Яма и солдат

Ее тело так и не нашли, только машину и несчастного неудачливого таксиста с простреленной головой. Карл, примчавшийся из Германии, организовал дорогостоящие и очень-очень тщательные поиски — кажется, они всю область прошерстили от севера до юга и обратно, — но ничего, как будто Фатимы здесь никогда не было. Милиция довольно долго пыталась сыграть на теории о том, что именно она убила таксиста или как минимум была соучастницей, а потом сбежала, оборвав все контакты, но ни Юрка, ни Карл не верили в это. Ей незачем было сбегать и незачем было убивать какого-то случайного таксиста, которого она встретила в первый и последний раз. Юрка настаивал на похищении или, как бы ему ни хотелось не думать об этом вовсе, об убийстве. Он даже пытался надавить на ментов, чтобы они включили свои дырявые головы и проверили, а действительно ли в морге лежал труп Абдулбека, а не какого-то случайного бомжа, но его задвинули, отправили домой. Это Юрку взбесило; он стал бомбардировать приемную уголовного розыска письмами, а когда его в очередной раз игнорировали — пришел сам, и так несколько раз. Перед одним из таких заходов уже знакомый ему младший сержант Амаев подловил его недалеко от здания, но достаточно, чтобы их не могли случайно заметить менты. Он осторожно взял Юрку за предплечье — по всему телу моментально разошлась волна отвращения и ужаса, — затянул в какой-то проулок. Он был одет в штатское и крутил головой так, будто пытался осмотреть каждый сантиметр зассанной стенки, потрескавшегося асфальта, старых окон, рамы которых были покрыты облупившейся краской. — Здравствуйте, Юрий Владимирович, — наконец, мягко и спокойно поздоровался Амаев и отпустил его. — Я знаю, как это прозвучит, но вам нужно перестать. Заявления, письма эти... — С какого это такого хера? — Юрка не мог ему не грубить, потому что его едва ли не колотило от злости, разгоревшейся из-за простого в общем-то прикосновения. — Я хочу найти свою подругу и хочу убедиться в том, что Абдул действительно мертв. Это вообще-то работа твоих коллег. И твоя. — Я знаю... Просто поймите, Юрий Владимирович, что вы никому не поможете, если продолжите в том же духе. Пожалуйста, не заставляйте меня объяснить, что именно может с вами произойти. Юрка и без всяких объяснений знал. «Связями ты оброс, да, мразь? Слил что-то про своих азербайджанских друзей и попросил взамен услугу-другую от наших оборотней в погонах? Пидорас, чтобы ты...» — Это предупреждение от тебя или от начальства? — От меня. Потому что начальство не станет предупреждать так вежливо. Они уже говорят о... — Амаев вдруг осекся и снова заозирался по сторонам. Его цепкий взгляд остановился на пустой черноте окна, но быстро скользнул дальше. Он поежился. — Прошу вас, возвращайтесь домой и больше не приходите. Для вашего же блага. — И тебе не похуй на меня потому что?.. За ними едва ли наблюдали прямо сейчас, но на одно короткое мгновение в чертовом окне мелькнула тень, и Юрка невольно вспомнил Абдулбека, от которого весь этот месяц успешно убегал что в собственной голове, что в жизни. Он никогда не ходил одним и тем же маршрутом, часто бездумно бродил по городу, выскакивал из транспорта в самый последний момент, надеясь, что хаотичные действия собьют слежку, если таковая велась. Это одновременно сводило его с ума и освобождало от бесконечной цепочки паники и приступов. Алимов называл это парадоксом. — Это личное. Юрка достал из кармана пачку сигарет, быстро раскурил заветную, пытаясь успокоиться. Амаеву предлагать не стал, хотя пачка была почти целой, но тот и не просил. — Личное, значит? — Юрка усмехнулся. — Ладно, допустим, я тебя услышал. Я оставлю в покое вас, вы же не будете трогать меня, так? Амаев кивнул. Он не выглядел как человек, у которого камень с души упал. Может быть, он не поверил Юрке, может быть, в глубине души хотел, чтобы тот сдался не так легко. Это был странный разговор. Когда Амаев убедился в честности Юрки — разве что клятву на крови с него не потребовал, — он исчез среди умирающих построек. «Надеюсь, мы больше никогда не встретимся», — подумал тогда Юрка. Так и вышло. Он сам слово сдержал и перестал дергать ментов своими бумажками, со временем осознав, насколько бесполезным, а теперь еще и опасным стало это занятие. Амаева же спустя две недели после этого разговора по какой-то причине перевели на юг, где он героически сгинул, только-только дослужившись до сержанта. Юрка об этом, правда, не узнал и уже не узнает. Докурив вторую сигарету, он выудил из сумки через плечо телефон — и Алимов, и Дима настояли на том, чтобы у него появилось свое средство связи, так, на всякий случай, хотя они оба чуть ли не кричали в один голос, что Абдулбек умер и точно-точно не вернется за ним, — нажал на цифру быстрого набора. Ему ответили после второго гудка. — У аппарата! — Это я, — поздоровался Юрка. Телефон он прижал к уху плечом, чтобы было удобнее прикуривать. — Слушай, я могу попросить тебя кое о чем? Должен буду. *** Время шло, все дальше и дальше отдаляя Юрку от вымершей деревеньки, от дрянного матраса и самодельных цепей в подвале, от исчезновения — или смерти, — Абдулбека и Фатимы. Хаос занятости и побега, который подталкивал его первые несколько месяцев, не позволяя остановиться на собственной драме и снова погрузиться в особую персональную темноту, сменился на зудящий холод выписанных по рецепту лекарств. Вместе с бесконечной терапией таблетки здорово помогали не подпрыгивать на три метра от малейших случайных прикосновений, не срываться в запой, не превращаться в жалкое ничто, которое Юрка так сильно презирал и ненавидел. Взамен лекарства отобрали у него яркость мира и остроту чувств, здорово притупив их. Это, конечно, мешало работать, но такую цену он готов был заплатить. Лишь бы не видеть снов и не вспоминать. Дома Юрка занимался в основном чтением. Читал все: художественную литературу, книги по истории искусства, по дизайну, по компьютерной инженерии, по военной истории. Читал, даже когда не понимал, когда слова превращались в закорючки и расплывались по страницам сонными рыбами, потому что иначе пустые мысли приводили его обратно, туда, куда он совершенно не хотел возвращаться. Несколько раз Юрка думал о том, а стоит ли его жизнь такого тоскливого продолжения, но всегда вовремя вспоминал о том, столько отдал и сколько — гораздо больше, чем он сам, — отдали другие, чтобы сердце его билось. Было бы глупо сливать все старания и жертвы в унитаз. Ему только недавно исполнилось двадцать семь. Это даже близко не середина. Единственный день в году, когда Юрка позволял себе утонуть в воспоминаниях, приходился на день исчезновения Фатимы. Именно сегодня, не считая конца декабря, он навещал Башира в коррекционном детском доме, куда его определили несколько лет назад после череды тестов и медицинских освидетельствований. Впрочем, настоящим визитом это нельзя было назвать, Юрка просто передавал какие-то вещи на его имя и несколько минут издалека наблюдал за тем, как он играется на детской площадке, делая рядок одинаковых куличиков из песка. Алимов мог бы договориться и на более личные встречи, но Юрка не видел в этом смысла; они с Баширом были лишь случайными попутчиками на той чудовищной дороге, куда их затянул Абдулбек. Им незачем было знакомиться и сближаться по-настоящему. Юрка, конечно, мог вообще никак не вовлекаться в жизнь Башира, но совесть ему не позволяла. Он никому не говорил об этом, но считал себя отчасти ответственным за его состояние и благополучие. Может быть, если бы тогда, в Чечне, все сложилось иначе... Башир увидел его и, похоже, вспомнил, потому что сразу побежал к лежавшему поодаль небольшому ящику с игрушками и достал оттуда пластикового солдатика. Почему-то от этого на сердце Юрки сделалось неспокойно, а когда Башир выкопал для солдатика ямку в песке, то ему стало совсем нехорошо; он ушел гораздо раньше, чем обычно. Нянечка проводила его и как-то странно посмотрела на прощанье. Юрка ее не винил, все-таки он никем не приходился этому несчастному ребенку. Его мать, возможно, уже несколько лет как мертва, а отец... На улице Юрка первым делом закурил и еще долго пялился на синюю плашку детского дома. Золотистые буквы расползались по синему фону и съезжались обратно. Юрка неожиданно не смог вспомнить, пил таблетки с утра или нет, но здесь его здорово выручил календарь в телефоне, где он привык такие вещи отмечать. Опасения и паранойя в очередной раз оказались беспочвенными. Руки, правда, теперь заметно подрагивали. Юрка знал, что это не пройдет до следующего утра, но ничего поделать с этим не мог, не возвращаться же теперь домой, чтобы забыться в объятиях книг и дивана. Хотя, может, и стоило бы. На Северное — кладбище, где «похоронили» Абдулбека, — он приехал ближе к вечеру в надежде, что людей будет поменьше. Юрка понимал, насколько идиотским было это занятие в принципе, но возможность раз в год высказать все свои мысли даже пустой могиле с его именем оказывала, как говорил Алимов, хороший терапевтический эффект. Он аккуратно припарковал свою серебряную Ладу недалеко от ворот. Машин под конец дня там стояло немного, несколько ВАЗ-ов и один непонятно откуда взявшийся Мерседес с наглухо затемненными стеклами и подозрительно красивым номером. Впрочем, ему-то Юрка не особенно удивился, малиновые бизнесмены из девяностых и прочие бандиты еще не все вымерли, а те, что остались, вполне себе посещали тех, кому повезло меньше. На самом деле Юрке необязательно было тащиться пешком в квартал, где власти расположили могилу для фальшивого Абдулбека, можно было и на машине проехать, но ему становилось спокойнее среди могил, как-то легче дышалось, и такие прогулки помогали ему расслабиться и успокоиться. Деревьев здесь было много, а людей — разве что по большим праздникам вроде родительской субботы. Он даже на секунду отпустил паранойю, перестал вертеть головой, разрешил себе сосредоточиться на шелесте листьев и щебетании птиц. Раньше Юрка и предположить не мог, что кладбища могут так умиротворять; в детстве и потом в юности он боялся и не любил их, но сильнее всего, конечно, ненавидел похороны. На похоронах деда выли и причитали бабки, которых никто из семьи толком не знал, какие-то нелепые обряды были невероятно важны для деревенских и абсолютно ничего не значили ни для его мамы, ни для брата, ни для самого Юрки. Все трое чувствовали себя там чужими. Он вспомнил, как с плохо скрываемым осуждением переговаривались у них за спинами местные: — Тьфу ты, одно слово — городские!.. — Дочь-то евонная смотри как одета, прошмандовка прям, постыдилась бы... — А мальчуки хилые какие! Смотреть страшно, не то, что дед ихний, царствие ему небесное. Дед, разумеется, ни в какое царствие небесное не верил, потому что до старости был почти что идейным коммунистом — разве что пил как не в себя, — но Юрка надеялся, что он туда попал прямо к своей Наденьке, к жене, которая умерла молодой, и обрел, наконец, вечное счастье. Могила встретила его слегка покосившимся ироничным крестом, ироничным в первую очередь потому, что Абдулбек был мусульманином. Впрочем, что-то подсказывало Юрке, на самом деле ни в каких богов, кроме себя, Абдулбек не верил или перестал со временем. Слово «харам», так пугавшее его в самом начале, вряд ли подействовало бы на него три года назад и наверняка не подействует сейчас. Юрка положил ладони на ограду, еще пахнущую свежей краской; наверное, их перекрашивали где-то с месяц назад. — Надеюсь, ты все-таки сдох, — сказал он, пытаясь испепелить взглядом крест. — Надеюсь, что тебя прибили свои же. Надеюсь, что ты умирал долго и мучительно. Надеюсь, что ты попал в хоть какой-нибудь ад. Слова выходили из него с трудом, через боль, но эта боль, Юрка уже хорошо это знал, очищала, несмотря на то, что пребольно отдавалась эхом прямо в мертвый глаз. — Отчасти так и случилось. Я в аду. На этот раз Юрка обернулся сразу. Он больше не был мышью под взглядом змеи, больше не боялся, потому что был готов к этой встрече. Как и в прошлом году. Как и в позапрошлом. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и у Абдулбека был такой взгляд, будто он действительно видел его впервые за все это время. Взгляд, полный тоски, желания и сожалений. — Чего ты хочешь? Абдулбек пожал плечами. — Я не знаю. Просто больше не мог стоять в стороне и жить без тебя. Такой вариант подойдет? Юрка усмехнулся. — Твой, значит, Мерс стоит у ворот? — Мой. Знаешь, я хочу показать тебе одно место, Юра. Тебе понравится. — С чего ты взял? — огрызнулся Юрка. Он сжал ладонями края своей ветровки, потянул их вниз сильнее, чем стоило. Наверное, на фоне Абдулбека в его красивом дорогом костюме и отполированных до блеска черных туфлях, Юрка смотрелся нелепо. Шелестела листва, щебетали птицы, но его теперь это совсем не успокаивало. — Фатиме оно очень понравилось. *** Место, куда они приехали — в абсолютной тишине, — действительно было красивым. Про маяк Юрка больше слышал, потому что особенно по области не разъезжал, но видел фотографии у коллег и у Димы. С пригорка, где они сейчас стояли, можно было хорошо его рассмотреть во всем неожиданном каменном великолепии. — Где она? — спросил Юрка. Он вспомнил, что три года назад посетителей туда не пускали, временно законсервировав маяк из-за опасности обрушения. Деньги на реставрацию нашлись только через шесть месяцев. Абдулбек не ответил, щурясь и явно наслаждаясь последними лучами заходящего солнца. В сердце мгновенно вспыхнула злость, и Юрка выхватил из своей скрытой нательной кобуры пистолет. В несколько привычных уже движений привел его в полную боевую готовность. — Ну, где она?! — заорал Юрка, тыча дулом ему в затылок. — Отвечай, сука! — Нигде. Везде. Я не знаю, — Абдулбек спокойно повернул голову в его сторону и улыбнулся, как будто не понимал, что ему угрожали. — Но она умерла три года назад прямо на этом месте. От моей руки. — Где тогда?.. — Я сжег ее тело в крематоре для утилизации биологических отходов, который мы тогда частенько использовали, а то, что осталось, развеял по ветру. — Блядь! — еще громче выкрикнул Юрка, но сразу перешел на полушепот: — Я тебя пристрелю! Пристрелю... Он до последнего надеялся, что Фатима не умерла, что это просто был какой-то хитрый способ для достижения неведомой цели, но едва ли Абдулбек врал. — Знаю, Юр, знаю. Ты дыши только, ладно? Все будет хорошо. — Почему? У него как будто не осталось сил. Он осел на высокую зеленую траву, не думая о том, почему Абдулбек не пытается напасть на него в этот момент слабости и отнять пистолет. — Почему я убил ее? — Он неожиданно грузно и неловко для своего возраста и внешнего вида сел рядом с Юркой. — Потому что я еще до той нашей встречи знал, что это она, а не ты, сдала мою семью русским как ячейку террористов. Я и сам-то выжил по чистой случайности, потому что три дня по горам бегал вас с Фатимой искал. Пока меня не было, пришли твои и всех вырезали подчистую. Сына спасло только то, что его успели спрятать. Я слышал, кстати, что ты навещал его пару раз. Спасибо. — Тогда зачем ты?.. — Врал тебе? — Абдулбек протянул руку и бесстрашно коснулся его щеки, почти нежно стерев слезу. — Потому что я надеялся, что это тебя надломит. Не сломает, надломит, сделает достаточно податливым, чтобы я мог... Абдулбек вздохнул. Он сорвал какой-то колосок, несколько секунд бездумно вертел его в руках, а потом выкинул куда-то вниз. — Ей я хотел отомстить, а тобой я хотел обладать. Погнался за двумя зайцами, но поймал только одного. Когда ты заболел, я испугался, что ты умрешь, и поступил неразумно, второй раз в жизни позволив эмоциям все испоганить. Я ведь полюбил тебя, Юра, еще тогда, в Чечне. — Нет, неправда. — Правда-правда. Но до меня поздно дошло, что только в книжках жертва влюбляется в своего мучителя. Я все эти годы строил себя, самообманом занимался, в последние три вообще считал, что вот заработаю много денег на торговле смертью и попробую тебя хотя бы купить, но... передумал вот недавно. Смирился, что ты никогда моим не будешь. От последней встречи вот только удержаться не смог, ты уж прости. — Я тебя пристрелю. — Я знаю. Юрка вжал дуло ему в висок. — Чуть левее, — направил Абдулбек. — Иначе только ранишь. А так даже сможешь обставить как самоубийство, если тщательно все улики за собой приберешь. — Замолчи, — сквозь зубы процедил Юрка. Но заткнуть Абдулбека, кажется, было просто невозможно, хотя в последние их встречи слова из него будто щипцами кто-то выдирал, таким немногословным он был. Или это тоже часть обмана? Другая игра, которую Юрка пока не видел? — Помнишь ту кассету? Я ее вчера сжег, но все три года она помогала мне не сорваться, не похитить тебя снова. Иногда я даже показывал ее тем, кому больше нечего было терять. Ты нравился почти всем. Нравился, да, но любить тебя так, как люблю тебя я, больше никто не будет, и ты это знаешь. Ты знаешь, что я правда искренне тебя лю... Юрка нажал на спусковой крючок. Выстрел оглушил его. Абдулбек умер мгновенно, и единственное, что почувствовал Юрка в этот самый момент, лежа на высокой зеленой траве с дымящимся пистолетом в руке, так это укол сожаления. «Слишком легкая смерть». *** — У аппарата! — Дима? Это я. — Что у тебя с голосом? Что-то случилось? — Все кончено. Теперь точно все. Я сейчас рядом с маяком, ну тот, который... Ее тело... Блядь! — осознание окатывалось его своими волнами, мешаясь с эффектом от таблеток и с прорезавшейся головной болью одновременно. — Только... Алимову не говори пока, ладно? — Господи, Юра... Выезжаю, как буду ближе, перезвоню. Юрка мало что помнил после этого, только знал, что Дима снова его выручил, много ругался — еще бы, обучил стрелка на свою голову, — но вычистил все так, что не привязаться было, а потом предложил разыграть такой же сценарий, что предлагал сам Абдулбек. У Юрки не было иного выхода, кроме как согласиться. Тело нашли несколько дней спустя случайные туристы, и теперь Дима и Юрка ждали информации по вскрытию от Алимова. — Хороший выстрел был, кстати, — Дима поставил перед ним чашку горячего зеленого чая. — Качественный, такой оказалось легче-легкого представить самоубийством. Надеюсь, что в наш фарс поверят... А ты расслабься пока и ни о чем не думай. Это оказалось тяжелой задачей, почти непосильной. Ожидание тянулось и тянулось. Юрка перебрал, наверное, почти все книги на полках, пересчитал добрую половину деревянных бусин на занавеске между комнатами, но Алимов все не возвращался. Юрка уже смирился с мыслью, что он приедет сюда с нарядом милиции, которые увезут его в участок и — вполне законно, — обвинят в убийстве, но Алимов вернулся один. Его лицо было неприятного серого оттенка, будто его начало тошнить или стошнило в дороге. — Алик... — обеспокоенный Дима мягко приобнял его было, но Алимов только отмахнулся. — Потом, — сказал он тихо и перевел взгляд на Юрку. — Юр, ты сядь, ладно? — Куда, в тюрьму? — криво усмехнулся Юрка, но, судя по всему, Алимову было не до шуток. — Пожалуйста, — с нажимом попросил он. Юрка и Дима переглянулись, но спорить не стали. После долгой паузы Алимов огорошил их откровением: — У него нашли рак в последней стадии, там уже... Скорее всего, когда вы встретились, он уже знал, что скоро умрет и без твоего вмешательства. Ты понимаешь? Юрка только откинулся на спинку дивана и рассмеялся. Абдулбек подарил ему свободу и выиграл.