«Достаточно одной искры, чтобы воскресить былую страсть»
*** Тебя по частям я в одну собираю, Прижимаю к себе к оголевшей груди, Оставь его, Шепфа, я умоляю, Позволь в мир любви его провести. Как сына родного в объятьях сжимает, Шепчет мне лаского материнскую песнь. Я сильно люблю её и обещаю, Буду беречь её как настоящий отец. Он нелюдим, и порой в одиночку, Летает со мной как летят журавли, Я помню лишь мальчика под Луною, С тоскую смотрящего на землю вниз. 28.07.2021***
— Ты умышленно проявил непочтительность! — от грозного голоса Эрагона задрожали стеклянные стены. — Я не намерен терпеть твоё молчание. Отвечай мне, Серафим! Кроули выдержал немую паузу, прежде чем ответить: — Ты забываешься, Эрагон. Несколько тысяч лет Серафимы громогласно провозглашали равноправное господство верховных царей поднебесья. Уж очень не свойствен эгоцентризм представителям чисто-ангельского рода правителей. Не присуще таким как мы с тобой принижать и стыдить себе же подобных. Ты не можешь просто так взять и по своей воле лишить меня свободы. Подавление других — это слабость, замаскированная под силу. Видит Шепфа, я дал тебе намёк. — Почему это не могу? — главный Серафим обернулся. — Я уже это сделал, как видишь. Не заставляй меня повторять вопрос. — Я не в твоём подчинении! Как я уже сказал, мы имеем абсолютно равные полномочия. Не усугубляй и так разнузданный беспредел. Развяжи меня и… — Отпусти? — Серафим усмехнулся. — Ты предатель. Пошевели мозгами, Кроули! — Эрагон раскрыл свои мощные белые крылья, перекрывая весь солнечный свет из окна. — Тебя никто уже не спасёт. Твоя жизнь полностью в моих руках. Последний раз спрашиваю, что тебе известно о планах Мальбонте?! — Так я тебе и ответил. Эта тайна умрёт вместе со мной, — непоколебимым тоном сказал Кроули. — Как же так? Властитель небес не способен пролезть в голову обычному «подчинённому»? — Ты готов уже распрощаться с миром, Кроули? Поддашься смерти ради идеи антагониста? — Скорее ради чести и долга. — Я убью тебя, Кроули, и ты отправишься туда, откуда ещё никто не возвращался. — В моём возрасте смешно бояться смерти. Пытай меня сколько угодно. У меня нет ни семьи, ни детей — мне абсолютно нечем рисковать. Неужели ты не осознаешь весь масштаб происходящего? Ты остался один, Эрагон. Никому ты больше не нужен, и никто кроме твоих придворных «собак» не пойдёт биться за тебя. Врата Небытия не открыть изнутри даже самым великим! Ты погорел, друг мой… Пленник вдруг стал задыхаться собственной кровью, в то время как Эрагон даже не пошевелился. Директор школы пытался смеяться сквозь режущую боль, и от этого страдальческого смеха стали дрожать окружающие его стражники. — Эх, Кроули, Кроули… — Эрагон щёлкнул пальцами, и порыв бывшего Серафима утих. — Я старался быть доброжелательным, но чаша моего ангельского терпения наполнилась до краёв. — Так прикончи меня уже! Ты в ловушке, Эрагон, как бескрылый птенец в гнезде! И никакая птица тебя не спасёт! Никто не подарит тебе спасательные крылья! УБЕЙ ЖЕ МЕНЯ НАКОНЕЦ!!! Эрагон скривил лицо от злобы. — Отвести этого болвана к обрыву, раздеть до гола, оторвать крылья, связать и столкнуть в воду! — Но так он не умрёт… — тихо сказал один из стражников. — Смерть — слишком простое наказание для предателей. Я хочу, чтобы ты, — Эрагон приблизился к сидевшему на коленях Кроули, схватил за волосы и, смотря в глаза, произнёс: — хочу, чтобы ты мучился вечно, Кроули. — Когда Она будет убивать тебя, ты будешь кричать от страха оказаться обычным смертным у ворот Небытия. Твоя сестра и то была смелее… — Эрагон ударил его в лицо с такой силой, что у старика с треском сломалась челюсть. Он не смог сказать ни слова, только неразборчиво мычал то ли от боли, то ли от шока. — Я сделаю так, что о тебе будут вспоминать с позором, ты понял меня? Услышав твоё имя, ученики будут смеяться и грязно шутить! Они будут подтираться твоими книгами и плевать на твои вековые картины! Твоё имя станет позорным обзывательством, Кроули! Я сделаю всё, чтобы ты пожалел, что родился! Послышался мерзкий смешок. Кроули никак не волновали слова бывшего соратника. Эрагон это знал, и эти бессмысленные запугивания звучали словно из его уст отчаявшегося смертного, а не старейшего Серафима. Ярость долбилась в голову: желание убить старика собственными руками росло с каждой секундой. — Уведите его. — Есть, господин, — одновременно ответила стража. — Слава великому сыну Ангела и Демона! — выдавил из себя Кроули напоследок. Его челюсть успела немного зажить, но по голосу было слышно, как ему невыносимо больно. Хруст перекалеченных костей был слышен на фоне мучительных выкриков. Лицо старика горело от боли, но как достойный старый бессмертный, он пытался приложить неимоверное усилие, лишь бы сказать эту величавую фразу. Распознав услышанное, глаза Эрагона жутко расширились, стали красными и злобными. Он выхватил копьё у близ стоящего архангела и изо всех сил всадил в горло Кроули, а затем вынул, чтобы воткнуть снова. Поток горячей крови хлынул из шеи мужчины. Белые одевания Ангелов окрасились в красный цвет. Старик страшно мучился, согнувшись в три погибели, открывая и закрывая рот как рыба, выброшенная на берег, а Эрагон, не обращая внимания на кровавую пену, вцепился в шею умирающего и процедил сквозь зубы: — Ты будешь тонуть вечно, мерзкий выродок, глотая собственную кровь. — Эрагон отшвырнул его от себя. — ЧТО ВЫЛУПИЛИСЬ? СБРОСЬТЕ ЕГО В ВОДУ! Кроули обмяк, и его полумёртвое тело потащили на обрыв… *** Мальбонте стоял, повернувшись спиной к собравшимся обитателям лагеря. — Кроули мёртв. — Он выдал нас? — спросил Фенцио. — Нет. Он ничего не сказал. Цитадель ничего не знает, — Мальбонте развернулся к толпе. — Вы должны знать, что Серафим Кроули погиб с достоинством, — он грозно повысил голос. — Он не заслужил такой смерти! Он храбро пошёл на риск, на кой идёт каждый, вставший на мою сторону! Я призываю вас всех: отцы, братья, сёстры, матери, друзья, товарищи, воины — с честью идти от чистого старта до кровавого финиша! Перед страхом смерти многие из вас будут готовы предать свою веру, и на это повлиять можете только вы сами. Я намерен предупредить вас, — он сделал паузу, властительно осмотрев слушателей, — Цитадели не нужны пленники. Нас будут резать без разбора. Вы все приняли непростое, смелое решение — так имейте же силы нести крест последствий как хороших, так и плохих! Мы двигаемся к новому началу, и это начало будет отражать лицо каждого отважного воина, — он снова замолчал, вглядываясь в своих последователей. Войско стояло тихо и смиренно. Вики была поражена тем, какое огромное влияние его величественность и доблесть оказывали на бессмертных. На него смотрели, как на достопочтенного отца. Холодная уверенность сквозила во взгляде тёмных глаз на худом лице. Мальбонте был силён, горяч и могуч, и его источаемое превосходство вызывало у войска беспредельное доверие. Внутри него сверкал несгибаемый стержень — жизнеутверждающее начало, заложенное суровым временем. Этот стержень — сталь мужества, от которого тряслись прожилки и холодела кровь. Все были заражены его неустрашимостью и уверенностью. Мальбонте был для них новым Богом. — Я знаю, что среди вас нет трусов и что вам не терпится начать бой! Однако, — Полудемон ухмыльнулся, — нам необходимо подманить их как можно ближе и не сорваться раньше. И дисциплина сейчас важна больше, чем храбрость, — он сделал глубокий вдох. — Цитадель — крепкий орешек. Вдвое больше оружия и бессмертных… И они будут драться до конца, — он умолк, анализируя реакции бессмертных. — Люцифер и его войско, — он нашёл глазами сына Сатаны, — вы должны вылететь раньше, чтобы напасть с противоположной нам стороны. Рассчитайте, сколько вам необходимо времени, чтобы незаметно облететь город и занять удобные позиции, — мужчины уважительно кивнули друг другу. — Фенцио, твой отряд заходит с запада. Ваша задача расчистить путь от периферии к Святилищу. — Всё ясно. — Хорошо. Мне нужен ещё один предводитель. Есть ли желающие? Ади, Саферий, и ещё несколько демонов сделали шаг вперёд. Мальбонте посмотрел на каждого и, задержав взор на Ади, сказал: — Саферий, собери людей. Вы будете прикрывать нас с воздуха. — Есть, Господин! — Все остальные последуют за мной. Моя главная цель — это ключ. Не пытайтесь взять его вперёд меня, если не хотите превратиться в пепел! Наша главная задача — вернутся тем же составом, что покинет пределы этого лагеря! Идти в бой поодиночке — неслыханная глупость! Так что, господа, защищайте друг друга — стойте плечом к плечу и спиной к спине! — Мы берём в плен? — выкрикнул воин. — Нет. Лишняя ноша нам не нужна. — А как же женщины и дети? — тихо спросила Вики. — Они не настолько глупы, чтобы кидаться в бой без оружия. Если и решатся, то это их выбор, — серьёзным тоном ответил Полудемон. — Смерти заслуживает каждый, кто встаёт на нашем пути! И даже получив удар, наш враг будет опасен как раненый зверь. Серафимы считают себя ценной добычей, — толпа сдержанно рассмеялась. — Они не знают, чего мы хотим и какова наша мишень! Это даёт нам преимущество! — он сделал паузу. — Продолжить подготовку! Завтра ночью мы идём бой. Можете расходиться. — Три-четыре! — Слава Мальбонте! Слава новому властителю небес! — дружно заликовала толпа. — Ура!!! Вики приятно удивилась услышанному и увиденному. Демоны и ангелы разошлись, давая Полудемону пройти к своим покоям. — Вот это да! Ади, кто бы мог подумать, что всё так сложится… Ответа не последовало. Девушка обернулась и увидела, что Ади ушёл за предводителем. — Ади, ты куда? Погоди! Но он уже скрылся. — Ну что, Непризнанная, — послышался за спиной голос Люцифера, — готова испачкать свои ручки и крылышки в крови или же боишься? — Я совру, если скажу, что не боюсь, — ответила Вики, и сын Сатаны улыбнулся краем губ. — А ты? — Знаешь, — взор Демона устремился вдаль, — мне так сладок вкус победы, что кровавая бойня кажется мне лишь красочным дополнением к триумфу. — Меня поражает твоя дьявольская уверенность! — Вот, что я тебе скажу, Непризнанная, — Люцифер приобнял Вики за плечи, — мы идём в бой, чтобы защищать тех, кому мы нужны… А это значит, что мы не одни — таких как мы тысячи!!! — Ты убивал хоть раз? — Что за глупый вопрос? Конечно и не раз! — Люцифер фыркнул. — Не кисни, Непризнанная, всё будет, как надо. С такими предводителями и землю захватить не страшно! Согласна? — Вполне… — Нам необходимо распределить оружие. Пойдём покажу… — Мне нужно найти Ади. — Он сам тебя найдёт. Пошли-пошли! Сын Сатаны потащил Вики в оружейный барак. *** Ади был настолько зол, что зашёл в покои Полудемона без какого-либо стука. — В чём дело? — Позволь обратиться, — уверенно сказал Ади. Мальбонте исподлобья посмотрел на Демона, наливая красное вино в бокал. — Я тебя слушаю. Ади замешкался. Он не хотел нагло предъявлять своё недовольство, но как по-другому заявить о себе, идей не было. — Позволь узнать причину твоего решения, — Полудемон сделал пару глотков и, скривившись от кислого вкуса во рту, сложил руки на груди. — При всём моём уважении к тебе, Мальбонте, я хочу услышать правду. — Не бойся задать этот вопрос. Спроси меня прямо. — Почему ты остановил свой выбор на Саферии, а не на мне? Повисло молчание. Полудемон вглядывался в лицо Демона, словно сканируя движение каждой мышцы: Ади сжал челюсти, прикусывая свою обиду, что выделило его точёные скулы. — Ты справедливый демон, Ади, хороший друг. Бессмертные любят тебя… — Я за них готов отдать свою жизнь. — Я это знаю и не сомневаюсь в тебе, — Мальбонте облокотился на стол и прищурился. — Но готов ли ты пожертвовать ими? — Ади свёл брови к переносице. — Вы с Люцифером неплохие друзья. Вы вместе росли, учились в школе. Ты бы смог принести его в жертву? — Ади задумался, задержав свой взгляд на фигурке полудемона-полуангела, покоящуюся на столе. — А других бессмертных, которые моложе тебя? Подумай хорошенько, Ади, они ведь смотрят на тебя как на старшего брата. Готов ли ты поставить на кон их жизни? Ади опустил глаза, вдыхая воздух через плотно сомкнутые зубы. Полудемон выпрямился и сделал ещё один глоток вина. — Значит, ты всё-таки колеблешься, Ади… А любой предводитель должен не сомневаться, а действовать, иначе погибнут остальные. Иметь смелость просить подчинённых исполнять приказы, которые могут привезти их к гибели. Ошибся — сам отвечай за роковые последствия. Таково наше предназначение. И пусть оно кажется безжалостным, бесчеловечным, несправедливым — это и есть наша работа. И если ты не готов принимать решения без раздумий, то тебе не нужно… не нужно становится предводителем. Ади посмотрел ему в глаза и сглотнул. — И кто тогда я в твоих глазах? Если же я не воин, не предводитель, не солдат. Что я вообще делаю в рядах твоего войска? — Разве я сказал, что ты не воин? — Мальбонте удивлённо поднял брови. — Сказал? — Нет. — Ты кто угодно, Ади, но не руководитель. Вот что я пытаюсь до тебя донести. Это как талант — либо он есть, либо его нет. Не считай это упрёком. — Хорошо. Я понял. — Ещё вопросы? Ади хотел было уйти, но вдруг задержался и, несмотря на внутреннее смятение, осмелился спросить: — А ты, получается, без раздумий отправишь любого из нас на гибель? — Мальбонте допил крепкое вино и, исказив гримасу, стукнул стаканом по столу. — Я бы не стал вождём, будучи плохим предводителем. Сам знаешь, чего это стоило. — Меня волнует, собираешься ли ты рисковать жизнью одной Непризнанной? — Причём здесь она? — Я не знаю, что ты задумал, Мальбонте, — процедил Ади. — Я не знаю, зачем она тебе нужна. Но тут дело явно не только в межличностном увлечении. — Ты переходишь черту, Демон. — Я имею права знать. Меня волнует её жизнь так же, как и тебя. И меня беспокоит, что она мучится как собака в подворотне! И причина этому известна лишь одному тебе! — Ты дашь ей умереть? — Нет! — Вот и я не дам. Уходи, Ади. Разговор окончен. — В случае её гибели, — Ади борзо навис над столом, — нам с этим жить, Мальбонте. И пусть ты дальше умалчиваешь, никого к ней не подпускаешь — это твоё решение. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Вики должно быть приятно, что у неё есть такой преданный друг, но, — Полудемон понизил голос, — ты у неё такой далеко не один! — Ей страшно, Мальбонте, — на выдохе сказал Демон. — Она об этом не говорит, но я вижу, как она нервничает перед каждым сном. Я наблюдаю, как дрожат её ресницы, руки, ноги, как она дёргается от любого шума. Мы оба видели тот самый взгляд… взгляд, полный страха и отвержения. Я не хочу больше этот взгляд видеть. Никогда! — Это я приказал ей не говорить. И я единственный, кого она ставит в известность. Этого больше не происходит. Я научил её блокировать сознание и, как видишь, у неё это получается… (Воспоминание от лица Мальбонте) …Вики прислонилась к двери, словно опасаясь меня. После того случая с Фенцио, она старалась не попадаться мне на глаза. Меня это раздражало, но я пытался мужественно принимать её выбор. — Ты пообещал научить меня блокировать сознание… — Я помню. Я бы уже начал, только вот ты далековато стоишь. Иди сюда, Вики, чего замерла, — она тяжело сглотнула от моего ненавязчивого приказа. Мой голос звучал серьёзно, непоколебимо, и я чувствовал, как ей хотелось мне подчиняться. Это было приятно… Она стала медленно шагать к столу, настраивая себя на тренировку. Я не стал анализировать её энергию, и так было видно, что она не совсем в себе. — Что теперь? — дерзко спросила она, пытаясь придать голосу былую уверенность. Я пальцем указал на стул перед собой. Она запаниковала: перевела беглый взгляд с моих глаз на мои колени, об которые будут скоро тереться её. Я вовсе не пытался её смутить или поставить в неловкое положение. Дело в том, что нам было необходимо смотреть друг другу в глаза, и чтобы получилось быстрее вникнуть в сознание, нужно было находиться на расстоянии вытянутой руки, не дальше. Она покорно опустилась на стул, копируя мою позу: один локоть на столе, другой на бортике стула, колени немного расставлены, спина прямая, пальцы держатся за подлокотники. Я увидел, как ткань её длинной юбки спала с ноги, и её изящная левая ножка полностью оголилась. Она бы поправила, но её руки предательски тряслись. Я сделал вид, будто ничего не заметил. — Постарайся расслабиться. Сделай глубокий вдох через нос, и выдох через рот. И так три раза, — она начала выполнять упражнения, слегка прикрыв веки. Я почувствовал аромат её тела — каждые встречи с ней пролетели перед глазами: как я грубо хватал её за лицо, пахом прижав к стене, вливаясь дикими глазами в её глаза. Это был последний раз, когда я её так грубо и беспардонно касался. Дышать ровно у неё не получалось, но она выполнила задачу. — Умница, — я сделал медленный вдох, — сейчас я покажу тебе, как это работает, — я сел ровно, отрывая спину от спинки стула. — Представь, что ты листаешь книгу в поисках нужной строчки. — Ты так просто позволишь мне рыться в твоей памяти? — спросила она встревоженным девичьим голосом, что умилило меня. — Всю мою жизнь ты, конечно, посмотреть не успеешь, но отдельные фрагменты для тебя открыты. Что бы ты хотела увидеть? Мой вопрос поставил её в тупик. Она смутилась, тонкими пальчиками поправляя юбку, заёрзала на стуле, миловидно перекинув одну ногу на другую. — Покажи мне счастливые моменты из детства, — она наверняка думала, что меня это возмутит, однако после её любопытной просьбы в моей душе разлилось тепло, — если ты, конечно, не против, — я не подавал вида, как нагло любовался ею: она такая женственная, аккуратная, пылкая… — Сосредоточься. — А что делать, если я захочу выйти из воспоминания? — Подумать об этом. И давай усложним задачу: что бы ты там не увидела, делай всё, чтобы не реагировать. Съедай свои эмоции. Постарайся быть равнодушной: ни испуга, ни грусти, ни жалости, ни радости — ничего, поняла? — Ладно. — Дай руку, — она неуверенно её протянула. — Если уровень твоего эмоционального состояния будет в тебе отражаться сильнее, чем нужно — я это почувствую и ущипну тебя. Не уходи из воспоминаний, просто на секунду вспоминай про самоконтроль. — Поняла. Только щипай несильно, — я выгнул бровь и хмыкнул, — пожалуйста. — Начинай уже, Вики. Показать счастливое воспоминание, произошедшее три тысячи лет назад? Мне пришлось поднапрячь свой мозг. Пока она проникала в мою голову, непрерывно смотря мне в глаза, я пытался вспомнить что-нибудь светлое из детства. Мне жаль, что, думая о самом отдалённом прошлом, вспоминалось всё самое ужасное, словно всё хорошее было закрашено чёрными красками. — Мальбонте, мне некомфортно, когда ты так жёстко смотришь на меня. Ещё секунда и ты меня просто съешь. Я не могу так… — Я не ем мясо, если ты забыла… — Ну, Мальбонте, пожалуйста, не хмурься так хотя бы… — я вдохнул и мотнул головой. — Ничего не изменилось… Меня всё ещё смущает твоё суровое лицо… — А ты должна смотреть мне в глаза, а не в лицо. На-чи-най. Она стиснула челюсть и нырнула в чёрный омут моих зрачков, погружаясь в мои далёкие воспоминания. Я, как и она, услышал раскатистый гул и много-много отдалённых голосов. Память Света и Тьмы связались между собой… Мы оба увидели светлого малыша, смотрящего в большое окно в той самой комнате. Это был Бонт. Вики будто стояла позади меня. «За что меня наказывают? Почему я не могу поиграть с другими детьми?» — эхом раздавались душераздирающие риторические вопросы. Шепфа мне так и не ответил. Прошло столько времени, что я, как Бонт, будучи уже взрослым мужчиной, этого даже не вспомнил… Ненависть к Шепфа возрастала. Я не понимал, если я был ему не нужен, зачем было меня делить, зная, что рано или поздно я выберусь и устрою переворот. Что за тупость? Почему не убил сразу? Идиот! Высший разум, а совершил такую ошибку! Я почувствовал жар, исходящий от сидящей передо мной девушки — несильно ущипнул её за запястье, и она дёрнулась. «Прыгай, Мальбонте!» — она увидела ещё более раннее воспоминание: трёхлетний темноволосый мальчишка с крохотными крыльями. Рядом с ним стоял молодой мужчина — мой отец. Вот это грациозность и воля — он был одним из самых сильных демонов: аура плотная и притягательная. «Я тебя поймаю, работай крыльями, сынок!» — я спрыгнул, и отец полетел за мною вниз по склону. У меня впервые получилось взлететь, и отец, счастливо улыбаясь во весь рот, крепко держал меня за руку. Вики перелистнула воспоминание. «Мама, смотри, что я нарисовал!» — я бегу к белокурой матери с рисунком, которая с нежной улыбкой опускается на корточки и разводит руки в стороны для объятий. «Мама, смотри, это мы!» — мне совсем не больно это видеть, кажется, что это происходило вовсе не со мной… Она высший Ангел — моя мать была воплощением изящества и света. В теле Бонта я был сильно похож на неё. Вики чувствовала сожаление и скорбь, жгучие внутри — я это ощущал. Она не стала досматривать, быстро и смело перелистывая мои воспоминания, перескакивая с одного времени на другое. Она так стремительно проносилась сквозь моё жестокое прошлое, что я едва успевал распознавать эти моменты. — Я больше не могу… Хватит! — она закрыла лицо ладонями. — Я не знаю, как мне на это реагировать. Вроде бы это уже произошло и нечего пытаться исправлять, но… о, Боже, Мальбонте… — она поднялась на трясущихся ногах и, отдёргивая руку, отвернулась — сил идти дальше у неё не было. — Контролируй себя. Это было и этого не изменить. — Ты поручил Фенцио убить меня, когда я была ещё совсем ребёнком! Если бы в школу брали людей всех возрастов, ты бы позволил ему убить меня? — Там, будучи в заточении, да. — Это же кошмар… — Я был тогда сосредоточением всего тёмного, что было во мне, а ты для меня какой-то смертной, которую я никогда не видел. Вы все были для меня лишь образами… пешками. Мне нужно было убить как можно больше пешек, чтобы поставить королю шах и мат. Всё просто. — Эта обида сидит внутри меня и проедает всё самое светлое, что я знаю о тебе. И пусть сейчас ты не чистое зло, от шрамов прошлого мне не так легко избавиться… Столько убийств совершено, столько крови пролито… Ты осознаёшь весь масштаб жертв прошлого и грядущего? — она произнесла это так честно и прямо, что меня начало ломать изнутри. — Мне не нужны вечные смерти и кровь, но, чтобы сотворить новый мир, нужно избавиться от тех, кто угробил старый. Она прожила так мало, но, чёрт, все её слова правдивы и несут в себе глубокий смысл, от которого порой хочется лезть на стену. Она умна, и, несмотря на юность, её мудрые высказывания выжигаются на моей груди вечным напоминанием, что я тоже человечен, тоже не до конца бессмертен. «Даже бессмертные — смертны!» — вопиющая ирония! Я старался выглядеть сосредоточенным и не реагировать на эмоциональность и впечатлительность Вики. Меня тянуло прикоснуться к ней и успокоить, но я себя сдерживал — ей было необходимо самой переосмыслить трагическую развязку событий без постороннего вмешательства. Но, несмотря на это, меня рвало на мелкие кусочки от тяги утешить девушку. — Я убил тебя, но подарил бессмертие. Людская жизнь ничего не стоит, потому что она — как пробник перед чем-то большим. И всё же я прошу прощение за это. — За что именно? — пропищала она. — Прошу простить меня за каждую смерть по моей вине, что ранила тебя. Впереди война… прости меня уже сейчас за убийства тех, кто тебе небезразличен и кто посмеет встать на моём пути, потому что это и есть суровая реальность. Это и есть кошмар, Вики. Это правда — самая горькая из истин. — Пообещай, что отныне ты будешь ласков со мной, даже если мне придётся умереть от твоей руки… — Почему ты просишь меня об этом? Мне незачем тебя убивать… — Совсем недавно ты утверждал другое! И пусть ты этого не совершил, ты в любом случае об этом думал. Это мог бы быть один из исходов событий. — Я был бы быстр, ты бы даже не почувствовала боли… — я услышал, как она тихонько усмехнулась. — Я не настолько жесток, как ты думаешь. — Я знаю, — она медленно развернулась ко мне. — Может, продолжим? В её глазах я заметил откровенный вызов. В них не было пошлого намёка, однако моё сознание успело додумать желанную последовательность действий. Вики стала осматривать меня, медленно опуская свой взгляд вниз. Я сделал шумный вдох, словно напоминая ей о своём присутствии, но она отключилась от внешнего мира… и от меня. Я знал, что моё выражение лица никогда не выдаёт рвение моих потайных влечений, которые я старательно зажимаю между остатками самообладания и терпения, и в тот момент я позабавился тем, как отлично у меня это получалось. Я был одержим ею: поедал глазами её внимательный и требовательный взгляд, наслаждаясь её редким вниманием. Грудная клетка красавицы вздымалась всё чаще и чаще, а воздух, выдыхаемый из лёгких, становился всё горячее и разряжённее. С того времени как я вернулся на небеса, она была для меня запретной дверью с вечной табличкой «Не подходи», а в этот момент она всем разумом мысленно ныряла в мои объятия. Вики напомнила мне самого себя, когда я увидел её перед собой в покоях в башне — видеть такую девушку было для меня лучшим подарком вселенной, и сейчас ощущать, как эта блуждающая «неприступная крепость» взглядом умоляет меня взять её под себя, выворачивало мой самоконтроль наизнанку. Я позволил себе бесстыдно уставиться на неё: эти растрёпанные волосы, чувственное тело, спрятанное под шифоновой тканью, и эта бурлящая энергия… Передо мной стояла вовсе не бесчувственная на вид Вики, а пылкая изголодавшаяся охотница на демонов… Сексуальность, внутренняя огненная магия, пронзающая горящими искрами, безграничная власть, которой я давно уже успел поддаться, и эта мистическая угроза в одном движении, заставляющая повиноваться каждого, кто осмелится нарушить её личное пространство. Многие предавались её влиянию… Она самая настоящая чёрная кошка… Если она перейдёт тебе дорогу, ты сойдёшь с пути не потому что она приносит беды, а потому что ты забудешь про свой истинный путь, следуя за её тайными чарами. Как она это делает? Кто научил её влюблять в себя до крайней степени опьянения? Я снова вернулся к её глазам: она молча провоцировала меня… Медленно прикусила нижнюю губу, и мой разум разлетелся на тысячи атомов. «Всё, девочка, отныне я буду ласков и нежен, горяч и неумолим. Мои инстинкты хищника и завоевателя подняли температуру тела до тропической жары. Ты доигралась, Виктория… и от меня тебе больше не убежать…» Я сделал шаг вперёд, а она назад, тем самым делая меня своим очередным игроком. Я схожу с ума вовсе не от факта обладания, а от самого желания и безудержного стремления обладать ею… Грань между земным и потусторонним, жизнью и искусством, невинностью и грехами, душою и телесностью — источается с её присутствием. Она — точно не человек… Я снова шагнул к ней, и она, соблазнительно улыбнувшись, опять отдалилась от меня. Хочет, чтобы я шёл за ней… А я ведь пойду… Ещё один шаг, и её зад упёрся в тумбочку. Она вцепилась в бедное дерево ногтями, концентрируя всё напряжение в руках. Я не спешил её касаться. Я смотрел, наслаждаясь минутами покоя, разделёнными с ней. Она не уводила взгляд — пробивала мои непробиваемые чернильные зрачки, просачивая внутрь меня карамельный яд своей тёмной стороны. Я находил особую прелесть в оттягивании сладостного момента, мучая себя и Вики этим ожиданием, смакуя жажду и вожделение. Я аккуратно убрал упавшую прядку с её лица, но убирать руку не торопился. Она закрыла глаза, а я невесомо огладил её румяную щёку. От сладостного предвкушения сводило мышцы и истончался мой железный самоконтроль. Её сбившееся дыхание и трясущиеся от нарастающего возбуждения ноги доставляли мне дополнительную порцию острого наслаждения, от которого истомой сводило низ живота. Вики наклонила голову набок, чтобы прижаться к моей ладони ещё сильнее, затем поверх моей ладони она положила свою, скрещивая наши пальцы. Второй рукой я гладил её чувственные груди и живот. Мои глаза бесстыже блуждали по ней: я вспоминал все эти линии, выпирающие косточки, изгибы — она была совершенной. Наблюдать, как она сама постепенно отдавалась мне, стоило всех томительных ожиданий. Вдруг она распахнула глаза и потянулась ко мне, встав на носочки. Я не двигался, сцепив руки за её спиной. Она всё ещё играла со мной, дразнила… а я мужественно терпел. Её руки требовательно обвили шею, а тёплое дыхание обдало мои губы, доводя меня до огненного предела. Я яростно вцепился в её корсет, стал рвать его, но ткань оказалась плотнее, чем я предполагал. — Маль… — молящим голосом шептала она, откинув голову назад. Я зарычал, прикусывая её шею, с треком разрывая ненавистную одежду. Пуговицы полетели на доски пола, застучав по нему, словно мелкий град. Я резко развернул Вики спиной к себе и впился в пульсирующую артерию на шею, нежно скользя по ней и облизывая. Мои руки сжимали её грудь, удерживали, пока она вся изводилась от исступления. Вики старалась подавлять стоны, но у неё это плохо получалось. Собственное тело предавало её. Желание захватило её в огненные объятия, словно тисками. Она изнывала, скулила и соблазнительно подчинялась мне. Мышцы моих бёдер продолжали ныть, требуя тепла именно её тела. Ох, нет, не тепла… Жара! Наши силы кипели, намереваясь взорваться прямо внутри нас… Вики повернула голову и стала страстно целовать мою скулу. Её ладони держали моё лицо, словно забирая у меня возможность отстраниться. Она в буквальном смысле поедала меня, пока я не прижался губами к её губам. Мы стали целоваться страстно, голодно, торопясь насытиться друг другом. Она развернулась ко мне и, оторвавшись от губ, стала смотреть в глаза с нежностью и добротой, пальчиками касаясь моих щёк. Мы оба молчали, замерев с закрытыми глазами. Я ощущал через слои ткани, как в унисон бились наши сердца. Она медленно стала спускаться ниже, развязывая пояс на мантии и снимая её с меня. Вики провела горячим языком вдоль шеи, втягивая воздух вместе с кожей. Я судорожно выдохнул… Вики не останавливалась, она скользила всё ниже, повторяя движение рук. Я ощутил, как она ухватилась за ткань моих штанов, и я, накрыв её ладони своими, убрал их на свои плечи. — Возьми меня… — шепнула она, укусив меня за ухо. — Возьми сейчас… Не просьба, а приказ. Я, усмехаясь, спросил: — Такая нетерпеливая? — Да… — Но у тебя же хватит совести не отключиться, пока я буду есть тебя? — Есть меня? — её голос дрогнул. Мы застыли в подобии битвы. Я ухмыльнулся и одной рукой усадил её на столешницу. Не разрывая зрительного контакта, я задрал подол её юбки, оголив её стройные ножки. Она прислонилась ладонями к моей груди, притрагиваясь кончиками пальцев к заметным шрамам. Одно невинное касание сотворило со мной злую шутку. Я яростно желал вылизать каждый дюйм её сладкого тела. Я больше не мог себя сдерживать… (Воспоминание от лица Вики)