когда Харука снимал очки, Аки протянула ему руку. — Молодец! Ты здорово выложился. Она, что, пытается скопировать тон Макото? Харука лишь глухо ответил: «Спасибо». Он принял руку Аки и выбрался из бассейна. Размер ладони и сила девушки также заметно отличались от крепкой хватки Макото. Харука снял плавательную шапочку и потряс головой, пытаясь избавиться от затекшей в уши воды. Затем вежливо поинтересовался: «Как успехи?» — Ах, наши результаты все лучше и лучше. — Правда? Так держать. - Честно говоря, его это совершенно не интересовало, но он чувствовал бы себя неловко, уйди он, просто махнув рукой на прощание. Это было единственной причиной, почему он все еще стоял перед ней, обмениваясь любезностями. И все же у него не было никакого желания сдобрить эти милые тривиальности подробностями о работе своей собственной команды. — Немного странно, снова видеть друг друга после выпускной церемонии, не правда ли? - Аки беззаботно улыбнулась ему. — В апреле практически все пойдут в одну и ту же среднюю школу. — Ага, правда-что. Но видеть друг друга после того, как мы так много плакали, прощаясь, все равно... немного смущающе. Что ж, Аки изменила бы себе, если бы сказала что-то другое. Для Харуки же эта выпускная церемония была простой очередним мероприятием, которые не несло в себе какого-то особенного значения. Если между Харукой и Аки и было какое-то больше различие, так это их собственные понятия о дружбе. И в этом Харука отличался не только от Аки, ото всех и каждого. Это стало очевидным на церемонии их выпуска, где Харука не мог найти себе места. Чужие эмоции, особенно, такие яркие, вызывают в нем лишь непонимание, замешательство и, порой, даже смущение от того, что он не может проникнуться тем же самым. — Потому что это был по-настоящему хороший класс. - В попытке поскорее отвязаться от Аки, Харука попытался повторить слова Рина. — Да, действительно, хороший, верно? И мы больше не сможем вместе плакать и смеяться вместе, да? Ключевое слово «мы» эхом отозвалось в ушах Харуки. Это слово не оставило его незадетым. — Это так. Харука надеялся, что это жалкое подобие ответа оборвет разговор. Он украдкой посмотрел на Рина, который сейчас отдыхал на скамье. Тот о чем-то говорил с Макото. Не было похоже, что они собираются продолжить тренировку. Харука неохотно повернулся обратно к Аки, пытаясь выдавить из себя еще что-нибудь. — Нанасэ-кун. Как только Харука ненавязчиво попятился от Аки, она вновь заговорила с ним, не давая улизнуть. Под взглядом Харуки Аки залилась краской. — Насчет того раза, когда я сказала, что будет лучше, если ты примешь участие в эстафете, эм... Это... Я прошу прощения. - Сказав это, Аки поспешно склонила голову. За что. Она. Просит. Прощения? Харука был не в силах этого понять, даже когда в упор уставился на девушку. — За что? А что еще сказать? Или притвориться, что он знает «за что», и сказать «Ой, да все ОК» было бы лучше? Аки вскинула голову. — Я позволила себе решать за тебя. Мне думалось, что тебе были нужны друзья, на которых ты мог бы положиться и кто мог бы положиться на тебя, кто мог бы вместе с тобой смеяться и плакать, Нанасэ-кун. Я всегда думала, что именно это и значит «дружба». Но я поняла, что это было лишь моим собственным эгоистичным мнением. У тебя же есть свое представление о таких вещах, как «дружба» и «команда», и оно отличается от мнения других, ведь так, Нанасэ-кун? Я чувствую себя такой назойливой, мои слова такие ненужные и лишние... Вы, ребята, такие искренны друг с другом и для вас плавание - нечто большее, чем просто гонка за очками. Когда я смотрю на вас, мне становится стыдно... Ах, боже, зачем я говорю все это? Я же ничего не смыслю в этих вещах... Но я знаю, что мы похожи. Наши чувства и ваши чувства... Я думаю, мы чувствуем одно и то же. Все члены команды разделяют друг с другом ту же боль и сомнения на пути достижения одной и той же цели, и то же нетерпение и волнение о том, как преодолеть все это... Вот почему, когда я смотрю на вас и других, старающихся изо всех сил, Нанасэ-кун, я думаю, что я тоже должна сделать все, что в моих силах, и выложиться на эстафете. Я чувствую этот прилив сил. И это, действительно, вдохновляет меня. Аки перевела задумчивый взгляд на бассейн. Харука чувствовал, что, вероятно, от него ожидают ответа. Но поскольку он понятия не имел, что сказать, он мог лишь внимательно смотреть на Аки, понурившую голову. Ее слова бессвязным потом проматывались в голове Харуки. Он не мог забыть их так просто, но и принять их тоже было сложно. Он не знал, какое еще значение могла иметь эстафета. Прямо сейчас он даже не мог сказать, что же ждет их после. Не зная, на что идет, Харука согласился быть членом их команды. И плыл. Вот и все. Он плавал не для того, чтобы «вдохновить» кого-то или что-то типа того. Харуке было интересно, как Аки расценила его молчание. Ее взгляд был всё ещё направлен на бассейн, но уголки ее губ были приподняты в осторожной улыбке. Затем она заговорила. — Знаешь, прямо сейчас, мне очень весело. Просто плавать. - Аки подняла задумчивый взгляд на Харуку и смотрела так, словно желала прочесть что-то в его глазах. Складывалось такое впечатление, что где-то на глубине его глаз она желала увидеть тень «настоящего» Харуки. — Нанасэ-кун, что ты думаешь об этом? Аки задала ему тот же вопрос, что и Макото в тот день под вишневым деревом. Харука и хотел бы ответить, что не знает, но слова застряли где-то в горле. Вместо них наружу вырвалось совершенно пустое: "Да, давай сделаем все возможное". — Ага... Харука приподнял руку в знак прощания и отвернулся от Аки. Ее улыбка исчезла из его поля зрения, и лишь одно единственное слово, «весело», засело в его сознании. Думать о плавании, как о "веселье"... Он никогда этого не пробовал. Было ли это тем, что ожидало его после эстафеты? Харука пошел по направлению к скамье, на которой сидел Рин с их сокомандниками. Харука бросил взгляд на спину Нагисы, который пытался выровнять дыхание. Интересно, как много заплывов тот совершил сегодня? Ах, да, Нагиса. Интересно, для чего он занимается плаванием? Ради веселья? А Рин? А Макото? Солнце низко стояло над горизонтом, поэтому теплые лучи свободно проникали в высокие окна здания бассейна. По водной глади бегали солнечные зайчики. Любуясь игрой света на мягкой ряби воды, Харука вспомнил о том, что уже завтра они будут плыть эстафету. [1] Блюдо японской кухни из разряда блюд набэмоно, главным компонентом которого традиционно являются тонко нарезанные ломтики говяжьего мяса. Особенностью этого блюда является то, что употребляется оно в процессе варки.