Яма и солдат

Ночью алкогольные панические сны Юрки смешались с неприглядной реальностью и породили какие-то особенные кошмары, какими он их никогда не видел и о которых даже подумать не мог. В самом пугающем из снов Абдулбек искренне любил его, и Юрка ничего не имел против, кажется, даже отвечал взаимностью. Он проснулся на рассвете от странного тарахтящего звука, который на поверку оказался кукареканьем не то престарелого, не то насквозь больного петуха. В голове как будто били в литавры гигантские циклопы. Почему гигантские циклопы и почему в литавры он и сам не знал, но именно такую ассоциацию почему-то провел его разум. Сквозь окно, которое не было окном, пробивался свет яркого южного солнца и падал Юрке на лицо. Сначала он вспомнил прогноз погоды на неделю — «...солнечно, до плюс тридцати двух, местами переменная облачность, осадков не ожидается», — и только потом осознал, что лежал на матрасе не один, почувствовал, что под его затылком размеренно вздымалась и опускалась чья-то грудь. Озарение ударило ниже пояса; Абдулбек остался с ним до самого утра, и оба они были совершенно обнаженными. Юрка закрыл глаза. Может быть, ему удалось бы погрузиться обратно в объятия необычных кошмаров — он предпочел бы что угодно, лишь бы не объятия Абдулбека, — но было уже поздно. Абдулбек спал чутко. — Доброе утро, — прошептал он хрипло, и от одного только звука его голоса по телу Юрки побежали неприятные мурашки. Он сжал зубы так сильно, что в голове это отозвалось новой иглой боли, и принялся спешно считать камни на стенке напротив, чтобы подавить очередную паническую атаку. — Даже не думай прикидываться спящим, я же вижу, что ты проснулся, — предупредил Абдулбек. — Воды. — Бутылка у матраса. Обезболивающие там же. Потом мне дашь, как напьешься. Юрка сел, потянулся за водой. Его руки больше не были скованы между собой, но ошейник и цепь никуда не делись. Юрка с горечью сожаления подумал, что, не будь он таким бухим вчера, то мог бы во сне попробовать задушить Абдулбека этой самой цепью. Теперь такой возможности могло больше и не представиться. Из двухлитровой бутылки он выпил около трети, потом послушно протянул ее Абдулбеку. Тот разве что пригубил, да и понятно, его-то сушняк не мучил. От таблеток горчило на языке. — Тебе стоит вернуться к сыну. Юрка планировал быть осторожным, но не счел нужным скрывать, что от присутствия Абдулбека его коробило. Не стал хотя бы потому, что неприязнь и так была очевидной. На теле, в основном на бедрах и животе, он определенно чувствовал следы засохшей спермы. При каждом движении мерзкая прозрачная корочка трескалась; ему уже померещилась парочка отлетевших хлопьев. Что творилось в его заднице Юрка предпочитал не думать вообще, хотя это он тоже... чувствовал. — Башир справится и без меня. Он уже знает, что делать. Да и рано еще, спит наверняка. Абдулбек прикоснулся к обнаженной спине Юрки. Он совершенно не помнил, когда с него сняли пиджак, рубашку и галстук, хотя красноречивая кипа одежды, что лежала чуть поодаль, говорила сама за себя. — Планируешь опять меня изнасиловать? — Не говори так. — Почему? Я просто называю вещи своими именами. Вчера ты напоил меня водкой и изнасиловал. После короткой паузы — неужели боролся с желанием просто двинуть? — Абдулбек нашел ответ: — Можешь отрицать сколько угодно, но твоему телу это все-таки понравилось. Ты кончил. Юрка не верил ни одному его слову. — Пиздишь. — Нужно было поставить камеру. — Пальцы Абдулбека выписывали символы на его спине, очерчивали то тут, то там детские и юношеские шрамы, выискивали те, что не истлели после Чечни. — Ну, чтобы показать тебе правду. Юрка дернулся, его затошнило от похмелья, от прикосновений Абдулбека и особенно — от его слов. — Замолкни. Юрка не без труда поднялся на ноги и дошел, придерживаясь за верную стенку, до помойного ведра в углу подвала. Он мог бы зассать весь матрас и Абдулбека заодно, но сейчас в этом не было никакого смысла, а ждать подходящего момента и дальше просто не получилось бы. Цепь оказалась достаточно длинной, чтобы не причинить дискомфорта, но не настолько длинной, чтобы ошейник не впился в кожу немым ненавязчивым предостережением. — Сначала ты все больше ныл, кривился и дергался, — продолжил донимать его Абдулбек после очередной паузы, во время которой он, очевидно, пялился на обнаженного Юрку. — Но я редкостный упрямец и умею быть настойчивым, сам знаешь. В конце концов, мне удалось тебя распалить. Ты так сладко ст... — Заткнись! — не выдержал Юрка. Он резко обернулся только чтобы увидеть довольную улыбчивую рожу Абдулбека. Умом Юрка понимал, что вот так вестись на самую примитивную провокацию — и не важно, лгал Абдулбек или говорил правду, — было глупо, но ничего не мог с собой поделать. Его стеклянное сердце стремительно покрывалось трещинами и грозило вот-вот превратиться в ничто. Юрка понимал и то, что мог бы ударить в отместку жестким рубящим словом, мог бы сказать что-нибудь в духе: «Интересно, что сказали бы дада и нана, если бы они наблюдали за тобой из ада прямо сейчас», но не был уверен, что Абдулбек не причинит ему какую-нибудь новую боль. Особенную. Юрка крепко держал в уме мысль о том, что даже в таких вот полевых условиях человека можно сделать калекой и при этом сохранить ему жизнь. Если бы Юрка был хоть мало-мальски сносным актером, то попробовал бы изобразить рвение или признательность за три синяка вместо тридцати трех и порванного ануса в придачу, но актерского мастерства в нем было, как сказал бы дед, «хуй да маленько». Поэтому Юрка решил просто поставить себе маленькую цель: не потерять второй глаз и прожить еще хотя бы пять дней любой ценой. А дальше... дальше видно будет. — Ты уже не так нервничаешь, как вчера, — отметил Абдулбек. — Похвально. — Мне твоя похвала нахер не нужна. — А что нужно? — Хочу понять, что будет дальше. — Все зависит только от тебя, — развел руками Абдулбек. — Будешь себя хорошо вести — буду водить мыться и в туалет, может быть, со временем пущу ночевать в дом. Не будешь — оставлю здесь помойное ведро и буду сам мокрым полотенцем из таза протирать, а заодно продолжу водкой спаивать. Может быть, достану какую-нибудь наркоту, а там... сам понимаешь. Как пойдет. Юрка с силой прикусил внутреннюю часть щеки. «Будь хорошей шлюхой, иначе пожалеешь», — вот что на самом деле значили слова Абдулбека. Сердце малодушно зашептало, что насилие в пьяном угаре лучше, чем на трезвую голову, потому что не оставляет после себя никаких внятных воспоминаний, но разум подсказал, что ничем хорошим это не закончится, и дело даже не в завуалированной угрозе подсадить на иглу. Да и не было никаких гарантий, что такая игра не наскучит Абдулбеку уже на третий день. Разум умолчал о том, что игра в хорошую шлюху может наскучить ему столь же быстро, как и в строптивую. — Хорошо. Я буду послушным. Не проблема. Юрка старался не смотреть на Абдулбека, но не мог не заметить широченную улыбку на его лице. — Пойдешь со мной в баньку, Юра? *** Юрка насчитал три возможности, когда он мог бы атаковать Абдулбека или попытаться сбежать, но всякий раз останавливал себя в самый последний момент. Абдулбек и раньше не выглядел слабым, но теперь в нем было куда больше от бойца и солдата, чем тогда, в Чечне. Юрка не разглядывал его, хотя сам Абдулбек с Юрки глаз не сводил, но, пока тот напяливал обратно свою одежду, краем глаза заметил на груди и руках шрамы от нескольких ножевых и даже от парочки пулевых ранений. Ввязываться в драку с теперь уже опытным и закаленным жизнью Абдулбеком было чревато, слишком уж непредсказуемым мог оказаться результат, да и побег стал бы скорее бессмысленной тратой сил: ноги все еще плохо его слушались, на таких далеко и пешком-то не уйти, о беге и речи не шло. Руки Абдулбек ему связывать не стал, и этот жест вселил в Юрку ненужную надежду на то, что на этот раз все будет не так паршиво. — Есть хочешь? — Не особенно. Разговаривать о еде через дверь деревенского толчка, которая не закрывалась полностью из-за веревки, один конец которой был аккуратно обвязан вокруг шеи Юрки, а второй — крепко зажат в ладони Абдулбека, было по меньшей мере неловко. — Тогда потом. Ты кашу рисовую ешь? — Да. Юрка наскоро вытер задницу туалетной бумагой и подтянул старые растянутые треники, которые Абдулбек выдал ему вместо его собственных брюк. Такие банально проще снимать. — Башир обожает рисовую кашу. По-моему, уже полгода по утрам только ее и готовлю, если работы нет. С каждой секундой их разговор становился все более и более странным. Если бы не веревка, то Юрка бы решил, что ночной кошмар, где Абдулбек искренне его любил и хотел сделать частью семьи, был на самом деле параллельной реальностью, куда Юрку каким-то образом выкинуло из реальности собственной. Он промолчал. — Баня старая, топится «по-черному», уже подгнивает здорово, — Абдулбек быстро сменил тему. — Но пока сгодится. Юрка кивнул. Он был согласен на что угодно, лишь бы помыться. Очередному штырю — на этот раз точно под столом в предбаннике — он даже не удивился, спокойно сел на кривенькую лавочку и стал ждать, пока Абдулбек не растопит каменку и не откроет баню «на проветривание». У деда в деревне банька была немного не такая, там топили «по-белому», так что весь дым сразу уходил в трубу. Впрочем, запах стоял точно такой же, слегка горький и наверняка чем-то полезный. Знакомое чувство здорово помогло Юрке расслабиться. Он почти задремал, пока изучал причудливое сочетание из старых, местами почерневших досок и очевидно новых полотенец и бутылки с новомодным жидким мылом. — Не спи. — Абдулбек мягко потряс его за плечо. Он успел отвязать веревку, пока Юрка дремал. — Пойдем, вода уже прогрелась, сначала помоемся, потом я на камни плесну, попариться тебе полезно будет. Юрка надеялся, что ему дадут помыться самому, но у Абдулбека были немного другие планы. Он намыливал его сам, сам растирал мочалкой до красноты, только гениталии и задницу галантно пропустил, оставив Юрке каплю свободы. Его прикосновения обжигали сильнее лучей летнего солнца в яркий полдень, и от любого контакта кожи Юрку передергивало, но он старался подавить свою неприязнь, разыграть хотя бы нейтральное равнодушие. Было ли это ошибкой? Или нет? Юрка так никогда и не узнал ответа. Когда они вернулись в предбанник, Юрка чувствовал себя измотанным и отдохнувшим одновременно. Ему тяжело было находиться рядом с Абдулбеком под его испытывающим изучающим взглядом, но он не мог не оценить возможность по-настоящему помыться, стереть с себя всю грязь вчерашней ночи и хотя бы на минуту забыть обо всем. А потом Абдулбек толкнул его животом на стол и пропустил веревку за ним, чтобы снова привязать другой конец к штырю и лишить Юрку возможности банально подняться. — Что ты творишь?! — выкрикнул Юрка и, не задумываясь, вцепился руками в столешницу. — Ничего страшного я не сделаю, — ответил Абдулбек. Юрка понял, что он зачем-то опустился на колени. Зачем? — Просто постарайся расслабиться. Юрка тяжело дышал и все сильнее сжимал дерево в ладонях и спешно пытался подготовить себя к очередной пытке. Он даже толком голову поднять не мог, так туго была натянута веревка. Юрку мутило от одной только мысли о том, что Абдулбек все это — даже то, что происходило прямо сейчас, — просчитал задолго до того, как Юрка попал к нему в руки, сделал все приготовления, может быть, даже мастурбировал, фантазируя о том, как разложит его вот так, на столе. Грех не воспользоваться рабом поневоле. По распаренной коже задницы вслед за парочкой неуловимых прикосновений пробежал холодок. Сначала Юрка не понял, что происходит, и только через минуту до него дошло, что странные ощущения на ягодицах и верхней части бедер — это поцелуи. Абдулбек целовал его задницу, потом длинно лизал кожу, прихватывал зубами... — Ты чего?.. — начал было Юрка, но сразу притих, когда почувствовал, что Абдулбек раздвинул его ягодицы в стороны. Он мог видеть все в самых мельчайших подробностях так близко, как ему этого хотелось. Абдулбек выдохнул что-то не то по-чеченски, не то на каком-то странном русском, а потом неожиданно для Юрки прикоснулся губами точно к его анусу. Юрка дернулся, на мгновение забыв о веревке, хрипло вскрикнул что-то нечленораздельное и полузадушенное. Это было больше щекотно и странно, чем неприятно или больно, но в голове все равно вспыхнули знакомые слова, которые он едва успел проглотить. «Не хочу». Он в который раз прикусил внутреннюю часть щеки и заставил себя расслабиться, лелея мысль, что так все закончится быстрее. Язык надавливал на анус в равномерном, монотонном ритме, будто бы покачиваясь из стороны в сторону. Сносно, такое можно было пережить, хотя ничего кроме желания почесаться такая ласка сама по себе не вызывала. Абдулбек, похоже, и сам это понял, потому что он вдруг стал осторожно массировать ладонью сначала яички, потом поглаживать член Юрки, не прекращая елозить языком по анусу, все-таки довольно чувствительному после прошлой ночи. Когда Юрка ощутил явственный укол легкого возбуждения, то понял, что «быть послушной шлюхой» было гораздо труднее, чем ему бы хотелось. Он начал задыхаться, хотя продолжал лежать лицом в стол, и веревка не впивалась ему в шею. — Не могу... Дышать... — успел выдать он, безуспешно хватая ртом воздух. Дальше — как в тумане. Снова. Он пришел в себя на пороге бани, в лучах еще утреннего солнца. Абдулбек придерживал его за плечи так заботливо, что со стороны в это самое мгновение их можно было бы принять за любовников. — Мне стоит поумерить пыл, — сказал Абдулбек. Он вздохнул и прижался лбом к плечу Юрки. — Ты мне нужен. Живым. В последних словах было много искренности. Слишком много. Юрка запоздало начал понимать, что новый Абдулбек почему-то пугал его гораздо сильнее, чем старый.