Яма и солдат

На серой футболке Абдулбека и кое-где на руках Юрка заметил несколько маленьких красных пятен. Он сначала не понял, что это такое, но потом до него дошло, и по спине побежали мурашки. Как завороженный Юрка протянул руку и провел по одному такому пятнышку на запястье. След был уже засохший, но все же немного потянулся за пальцем, открывая новые оттенки красного. От темного к светлому. — Его ты тоже трахнул перед тем, как убить? — тихо спросил Юрка. — Это была она, — спокойно ответил Абдулбек, а потом перехватил ладонь и на несколько долгих секунд прижал ее к своим губам. — Женщин я только убиваю. — Какое облегчение… — Юрка пересилил себя и позволил ему и дальше целовать свою руку. — А стариков? Детей? Их ты тоже убиваешь вот так легко, как будто это ничего тебе не стоит? Абдулбек покачал головой и отпустил его руку. Места поцелуев — Юрка готов был поклясться — горели ожогами. — В самом начале приходилось, признаюсь, но больше я таким не занимаюсь. Я не настолько бессердечен. Настолько. Юрка готов был поспорить, что Абдулбеку никогда не снились его жертвы, что ему никогда не мерещились их лица в толпе, их голоса, что его никогда не выворачивало наизнанку посередине улицы от галлюцинаций. — Не странно признаваться об этом на камеру? — спросил Юрка, кивнув на стул. Красная точка чуть сбоку от всевидящего объектива размеренно мигала. — А должно? — Ну, эту запись ведь может увидеть кто-нибудь еще. Не сейчас, может, даже не через десять лет, но все же. — Мне все равно. Для меня сейчас важно только то, что ты здесь, со мной... по своей воле или нет. Юра закрыл глаза. Ему не нравилось быть испуганной дерганной птичкой в заржавевшей клетке, не нравилось, что от каждой второй фразы Абдулбека его передергивало, будто от пощечины. Ему хотелось не чувствовать ничего, но это было недостижимо, как и его детская мечта стать известным футболистом, что рассыпалась под натиском реальности. Абдулбек снова читал его мысли. — Ты все еще можешь выбрать нож, если я так тебе противен. Юрка только усмехнулся. — Очередной выбор без выбора. Не надоело? Абдулбек пожал плечами. — И тем не менее ты продолжаешь выбирать. Юрка бросил короткий взгляд на мерцающую лампочку и со вздохом стянул с себя футболку, отбросил ее далеко, чтобы точно не дотянуться. — Зря ты все это затеял. Из меня выйдет никудышная шлюха. — Не тебе судить. Они еще ничего не делали, Абдулбек даже не прикасался к нему, а Юрка уже чувствовал себя липким и грязным. Он осознавал, что это все еще будет насилием, пусть и немного под другим углом, но от одной только мысли о том, что ему надо изображать желание, да еще и на камеру, становилось паршиво. Юрка не придумал ничего лучше, чем накинуться на Абдулбека, вложив в показушную страсть свои раздражение и бессильную злость. Он ухватился за чертову футболку, в которую впиталась чужая смерть, и, неожиданно легко балансируя между реальной атакой и ее эротизированной имитацией, начал целовать его. Представлять Настю на месте Абдулбека на этот раз было даже сложнее, чем в прошлый — почти невозможно, — но Юрка изо всех сил пытался. План даже работал… первые секунд двадцать, пока Абдулбек не вышел, наконец, из своего ступора. Он воспринял действия Юрки как-то по-своему. После короткого замешательства Абдулбек вдруг схватил его за волосы и, заставив откинуть голову как можно сильнее назад, с силой схватился зубами за оголившуюся кожу шеи точно над ошейником. Юрка вскрикнул. — Хорошее начало, — едва ли не промурлыкал ему на ухо Абдулбек. — Продолжай. «Сожми зубы и продолжай. Закрой глаза и представляй на его месте хоть черта лысого, но продолжай». Сердце билось будто бы не в груди, а где-то в глотке; стало тяжело дышать. Штаны Юрка швырнул вдогонку к футболке в другой конец подвала, потом сам потянулся к тюбику смазки, мечтая о том, что это поможет ему избежать излюбленной Абдулбеком мучительно долгой растяжки. Но он придумал кое-что не менее унизительное. — Встань на четвереньки и повернись к камере, — скомандовал Абдулбек. Щеки Юрки и так, наверное, были красными, но теперь он физически почувствовал жар стыда на коже, потому что понял, чего именно от него требовал Абдулбек. «Покажи на камеру, как ты трахаешь себя пальцами для моего удовольствия». Он проглотил возмущение и встал как было приказано, широко расставил колени в стороны. Пока Юрка размазывал смазку по анусу, ему на ухо начал ядовито нашептывать неприятный внутренний голос: «Что бы ты там не затирал Абдулбеку про отсутствие выбора — это твое и только твое решение». Юрка уже устал слышать голоса, но у него не было никаких сил заставить его заткнуться, поэтому он просто проглотил эту незваную мысль, прекрасно осознавая, что она будет не последней за этот вечер. Два пальца он запихал внутрь влегкую. Они вошли в задницу с характерным смачным влажным причмокиванием, от которого зардело не только лицо, но и уши. Юрка не придумал ничего лучше, чем вцепиться зубами в предплечье другой — свободной — руки, чтобы не завыть от стыдливого отчаянья. Ему, впрочем, хватило мозгов не прокусить кожу до крови; это стоило оставить на потом. Сейчас шла лишь первая волна мучений, было бы глупо сразу пускать в ход тяжелую артиллерию. — А я хорошо тебя растянул вчера, — похвалил самого себя Абдулбек. — Что, правда не больно вот так сразу два засовывать? Юрка благоразумно решил не напоминать о том чудовищном вечере, когда Абдулбек засунул в него свой хер почти насухую и порвал ему задницу. Тогда-то было больно по-настоящему. — Нет, — выдавил в ответ Юрка, параллельно всерьез прикидывая, стоило ли добавить еще смазки и сунуть в горячую тесноту третий палец. Стоило, чтобы не стало больно потом. Даже если в подвале было особенно не разгуляться, ему хотелось бы сохранить максимум подвижности после того, как Абдулбек от него отстанет. Юрка выдавил еще парочку плевков смазки на кончики пальцев. Теперь — на трезвую-то голову — он убедился, что смазка была хорошей и, наверное, дорогой: она не высыхала, не раздражала кожу что ануса, что кишки, быстро нагревалась, не скатывалась в стремные непонятные комочки. Если бы на месте Юрки был бы кто-то другой, то, может быть, ему даже удалось бы научиться с ее помощью получать хоть какое-нибудь удовольствие. Юрка же не чувствовал ничего, кроме ощущения инородного предмета в заднице, и адовой смеси эмоций, направленных в первую очередь против самого себя. Он догадывался, что Абдулбек не сможет долго оставаться в стороне и просто наблюдать, и оказался прав. Когда Юрка начал запихивать в себя палец, Абдулбек придвинулся ближе и начал осторожно ласкать и гладить его. Он мимолетно и нежно дотрагивался до кожи, проводил ладонями по лопаткам, потом по бокам, низу живота, внутренней стороне бедер... все мало-мальские чувствительные точки задел. Резкий контраст между этим и неприятным саднящим укусом в шею Юрку прямо сказать беспокоил. Он не мог избавиться от мысли, что такие «качели» в итоге рано или поздно приведут его к понятному финалу — тому, к которому, по собственным словам, Абдулбек привел добрый десяток человек, если не больше. — Постони немного... Слышишь? — неожиданно с откровенной мольбой в голосе прошептал он. Если бы Юрка мог, то пожалел бы его. Чудовище, которое никто и никогда не любил по доброй воле, хотело прочувствовать хотя бы мираж взаимности — разве это не жалкое зрелище? Но Юрка не мог и, что было куда важнее, не хотел. Это был его выбор — стать чудовищем. Юркина имитация стонов удовольствия больше напоминала скулеж избитого щенка, но по-другому у него не получалось, да он и был не в курсе того, как должны стонать мужчины от возбуждения и должны ли вообще. Это походило на фарс, но Абдулбек, кажется, так глубоко нырнул в свою фантазию, что и такие неловкие попытки его только будоражили. — Молодец. Он предсказуемо уложил Юрку на спину — боком к камере, так, чтобы можно было потом рассмотреть получше с другого ракурса, — долго целовал, засасывал и слюнявил все, до чего мог в такой позе дотянуться, начиная от лица и заканчивая промежностью. Особенно неприятно было чувствовать его губы на члене и яйцах, от каждого прикосновения Юрку буквально дергало из стороны в сторону как от удара. «Я не хочу. Я не хочу. Я не хочу». Юрка знал, что не возбудится, но это не значило, что об этом знал Абдулбек, а если и знал — не значило, что он быстро отстанет. Так и случилось. Абдулбек отсасывал ему с каким-то особенным упоением, засовывал себе в рот и хер, который никогда не встанет, и яички, осторожно катал их туда-сюда у себя во рту, играясь, посасывал, потом отпускал, длинно лизал от промежности до головки и обратно и снова брал гениталии в рот целиком. Юрка на стенку готов был лезть, а когда Абдулбек ткнулся пальцами ему в задницу, то вообще чуть не взвыл. — Пожалуйста, — пришла и очередь Юрки умолять. — Просто трахни меня уже. — Как пожелаешь. Вялый член был неприятно влажным, от резкого контраста между горячим ртом и прохладой помещения яички поджались, но это все равно было лучше, чем бесконечная пытка. Юрка раздвинул и задрал ноги до ушей сам, лишь бы скорее-скорее-скорее, но Абдулбек раскусил его и еще какое-то время мучил, засовывая в уже достаточно растянутый анус по несколько пальцев. — Пожалуйста, — всхлипывал Юрка. — Пожалуйста. По щеке катились слезы, и за это ему тоже было стыдно, паршиво, отвратительно. Юрка даже пожалел, что не попросил у Абдулбека снова дать ему водки — может, в алкогольном угаре это было бы проще пережить?.. Едва ли. Абдулбек навалился всем телом, невесомо поцеловал куда-то между ухом и щекой, куда убегали слезы, а потом все-таки исполнил его просьбу. От знакомого ощущения мгновенной и абсолютной заполненности и от все того же жара чужого тепла Юрку затошнило, желудок скакнул куда-то под самое горло, а потом резко провалился вниз. Наверное, Юрка издал какой-то булькающий звук, потому что Абдулбек вдруг замер и начал успокаивать его: — Тише-тише, все хорошо. Я больше не причиню тебе вреда, обещаю. Успокойся. Слова эти самым чудовищным образом сочетались с мягкими ненавязчивыми прикосновениями. Так успокаивают любовников, а не рабов. — Врешь. — Юрка сжал ладонями простыню, чтобы не вцепиться в самого Абдулбека. — И сам ведь... Просто... Давай быстрее. Пожалуйста... Отец за такое назвал бы его тряпкой. Абдулбек двигался медленно и как-то задумчиво, неспешно покачивал бедрами, елозя туда-сюда своим членом внутри, будто что-то выискивал. Нашел или нет — Юрка не знал, но от проникновений под новым углом с каждым толчком кто-то будто прошивал низ живота нехилой такой иглой. Юрка уже не стонал, вскрикивал с каждым движением. Пытался считать, сколько времени длится этот кошмар, но каждый раз сбивался, чтобы начать сначала и снова сбиться со счета. Несколько раз Абдулбек останавливался. Он то подливал еще смазки на член, то менял позу так, чтобы прижимать Юрку к себе, то бережно массировал дрожащие плечи, напряженные мышцы, нашептывал горькие нежности на ухо. — Ну, Юра, успокойся уже. Это же не больно, правда? Он вцепился в эту треклятую боль, как будто только из-за нее Юрка его ненавидел, как будто считал, что такой искусственной и насквозь фальшивой любовью мог расположить его к себе. Может быть, его абсолютно поехавший разум считал слезы, мольбы и крики за выражение удовольствия. Юрка не думал об этом раньше. — Абдул… Хватит, — не выдержал он. — Ты меня уже час, наверное, ебешь... Я устал. Абдулбек мял вялый член в своей ладони, пока его собственный засел глубоко внутри Юрки и при каждом движении надавливал на эту ужасную точку внутри, втыкая новые невидимые иглы в живот. — Пообещай, что ты никуда не уйдешь. Пообещай, что останешься. И я… прекращу. Новая мысль ударила как всполох первых лучей солнца. Они все умерли. Они его покинули. Он остался один, и Юрка просто оказался единственным, до кого ему было по силам дотянуться. «Лучше бы ты и правда устроил весь этот цирк с похищением и подвалом ради мести, а не потому, что ты боишься одиночества». — Я не уйду. Обещаю. Голос Юрки дрожал. Абдулбек поцеловал его в губы, сухо и невинно, как будто это был их первый поцелуй. Свое обещание он сдержал, должно быть, искренне считая, что теперь пришла очередь Юрки сдержать свое. *** Красная точка камеры все-таки потухла; Юрка и Абдулбек наблюдали за тем, как она медленно умирала, пока лежали на матрасе в обнимку. Юрку довольно долго трясло, что твой осиновый лист по осени, а его сдержанный плач превращался то в истерику, то в хохот несколько раз по кругу, как и накануне, но Абдулбек ни разу не вышел из спокойного своего состояния, с умелой терпеливостью выдержал все попытки Юрки отбиться и все-таки дождался, когда он успокоится. — А если ничего не записалось из-за того, что ты ее так и не выключил как надо было? — Тогда запишем еще раз, — равнодушно ответил Абдулбек, и от этих слов сердце Юрки будто бы остановилось на мгновение. Это не осталось незамеченным: — Расслабься, я шучу. — Мне надо в туалет. Пусти. В туалет ему на самом деле почти не хотелось, но от короткой передышки от вынужденной близости он точно бы не отказался. — А ты встанешь? Могу отнести или еще как помочь. — Нет, — Юрка вовремя поймал себя за язык и умудрился сделать это «нет» настолько мягким и спокойным, насколько мог. — Я сам. — Как хочешь. Идти было тяжело даже держась за стенку, ноги слушались плохо, да и голова немного кружилась, но минутный перерыв неплохо прочистил ему мозги, забитые как будто ватой. Уже стоя над ведром Юрка вспомнил кое о чем и украдкой обернулся будто бы для того, чтобы проверить, пялился ли на него Абдулбек. Пялился, конечно, зато на него, а не на пакет, куда он второпях запихнул свой охотничий нож.