Адски прекрасная любовь

      В общем, из парка Ренджуна пришлось экстренно эвакуировать: он без остановки чихал, покраснел и раздражённо тёр текущий нос салфетками, и Джисон беспокойно брёл рядом, вздыхал и кусал губы. Было так обидно, что хотелось плакать — вместо того, чтобы подарить парню, который ему страшно нравится, запоминающийся день на открытом воздухе, Джисон умудрился притащить его в худшее место на свете, и теперь Ренджун страдал. Антигистаминные, купленные в аптеке по пути домой, действовали слабо: то ли препарат был не очень активным, то ли для демонов-оборотней человеческие лекарства не подходили.       — Что… что мне сделать для тебя? — Джисон ухватил чужую прохладную ладошку, и Ренджун устало вздохнул.       — Набери мне ванну. Обычно она помогает.       Ванну Ренджун любил обжигающе горячую, и Джисон, выкручивая кран, поморщился: пожалуй, только адские создания в тридцатиградусную жару могли купаться в подобной воде. Он подготовил свежие полотенца, сменную одежду и выглянул в комнату, где Ренджун лежал, свернувшись калачиком на постели. Джисон присел на корточки рядом, заглянул в чужое порозовевшее лицо. Даже текущий от аллергии нос не делал его менее привлекательным, и Джисон тоскливо вздохнул. А ведь он мог заставить Ренджуна улыбнуться, если бы оказался умнее и не притащил его к чёртовой липе, и вместо этого отвёл, к примеру, покататься на аттракционах. Ну, хотя бы он мог о Ренджуне позаботиться, хотя сам и стал причиной его столь разрушенного состояния в данный момент.       — Что ты пялишься? — Ренджун нахмурился. Глаза его чернели, будто два осколка отшлифованного агата, и губы были красными-красными, грустно опущенными в уголках — сердце в груди сжалось, и Джисон уронил, отвечая неожиданно честно:       — Ты такой красивый.       Ему было стыдно, но отказываться от своих слов Джисон не собирался. Он встал, сунул дрожащие руки в шорты и пробормотал:       — Я… я это, ванну набрал. Пойду поищу, где-то у меня была соль с лавандой. На лаванду же у тебя аллергии нет? — он поспешно вышел в коридор, и мягкий голос прилетел ему уже в спину:       — Нет, Джисонни.       Соль для ванны с лавандовым экстрактом и сухими соцветиями досталась ему от кузины на новый год, и долгое время пылилась в шкафу. Джисон был равнодушен к подобным штучкам и к подарку отнёсся с прохладцей, однако теперь с нетерпением и радостью вытащил соль, поспешно обтер баночку о футболку и направился в ванную. Он даже чуть-чуть гордился своей смекалкой: хотя свидание было так бездарно испорчено, ванна с солью вполне могла сойти за романтический жест. Постучавшись, Джисон замер с банкой у двери.       — Ты можешь войти.       Он толкнул дверь и чуть не уронил свой драгоценный груз. Ренджун был там, в ванне. Совершенно обнаженный. Не то, чтобы ванну принимали как-то иначе — Джисон был в курсе, что для того, чтобы вымыться, надо было вначале раздеться, — но вот этого он всё равно не ожидал. Ренджун лежал, откинув голову на бортик, глаза его были прикрыты и чёрные волосы разметались по лицу. Грудь его медленно, будто во сне, вздымалась, и капельки конденсата смешивались с потом, скользили по разгоряченной коже. Ренджун развернулся на бок и сел:       — Что такое? Иди ко мне, прелесть, — позвал он, улыбаясь невинно и сладко, и пальцами откинул волосы назад. Пушистые уши его шевельнулись, будто уловив, как чужое сердце пропустило удар — Джисон весь был словно целое, оглушенно бьющееся сердце.       Ренджун будил в нём такие желания, о которых он никогда в своей жизни не подозревал. Неоформленные, но от того ничуть не менее горячие и страстные, они впились в него сотнями раскаленных иголочек. Не чувствуя ног, Джисон сделал вперёд шаг, потом другой. Не глядя он сунул Ренджуну соль и вылетел наружу, с грохотом захлопывая за спиной дверь.       Может, Ренджун и правда собирался позволить себя поцеловать. Но вот Джисон уже как-то не был уверен, что сможет пережить это и сохранить рассудок.       Из ванны Ренджун вышел спустя долгий час, проигнорировав полотенце. Он вытащил из ящика в комоде фен и принялся сушить волосы. Джисон, лежащий на кровати, безуспешно пытаясь занять себя игрой на телефоне, дёрнулся — он всё ещё был твёрдым в шортах, измученным стыдом от разыгравшегося воображения, и ему было стыдно на Ренджуна даже смотреть. А уж видеть его обнаженного, эту чёртову родинку… Это было невыносимо. Тихонько, бочком он соскользнул с кровати, но тут Ренджун выключил фен, обернулся. Глаза его были ещё слегка раздраженными, но хотя бы нос уже перестал течь. Боже, Джисон был так перед ним виноват!.. И за прогулку эту, и за неприличные фантазии.       — Стоять.       Джисон застыл на полпути к двери, старательно глядя в сторону. Сердце колотилось, словно сумасшедшее — он едва смог расслышать чужие вкрадчивые шаги.       — Мне нужна помощь, — Ренджун сунул ему фен, а потом упёрся ладонями в стену, выгнулся. Хвост его мазнул влажно по ноге, и Джисон дёрнулся, будто от разряда электричества. — Давай, Джисонни, я весь мокрый. Не заставляй меня ждать.       Джисон зажмурился, ощущая, как обжигающее тепло взрывается внутри — Ренджун словно знал, что он думает, знал о его неприличных, грязных и сладких желаниях, и теперь так изысканно, жестоко издевался. Джисон был совершенно беззащитен перед ним и той разрушительной, прекрасной влюбленностью, что испытывал — он щёлкнул кнопкой, включая фен, на ощупь поймал в ладонь вёрткий, гибкий ренджунов хвост и принялся обдувать его тёплым воздухом, начиная от самого кончика и выше, расправляя шелковистую шёрстку. Ренджун удовлетворенно выдохнул, и хвост его дёрнулся, изогнулся, погладил запястье. Джисон на секунду приоткрыл глаза, но тут же их захлопнул — Ренджун был слишком близко, и слишком не одет, а он и так чувствовал, что может вот-вот кончить, так и не притронувшись к себе ни разу. Пахло лавандой, чем-то приторно сладким, свежестью и влагой — аромат оседал в глотке, забивал нос душной своей, настойчивой привлекательностью, и Джисон старался дышать пореже.       Лучшим решением было просто сосредоточиться на мягкой, гладкой шерсти под пальцами. Ласкать её было приятно, и Джисон двигался всё выше, старательно просушивая каждый сантиметр, как вдруг Ренджун под ним вздрогнул, громкое мяуканье сорвалось с его губ — Джисон глянул на него, испугавшись того, что мог сделать больно.       Но больно Ренджуну не было. Спина его была выгнута, покрыта мурашками, и длинные ноги подрагивали в коленках, пока джисоновы пальцы оборачивались вокруг его хвоста, практически у основания, совсем близко к тому месту, которое было не просто неприлично, а вообще за гранью. Ренджун обернулся, бросив назад короткий взгляд, и Джисон застрял в выражении его чёрных глаз, зрачки в которых совершенно проглотили радужку. Ренджун облизнул губы, дыша часто и поверхностно, а потом развёл ноги чуть шире. Жест этот будто ударил под дых, выдавливая разом весь оставшийся воздух из груди — Джисон чудом лишь не уронил фен, отшатнулся и скомкано пискнул:       — Всё. Готово. Я пойду в магазин, так страшно хочется брокколи. Тебе купить что-то?       Он вылетел в коридор, врезаясь в стены, поспешно надел шлепанцы и, схватив ключи и телефон, уже в дверях услышал гневный рык:       — Текилы мне купи! И лимон, а то жизнь что-то дохрена сладкая.       Текилу Ренджун пил так, что это могло сойти за искусство: он весь раскраснелся от алкоголя и гнева, и яростно вгрызался острыми зубами в неровно порезанный Джисоном лимон после каждого шота. Когда полбутылки было у него внутри, он стащил футболку и, стуча раздражённо хвостом, улёгся на постель на бок, пристально глядя на сидящего рядом Джисона, уныло жующего брокколи. Даже под текилу оно было не очень — Ренджун с готовкой помогать отказался, вместо этого предпочтя трепаться по телефону с Джено, и пока закипала вода в кастрюльке, потихоньку закипал и сам Джисон. Ну почему опять Джено? Интересно, а если бы Донхёк ему отнёс переноску, Ренджун и ему предложил бы хвост помочь сушить? Ушки вон уже давал погладить, и даже мурчал. Что, если он захотел бы уйти к Джено, раз Джисон косячил из раза в раз? Нет, допустить этого было решительно нельзя, и Джисон собирался даже умолять о прощении, если придётся. Чёрт, да он даже текилу в первый раз в жизни пил, чтобы Ренджуну не пришлось делать это в одиночестве! Впрочем, проводить время вместе с Ренджуном Джисону нравилось независимо от того, чем они занимались, особенно тогда, когда всё его внимание принадлежало ему одному. В этот раз, однако, прочувствовать свою радость по этому поводу в полной мере Джисон не успел, потому что Ренджун внезапно спросил:       — Ты девственник? — заставляя поперхнуться.       Алкоголя в Джисоне было не настолько много, чтобы без стыда вести подобные беседы, тем более с парнем, который ему до чёртиков нравился, и потому он переспросил:       — Чего? — и сам захотел прописать себе в лоб за то, насколько тупо это прозвучало.       Ренджун цыкнул, закатывая глаза.       — Ты дев-ствен-ник? — по слогам повторил он так, будто серьёзно сомневался в его умственных способностях. — Готов поспорить, ты не умеешь даже целоваться.       Насмешка в его тоне болезненно резанула по остаткам гордости, и Джисон шлёпнул на стол тарелку, вытер рот ладонью и буркнул:       — Умею вообще-то.       — Да неужели? — процедил Ренджун, и потянулся всем своим гибким, изящным телом. — Не думаю, что тебе хватит смелости кого-то поцеловать. Ты же трусливый цыплёнок.       Пожалуй, виновата во всём была текила, а ещё это детское прозвище — Цыплёнок, — которым Джемин наградил его ещё в первый день знакомства, когда увидел стриженным под горшок. Джисон вдруг обнаружил себя на кровати, и Ренджун был под ним — удивлённо всхлипывал ему в рот. Губы его жглись алгоколем и солью, и Джисон жадно лизнул их, вторгаясь внутрь, чтобы переплестись языком с чужим. Ренджун простонал, и пальцы его скользнули на затылок, потянули за волосы, и ноги сжались на боках, пуская мучительно приятные искры вдоль позвоночника. Кожа его была раскаленной, и пахла сладковато-пряно, наркотически блаженно — Джисон потянул воздух носом, очерчивая кончиком языка бьющуюся венку на чужой шее, и Ренджун выгнулся, прижимаясь близко и захныкал. Внизу был он совсем твёрдым — таким же, как и сам Джисон, и бёдра его аппетитно, чувствительно вздрогнули, когда Джисон погладил от коленки вверх, уложил пальцы на узкую талию.       Всё заходило куда-то далеко, на опасную зону, информация о которой у Джисона была исключительно теоретическая — и та из порно и разговоров с Джемином, который давно подозревал о том, что младшенький может играть за две команды. И если они не остановятся в ближайшие несколько минут, Джисон может позорно кончить просто от того, что Ренджун под ним, и он такой, или позже, когда увидит его голым и возбуждённым. Это был бы страшный, несмываемый позор, после которого Ренджун наверняка в нём разочаровался бы, и пошел пить пиво и обниматься с кем-то более опытным. В голове моментально всплыло доброжелательное лицо Джено, и Джисон кисло поморщился, на мгновение даже слегка остывая. Вот уж у Джено точно не было никаких постельных проблем и неуверенности, он наверняка знал, как обращаться с парнем, который нравится, чтобы ему было приятно.       — О чём ты думаешь? — шепнул Ренджун, царапая плечо и облизывая свои зацелованные, опухшие губы, и Джисон отстранился, сел и огляделся так, будто не понимал, где находится.       На самом деле, он и правда ощущал себя так, будто только что вынырнул из мучительно блаженной, обжигающей бездны и теперь отголоски её касания всё ещё бродили в нём, тревожа кровь и натягивая нервы, словно струны. К тому же голова вдруг вскружилась, и подкатила непрошенная тошнота. Похоже, брокколи и текила были всё же крайне плохим сочетанием.       — Эй, — повторил Ренджун, уже более нетерпеливо, и хвост его мазнул щекотно по боку, — что такое?       Джисон пошатнулся и упал с кровати, пытаясь встать на ноги. Желудок в нём скакнул к горлу, обжёг желчью корень языка, заставляя зажать рот ладонью и поспешно, поскальзываясь и врезаясь в углы, сбежать в уборную.       Когда он вылез оттуда семь минут спустя, бледный и несчастный, оставив злополучный овощ в унитазе, Ренджун ждал его под дверью со стаканом воды. Было это очень приятно и стыдно. Жутко стыдно.       — Пойдём спать, детка, — мягко сказал он, укладывая тёплую ладонь на сгорбленную спину. — И больше не готовь брокколи: я попробовал, и есть это совершенно невозможно.