Сквозь игольное ушко

Если бы камень мог окаменеть еще больше, то именно это и произошло в тот момент с Джоном. Несколько секунд он вслушивался в надтреснутый, хрипловатый старческий голос Пола, выпевавшего: - And if I say I really knew you well, what would your answer be? - Она ведь про меня, да? – процедил едва слышно Джон, но Берч прекрасно понял, что он задавал этот вопрос отнюдь не в пустоту, а хотел услышать четкий и недвусмысленный ответ. - Тебе виднее, - усмехнулся ученый. – Это ты прошерстил весь интернет в поисках дискографии своих друзей. - Черт побери, то есть он именно так воспринимает наши отношения, да? – едва ли не прорычал Джон, и на мгновение Берчу померещилось, как на кончиках ресниц Джона мелькнула едва заметная капля влаги. – Он думает, я бы стал насмехаться над его чувствами, а его самого прогнал бы прочь? - А то ты этого никогда не делал, - закатил глаза Элиот. - Делал, - с какой-то бессильной злобой в голосе согласился Джон. Пол пел как-то по-особенному проникновенно, выцвечивая остатками голоса каждую ноту, словно бы что-то в этом конкретном концерте заставило его подумать о Джоне, вызвав шквал воспоминаний, которые он теперь изливал на обалдевших от такой эмоциональности зрителей. - And I’m holding back the tears no more, no, no, no. I love you… I love you… I love you… - раз за разом повторял и повторял Пол, словно бы игла на проигрывателе в его голове застряла на этой строчке, пробуждая в памяти те моменты, когда он мог сказать об этом Джону, но не стал этого делать из страха или смущения. Такое с ним случалось нечасто, по большей части он все же старался держать себя в руках при исполнении этой песни, но сейчас, повторив пресловутое I love you уже раз восемь, он вдруг сорвался, закашлялся и с каким-то неописуемым рвением вновь ударил по струнам, продолжая петь дальше. А Джон стоял там во втором ряду, слушая эту многократно повторяемую фразу, и лишь на восьмой раз, когда иголка соскочила, наконец, с дорожки, выдохнул, вытирая глаза: - И я тебя, McAsshole* (по слухам, в 70е Джон величал Пола и так), и я тебя… - Пойдем признаемся? – шепнул ему Элиот. – Я попробую договориться с охраной после концерта. - Нет! – не дал ему договорить Джон, и во взгляде его сверкнуло что-то странное. – И вообще пойдем отсюда. - Как? – удивился Элиот. – Только середина концерта ведь! Ты разве не хочешь услышать Yesterday, Let it be, Hey Jude? - Пойдем, я сказал! – настаивал Джон, начиная усиленно работать локтями, пробираясь к выходу. Напоследок он бросил полный боли взгляд на сцену, затем посмотрел куда-то вбок и принялся проталкиваться активнее. Берч проследил за направлением его взгляда, но не сразу рассмотрел симпатичную стройную брюнетку в первом ряду левой трибуны. Когда оба вырвались, наконец, из удушающих объятий толпы в прохладный и гулкий коридор, а затем и в вечерне-неоновый Бостон, Берч дернул Джона за рукав, не давая вызвать такси. - Ты из-за нее что ли, да? Из-за Нэнси? - Поехали в гостиницу, я с ног валюсь, - буркнул Джон. - Что не так? Почему мы ушли с середины концерта? Я могу получить объяснения?! Пол признается тебе со сцены в любви спустя почти 41 год после твоей смерти, а ты психуешь и убегаешь из зала? Что произошло? - А что мне там делать? – Джон оттолкнул Берча и снова вышел на дорогу ловить такси. – Какой смысл мне там находиться? Я кто для него сейчас? Приятное воспоминание? - Джон, что за бред? Откуда ему знать, что ты воскрес? Пошли скажем ему об этом, бьюсь об заклад, его от радости хватит удар. - Еще не хватало мне стать причиной смерти лучшего музыканта 20 века! – со злой насмешкой в дрожащем голосе рявкнул Джон и принялся еще усерднее трясти вытянутой рукой с поднятым вверх большим пальцем. - Джон, ты правда рассчитывал увидеть его скорбящим спустя столько лет? Да он с тех пор уже и Линду похоронил, и Джорджа. У него был неудачный брак и тяжелый развод, он постарел, и кто знает, сколько ему осталось. Да ты и сам не мальчик, должен понимать все эти вещи. Если бы он горевал все эти годы, то оказался бы в психушке еще в 80е и пребывал бы там по сей день. Ты такой жизни ему желаешь? Джон нахмурился, но трясти рукой не прекратил. - Да объясни ты толком, что тебя смущает! – Берч схватил его за плечи, утащил с дороги назад на тротуар и хорошенько встряхнул. - Да ты посмотри, какие залы он собирает, - с горечью в голосе произнес, наконец, Джон. – Посмотри, как его до сих пор любят молодые девчонки, как визжат при виде него и оголяют бедра для его автографа. Какая у него красивая и заботливая жена – я видел ее фотографии и читал о ней! Ты заметил, с каким восхищением она сегодня следила за его выступлением? Она, конечно, не Линда, но во многом не уступает и ей. Он прекрасно справляется без меня, он шикарно выглядит, у него есть все, абсолютно все для полного счастья. Я-то ему зачем, а? - Ах, вот в чем дело, - усмехнулся Берч, и в этот миг перед ними затормозило ярко-желтое такси. – Поехали в гостиницу, там разберемся. Всю дорогу Джон хмуро молчал, копошась в планшете, а в гостинице сразу направился к себе в номер. Элиот настаивать не стал, решил дать ему возможность как следует все обдумать, а утром придет решение, каким бы оно ни было. Ночью Элиота разбудил чей-то осторожный стук в дверь. На пороге стояла девушка со стойки администрации и обеспокоенно вертела в руках смартфон. - Доброй ночи, - затараторила она, едва только дверь отворилась. – Это ведь вы сопровождающий Десмонда Джонса? – и она ткнула пальцем в сторону номера Джона. Они долго подбирали вымышленное имя для него, пока Джон, наконец, не вспомнил этого задорного персонажа когда-то не любимой им песни. - Что случилось? – тут же насторожился Берч. - Он сильно напился и разгромил бар на первом этаже. Мы были вынуждены вызвать полицию, и его отвели в участок. Полагаю, сэр, вам придется вызволять его под залог. - Понятно, - цокнул языком Элиот. – Ущерб значительный? - Ну… сперва он заказал пару бутылок виски, моментально опустошил обе, затем начал приставать к бармену, чего-то требуя от него. Называл его МакЧармли, говорил, что у него такие же красивые и такие же бессердечные глаза, как и у этого самого МакЧармли. Вы понимаете, о ком идет речь? - В общих чертах, - неопределенно мотнул головой Берч. - Затем схватил его за грудки, начал орать на него, требовать выслушать его. Потом вдруг разрыдался, рухнул на колени, просил прощения. А затем затянул битловскую All my loving. Сказал, это его любимая песня из всех когда-либо написанных. А бармен возьми да и заяви, что песня так себе, давно не в тренде и все такое. Вот тут-то все и началось. Мистер Джонс перемахнул через стойку, схватил бармена за шиворот и начал возить его лицом по полкам с элитным алкоголем. - Он жив?! – охнул Берч. - Не переживайте, - тут же поспешила успокоить его администратор. – У него черепно-мозговая, но в легкой форме. Будем надеяться, ваш друг отделается штрафом. - Так где я могу найти его? – Элиот поспешил выгрести из шкафа одежду, чтобы отправиться в участок. - Вот по этому адресу, - девушка протянула ему листок. – И… если вы компенсируете гостинице весь ущерб, мы попробуем договориться с барменом, чтобы он не писал заявление на вашего друга. - Я все решу, - отмахнулся Берч и выбежал из номера. В ту ночь в участке дежурил пожилой усталый офицер, который не потребовал ни на цент больше положенного по протоколу, и, пока он заполнял бесконечную череду бумаг, ученый напряг слух, уловив звучавший неподалеку голос, напомнивший ему голос Джона. - Надеюсь, он не станет выкупать меня под залог и оставит в этой чертовой клетке навечно. Надеюсь, тот мудак подаст на меня в суд, и меня упекут за решетку на несколько лет. Эх, жаль, я так слабо его отделал! Надо было посильнее приложить Джеком Дэниэлзом прямо по макушке! - Чувак, что за хрень ты несешь, - послышалось ему в ответ. – Радоваться надо, что тебя есть кому вызволить отсюда, и тебе есть куда идти и где ночевать сегодня. Я и этой конуре рад. Здесь, по крайней мере, не дует и не капает! - Меня вообще здесь быть не должно! – казалось, не слушал его Джон. – Ни в кутузке этой, ни в Бостоне, ни в США, ни вообще в этой жизни! Мое время давно закончилось, но кто-то, возомнивший себя богом, посчитал нужным дать мне второй шанс. И вот чем все это обернулось! Скажи-ка мне, каково тебе было бы проснуться однажды утром, а все твои друзья за одну ночь стали вдвое старше тебя? Что твоя жена годится тебе в бабушки, и даже собственные дети смотрят на тебя как на юнца, поскольку тоже на несколько лет тебя старше. За эту чертову ночь они прожили целую жизнь, а ты только успел закрыть и потом снова открыть глаза. Как тебе такое, а? Как скоро ты решил бы вздернуться, узнав о таком раскладе? - Чувак, ты из дурки сбежал что ли? – сидевший в одной камере с Джоном бомж был явно обеспокоен поведением своего соседа. - Хуже, - вздохнул Джон и затих. А потом вдруг едва слышно запел: - Close your eyes, and I’ll kiss you, tomorrow I’ll miss you, remember I’ll always be true… Знаешь эту песню, ты, придурок бездомный? - Но-но! Поаккуратнее с базаром! А то я ведь и влепить могу. - Так знаешь ее? - Да кто ее не знает-то? Битлы эти из всех щелей. Как только не надоели всем за столько-то лет. - Эй ты, козел! – взревел вдруг Леннон, и тут же из камеры послышался грохот и отчаянные вопли бездомного. Берч не стал ждать, пока полицейский выберется из-за стола и со своей массивной комплекцией доберется до камеры, и рванул туда в одиночку. Однако, открывшаяся его взору сцена вызвала у него только приступ хохота, и он не стал препятствовать своеобразному правосудию в представлении Джона. Бездомный – им оказался чернокожий верзила – лежал лицом в пол, сверху на нем восседал мертвецки пьяный Леннон, сцепив ему руки за спиной, и верещал прямо ему на ухо: - А ну давай повторяй за мной, ублюдок: Битлз – лучшая в мире группа! Тот покорно прохныкал: - Б-б-бит-т-тз – л-л-лучшая… ааааааааааааа, - тут же взвыл он, когда Джон сильнее заломил ему руки. - Я обожаю All my loving и буду слушать ее каждый день до конца моей никчемной жизни! - Я… но сэр, как я могу ее слушать каждый день, у меня и плеера-то нет! - Так и быть, ты будешь являться под окна моего дома, и я буду включать тебе твою любимую композицию, это пара пустяков. Давай, повторяй! - Джон, ты живешь в Нью-Йорке, - со смехом вмешался-таки в происходящее Элиот. – Или ты потащишь несчастного туда вслед за нами? - Оооо! – вскричал Джон, моментально переключившись на другой источник раздражения. – А вот и главная причина всех моих бед явилась! Нет, приятель, - резко сменил он интонации в отношении верзилы, - ты только посмотри на него, - Джон слез на пол и пихнул бездомного локтем в бок, - это по его милости я угодил сюда. Впрочем, так даже лучше. Из одного заточения в другое. Мне не привыкать за 40 лет! - Джон, что ты несешь? – устало пробормотал Берч. – Сейчас тебя освободят, я заплатил за тебя кругленькую сумму, но если ты продолжишь дебоширить… Стоило полицейскому отворить дверь камеры, как Джон ринулся на Элиота, вцепился в него, повалил на пол и принялся награждать тумаками. Офицер вздохнул, неторопливым движением достал из кармана электрошокер и приложил к шее дебошира. Тот дернулся и тут же рухнул, перегородив выход из камеры. - Простите, сэр, - виновато пожал плечами офицер, - но мне придется оставить его здесь на ночь, пока он не протрезвеет. Я позвоню вам утром. - Ни в коем случае, - перебил его Элиот, вытирая разбитую губу. – Я останусь с ним. Сможете отселить от нас этого верзилу? Не хотелось бы провоцировать новые конфликты. После удара электрошокером Джон оклемался достаточно быстро, мутным взглядом окинул уже знакомую камеру, заметил сидевшего на скамье Берча и криво усмехнулся. - Опять ты. Черт побери, почему ты просто не оставишь меня в покое? Зачем ты повсюду таскаешься за мной?! - Ну хотя бы потому, что кроме меня тебе некому помочь. - И по чьей же милости? Да если бы не ты, мне бы и не нужна была никакая помощь! - Ну да, валяться горсткой пепла в мраморной урне – это вершина всех устремлений. У тебя появилась возможность попробовать прожить жизнь как-то иначе, написать что-то новое, порадовать своих фанатов, наконец, а ты что творишь? Бухаешь в баре и бьешь морды всем подряд? А тебе слабо посмотреть правде в глаза и начать жить самостоятельно без оглядки на остальных? Я ведь прекрасно понимаю, чего ты разошелся: тебе страшно. Тебя выбросили из зоны комфорта, только помочь тебе сейчас некому, вот ты и ведешь себя как буйнопомешанный. Но к утру алкоголь выветрится, и ты сто раз пожалеешь, что позволил себе подобное. Ни бармен, ни бездомный этот не виноваты в том, что ты пустил свою жизнь под откос. - Что?! - Еще скажи, что это не так. Иначе ты бы не бесился сейчас. Ты ведь даже с Ринго встретиться не захотел! А поговаривали, вы с Полом уже были на пути к примирению, и если бы не эти пять пуль… - Да что ты знаешь о наших с Полом отношениях, гребаный ты фанатик? – взревел Джон и снова налетел на Берча, на этот раз принимаясь его душить. - Джон, - прохрипел тот, пытаясь отодрать его цепкие пальцы от своего горла, - мы же с тобой договорились. Если задушишь меня сейчас, никогда уже больше не сможешь снова стать прахом, а так… я… я… попробую все вернуть назад. - Я жить хочу, мудак, ты понял?! Жить! Но не так, как сейчас. Господи, все не то и не так, - и он вдруг осел на пол и как-то совершенно безобидно расплакался. Берч покачал головой и достал из кармана джинсов мобильный. - Йоко? – произнес он в трубку через несколько секунд. – Вы готовы его забрать? Кажется, он уже дошел до нужной кондиции. Если я еще хоть немного промариную его в нынешнем состоянии, то он прикончит либо себя, либо меня. - Ясно, - бросила в трубку Йоко. – Возвращайтесь в Нью-Йорк, и я заберу его.