Тёмные воды (21+)

Синчэнь полночи сидит, погруженный в старые записи, дневники и исследования. Сюэ Ян просто вытряхнул перед ним все содержимое одного из своих мешочков и ушел спать, не боясь делиться запретными знаниями. А делиться было чем. Столько альтернативных способов управления энергией Синчэнь отроду не видел. Чэнмэй не обманул. Все, что он рассказал, на самом деле описывалось в хорошо сохранившихся дневниках Сюэ Чунхая и его безымянного бастарда. Последние записи принадлежали то ли отцу, то ли деду Сюэ Яна. А за ними шли уже, похоже, его собственные исследования, которые опирались на знания, полученные из рукописей, из записей Старейшины Илина (часть которых, касаемая Иньской печати и теории управления Темной энергией через музыку, тоже были в отдельном свитке, похоже, скопированные с первоисточника, так как содержали пометки и дополнения, сделанные явно Чэнмэем). Омега же, в свои неполные девятнадцать, оказался на удивление опытным и искусным заклинателем, всерьез задавшимся вопросом об объединении Темного и Светлого Путей: он работал над способами защиты Золотого Ядра от разрушения при использовании темной ци. Пока что Сюэ Ян пришел к выводу, что есть безопасный предел развития Золотого Ядра, при котором оно не страдает при манипуляциях с артефактами вроде Иньской печати и «Песней». Поэтому в данный момент он поддерживал оптимальный баланс светлой и темной ци в своем теле, что делало его одинаково опасным совершенствующимся и среди темных, и среди светлых заклинателей. И сейчас Синчэнь в полной мере осознал одну простую вещь: даже если бы он захотел, убить Сюэ Яна у него не получится. У того достаточно козырей в рукаве, против которых Синчэню абсолютно нечего противопоставить, кроме чистой ци. Но этого будет мало. Окажись Чэнмэй в благородном клане с нынешним уровнем своих умений, и его имя стало бы не менее известным, чем имя Вей Ина или его, ученика самой Баошань, собственное. Сяо Синчэнь в третий раз перечитал все, что было связано с очищением клана Чжан, до конца не веря, что для заклинателя возможно больше двадцати лет провести в полуживом состоянии и пробудиться потом, продолжая жить, хоть и с разрушенным ядром. Все, до чего он в итоге додумался, так это до того, что нужно вернуться в Байсюэ и проверить. Увидеть своими глазами. В прошлый раз Сун Лань был едва жив, и все внимание даочжана было сконцентрировано на раненом друге, он не осматривал тела, их уже успели похоронить. Сейчас он сто раз пожалел, что не решился разбираться в случившейся трагедии более обстоятельно… А Чэнмэй, словно читая его мысли, пришел к нему, едва проснулся, и спросил: — Что, планируешь лично убедиться в моих словах? — Да, — пришлось ответить. — Хочу немного отдохнуть, и отправлюсь утром. Крепкий подзатыльник заставил удивленно ойкнуть. Ни наставница, ни Сун Лань. конечно, себе такого не позволяли! Но не успел он возмутиться, как Ян вытащил из груды свитков нужный, развернул хрупкую бумагу и едва ли не ткнул Синчэня носом в символы: — Внимательно прочел, даочжан? — издевательски протянул он, еле скрывая злость. — Еще раз читай. Вслух! Синчэнь зачитывает, раздраженно поглядывая на омегу. Что ж, тот умеет из милого, тихого парня превращаться в разъяренного гуя: того и гляди, шею свернет и не поморщится. Таким Синчэнь помнил Сюэ Яна: заклинателя, способного вырезать целый клан и с благосклонным видом любоваться делами рук своих. Что ж, видимо, эта сторона его личности никуда не исчезла… — Прочитал? — продолжает Чэнмэй. — А вот теперь скажи мне, мой «дорогой друг», что именно во фразе: «Потоки Тьмы питаются силой Золотого Ядра», — тебе непонятно? Если нуждаешься в расшифровке, так объясняю. Едва светлый заклинатель с уровнем духовной силы, как у тебя, Синчэнь, ступит на порог гробницы храма или, не приведи небеса, разроет могилы монахов, темная энергия опутает твое золотое ядро, погрузит в мертвый сон и будет несоизмеримо долго тянуть из тебя крупицы силы так же, как сейчас тянет из них. Она не выпивает все сразу, потому что, ну, как бы — вечная, понимаешь? Ей некуда спешить. Однако те, кто выжил после подобного свидания, отказались даже описывать тот кошмар, что пережили. Так почему тебе не терпится стать чужой закуской? От этой силы нельзя отбиться, ее не уничтожить мечом, не отогнать заклятьями или талисманом, но едва эта энергия ощутит твою силу, она устремится к тебе. Ты же чувствовал это, когда тебя едва не задушила вода, помнишь? Во время ритуала? И что будешь делать, господин светлый заклинатель? — недобро смеется А-Ян, радуясь, что проснулся среди ночи и поймал Синчэня до того, как тот решил эффектно самоубиться в храме. — Я… я, ведь, на самом деле не подумал об этом, — шепчет Сяо Синчэнь, думая, что нужно было все-таки лечь спать, как это сделал А-Ян. И лучше — с омегой под боком. Последние события, кажется, очень сильно сказались на его способностях мыслить здраво и трезво. — Но ведь есть способ подобраться поближе, верно? Сюэ Ян со вздохом присаживается и начинает перебирать листы: — Есть темные защитные амулеты, которые подавляют силу Золотого Ядра. На их изготовление мне понадобится пара ночей: ничего опасного для меня или ребенка. На месте правило — светлую духовную энергию не использовать, что бы ни случилось. Так как ты не сможешь защитить себя, пойду с тобой. — Но как я пойму, что их ци все еще циркулирует? — возражает Синчэнь. — Сколько лет прошло после случившегося? — хмыкает Сюэ Ян в ответ. — Уже ведь скоро три года, Синчэнь. Как, по-твоему, сейчас выглядят тела монахов? Они уже должны хорошенько разложиться, изъеденные червями и естественным гниением, верно? Но, если все так, как я тебе сказал, разложились тела лишь шестерых убитых мной монахов, остальные выглядят, слово умерли пару минут назад. Плюс, я могу сам считать движение их ци, а потом покажу тебе увиденное через «Сопереживание». Такой вариант тебя устроит? Я, знаешь ли, не для того Мертвое нагорье вдоль и поперек излазил, ища способ вернуть тебе зрение, чтоб ты убился в первый же день! — Омега встает с лежанки, но сильные руки мягко тянут его назад, на колени к альфе, тот вновь мягко обнимает, вдыхая насыщенный полынный запах, переплетенный с его морозным: — Я ведь так и не сказал тебе спасибо за это. Я, правда, благодарен тебе за то, что ты сделал для меня, Чэнмэй. Но проклятая метка на твоей руке — насколько это опасно для тебя? Ты так и не ответил… — Сяо Синчэня разрывали противоречивые чувства: с одной стороны — разве не стыдно было принять подобный дар от врага, от того, кто пусть косвенно, но виновен в его увечьи? А с другой — никто, кроме Сюэ Яна не задался вопросом, возможно ли вообще хоть как-то вернуть утраченное, и уж тем более — никто и не попытался помочь. Под никем он, глубоко внутри, конечно же, подразумевал Цзычэня… И он мог сколько угодно говорить себе, что ни в чем не винит Сун Ланя, но все же в глубине души живет обида: он был не единственным из них, кто хотел поймать преступника и шел за ним по пятам не один месяц. Разве виноват Синчэнь, что гора Баошань неприступна, а потому пострадали не его близкие? Сяо Сичнэнь и так сделал для друга все, что мог. Он не в силах был вернуть жизнь монахам, но смог вернуть Цзычэню его здоровье. Он не ждал благодарности или уплаты долга, но никак не ожидал, что его прогонят, будто плешивую псину. Не ожидал остаться во тьме в одиночестве. Так стоит ли корить себя, что единственной протянутой в этой тьме рукой оказалась искалеченная ладонь его бывшего врага? Что враг неожиданно сделал для него не в пример больше, чем друг? И что теперь он боится за него так, как боялся бы за спутника на пути самосовершенствования? — Одновременно и да, и нет. Это метка-условие, — объясняет Сюэ Ян, на удивление, не пытаясь вывернуться из крепкой хватки, и Синчэнь, ощущая течение ци его и их ребенка, чувствует себя вернувшимся домой после долгого странствия. — Я выполняю договор, метка сходит. Так как перед Тьмой открыта вечность, на выполнения этого договора у меня есть несколько лет. И пока метка со мной, она… как бы сказать… помогает и защищает. Под изумленным взором Синчэня метка черной струйкой соскользнула с руки Сюэ Яна, зависнув в воздухе небольшой антрацитовой сферой: — Вот они, Тёмные воды во всей красе, — улыбается Сюэ Ян почти безумно. — Чтобы достать камни, пришлось окунуть в них ладонь. Но из Изначального источника ничего нельзя взять просто так. Всему есть цена… — И какова же цена за мою возможность видеть, А-Ян? Зачем? — устало вздыхает Синчэнь, разглядывая испещренную шрамами руку, обрубок мизинца, искривленные пальцы, видя их впервые без перчатки и черной кляксы метки. А потом осторожно касается глубоких рубцов, стараясь не вспоминать о той боли, что перенес его враг. — Это не жизнь и здоровье нашего сына, и это все, что тебе нужно знать, даочжан, — подумав, отвечает омега. — А зачем? Я же говорил. Если умру, не хочу чтобы мой сын жрал крыс по помойкам да в каком притоне задницу извращенцам всяким подставлял. Не хочу, чтобы он узнал силу рода Сюэ тем способом, каким узнал ее я, оставшись один на один с этим миром, в котором святости, жалости и доброты кот наплакал. Будет лучше, если проклятие моего рода закончится на мне… — О каком проклятии речь? — напрягается Синчэнь, вглядываясь в красивые темные глаза и отмечая, что видит, оказывается, без всякого освещения. Полезная способность, хоть и жутковатая. — Да что тут неясного, даочжан? Темные Воды протекали под домом моего клана. И омег этого клана выбрали сосудом. А если учесть, что сила и власть над потоком Тьмы дается через боль, то сейчас я, последний из рода Сюэ, должно быть, сильнее чокнутого папашки Чунхая. И если мне придет в голову однажды пробудить в себе эту мощь, Великим кланам не поздоровится, — недобро улыбается Ян. — Другое дело, в Ланлине я уже насмотрелся на оборотную сторону власти. Только сиди на троне да оглядывайся, как бы сзади кто-то ушлый не пристроился и не отымел тебя во все щели… все эти фальшивые улыбки, слащавые расшаркивания без возможности сказать ублюдку, что он ублюдок… в бою все честно, даочжан. Есть меч, есть сила. И либо ты умрешь, либо — от твоей руки. Третьего не дано. А лить елей речей — это по части Мэн Яо, мне мир у ног и даром не сдался. Что надо взять — возьму, кого надо убить — убью, кого надо защитить — защищу и без Главной Печати кланов. А что до Байсюэ, то время есть. Как минимум, четыре-пять лет, чтобы хорошо подготовиться, найти твоего Сун Ланя и помочь монахам. Если Сун Лань где сгинул, то они, вероятнее всего, умрут окончательно. Ложись спать, Синчэнь, и так светает уже. Ян встает с его коленей, но Синчэнь не отпускает его ладонь, в которую вновь впитались Темные Воды: — Та комната холодная, А-Ян. Давай, я туда пойду? Или ложись со мной? Я даю слово, что не трону… — А, может, я хочу, чтобы ты тронул? — похабно лыбится Чэнмэй, заставляя Синчэня покраснеть и опустить голову: — Давай спать, ладно? Сюэ Ян сдержал слово. Через две ночи талисманы и амулеты были готовы, его левая ладонь вновь порезана, а кровью на белых одеждах были начертаны неведомые ему защитные печати. — Не кривись, отстираю, как вернемся, — шипит Ян в ответ на попытку возмутиться, но неверно понимает причину недовольства. Синчэню, вопреки всему, не хочется видеть его кровь. Защитные талисманы также облепляют дом, А-Цин получает от Яна четкое указание никуда не ходить и никому не открывать, и они встают на мечи. До Байсюэ чуть меньше суток пути на мечах…