Тёмные воды (21+)

Сяо Синчэнь прилег на кровать рядом с мужем, осторожно обнимая его и считывая энергию ци в его напряженном даже в забытьи теле. Светлой ци в А-Яне было всего ничего, будто кот наплакал, меридианы все еще оставались насыщенными тьмой, но ее концентрация понемногу стягивалась к проклятой метке на левой руке. Чэнмэй спал уже почти пять часов, слуги, как и было обещано, принесли воду, и Сяо Синчэнь прицепил к ней талисман, не дающий воде остывать. То же он сделал и с едой. Вдруг Сюэ Яна буквально подкинуло на постели — он резко сел, сгибаясь и прижимая к себе левую кисть со сдавленным стоном. — А-Ян… — Синчэнь встревоженно подскочил следом, мягко обхватывая мужа за плечи, но тот резко дернулся, словно обжегся, и отстранился с хриплым: — Не трогай, твою мать! — Что с тобой? — Синчэнь так и застыл со вскинутыми над А-Яном руками, не зная, как поступить. Его паре было больно, он это чувствовал сквозь любые барьеры, но тот явно не хотел его помощи, хотя Сяо Синчэнь только и мог думать о том, что сделать, чтобы унять боль, граничащую с агонией. — Откат, — сквозь зубы прошипел Чэнмэй, чуть выпрямляясь и шумно втягивая воздух в легкие. — Бьет по больному. Обычно, если переусердствую в обращении с Тьмой, рука ноет пару дней. Но такого уже давненько не было. Только когда я восстановил Иньскую Печать. — Как помочь? — Синчэнь старается говорить тише и меньше, понимая, что любой звук сейчас для мужа в голове громыхает набатом. — Да никак. Светлую ци мне пока передавать нельзя. Так что если ты хотел напоследок предаться весенним играм — не выйдет. Терпеть придется, — усмехается Чэнмэй, вновь откидываясь на подушки. Ему кажется, что он вернулся в самые страшные дни своей жизни, когда рука была раздроблена и практически гнила, и боль, описаний которой нет ни на одном языке мира, выворачивала каждый его нерв наизнанку. Что тогда, что сейчас он собрал всю свою волю в кулак, чтобы позорно не разреветься. Один плюс — метка медленно насыщалась его агонией и немного побледнела. — А иглы и теплая вода могут облегчить боль? — не отстает даочжан, вставая и доставая из мешочка набор игл. — Ты что, с собой полдома притащил? — хмыкнул Сюэ Ян, глядя на суетящегося супруга. — Может, и поможет, никогда не было возможности проверить. — Я не знал, что может произойти, поэтому взял всего понемногу. Есть обезболивающий отвар еще, выпей, а я поставлю тебе несколько игл. Надо только приспустить одежду, давай, я помогу, не делай резких движений. Сюэ Ян больше не отстраняется от Синчэня, но напрягается под его прикосновениями, как в самый первый день их встречи на подходе к городу И. — А-Ян… я же не пытать тебя собираюсь. Скажи, что мне сделать, чтобы ты простил меня, идиота? Я тебя любил, люблю и буду любить, что бы ни случилось. Я знаю, что ты тоже любишь меня и не обманываешь. И знаешь, даже если бы ты околдовал меня, я бы не сопротивлялся. Прошу, давай помиримся. Да, ты не сказал мне сразу, какие еще козыри держишь в рукаве, я, волнуясь за тебя, додумался гуй знает до чего, но разве оно стоит того, чтобы перечеркнуть все то время, что мы были вместе, и все то время, что можем быть вместе? А наши мальчики? Мы нужны им оба. — Почему не вернулся к ним домой? Я в няньке не нуждаюсь. А так, мог хотя бы попробовать свалить с детьми, пока я отлеживаюсь, — фыркнул Чэнмэй, чувствуя, как в иглы впиваются в точки пересечения духовных меридианов. — Они в безопасности дома, Баошань санжэнь не сможет найти наш дом так быстро. Но если твой отец преодолеет иллюзию, она сможет найти здесь тебя. Не хочу, чтобы она продолжила начатое и пострадала сама или навредила тебе. Она мне была матерью долгие годы, и до сих пор у меня не укладывается в голове то, что наставница отреклась от своей дочери. Что оставила тебя на произвол судьбы. Я даже представить не могу, какую обиду и злость ты держишь на нее и своего отца… но не думаю, что чья-то смерть исправит случившееся. Прошлое не изменится, если они умрут. И Баошань санжэнь не искупит свои прошлые ошибки, избавившись от тебя, как от живого напоминания о них. Я не допущу, чтобы наставница тебе навредила. — Даже если придется с ней драться? — хмыкает Сюэ Ян. Боль, и правда, понемногу утихает. — Я уже поднял на нее меч сегодня. И считаю, что поступил правильно. Ты спас всех, кроме того монаха, что первым соприкоснулся с Темными Водами. Это тридцать восемь жизней. Не считая тех, кто еще мог пострадать от этой энергии. А-Ян, ты научил меня, что не бывает только черного и белого. Серого в мире тоже предостаточно, и рубить с плеча нельзя. Я рос со знанием, что темная энергия и темные заклинатели — это абсолютное зло, а ты каждый раз умудряешься показывать мне, что в этой жизни все неоднозначно. Но в одном я уверен: я буду тебя защищать, что бы ни произошло, — Синчэнь ставит последнюю иглу, и это, на удивление, срабатывает — боль понемногу отступает, из агонизирующей становясь ноющей. Сюэ Ян прекрасно видит, что Синчэнь с ним искренен сейчас. Гуй болотный, да он в вихрь тьмы шагнул без сомнений, рванул за ним в темный портал и сейчас борется с его отходняком после применения двух запрещенных еще небеса знают когда заклинаний. Он не читает нотаций за применение иллюзий, обращается, словно с хрустальным… но обида все равно сдавливает грудь: неужели, всю жизнь нужно, стоя на пороге смерти, доказывать, что ты — не абсолютное зло, умеешь любить и беречь… и выдержат ли их чувства эти проверки на прочность? — Тебе лучше? — Синчэнь сейчас осторожно ластится к нему, словно большой кот, и глухое раздражение постепенно уходит — вместе с иглами, покидающими его тело. Но когда муж вынимает последнюю, сильная судорога сводит искалеченную руку, и Сюэ Ян не сдерживает крика — боль слишком резкая, тут же отступившая совсем, просто куснувшая напоследок. Но дверь в их комнату открывается, в Сяо Синчэня летит кинжал, Сюэ Ян машинально направляет поток темной ци в нападавшего и впечатывает его в стену: — Юншэн? Ты вконец охуел? — шипит Чэниэй, когда видит, кого вмазал в старое дерево. — Ты кричал… — прохрипел Цзу Юншэн. — Что он с тобой сделал? Почему он говорит, что твой муж? Что с тобой случилось? — Слишком много вопросов, идиот, — Сюэ Ян трет виски, устало вздыхая: — Он говорит, что мой муж, потому что это правда. Он со мной ничего не сделал, со мной ровным счетом не случилось ни-че-го. А вот что с тобой не так? Вламываешься ко мне посреди ночи? Бессмертным стал? Не будь я измотан сейчас, ты бы к праотцам поклоны бить отправился, придурок! Учил вас, учил, недалеких, а толку… двое поперлись в Байсюэ прямо в лапы опаснейшей темной сущности, ты… ты в принципе всегда был безнадежен, — по мере того, как Чэнмэй отчитывает мужчину, то сникает все больше и больше: — Прости, А-Ян. Я просто волнуюсь за тебя. До сегодняшнего дня я был уверен, что ты убит. Ты говорил сейчас о Лю и Гане? Что с ними? Они погибли? — Юншэн с тихим стоном поднялся на ноги, потирая ушибленный зад, и Синчэнь не сдержал легкой усмешки. Не похоже, чтобы его мужу нравился этот человек как потенциальный альфа. — Думаю, к утру будут в этом городе, если пойдут к тебе, — Сюэ Ян устало откинулся на подушки. — Что из столицы слышно? Как там наш Верховный поживает? — Эй, ты же не собираешься… — бормочет Юншэн. — Он строит сторожевые башни, часто торчит в Гусу. Приблизил к себе Чан Пина, тот реставрирует поместье, которое ты разнес к гуям. — Вот как значит? Мальчик вернулся под крыло отцовского дома… — тянет Сюэ Ян, и Синчэню этот тон очень не нравится. Он уже знает — если Чэнмэй решит закончить начатое, его никто не остановит. Даже собственный муж. — Спасибо за новости. А-Шэн, прости, что приложил, но со мной все хорошо. Рядом с Сяо Синчэнем мне уже очень давно ничего не угрожает, просто снова очень сильно болит рука, это не его вина. Сейчас мы оба хотели бы отдохнуть, ты не поверишь, какой длинный сегодня был день. Завтра я тебе все расскажу, даю слово. И, прошу тебя, не говори никому, что мы здесь. К обеду, если не раньше, нам нужно будет убраться из города. — Кому ты опять насолил? — вздыхает Юншэн. — Если скажу, что никому, а меня преследует проклятие моего рода, поверишь? — хмыкает Чэнмэй. — Зная тебя, я могу поверить в одиннадцатихвостую лисицу, — отвечает А-Шэн. — Простите меня. И доброй ночи вам, отдыхайте. Вода и еда не остыли? — Все в порядке, — ответил за них Сяо Синчэнь. — И вам доброй ночи, господин Цзу. За хозяином постоялого двора закрылась дверь, и Чэнмэй покатился со смеху: — О, небеса, с такими друзьями, как эти придурки, врагов не надо! Я ведь ему говорил, что однажды он попадет ко мне под горячую руку. — Он, кажется, давно и серьезно влюблен в тебя, — со вздохом говорит Сяо Синчэнь. — Так бездумно бросился к тебе на помощь, зная, что если я решу драться всерьез, у него не будет ни единого шанса… — Даочжан, да ты, никак, уксуса отхлебнул? — смеется Сюэ Ян. — Ну, а что... разведемся, может, и рассмотрю его кандидатуру, уже лет восемь-десять сохнет по мне, удивительная преданность чувствам. Да и не будет таких проблем, как с тобой, он сам — темный… — и Чэнмэй может этот миг поклясться, что слышит сорвавшийся с уст своего пока еще мужа рык: — Только через мой труп, — в тот же миг он оказывается вдавленным в мягкую постель, а губы даочжана как никогда настойчиво впиваются в его рот. — Пока я жив, любовь моя, я тебя никуда и ни к кому не отпущу, — шепчет Сяо Синчэнь, отрываясь от любимых губ, которых, кажется, не касался целую вечность. — Ты сможешь встать? Нужно помыться и поесть, а потом как следует выспаться. Не помрет твой друг без ваших разговоров, — он нехотя отстраняется от мужа, которого вообще не хочется сейчас выпускать из объятий. — Ты-то, кажется, сейчас не о еде и помывке думаешь, а, муженёк? — слышит он насмешливый голос и смеется в ответ: — Думаю, это сложно скрыть, но сейчас это не так важно, верно? Ты устал, и… И его тянут назад в постель: — Какой смысл мыться дважды, даочжан? Кажется, тысячелетие прошло с того вечера, как он касался Сюэ Яна так, как имеет право только супруг. Он осторожно стягивает с него нижние одежды, лаская губами каждый цунь обнаженной светлой кожи, спускается поцелуями вниз, без стеснения обхватывая губами уже и без того возбужденный член мужа и добиваясь первого стона его наслаждения. — Может, ты и масло с собой прихватил? — сквозь стоны выдыхает Чэнмэй. Он прекрасно знал, как тяжело будет оставить Сяо Синчэня, если придется все же решиться на это, и сейчас был готов сдаться и впервые в жизни плюнуть на свое предыдущее важное решение — все-таки Сюэ Ян любил этого человека как никого другого и чувствовал, что Синчэнь, не смотря ни на что, тоже любит его и пытается принять таким, каким он был. — Может, и прихватил, — говорит Синчэнь хриплым от желания голосом, умудряясь не отрываясь от дела, нащупать в мешочке нужный флакон. — А-Ян, ты действительно хочешь этого сейчас? — А не заметно? — улыбается Сюэ Ян. — Сяо Синчэнь, твои подозрения на самом деле сделали мне безумно больно. Я, правда, не знаю, что еще мне сделать, чтобы ты начал по-настоящему мне доверять. Но ты и наши дети — единственное, что мне дорого на этой земле. Я пережил столько, что думал, будто меня уже ничто на белом свете не проймёт, но, наверное, если я потеряю и вас, это меня доканает. Я раньше даже понятия не имел, что могу кого-то полюбить так сильно, как люблю сейчас тебя, А-Чэнь, — он снова назвал его так! В сердце Синчэня вспыхнула надежда на то, что все наладится, и Чэнмэй все же не станет разрушать их союз. Это будет их самой страшной ошибкой из всех совершенных. — А-Ян, ты как-то сказал мне, что убьешь за меня и умрешь за меня. Сегодня, когда пришла Баошань санжэнь, намеренная покончить с родом Сюэ окончательно, я понял, как никогда ясно, что тоже способен на все это. Умереть за тебя и убить любого, кто посмеет причинить тебе вред. Даже ее. И пусть это неправильно, пусть это почти помешательство, мне все равно. Все равно, на что ты способен, все равно, что ты сделал в прошлом, плевать скольких ты убил и убьешь… я больше не смогу без тебя. Мы уже давно одно целое. — Пока еще нет, — улыбается Сюэ Ян теперь без горечи или злости, той нежной улыбкой, в которую Синчэнь тоже безнадежно влюблен, и притягивает мужа к себе. Будь проклята его гордость, не сможет он от этого отказаться. — Разводитесь, значит? — с горечью шипит Юншэн, который вышел из комнаты, но не нашел в себе силы уйти далеко, поэтому вернулся к двери, услышав какую-то не похожую на купание возню. — У меня никогда не будет шанса, да? *** Все утро А-Ян проводит в компании Цзу Юншэна и пришедших к постоялому двору затемно Лю и Гана, они говорят о прошлом, о том, что случилось с друзьями за годы вынужденной разлуки и даже пропускают по стакану вина несмотря на раннее время. Но очень быстро Сюэ Ян сворачивает их посиделки, еще раз предупреждая не трепаться о нем, хотя знает и так — эти ребята — могилы, когда дело касается секретов и тайн. Они друг друга еще ни разу не подставили. — Ладно, парни, я, правда, очень рад, что вы все живы и в порядке, но нам надо домой, — улыбается он, думая о том, что уже скоро увидит своих детей. — Вот гуй, так ты и вправду одомашнился? А-Ян… я думал, это невозможно. Муж и трое детей? И именно Сяо Синчэнь, с которого ты хотел живьем кожу содрать? Не верю, — смеется Лю. — Сам порой не верю. Если захотите повидаться, ищите меня в городе торговцев похоронными принадлежностями, — коротко кланяется он. — А-Шэн, Синчэнь отдал деньги за ночь твоей служанке. Нам на самом деле нужно возвращаться. Парни, не вляпывайтесь больше так сильно, ладно? Я больше вам не нянька! — Постараемся, — улыбается Ган. — А-Ян, я так рад, что ты в порядке и нашел свое счастье. Ты заслужил хоть немного после всего дерьма, что случилось. Береги себя. — Обещаю. Сяо Синчэнь, мне портал открыть или на мечах полетим? — Давай лучше полетим? Ты и так вчера переусердствовал, я думаю, тебе пока не стоит снова творить такие сильные и энергозатратные заклятия, — отвечает Сяо Синчэнь. Все это время он провел за одним столом с ними, ведь было решено поговорить за завтраком, и успел убедиться, что эти альфы глубоко уважают его мужа и на самом деле могут назваться если не его друзьями, то добрыми приятелями уж точно. Кажется, они искренне беспокоятся о нем. — Сяо Синчэнь, — когда они встают, Ган Бэй окликает даочжана, некрепко хватая того за плечо, — я вот что хотел сказать… судя по всему, что мы с парнями услышали, вы на самом деле любите друг друга и стали настоящей семьей. Поэтому спасибо тебе. Спасибо, что смог принять его со всем тем грузом, что он носит в себе с раннего детства. Мы знаем о нем не так много, но даже этого достаточно, чтобы понимать — он знатно натерпелся от проделок судьбы. — Ты не представляешь, насколько, — шепчет Синчэнь, вспоминая ту первую ночь, когда он узнал, с кем делил кров и постель на самом деле. — Береги его, пожалуйста, — к ним подходит Лю Вэньмин, — а если нет — не знаю, как, — но мы с тебя три шкуры спустим. Он нам как младший брат. — Даю слово, — обещает Синчэнь, выходя вслед за мужем из постоялого двора и кланяясь его друзьями на прощание. — Что, угрожали? — смеется Чэнмэй, и Синчэнь зеркалит эту улыбку: — Не так уж и сильно, А-Ян. Домой? — Да, идем. Выйдем из города и полетим, — отвечает он. — Господин Сюэ, подождите! — слышит Чэнмэй, оборачиваясь. — К ним практически бегом несется его сестра. — Тебе кто встать разрешил, дура? — шипит Чэнмэй. — Прости! Мне, правда, намного лучше, дом совсем рядом. Тебя ведь зовут Сюэ Ян, да? — Ну? — Брат мой, — девушка вежливо кланяется, — мама сказала, что ты ненавидишь нашу семью из-за отца, который отрекся от тебя, но все же пришел спасти меня и вытерпел ту ужасную боль. Я взяла на себя куда больше, чем могу, потому что отец вечно хочет, чтобы я стала сильным заклинателем, но было глупо думать, что я так легко справлюсь. Я подвергла опасности себя, тех, кто был рядом, и причинила боль моему младшему брату. Прости меня. И прими мою благодарность, А-Ян. Ты, рискуя собой, сохранил эту бесполезную жизнь. — Ты не бесполезная. Твой потенциал куда выше, чем у Сюэ Фэнга. Энергия Инь — изначально женская энергия, альфам она плохо подчиняется, Старейшина Илина был исключением. Тебе нужно где-то полгода или чуть больше на восстановление. Медитируй, укрепи Золотое Ядро. А потом спроси у хозяина этого постоялого двора, где найти меня, и приходи. Тебе нужен хороший учитель, а не этот идиот, который смеет называться чьим-то отцом. Ты не враг мне, и я не испытываю к тебе ненависти, сестра, — отвечает Сюэ Ян, и девушка вновь кланяется ему: — Спасибо! Ты, правда, позволишь мне приехать к тебе в гости? И учиться у тебя? — При одном условии — твой отец не попадется больше мне на глаза. Будет лезть — убью. Так ему и передай, договорились? — улыбнулся Чэнмэй девушке, очень похожей на него самого. — Мы рады, что вам лучше, молодая госпожа Сюэ, — улыбается ей Синчэнь. — И мы будем рады вам у нас дома. По правде говоря, я очень счастлив, что у Чэнмэя есть родные. Поэтому поправляйтесь скорее. Я не сторонник применения Темной Энергии, но думаю, если уж она практикуется кем-то, то должна практиковаться умело, с умом. Твой брат, наверное, единственный в стране заклинатель, кто действительно понимает, как с нею обращаться, чтобы обернуть эту силу во благо, а не во вред. — Вы тот самый даочжан Сяо? Когда мама сказала, я ушам не поверила… придется поверить глазам, — Сюэ Юнру вежливо улыбнулась супругу брата. — Я обязательно воспользуюсь этим предложением. А-Ян, спасибо тебе еще раз. Знаешь, я всегда очень хотела иметь родного брата, но я далась маме непросто, и она не смогла больше родить ребенка. Я счастлива, что на этой земле у меня есть ты. Мама тоже просит кланяться тебе и передать, что она не пережила бы, если бы меня не стало. Она очень благодарна тебе и говорит, что если бы отец имел хоть каплю чести признать, что был неверен ей, и забрал тебя после смерти твоей мамы, она приняла бы тебя и полюбила как собственного сына. Поэтому если однажды она или я сможем тебе хоть чем-то помочь, ты всегда можешь прийти в наш дом, словно в собственный. А сейчас мне пора домой. Вернитесь домой в благополучии! — Юнру вновь кланяется и уходит. — Это так странно… я всегда знал, что у него другая семья, но никогда не думал, что встречу их, да еще при таких обстоятельствах, — вздыхает Сюэ Ян. — А она кажется очень милой девушкой. Наверное, ей на самом деле понадобится твоя помощь. Иначе она погубит себя. Все же темная энергия куда строптивее светлой, — грустно улыбается Синчэнь. — На самом деле — нет. Она куда проще в обращении. Но если светлая требует определенной сдержанности и дисциплины, более плотной работы над своим телом и духом, то Тьма куда более гибкая и простая в освоении, но лишь на первый взгляд. Оттого так много тех, кто сходит с ума, беря на себя больше, чем могут, но даже не осознавая этого. Из-за этой внешней простоты. Но при должной подготовке она так же послушна и верна заклинателю, как светлая, — за беседой супруги вышли из города и встали на мечи. — Отсюда к дому ближе, — говорит Сяо Синчэнь, — наверное, к вечеру уже вернемся. — Пожалуй, — соглашается А-Ян. И, действительно, еще до сумерек они вошли в свой дом, по которому ужасно соскучились за минувшие сутки. — Папа! Отец! — крик А-Вея прервал спокойную тишину их стоящего на отшибе жилища, мальчик тут же бросился к родителям, которые оба заключили ребенка в свои крепкие объятия. — Вернулись? Слава небесам! — А-Цин вышла на крыльцо встречать названных братьев. — У вас все получилось? И ради всего святого, скажите мне, что вы помирились?