Темнейшая мечта

Телефон валялся на кровати, на которой ещё пару часов назад спал Чонгук, и его аромат все ещё витал в воздухе, но сейчас я не могла об этом думать, словно оглушенная, сидя на смятом покрывале и глядя в одну точку невидящим взглядом. Сохи ещё что-то говорила в трубку, но мне хотелось заткнуть уши руками или зашвырнуть телефоном об стену, сделать так, чтоб он умолк навсегда, лишь бы не слышать её беспечный щебет о том, как потрясающе хорош в постели мой брат. Нет... это просто не могло быть правдой, не могло! Эта избалованная несносная девчонка перешла все границы, посмев посягнуть на моё, и я не желала больше слышать её голос и видеть её вообще никогда. Мне хотелось стереть её номер, а ещё лучше — стереть последние пять минут, как будто их никогда не было, и вертихвостка на том конце линии не произнесла только что слов, разделивших мой мир на до и после, и вновь заставивших моё, лишь недавно ожившее и отогревшееся в руках любимого сердце, покрыться льдом. Как он мог?.. Как она посмела?!. Что произошло этой ночью в доме Тэхена? Господи… От этих мыслей, гудевших в моей голове роем разьяренных пчёл, у меня уже начинало пульсировать в висках, а к горлу подкатывала тошнота от одной мысли о том, что руки и губы, ласкавшие и сводившие меня с ума этой ночью, прикасались к кому-то ещё. Это было немыслимо, невыносимо, неправильно!.. Это не могло быть правдой, пожалуйста, пусть это будет просто кошмарным сном... Чонгук не мог этого сделать, не мог так поступить со мной… На миг даже закралась мысль о том, что Сохи все это выдумала, но зачем ей было говорить об этом мне, а тем более лгать? Чтобы я рассказала "невесте" моего брата о том, какой неверный у неё жених, и Сохи с чистой совестью могла прибрать его к рукам?.. Зажмурившись, я сжала голову руками и уткнулась лбом в колени, пытаясь успокоиться и восстановить дыхание.Мне нужно было все выяснить и узнать, что же произошло на самом деле. И как можно скорее, иначе я просто сойду с ума. Да… Не так я планировала провести воскресенье. Но судьба снова смешала мне все карты. Каждый раз, стоило мне хоть немного расслабиться и поверить, что все ещё может быть хорошо, вечно случалось что-то, снова выбивавшее почву у меня из-под ног. Глубоко вздохнув, я, наконец, отключила телефон и попыталась взять себя в руки. Мне все ещё было неприятно вспоминать чересчур вызывающее поведение кузины Тэхена вчера вечером, но то, что она рассказала, просто не укладывалось в голове. Да, наверное, все присутствующие на вечеринке заметили, какими влюблёнными глазами она смотрела на моего брата, но быть настолько беспринципной, чтоб попытаться соблазнить парня, у которого есть невеста? Пусть она и выдуманная, но все же. Покачав головой, я сжала зубы, чувствуя, как руки сами собой сжимаются в кулаки от желания оттаскать маленькую паршивку за волосы или влепить такую звонкую пощёчину, чтоб летела обратно до самого Гонконга и забыла сюда дорогу. Мне было все равно, кто что подумает, но я намеревалась сделать так, чтоб Сохи больше никогда не подошла к Чонгуку.А ещё я готова была биться головой об стену и ругать саму себя за беспечность, признав, что очень сильно недооценила соперницу. Она давно уже не была той невинной милой малышкой, которой я её запомнила, превратившись в эгоистичную стерву, не собиравшуюся останавливаться ни перед чем в плане достижения желаемого. И теперь мне предстояло самое трудное — разговор с братом. Быстро приняв душ и одевшись, я спустилась вниз, узнав от горничной, что Чонгук работал в кабинете, и направилась прямо туда, хоть сердце предательски частило и замирало от мысли о предстоящем разговоре. Больше всего мне хотелось просто забыть о том, что я услышала, но я не могла. И понимала, что если не выясню все сейчас, эта недосказанность будет и дальше стоять между нами. И с меня было достаточно тайн. Я не стала стучать, чтоб не растерять все свое мужество, и вошла в мрачный кабинет, с которым у меня были связаны все самые худшие воспоминания в моей жизни. И похоже, скоро к ним добавится ещё одно. Услышав, как открылась дверь, Чонгук поднял голову, оторвав взгляд от бумаг, которые изучал, и тепло улыбнулся мне, и от этой улыбки мне стало немного лучше, а в мрачном кабинете словно стало больше света. — Привет, малышка. Уже проснулась? Отдохнула? — родной бархатный голос словно обволакивал теплом, но, к моему ужасу, даже оно не могло растопить лёд, сковавший моё сердце. Я стояла, застыв посреди кабинета, и все ещё не могла заставить себя улыбнуться ему в ответ, ведь теперь мне во всем чудилась фальшь. Мог ли он так улыбаться мне, если этой ночью в его постели побывала другая девушка? Он сразу заметил, что со мной что-то не так, и отложил документы, поднимаясь из-за стола и стремительным уверенным шагом направляясь ко мне. Но сейчас я бы предпочла, чтоб он не подходил так близко, ведь иначе я просто не смогу сохранить голову ясной. Но он не собирался считаться с моими желаниями, вновь без разрешения вторгаясь в моё личное пространство, как всегда это делал, и обнял за плечи, хмурясь и с тревогой заглядывая в мои глаза, которые я пыталась от него спрятать. — Что с тобой, Лис? На тебе лица нет… Тебе плохо, родная? От звука его низкого хриплого голоса, шептавшего мне в шею жаркие признания этой ночью, а сейчас пронизанного заботой и беспокойством, мне стало ещё хуже, и я опустила голову, закрывшись от него волосами и пытаясь прогнать подступившие к глазам слезы. — Да, мне очень плохо… — наконец выдавила я и затихла, кусая губы. Услышав это, он изменился в лице, наклоняясь ко мне, и осторожно сжал мой подбородок пальцами, приподнимая моё лицо и не желая мириться с тем, что я не хочу смотреть на него. — Что случилось, моя хорошая? - голос Чонгука был глухим и напряжённым, выдавая его тревогу за меня, но я по - прежнему молчала и он вздохнул, обнимая меня за талию и притягивая ближе к себе: — Ну же, детка.... Что с тобой? Не пугай меня так ,говори, — мягко надавил он, и его голос стал тихим, но от этого не менее властным, и я невольно вздрогнула и сжалась, не зная, как начать этот разговор. Я подозревала, что именно так он разговаривал со своими подчинёнными, когда возникали проблемы и их надо было срочно решать. — Ты спал с ней? — наконец прошептала я едва слышно, и Чонгук застыл, казалось, даже перестав дышать. — О чем ты говоришь, родная? С кем? - непонимающе выдохнул он, пытаясь поймать мой взгляд. Но, видя, что я все ещё кусаю губы и не могу ничего сказать, он устало вздохнул и прижался своим лбом к моему, тихо шепнув : — Лиса, я знаю, что тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но... я много с кем спал, и я этим не горжусь. Моё прошлое было довольно бурным, но изменить в нем я ничего не могу, поэтому просто скажи мне, что тебя мучает? Что ты узнала? — он поднял на меня глаза, глядя так пронзительно, прямо в душу, что я разом растеряла всю свою воинственность и судорожно вздохнула. — Мне звонила Сохи… — слетело с моих губ имя предательницы и камнем упало в повисшую между нами тишину. Услышав это, он тихо выругался сквозь сжатые зубы и отстранился, выпрямляясь, а затем провел ладонями по лицу, зарываясь ими в волосы и отходя от меня. — Я знал, что она не сможет удержать язык за зубами, — глухо процедил он, — Дрянная глупая девчонка! Я сжалась от холодной ярости, прозвучавшей в его приглушенном голосе, и отвела глаза, сцепив руки в замок, чтоб не дрожали так сильно, но это было бесполезно, ведь меня всю уже начало потряхивать от нервов. Я уже успела забыть, что Чонгук мог так разговаривать. Что умел одним ледяным взглядом пригвоздить к полу и заставить замолчать. Он был зол и раздражен и хоть злился он не на меня, зрелище все равно было пугающим. Мне самой хотелось ломать и крушить все вокруг, но я продолжала просто стоять, пытаясь лишь удержать рвущиеся наружу слезы, и он, словно почувствовав моё состояние на грани истерики, обернулся и снова обхватил мои ледяные руки своими тёплыми ладонями, пытаясь заглянуть в глаза, но мне было так плохо и больно, что не было сил даже вырываться. --- Лис, малышка, послушай... - начал он, но я его перебила. — Так это правда? — потерянно прошептала я, чувствуя, что сердце разбивается на такие мелкие осколки, которые никто больше не сможет собрать. Даже он. Но он выдохнул сквозь зубы, видимо, снова подавляя желание вспомнить всех родственников Тэхена до седьмого колена не самыми лестными фразами, и тихо, но твёрдо произнёс : — Господи, Лиса, конечно нет. — Тогда почему… — начала я, но он порывисто прижал меня к себе, унимая уже начавшую колотить меня дрожь своим теплом и спокойной силой, и стал гладить по волосам, как маленькую, шепча: — Успокойся, малышка, пожалуйста, успокойся… Позволь мне объяснить. Я застыла в его руках, безвольная, как кукла, зная, что выбора у меня все равно нет, и мне придётся выслушать его в любом случае, шепнув лишь: — А есть, что объяснять? Он замер, отстранившись, и обнял моё лицо руками, мягко приказав: — Посмотри на меня. Когда я подчинилась, встретившись взглядом с любимыми темными глазами, он глубоко вздохнул и произнёс, чеканя каждое слово: — Я не спал с ней, Лиса, ты меня слышишь? Она не нужна мне. Мне нет до неё никакого дела, — заверил меня Чонгук, и я почти ощутила, как ледяной панцирь, сковавший сердце, идёт трещинами, снова позволяя мне дышать. Но затем он тихо вздохнул и добавил: — Но сегодня ночью кое-что произошло, и я очень надеялся, что ты об этом не узнаешь, ведь понимал, что ты отреагируешь именно так, и тебе снова будет больно. Я судорожно вцепилась пальцами в его рубашку, наконец, немного придя в себя, но вместе с этим во мне проснулась злость: — Что произошло в этом проклятом доме?! Почему эта малолетняя дрянь звонит мне и с восторгом рассказывает, как ты великолепно целуешься и как потрясающе хорош в постели?! Мне так больно, Чонгук! Ты хоть представляешь, что я почувствовала, услышав это?! - выдохнула я, кусая губы, чтоб не заплакать. Он вздрогнул, будто я его ударила, и сильнее прижал меня к себе, словно боялся, что я сейчас начну вырываться и попытаюсь оттолкнуть его. Но я не собиралась делать ни того, ни другого, у меня просто не было сил. — Прости меня, малышка, — горячо прошептал он мне в волосы, — Прости, что ты снова пострадала по моей вине… — Расскажи мне немедленно, что произошло! Иначе я просто сойду с ума... — прошептала я непослушными пересохшими губами, чувствуя, как рвано он дышит, и как напряжены его руки, сомкнувшиеся вокруг меня. Брат тяжело вздохнул, но не отпустил меня, и тихо произнёс: — После того, как мы расстались, я ушёл к себе, принял душ и лёг спать. Но спустя какое-то время проснулся оттого, что почувствовал чье-то присутствие рядом.И... решил, что это была ты. Я потрясённо уставилась на него, но ничего не сказала, и он тихо продолжил: — Я подумал, что тебе снова приснился кошмар, и ты пробралась в мою комнату, как раньше… - его голос звучал глухо и виновато и он отвёл взгляд, тяжело вздохнув. — Чонгук… — я застыла в его руках, уже догадываясь, что было дальше, а он снова стал гладить меня по плечам, пытаясь отвлечь и успокоить, но я все ещё не могла поверить, что Сохи оказалась такой коварной. — Прости меня, милая.Я до сих пор противен сам себе, — сквозь зубы выдохнул он, уткнувшись мне в шею, словно был готов принять любое моё решение, любую реакцию, но его руки держали крепко, и он в любом случае не собирался отпускать меня, как бы я ни брыкалась. — Как далеко вы зашли? — губы не слушались, и я смотрела в одну точку над его плечом, пока он настойчиво пытался поймать мой остекленевший взгляд и, наконец, устав от этого, взял моё лицо в ладони, обхватывая затылок тёплыми пальцами и мягко поглаживая, — И что ты делал с ней, пока думал, что это была я? Он прикрыл глаза, словно произносимые мной слова причиняли ему самому боль, и признался: — Мы целовались и я почти раздел её.Судя по всему, этого было достаточно, чтоб ей хватило фантазии придумать недостающие детали. — О господи, — я закрыла лицо руками, мечтая исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь землю, что угодно — лишь бы не видеть его виноватого отчаянного взгляда, лишь бы скрыться от обрушившейся на меня правды. Я больше не хотела этого знать, хотела просто забыть и никогда не начинать этот разговор, ведь теперь у меня перед глазами мелькали эти картины, подсовываемые услужливым воображением, и от одной мысли о том, что он целует и раздевает её, мне становилось так больно, что хотелось кричать, но с моих губ не слетело ни звука. Чонгук наклонился ко мне, крепко обнимая за талию и целуя мои руки, которыми я безуспешно пыталась от него закрыться. — Лиса… Ты вся дрожишь… Господи, родная, прости меня, пожалуйста… Ты же знаешь, я бы никогда этого не сделал, никогда бы не предал тебя, — его голос сорвался, и он судорожно вздохнул, уткнувшись мне в плечо, — Когда я осознал, кто передо мной, приказал ей убираться и больше не показываться мне на глаза. Она перешла все границы, но я надеялся, что ей хватит ума молчать о том, что произошло, но, видимо, она считает это достойным девушки поведением. Я судорожно вздохнула, наконец, перестав упираться, и позволила ему притянуть меня к его груди, все ещё дрожа и пытаясь прогнать слезы. — Я думала, что умру, слушая то, как она описывала, как потрясающе ты пахнешь, каковы на вкус твои губы и как нежны твои руки… — меня снова передернуло от отвращения. Но он не дал мне закончить, пряча мою голову у себя на груди и обнимая так крепко, что мне стало почти нечем дышать. — Тише, малышка, тише… Я знаю, что ты чувствуешь, знаю, как тебе больно. Прости, моя хорошая, — ласково шептал он, крепко прижимая меня к себе, но я дрожала все сильнее, не в состоянии справиться с открывшейся мне правдой. --- Прошу, не думай больше об этом. — Но я не могу… — потерянно прошептала я. Он вздохнул и крепче сжал меня в объятиях, словно хотел забрать себе всю мою боль и укрыть собой от всего мира. Я молчала, прикрыв глаза, и позволяя ему нежно гладить меня по спине и волосам, но ни тепло его рук, ни мягкий шёпот не доходили до сердца, превратившегося в осколок льда. — Лиса…моя хорошая… Я не могу смотреть на то, как ты страдаешь, зная, что сам стал тому причиной, — выдохнул он, нежно прижимаясь губами к моей щеке, — Что мне сделать, чтоб ты забыла об этом кошмаре? — Я не знаю, — призналась я. И я правда не знала. Не знала, как вычеркнуть это из памяти и заставить себя забыть. — Она ни перед чем не остановится, чтоб заполучить тебя, — выдохнула я, отводя глаза и глядя куда угодно, лишь бы только не встречаться с ним взглядом, чувствуя, как свет стремительно меркнет, и меня снова утягивает на дно давних кошмаров и страхов, с которыми я так долго боролась, и которые вернулись из-за выходки одной избалованной девчонки, привыкшей получать все, что захочет. Руки брата сжались в кулаки за моей спиной, и я ощутила, как он напрягся, глухо процедив сквозь сжатые зубы: — Этого никогда не будет. Ты мне веришь? — Чонгук… — Ты мне веришь? — потребовал он, зарываясь ладонью мне в волосы и сжимая их в кулаке, заставляя, наконец, посмотреть на него. Я очень хотела сказать да, но вместо этого просто молчала и смотрела на него, кусая губы, чтоб не заплакать. — Не стоит недооценивать её. Она одержима тобой, а я не выдержу, если снова случится что-то подобное, — горько шепнула я. — Хватит. Не хочу больше слушать, — рыкнул он и впился в мои губы настойчивым требовательным поцелуем, запрокидывая мою голову и сжимая пальцами подбородок, чтоб не вздумала вырываться. Я сжала губы, не желая отвечать ему, и попыталась отвернуться, но его поцелуи были отчаянными, почти грубыми, словно он хотел доказать мне, что, кроме меня, ему никто не нужен. А я все ещё была слишком слабой, чтоб ему противостоять. Он подтолкнул меня к столу и одним рывком усадил на него, раздвинув мои ноги и встав между ними, не отрываясь от моих губ. Я не могла ему сопротивляться, и не только потому, что он был сильнее, но ещё и потому, что из меня словно ушли все силы , и я ничего не чувствовала, кроме пустоты и обиды на весь мир. Чонгук продолжал терзать мои губы, а его пальцы наверняка оставляли следы на моей коже, но у меня не было сил отвечать ему или останавливать. — Скажи, что по-прежнему любишь меня, — лихорадочно шептал он, сжимая мои плечи, — скажи, что веришь мне, прошу… Он наконец отстранился, позволив мне дышать, и прижался лбом к моему лбу, нежно очерчивая контуры моего лица кончиками пальцев. — Ну же, малышка, посмотри на меня, — умоляюще шепнул он, — Неужели я настолько противен тебе сейчас? Я покачала головой. — Дело не в этом… — А в чем тогда? — его голос был не громче дыхания, словно он боялся услышать ответ. — Почему ты сам не рассказал мне? Почему я должна была узнать обо всем вот так? — я едва не плакала, чувствуя, как солёная влага подступает к глазам. Чонгука тоже уже трясло, и он с тяжёлым вздохом прижался лбом к моему плечу, пытаясь унять дыхание. — Прости меня. Я знаю, что виноват. Но я не хотел снова причинять тебе боль, не хотел, чтоб ты смотрела на меня таким безжизненным взглядом, как смотришь сейчас.Я знал, что, несмотря на все мои оправдания, тебе будет плохо. А я ничего не смогу сделать. Всё, что он говорил, отзывалось глухой болью глубоко в заледеневшем сердце, хоть я и понимала, что он просто снова пытался меня защитить. От самого себя. Он был моим самым большим счастьем, но и самой жгучей болью, и мы ничего не могли с этим поделать, сколько бы времени ни прошло. — Ты бы не сказал мне, даже если бы вы переспали, так? Ты бы скрыл от меня то, что, по твоему мнению, мне знать не нужно, делая все, лишь бы держать меня в неведении, прикрываясь разговорами о том, что хочешь меня защитить и уберечь от боли, в которой сам же и виноват? - потребовала я ответа, хотя уже и так знала его на каком-то подсознательном уровне. Он молчал, опустив голову и не глядя на меня, лишь его красивые руки сжимались в кулаки все сильнее. — О боже, — я закрыла лицо руками, уже зная, что он именно так бы и поступил. — Лиса, все не так… Родная, послушай меня… — начал он, но я перебила его. — Замолчи, прошу тебя... Господи, почему это снова происходит с нами?... После того, что я узнала, мне показалось, что все стало так, как раньше, словно и не было этих двух месяцев. Словно ты снова стал чужим и далёким, снова закрылся от меня. Словно я совсем тебя не знаю, Чонгук. И иногда мне кажется, что это никогда не кончится. Твои тайны будут преследовать нас всю жизнь, — я провела рукой под глазами, прижав её к дрожащим губам и ощущая, что она стала влажной от слез. Он молчал, позволяя мне выговориться, но не отпускал и не разжимал рук. И, как только я умолкла, его руки, до этого упиравшиеся в стол по обе стороны от меня, тут же сгребли меня в охапку, и он уткнулся мне в волосы, выдохнув: — Ты все сказала? — Чонгук… — слабо запротестовала я, упираясь руками ему в грудь, хоть и знала, что он все равно оставит последнее слово за собой. — А теперь послушай меня, — его голос звучал так властно, что я не решилась возражать. — Никакая Сохи никогда не встанет между нами. Я этого не допущу. Я слишком долго возвращал твоё доверие, чтоб какая — то малолетняя идиотка все разрушила. Я признаю, что недооценил её упорство в достижении цели, но это ничего не меняет. Я люблю только тебя, неужели ты этого не знаешь?.. --- рвано выдохнул он. Его голос треснул и сломался, и я поняла, что ему так же больно и тяжело, как и мне, если не тяжелее, но все ещё не могла простить его и смириться с тем, что произошло. — Отпусти меня, — выдохнула я, но в ответ услышала лишь тихое и твёрдое: — Нет. — Чонгук… — я беспомощно выдохнула, устав бороться с ним, зная, что он не даст мне выиграть в этом споре, но все же попыталась снова : — Я хочу побыть одна. — Не хочешь. Ты хочешь, чтобы я успокоил тебя и заверил, что все будет хорошо и именно это я и собираюсь сделать. Он наклонился ко мне, хоть я по - прежнему упиралась ладонями ему в грудь и прятала лицо от его настойчивого желания меня поцеловать, и в его глазах вспыхнула нежность , когда он приподнял моё лицо , обдавая мои губы тёплым дыханием. — Я только твой. Верь мне, малышка. Я не позволю никому и ничему встать между нами, — горячо прошептал брат, прежде чем снова поцеловать меня, на этот раз трепетно и нежно. Я вздрогнула, ощутив, как его губы осторожно коснулись уголка моих, словно извиняясь за предыдущую грубость, и мягко вовлекли в новый, медленный и невыносимо чувственный поцелуй, но теперь он не давил и ни на чем не настаивал, не требовал ответа, лишь терпеливо дожидаясь, пока моя хватка на его рубашке ослабнет, и я сама отвечу ему. И я не смогла долго сопротивляться этой трепетной нежности,как и всегда, сдаваясь и с тихим вздохом обнимая его за шею дрожащими руками и притягивая ближе. Он рвано выдохнул мне в губы, прижимая меня к себе и зарываясь в мои волосы пальцами, и я почувствовала, как он дрожит, и как напряжены его сильные плечи, на которых он и так нёс неподьемную тяжесть ответственности, как наследник главы клана, а теперь ещё был вынужден разбираться с моими истериками, хоть по сути, ни в чем не был виноват. Я понимала, что здесь мы оба были жертвами. Никто ни в чем не был виноват, кроме той, что решила, будто ей все можно.Но смириться с тем, что произошло, было по - прежнему тяжело. Ласковые губы брата стали настойчивее, но оставались все такими же нежными и терпеливыми, даже когда он углубил поцелуй, и мои колени предательски ослабли, сердце зашлось неистовым стуком, а тело обмякло и расслабилось в родных крепких объятиях. Но от одной мысли, что этими самым губами он касался кого-то ещё, пусть и думая, что это я, мне вновь стало больно, и я попыталась отодвинуться от него, но он не позволил, удерживая меня на месте и притягивая ещё ближе к себе с тихим отчаянным полустоном, накрывая мои губы новым поцелуем. — Чонгук, прекрати… — задыхаясь, шепнула я ему в губы между поцелуями, и две солёные дорожки скатились вниз по моим щекам. Он отстранился и, увидев мои слезы, нахмурился и нежно стёр их пальцами. --- Родная, ты плачешь?.. Из-за меня?.. Я сделал тебе больно?.. - его красивые черты исказились и он прижался своим лбом к моему, тяжело вздохнув. --- Нет, но... Я просто... Не могу... Дай мне время, - шепнула я, отпуская взгляд и пытаясь успокоиться. Он глубоко вздохнул и, обняв моё лицо тёплыми бережными ладонями, мягко поцеловал меня в лоб. — Хорошо, котенок ... Прости, я был слишком настойчив. Если хочешь, чтоб я остановился, я остановлюсь, только не плачь больше. Все хорошо... не плачь, пожалуйста, не плачь....Я люблю тебя. Я очень тебя люблю....только прошу... не отдаляйся от меня…- успокаивающе шепнул он, нежно поглаживая мои скулы. Я судорожно вздохнула и прижалась щекой к его руке, прикрывая глаза и чувствуя невероятную усталость, что тяжёлым грузом легла мне на плечи. — Сколько ещё людей будет пытаться разлучить нас? — всхлипнула я, вцепившись в его рубашку, и уткнулась ему в плечо, — Почему они просто не могут оставить нас в покое? Это невыносимо. Чонгук тяжело вздохнул и погладил меня по голове, как маленькую, тихо шепнув: — Я не знаю, малыш. Но будь уверена, это никому не удастся. Я не позволю. И никогда тебя не отпущу, даже если будешь злиться на меня и обвинять во всех грехах, а я уверен, что это случится ещё неоднократно. Но даже не надейся избавиться от старшего брата--тирана, поняла меня? — он мягко усмехнулся, чем наконец вызвал мою ответную несмелую улыбку, а вокруг его тёмных глубоких глаз появились так любимые мной морщинки — лучики, которые появлялись всегда, когда он улыбался, но случалось это в последнее время все реже и реже. Я кивнула, со слабой улыбкой выдохнув: — Поняла, — и он обнял меня за талию, притянув к себе и шепнув в губы: — Умница, — и властно накрыл их своими. И когда он так целовал, я уже не могла и не хотела его останавливать. Пылкий, страстный и порывистый, он безошибочно угадывал моё состояние и становился нежным, когда чувствовал, что мне это необходимо. Как сейчас. Родной аромат его кожи не возбуждал, а успокаивал, и я позволила себе, наконец, забыться в его руках, и утренний кошмар отступил под мягким натиском его губ и уверенных, но таких бережных рук. Но когда его тонкие пальцы стали расстегивать мою рубашку, а горячие губы прижались к ключицам, заставляя запрокинуть голову в его раскрытую ждущую ладонь, я словно опомнилась, и сжала его плечи, пытаясь выпутаться из того сладкого дурмана, в который он меня погрузил своими пылкими, сводящими с ума, ласками. Но Чонгук не обратил на это никакого внимания, продолжая с упоением зацеловывать мою шею и лениво водя широкими ладонями вдоль позвоночника, и я тихонько застонала, чем вызвала его знающую улыбку, затаившуюся в уголках мягких губ, чувствуя, как низ живота скручивает в тугой жаркий узел, и понимая, что ещё немного - и сопротивляться желанию станет невозможно. — Тише, малышка, — проворковал мой сладкий грех, прекрасно понимая, что со мной происходит, и чем вызваны звуки, слетающие с моих, зацелованных им, губ, оставляя невесомый поцелуй под подбородком и заставляя сильнее сжать его плечи, — Все хорошо, моя сладкая… Просто доверься мне. Он наклонился , слегка нажимая ладонью мне между лопаток, прогибая под себя , вжимаясь в меня всем телом и заставляя лечь на стол, а сам продолжал покрывать неспешными тягучими поцелуями каждый миллиметр медленно обнажавшейся для него одного кожи, обжигая её горячими губами, стягивая рубашку с моих плеч и легонько проводя подушечками чутких пальцев по ключицам, груди, рёбрам, властно смыкая ладони на моей талии и подтягивая меня к краю стола. Его уверенные руки гладили меня по плечам, зарываясь в волосы, и распускали их, освобождая из плена заколки, путались в них, сжимали, ласкали шею, ключицы, грудь, срывая с моих губ рваные вздохи вместе с тихими стонами, заставлявшими его улыбаться и усиливать натиск, чтоб напрочь вытеснить из моей головы все мысли о побеге и сопротивлении. — Ты моя… — шептал он, обдавая мою шею горячим прерывистым дыханием и чуть прихватывая кожу зубами, заставляя толпы взволнованных мурашек бегать по спине, — А я твой… Только твой…верь мне... В его глубоком голосе слышались вкрадчивые бархатные нотки, но даже сквозь них проступало отчаяние, словно он боялся, что я все ещё злюсь на него, и я крепче обнимала его, поглаживая по широким напряжённым плечам, чувствуя, что он тоже дрожит, но постепенно расслабляется в моих руках, и путалась пальцами в его тёмных волосах, сходя с ума от их мягкости и жадно вдыхая родной терпко- свежий аромат любимого. — Нам все ещё надо поговорить, — задыхаясь, шепнула я, вопреки своим словам не в силах оторваться от мягких манящих губ напротив. — Не сейчас, малышка, — расслабляющий и вместе с тем подчиняющий себе голос Чонгука заставлял млеть в его сильных уверенных руках и прижиматься бёдрами к его паху, пока он нежно покусывал мою шею, пряча лукавую улыбку мне в плечо. Разве я могла возражать, когда он уговаривал так нежно? Ответ был очевиден, и я снова позволила ему завладеть всеми моими мыслями, утопая в сладости любимых губ. Его рубашка тоже оказалась почти расстегнута, пока мои жадные пальцы пытались добраться до его великолепного спортивного тела, чтоб скорее вновь ощутить под подушечками бархатную мягкость его кожи, когда совсем рядом завибрировал его телефон, заставив нас вздрогнуть и слегка протрезветь. Чонгук не спешил отрываться от меня, но телефон продолжал звонить и, застонав, он прижался лбом к моему обнажённому плечу, тяжело дыша. — Не ответишь? — улыбнулась я, все ещё чувствуя на губах его сладкий вкус и ежась от приятных мурашек, пробегавших вдоль позвоночника от его близости и жара его полуобнаженного тела, которого мне всегда было безумно мало. — Пусть катятся к черту, — усмехнулся брат, — Я слишком занят, чтоб отвлекаться на бесполезные разговоры. Я улыбнулась, обнимая его за шею и позволяя ему снова приникнуть к моим губам, но телефон все не умолкал, проигрывая ту же мелодию звонка в десятый раз, и я все же отстранилась первой, хоть это и было невероятно тяжело, ведь Чонгук никак не желал меня отпускать. — Ответь, любимый. Кажется, это что-то важное, - все ещё задыхаясь, шепнула я. Он фыркнул и недовольно проворчал: — У них всегда что-то важное и требующее моего немедленного присутствия, а на деле оказывается сущая ерунда, из-за которой мне приходится бросать ту, что нуждается во мне больше всего. Я улыбнулась, услышав это, и пригладила его взьерошенные и растрепанные моими пальцами волосы. В полурасстегнутой рубашке, со сверкающими, затуманенными дымкой желания глазами, порозовевшими скулами и припухшими, чуть влажными губами, он выглядел просто до безумия соблазнительно, и мне до дрожи хотелось прижаться губами к его изящным ключицам, исследовать поцелуями каждый сантиметр гладкой кожи и заставить дрожать от наслаждения и хрипло стонать мне в шею. И я бы непременно так и поступила, если бы не вновь зазвонивший телефон. — Да что ж такое?! — я тихо рассмеялась, услышав, как Чонгук приглушенно пробормотал какое-то проклятие на китайском, ибо я таких слов точно не знала, подумав, что надо бы спросить у Тэхена, чему он учит моего брата, но благополучно забыла об этом, когда он снова меня поцеловал ---жадно, отчаянно, как в последний раз. Я уже решила, что он и правда не собирался отвечать на звонок, и потянулась к нему, но, оставив на моем плече последний мягкий поцелуй, он все же отстранился и поднял трубку, отходя от стола. — Алло? Да. — я наблюдала за сменой выражений на его сосредоточенном красивом лице и мне совсем не понравилось то, что я увидела. Мой пылкий и нежный возлюбленный, только что сводивший меня с ума, в один миг превратился в собранного и холодного, уверенного в себе директора огромной корпорации, и эта перемена в нем просто поражала, ведь я все ещё пыталась прийти в себя и унять дыхание и хоть немного разогнать эндорфиновый туман перед глазами. — Когда? Хорошо. Да, я скоро буду, — раздражённо бросил он, нажимая отбой, и провел рукой по волосам, вцепившись в них длинными пальцами. Чонгук всегда так делал, когда нервничал или был зол. А сейчас, похоже, было и то, и другое. — Чонгук? Кто это? Что случилось? — взволнованно спросила я, глядя, как нахмурились его красивые выразительные брови, а любимые губы сжались в тонкую линию. Подойдя ко мне, он потянул меня на себя за руку, и я села, пытаясь запахнуть расстегнутую на груди рубашку, по которой снова заскользил его жадный взгляд, но затем он уткнулся лбом в моё плечо и тяжело вздохнул. — Это отец. Он возвращается, — выдохнул он , снова притягивая меня к себе, когда ощутил, как я вздрогнула и напряглась после его слов. — Что ему нужно? — я обняла его за талию, уткнувшись ему в грудь ,и тяжко вздохнула — Он хочет, чтоб я встретил его в аэропорту. А затем я должен буду сопровождать его на очередную встречу с партнёрами. Я вцепилась в его руки, судорожно вздохнув. Вот и все. Наше спокойствие закончилось, и теперь нам снова придётся скрываться даже в собственном доме. — Зачем он прилетает? Пусть бы оставался навсегда в своём Китае, - проворчала я и Чонгук крепче обнял меня, успокаивающе погладив по спине. — Тише, малыш. Всё хорошо,не волнуйся. Я все улажу и скоро приеду, обещаю. Он заглянул мне в глаза, отводя со лба пряди, а затем наклонился и снова припал к моим губам, словно пытаясь через этот поцелуй передать мне всю свою уверенность. Я обняла его за шею, прижимаясь к нему всем телом и слыша, как снова сбивается его дыхание, а пульс ускоряется. Похоже, ещё минута - и он будет готов наплевать и на отца, и на встречу, лишь бы остаться со мной. — Чонгук… — задыхаясь, прошептала я, так же не желая отпускать его,но понимала, что ему нужно идти, — Тебе пора. — Черт, — выдохнул он, блуждая горячими ладонями по моему податливому телу, отзывавшемуся сладкой дрожью на каждую его мимолетную ласку. Но я обхватила его запястья, останавливая, и с мягкой улыбкой покачала головой. --- Не сейчас, родной... Тебя ждут. Он тяжело вздохнул и прикрыл глаза, смиряясь, но затем сверкнул лукавой улыбкой и снова наклонился ко мне близко - близко. — Хорошо. Я сейчас уйду, но вечером ты будешь ждать меня в моей спальне, обещаешь? — прошептал он мне в губы, прекрасно зная, что когда он был таким, как сейчас, когда был так близко и делал со мной такие вещи, от которых подгибались колени, а сердце сходило с ума, я была готова пообещать ему все, что угодно. Я кивнула, и он улыбнулся, обнимая ладонями моё лицо и мягко целуя в губы на прощание.Отстранившись, он заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо и тихо спросил, глядя прямо в глаза, и не оставляя ни малейшего шанса солгать ему: — У нас все хорошо, Лиса? Но мне это было и не нужно, ведь и в его глазах я не видела ни грамма лжи - только любовь, нежность и обожание, потому кивнула и улыбнулась, шепнув: — Да. Мне показалось, что он едва слышно выдохнул, и его напряжённые плечи немного расслабились, словно он не был уверен в моем ответе, но затем по его мягким губам скользнула тёплая улыбка, и он чмокнул меня в нос, заставив рассмеяться, и шепнул: — Я так люблю твой смех, котенок. Хочу, чтоб рядом со мной ты всегда была счастлива. Улыбайся только мне, обещаешь? — Обещаю, родной.

***

Когда он ушёл,заверив меня, что вернётся, как только может, я привела себя в порядок и ещё немного побродила по кабинету, в который старалась вообще никогда не заходить, но лежавшие на столе документы, отчёты и договора ни о чем мне не говорили, поэтому я снова поднялась к себе. Мой взгляд упал на выключенный телефон, но я даже не стала включать его, ведь если снова позвонит та, что стала причиной моего нервного срыва, я не знала, смогу ли удержать себя в руках и не наговорить лишнего. И если брата я простила почти сразу же, то на эту дерзкую девчонку все ещё была безумно зла и сомневалась, что в ближайшем будущем смогу её простить, если это вообще когда-то случится. Я не хотела её видеть, не хотела слышать её голос. Ведь она могла снова начать говорить о Чонгуке и о том, что якобы провела с ним ночь, хоть это было и не так, но мне с головой хватило утренних потрясений. И самое худшее было то, что я не могла даже наорать на неё и приказать заткнуться, уличив во лжи, ведь тогда бы я непременно выдала себя и свои чувства. Господи, за что нам это все? Мне все чаще начинало казаться, что весь мир словно сговорился, ополчившись против нас и швыряя в нас всеми возможными неприятностями даже там, где их в принципе не должно было быть. Я все ещё была в шоке от поступка кузины Тэхена, думая, что никогда бы не позволила себе подобного. Насколько же надо было не ценить и не уважать себя, чтоб открыто предлагать себя парню, у которого есть невеста?! Неужели Сохи настолько обезумела от любви к Чонгуку, что ей было плевать на все, лишь бы заполучить его в свою постель? Признаться, я была крайне разочарована в ней и понимала, что совершенно не знаю эту девушку, из милого ребёнка превратившуюся в беспринципную стерву, к тому же позарившуюся на то, что ей не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Да ещё и отец теперь будет все время дома… Вздохнув, я уже подумала, что стоит предложить брату переехать в одну из наших квартир в центре. Под каким-нибудь предлогом. Неважно, каким. Но я понимала, что определено не хочу больше жить под одной крышей с человеком, ни во что меня не ставившим.