Яма и солдат

В ярко освещенной допросной — несмотря на все заверения эта комната все-таки была именно допросной, — Юрку ждали двое: старший лейтенант, если судить по трем звездочкам да одной полоске на погонах, и человек в штатском. Технически Юрка и сам сейчас был таким вот человеком в штатском, но этот… доверия как-то не внушал. Юрка еще раз прокрутил в голове основные пункты, которые они с Фатимой успели обсудить ровнехонько перед КПП. Свою легенду. Пара домиков на отшибе, почти все время проводили взаперти на дне ямы, нет, не знаю, сколько людей там было, нет, не знаю, где это место, сердобольный дед ночью вывез и бросил, когда услышал, что все-таки нас прибить решили, оружие в тайнике старом нашли, на него тоже дед указал, коня по дороге утянули, побоявшись погони, моя спутница немая, ничего не говорит, мало понимает и по-русски, и по-чеченски, не местная, я с ней жестами общаюсь. Нет. Не знаю. Не помню. В повторении вроде не было нужды — он рассказывал фальшивую историю с хитро вплетенными нитями правды уже дважды и поднаторел в этом, — но человек в штатском мог доставить ненужных проблем. Он выглядел как человек, который умел задавать неудобные вопросы. — Доброе утро, — старший лейтенант открыто улыбнулся. — Рады тебя видеть, Юра. Ничего, если мы сразу на ты перейдем? Юрка улыбнулся в ответ. — Ничего. Доброе утро. Мы ведь еще не знакомы или я спросонья не узнаю? — Меня зовут Сергей Иванович Попов, — представился старший лейтенант. Он даже руку протянул. Его ладонь оказалась приятно теплой и до странного непропорционально широкой.— А это — наш... коллега из Ростова, Александр Валентинович Алимов, недавно прилетел, очень тобой интересовался. «Коллега» молча поправил свои очки в роговой оправе. Руки не подал. «Бандит, — решил для себя Юрка. — И это в лучшем случае». — Сигаретку? — предложил Сергей Иванович. — Пожалуй. Сергей Иванович курил, разумеется, не какую-то вшивую дешевку, а куда более престижные заграничные Кэмел. Юрке нравилась в них почему-то сама пачка приятного песочно-желтого цвета. Да и верблюд на этой самой пачке, пусть неприветливый на первый взгляд, тоже был ничего. Вживую верблюдов Юрка никогда не видел. Он придвинул к себе маленькую керамическую пепельницу, покрытую тридцатью тремя слоями въевшегося пепла. Он заметил, как острый взгляд Алимова выразительно скользнул по обрубку на месте указательного пальца, и ему стало совсем не по себе. Резко захотелось куда-нибудь спрятать ладони, чтобы он не мог вот так на них пялиться, но Юрка это желание успешно утопил. — Мы читали рапорты. В целом так-то все понятно, но осталась еще пара вопросов. Сам понимаешь... На самом деле Юрка ни хрена не понимал. Он находился черт знает где уже больше недели и до сих пор не видел Фатиму. Ему запрещали даже по коридорам ходить без сопровождения. — Конечно. Они что, подозревали его в перебежничестве? Боялись, что за время в плену ему промыли мозги и террористом сделали? Не так... не так поняли некоторые его травмы, особенно те, что он так отчаянно пытался скрыть и, похоже, все-таки не смог? — Девушка, которую ты с собой привел. Немая она, да? — Фатима? Ну, я ни разу не слышал, чтобы она говорила, — нейтрально ответил Юрка. — Знаю о ней только то, что она не чеченка. С ней тоже говорили по-русски, как и со мной. — Ты с ней в каких-то отношениях? Намек был прост и понятен. Алимов откровенно таращился на него. — У меня нет сестер, но, пожалуй, Фатима мне стала как сестра за это время. Страдания нас сблизили. — Как у Достоевского? — подал голос Алимов. Юрка за всю свою недолгую жизнь прочитал, наверное, книг десять, и ни одна из них не имела ничего общего со школьной программой по литературе, поэтому осознанно ответить на этот вопрос он не смог, даже если бы очень захотел. — Ага, — согласился Юрка и снова затянулся. Страшно признаться, но дым сигаретки был ему сейчас приятнее женских объятий. — Как у Достоевского. — Это объясняет, почему она каждый день спрашивает о тебе. Все пишет и пишет на своих листочках твое имя... — Сергей Иванович подмигнул ему. — Ничего. Скоро встретитесь. — Спасибо, — с искренней благодарностью ответил Юрка. Мерзкий параноидальный внутренний голосок ему пока удавалось приглушать. Он правда хотел увидеть ее снова, убедиться, что с ней все в порядке. Их ведь тогда чуть не пристрелили на КПП, приняв сослепу за чеченских боевиков, потом сразу разделили и… — Как, говоришь, в плен попал? Алимов, наверное, хотел застать его врасплох этим вопросом, но тут в истории Юрки не было и капли лжи, он был готов рассказывать ее десятки или даже сотни раз без запинки. — Стоял на посту, никого не трогал, вдруг вижу — пацан бредет, лет десять на вид, не больше. Я ему: «Стой, кто идет!» и винтовку с плеча снимаю. А он идет и улыбается, рукой машет, будто не понимает. Юрка не мог вспомнить лица того мальчишки, поэтому разум подкинул ему образ злосчастного Рустама, которому никогда не суждено было вернуться домой. У Юрки не хватило сил утопить где-то глубоко себя и этот образ тоже. «Есть вещи, с которыми нужно просто научиться жить», — благодаря этой мысли он успел свыкнуться с убийством Рустама и научился не думать о том, что с ним самим делал Абдулбек. — А дальше? — Прицеливаюсь, кричу: «Стой, говорю!» и прицел на него навожу. Он замирает, но смотрит почему-то не на меня, а правее. Я... зеленый я был, не понял, что меня обошли, а мальчишка был просто, ну, диверсией. Обманкой. В случае с Рустамом обманкой стал он сам, пусть и не по своей воле. Повезло еще, что кровь до него не долетела, такое на КПП было бы тяжело объяснить. — В висок прилетело? — со знанием дела спросил Сергей Иванович. — Вроде того, только до сих пор не знаю, чем именно. Прикладом, наверное. Пришел в себя я уже в грузовике каком-то, связанный и с мешком на голове. — В грузовике был один? — Не помню. Меня крепко приложило. Алимов переглянулся с Сергеем Иванович, и тот коротко кивнул. — Говорят, что ты кричишь во сне. Это так? Сердце Юрки екнуло, хотя это могло даже не быть провокацией; он действительно пару раз кричал по ночам во время самых тяжелых и реалистичных кошмаров. Последний такой Юрка до сих пор помнил от начала до конца. В этом сне Абдулбек решил проверить, как широко мог растянуть его. Юрка готов был поклясться, что физически чувствовал, как кулак ходит внутри него, выворачивая наизнанку, выдирая кишки наружу с бездумной легкостью. «Вот теперь, — приговаривал фальшивый, но до одури похожий на настоящего Абдулбек ему на ухо. — Теперь крови достаточно. И не только крови». — Отрицать не стану, но и оправдываться тоже не буду. Все-таки не на курорте отдыхал, — выкрутился Юрка после секундной заминки. — Что такое «пытка» на собственной шкуре знаю. Он затянулся в последний раз и затушил бычок о дно пепельницы. Теперь даже Сергей Иванович пялился на обрубки на месте указательных пальцев. Юрка чувствовал, что его ответ склонил чашу весов их решения в какую-то сторону, но в какую — неизвестно. Впрочем, что вообще они сейчас решали между собой? Запереть его или отпустить? Отправить матери похоронку или освободить? Алимов с легкостью адского пса учуял его мысли. — Мы хотели бы обсудить твои варианты, — сказал он. Юрка готов был поклясться, что очки его угрожающе блеснули. Угрожающе ли? — Ну, Юра, в армию ты уже никак не вернешься. — Сергей Иванович виновато улыбнулся и развел руками. — Сам понимаешь. Есть, куда податься? — Домой я вряд ли вернусь, — выпалил Юрка прежде, чем успел все взвесить. До этого момента он и сам себе в этом не мог до конца признаться, но чувствовал, что в родной квартире, да что там, в родном городе ему сейчас не место. — Почему? — Потому что не могу. Мыслями Юрка все еще был там, на дне ямы или в деннике, на своей войне, которая не закончилась даже теперь, хотя он и убежал от Абдулбека так далеко, как только смог. Может быть, подсознательно Юрка боялся, что этот горный ублюдок как-то дотянется до него, узнает, где он живет со своей семьей и тогда… В воздухе повисла неловкая тишина. Потом, конечно, бойкий Сергей Иванович быстро взял себя в руки, сориентировался, вывел беседу в другое русло, но осадочек остался. Юрка уже толком не вникал в то, что его спрашивали — все равно больше ничего нового он так и не услышал, — отвечал больше на автопилоте. Ему померещилось, что притихший Алимов стал смотреть на него по-другому, мягко, как, наверное, смотрит взрослый на ребенка, который содрал коленки и локти о безжалостный асфальт, упав с велосипеда или с горки. Юрка ненавидел этот взгляд. — Куда поехать планируешь? Он назвал первый пришедший в голову крупный город из тех, что поближе: — Ростов-на-Дону. Алимов закивал головой. Очки немного сползли вниз по переносице его удивительно длинного носа. — Хороший выбор, хороший город. Не Москва, зато климат получше. — Тебе положены выплаты. Буду честным, выплаты эти небольшие, но начать новую жизнь хватит, может, даже останется кое-что, если подойти к тратам разумно, — начал топить его в казенной щедрости Сергей Иванович. — Документы все твои у нас остались, хоть тут повезло. Еще Александр Валентинович буклетиком своим снабдит, там написано будет, куда обратиться в Ростове для трудоустройства... В местный военный госпиталь обязательно направление наша Валентина Муслимовна сделает. Думаю, консилиум там тебе инвалидность третьей степени даст да протез какой-нибудь для глаза выпишет. — Почему вы мне помогаете? — Потому что ты никогда не должен был стоять на том посту один, — без запинки ответил Алимов. — Армия подвела тебя, Юра, и мы уже не сможем это по-настоящему исправить. Откровение никак не задело Юрку, пролетело мимо, как шальная пуля. Плевать ему было на армию, лишь бы больше туда никогда не возвращаться. — Но матери ты все равно позвони, понял? — вклинился Сергей Иванович. — Телефон в моей комнате, можешь хоть сейчас воспользоваться. — Что, правда можно прямо сейчас? — неожиданно для себя спросил Юрка. Сергей Иванович отказывать не стал. *** Юрка думал, что забыл этот номер, пока был в плену, но пальцы его не подвели, сами набрали нужные цифры, даже код города выудили откуда-то со дна мышечной памяти. Если верить часам, то дома была уже середина субботнего дня, а, значит, мать готовила обед. Может быть, борщ, может быть, котлеты с картофельным пюре, может быть, зразы, который всегда любил его брат. Она подняла трубку после третьего гудка. — Алло! Оля, ты? Я готовлю, некогда мне, давай быстрее, чего хотела? Оставалось только радоваться тому, что ему дали стул, а то сейчас ноги точно подогнулись бы. Ее голос Юрка узнал сразу. — Мама, это я, Юра... Я живой, ма. Тишина. Потом было хорошо слышно, как на пол упало что-то тяжелое, наверное, нож. — Ма? — неуверенно и одновременно с беспокойством позвал Юрка. — Это и правда ты?.. — Правда я, ма. Она всхлипнула. Это было чудовищно, по ощущениям опасно близко к пытке, Юрке казалось, что из его груди медленно выдирала сердце чья-то невидимая рука. — Живой… — Я в плену был... не помню сколько месяцев. Освободился вот. Со мной все в порядке, ма, честно. Прости, что не писал, — последняя шутка в конце прозвучала фальшиво. — Когда ты вернешься домой? Эгоистичное «никогда» застряло где-то глубоко у него в глотке. «Соври, — прошептала ему на ухо Фатима, которой здесь не было. — Просто соври. Так будет лучше для всех». С тех пор, как они оказались на свободе, Юрка врал чаще, чем говорил правду. И пока это помогало. «Я обязательно вернусь, — он попытался убедить себя в необходимости нового витка вранья. Оставалось только надеяться, что эта лоза лжи однажды не опутает его целиком и не задушит. — Мне просто нужна небольшая фора, чтобы забыть». Чтобы не принести с собой домой Абдулбека — настоящего или того, который родился в его кошмарах. — Мне нужно пройти курс лечения в Ростове, ну, который Ростов-на-Дону. Ничего серьезного, просто нужно удостовериться, что со мной все в порядке. Я пару лишних килограммов сбросил, а переживаний тут... Меня даже разместить обещали! Через три дня туда отправляют поездом, как доберусь позвоню, хорошо? Он боялся только того, что мать предложит приехать, помочь, но делал ставку на то, что она не захочет оставлять своего младшенького Сережу одного в двушке. Пятнадцатилетний оболтус вместе со своими друганами всю квартиру бы им разнес. — Хорошо… И письмо напиши… Мы с Сережей скучали очень, до последнего надеялись, что ты выберешься, и у тебя получилось… Юра, Юра, Юрочка!.. Как я рада! Теперь она плакала открыто, и от этого сердце Юрки разрывалось. — Я люблю тебя, мам. И Серегу. Я вас обоих очень сильно люблю… *** Они уехали в Ростов вместе. Фатиме все равно некуда было возвращаться: брак между ней и Абдулбеком не был зарегистрирован в ЗАГСе, родительский дом в Северной Осетии сгорел еще когда полыхал конфликт между осетинами и местными ингушами, квартира тетки в Грозном превратилась в куски бетона и пыль, похоронив под собой в том числе и тетку. Последняя новость Фатиму даже порадовала. — Эта мразь меня продала, так что все сполна заслужила, — призналась она. Юрка знал только в общих чертах, какую паутину лжи сплела Фатима на своих «допросах», как объяснила очевидные признаки недавних родов, но вопросов не задавал. Фатиме, как и ему самому, тоже дали что-то вроде откупного набора, а заодно поставили статус беженки и направили ее в какой-то центр помощи в Ростове. Ей вообще теперь везло. Видимо, Аллах расплачивался по счетам даже лучше, чем Бог. Например, в поезде к ним в купе подсел какой-то иностранец, который говорил на ломаном русском. Подсел он точно из-за Фатимы, Юрка в этом не сомневался, красивее нее в том вагоне точно никого не было. Именно поэтому разговаривать он с ним не хотел и в основном отмалчивался, а Фатима вдруг подобрела, стала лепетать о чем-то, даже взяла его визитку на прощанье. Юрка потом из интереса пробежался глазами по этой самой визитке; их попутчиком оказался журналист из Германии, Карл кто-то там. Ростов-на-Дону встретил их теплым моросящим дождем. Пока Юрка разбирался, в какую сторону им идти, Фатима достала из своего черного непрозрачного пакета невесть откуда взявшиеся Мальборо, вроде как даже настоящие, и коробок спичек. — Будешь? — она протянула ему знаковую пачку. Юрка вопросительно приподнял брови. — Откуда взяла? Фатима фыркнула. — Карл мне не только визитку дал. Не строил бы такую кислую мину, то и тебе чего-нибудь с барского плеча бы перепало. Юрка спорить не стал, отказываться тоже, послушно достал одну сигарету и легко прикусил зубами фильтр. Фатима дала ему прикурить от своей, чуть привстав на цыпочки — спички немного отсырели и зажигались плохо. Кто-то из толпы пассажиров оглянулся, чтобы взглянуть на них и завистливо присвистнуть, хотя завидовать здесь было нечему. Юрка не врал, когда говорил, что Фатима стала ему как сестра, как боевая подруга, с которой они прошли сквозь безумное крещение. Он еще не думал о том, сможет ли вообще когда-нибудь переспать хоть с кем-нибудь. — Что делать теперь будешь? Юрка пожал плечами. — Не знаю, послушно пойду по списку из своего армейского набора. Кстати, можем вместе комнату в общежитии каком снимать, хочешь? Скажем, что ты моя девушка, а то сейчас, говорят, не русским тяжело жилье най... Он остановился, но не не успел остановиться вовремя. Как и всегда, мысль прыгала ему на язык быстрее, чем срабатывал короткий поводок разума. Фатима не улыбнулась — оскалилась. В ее восстановленном паспорте штампа не будет, но это не значило, что она все забыла. — Прости, — он примирительно поднял руки. — Я идиот. Может, пойдем? Намокнешь же. — Это меньшее, что я заслужила, Юра. Ее оскал превратился в виноватую улыбку. Она выглядела так, будто приняла решение. Решение, которое ему не понравится при любом раскладе. Юрка не к месту вспомнил о Рустаме, о мальчике, который никогда не вырастет, потому что Фатима взяла в руки нож, чтобы их защитить. — О чем ты? — Мне тогда нужно было заручиться поддержкой Вахи, и я... — Нет, не надо, не говори. Я не хочу знать. Мы оставили все это позади, понимаешь? — Если ты хочешь и дальше... общаться, то ты должен знать. Юрка схватил ее за локоть, оттащил в сторону под пустой навес где, наверное, обычно продавали местную продукцию ушлые бабульки. Дождь постукивал по брезенту все сильнее и сильнее. Люди вокруг ускоряли шаг и будто не замечали их. — Нет, — как можно тверже сказал он. — Забудь. Оставь это в прошлом. В глазах ее сияли слезы, настоящие и искренние. — Его жена и нерожденная дочь погибли, потому что началась война, и с медицинской помощью плохо было. Чувство вины... он утопал в нем, и я пользовалась этим время от времени, особенно после этих кошмарных родов. Я убедила его помочь мне сбежать, но не знала, как убедить его вытащить и тебя тоже. Юрка не мог выдавить и слова, не мог сдвинуться с места, не мог остановить Фатиму, заставить ее замолчать. Она продолжала: — Ваха темпераментный, но отходчивый и в сотни раз добрее, чем вся его семейка вместе взятая. Я пошла на риск в тот день и почти прогадала. Фатима сделала особенно длинную затяжку и закашлялась с непривычки. Курить она явно не умела, больше за Юркой повторяла, как младшие братья и сестры повторяют за старшими. Слезы не портили ее красивое личико, даже наоборот. — Что ты сделала? — прошептал Юрка. — Я сказала ему, что Абдулбек берет тебя, как должно брать только жену... Это из-за меня он тебя избил, это я тебя тогда чуть не убила, Юра!.. Он не почувствовал ожидаемого укола в сердце не то потому, что в душе знал правду все это время, не то потому, что понимал — они оба оказались на свободе только благодаря ее плану. Юрка затянулся, но в отличие от Фатимы не закашлялся, опыта было больше. — Тебе полегчало? — Она кивнула. — Вот и отлично. Риск был оправдан, я тебя ни в чем не виню, так что давай оставим тут все, что с нами произошло, и будем жить дальше. Как тебе? — Отличная идея. — Фатима спешно вытерла слезы и снова протянула ему пачку. — Бери. Курильщик из меня так себе. Юрка хотел бы оставить на этом перроне все, что произошло с ним в плену, но еще не знал, что простого желания иногда недостаточно. Особенно когда «прошлое» могло за ним вернуться.