***
— Два билета на ближайший рейс, куда угодно, — судорожно произносит Хелли, работнице аэропорта паспорта прямо в руки суёт, по сторонам опасливо смотрит, кепку на голове до бровей опускает, лицо прячет. Сменить одежду в торговом центре — не означает, что посланники её не отыщут, главное успеть на рейс, не медлить, ни о чем кроме скорейшего вылета не думать. Сара позади рюкзак с деньгами на плече поправляет, тяжесть дискомфорт доставляет, но покорно потерпит, осталось совсем немного, они почти у цели, подругу одну не оставит, вместе из пут посланника выберутся, передрягу с улыбкой вспоминать будут. — Побыстрее, пожалуйста, — нервы сдают, раздраженно повышает голос, суматоху работницы аэропорта в мыслях проклинает, дилетанткой обзывает, от скорости оформления ее жизнь зависит, если Тэхен успеет раньше, не пощадит, предательство клана не простит. — Хелли Блэр? — уточняет девушка за стойкой и внимательно в страницу паспорта вглядывается. — Одну минутку, — жмёт на вызов охраны на столе, брюнетка внесена в базу разыскиваемых преступников, невыездная. — Черт, — ругается брюнетка резким действиям, переваливается через стойку, наспех паспорта из рук девушки вырывает, сразу на лету схватывает, что просчиталась, власти так же беглянку ищут, покинуть страну официально не позволят. Глупость порождает глупость, былые ошибки начинают аукаться. — Стойте, — грозится работница, со стула вскакивает, бежавшей к ним охране пальцем на двух девушек указывает. — Валим, — Хелли испуганно хватает обескураженную Сару за ладонь и тянет за собой к выходу, проблема на проблеме, время на исходе. — Буду стрелять! — вскрикивает мужчина в полицейской форме, на ходу пистолет из кобуры достаёт, дуло на Сару направляет. — О Боже, — вздыхает шатенка, руку подруги накрепко сжимает, пальцы по инерции перелетает, вслед за ней плетётся. — Не бойся, главное — быстро беги! — кричит Хелли, не желая сдаваться, жизнь учит бороться, выживать. У выхода появляются двое бестиарий в масках, взвинчено пространство осматривают, девушек взглядами ищут. Следом за ними Тэхен влетает, не стоит, шустро вперёд шагает, быстро ребят обгоняет. Хелли при виде кудрявого тушуется, траекторию меняет, в толпе на регистрацию решает затеряться, пока парень их не заметил. — Приказываю остановиться! — подначивает бегущий полицейский, внимание острое к себе привлекает, Киму косвенно помогает, круги поисков сужает. Тэхен тут же с места срывается, на беглянках заостряется, физическая подготовка убийцы гораздо лучше нежели у полицейских, первым девушек у эскалатора догоняет, Хелли на лету за запястье стальным хватом хватает, к себе рывком тянет. — Пусти! — прикрикивает брюнетка, от боли морщится, вырваться пытается, хоть как-то освободиться. Тэ выхватывает документы из слабого хвата изящных пальчиков и суёт в задний карман карго, паспорта им больше не понадобятся. Сара расцепляет пальцы и со всей силы толкает кудрявого в плечи, по сильной руке колотит, на время ослабить, подруге помочь. Тэ тихо рычит, на протест не реагирует, хватку до ломящей боли в запястье сужает, протяжно застонать Хелли заставляет. — Сара беги, уходи! — Хелли подругу криком отрезвить старается, из-за неё от свободы не отказываться, собой вновь не жертвовать. Позади шатенки полицейские подбегают, один Сару заламывает, посмелее Хелл за свободную руку хватает. — Спасибо, думал, сбегут, — говорит один из правовиков, бестиарию благодарно кивает, ошибочно полагает, что кудрявый поймать преступниц помогает. Тэ за его спину смотрит, своим бегущим парням на охрану взглядом указывает, с дороги убрать, Сару прочь увести. — Убери клешни от девушки, — гневно угрожает Ким, предупреждает, ореховыми омутами удивленного мужчину прожигает. Никому притронуться к ней не позволит, зло причинить. — Тупорылый, — со всей силы ногой в грудь бьет, с ног сносит, мужчина мешком на кафель спиной валится, пистолет из рук от неожиданности выпускает. Бестиарий Кима вмиг оказывается рядом, полицейского его же пистолетом вырубает, рукоять в висок впечатывает. — Увести, — кивает в сторону шокированной Сары, позади неё мужчина от боли на полу воет, за сломанную ногу берётся, странных агрессивных бойцов матами кроет, второй бестиарий шумного правовика добивает, шею с громким хрустом сворачивает, чтоб не мешался. Очевидцы рты безмолвно пооткрывали, за шоу наблюдают, ничего не предпринимают, не рискуют внимание к себе привлекать, так же, как полицейские хорошенько за вмешательство отхватить. — Уходим, — четко произносит Тэ и поправляет маску на лице. Хелли за собой волочит к ближайшему выходу, вслед за спинами бестиарий и полностью покорной, разочарованной во всем Сарой, ребята хотя бы рюкзак тяжелый нести помогают, какой никакой, но плюс. — Отпусти меня, я не пойду с тобой никуда! — Хелл вырываться не перестаёт, всю дорогу брыкается, хаотично по груди кулачками бьет, батарейка не садится, адреналин в крови бурлит, сил придаёт. — Ты оглох?! — у знакомого припаркованного бумера за байковую чёрную кофту кудрявого хватается, за ворот тянет, с толку сбить. — Садись, — рычит утробно Тэ, злостно щурится, дверцу машины настежь открывает. Брюнетка отпором только хуже делает, нутро раззадоривает, слепой яростью наполняет. — Я тебе, считай, жизнь спас, — за плечи к себе разворачивает, ближе к милому, но озлобленному лицу наклоняется. Размазал бы по асфальту, да рука не поднимается, сердце глупое не позволяет. — Чтобы потом её испортить?! — пухлые желанные губки стабильно ругаются, серые глазки ненавистью пылают, из-под козырька светлой кепки выглядывают, ладошками по широким плечам с силой проходится, гневно толкает, всю ненависть ему передаёт, напора не жалеет. Переходит к лицу парня, маску срывает. — Стресс вызывает аллергию, у меня на тебя аллергия! Дикарь! — Тэхен руку на уровне груди поднимает, от ударов прикрывается, брюнетка свободную от маски ладонь заносит, плотно сжатые губы парня оголяет, по шее планирует хорошенько дать, в порыве случайно пощечину хлёсткую отвешивает, после желаемое все же совершает, не теряется и не боится опасной реакции. — Надоела, — Кима хватает клейма от дерзкого поступка, щека от пощёчины пылает, груди и подавно уже не чувствует, беглянка себя вовсе не контролирует. Грубо толкает неугомонную на пассажирское сидение и туго обматывает хрупкие запястья двухточечным ремнём безопасности, вытягивает за катушку до упора, расчетливо вилку в замок вставляет, с характерным щелчком, конечности полностью обездвиживает. — Руки она на меня поднимает, — громко хлопает дверью, злость на бездушных вещах вымещает, причитая. Хелли черту переходит, зверя в нем пробуждает, на жесткую агрессию провоцирует. Старается сдержаться, не отлупить по самое не хочу, хуже прежнего делов не натворить, окончательно от себя брюнетку не отвернуть. Нервозно садится за руль, оперативно мотор заводит, педаль газа в пол втаптывает, с места преступления со свистом шин сваливает, после бумера пыльные облака поднимает. Надеется, что журналистка образумится, начнёт ценить его поступки, прекратит злобу накапливать, обиды отпустит, завесу для него приоткроет, поймёт, что он не спроста к ней по иному стал относиться. — Ну отпусти же меня, найди другого автора статей, есть журналисты лучше меня, их тысячи, — просит Хелли, слёзы от безысходности роняет, подбородок низко опускает, соленые дорожки скрыть. Безрезультатно пытается освободиться, до кнопки на замке не дотянуться, тугой узел не развязать. Все по накатанной, он опять рядом, резво везёт её обратно, туда, где от него не сбежать, все попытки побега с треском провалились, все двери на свободу впредь заперты. — Я смогу писать и на расстоянии, подальше от Унтагана, это же совсем не важно… — Замолчи, — чеканит Ким, непрерывно смотрит сугубо на дорогу, за руль двумя руками берётся, скорость увеличивает, проворно машинный ряд обгоняет. Нет для него журналиста лучше Хелли, хочет именно её. — Либо со мной, либо ни с кем и никогда. Выбирай. — Не хочу выбирать, ничего не хочу! — бестиарий опять в тупик заводит, выбор без выбора предоставляет, лишь о своей выгоде печётся. Брюнетка ноги на панель закидывает, по лобовому стеклу подошвой кроссовка бьет, внимание проезжающих автомобилистов привлечь, нафиг лобовуху выбить, на отзывчивость полагается, салон в пол ноль тонированной машине не разглядеть, не оставляет попытки подальше от кудрявого убраться. — Стекла бронированные, — спокойно, как удав, отзывается Ким. — Если бы брань была человеком, её бы назвали твоим именем! — нервно впечатывает пятку в не пробивное стекло напоследок, ставит стопы на отведённое место, прожигая гневным взглядом точеный профиль. — Как мило, — отстранённо фыркает. От плотного сжатия ремнём безопасности к ладошкам девушки кровь не поступает, кожа понемногу начинает синеть, а руки затекать. Тэхену хочется взвинченную развязать, от дискомфорта избавить, но больно Хелли неугомонная, всё брыкается, как резвая лошадь, непонятно, что в очередной раз выкинет. — Вези на кладбище сразу, чего оттягивать? — саркастично язвит, дорожки соленых слез чешутся, зуд на щеках вызывают, брюнетка щекой о плечо, подобно кошке, трется, связанные руки к груди плотно прижимаются, никак не дотянется. Тэхен улыбки при виде забавной картины не сдерживает, Хелли в гневе не выглядит угрожающе, скорее милая и излишне дерзкая, напоминает ему об их первой встрече, понемногу бояться перестаёт, истинное лицо показывает. — Угомонишься — развяжу, — предлагает заманчивую альтернативу, игриво дергает бровями, всем видом показывает, что уже из-за побега и рукоприкладства не злится. — Не улыбайся! — как может бросает маску в бестиария, материя не долетает, на подлокотник падает, Хелл разочарованно вздыхает, очередной провал. — Развяжи, болит, — обиженно надувает губы, плечами нервозно в сторону дергает. Тэхен сбавляет скорость, левую на руле оставляет, правой жмёт на кнопку замка, ловко узел на хрупких запястьях развязывает. — Без сюрпризов, — предупреждает, невзначай подаренное им кольцо подушечкой указательного пальца обводит, так и не сняла, продолжает носить. Тэ приятно, хоть и не показывает, что рад такому незначительному стечению обстоятельств, Хелли вновь близ него, всегда так будет. — Не сбегай больше, я не хочу тебя наказывать. Найду ведь. — А чего ты хочешь? — отзывается бесцветно журналистка, покрасневшие запястья потирает, четкие следы от длинных пальцев в гематомы превратятся, Тэхен явно перестарался, в очередной раз. — Угадай, — загадочно парирует, короткий взгляд в сторону брюнетки бросает, опять надутая, никак расстройство неудачного похода в аэропорт не отпустит, полностью от водителя отворачивается, находит летящие мимо здания куда интересней. — Промолчу, — руки на груди складывает, догадываться не собирается, смотреть на кудрявого отказывается, до мелочей изучить успела, не интересно, тошнотворно привлекательный, воротит. Чуть что случается — Тэхен тут как тут, как истинная поисковая овчарка, за версту её учует. Телепатии в списке талантов недостаёт. — Отпускай меня. — Разговор окончен, — ставит жирную точку, бесполезно с журналисткой разговаривать, упрямая.***
«Шокирующие новости, лидер клана посланников смерти, Цербер, открыто пригрозил властям по федеральному каналу и всем экранным площадкам, включая центральный билборд на автостраде, на фоне насчитанного оружия, провозглашая себя независимым судьей, граждане, туристы и эмигранты в ужасе. Народный журналист Хелб сегодня же опубликовал на своей странице список громких обвинений в сторону всех чиновников, статья в считанные минуты разлетелась по всем порталам, набирая неслыханной популярности в Инлаге и за границей. Власти и сам президент статью и угрозы Цербера никак не комментируют. Вероятно, автор статьи является одним из посланников смерти, комментарии пользователей интернета неудовлетворительные, жители требуют отставки и законного наказания для чиновников. Некоторые откровенно поддерживают мафиози, остальные — называют дезертиров позерами, считают преступники не способны правильно наказывать, вершить правосудие, для этого существует упорядоченная неизменная система. На этом все, ожидайте свежих новостей на нашем канале, берегите себя и своих близких». — Что за чертовщина? Сидели бы на жопе ровно эти выродки! Что за вздор?! — кричит президент Чхве Унар на подчиненных, собранных для экстренного собрания за круглым столом. — Вы где успели так похабно напортачить?! Связи с криминальными авторитетами, скрытые счета в швейцарских банках, попытка убийства родственника, приостановленные и закрытые постройки высоток, отмывание денег через приюты, детские дома, благотворительные фонды! Нажива на продаже военного оружия и танков, разграбление армии страны! Как это конфиденциальная информация вылилась в массы?! Что мне с вами всеми делать?! Вы все заведёте меня в могилу, остолопы! Кан Сонвон ломает в сжатой ладони ручку пополам, его единственного нехило вздрючили, вписывая в список не одно, а целых десять компрометирующих обвинений, включая преднамеренную сдачу внебрачной дочери террористам и попытку убийства. Сона удалось сбежать при помощи, как оказывается, посланников смерти, хуже и представить невозможно. — Куда ты смотришь?! — гневно причитает президент, глядя пялящемуся на него Сонвона прямо в глаза. — Это твоя обязанность подчищать за остальными, контролировать все махинации! Ты пуще всех отличился! Попытка убийства?! Откуда у них эта информация и фото твоего мертвого личного помощника в служебной машине с региональными номерами?! Исправляй оплошность, иначе я жизни тебе не дам, ты меня понял? Не справишься — депортирую к чертовой матери или в тюрьму пожизненно посажу. Если народ потребует наказать тебя, я отмалчиваться не стану, не лишусь поста президента из-за тупых дилетантов, даю вам всем неделю, разберитесь с чертовым Цербером, найдите его, приведите ко мне, лишите кучку убийц лидера и они посыпятся, как крошка с бисквита! Власть в наших руках, на нас держится страна, которую мы годами из разрухи отстраивали, поддерживали на плаву, не дайте им все уничтожить! Не позволю посланникам вмешиваться в мир, который им не принадлежит! — Да, — хором отвечают мужчины, до этого молчаливо слушая Унара. Сонвон молчит, взгляд к полированному дубовому столу опускает, на распечатанную статью Хелб пялится, внимательно в повествование вчитывается. Цербер за него мертвой хваткой ухватился, не отпустит, однажды проиграл битву, но от войны не отступит, будет сражаться до самого конца, отомстит за нанесённый урон, и Сона, предательницу, отыщет, в этот раз точно не упустит, жестоко отомстит за все подлянки.***
Блондин просыпается в непривычной обстановке, не помнит, как окунулся в глубокий сон, потолок слоновой кости обескураживает, твердоватая квадратная подушка приносит дискомфорт, шея затекла от неудобного положения, по инерции к пиджаку тянется, кобуру поверх рубашки у груди проверяет, пистолет на месте. Поворачивает голову в сторону шатенки, Суа, подперев висок кулачком, тихо сопит, с ним осталась, в спальню не ушла, сон консильери решила не тревожить, не мешать копошением, чтобы ненароком не разбудить. Намджун осторожно садится на диване и бесшумно бросает подушку в другой конец, аккуратно мирно спящую на неё укладывает, длинные ножки на сидушку перекладывает, становится на ноги, уходит в спальню, мягкое пуховое одеяло с кровати сгребает, возвращается к девушке и бережно укрывает по подбородок. Нежная кожа Суа мурашками от холода покрылась, во сне трясётся, как осиновый лист, алые губки побледнели, как у тех бренных, что Ким в холодильники трамбует. Ласково по еле тёплой щеке тыльной стороной ладони проводит, Суа ещё ребёнок, познавший жесткую жизнь раньше положенного, рождённая не в том месте, не в той семье. Не зря рискнул, жизнь дурашке спас, такой красоте не место в сырой земле или в крематории, она рождена стать сильной женщиной, управлять многочисленными людьми, хоть и не по своей воле. Научится правильно существовать, рано или поздно придётся принять судьбу, как консильери сделал однажды и не прогадал. Все должны быть на своём законном месте. Забирает телефон с туалетного столика, бросает короткий взгляд на недопитый девушкой остывший чай, и трёх глотков не сделала, показушное чаепитие выдалось. Хитрая лисица Суа, как девушка, поступает крайне правильно, интригует. — Консильери, — шепчет шатенка, плавно веки расцепляет, взмахнув длинными ресницами. — Уже уходишь? — Меня зовут Намджун, — неожиданно представляется блондин, не сводя тёмных глаз с девичьего сонного личика. — Запомнила? — М, — заторможенно кивает, сильнее в одеяло кутается, блаженно от тепла легко улыбается. — Хорошего дня, Намджун, — отворачивается к спинке диване, возвращаясь ко сну. Ким столбом стоит на месте, застеленный коричневый паркет весом прогибает, на спину хрупкой шатенки продолжает пялиться. Подобного убийце не желают, наверное. Консильери казалось, что многое повидал, но Суа оказалась чем-то новым, неизреченным. — Спасибо, — благодарит в пустоту, девушка вновь приглушенно сопит в плотную обивку дивана. — А тебе — пути, надеюсь, больше не увидимся, постарайся прожить долгую жизнь, — Ким тихо ступает к двери, выходит из номера, мысленно прощаясь с Суа, Намджун не готов вешать на плечи обязанности ангела-хранителя, изощрённо благотворительная роль консильери не подходит, она должна справиться с трудностями самостоятельно, обязана постараться не оплошать. Блондин возвращается на своём сером мустанге в штаб, наведаться к лидеру, узнать все последние новости и услышать новые указания, о прямой трансляции Цербера везде неугомонно рассказывают, ведущие радио не умолкают, экраны торговых центров циклично записанное видео прокручивают, разные теории высказывают, вдохновляют. Намджуну переполох нравится, напитывается новой свежей энергией, убеждает себя, что дело вовсе не в спокойном отдыхе рядом с новоиспечённой знакомой по имени Суа. — Суа, — не замечает как произносит вслух. С португальского «твоя», перевод консильери покоя не даёт, догадывается ли сама девушка о значимости собственного имени? Ким удачно доезжает к месту встречи с лидером, возвращаться всегда приятно, хоть и разлука была недолгой. По коридорам штаба носится Юнги, уже без поднадоевшего гипса на шее, выглядит как новенький, обновлённый, от быстрого бега смольные волосы хаотично развиваются на созданном ветру, бестиарий блондина не замечает, увлечённо пялится в телефон, пулей несётся мимо из кабинета главы. Намджун удивленно провожает взглядом бегущего, на его месте привык видеть Чимина, что-то идёт не так. С массой вопросов заходит в кабинет Цербера, не забывает почтительно поздравить с новым шагом в истории клана. — Где был? — Чонгук покачивается в кресле, прокручивая на указательном пальце балаклаву. Намджун пропустил значимый момент, хотя вернулся в Унтаган ещё поздней ночью. — После двух бессонных ночей на ногах с трудом стоял, пришлось перезарядиться, — убедительно отвечает парень, присаживается напротив главы. — Я смотрел повтор трансляции, пока ехал, впечатляет. — Люди осознают угрозу лишь тогда, когда видят яркий пример. Начнём с чиновника главного управления вооруженных сил, военспец помешает дальнейшим планам, в короткие сроки хорошего специалиста президенту не найти, используем шанс уничтожить королеву первой, освобождая шахматную доску, — Чон пропускает комплимент мимо ушей, он является признанным лидером — именно это наилучшая похвала. — Юнги уже подготавливает отряд снайперов, поедешь с ними в роли военачальника. — Но ведь снайперы отряд Чимина, — Нам немного наклоняется вперёд, внимательно всматривается в каменное лицо Цербера, фраза его никак не заботит. — Чимин временно отстранён, я не могу выпускать на важное задание неопределенного воина. Мочи погряз в своих проблемах и гордыни, пока не очухается будет отсиживаться в особняке, благо, я не ожесточил наказание, надеюсь, он придёт в себя. Он неоправданно дико поступает, не видит меры. — Глава, в особняке находится Сона, — зная темперамент Мочи, Намджун имеет право предостеречь, в гневе шатен способен на все, что угодно, вплоть до убийства ни в чем неповинной девушки, полагаясь на цель отомстить. Жизнь Сона его не заботит, а вот отместка лидера будет страшной. — Я могу вывести его на ферму или устроить отдельное удержание в карцере. — Нет, у меня есть идея куда лучше. Мочи слишком зациклен на Хосоке, пока не получит желаемое не успокоится, губить себя раньше времени не станет, опять. Пускай наблюдает за нашей войной со стороны, рано или поздно его съест бездействие и придёт покорно просить о возвращении. Если придёт сам — отлично, если нет — поступим по-твоему, — Чонгук бросает балаклаву на отпированную поверхность стола, ткань скользит к консильери, у так называемого обрыва удачно паркуется. — Статья Хелб пошатнула репутацию чиновников перед народом за считанные часы, многие уже требуют их наказать. Тэхен молодец, — специально заостряет внимание на похвалу кудрявого, коршуном следит за эмоциями блондина, Нам задумчиво щурится, скулы вверх прыгают от появившейся злости, пухлые губы приоткрываются опровергнуть, но лидер продолжает: — Мы спровоцировали ажиотаж, хочу больше, ярче, — Чон вальяжно разводит руками, поворачивается к окну, обдумывает дальнейшие действия. Шоу должно быть не просто фееричным, а страшно красивым, как красный красочный закат, кровавый. — Фокус должен быть простым, но сложно преподнесенным, никто не должен догадаться о самой сути, технологии исполнения. — Кто станет главным героем пьесы? — Нам отпускает злость и некую ревность к Тэхену, кудрявый однажды просчитается, и тогда Намджун полностью обусловлено прошуршит подошвой о его точные черты лица, лидер только поощрит воспитание. — Сонвон, — произносит ненавистное имя, зеницы восторгом загораются, у Чонгука целых две веские причины уничтожить мужчину изощрённо. Брюнет предвкушает, скорее не за себя, а за Сона, блондинка отрицает своё темное нутро, но Чон в людях не ошибается, не присуще, ей понравится все, что он подготовит для чиновника, абсолютно каждая незначительная мелочь. — Дополнит праздничный стол, как вино Romanee-Conti Grand Cru, стоит каждой потраченной сотни. Для начала, начнём сервировку. — Когда налёт? — консильери поправляет подол немного помятого пиджака, планирует сменить одеяния в скором времени, ходить в одном и том же костюме до мандража ненавидит, благо запасная военная форма всегда ждёт в шкафу гардеробной штаба. — Два часа, — Чон бросает короткий взгляд на наручные часы на запястье, выжидает когда секундная стрелка минует отметку двенадцать и продолжает: — План здания Элл позже покажет лично, в данный момент немного озабочен, оплакивает любимую камеру. Без задержек и ошибок, придётся быстро найти контакт с чужим отрядом, чиновник должен умереть сегодня, — брюнет переводит давящий взор на друга, не моргает, Ким же оперативно молча кивает. — Давай. — Повелевай и властвуй, — громко говорит слоган, сказанный Чонгуком невзначай во время боя, теперь фраза является главным атрибутом, неким символом посланников смерти и самого предводителя. Напитывается мощной энергетикой лидера, его безграничной силой духа, Чон не сломлен, будет таким вечно, был в прошлой жизни, является в этой и будет в последующей. — Бесспорно, — шепчет Чон и возвращается к созерцанию голубого полотна за окном, застеленного парящими облаками. Погода отличная, располагает к хорошему результату.***
— Я просто вышел прогуляться, прекратите шататься за мной, — нервно шипит Чимин, гневно стреляя кофейными радужками в охрану, ступающую за ним по пятам во дворе на расстоянии метра. Делать бойцам явно нечего, то и дело шагами территорию меряют, ворон ловят. Мочи чувствует на себе пристальный взгляд, недовольно испепеляюще оглядывается, желая вставить наглецу знатных нагоняй, бестиарии на брусчатку поголовно смотрят, одного из главных не провоцируют. Шатен возводит голову ввысь, выглядывает из-под козырька чёрной панамы к окнам, встречается с небесными глазами Сона, стоящей расслаблено на балконе, упирающейся в перила ограждения локтями. Чимин поднимает правую руку и на языке жестов показывает девушке «не пялься на меня!», Кан в ответ хмурит брови, не понимая снайперских загонов. Пак мысленно бьет себя по лбу, она ведь другая, непросвещенная. — Спускайся! — вскрикивает Чимин и манит к себе рукой, блондинка отрицательно качает головой. — Мне подняться?! — Цербер разозлится! — Сона все же подаёт голос, не дожидаясь ответа, покидает балкон, плотно закрывает за собой пластиковую дверь, не догадываясь, что все в доме крайне подготовлено для обороны и стекла в особняке бронированные, прототип комфортабельного танка. — Даже так? — Чимин неудовлетворённо фыркает, взаперти скучно, домашний арест потихоньку возвращает снайпера в заточение в тюрьме, вот только здесь и поговорить, оказывается, не с кем. Девушка по-максимуму себя от всех раздражителей ограждает, старается на лидера не нарываться, Пак убеждён, что в страхе дело, с женщинами всегда так, от огня подальше пятками сверкают, трусишки. — Наройте мне жирный косяк, в темпе вальса, — Мочи громко щёлкает пальцами, призывая охрану исполнить желание оперативно, продолжая изучать каждый квадратик укладки носком ботинка. — Лидер запретил доставлять Вам марихуану, — опасливо отзывается один из бойцов, уворачивается от молниеносного кулака шатена, назад на пару шагов отступает. — И алкоголь, бар в столовой пуст. — Это, блять, ультиматум? — ругается Пак, кулаки до побеление костяшек сжимает, слюной прыскает, словно ядом. — Тогда Сона станет отдушиной. — Мочи, прошу Вас, к женщине лидера запрещено приближаться, — продолжает боец, в этот раз от удара ногой не успевает увернуться, знатно по челюсти получает, на пару секунд восприятия внешнего мира лишается. — Метнулся за косяком, живо, или я тебя на Бентли перееду, — Чимин злостно хватает обескураженного бойца за лицо ладонью и с напором отталкивает в сторону, расчищая путь к саду. Надоели, прихвостни, банальную вещь исполнить не могут, нервы напрочь уничтожают. Бестиарий низко кланяется, невзирая на нанесённые увечья и счёсанную щеку, уходит выполнять приказ, Мочи угрозу, несомненно, осуществит, испытывать судьбу не намерен, в крайнем случае будет шанс продлить часы жизни. Чимин, довольный на блюдце принесенным граммом травы, маловато, но расслабиться сойдёт, задорно скручивает косяк на просторной веранде, невзирая на запреты лидера, продолжает гнуть свою линию. Устраивается поудобней на мягкой обивке, смачивает слюной тонкую бумагу, ребро фиксирует. Во двор со свистом заезжает чёрный бумер, Пак усмехается эффектному появлению, ему бы погонять на ночной автостраде, но колется, приходится довольствоваться малым. Поджигает огнем зажигалки самодельный косяк, к пухлым губам подносит, полной грудью вдыхает, густой дым в глотке задерживает, чтобы взяло быстрее, помогло забыться. — Привычкам не изменяешь, — насмехается Тэхен, выходя из машины, у подножия веранды припарковался, основное место для мерина Цербера оставил, кто бы сомневался. — Я моногамный, — отвечает Пак, плавно дым навстречу слабому ветру выпускает. — Сдашь меня? — Не интересно, — пожимает плечами Ким, рядом присаживается, на папиросу между татуированных пальцев заостряется, никогда марихуану не пробовал, не понимает, чем шатена эта дрянь так затянула. Тэхен решает за компанию закурить обычную сигарету, пачку из кармана толстовки достаёт, одну из многочисленных большим пальцем выдвигает и фильтр зубами сжимает, оперативно из ряда вытаскивает. Чимин ловко зажигалку пальцами левой руки прокручивает и открывает огонь, ко второму концу тэхеновой сигареты подносит, вежливо поджигает, позволяя кудрявому раскурить. — Что там? — интересуется, обо всем и сразу спрашивает. Телевизор не включал, из вторых уст интересней. — Переворот начат, Цербер видео-обращение властям записал, Намджун уже вышел на дело, военному чиновнику каюк, — Тэхен одёргивает точным движением рукав толстовки и просчитывает время на наручных часах, — через двадцать минут массовый траур. — Прям траур? — выгибает бровь Пак, кому есть дело до чужой участи? Небылица. — В теоретике, — уточняет Ким, пропуская едкий дым в легкие, частично расслабляется, в силу красочных обстоятельств до этого момента вовсе о вредной привычке позабыл. Хелли, чертовка, своим присутствием все мысли напрочь из головы выбивает. — МДА, — заразительно смеётся Чимин, конкретно взяло, с первой глубокой затяжки плавит, сдаёт позиции. Тэ не сдерживает улыбки, шатен выглядит так беспечно, что самому захотелось это неизведанное чувство полного пространства ощутить, всем телом прочувствовать или эти самые чувства приглушить. Мочи тянет ещё, недостаточно хорошо, не остановится на старте. — Есть ли смысл обсуждать с тобой что-либо сейчас? Ты больше не в себе, наверное, — Тэхен пристально на полностью расслабленно бестиария смотрит, Пак закидывает ногу на ногу и шумно откидывается на спинку плетёной белой мебели, тело утяжеляется, узкий разрез прищуривается, белки краснеют, зрачки дважды увеличиваются. — Я в кайфе, но адекватен. Знаешь ли ты, что такое истинный кайф? — протяжно выговаривает, веки опускает, его словно на волнах качает, умиротворяет, хорошая трава, отойдёт — охранника заставит ещё принести. — Секс и убийства, — без сомнений озвучивает Ким, позу Мочи зеркально повторяет, и правда, удобно. — В точку, — Чимин вдруг воспроизводит в памяти аппетитное тело Сары, лицо сумбурно вспоминает, расплывчато, никак не вспомнит чем официантка пахнет. — Секси, — задумчиво выдаёт, веки опускает, пухлые губы облизывает. — Что? — Тэ хмурится, на себя ставки ставит, не в этой жизни. — Не представляй там ничего изощренного, не обо мне, мерзость. — Хорош, мне девушки по душе, — похабно ржет Пак, голубых вайбов между ними не хватало, обрезает догадки у корней, он тот ещё ловелас. — Ничего не могу с собой поделать, месть для меня подобно кислороду, Цербер от меня настоятельно отворачивается, чувствую себя предателем… — Возвращайся, ты нам нужен, очень нужен лидеру. Без тебя клан не полон, в штабе слишком тихо, во втором складе кресло в кабинете пустует, твои булки ждёт, не обнадёживай отряд снайперов, они идут за тобой, как за светом в конце тоннеля. Бремени обязательств способны вынести исключительно сильные личности, твоя характеристика, не находишь сходства? — Тэхен тушит сигарету в пепельнице и подводится с места, повлиял речью как смог, Чимин открывает глаза, провожает затуманенным взглядом широкую спину. — Выскочка, вдохновляешь, — переводит кофейные глаза на косяк, наблюдает за струйкой парящего сизого дыма, тушит кончик косяка о влажный язык, бросает временно ненужную вещь на стол, рассыпая пепел и частички шишки. — Дьявол, как же дико обращаться к тебе, даруй Церберу удачу в назревающей войне и мне, дай возможность присоединиться, — Чимин закидывает голову назад, ощущает, как серебряный жетон с адским псом на середине груди нагревается от температуры разгоряченного мускулистого тела, сердце оледеневшее согревает, оживляет мертвую душу. Без родного клана никак, с предназначенного пути не свернуть.***
— Это что за дерьмо? — Чонгук смачно сплёвывает на асфальт у колеса припаркованного мерина, на дворе поздняя ночь, глава немного покачивается от выпитого литра виски, пьяный в зюзю Намджун с трудом стоит на ногах рядом. Брюнет недовольно смотрит на закрытые ворота особняка и грязно проклинает неловко мнущегося на месте бестиария. — Я тебя спрашиваю! — Цветы, — выдавливает тускло Шин, обнимая метровые белые розы перевязанные красной атласной лентой, букет объёмный, пятьсот штук по весу штанги, не меньше. Запросы главы с каждым разом все страннее и непонятней, в час ночи свежие цветы не так легко отыскать, проще откопать новые документы на пневмат. — Я сказал без шипов! Ты хочешь, чтобы моя женщина себе руки в кровь изранила? В понятиях не адаптируешься? — Цербер взъерошивает шелковистые волосы на затылке и злобно прищуривается. — Жри лепестки, помощник из тебя как из меня пастырь, — Чон резко срывает ближайший бутон со стебля, с отвращением пуляет Шину четко в лоб. — Глава, — протягивает с протестом консильери, защищая своего доверенного человека. — Я закажу новые, с утра привезут, не беспокойся. — Не вмешивайся, отхватишь, — грозится Чонгук, на друга взгляд не бросает, пуще прежнего от молящего взора разойдётся. — Все шипы до единого обломай, обратно симпатично перевяжи, у тебя десять минут, — приказывает Цербер, одинокий стебель из букета нервно вытаскивает и со всей дури шлепает Шина по колену. — И машину во дворе припаркуй, такой день испортил. — Сложно было шипы убрать? — рычит Нам, когда Цербер удалился за ворота, помощник стыдливо опускает голову к белоснежному букету, прямо в темные омуты смотреть наглости недостаточно. — Охрану запряги помочь, пять минут тебе даю, шевелись. — Считайте, что уже все готово, — наспех кивает и уволочивается вместе с изящной баулой во двор. Брюнет прилипчиво рассматривает букет у двери в спальню Сона, один черт ничего не видно, свет лампочек в коридоре давно потушен, перед глазами плывет, ладонью вдоль стеблей проводит, на безошибочную тактильность полагается, гладко, как девичьи ноги, сойдёт. Берётся за дверную ручку, шумно преграду распахивает, долгожданную встречу оттягивать не желает. Не в его стиле девственно стесняться, напролом идёт, четко к цели. Кровать неряшливо расправлена, одеяло в ногах смято, Сона на коленях у подножья сидит, сложённые в мольбе ладони к чистому лбу рёбрами прижаты, пухлые губы молитву бесшумно произносят, безустанно шевелятся. Красивый профиль в свете луны нечёткий, тенями искажается, белокурые волосы в тугой низкий хвост собраны, мешковатая одежда изгибы скрывает, Чон запретит ей носить подобное, когда придёт время, пылкому взгляду не хватает плавных линий. Если бы Чонгук был полемистом, описывал бы свою красавицу на несколько томов, одни голубые бездонные глаза тысячный тираж. На незваного гостя Кан не отвлекается, плотнее замкнутые веки сжимает, ничего вокруг не замечает, атомный взрыв от обращения не отвлечёт и сам Цербер против искреннего прошения бессилен. — В этой жизни только я помогу тебе, — Чону происходящее не сопутствует, Кан ноль на массу от услышанного, вовсе не реагирует. Косится в сторону букета, начинает в лесном поступке сомневаться, скорее всего подарок блондинку не впечатлит, один процент в силе. — У меня есть кое-что для тебя. — Вернул мою мать? — Сона не выдерживает напора надоедливого брюнета, распахивает веки, ладошками о скомканное одеяло ударяет, Цербер рамок дозволенного не видит, её убеждения совсем не уважает. — Прекрати, — Чон упирается плечом о косяк двери, бросая идею войти, потирает переносицу двумя пальцами, прокручивает в голове вариации уместных аргументов, под воздействием хмеля скудно выходит. — Вижу, празднуешь, каков повод? Мой траур? — замечает нестабильную стойку брюнета, пьян в стельку, расстегнутая рубашка наполовину заправлена, оголяет обильные татуировки на торсе, рукава подвернуты до локтей, взгляд затуманенный, расфокусированный, смотрит будто сквозь девушку. — Развлекайся дальше, оставь меня наедине. — А вот так, — отшатывается в сторону, считая показ роз лучшим вариантом потушить назревающую ссору. Обхватывает огромный букет руками, поднимает на уровне лица, оставляет видимыми лишь глаза, запечатлеть сетчаткой реакцию на подарок. В прошлый раз блондинке сотня зашла на ура, в пятикратном размере ожидает соответствующей благодарности. — Идиот, — шепчет Кан, безразлично отворачивается от созерцания джентльменского жеста внимания. — Не надорвись. — Забери — полегчает, — игриво дергает бровями, не отпуская надежду на поднятие плинтусного настроения Сона. Блондинка яростно вскакивает на ноги, стреляет дерзкими глазками в главаря, быстро подходит к парню и демонстративно закрывает перед его лицом дверь, заставляя отступить на шаг. Чонгук слышит щелчок замка и глухой удар о деревянную поверхность. — Откупиться решил, — шипит обиженно Кан, возвращается к молитве, полностью вычеркивая из памяти события этой темной ночи. Не до брюнета сейчас, не до его дурацких пьяных выходок.***
— Сделал? — укоризненно спрашивает Намджун у помощника, покуривая сигарету на веранде в домашней одежде и мягких тапочках, холодный душ сыграл свою роль, хорошенько отрезвил. — Да, — кивает запаханный Шин, тяжело дышит, от недовольного Цербера еле успел сбежать, за задержку опять не получить. — Сука! — четко слышится пронзительный яростный крик лидера, перед глазами бестиарий пролетает тот самый букет, смачно шмякается о идеально выложенную брусчатку, лепестки разлетаются в стороны, покидая бутоны. Ким шокировано давится едким дымом, в горле настоятельно першит, зудом раздирает, Шин откланивается и уносит ноги к машине, подальше от особняка. — Какова сука! Как посмела?! — продолжает орать Чон, наплевав на всех свидетелей его всплеска нехарактерной истерики. Шустро расхаживает туфлями по балкону собственной спальне, подошвой блестящую серую плитку царапает, сигарету зажатую между зубов поджечь пытается, холодный ветер как назло огонь зажигалки тушит, препятствует. Унизила, да так, что в брюнете атомные бомбы поочерёдно взрываются, цепочка не прекращается, циклично повторяется. Мечется, места себе не находит, фильтр жует, успокоения ищет, не находит. Эйфорию от воздействия алкоголя как рукой сняло, Сона гнусным поступком вмиг отрезвила, ядом змеиным прыснула, весь эффект в пыль уничтожила. Ни одна шлюха не утешит, и даже плодотворное убийство перед отказом блондинки меркнет, в густом тумане исчезает. Цербер не приемлет неповиновения, прямолинейной дерзости, глупая наглая женщина, по краю на носочках ходит, шаткое равновесие под прицел подставляет. Кан должна была стать сегодня пряной вишенкой на торте, в итоге — ненавистная кислятина. На душе гадко, сердце истошно ноет в груди, болью притуплённой отдаёт, Чонгук никогда ранее подобного к девушке не испытывал, ни по ком так не убивался, ни чьи выбрыки так оперативно агрессивные всплески не активировали. Полностью взъерошив фильтр, бросает ненужную испорченную сигарету в чистую хрустальную пепельницу, сбрасывает туфли на пути к кровати, падает лицом на холодную подушку, гневно отталкивает соседнюю на пол, не понадобится, для одного человека достаточно одной. У одиночества нет пары. — Я тебя приручу, бестия, — поворачивает голову на бок, на пустое место на кровати пялится. На меньшее размениваться не станет, добьётся того, что Сона сама к нему под покровом ночи заявляться будет, изящным телом греть, о большем просить, до утра не отпускать, обнимать как в последний раз. — Покоришься.***
Чимин медленно окучивает Цербера в саду, выглядывает из-под крытой веранды, наблюдая за тем, как брюнет в военной форме гоняет охрану с измерительной рулеткой, указывая направление дулом именного пистолета. По высоте децибел ясно понимает, глава явно не в духе, откладывает важный разговор на десять минут пять раз подряд. Чонгук отдаёт последний приказ и шумно складывает хаклер в кобуру на груди, расчетливо по ней хлопает — удостовериться в надежности. Пак даёт себе несколько секунд на подумать и поднимается с мягкой подушки кресла, закурить бы, да вновь затянет, не стоит. — Цербер! — Мочи окрикивает друга, Чон тут же реагирует, хмурится, шатен по профилю видит, максимально недоволен. — Я хочу поговорить, — подходит ближе, держится на расстоянии метра, опасается отхватить за наглость. Слишком поздно менять тактику, внимание уже благополучно привлёк. — Шлюхам тоже всегда клиента «хочется», — лидер натягивает бесцветное выражение лица, разворачивается к парню всем телом, с возращением пистолета на законное место стоило повременить, больно подчиненные распоясались. — Приношу извинения повторно, знаю, поступил как телка, такого больше не повторится. Позволь вернуться, мой отряд без меня… — извинения даются нелегко, Чимин не любит проявления слабости, но в данной ситуации обязан уступить, найти в себе стержень восстановить сломанную ветвь. — Прекрасно справляется, — перебивает Чонгук, не желая выслушивать левые аргументы. «Извини» как трещины на стекле жвачкой залепить — неэффективно. — Я оплатил счета за мерин и остальные тачки, — тонко намекает на действия Пак, Чон сухо усмехается, деньги его не заботят. — Дай возможность доказать, что предан. — Предан здесь только я, — трактует по-своему, и правда, Пак лидера бесстыдно предал гнусным поступком. — Как мне доказать обратное? Искупить вину? — Чимин начинает ни на шутку волноваться, не подбирая должного количества вариантов исхода, все катится к чертям. — Фартук, — вдруг придумывает изощрённую пытку для шатена, заниматься женскими делами Чимин яро ненавидит. — Поможешь с уборкой мисс Дан, заодно и проследишь за её действиями, странное поведение гувернантки мне разонравилось. — Уборка? — с выдохом произносит, осознавая, что над ним будут безустанно ржать абсолютно все, завидев киллера в розовом фартуке и резиновых перчатках. Образ в голове не укладывается, от одной мысли о новом плачевном облике воротит. — Ночью ведь? — последняя надежда меркнет после саркастичного скачка густых бровей напротив. — Занимайся, — Чонгук расслабленно проходит мимо, уголки губ медленно ползут вверх, никто так хорошо не знает Мочи как лидер, во всех аспектах. Для Цербера абсолютно все потенциальные враги, стоят всегда в шаге, ближе дозволенного не подпустит. Доходит до мерина, возводит взгляд к балкону спальни Сона, дверь плотно закрыта, окна зашторены плотной темной тканью. Блондинка будто почувствовала его присутствие и появилась в поле зрения, расшторила окна. Чонгук останавливается, немного щурится от яркого солнца, глаз с девушки не сводит, озадачься ответного внимания. Кан бегло проходится светлыми усталыми глазами по территории, натыкается на пристальный глубокий взгляд тёмных марионов, размеренно дышит, ощущает, что затягивает, Чон отвернуться не позволяет, на расстоянии удерживает. Брюнет расставляет ноги для удобства и продолжает смотреть, она совсем рядом и далеко одновременно. Длинные пальцы немеют, теряет контроль над своим телом, во рту обильно слюна собирается, сглотнуть пытается, горло не поддаётся, при виде неё голова кругом, и не оторваться, воронкой в вечность затягивает. — Цербер! — Намджун оперативно выходит из дома прямо к главе, Элл места себе в штабе не находит, о новых достижениях рассказать рвётся, лидера и консильери битый час ожидает, они крайне опаздывают. Зрительный контакт пары прерывается из-за пепельной макушки, Кан отходит назад, вновь за шторами скрывается. — Сона, — шепчет Чон, вперёд по инерции дергается, часами бы во так перед окнами особняка простоял, лишь бы не сбегала, на него одного всегда смотрела. — Глава, — озадаченно вздыхает Нам, не услышав девичьего имени. Чонгук опускает взгляд к идеально выложенной брусчатке под ногами, шею широкой ладонью потирает, вспотел, в жар молниеносно бросило, спина холодным потом покрылась. Признавать отказывается, что потерять боится, что однажды створки дверей не разойдутся, и блондинка не появится, светлые глаза в ответ не посмотрят, что уйдёт навсегда, к нему вовек не вернётся. — Едем, — чеканит четко, зная, что сережки Сона в коробочке под сердцем хранит, на дне кобуры покоятся. Ей от него некуда, ни за что и никогда. Мимолетные опасения исчезают, лучшим подарком для Сона будет новый мир, который Чонгук сделает своим и воссоздаст так, что ей придётся его принять. Блондинка аккуратно отодвигает штору в сторону пальцем, выезжающие за ворота мерин и мустанг взглядом провожает, за ними два гелентвагена спешат, изворотливо на дорогу выруливают. В дверь неожиданно стучат, Сона от пронзительного звука на месте подпрыгивает, мисс Дан обычно тихо заходит, не стучится. Робко ступает по направлению двери, плавно за ручку берётся, немного приоткрывает, оставляя для изучения гостя узкую щелку. — Уборка, — недовольно хмурится Чимин, отдёргивая подол бледно-розового фартука, в руках небольшое ведерко с водой на весу удерживает, разноцветные тряпки из кармана спецодежды выглядывают. — Только рискни засмеяться, поняла? — с ходу угрожает, панаму по брови натягивает, непонятно зачем шифруется, Пака ни с кем другим не спутать, в любом облике шатен будет оставаться тем самым неизменным Мочи. — Почему ты… — начинает Кан, бестиарий нахально толкает дверь носком ботинка, перебивая весь запал к расспросам. — Погуляй во дворе, мне надзиратель не нужен! — Мистер Пак, Ваш первый этаж, спальни — моя зона! — спешит вдоль коридора мисс Дан, в попытках удержать бытовую химию в объятьях. — Подождите! — Ещё чего, на первом охрана меня палит и тайком смеётся, я не слепой, — бурчит шатен себе под нос, Сона губки поджимает, от всей непонятной ситуации каша в голове образовывается и полная неразбериха. — Утро доброе, — на том конце отзывается Тэхен, сонный и недовольный стоит в проеме двери своей спальни, шум и крики женщины спокойному сну помешали, единственный выходной сходит на нет с самого начала. Ким осматривает шатена с головы до пят, саркастично дергает бровями — лидер хорошо с наказанием постарался, нечего сказать. Чимин насмешливую реакцию считывает и врывается в чужие покои, наспех хлопает дверью и закрывает на защелку, опережая несущуюся к нему гувернантку. — Займитесь работой, не надоедайте! — бросает гневно Чимин, не выполняя настоятельную просьбу мисс Дан открыть преграду и спуститься в зал. — Нечего внизу батрачить, — ухмыляется маленькой победе, приструнить неугомонного парня не так просто, Церберу не всегда удаётся, пожилой женщине — и подавно. Обращает внимание на шокированную Сона, девушка понемногу отступает к балконной двери, по напуганному взгляду видит — кричать собирается, охрану на помощь позвать. — Даже не думай, — предупреждает, угрожающий прищур принимает. — Уходи, — шепчет Кан, бегает зрачками по миловидному, но настороженному лицу бестиария. Причины более не имеют веса, характер парня необузданный ранее, неведомо — опасно, о мнимом доверии не может быть и речи. — Не нужна уборка, оставь все как есть. — Мочи, открой! — Тэхен метнулся решать проблему, шатена подпускать к Сона категорически нельзя, Цербер дал дальновидный приказ передвижение друга по особняку контролировать. — Выбью дверь, если проигнорируешь, — нервно дергает ручкой, мисс Дан сбоку подначивает, на месте топчется, «что же будет?» взвинчено приговаривает. — Шашку ещё в окно закинь, спецназовец, — парирует Чимин, но дверь отворяет, по себе знает — бойцы о таком не шутят. — Ты её нянька? — кивает в сторону блондинки, Тэхен же бегло осматривает девушку на целостность и расслабленно выдыхает, успокаивается, ребята на приличном расстоянии, зря волновался. — Как подросток во время пубертатного периода, это тебе нужна нянька, — фыркает кудрявый. — Кризис перехода давно прошёл, — теряя последний шанс глупо скрыться от назойливых взглядов, Пак гордо выходит в коридор, огибая домработницу и скалой стоящего бестиария. Здесь ловить нечего, одни укоры и протесты. — Тэхен, — выдавливает Кан, не решаясь поблагодарить должным образом. — Церберу об этом ни слова, Мочи здесь не было, как и меня, поняла? — Ким, с каменным выражением лица, шумно хлопает дверью, решая не затягивать, не усугублять. — Мисс Дан, Вас тоже касается, — строго причитает, дожидается согласного кивка и возвращается в собственную спальню, принять леденящий душ.