да, они, кажется, что-то похожее на родственные души, но все же.
— ты не можешь. — почему? — я умру. — не будь ребенком. тебе просто будет очень плохо. — нет. — сонхва прячется в огромную кофту, как не так давно хонджун в пекарне. — я не хочу умирать. — он немного думает перед тем, как сказать следующую фразу, как будто формируя ее. — ты не хочешь, чтобы мне было плохо. — и хонджуна самого пробирает дрожь, потому что да, не хочет. — хен. — сонхва замирает, прислушиваясь. — я не буду помогать тебе, если ты не хочешь этого. — сонхва выглядывает из-под махровой ткани белого худи с широким воротом, и его глаза раскрываются широко-широко, пока там мелькает страх. они [глаза] становятся почти круглыми — пак опять судорожно ищет что-то в лице напротив. он не находит — видит только усталость и какую-то грусть. послушно раскрывает рот, проглатывая разбавленную, но все еще горькую вязкую розоватую жидкость. — прости меня. — сонхва понуро кивает — он не может сказать сейчас чего-либо из-за вяжущего язык эффекта микстуры. почему-то слова синевласки, больше похожие на слова воспитателя в детском саду, задевают что-то глубоко, но сонхва не может сказать сейчас ничего, только слушая извинения. — я слишком резко сказал. хонджун откладывает ложку, замечая чужие немного опустившиеся плечи и поникший взгляд. — ты можешь заболеть сильно, поэтому лучше выпить это. — сонхва кивает, первым раскрывая руки для объятий и, в каком-то смысле, примирения — хонджун почти ныряет в него, споткнувшись о краешек дивана. но ким хмурится, ощущая дрожь чужой спины и сцепившиеся слишком холодные пальцы на собственной. он обнимает шею сонхва, вынуждая склониться ниже — пак просто утыкается в удобное плечо. его волосы и уши оказываются рядом с кимом, и он аккуратно перебирает темные, немного влажные пока еще, пряди, шепча ласково на ухо, что там, в постели, теплее и все еще нагрето им, хонджуном, место. это может показаться неуместным в сложившийся ситуации, но стоит принять в расчет абсолютную открытость фразы и полное отсутствие какого-либо контекста — хонджун всего лишь хочет дать сонхва почувствовать себя теплее. пусть даже под одеялом или несколькими одеялами. даже если придется накрыть его сверху еще несколькими пледами и всю ночь охранять сон. — пошли. — хонджун немного привстает, все еще говоря как с маленьким ребенком, — у тебя в спальне сейчас должно быть теплее. в крайнем случае, так было. сонхва только увукает в плечо, подаваясь за чужим телом вперед. они встают, опасно шатнувшись в сторону стола, и пытаются устоять. но лишь спустя минуту хонджун осторожно начинает маршрут до спальни, пока сонхва только тянется за теплом, стараясь согреться в чужом шепоте и пальцах. он что-то хрипит, когда стукается об углы, стены, даже о ножку собственной кровати — у кима каждый раз замирает сердце — и падает на хонджуна — последний сдавленно вдыхает и, кажется, забывает выдохнуть от резкой боли в ребрах. пак замечает и суетится, пытается встать, но получается плохо, только привстать на еле освобожденных из-под не такой уж и тяжелой тушки локтях. одна рука пробирается под свитер — поглаживает саднящие места [сонхва находит будущие синяки посредством морщащегося хонджуна, когда пальцы задевали что-то не щекотно, а болезненно] и изредка жмет и скребет грудь, пока губы исследуют шею и чувствительную часть под подбородком. хонджун тихо стонет, уже почти не чувствуя сильной боли — даже сам иногда гнется навстречу, прося о чем-то. совсем тихо шепчет «зато ты согрелся», когда блуждает руками по чужой спине и плечам — уже немного теплее, чем раньше.в голове у обоих мелькает зонт сонхва и носки хонджуна, когда из коридора слышится тихий стук и совсем еле слышный шелест близко.
носки, поднятые недавно посредником, падают опять. зонт, поставленный командиром в зонтичницу, раскрывается из-за плохо застегнутой кнопки, и роняет стойку.вообще, скорее всего, стук был громкий, но в спальню доходят только чуть заметные отголоски.
сонхва замирает, когда слышит «у тебя же есть смазка и гондоны» от хонджуна. сначала он думает секунду, все еще не двигаясь, пока тело ниже нетерпеливо подрагивает, а потом вспоминает, что контрацептивы есть, а смазка кончилась примерно неделю назад. он поднимает взгляд с шеи на глаза и шепчет «есть гондоны и крем с абрикосом», когда хонджун облегченно выдыхает [сонхва на секунду дает повод думать, что ему опять видится что-то плохое — он замер и дышит совсем тихо, почти бесшумно, как будто боясь]. — хорошо, — ким аккуратно целует уголок губ и щурится, улыбаясь. — мне это не особо принципиально. сонхва немного краснеет — румянцем покрываются кончики ушей и шея. он сглатывает коротко, рвано вздыхает, и решает отвести взгляд, предпочитая шее кромку свитера. он поправляет горло, подтягивая, и коротко целует под подбородком — хонджун вздрагивает, ища пальцами то, за что можно уцепиться, на простыне. он находит только бедра сонхва — цепляется, как будто стараясь удержаться на плаву. «такой чувствительный» вырывается само, когда хонджун очередной раз дергается даже от невесомого касания. пак уже не суетится — неторопливо вырисовывает странные узоры на чужой шее и аккуратно целует за ушами, нос, веки. хонджун же наоборот, как будто перенимает его настроение пару минут назад — выбирается из-под сонхва, после седлая берда. с начала только любуется, совсем немного, после припадает к основанию шеи, почти сразу оставляя еще совсем светлое пятнышко. оттягивает ворот кофты еще дальше, дотягивается до ключиц и кусает, несильно. но сонхва все равно болезненно стонет, заламывая брови, и у хонджуна внутри что-то срабатывает как тормоз, заставляя немного замедлиться — плавно, даже тягуче, тереться о сонхва и прикусывать иногда не слишком темную, в цвет заваренной карамели, кожу. он изредка оставляет еще бледные метки, позволяя себе даже выбраться один раз за ухо — у сонхва длинные волосы, и скрыть темнеющие пятнышки можно, тем более при наличии большого количества тонального крема на полочках ванной и стольких баночек с косметикой в принципе. и гели. много гелей, самых разных запахов и цветов, консистенций.хонджуну просто нравятся средства для душа.
хонджун тычется губами чуть выше скулы, когда сонхва смеется, пытаясь выбраться из-под покрывающих все лицо легких поцелуев. ему [сонхва] мешают пальцы, мягко, но крепко, обхватывающие щеки. — не крутись, — и на какое-то время сонхва действительно замирает в цепкой хватке, под запоминающим взглядом. — красивый. хонджун чуть ли не удовлетворенно спускается такими же короткими поцелуями-бабочками ниже и задирает пушистое серое худи до шеи, после, впрочем, и вовсе сняв его и отбросив куда-то рядом с кроватью, пока сонхва опять смущается, пытаясь прикрыться выбившейся простынью. хонджун замечает, но только шепчет совсем тихий бред о том, что не нужно, и сонхва наоборот нужно гордиться своим телом, опускаясь к животу — аккуратно целует чуть выше линии сползших шорт и почти сразу кусает, совсем слабо. сонхва же незамедлительно дергает бедрами, ударяя чужой нос — от хонджуна слышится глухое «ай». он потирает нос, но совершенно не злится, даже не замечает боли — продолжает выцеловывать кромку шорт, теперь держа округлые бока одной рукой — второй он поочередно теребит соски. он сменяет алгоритм действий только когда низ живота, как кажется сонхва, абсолютно влажный от чужой слюны, от чего даже дыхание хонджуна ощущается ледяным холодом. сонхва мелко подрагивает от возбуждения, но старается все-таки показываться спокойным. даже после того, как ударил хонджуна в нос бедрами, старается. он только смотрит на то, как синевласка подцепляет ткань шорт и стягивает их вместе с раньше белыми, но сейчас с темнеющими пятнышками предэякулята, боксерами. почему-то, сонхва пока не может понять почему, хонджун судорожно сглатывает накопившуюся слюны, рассматривая его. не то чтобы ему не нравилось, нет, но последний секс был максимум — два месяца назад, короткая дрочка в душе не считается, и с уеном, когда они больше смеялись, пусть чон и кончил от части из-за смеха. хонджуну сейчас привычно. тело вспоминает то, что происходило почти два года назад и почему-то слушается еще меньше — ким почти не осмысливая своих действий, может, даже автоматически, проводит пару раз по чужому члену и аккуратно касается влажными губами головки [сонхва стонет], после легко дуя [сонхва стонет выше]. он выплывает из воспоминаний спустя почти минуту, находя себя лижущем уретру. хонджун немного удивляется, вздергивает чуть-чуть брови, и замирает на секунду, дыша — сонхва дергается при каждом вдохе и выдохе, холодным ветерком огибающих чувствительную плоть. он, сонхва, все еще дергается, когда не чувствует уже привычного [к приятному в принципе привыкаешь быстро] вдоха — хмурится и смотрит вниз — хонджун сосредоточенно рассматривает его, изредка близоруко щурясь. — как в манхве. — а? — как в манхве, говорю. — а. — до сонхва доходит — он прикрывает глаза, откидываясь на подушку. но почти сразу давится собственным вдохом, когда чувствует плотное кольцо губ сначала на самой вершинке члена, а после все ниже и ниже — хонджун втягивает воздух носом — а после совсем рядом к основанию, почти-почти. хонджун пару раз скользит языком по приятно-гладкой, только с рельефом еще не полностью проступивших [почти незаметных] венок, коже и несколько раз широко лижет, после отпуская сонхва с нарочито громким хлюпом, как будто заставляя смутиться и почти сразу же слыша чужой вопрос. — тебе не больно? — нет, почему ты спрашиваешь? — мне говорили, что бывает больно. — хонджун только сейчас понимает, что сонхва ни раз еще не подтолкнул его, или что-то подобное — только мягко высоко стонал. — нет, хен, мне уже не больно совсем. — хонджун замолкает на секунду. — в крайнем случае, сейчас — точно нет, — он усмехается, пока сонхва тормозит милю секунды, соображая, но после кивает, поняв. он почему-то даже не задумывался, сколько может занять прелюдия, включающая растяжку, с хонджуном. сонхва предпочитает и не думать — устраивает осторожно ладонь в синих волосах и вплетает пальцы в прядки, почти сразу несильно подталкивая к себе ближе, заставляя коснуться кончиками верхней губы уздечки. хонджун только одобрительно что-то шепчет, сонхва не понимает, но ему кажется, что это — смесь «хорошо» и «как скажешь». брюнет ждет пару секунд, пока почувствует губы совсем у лобка, и давит на чужую макушку, прося еще дальше — хонджун понимает, но физически уже не может. может только пустить вибрацию, слабо постанывая, и более быстро обводить языком невидимые узоры. хотелось дать сонхва возможность забыть о чем-то страшном или болезненном — дать столько, сколько способен сам, или ещё больше. хонджун с влажным хлопающим звуком выпускает член изо рта и легко шлёпает головкой по языку и губам, иногда совсем невесомо целуя самый кончик. он более, чем уверен, что если бы любил геометрию, описал бы член сонхва как продольно вытянутый эллипс с тупо заостренным концом вверху и плоским, но все равно совсем чуть-чуть сужающимся, внизу. странно смотреть на чужие гениталии с геометрической [почти архитектурной] точки зрения, но хонджун решает просто в дальнейшем проигнорировать иногда возвращающуюся навязшую мысль об идеальном виде. пока синевласка размышляет о сонхва с геометрической точки зрения, самозабвенно выцеловывая головку члена, сам сонхва искренне старается не кончить, периодически сжимая чужие волосы в коротких предоргазменных судорогах. он [сонхва] не особо удивляется, но все равно смущается, когда с губ слетает короткое шепчущее «джуни» и тело бьет особенно сильная дрожь. он стонет, громко, соседи хонджуна уже прокляли бы их, они, ким уверен, даже обратились бы к бабушке из восьмого подъезда, гадающей на гуще. правда, сам хонджун регулярно ходил к ней раньше, принося тот же кофе, в зернах. сейчас он тоже иногда носит, но уже более качественный кофе, даренный уеном. хонджун опять отвлекается, возвращаясь к реальности только когда уже слишком чувствительный сонхва пытается оттянуть его, все еще старательно ласкающего мягкую кожу крайней плоти и уретру, от себя подальше, желательно — дальше расстояния выдоха. у сонхва глаза на влажном месте, и он хнычет что-то о милосердии и том, что не может еще раз так быстро, а если сможет — ему будет больно. он еще что-то шепчет, периодически прерываясь на судорожные из-за всхлипов вздохи, но «больно» на мозг хонджуна действует как небольшой катализатор — он утирает с губ и немного с носа белесые капельки и опять лезет за поцелуями, стараясь одновременно вытереть руку об простынь и устоять на второй. ему самому сейчас неприятно ощущать саднящую тягу где-то в низу живота, но он все еще целует тянущегося к нему сонхва, забывая [предпочитая забыть] о собственном состоянии. позаботиться о себе еще будет возможность, пока что хочется заботиться только о сонхва — отодвинуть прилипшие из-за выступившего пота прядки со лба, чтобы осторожно коснуться губами там, потом спускаясь к глазам, потом к носу. чужие почему-то прохладные пальцы на собственных бедрах чуть ли не пугают — хонджун раскрывает глаза шире, заглядывая в чужие, сейчас опущенные — брюнет сосредоточен на шортах хонджуна [вообще, шорты принадлежат сонхва] — они должны были спадать, и действительно спадали, но сейчас сонхва не может развязать неизвестно откуда взявшуюся веревочку. он пытается ослабить ее отросшими немного ногтями, цепляет края узла, но ничего не выходит — хонджун только хихикает от щекотки. — помоги. — сонхва отчаивается окончательно — шею неприятно сводит от держания головы в совсем неудобном положении, руки быстро устают. сонхва не был готов к таким сложностям, соглашаясь на интимную близость с хонджуном. еще больше он не ожидал такого от собственных шорт. но хонджун только шепчет «подожди» и берет в ладонь чужую руку. рассматривает пальцы, сравнивает с собственными [они оказались на один-два сантиметра короче, да и ладонь поменьше] и после сравнивает ногти — смотрит даже пытаясь поймать отблеск блеклого света из окна — понять, есть сейчас там лак или нет. — такие аккуратные. — он все-таки отпускает кисть и отстраняется — чтобы сесть и заняться собственным узелком — ослабляет его почти сразу же, бормоча под нос «что сложного-то» и развязывает совсем легко, просто дернув что-то [у сонхва почти наворачиваются слезы]. — это нечестно. — это просто нужно уметь делать. я потому научу тебя. — хонджун опять легко целует кончик носа и сонхва почти моментально теплеет, тянясь за новым поцелуем. пальцы, все еще не теплые, опять возвращаются к шортам — сонхва подцепляет их вместе с бельем и стаскивает чуть-чуть пониже — хонджун стонет, на секунду теряя равновесие — ткань, пусть и не грубая, трется о ставший чувствительным к любому касанию член слишком жестко, заставляя просить тихое «подожди» два с половиной [половина теряется в стоне] раза. теперь хонджун хнычет, пусть и совсем немного, всего чуть меньше минуты. этого хватает чтобы, наверное, влюбиться окончательно в прелестный голос. сонхва сдергивает одежду еще дальше, оставляя только мягкий свитер. он удобно задирается и легко фиксируется — достаточно немного закатать ткань. сонхва просто не хочется снимать собственную вещь, так подходящую хонджуну.только если тому же хонджуну будет слишком жарко или просто неудобно.
брюнет целует опять ребра, оставляя еще больше маленьких пятнышек, после, скорее всего, точно потемнеющих и, может, навярняка станущих синяками. — красивый. — я? — ты. — хонджун улыбается, смущаясь. он все еще нависает на сонхва, но руки уже дрожат, из-за чего он все ниже с каждым касанием губ. когда сонхва целует за ухом, хонджун глухо скулит и почти-почти падает, в последний момент кое-как устоявшись. — перестань. — он почти умоляет, когда по спине проходится холодок мурашек. — почему? — я хочу сделать для тебя что-то сейчас. хонджун благодарно целует кончик прямого носа, когда чувствует почти двадцать секунд никакого воздействия на собственное тело. сонхва только смотрит за чужими действиями, утоляя собственное любопытство. он смотрит, как ким минуту роется в ящиках тумбочки, после находя там увлажняющий крем для рук [он еще немного читает состав, ища что-то, что могло бы помешать — заучив компоненты, оказывающее жжение или язвительное действие на что-либо еще несколько лет назад, он просто ищет знакомые названия или аналоги] и контрацептивы. — ультратонкие, но с рельефом? они же жутко дорогие? — сонхва только кивает пару раз. — когда я брал их, они стоили около десяти тысяч вон за двадцать штук. — глаза хонджуна, только на секунду, становятся как у сонхва сейчас — большими-большими. он оглядывается назад, сначала просто оценивая и понимая, что за ним сейчас действительно лежит кто-то, кто может позволить себе такое, а после просто скользя взглядом по чужому телу еще раз. он отмечает плавные изгибы талии и выступающих мышц, даже отмечает, что все еще не видит сильно выступающих венок на члене. — ужас. — я могу подарить тебе потом.? у меня еще осталась большая часть пачки. — спасибо, хен. — ким возвращается — забирается на ноги сонхва и скрещивает собственные под чужой талией. — самый хороший хен, — он легко трогает влажную от прозрачных и уже сворачивающихся белых капель, кожу, опять дует, теперь заставляя засмеяться. — ты же поможешь мне сейчас немного, да? — хонджун забирается выше, теперь садясь немного выше живота. сонхва сам понимает, что от него просят, когда синевласка вручает тюбик. стоит щелкнуть крышкой и по спальне разносится запах абрикосов и яблок. не тот, режущий нос, но с приятным вкусом, а просто еле заметный кисловатый запах увлажняющего крема, похожий на совсем слабую ароматную воду для тела. пак выдавливает немного [на самом деле достаточно много] крема на ладонь и размазывает, грея совсем немного. сонхва аккуратно ведет пальцами по спине к талии, потом к бедрам — оттуда спускается по внешней и поднимается уже по внутренней стороне к промежности. бережно поглаживает шов, идущий почти от низа ложбинки между ягодицами до мошонки, и пару раз проводит ладонью по члену, трет немного и отодвигает крайнюю плоть, заставляя хонджуна немного выгнуть спину в секундной судороге. после спускается опять к ложбинке и следует подушечками до кольца мышц. тоже трет, совсем немного надавливая, и второй рукой пытается найти отброшенный тюбик. опять выдавливает на пальцы и опять греет. почти невесомо он касается мягкой кожи снова, теперь давя сильнее, но только одним пальцем — даже он может проскользнуть тяжело, в то время как хонджун хмурится. — неприятно? — хонджун кивает. — я постараюсь быть более осторожным с тобой. — последнее тонет в чужих губах и сдавленном стоне — хонджуну больно, но с другой стороны его касается ладонь, смазывающая головку члена. и, ким уверен, сонхва мстит — потому что потом машет кистью, создавая прохладу. хонджун опять вздрагивает, когда чувствует жжение — мышцы чуть-чуть рвутся, когда сонхва проталкивает еще один палец, и наворачиваются слезы. он коротко всхлипывает чтобы потом замереть с распахнутыми глазами и то открывающимся, то закрывающимся ртом, когда пак находит простату. паково «как рыбка» почти неслышно, но точно присутствовало. сонхва все еще машет на чужой член и постоянно гладит комочек нервов глубоко внутри, заставляя чуть ли не завыть. зато хонджун быстрее привыкает к ощущению растянутых мышц — они стираются почти полностью за давящими поглаживаниями пальцев. у хонджуна дрожат руки, и он опускается на локти, почти ложится на сонхва, пока тот держит, немного придавливая, чужие берда — за две минуты пальцы просто выскользнули из-за того, что синевласка вздернул их[бедра] уже четыре раза. паково «не дергайся» было полностью игнорировано, шлепок по ягодицам только спровоцировал новое движение, поэтому сонхва просто держит, придавливая, не предпринимая попыток как-либо успокоить. сонхва добавляет третий, когда хонджун тянется к чужой руке с дрожащим «хватит» и «прошу». он еле в состоянии подняться, мелко дергаясь, и сесть на бедра сонхва — гладит пару раз прижатый к животу член, а после берет в ладони руку сонхва и водит испачканными пальцами по коже, размазывая крем. аккуратно смазывает, стараясь не доставить дискомфорта почти мгновенно остывающим кремом, он играет с чужими пальцами — забавляется, теребя их и постукивая ими по животу и члену — хихикает, когда тот гордо приподнимается и сам же, уже своей рукой, прижимает ого обратно к животу, пока сонхва запрокидывает голову на мягкую подушку позади. хонджун, опять немного дергано, приподнимается и зависает на пару секунд. сонхва тоже зависает. просто лежит и рассматривает хонджуна, стараясь заметить все-все — от несильных волн выцветающих прядей и почему-то кажущегося знакомым носа до кончиков пальцев ног. негромкое кимово «а» и «чуть не забыл» руинит тишину, как и почти сразу после следующий шелест пакетика контрацептива. сонхва мажет взглядом от макушки до пальцев, рвущих пластик и останавливается на поблескивающем сиреневым лаком безымянном. он высматривает фаланги чуть ли не детально, пока его не прерывает даже «эй» и «они не такие уж и красивые» от хонджуна. синевласка растягивает тонкий латекс по чужому члену и пару раз проводит кольцом ладони, снова смазывая уже чуть ли не торопливо. он волнуется сейчас. до жути сильно. потому что не так может пойти все, что угодно, а хочется, чтобы все идеально. хонджун оседает на чужие бедра медленно, плавно. даже чувствуя мелкую дрожь сонхва, он ничего не может сделать с собой, стараясь привыкнуть к уже забытым ощущениям, чуть не падая, опустившись до конца, хонджун стонет, запрокидывая голову. голубые, скорее бирюзовые, прядки путаются — сонхва расправляет их, аккуратно перебирая выцветшие волосы. что-то внутри обоих опять отзывается коротким «мне нравится». и почему-то сейчас ким не воспринимает происходящее как нечто обычное и нормальное. может, из-за большего перерыва в принципе, может просто потому что внизу, под ним, сейчас сонхва, гладящий ласково впалый живот с виднеющимся рельефом, изредка задевая головку члена и спускаясь ниже, и киму настолько приятна забота, что дискомфорт со временем отходит на второй план, позволяя хоть немного двигаться, тихо повторяя себе под нос «вверх-вниз». сонхва же искренне старается дать что-то в ответ на не совсем уверенные движения — тянется к рукам хонджуна и к хонджуну в принципе, целует, еле касаясь. хонджун аккуратно приподнимается, упираясь в чужие плечи, но опускается слишком резко. слышится новый, надломленный и высокий, протяжный стон. хонджун чувствует, как чужие руки приятно касаются кожи, чувствует сбивчивый шепот о том, что красивый, но не успевает мыслями за словами сонхва, теряется, когда чувствует пронизывающее удовольствие от того, что тонкие пальцы прихватывают бока, совсем немного скребя. он почти сразу же напрягается и ерзает. хмурится, часто моргая, пытаясь усесться на сонхва и чуть не плача шепчет «я еще не привык», когда слышит вопрошающее «можно» и чувствует совсем легкий толчок чужих бедер навстречу. только через минуту и 24 секунды, он считал, он наконец двигаться не настолько дергано, как в самом начале. хонджун осторожно ложится на сонхва, тянясь за поцелуем. тело привыкает окончательно, и он даже почти не чувствует дискомфорта в затекших мышцах ног. но все-таки в какой-то момент не может вытерпеть тянущее ощущение и после короткого «подожди» разминает конечность, пару раз сгибая и разгибая, потом расплываясь в довольной улыбке, когда сонхва помогает лечь обратно, благодаря новым поцелуем, вылизывая чужой рот. хонджун старается для сонхва сейчас. старается сделать приятно всеми способами, которые может вспомнить. кусает, целует и лижет чувствительную грудь, все еще двигая бедрами вверх-вниз, пытается добраться до ушей, но не может. впрочем, он не сильно расстраивается, сосредотачиваясь на собственных еле заметных следах от губ на чужой шее. потом все-таки поднимается к лицу, и целует теперь нос и подбородок, иногда спускаясь к уголкам губ. хонджун не успевает понять, когда все начинает идти не так. он просто внезапно замирает, распахивая глаза, щекоча ресницами скулы напротив. с губ срывается сдавленное мяуканье, даже не стон. зрение почему-то резко падает, заставляя оторваться от сонхва, только чтобы приподняться и вглядываться в лицо рядом с большего расстояния. уже ставшие близкими и чуть ли не родным глаза радуют взгляд хонджуна, он улыбается, кажется, забывая о том, что вообще происходит. но скоро вспоминает, опять целует, глуша вопросительное «что с тобой». успокаивает, начиная опять двигаться, уже более активно, почти с энтузиазмом, теперь выводя бедрами круги. но на почти восьмом не выдерживает, хнычет, хватаясь за руки сонхва, поддерживающего за талию. — больно? — опять отрицательно машет головой. так, что волосы даже на макушке треплются. — а что тогда? сиплое и тянущееся «очень приятно» почему-то заставляет пака улыбнуться [хонджун обиженно бьет его коленкой, не считая свое признание смешным]. — ощущение, что это твой первый раз. — волосы на макушке, наверное, скоро проклянут обладателя — опять отрицает. — такой чувствительный. — сонхва давит на головку члена, видя, как хонджун опять жмурится и почти сгибается пополам. пак же смотрит как завороженный на чужую реакцию — как хонджун дергано приподнимается и опускается опять, пока мышцы пресса сокращаются — ким старается держаться в вертикальном положении постоянно, а не сгибаться-разгибаться как ванька-встанька. вообще, это выглядело бы забавно, но не совсем уместно сейчас. он то и дело вздыхает с присвистом и не совсем контролирует сейчас собственный голос, кажется, уже сломанный — надломленно высокий и чуть-чуть хриплый. сонхва аккуратно тормозит чуть ли не отчаянно дрожащие бедра хонджуна, просто в какой-то момент приподнимая его [ким растерянно ищет на чужом лице пояснение действий, впрочем, не находя] и помогает слезть с себя, потом седлая уже синевласку. слишком быстро, правда? для хонджуна тоже. он не может понять, что произошло даже когда сонхва выдавливает еще немного крема не пальцы и заводит рук за спину, как бы это не звучало. ким что-то хрипит, пытаясь остановить, но быстро забывает об этом, когда сонхва секунду суетится, разрывая новую пачку контрацептива и откидывая куда-то свой собственный, но после довольно спокойно, если не считать дрожащих рук, растягивает на чужом члене и пару раз проводит ладонью. он медленно опускается, опять наблюдая за реакцией из-под полуприкрытых век. ему вообще нравится, смотреть, как сменяются эмоции на чужом лице — от потерянного непонимающего взгляда до закатывающихся в наслаждении глаз. ему нравится видеть, хонджун медленно сходит с ума, кажется. и пусть все тело бьет дрожь и он не может даже вдохнуть нормально кислород, задыхаясь в немом стоне, ему чертовски, до звездочек в темноте закрытых глаз, нравится.сонхва нравится, путь даже мышцы саднят от растяжения.
хонджун что-то хрипит о том, что «не торопись» и «побереги себя хоть немного», все ещё дрожа, и пытается держать собственные бедра в одном положении, совершенно не имея желания причинить вред или простую боль, поглаживая чужие. выводит понятные только ему линии, иногда поднимаясь к груди или опускаясь ниже. он понимает ощущения сонхва сейчас, почти полностью. поэтому отвлекает, играясь с членом и щекоча внутреннюю сторону бедра. спускается еще ниже пальцами, аккуратно поглаживая и, кажется, даже щекоча, пока сонхва слабо скрипит что-то, приподнимаясь на удивление легко и уже так же, не настолько тяжело, опускаясь. хонджун хвалит, в какой-то момент замечая, что член сонхва от этого дергается, прижимаясь к животу. немного улыбается, понимая, что паку нравится похвала, и шепчет еще что-то, осторожно опуская на грудь. сонхва поддается, потираясь о живот хонджуна, рвано выдыхая, и тоже ложится сверху, почти сразу целуя. они сталкиваются зубами, сонхва кусается, хонджун цепляет пальцами соски, оба пытаются взять первенство, но хонджун выигрывает, дергая бедрами и нечаянно задевая чужую десну резцом в последствие того, что сонхва дернулся сам. сонхва стонет — почти кричит, чувствуя что-то странное, как ток, но только еще сильнее вжимается в хонджуна, пытаясь опять найти мелькнувшее ощущение — подается назад, потом вперёд, потом привстает и опускается, но не может, даже хнычет из-за этого. и больше всего боится не не почувствовать удовольствие опять, а увидеть разочарование в глазах хонджуна. он сам не может понять, почему проводит такую связь, и потом это покажется ему абсурдом, пусть сейчас — самое логичное заключение. может, потому что настолько ничтожный, что даже простату самостоятельно найти не может. или просто хонджун может [на самом деле такой мысли у него не появится ни за что] подумать хоть чуть-чуть о том, что сонхва показывает не настоящие ощущения или что-то такое. почему-то резко вспоминается, что сонхва врал хонджуну и то, как тот это воспринял. сонхва откровенно паникует на протяжении минуты, немного сходя с ума на это время и двигаясь чуть ли не остервенело, почти дергая бедрами вверх и даже не стараясь как-то смягчить движения. страх почти исчезает, когда сонхва видит, как хонджун смотрит. из-под прикрытых век еле виднеются расширенные зрачки [сам хонджун ощущает в этот момент легкую эйфорию и тянущие ощущения где-то в плечах, как будто он снова под действием психотропных веществ], и пак не может найти отголоска осуждения или чего-то похожего. вообще, командиру странно бояться такого. также как и все еще странно заботиться о ком-то. но сонхва боится. и сонхва заботится. хонджуново «не плачь, хен» заставляет замереть, опять вглядываясь в темные радужки. хонджун аккуратно останавливает дрожащие бедра и тоже ищет что-то в чужих глазах, всматриваясь в узкую радужку [его собственные в это время увеличиваются, пока зрачки становятся меньше, а сонхва напряженно смотрит, фокусируясь на лице почти напротив], поглаживая большими пальцами выступающие косточки таза. в какой-то момент он, наверное, найдя то, что искал, аккуратно приподнимает сонхва [от него слышится несдержанное «а»], стаскивая с себя помогает улечься на спину рядом с собой после, кажется, собираясь уйти. у сонхва в тот же миг случается паника, и он уже тянется за хонджуном, когда получает маленькой ладошкой по пальцам. «жди, хен» остается на его собственных губах шепотом. но почему-то кажется, что хонджун говорит «да вернусь я». сонхва даже думает, что слышит это у себя в голове. он замирает, опять, или все еще, пытаясь найти что-то в глазах хонджуна, утопая. теперь тонет он. и тянется за чужими губами, прося.за время, которое сонхва с хонджуном, он постоянно что-то ищет в чужих глазах, обретает или теряет, находя потом там же, в кофейно-темном море.
без какой-либо возможности спастись, тонет, не особо сопротивляясь.как слишком сильно намокшие носки в ванне три с лишним часа назад.
— я сейчас вернусь. просто подожди немного. или я кину в тебя свой носок. — сонхва с глаз переводит взгляд на чужой нос, потом опять на глаза. он не понимает. — но они… мокрые?.. и холодные? мне будет холодно? — в глазах сонхва опять мелькает страх — он пронизывает тело новой судорогой, сбивая взгляд ниже, к простыне и собственным коленям, уже подтянутым к груди опять, в нелепой сейчас попытке прикрыть наготу. — именно, хен. — помоги мне. — он говорит это в коленки, но хонджун слышит и, кажется, улыбается. — я всегда помогу тебе. — обещаешь? — обещаю. — поклянись на мизинчике. — хен, у тебя паническая атака и ты в бреду. — поклянись. — это звучит почти надломленно — у сонхва ломается голос посередине слова и он заканчивает его уже шепотом. — хорошо, как скажешь, — они сплетают мизинцы и большие пальцы, и хонджун говорит такое нужное сонхва «клянусь», после оставляя на носу еле ощутимый след от губ — брюнет немного щурится. — я только дойду до кухни, возьму тебе воду, и вернусь. хорошо? — сонхва немного успокаивается и кивает, отпуская чужой палец. — кружева крепкие. — что? — кружева крепкие. — хонджун замирает на секунду, после усмехаясь и, накинув рубашку сонхва [он почти теряется в ней, потому что она велика даже самому сонхва] уходит на кухню. сонхва почему-то тоже улыбается, видя усмешку. взгляд пака скользит по комнате, когда натыкается на носки хонджуна, висящие [один упал на махровый ковер] на батарее. в глаза сразу бросаются оборочки, и сонхва опять улыбается — у него такие же, но побольше на зонте. но улыбка спадает с губ, когда он опять вспоминает. хонджун ведь мог и не принять тогда его ложь.осознание ударяет по вискам заставляя скорее инстинктивно попытаться спрятаться.
сонхва мог не врать. ударяет по вискам, отдаваясь в макушку и после куда-то к сердцу, заставляя биться скорее. сонхва перебирает челку, пытаясь не думать ни о чем. но мысли все равно лезут в голову, в сопровождении тупой боли.еще минута и двадцать одна секунда протекают тяжело для сонхва, считающего шепотом время.
ким возвращается со стаканом воды и тремя таблетками — чуть ли не насильно заставляет выпить и ждёт. сонхва тоже ждёт. не знает, чего именно, но ждёт. просто доверяет настолько, что тоже чего-то ждет. постепенно, с каждой минутой, страх отступает, и через восемь минут и двадцать четыре секунды сонхва уже не дрожит и даже выравнивает дыхание. — отпустило? — сонхва кивает несколько раз, и от синевласки доносится совсем тихое «файн» и приподнятые уголки губ. хонджун опять целует, теряясь пальцами в темных длинных прядях. тонкие фаланги сонхва тоже в кимовых волосах — он перебирает их, иногда немного сжимая, пока хонджуна посасывает чужой язык касаясь своим. не то, чтобы поцелуй был мокрым сейчас. но он становится совсем осторожным и чувственным, когда хонджун на секунду отстраняется и шепчет в чужие губы «я всегда помогу тебе», пока взгляд застревает где-то на носу. сердце сонхва, кажется, пару раз пропускает удар. — спасибо. это растворяется в новом поцелуе, пока хонджун льнет ближе, сейчас стараясь показать, что действительно будет стараться помогать в любом случае, пусть и не так, как ему привычно, словами, а телом и действиями. он ласково тычется носом в чужой, прекращая только когда сонхва вспоминает, в каком они сейчас положении и нетерпеливо дергается. хонджун улыбается, думая, что сонхва, возможно, далеко-далеко внутри сущий ребенок, как бы это ни звучало в настоящих обстоятельствах. хонджун предпочитает опять не думать больше, стараясь отогнать мысли коротким потряхиванием головы. он опять касается носом чужого носа, когда сонхва, опять нетерпеливо до жути, кусает за кончик его, хонджуна, собственного. ким, впрочем, совершенно не обижается, только щурится и щипает за бок, после, предупреждая простым «я вхожу», аккуратно ведет бедрами вперед, еле надавливая на головку члена. сонхва гнется навстречу, наконец-то чувствуя пронизывающее удовольствие, насаживаясь уже самостоятельно ещё глубже, опять тянясь за чужими губами. болезненно стонет, ещё не до конца привыкнув к хонджуну, и опять пытается взять первенство в теперь быстром и мокрым, немного отчаянном. но сейчас уже не синевласка дергает бедрами, сонхва, заставляя кима запрокинуть голову и сдавленно выдохнуть. и все-таки через некоторое время он как просит прошения, вылизывая чужой рот. через какое-то время сонхва шепчет хриплое «помоги» — выбирается из-под хонджуна, опять седлая бедра и стонет, запрокидывая голову, как совсем недавно [по его собственным меркам] хонджун. дрожь пробирает до самого позвоночника, заставляя почти согнуться пополам и царапать поддерживающие руки, когда он слышит тихую похвалу — тело пришивает новой волной удовольствия, и член гордо покачивается, пока сонхва замирает в судороге. он держится так почти десять минут, но потом шепчет «не могу» и ложится на чужую грудь, успокаивая сбившееся дыхание. — устал? — пак кивает, рисуя что-то пальцами. — так быстро, — хонджун улыбается, пока сонхва отдыхает, все еще выводя непонятные узоры. тихое «давай, поднимайся» и «иди обратно» заставляет сонхва приподнять голову и непонимающе уставиться вперед. он секунду-три вникает в то, что происходит, а после наконец понимает и переползает обратно. немного душащее чувство стыда, почему-то, опять загорается, и сонхва рвано выдыхает, пока хонджун касается губами носа, своеобразно предупреждая. пак сонхва чувствует, что сейчас заплачет, когда хонджун двигается почти сразу же — от странных ощущений где-то в груди и от удовольствия, которые мешаются где-то в районе живота. хонджун замечает слезы только несколько секунд спустя после всхлипов. со стихающим повторяющимся чуть ли не тринадцать раз «эй», он аккуратно притягивает чужое лицо ближе. на, чтобы лбы и кончики носов соприкасались. — посмотри мне в глаза? — сонхва смотрит, смаргивая слезы. — тебе страшно? — он кивает, в какой-то момент конвульсивно сжимаясь на чужом члене [хонджун выдыхает сквозь зубы и думает, что панические атаки — действительно именно то, что приходит в самый неподходящий момент. и пусть говорят, что половой акт — единение душ, ему даже подумать больно о том, как себя сейчас чувствует сонхва — когда с одной стороны медленно подступает паника, а с другой оргазм, заставляя метаться между крайностями]. — не бойся, не бойся, не бойся, — повторяет затухающим шепотом в чужие губы, после осторожно целуя, просто касаясь несколько раз верхней и нижней губ напротив. — все будет хорошо. я обещаю тебе. — опять целует, теперь в нос, все еще не отводя взгляда от немигающих глаз напротив. — не плачь? — сонхва кивает, моргая, стараясь убрать всю влагу с ресниц и век. — я могу? — снова кивает, позволяя тягуче податься бедрами вверх. сам протяжно стонет, выгибаясь, и толкается навстречу, стараясь доставить обоюдное удовольствие. мысли о плохом испаряются, стоит услышать на периферии слуха «не хочу, чтобы ты плакал». опять так, как будто он слышит чужие мысли. и, может, это звучит сумасшедше, но сейчас ему это не кажется чем-то запредельно-странным. сонхва совсем отвлекается от реальности, стараясь сосредоточиться на ощущениях. он трогает чужие грудь, руки, даже дотягивается до спины, где-то гладя и скребя, иногда сжимая в пальцах кожу. мысль, которая слышится в голове сейчас яснее всего — «приятно», наравне с которой крутятся почему-то признаки равенства треугольников и закон о непосредственном наследовании генов мендаля. хонджун тоже трогает — тоже гладит, скребет и иногда жмет. аккуратно кладет чужую ногу себе на плечо, и слышит новый, больше похожий на сорванный крик, стон, когда двигается немного ближе. — тебе хорошо сейчас? — хонджун волнуется и не слышит ответа, напрягаясь немного больше. сонхва молчит, только тяжело дышит.проходит почти минута.
хонджун ждет, а сонхва пытается успокоить дыхание. у него не получается, потому что «да» получается протяжным и немного придушенным — сонхва чувствует себя на грани сейчас. — хорошо, — тоже немного растянутое, оно дает сонхва еще больший диапазон удовольствия сейчас, прибавляя к физическому эстетическое наслаждение голосом. следом приходит чуть ли не болезненное ощущение, когда мышцы в преддверие скорой разрядки напрягаются до наибольшей возможности, заставляя дыхание сбиться окончательно и оставляя от ранее мелодичных [иногда не совсем, но мы опустим этот факт] стонов только отрывистые «а» и рваные выдохи. и все-таки оргазм забирает от них немного — всего лишь какие-то звуки — по сравнению с количеством звездочек, которые мелькают потом в темноте — они кружатся под закрытыми веками от перенапряжения. вы знаете, как это? это когда ты долго-долго моргаешь, пытаясь убрать мешающиеся слезы, а потом какое-то время держишь глаза широко раскрытыми. после, когда веки опускаются и ты жмуришься, перед глазами мелькают звездочки, пока тело мелко подбрасывает в посторгазменных судорогах. у сонхва дрожат бедра и ноги, даже в какой-то момент кажется, что одну ногу сводит, но обходится — он может разогнуть затекшую конечность. но сонхва все еще сжимает в пальцах предплечья хонджуна, пока шатен водит бедрами вперед-назад. кажется, что у него железная, почти стальная, выдержка, но движения, некогда плавные и текучие, становятся резче и совсем не меняют угла, относительно постоянно попадая по немного опухшему внешне — внутри сильно раздраженному воздействием из вне — комочку нервов. хонджун срывается на агрессивный темп только когда мягкие стенки обхватывают член крепче, когда сонхва кончает, наверное, третий или второй раз [сонхва сейчас не до того, чтобы считать оргазмы] — ким на несколько секунд забывает о чужом комфорте, стараясь получить настолько важное сейчас ощущение эйфории, пока пальцы сонхва слабеют — он может только еле-еле сгибать их, сминая простынку. хонджун стонет совсем мягко, прикрывая глаза и, как не так давно сонхва, вдергивая брови. от паха по телу растекается усталость, и он ложится на теплое, даже горячее, тело ниже, устроившись [пригревшись] на груди. — уютно. — что? — язык заплетается, и вопрос звучит совсем невнятно. хонджун скорее слышит его в сознании, чем в реальности. — теплый. — сонхва усмехается поглаживая чужую спину. — ты устал? — хонджун мотает отрицательно головой, пока голубые, опять спутавшиеся от знака отрицания, пряди щекочут шею сонхва. хонджун осторожно двигает бедрами назад, после так же аккуратно снимает с себя контрацептив и вместе с использованным раньше сонхва [оказывается, он лежал совсем рядом] завязывает в один узел, откладывая куда-то на простынь рядом. — нужно сходить в душ. — ты сделаешь мне рамен за это время? — хонджун только кивает, натягивая валяющийся недалеко свитер. — а потом схожу после тебя. — хорошо. — сонхва уходит в ванную опять, перед этим повисев немного в объятиях хонджуна, шепча ласковый бред на ухо. о том, что он самый красивый, хонджун услышал четыре раза. но сейчас от теплых рук остается только немного терпкий запах пота на свитере и шепот, до сих пор стоящий в сознании. когда сонхва возвращается, рамен, стоящий под крышечкой уже несколько минут почти разморен [как и пак после теплой воды], пока хонджун сопит на диване в ворот мягкой шерсти. — эй, — он не обращает внимания даже на то, что сонхва трясет его немного за плечо — только меняет позу, теперь неприятно опуская голову, касаясь подбородком края ворота свитера. — хонджун-а, тебе нужно сходить помыться, — сонхва все еще не теряет надежд, пытаясь. но с каждым разом надеется все-таки все меньше. это кончается тем, что он моет так и не проснувшуюся синевласку самостоятельно, даже находит шампунь для окрашенных волос. ким просыпается только оказавшись снова на софе в кухне, уже в другом свитере, пока сонхва увлеченно ел лапшу. — ты. все это время просто сидел и ел? — сонхва кивает, причем настолько убедительно, что хонджун сначала верит. — почти час? — сонхва секунду удивляется, но после все равно кивает. — неправду говоришь, — хонджун щурится, трогая теплые после фена и пушистые от дорогого средства волосы. — прости. — не страшно, хен. — он заглядывает под ворот свитера [он, честно, не знает, сколько еще их у сонхва, но этот точно отличается от предыдущих], почти сразу отмечая наготу и инстинктивно сводя колени еще крепче, но только после видя чистоту. — пахнет как горький шоколад. — у ив роше недавно был ивент с гелями для душа с запахом кофейных зерен. — хонджун тупит взгляд, стараясь не встретиться с чужим. признаваться, что довольно известную в нешироких кругах марку ивес рошер он может позволить себе только на новый год или день рождения не хотелось, но все-таки он говорит негромкое «о, правда.» и замолкает, рассматривая собственные ногти. — я подарю тебе много гелей, шампуней, бальзамов, молока и кондиционеров для душа, джуни. — сонхва слышит чужые мысли и даже не удивляется, свыкаясь. манера командира принимать обстановку быстро возвращается, и после бегающего пепла он может смело заявить, что ему не страшен даже голос хонджуна в голове. — и еще масло для рук и в принципе тела. — у хонджуна округляются глаза, стоит вспомнить не сильно дорогой, но далеко не дешевый, прайс лист. — и скрабы. — сонхва нравится наблюдать за таким хонджуном — в глазах которого разгораются сотни огоньков тихого счастья. — еще у меня есть много сережек, которые я не ношу или которые не подходят по материалу для моей кожи. — гордость хонджуна, робко говорящая, что это пахнет «шугар-дэдди» оказывается задвинута далеко-далеко, когда хонджун слышит о лаках для ногтей. он радуется как ребенок, оставляя на паковом носе несколько поцелуев, и счастливо жмется, обнимая и шепча «спасибо» много раз. — единственное, — ким вздергивает голову, заглядывая в глаза и ища подвох, но находит только заботу и еле видный блеск от лампочки в облаке. — поспи сегодня хорошо. — хонджун кивает. даже обещает не писать перед сном, как хотел немного раньше, план реферата. — за тот лак с блесточками я даже могу взять академический отпуск на месяц, или спать два дня. что угодно, только хотя бы покажи мне его, прошу тебя. он даже готов не сдать к сроку тот же доклад о типах личности.