говорят, что секс обычно неспешный и спокойный по утрам.
у ким хонджуна и пак сонхва вообще все идет не так, абсолютно.
сонхва ласково целует, сидя на чужих коленях и постепенно набирая темп трется о чужой член сквозь ткань домашних шорт. сейчас, когда оба разморены ванной, все кажется слишком сладким и приятным, чтобы двигаться как-либо резче или что-то в этом роде. им просто лень. сонхва удобнее устраивается и обнимает за шею. ему нужно быть максимально близко и успеть как можно больше за данную ему себе самим собой небольшую передышку от работы и прочего-прочего-прочего. пак сонхва льнет как можно ближе и мягко постанывает, когда чувствует чужие руки на талии — хонджун легко придерживает — сцепляет руки за спиной сонхва, обхватывая запястье пальцами. ему кажется, что руки ким хонджуна созданы для того, чтобы так лежать. ким хонджун в принципе создан для пак сонхва. он тоже пытается быть как можно ближе, периодически подтягивая сползающего сонхва, и поглаживает пальцами одной руки чужую поясницу пока второй поддерживает шерстяной край свитера. он целует медленно, даже когда сонхва нетерпеливо ерзает, начиная терять выдержку. к ким хонджуну постепенно возвращается игривость характера — он отстраняется совсем немного, чтобы потом быстрыми поцелуями покрывая все лицо сонхва, стараясь избегать губ. сам сонхва только через четыре поцелуя, сопровождавшихся отрывистым хонджуновым «чмок» понимает собственную задачу, поставленную хонджуном в игре — поймать чужие губы на собственных, и у него это получается из рук вон плохо. в слепом стремлении к ласке сонхва подставляется и закрывает глаза теряя возможность как либо функционировать. сонхва млеет, и скоро, еще через три-четыре «чмок» вообще перестает как-либо двигаться, только тянет уголки губ в немного счастливой улыбке. — почему ты не играешь со мной? — сонхва не отвечает — он тянется к чужим губам и целует нижнюю. сонхва шепчет «поймал», когда хонджун пассивно-агрессивно кусается. — не-чест-но. — хонджун все еще кусается, но умудряется говорить, пусть и по слогам. — знаешь, — сонхва делает паузу, потому что в этот раз хонджун особенно сильно кусает, — по тебе так-то и не сказать, что ты вытрахал из меня всю душу вчера. — уен-а говорит, что по мне еще сложно сказать, что я отличник на курсе, — хонджун молчит недолго, что-то вспоминая, — видишь? я загадочный. — маленький обманщик, — сонхва смеется, пока не проезжается болезненно по чужому паху — хонджун заламывает брови, сводя их. — я запомню, — он дергает бедрами, чтобы быть еще ближе, и теперь сонхва немного поломано стонет — его голос срывается где-то, и стон получается почти жалобный, просящий. возможно, сонхва и правда просит. хонджун берет инициативу на себя — он более активно ерзает на сонхва, и его поцелуи-укусы немедленно теряют всю невинность, когда он вылизывает чужой рот изнутри не позволяя двинуться на на дюйм, удерживая за затылок близко к себе. хонджун напоследок коротко чмокает в нос, со странным звуком, от которого сонхва даже улыбается. почему-то прелюдия с хонджуном настолько игриво-комфортная. сонхва дает увести себя в сторону кровати [он уверен, что если бы сопротивлялся, то его бы просто закинули на плечо и унесли туда] и успевает только сказать недлинное «мне на работу завтра» перед тем, как опять поддаться губам, целующим сейчас шею. хонджун, кажется, даже не слышит, или опять притворяется глухим, но для себя точно отмечает, что нужно быть осторожным. хонджун помогает стянуть свитер [он клянется себе, что рассмотрит досконально весь шкаф сонхва на предмет двери в другой мир, где все будет завалено чертовыми свитерами] и развязать веревочки льняных домашних штанов, пока сонхва стягивает чужие [свои, на самом деле] шорты до колен собственными лодыжками. огромная белая футболка тоже вполне быстро оказывается на полу совсем рядом с кроватью, знаком чьего-то известного мерча вверх, пока хонджун возвращается к штанами и просто сдергивает их вместе с бельем. хонджун опять любуется сонхва. он смотрит около нескольких минут, после оставляет короткий поцелуй на губах и спускается совсем легкими касаниями губ к выбритому лобку. сонхва ойкает и дергается, когда хонджун кусает. — я аккуратно, — он обещает, спускаясь еще пониже, к полувозбужденному члену. хонджун целует под головкой, и сонхва гнется, сжимая простынь в ладонях, почему-то будучи особенно чувствительным. когда хонджун обводит языком головку, смачивая слюной настолько обильно, что она стекает дальше, прохладно касаясь члена, сонхва стонет вымученно. он в какой-то момент даже задерживает дыхание, чтобы немного сбавить возбуждение, успокоиться, но хонджун явно против этого — он берет почти сразу [если пропустить маленькую минутку, когда он подавится] наполовину, выбивая полузадушенный стон-всхлип. сонхва вплетает пальцы в выцветающие волосы, массируя кожу головы, от чего хонджун сам немного, совсем чуть-чуть, тоже стонет, дает вибрации раздражать глотку и чувствительного до любых воздействий сонхва. честно, проходит около тридцати минут перед тем, как хонджун позволил сонхва кончить.и не то, чтобы сонхва не понравилось, но каждый раз, когда хонджун отстранялся, сонхва чувствовал жуткую обиду за лишение возможности наконец почувствовать разрядку.
но когда хонджун напоследок целует и проводит по члену особенно сильно сжатыми кольцом пальцев, вся обида просто исчезает, пока сонхва ненадолго исчезает из реальности, пачкая чужой рот изнутри. и пусть через какое-то время он наконец может двигаться без дерганий и дрожи, сонхва все еще чувствительный до жути, когда хонджун начинает говорить. — я очень рад, — он делает паузу, целуя под линией челюсти, — что тебе очень хорошо, и все из этого следующее, — теперь поцелуй приходится на место где-то за мочкой уха, — но у нас есть одно очень маленькая проблема. он отстраняется и кивает вниз, на себя, и сонхва обреченно стонет, потому что ким чертов хонджун все еще возбужден и, скорее всего, чувствует себя не лучше, чем сонхва пятнадцать минут назад. сонхва, в принципе, быстро оценивает ситуацию. он тянется за бутылочкой крема, валяющегося под подушкой со вчерашнего дня, и пихает ее в руки хонджуну, не забывая быстро поцеловать в нос. сам же сонхва вполне резво для чуть не выпавшего в обморок недавно человека проворачивается на живот и призывно приподнимает бедра, мол, давай уже, не тяни. хонджун только хмыкает, отвинчивая крышечку. она остается в одной ладони, пока на другую вязко вливается немного белой масляной субстанции. хонджун аккуратно мажет между ягодицами, чуть втирая крем, толкаясь внутрь сразу двумя пальцами, неспешно растягивая под себя. ему не хочется, чтобы сонхва опять чувствовал те тянущие ощущения, которые успел вчера. ему хочется сделать максимально приятно сейчас, но сонхва все равно иногда коротко дергается, когда хонджун, наверное, задевает раздраженную и, скорее всего, немного порванную часть мышц. ким старается двигать пальцами наиболее осторожно, оглаживая стенки изнутри, параллельно ища простату, и, когда находит, даже чуть-чуть улыбается, чувствуя, что мышцы мгновенно сократились. он все еще предельно ласков, когда растягивает данный сонхва презерватив и аккуратно входит, целуя напряженную спину и в частности больше всего -лопатки, оставляя там, кажется, больше всего небольших отметин. сонхва стонет опять почти переходя на всхлип, от ощущения естественного давления на простату и чужой заботы. что-то приятно колет внутри как аргумент ко второму, и блядски приятно колет внутри как аргумент к первому, заставляя гнуться еще дальше. сонхва даже в какой-то момент [он его пропускает] начинает плакать, даже не замечая этого. но когда хонджун опять немного издевается, выбирая медленный и тягучий темп, сонхва уже хнычет, опять чувствуя себя на какай-то тонкой грани, которую никак не может перейти — он сам подмахивает бедрами и толкается, постоянно прося-прося-прося еще, до того момента, когда хонджун сам не выдерживает и срывается на белее резкий и отрывистый ритм, до звука соприкосновения тел. сонхва опять кончает, чуть не выпадая из реальности [теперь от оверстимуляции, которую услужливо оказывает хонджун], пока синевласка только более размашисто трахает, доводя теперь себя. у сонхва разъезжаются колени, когда хонджун наконец-то замирает, вжимаясь в чужие бедра. он, сонхва, шепчет что-то нецензурное перед тем, как окончательно лечь на кровать всем телом, расслабленно выдыхая. — уен, — хонджуну не совсем [совсем не] нравится первое слово сонхва после секса, — говорил, что о тебе в университете ходят легенды в этом плане. — у хонджун отлегает от сердца. — он немного преувеличивает. — хонджун стягивает презерватив и кладет его на пол рядом с кроватью, завязав. — про меня уже не говорят год или полтора где-то, — он обнимает сонхва всем конечностями, будучи аккуратным сейчас с собственными и чужими чувствительным участкам тела, — кому интересно говорить о выгоревшем мне, когда можно посплетничать, например, о преподе философии или математики, — хонджун хихикает, чмокая в висок пару раз. — тем более, говорят, эту гарпию скоро уволят из-за слишком жесткого режима обращения со студентами, — хонджун откровенно злорадствует, пока сонхва старается понять — говорит он о преподавателе философии и математики. — у отличника, я смотрю, еще и очень хороший слух. — просто прямо передо мной сидят две девушки, вот они правда дохуя много болтают на парах об университетских сплетнях. — ким, любитель подслушивать, хонджун? — сонхва смеется, и это чем-то разряжает атмосферу. но как будто бы она была напряжена, совсем нет. — эй! — хонджун бодается в чужое плечо, — я, вообще-то учиться хожу, а не слушать весь этот бред. — я понимаю, не злись, — сонхва шутливо похлопывает хонджуна по голове и это, кажется, был спусковой крючок, потому что хонджун моментально вспыхивает — он перебирается на сонхва и начинает щекотать абсолютно везде, не давая шанса как-либо закрыться или увернуться. и ким хонджун отступает только когда сонхва просит чуть ли не слезно, удовлетворяя хонджуново ощущение собственной победы в перепалке. он лежат еще несколько минут перед тем, как сонхва слышит сонное «скорее всего, я возьму академический отпуск». и сонхва соврет, если скажет, что не улыбался в этот момент. нет, он счастливо улыбался даже подумал о том, чтобы на это время пригласить хонджуна к себе. впрочем, от этой мысли сонхва отказывается довольно быстро, вспоминая, что хотел увидеть чужой дом [хотел быть приглашенным в чужой дом], так расхваленный хонджуном еще когда они просто лежали в теплой воде и неспешно переговаривались друг с другом. но сперма неприятно стягивает кожу на животе, и сонхва вспоминает о душе. гигиена, так сильно уважаемая паком, сейчас в опасной близости к «к черту все», потому что ким хонджун засыпает рядом, укутавшись уголком почти сползшего одеяла. пак сонхва не был бы пак сонхва, если бы не отнес хонджуна в душ самостоятельно и даже не уложил бы в ванную.и пак сонхва не был бы пак сонхва если бы не поменял белье и не перевернул бы матрац на кровати.
они опять вместе отмокают в ванне, когда хонджун просыпается и искренне пытается осознать, где он. но, в принципе, ему это не так важно — рядом лежит сонхва и листает ленту инстаграма, а больше в данной ситуации хонджуну пока что ничего не нужно. ему достаточно также просто лечь на чужое плечо и прикрыть глаза в ласке. — почему ты так много кусал мою спину? — сонхва звучит приглушенно и охрипши. и ким хонджун думает потому как-нибудь записать это и отправить в сохраненные сообщения в телеграме. — я хотел нарисовать тебе крылья. — ненормальный. — эй, — хонджун беззлобно огрызается, всплескивая воду [у сонхва не получается увернуться уже в который раз — он только успеет отстранить флагман подальше] — я, вообще-то старался. я сфоткаю тебе потом. — взял бы краски, и нарисовал. — у тебя может быть аллергия на краску. — но ее же нет. — краски тоже нет. — что? — а у меня дома есть. — боже, эти подкаты, — сонхва расслабляется окончательно и смеется, откидываясь. — я люблю тебя. — что? — сонхва повторяется, но после просит повторить хонджуна. — я тебя люблю. — хонджун улыбается, — ты же слышал уже сегодня. — мне нравится слышать это от тебя. — тогда я тоже хочу услышать. сонхва смущается почему-то и отворачивается, пока командир внутри закатывает глаза и просит не отвлекаться на телячьи нежности. — я. — он замолкает и откашливается. тяжело. почему-то днем было легче. — ну же. это не вступительный экзамен. — хонджун разворачивается и подбадривает. — люблю? — сонхва как будто кивает самому себе, пока командир внутри заламывает руки, вопрошая, зачем. — да. люблю тебя. — и? — лучик. — я горжусь тобой, — хонджун треплет чужие волосы, целует в висок и в привычной манере зачесывает собственные волосы назад, когда сонхва тоже пытается поцеловать [чит. — клюнуть], но попадает на волосы. потом пак сонхва будет рассматривать голубоватые губы и сокрушенно причитать, когда это не будет смываться, а ким хонджун будет фотографировать получившиеся очертания прорезей крыльев. в какой-то момент пак сонхва заплачет, что-то для себя понимая, а хонджун будет еще полчаса пытаться выяснить причину, бегая вокруг и предлагая то воду, то салфетки, то самостоятельно подтирая нос и помогая прокашляться после потока слез. пак сонхва будет шептать как заведенный «люблю» почти до двух часов ночи, в какой-то момент засыпая. счастливые в собственной мимолетной влюбленности пак сонхва и ким хонджун, возможно, даже обручатся через неделю, когда ким хонджун закончит реферат по типам личностей и теоретической совместимости нравов и темпераментов. они точно обручатся, когда ким хонджун пришлет вордовский документ в шуточном оформлении диссертации, где расскажет о том, что, возможно, соулмейты существуют и о том, как и почему это происходит. [в главе третьей, теория о родственных душах со стороны психологии человека или обособление теории нарушениями работы мозга, пак сонхва увидел, кстати, только сиротливое, смотрящееся одиноко на фоне даже названия, «двое счастливых склонных к проявлениям паранойяльной шизофрении больных идиота»].