Хроника оригинального наказания

      Страхи есть у всех, не так ли? Я сам, признаться, боюсь боли — впрочем, об этом я уже упоминал... Да и произошедшее сегодня не имеет к моим собственным страхам никакого отношения.       Я не хотел бы клеймить всех детей, называя их жестокими, ведь виновны далеко не все... Однако сам я учился с маленькими садистами, которым доставляло наивысшее удовольствие мучить тех, кто был слишком слаб или труслив, чтобы отвечать им. Они знали о том, что моя мать наказывала меня за каждый неверный шаг, и потому часто портили мою одежду и тетради. Они могли запереть неугодного ребенка в пустом классе после уроков. Они воровали важные для других вещи только ради собственного веселья. Они... Да мало ли примеров? Суть в том, что дети, похоже, и правда не меняются вне зависимости от поколения и места. Я ехал сюда с надеждой на то, что в этой школе дети не похожи на моих собственных одноклассников, но я ошибся: некоторые из них точь-в-точь такие же. Впрочем, не каждый из них таков... Кроме того, некоторых вещей они могут просто не понимать: самым младшим детям в этом классе не больше восьми лет. Самой же старшей девушке пятнадцать лет, и мне редко доводилось видеть более спокойных и добрых людей, чем она...       Собственно, с ней сегодня и случилась беда, а виновен в этом мальчик, решивший показать всем найденное на улице мертвое животное... Выглядит этот ребенок просто ангелом, и многих пленяют его огромные ясные глаза и светлые кудри, однако что у него на уме? Этого мы знать не можем. Сегодняшнее происшествие заставило меня усомниться в его моральных качествах... Итак, он не придумал ничего лучше, чем бросить окровавленный труп какого-то грызуна к ногам Кэролайн, той самой девушки. Знал ли он о ее страхе? Она до ужаса боится крови, а в моменты излишне сильных эмоций не контролирует свои способности Силы... Мы поняли, что что-то случилось, когда внезапно погас весь электрический свет в окнах зданий, а с одного из деревьев в саду упала большая ветка, — вернее, поняла это мастер Алира. Она тут же быстрым шагом подошла к девушке, взяла ее за руку и произнесла: — Кэрри, пожалуйста, успокойся. Это просто мертвая крыса. Ты сильнее и выше этого. А сейчас нам лучше уйти отсюда... — и повела ее в здание, продолжая говорить с ней предельно мягко. Я не в первый раз заметил, что у моей напарницы будто бы есть план для любой неожиданности в этой школе... Я преклоняюсь перед ее олимпийским спокойствием и способностью решить любую проблему. Сам я, хоть и умею объяснять и обучать некоторым навыкам, явно уступаю ей во многом. Я могу справиться с одним или двумя учениками, но не с тридцатью... Она же довольно легко управляется с воспитанниками, знает их всех по именам, и при этом имеет свободное время. Честно говоря, меня это поражает.       Я же, пока мастер Алира уводила дрожащую Кэрри, подошел к виновнику этого происшествия и тихо сказал ему: — Подойди ко мне после уроков. И даже не пытайся притвориться, что забыл, — и в моем голосе не было гнева или неприязни, но был тот стальной холод, что я перенял от матери; однако, заметив, как он испугался, я прибавил уже чуть мягче: — Поскольку ты сделал это впервые, наказан ты не будешь... Но я должен с тобой поговорить.       Что ж, до назначенного момента встречи остается чуть меньше часа. Я как раз успею обсудить случившееся за полчаса перерыва между уроками и тренировкой... Никогда прежде я не надеялся так сильно на чьи-то доброту и сознательность! Конечно, мне случалось попросту забалтывать — другое слово тут не подойдет — некоторых потенциальных политических союзников, но в те моменты, когда нужно добиться от человека не действия, а моральных выводов, пустые разговоры, пожалуй, являются худшим злом. Я не намерен вытягивать из ребенка пустые обещания или заставлять его вести себя подобающе только из страха перед наказанием... Если я и не принесу особенной пользы этим детям, я не должен и вредить им. Это я, кажется, понимаю сейчас лучше, чем что-либо еще... Может быть, я и плохой воспитатель, но по крайней мере я честен с собой и другими. Если я не могу помогать, то не имею права вредить.       Тяжелые мысли не покидают меня... Я не знаю, как мне быть. Что говорить малышу, что намеренно или случайно напугал одного из своих товарищей? Впервые за долгие годы у меня не складывается речь... Я вновь чувствую себя так же, как в ночь перед принятием своего титула. Тогда я, четырнадцатилетний мальчишка, не знал, что говорить главам самых знатных родов, представ перед ними... Тогда я пленил всех открытым честным взглядом и ломким прерывающимся голосом — и простыми, но неожиданно мудрыми для такого юнца словами. Речь я составил на ходу, и она произвела на всех впечатление абсолютной искренностью... Сомневаюсь в том, что сейчас мне удалось бы повторить тот подвиг: я уже далеко не тот юноша с горячим сердцем и чистой душой, да и мальчишка — не пресыщенный утонувший в светской лжи аристократ из самого начала века. Впрочем, трогать ведь можно не только юной искренностью и простотой, но и неожиданной для собеседника мягкостью и заботой... И, поскольку составить речь у меня уже нет времени, я второй раз в жизни буду импровизировать в запланированном разговоре.       ...Эта беседа вернула мне веру в моральные качества моих воспитанников. То, что я принял тогда во дворе за страх перед возможными последствиями подлого поступка, оказалось легким потрясением и страхом за девушку, которая могла пострадать... Да, еще далеко не все потеряно! Я понял все, как только мальчик переступил порог. У детей есть одна благодатная для эмпатов вроде меня особенность: они очень громко думают и даже об этом не подозревают. Как некоторые легко угадывают эмоции по взгляду, так я улавливаю все мысли и чувства с помощью Силы и одной своей особенной способности. — Простите, сэр... Я виноват... — произнес ребенок, но говорить ему и не требовалось: я уже знал, что он скажет. — Я знаю, мой друг... Можешь не переживать о Кэрри: она в полном порядке. Я лишь задам тебе один вопрос... Какой урок ты вынес из этого случая? — ответил я мягко, слегка склонившись к нему. — Урок? Простите, я вас не понимаю... — Чему тебя это научило? — Тому, что нельзя кидаться дохлыми крысами... И еще что нельзя пугать людей, потому что им от этого плохо. — Я знаю, что ты сказал правду... Как тебя зовут, кстати? Прошу прощения за это, но я запомнил ваши лица, но не знаю пока всех имен. — Антонин Грайт, сэр... И у меня есть брат, но он уже в старшем классе. Он лучший в Академии пилот! — кажется, поняв, что я не собираюсь его отчитывать, мальчик стал вести себя естественно. — Алексис Грайт — твой брат? Да, я слышал о нем... Что ж, вероятно, ты обладаешь схожими талантами, Антонин? — Совсем нет, сэр... Я боюсь высоты. И... я не знал, что Кэрри боится крови. А это правда, что абсолютно все чего-нибудь боятся? — Конечно, мой друг. И у меня тоже есть страхи... Никогда не стыдись своего страха, но и не позволяй ему взять над тобой верх окончательно, — и тогда ты сможешь жить достойно. — Я верю вам! Как вы думаете, Алекс станет когда-нибудь как Скайуокер? — О, такого мастерства добиться сложно... И судьбы этого юноши я бы врагу не пожелал. Я ведь знаю лично этого бывшего джедая! Он был частью той силы, что при благих намерениях приносила больше вреда, чем пользы, — кажется, теперь он понимает это и сожалеет... Что ж, по крайней мере у него самая счастливая семья, какую только можно себе представить.       Далее последовали просьбы Тони рассказать ему о том, кто оказался все же слишком добрым, чтобы убить безоружного и беззащитного меня... Что ж, я не мог отказать мальчику в такой просьбе. Правда, с обсуждения лучшего в Империи летчика, который, к слову, является и одним из лучших инженеров-изобретателей нашего времени, — и это при том, что ему всего двадцать семь лет! Я заверил Антонина в том, что не только его брат сможет достичь той же славы, что и этот герой двух государств, но и он со своим страхом перед высотой — надо лишь стараться и не предавать свои таланты, ведь именно так малыш Эни стал тем, кем он теперь является... А после мой юный ученик с увлечением стал рассказывать о том, что он мечтает создать для своего брата самый лучший корабль. Если коротко, то расстались мы с Тони приятелями.       Мне точно будет что рассказать Шиву, когда он позвонит мне через два дня... Я полагаю, он будет доволен!