ID работы: 10778916

Вэлкам ту Ebenya

Слэш
NC-17
В процессе
496
Горячая работа! 278
автор
KirikoSan гамма
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 234 страницы, 12 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
496 Нравится 278 Отзывы 207 В сборник Скачать

Я задыхаюсь (мог бы от нежности, но кто бы меня спрашивал)

Настройки текста
Примечания:
      Жене кажется, что он и глазом моргнуть не успевает, а каникулы уже заканчиваются. И он, безусловно, был бы слишком уж пафосным, если бы сказал, что они изменили его жизнь, но что поделать, если и правда изменили? Существуют же вещи, которые странно осознавать: они просто существуют как данность, а потом ты вдруг фокусируешь на них своё внимание, и они кажутся странными.       Вроде бы совсем недавно учил таблицу умножения, а теперь считаешь логарифмы. Вроде бы совсем недавно впервые увидел английский алфавит, а теперь можешь выразить любую мысль, даже не задумавшись. Вроде бы совсем недавно жил в Питере и бывал у бабушки с дедушкой чуть ли не каждые выходные, а теперь вы только созваниваетесь, потому что ты почти в Москве.       Вроде бы совсем недавно понятия не имел, кто такой Арс, а теперь с абсолютной уверенностью понимаешь, что влюблён.       У него холодеют ладони, когда он впервые это осознаёт. Не в тот момент, когда его в похмельном тумане захлёстывает волна эмоций, а именно когда он доходит до этого со всей ясностью — буквально через пару дней после первого осознания. И вроде бы это не должно было стать неожиданностью, но его чувства к Арсу настолько отличаются от всего того, что он испытывал раньше, что его прибивает к полу. Он, конечно же, любит маму, Ваську, бабушку с дедушкой и, пожалуй, Дениса. И он думал, что любил Дашку, но... но потом с ним случился Арс, и всё, что было раньше, перестало иметь значение.       Забавно, но первый испуг проходит быстро. Он не уверен, что готов сейчас признаться Арсу (или даже уверен, что не готов), или хочет услышать это от Арса, или в принципе собирается что-то менять; ему просто становится спокойно, когда он наконец понимает, что за эмоции теснятся внутри. Будто по щелчку страх проходит, уступая место странной уверенности, а она действительно странная, ведь они с Арсом ни разу даже толком не разговаривали, но Жене с ней настолько хорошо, что кажется, он сейчас может весь мир удержать одной левой.       Арс тусит у него почти все каникулы. Упорно не остаётся на ночь (а Женя предложил ещё в первый день; Арс тогда отговорился парами, и Женя чуть не сгорел со стыда в мыслях, что зачем-то куда-то чудовищно торопится, когда у них впереди уйма времени; Арс, конечно же, понял, что Женя загнался, и совершенно мастерски его отвлёк), но приходит до или после универа и остаётся допоздна. Даже на созвонах с репетиторами не уходит, а тихо сидит на диване с ноутом и конспектами.       Но самый важный — во всяком случае, для Жени — разговор у них происходит уже в конце каникул. Стоя на тёплом полу кухонного балкона, он курит в открытую створку и думает: ужасно несправедливо, что время летит так быстро именно тогда, когда ты больше всего хочешь застыть в моменте. Ему очень нравится здесь. Особенно — когда в шезлонге рядом сидит Арс и, запрокинув голову, его разглядывает. Даже затягиваться забывает: сигарета наполовину стлела, и пепел осыпался на плитку.       Женя тушит в пепельнице сигарету, зябко ведёт плечами — на улице давно не лето, а он даже без майки — и закрывает окно. Забирает сигарету и у Арса и садится по-турецки на пол напротив, положив ладони чуть выше его коленей. Смотрит снизу вверх, сдувая с глаз кудри, и тоже молчит. Ещё утро, и на балконе светло, а здесь, внизу, они будто в безопасности, никому не заметные с улицы.       — Почему у тебя на лопатке Икар? — вполголоса спрашивает Арс; Женя наклоняет набок голову, и будто на автомате Арсовы пальцы мигом оказываются у лица и убирают со лба непослушные пряди. — Я помню, мы как-то вроде бы обсуждали, но почему именно этот сюжет?       — Он уже падает, — так же тихо отвечает Женя и подставляется под руку, как кот. — В мифе Икар — гордец, познавший свободу и забывший об отцовских предостережениях, но что если... я его переосмыслил немного. Дедал был заточён в тюрьму, искал способ выбраться и нашёл его, он же был гениальным изобретателем. И когда решил забрать с собой сына, предупредил его, что нельзя лететь ни слишком низко, ни слишком высоко. Но Икар думал, что Дедал сломлен Миносом и больше не верит в свой талант, и решил доказать отцу, что он неправ. Зачем-то решил. Он мог бы выбрать ничего и так и не узнать, что такое полёт. Но он прислушался к отцу, решил что-то ему доказать, выбрал всё. И поплатился. Это мгновение до смерти. Последние секунды жизни Икара, когда он думает, что...       — Что если бы он думал о себе и здравом смысле чуть больше, мог бы жить в полёте, — продолжает Арс, и Женя сглатывает.       Мог бы.       Арс — первый человек, который понял. Который знает это и сам, потому что в его фразе нет ни намёка на вопрос.       — Даже если бы он вовремя понял, что поднялся слишком высоко, он мог бы опуститься ниже и остаться в живых, но уже тогда он выбрал всё. Он поставил всё, что у него было ценного, на не сыгравшую ставку. Так что, — Женя хмыкает и бодрее договаривает: — Икар и опалённые крылья об этом, а перечёркнутое «All or Nothing» — про маленькие, но взвешенные шаги на пути к цели.       Арс дотягивается рукой до плеча, на которое заходит несколькими перьями рисунок, и легко гладит его пальцами, смотрит будто куда-то сквозь. Женя укладывает подбородок на его колено, придвигается чуть ближе и прикрывает глаза. Его перекрывает невыносимой нежностью и захлёстывает чувством единения, но Арс будто специально не даёт застрять в этих ощущениях надолго, потому что спрашивает:       — Что с твоим отцом? — и Женя вздрагивает, хоть и ждал этого вопроса, и был готов на него ответить. — Можешь не рассказывать, если...       — Я расскажу, — качает головой он, выпрямляется и оборачивается в поисках телефона: брал же вроде его с собой? — Точнее даже не расскажу. Ну то есть... не придётся рассказывать, — смято заканчивает он, дотягивается до телефона и снимает блокировку.       Где-то далеко-далеко в архиве телеги у него спрятан частный канал из единственного участника, куда он раньше сохранял всякую херню, а потом отправил в него последнее голосовое и скинул в архив, чтобы глаза не мозолил. Чтобы не было соблазна переслушивать каждый день.       Чтобы не ненавидеть себя ещё сильнее, чем тогда.       Ух. Как, оказывается, тяжело заставить себя нажать на кнопку и впервые за полгода с хером услышать голос человека, который тогда за несколько минут вынул из него душу. Он сжимает в кулак заледеневшие вмиг пальцы и под непонимающим Арсовым взглядом всё же решается и нажимает.       Внутренности сковывает стыдом с первой же секунды.       — ...решил! А об отце с матерью, о бабушке и дедушке своих любимых ты не подумал, нет? Позорище! Тебе самому не смешно? А не противно говорить об этом? Что ты вообще можешь об этом знать, Женя, тебе семнадцать лет, ты в этой жизни ещё ничего не понимаешь, один мусор этот ваш испорченный в голове! И лезешь всё туда же! Это всё ваше поколение развращённое, с этими вашими аниме и неконтролируемым доступом к интернету, мы слишком много свободы вам дали, и зря! Хотели же как лучше, чтобы у вас было всё, чего у нас не было в детстве, чтобы не нуждались ни в чём, чтобы для вас всё было открыто, но мы хотели, чтобы у вас знания о мире были и интерес, а не вся эта пидорасня в головах! Ты Даше своей скажи, что ты пидор! Да её родители тебя засадят и будут правы, потому что мы в другой стране живём! У нас, слава богу, ценности другие совсем, и никогда в жизни это нормой не станет, не просто так была в Советском союзе статья за мужеложство! Надо было отбирать тебя у матери и воспитывать нормально, чтобы тебе это дерьмо толерантное даже в голову не приходило! Маргарита вместе с родителями своими доигрались, в жопу тебя всё детство целовали, пылинки сдували, любое желание по первому требованию исполняли, и где она теперь, эта вседозволенность? Дожили, молодцы, сын и внук решил, что он пидорас! А ты давай, им попробуй сказать о том, что хочешь, чтобы тебя пялили как девочку, посмотри на их реакцию! Думаешь, они тебе и это с рук спустят? Как бы не так, сынок, нас по-другому воспитывали! Это вы сейчас испорченные и думаете, что всё это норма, таким уж уродился, но рождаются все нормальными, это ваша вседозволенность вам всё искажает. Мне даже говорить об этом противно, а говорить об этом собственному сыну просто отвратительно, ни одному отцу я такого никогда не пожелаю! Такой сын — позор для любого отца, и мне не о чем с тобой говорить, пока ты не прекратишь играть в эти свои игры и не поймёшь, что ты нормальный, а не какой-то гомик!       — А если не пойму? — Ох, Женя и забыл совсем, что он и сам тогда что-то говорил. Впрочем, не знал бы он, что они тогда с отцом были вдвоём, даже и не узнал бы себя, настолько затравленно и по-другому звучит его голос.       — Значит, у тебя больше нет отца. И подумай, что тебе дороже. Нормальный отец, который кое-чего в этой жизни достиг и всегда тебе поможет, или этот педерастический мусор в твоей голове.       Запись заканчивается, а Жене всё кажется, будто отдаётся от углов балкона и ввинчивается в мозг. Как же он тогда себя ненавидел за то, что разочаровал отца! И ведь поверил почти каждому слову. Это только сейчас в ответ на всю эту чушь внутри волной поднимается злость, а тогда он был растерян, ничего не понимал и просто хотел, чтобы кто-то помог ему разобраться.       Как сильно всё изменилось за полгода.       — Как ты решился ему признаться, если, судя по этому дерьму, он — гомофоб, каких поискать, с прополощенными Совком мозгами?       — Не знаю, — пожимает плечами Женя, — мне казалось, я же ему сын всё-таки. И я... — он мнётся и усмехается, — я очень был напуган тогда. Хотел, наверное, услышать от него, что это нормально, возраст такой, гормоны шалят, да что угодно, главное — что у всех бывает, а потом проходит. Я тогда ещё не знал, что это не у всех бывает.       — А что тогда случилось? Я имею в виду, почему ты вообще решил, что ты гей?       — У тебя есть сомнения? — скептически спрашивает Женя, но Арс его настроение не поддерживает, продолжает смотреть внимательно и даже будто слегка с укором. — У нас пацан по обмену был в школе, австриец, на него все девчонки сразу залипли. Спросили, есть ли у него в Австрии девушка, а он просто сказал, что есть парень. Вот. И на меня это такое впечатление произвело, я почему-то стал на него постоянно внимание обращать, хотя сейчас уже не уверен даже, что он мне нравился. Просто, ну... что-то, что выбивалось, понимаешь?       — О, более чем, — с улыбкой кивает Арс.       — Чего ты?       — Ничего. Неважно, — отмахивается он, — а что дальше? Вы встречались?       — Нет! — возмущается Женя. — Во-первых, я сказал уже, что у него был парень, и у меня была девушка, а во-вторых... не знаю, я думал, что смотрю на него, потому что раньше геев никогда не встречал. И как-то ещё попробовал гей-порно посмотреть, а потом мне ночью секс с Лео приснился. Ну и утром я очень загнался.       — Это так теперь называется, да?       — Ну Арс!       — Извини, — он поднимает руки ладонями вверх, — напрашивалось. Так а что с отцом?       — Да он нормальным был всегда. Не то чтобы, знаешь, у нас когда-то были разговоры об ориентациях, чтобы я мог наверняка знать, что он гомофоб. Ну, догадывался, конечно... — Женя приподнимает плечи и так и остаётся сидеть, будто спрятав слегка голову, — но не думал, что на меня это распространяется тоже. Я же не какой-то там рандомный гей, которого можно любым представить, а его сын. Он меня вырастил. Вопреки своим родителям, между прочим. Мне казалось, что это что-то значит.       — Не понял, — хмурится Арс, наклоняется вперёд и опирается локтями о колени, — что значит, вырастил вопреки родителям?       — Да-а, там обычная история. Мама с папой были молодые, мама забеременела, папа на ней женился, и они года два вместе прожили. Его родители маму не принимали и постоянно ему на мозги капали. А точно ли ребёнок твой, может, от кого-то ещё нагуляла. А от кого ей было нагулять, если они с отцом уже год тогда встречались, а забеременела она в шестнадцать? Ну и он повёлся и бросил нас. Или, может, испугался, что ему родители денег давать не будут, а он сам из обеспеченной семьи, дед в перестройку поднялся. Они с мамой не общались и до сих пор не общаются, даже с праздниками друг друга не поздравляют, у них, по-моему, и телефонов друг друга не было. А со мной время пару раз в месяц проводил, подарки делал хорошие.       — А у него другие дети есть?       — Не-а.       — Прикольно устроился. И бабла родительского не лишился, и воспитывать никого не надо. А вот эти все фразочки про аниме, развращённое поколение, другие ценности и Советский союз — как по методичке.       — Это я сейчас тоже всё понимаю. А тогда так и думал, как он мне сказал. Что я разочарование, думал. Что это со мной что-то не так, думал.       — Но сейчас же знаешь, что всё так? — негромко спрашивает Арс, берётся за Женин подбородок и заставляет поднять взгляд.       Женя кивает — почему-то не может ответить вслух. Смотрит Арсу в глаза и верит как никогда, что всё правильно. Что все разные.       И впервые за полгода думает, что хочет рассказать маме. Она же не такая, как отец. Она приняла его даже айтишником вместо филолога, неужели геем не примет? Женя хмыкает своим мыслям и испуганно думает, что испортит сейчас этот момент с Арсом, но нет. Арс перебегает взглядом по его лицу и говорит:       — Никогда больше не переслушивай эту хуйню.       — Хочешь удалить? — спрашивает Женя и бесхитростно протягивает ему телефон.       Эта запись не нужна была ему все эти полгода и точно не понадобится в будущем. Он знает, что прав, потому что таким родился; у него есть Арс, и с ним легче. Арс, который с сомнением смотрит на телефон в его руке, а потом забирает и в три движения пальцем удаляет голосовое.       И вот здесь Женя понимает, что пути назад нет.       Здесь Женя понимает, что он — всё, по уши. И, по логике вещей, это должно бы его напугать, но оно успокаивает и стучит в голове, пока Арс тянет его на себя, пока жалобно скрипят по полу ножки шезлонга и пока Арсовы пальцы гладят его лопатки.       Ну и пока Арсов неутомимый рот оставляет на шее очередные засосы, что уж там. В конце концов, Жене всегда нравились бадлоны.

* * *

      — Нелепый месяц, пиздец, — ворчит Женя. — Ни туда, ни сюда.       — Говоришь как моя бабушка, — замечает в ответ Света, поправляет задники лоферов и, одёрнув брюки, протягивает руку за сумкой, которую он держал.       — Ну а как ещё реагировать, Свет? Сегодня среда, у нас полторы недели как каникулы кончились, а сейчас ещё полторы — и будут ещё одни. Ну нормально? Что за кастрированный октябрь?       — Да заткнись, — морщится она, — и ни при ком больше так не говори. Нашёлся трудоголик, количество каникул его не устраивает. Будешь в следующем году зубрить к сессии, не забудь записать мне голосовое, как ты счастлив тому, что совсем не отдыхаешь и не спишь даже лишние полчаса. Я тебя заблочу, и на этом наша дружба закончится.       — И что за ерунда?       — Я примерно так же слышу всё то, что ты до этого наговорил, — язвительно отвечает Света, и Женя только собирается ей ответить, как чувствует прикосновение к своему локтю с другой стороны и оборачивается.       — О, — растерянно выдаёт он, — привет.       — Доброе утро, Женя, — тепло улыбается Дзера и, бросив быстрый взгляд на Свету, добавляет: — И тебе привет, Свет.       — Утро, — мрачно кивает в ответ она и смотрит на Женю с подозрением.       Дзера щебечет что-то ещё и, обогнав их перед лестницей, взлетает наверх в слишком короткой для школы юбке — он даже глаза округляет.       — Мне показалось, или я сейчас жопу её увидел?       — Мне показалось, или она тебя клеит? — таким же охреневшим голосом спрашивает Света и вцепляется в его руку. — Жень, ты чего? Нет, то есть кто я такая, чтобы тобой командовать, конечно, да и Рома наверняка не обидится, он адекватный, но ты уверен?       — Да брось, — отмахивается он, — ничего она меня не клеит. Поздоровалась и поздоровалась.       Света максимально выразительно выгибает аккуратную бровь и смотрит на Женю так внимательно, что ему становится неловко, и он переступает с ноги на ногу. Да не может же быть. Он очень медленно мотает головой из стороны в сторону.       — Жень, у меня дежавю, — настаивает Света и морщится, когда кто-то из пролетевшей мимо толпы младшеклашек пихает её плечом, — серьёзно, я это всё видела уже.       — Может, если бы ты мне что-нибудь о ней рассказала, я бы и держался от неё подальше, — ехидничает в ответ он и уводит её в сторону, потому что времени до звонка остаётся всё меньше, а школьников на лестнице — всё больше. — Но это же неправда, да? — спрашивает он почти жалобно. — Зачем ей меня клеить? В этом никакого смысла, у меня же...       «У меня же Арс!» — хочет сказать он, но вовремя прикусывает язык. Давай, Жень, ага. Незапланированный камин-аут перед подругой аккурат в начале дня, не иначе чтобы она максимально комфортно чувствовала себя весь день и с огромным удовольствием проводила время в вашей с Арсом компании. Люди же обычно так и реагируют, мы же в такой стране живём.       Хотя вообще-то Света Ирины фанфики читает, спорит он сам с собой и тут же себя одёргивает. Мало ли что она там читает. Женя вон в Дарк Соулз играет, и что он теперь, нежить?       — Я просто не хочу, чтобы она и тебе сердце разбила, — мягко говорит Света.       — У неё сто процентов не получится, — хмыкает он, но та, не особо убеждённая, только глаза закатывает.       — Теперь ты как минимум в курсе, что она на тебя глаз положила. Я сделала всё, что могла.       Женя нагоняет её на середине лестницы и закидывает руку на плечо, и Света тут же с силой дёргает его за палец, да так, что сустав хрустит, и смотрит на него почти испуганно.       — Я не хотела! Не больно?       — Я охуел слегка, но в целом нет, — успокаивает её он.       Первым уроком у них английский. Англичанка привычно опаздывает, но все сидят тихо, уткнувшись в телефоны, и ждут. Динара Салаватовна распахивает дверь минут через пять после звонка, длинно выдыхает, окидывает взглядом отодвигающий стулья класс и отмахивается:       — Ой, да сидите, сейчас грохот на весь этаж поднимите. Так, где у меня... а, вот. Макаров, Перепёлкина, пришли результаты олимпиады наконец, поздравляю, муниципальный этап девятнадцатого ноября. Здесь же, в школе.       — А результат-то какой? — любопытствует Женя.       — Проходной, — дразнит она, но улыбается и продолжает: — Почти максимальный. У тебя шестьдесят три балла, два недобрал, у тебя, Света, пятьдесят семь. По две пятёрки в журнал подойдёт?       — За школьный этап по две? — будто разочарованно переспрашивает Света, и англичанка вскидывает брови, а Женя смеётся в ладонь.       — И это я-то ботан и зануда? — шепчет, наклонившись, и Света на него шикает.       — Вы просто тогда, Динара Салаватовна, за остальные этапы не откупитесь, — добавляет она, и класс ржёт, а следом смеётся и сама англичанка.       — Ой, Света, с тобой торговаться — себе дороже, — говорит будто с укором и даже пальцем грозит, но улыбку не прячет. — Хорошо. За школьный этап по одной, но ещё по одной — за то, что прошли на следующий. Так подойдёт?       — Подойдёт, — великодушно кивает Света. Динара только головой качает и начинает наконец урок.       По средам у них по семь уроков, причём три последних с чьей-то лёгкой руки — физика, геометрия и алгебра. У них, конечно, физмат, но не настолько же, чтобы подряд ставить три самых сложных предмета в старшей школе, когда в начале дня стоят абсолютно не напряжные английский, литература и сдвоенная информатика. В Жениной голове после уроков — карусель из октаэдров, задач и теорем, и ему ужасно хочется переключиться, но не настолько внезапно, как предлагает сидящая на парте и болтающая ногами Света. Потому что она спрашивает:       — Кстати, а у тебя же кто? — и Женя смотрит на неё, тупо моргая.       — Чего?       — Я тебе сказала утром про Дзеру, а ты сказал: «У меня же...» — и не договорил. Так кто у тебя?       У него позвоночник холодом сковывает, и он не то что ответа не находит, а вообще будто все слова разом забыл. Света, ты хули такая внимательная, Света?        — Какая разница? — браво, Макаров, ответ в духе пятого класса.       — Никакой, но интересно, — нараспев отвечает Света и спрыгивает на пол. — Вот если бы мне кто-то нравился, я бы тебе сказала.       — Ясно, — мрачно отвечает Женя, идя к двери. Света чуть ли не вприпрыжку бежит следом.       — Нет, ну я серьёзно. Просто со своей из Питера ты расстался. Лучшие девчонки из одиннадцатых, понятно, у нас в компании. Есть ещё Лилька в параллели, но она давно на Руса запала. Со мной всё ясно, мы друзья. А что насчёт Динки?       — Так ей Арс нравится, — отвечает Женя быстрее, чем успевает подумать, мгновенно прикусывает язык и почти испуганно смотрит на Свету, но та неожиданно морщит нос.       — Да, но там другая история, она себя уговорила просто как-то.       — В смысле? — обалдело переспрашивает он.       — Ну, — неопределённо разводит руками Света, — всем кто-то нравился, а ей нет, а тут Арс. Выше неё, а это сложно, ты сам понимаешь, старше, смешной...       — Подожди, — перебивает её он, — ты зачем мне это рассказываешь? Это вообще не по-дружески. По отношению к Динке, я имею в виду.       — А что такого? — удивляется она. — Тем более ты сам всё заметил. Арс — единственный человек в мире, который не замечает. Или делает вид, что не замечает, мне всегда казалось, что он с ней как-то дистанцию держит.       Женя только кивает задумчиво, пока Света продолжает тарахтеть и перечислять девчонок, причём теперь переключается на десятиклассниц. Он старательно изображает активное слушание: хмыкает, то кивает периодически, то качает головой и изредка вставляет в поток что-то вроде «да ладно?» — Женя за дорогу до раздевалки сплетен узнаёт столько, сколько с первого сентября не узнал, а всё почему? Потому что параллель сегодня начала со второго урока и закончит только после следующего, и Свете больше не с кем поделиться.       Ей-богу, он почти готов начать смотреть этот «Кубок медиума», лишь бы ей было о чём поболтать. И лишь бы она больше не задавала ненужных вопросов, потому что Женя теперь непроизвольно дёргается на каждую её фразу, начинающуюся с «кстати».       Разбегаются они почти сразу за школьной калиткой, потому что живут в разных сторонах от школы. Они разбегаются, и Женя выдыхает так, будто последние минут двадцать вообще не дышал. Впрочем, у него и сердце колотится так, будто всё это время не колотилось.       Он успокаивается, только подойдя к дому, и тут же опять начинает нервничать, потому что телефон звонит, а на экране высвечивается имя отчима.       — Что случилось? — вместо приветствия спрашивает он и останавливается посреди тротуара.       — Всё в порядке, — мгновенно рапортует Денис без грамма язвительности, — я по делу, привет.       В Жениной голове проносится более чем скромный список дел, по которым Денис мог бы позвонить. День рождения мамы? Был тридцатого мая. Васьки? Тридцать первого. Триместровые оценки? Во-первых, только через месяц, во-вторых, в принципе не стоят никаких обсуждений, с учёбой у Жени проблем никогда не было.       Он перебирает в голове варианты так старательно, что совсем забывает слушать — включается только тогда, когда Денис умолкает, и переспрашивает, стукнув себя ладонью по лбу.       — Я говорю, наш банк — один из спонсоров какого-то музыкального фестиваля, на котором выступают люди, имена которых мне говорят только о том, что я безнадёжно отстал от жизни и слишком стар для этого дерьма. И вдруг тебе и твоим друзьям интересно, потому что на нас выделяют бесплатные входные билеты с доступом на афтерпати. Там всё мероприятие на четыре дня, так что в принципе я могу взять билеты на любой, но один — это твой день рождения, и я подумал, что ты можешь захотеть отметить его именно так. А вообще, — после небольшой паузы продолжает тот, — я звонил спросить, сколько вас человек в компании, чтобы сразу забронировать нужное количество билетов.       — Эм... — глубокомысленно выдаёт Женя, вконец растерявшись, — фесты до ночи всегда, ты серьёзно думаешь, что мама отпустит?       — Я возьму её на себя, — и, прежде чем он успевает отреагировать, Денис восторженно договаривает: — Всегда мечтал произнести эту фразу! — и Женя ржёт.       Чем старше он становится, тем больше думает, что взрослые — это те же самые дети, которых только заставляют думать, что они повзрослели.       — Короче, план такой, — серьёзнеет Денис, — билеты я забронирую, если что, потом сдам часть, сколько вас, человек десять?       — Тринадцать.       — Ого. Минуту, — Женя слышит, как тот недолго клацает по клавиатуре, — готово. Рите всё объясню, она отпустит. В телегу тебе кину ссылку с программой, ты только по возможности с друзьями обсуди пораньше, чтобы я мог бронь с билетов снять, если что. Окэ?       — Окэ, — на автомате повторяет Женя и слегка морщится, почувствовав себя тридцатилетним (потому что, серьёзно, кто говорит «окэ»? он только от Дениса слышал).       — Согласовано, — отзывается Денис, и Женя уверен, что тот кивнул, — маме только пока ничего не говори. Это испортит мой блестящий план.       Женя не может не сравнивать его с отцом. Не то чтобы они с Денисом часто проводят вместе время или разговаривают по душам, но каждый чёртов раз Женя думает: с отцом было бы по-другому.       Если бы он с ним не поздоровался, тот бы развёл нравоучений, как Женю никто нормально не воспитывал. Если бы спросил, что случилось, — ехидно бы ответил, что если бы и случилось, то за помощью он бы позвонил кому угодно, но уж точно не несовершеннолетнему сыну. И Женя уверен, что не ошибается: слишком хорошо его знает. Он каждый раз ждёт таких же реакций от Дениса и внутренне собирается, готовится защищаться, но это не пригодилось ни разу за те годы, что они живут вместе. Пока в его жизни был отец, Женя думал, что Денис просто прикидывается хорошим, чтобы выебнуться перед мамой; но последние полгода он присматривается внимательнее и всё больше убеждается в том, что Денис реально существует именно таким, каким Женя его видит. Но как же тяжело уговорить себя не ждать подвоха. Интересно, это какая-то разновидность посттравматического расстройства?       Продолжая меланхолично рассуждать на эту тему, он поднимается домой, треплет по волосам коалой вцепившуюся в его ногу Ваську и здоровается с выглянувшей в прихожую мамой, которая кивает и с видимым облегчением говорит:       — Как хорошо, что ты пришёл! Плохой идеей было сегодня оставить Лиску дома, она бьёт все рекорды непослушания, а у меня созвон с заказчиком должен быть через... — она бросает взгляд на часы, — пять минут назад, — заканчивает страдальчески. — Пожалуйста, займи её на часок? Буду должна!       Женя даже рта раскрыть не успевает, а мама уже исчезает за углом и запирает дверь в гостиную — он слышит щелчок замка. Васька смотрит на него сияющим взглядом, и он вздыхает: вроде и злится, что мама поставила перед фактом, а не спросила, но вроде она и настолько редко злоупотребляет такими просьбами, что можно и помочь.       Пока он переодевается и моет руки, мама успевает написать, что в духовке есть запеканка, так что он обедает, а Васька таскает со стола нарезанную морковку; делает попытку увлечь мелкую мультиком (попытка проваливается) и заваливается на диван в своей комнате, через две открытые двери прислушиваясь к шуршанию в Васькиной комнате. Читает сообщение от Дениса, что билеты забронены, открывает чат с друзьями и пишет:       Женя: Какие планы на 5.11? Есть халявные билеты на фест       Женя: С афтерпати       Смотрит на своё сообщение, а потом, подумав, копирует ссылку из чата с Денисом. И вроде бы не то чтобы надолго отвлекается на Ваську, которая подозрительно затихает, и её приходится насильно вынимать из шкафа в прихожей, а чат уже разрывает сообщениями, смысла которых Женя даже не улавливает. Девчонки обсуждают кого-то одного, пацаны — новый альбом другого, Лысый топит за третьего, но стоит Жене написать про день рождения, как чат ненадолго замолкает — и тут же разрывается ещё активнее: он давно бросил думать, что для них есть что-то невозможное. И да, приглашение выходит скомканным, но Женя выхватывает взглядом главное, что хочет увидеть, — сообщение Арса, и сердце привычно сбивается с ритма.       Арс — Жене: Ну уж это я точно не пропущу ;)       Остальные продолжают болтать о чём-то ещё, когда Женя переходит в их личный чат, потому что решает, что надо прямо сейчас узнать у Арса, когда день рождения у него. Но не успевает: тот пишет первым, и Женя улыбается, прочитав сообщение.       Арс: А если бы не фест, мы бы про твой др так и не узнали?       Женя: Ну почему       Женя: Узнали бы       Арс: День в день?       Женя хмыкает, потому что да. Он бы не смог, наверное, предупредить заранее. Оказывается, Арс успел неплохо его узнать.       Женя: Нет смысла гадать       Арс: Очень глубокомысленно!       Арс: Это какие-то философские настроения перед днём рождения?       Женя: Ага. Не каждый год восемнадцать       Арс: Тебе будет восемнадцать?       Арс: Я, получается, несовершеннолетнего совратил       Женя: Ты же не думал, что я в двадцать шесть в одиннадцатом учусь, да?       Женя: Арс?       Женя хмурится, потому что тот выходит из сети. Он возвращается в общий чат, отвечает на несколько вопросов, снова открывает переписку с Арсом — тот всё ещё оффлайн.       Да ну не может же быть такого, чтобы Арса триггерил возраст. Это же чушь? Да?       Продолжиться очередной этап чемпионата мира по загонам не успевает.       Арс: Извини, мать звонила       Женя: Всё нормально?       Арс: Да       Арс: Напомнила прислать показания счётчика       Арс: Забей. Значит, тебе восемнадцать       Женя: А тебе?       Арс: Двадцать в феврале       Арс: Двадцать восьмого       Плавно переходят на тему любимых фильмов. Женя рассказывает, как в прошлом году плакал в кинотеатре, куда его затащили на фильм с сомнительным, как он думал, названием «Звезда родилась». Арс — как Надя повела его на «Три билборда» и несколько раз за фильм порывалась встать и уйти, а потом жутко обижалась на Арса, что тот её держал, потому что она впечатлительная, и смотреть его ей было тяжело. Женя рассказывает про олимпиаду, Арс — как однажды случайно ударил англичанку дверью, и у неё две недели не сходил синяк с руки, но всё ограничилось замечанием в дневник, хотя он ожидал вызова к директору.       Жене кажется, что за сегодня он узнал об Арсе больше историй, чем за предыдущие несколько месяцев.       Вечером, уже перед сном он добавляет в его контакт дату рождения. Будто был хоть какой-то шанс не запомнить, в самом деле.

* * *

                  — НОЯБРЬ, 2021 ГОД —       На фест мама Женю отпускает, причём как будто и без особенных проблем, и без торга с собой — во всяком случае, Женя видит именно этот итог. Вечером через пару дней после разговора, когда он уже, пускай и немного беспокойно, но подтверждает Денису, что они будут полным составом, мама стучит к нему в комнату и с притворной ненавязчивостью спрашивает:       — А ты день рождения хотел бы дома отметить?       — А что? — настораживается он.       — Бабушка с дедушкой наверняка приедут, — говорит она и умолкает; Женя тоже молчит, хоть и есть пара мыслей в голове, но спугнуть маму он совсем не хочет. — Ой, да ладно. Тебе восемнадцать, Денис сказал, надо с друзьями тусить, а у них какой-то музыкальный фестиваль, они спонсируют. У тебя просто день рождения в пятницу, там как раз каникулы, и я хотела спросить, можешь ли ты отметить с друзьями в пятницу, а в выходные – с нами? Заодно проведёшь время с бабушкой и дедушкой.       Сказать, что Жене стоит невероятных усилий подавить желание поаплодировать Денисовой находчивости, — это вообще ничего не сказать. Ему бы даже в голову не пришло включить в схему бабушку с дедушкой.       — А ты что, готова отпустить меня на фест, который закончится если не к утру, то точно глубокой ночью? — осторожно уточняет он.       — Мне бы не хотелось ограничивать совершеннолетнего сына, — закатывает глаза она, но тут же исправляется: — Точнее, очень бы хотелось, но я не буду. Особенно если ты пообещаешь мне быть осторожным. Прямо осторожным, — выделяет мама, — а не как когда тебя домой Арсений доставил.       — Ну ма-а-ам! — возмущается Женя.       — Нет, мне не стыдно тебе об этом напоминать. Тебе в принципе тоже стыдно быть не должно, но мне было смешно. Знаю, замечание не педагогичное, но я и не педагог, я всего лишь мать, — легко отвечает она и разводит руками.       — Родители обычно за такое наказывают, а не угорают, — ворчливо замечает он.       — Я не особенно хороша в наказаниях, если ты не заметил этого за восемнадцать лет. В общем! В пятницу с друзьями, но так, чтобы в субботу обнимать бабушку с дедушкой, не обдавая их перегаром. Идёт?       — Спасибо.       — Денису только напиши, сколько нужно билетов. Это всё-таки музыкальный фестиваль, а не проходной двор. Спокойной ночи, — и она, абсолютно довольная собой, выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.       Женя очень хочет написать Денису, что он гений, но мало ли что. Лишние объяснения никому из них не нужны, так что он все свои благодарности откладывает на завтра. Жене бы даже в голову не пришло подступиться с этой стороны, но именно поэтому, наверное, с ним у мамы иногда возникают недопонимания и недовольства, а с Денисом они живут душа в душу уже кучу лет — Женя даже не слышал ни разу, чтобы они ругались.       Так или иначе, Денис совершенно мастерски убеждает маму, что отпустить Женю на фест — это полностью её идея, и итог устраивает всех. Без преувеличений. И именно поэтому вечером дня рождения Женя с друзьями, собрав студенческую часть компании по всей Москве не иначе как чудом и непрерывно галдя, вместе с остальной толпой протискиваются в клуб и сдают вещи в гардероб. Документы на входе проверяют не особенно внимательно, девушка с планшетом только спрашивает, сколько их человек, проверяет, что все билеты с доступом на афтерпати, и отводит их в сторону.       Женя очень надеется, что она не поймёт, что часть из них несовершеннолетние, хотя девочки с их ярким макияжем выглядят на все двадцать пять.       — Доступ на афтерпати будет по штампам, протягивайте запястья.       Она вытаскивает из поясной сумки небольшой штампик и по очереди отмечает каждого светоотражающей, судя по всему, краской.       — А браслетик можно взять? — деловито спрашивает Ира, кивая на набитую разноцветными полосками круглую вазу.       — Конечно, только там чокеры, а не браслеты, — будто расстроенно отзывается девушка. — По ошибке привезли вчера, а нормальная партия будет только завтра. Но вокруг запястья можно два раза обмотать, будет браслет.       Она улыбается им и отходит, а девчонки принимаются копаться в вазе в поисках подходящих цветов.       — Подержи-ка, — командует Света, не оборачиваясь, и пихает Жене в руку чёрный чокер. — Никуда не девай, если другой не найду, возьму этот.       Антон с Михой синхронно закатывают глаза и уходят на поиски бара, а Женя оглядывается по сторонам. Народу в зале прибавляется. Из динамиков играет фоновая музыка, сцена пока пустая, хотя и начало только через сорок минут, но люди уже подбираются поближе, чтобы занять лучшие места и лучше видеть выступающих.       — Смотрите, какой классный нашла! — радостно взвизгивает Света, тряся в вытянутой руке ярко-фиолетовой ленточкой. — Огонь. Жень, застегнёшь?       Арс передразнивает её беззвучно, но глаза смеются, и Женя только кривится, застёгивая замочек.       — Выглядит секси, — говорит одобрительно, и Света сияет.       — Обожаю чокеры!       — Даже не думай издеваться опять, — предупреждает Женя, когда Арс подходит ближе, и тот притворно вскидывает руки.       — Чокеры и правда выглядят секси, — он так подозрительно с ним соглашается, что Женя прищуривается, но тут Арс наклоняется к его уху и продолжает чуть слышно: — Видит бог, мне тебя ещё твоей банданой придушить хотелось.       Из странного: ещё недавно Женя бы вспыхнул, услышав что-то такое. Сейчас он наверняка тоже краснеет, только не от смущения, а от возбуждения. «Женя сильно изменился за каникулы» — ну надо же, каким правдоподобным оказалось клише.       — Тут вообще-то люди кругом, — ворчит он.       — Я ничего сверхъестественного и не сказал. Никаких подтекстов, — легко отвечает Арс и подмигивает. — Идём. Ребята вон бар нашли.       Женя, если честно, от греха подальше предпочёл бы не пить, но девочки берут вино, и он решает присоединиться. Не водка с энергетиком, в конце концов, а обычное красное, приятно сладенькое на вкус.       — У нас вообще-то сегодня событие, — выделяет Рус, — все же помнят? С днюхой, Женёк!       Все подхватывают наперебой, обнимают, Надя, пытаясь перекричать галдёж, говорит, что обязательно бы его поцеловала, но помада, так что они просто собираются в огромный обнимающийся ком. Кто-то, естественно, расплёскивает алкоголь, и Светлов выразительно смотрит на мокрое пятно на футболке, но не злится.       Они проводят у бара минут двадцать, когда в зале начинают приглушать свет, и тогда решают перебираться ближе к сцене. К ней уже не протолкнуться, и Женя бы забил и остался стоять сзади, в конце концов, слышно будет и здесь, но Арс уверенно хватает его за руку, приобнимает за талию Надю, по бокам как-то группируются Глеб и Лёха с Ромой, и они принимаются ввинчиваться прямо в толпу. Женя, конечно, охотно помогает. Где-то в тех промежутках, когда не отвлекается на поглаживания Арсовой ладони большим пальцем.       Люди по бокам недовольно бухтят, но уступают почти без сопротивления, так что они спокойно подбираются ближе к сцене, ряд в третий-четвёртый, дальше не получается: Жене кажется, в рядах перед ними степень близости друг к другу у людей такая, какой у него с Арсом не было, и он хмыкает.       На разогреве выступают какие-то неизвестные группы, которые пытаются зажечь толпу, но получается у них не очень. Им хлопают, но вяло, по бокам кто-то постоянно то уходит, то возвращается с бокалом вина или виски. Женя чувствует тёплую, почти горячую грудь Арса за своим плечом, и это впечатляет его гораздо больше.       — В программе же был кто-то нормальный, да? — перегнувшись сбоку, спрашивает Динка, и Арс ей кивает.       — Много. Но они с разогревом явно проебались, это какой-то тухляк. Ещё бы стендаперов начинающих выпустили.       — Ворчишь как дед, — вполголоса, слегка повернувшись к Арсу, чтобы никто не услышал, поддевает Женя, и тот выгибает бровь, но ничего не отвечает. Зато по заднице пахом проезжается так, что Женя в буквальном смысле прикусывает язык.       Жаль, не Арсов.       Разогрев затягивается, и когда на сцене появляется первый хедлайнер, реакция на него откровенно никакая. Но с первого же трека толпа бодрится, принимается подпевать и вообще наконец будто просыпается. Ирка со Светой страдают, что им за чужими плечами ничего не видно; Ирку Тоха сажает на плечи, и та, хоть и выглядит смущённой, но всё же не очень искренне.       Ещё через несколько минут Светиных страданий Арс сдвигает в сторону чужие стаканы на бестолковой широкой тумбе рядом с ними и протягивает ей руку.       — Заползай! Оттуда точно лучше видно.       Света мнётся, но сообразить не успевает: со спины её обхватывает Ромка и поднимает наверх. И такое ощущение, будто все вокруг считают это сигналом, потому что не проходит и двух минут, как рядом с ней оказываются ещё несколько невысоких девчонок.       Группа на сцене меняется, беснования становятся громче, люди жмутся друг к другу ближе, Арс настолько рядом, что Женя не очень уверен, шумит у него в ушах от красного вина или всё же от его близости. Он закрывает глаза, ещё немного подаётся назад и чувствует, как Арсовы пальцы приподнимают нижний край бадлона, почти невесомо проходятся по животу и исчезают.       Очень хочется его поцеловать.       Арс, наверное, в какой-то момент понимает, что это чересчур, и отлипает от него, насколько это возможно. Женя наконец позволяет себе расслабиться. И думает о том, что это лучший день рождения из возможных: он на концерте в окружении лучших друзей, рядом Арс — и ему не нужен больше вообще никто. Незадолго до прошлого его дня рождения в их квартире впервые прозвучало слово «переезд», ещё только в качестве идеи, и тогда он, разумеется, воспринял это в штыки. Но год назад у него были Дашка, друзья детства и, как он думал, отец. Удивительно, что никому из них он по итогу оказался не нужен. Ещё удивительнее — что и ему оказался не нужен никто из них. За год в его жизни изменилось буквально всё, что могло измениться, и никогда раньше он не ощущал себя правильнее, чем сейчас. Чем здесь.       Ну вот, унаследовал от мамы максимально рефлексирующее настроение в днюху. Она только несколько лет как перестала огрызаться на всех вокруг незадолго до и сразу после дня рождения, до этого постоянно ругалась то с отцом, пока не перестала с ним общаться, то с бабушкой и дедушкой. Может, и с Женей бы поругалась, но он её настроение всегда улавливал довольно чутко и мастерски от неё в такие моменты скрывался (и, кстати, всегда думал, что дед уж точно этой его способности завидует).       Это первый настоящий Женин концерт, если не считать тех в государственные праздники, на которые люди ходят, только потому что потом салют будет.       Ему чертовски непривычно, но очень хорошо. А ещё он впервые чувствует себя по-настоящему взрослым, хоть и время проводит совсем не так, как в его представлении его должны проводить взрослые: они с ребятами орут во всё горло, подпевая песням, скачут как сумасшедшие, снимают какое-то бесконечное число сториз в инсту; но весь предыдущий шум оказывается почти беззвучным, когда над пустой сценой начинает звучать песня про розового фламинго, который дитя заката, и следом под непрекращающийся визг выходит группа.       Женя даже не догадывался, что Дина умеет так визжать. Арс — тоже, судя по тому, с каким восхищённым обалдением на неё смотрит. Света обнимается с Иркой, которая давно уже слезла с Антохиных плеч и прыгает теперь на той же тумбе.       Последний трек — «Никаких больше вечеринок», что, конечно, логично.       С толпой они выходят на улицу покурить, а потом, так толком и не отдышавшись, возвращаются на афтерпати.       — Я думала, попасть сюда будет сложнее, — замечает Ира: охранник мазнул взглядом их запястья секунды за две и равнодушно отвернулся.       — Я очень надеялась, что нет, учитывая, что половине из нас тут вообще находиться нельзя, — весело фыркает в ответ Динка.       Её пучок давно растрепался, и волосы выпали на лицо, но она непривычно не обращает на это никакого внимания и без единого вопроса даёт Наде себя куда-то утянуть. Рус цокает им вслед и качает головой.       — Чего ты? — поворачивается к нему Света.       — У кого-то завтра будет неебическое похмелье.       — Я надеюсь, что у всех, иначе зачем это всё? — подмигивает она в ответ. — Давайте найдём стол? Если честно, дико хочется пожрать.       — Или поесть?       — Поесть мне хотелось часа два назад, — отмахивается Света, — а сейчас я хочу жрать.       Женя смеётся, но поддерживает.       Небольшой столик обнаруживается в дальней части зала, окружённый четырьмя явно модными, но даже на вид неудобными стульями; остальные столы заняты, так что они на ходу решают, что сидеть будут по очереди. Забегая вперёд, никто из них так и не сядет: девчонки сваливают на стулья сумки и кардиганы с пиджаками, и половину ночи они тусят стоя, только перемещаются по очереди между танцполом и столом. И честное слово, Женя успевает забыть, зачем они здесь собрались, и дёргается, когда Арс внезапно хватает его за руку.       — Стой. Мы тебя ещё толком даже не поздравили, — мягко напоминает он, и Женя почти хочет переспросить (он же ни слова не услышал, пока Арсовы пальцы жгли запястье), но спохватывается.       — Да вы чего! Главное, что мы с вами круто провели время!       — Конечно, главное, — кивает Надя, — но на день рождения принято дарить подарки. И мы бы очень хотели сейчас именно этим и заняться.       — Очень бы мы хотели! — подхватывает Света.       — Хоть он и вообще ни разу не физический...       — Пока ещё!       — Но скоро должен стать!       — И ты не смотри, что он выглядит по-идиотски и похож на распечатку письма с электронки...       — Потому что это и есть распечатка письма с электронки...       Они продолжают говорить вразнобой, перекрикивают музыку; Женя переводит взгляд с одного лица на другое, и они все выглядят такими воодушевлёнными, что он сам этим воодушевлением заражается. Ощущение приятное, потому что последние пару лет он свои дни рождения воспринимал как должное и не то чтобы хоть раз ожидал чего-то сверхъестественного: мама с Денисом всегда дарили технику, бабушка с дедом торжественно вручали деньги в праздничном конверте, подписанном дедовым каллиграфическим почерком, отец тоже ограничивался деньгами, но кидал на карту с припиской «От меня и бабушки с дедушкой» — Женя только фыркал, потому что отцовские родители за восемнадцать лет его жизни желания его увидеть ни разу не изъявили, а подарками прям задарились, ага.       Подарок ребят свёрнут трубочкой, перевязан бечёвкой и привязан к лапе белой плюшевой совы.       — Эти совы вечно опаздывают, — торопливо говорит Арс, когда Женя берёт её в руку.       Вот тут Женя уже, кажется, догадывается. Потому что совы действительно опаздывают, но ребята же не могли, ведь это всё только вчера... Но ребята смогли — Женя держит в руке распечатку письма с предзаказом Элден Ринга, который реально стартовал вчера, и он хотел купить, но подумал, что бабушка с дедом всё равно подарят деньги, и вот тогда он закажет, а сейчас...       У него ни одного слова. Он просто не может поверить в то, что его мечта так близко, он держит в руках ещё не её, но уже почти; не сразу соображает, что надо бы их поблагодарить (а они все затаились и смотрят на него так, будто он бомба замедленного действия), запоздало кидается их обнимать, и они, кажется, выдыхают. Радуются вместе с ним. Наверное, радуются: Женя не смотрит ни на кого, кроме Арса, потому что про игру знал только он, Женя ему рассказывал с месяц назад, а он запомнил? И следил? И подарил?       — Вообще-то у нас были другие планы на твой подарок, — тарахтит Света, вцепившись ему в руку, — но одна маленькая птичка нашептала нам про игру, и предыдущую версию подарка пришлось сдать обратно.       — Нихера себе маленькая птичка, — фыркает Лысый.       Света закатывает глаза и вроде что-то отвечает, но Женя перестаёт слушать. Ему очень, очень хочется поблагодарить Арса, хочется часами рассказывать о том, как много это для него значит — не игра, хотя игра тоже, конечно, но внимательность.       А ему не выдаётся ни одного шанса даже прикоснуться. Женя знает, что этого было бы достаточно, что Арс бы всё на свете понял по одному прикосновению к руке, но они то по разные концы стола, то по очереди караулят вещи, то утягиваются куда-то Светой, Диной, Надей, Тохой, Глебом и дальше по списку — им не удаётся подойти друг к другу ближе пяти метров ни разу за остаток ночи. Только когда вечеринка близится к завершению, и официанты, незаметно лавируя, принимаются ненавязчиво собирать посуду, а Ромка расталкивает уснувшего прямо на неудобном стуле Миху, Женя улучает момент, чтобы перехватить Арсову руку, заглянуть ему в глаза — он почти уверен, что всем было бы похер, даже если бы он его здесь поцеловал, но проверять не тянет — и вложить всю свою благодарность в короткое:       — Арс, спасибо.       Тот не юлит и не отшучивается. Смотрит только, как кажется Жене, с жадностью, едва заметно улыбается в ответ и кивает.       Они все бесконечно долго собираются, забывают то парилку на столе, то зарядку в розетке у бара, на тёмную морозную улицу выходят только минут через тридцать. Зевают, залипают в телефоны, зябко кутаются в шарфы и куртки и пытаются понять, как им добираться домой.       — На такси, само собой, — пожимает плечами Глеб.       — Мы не влезем все в такси, — безапелляционно заявляет Динка и мотает головой — не иначе как для усиления эффекта.       — Минивэн?       — В минивэн шесть человек влезает, — глухо отвечает Миха, выдыхая вместе со словами сигаретный дым.       — Отлично, закажем два, а кто-то пойдёт пешком, — предлагает Лысый и хлопает в ладоши. — Чур, не я.       Светка кривится.       — Поехали на автобусе, в нашу сторону ездит ночной. Сойдём на шоссе...       — У нас есть ночные автобусы? — перебивает Тоха. — Охуеть!       — Как легко тебя удивить, — хмыкает Арс из-за Жениной спины, и Женя приподнимает одно плечо, потому что мурашки неприлично сползают за воротник. — Тебя чуть посложнее, — шепчет Арс ему на ухо совсем уж на грани слышимости, — но можно.       — И тебя можно, — не оборачиваясь, вполголоса отвечает Женя.       — Я вообще очень удивляемый, — не спорит тот, — но сейчас ты что имеешь в виду?       Женя оборачивается, недоверчиво смотрит на него и обводит рукой занятых активным обсуждением остальных:       — Ну об этом мы потом, наверное, поговорим?       Арс приподнимает одну бровь, смеряет его заинтересованным взглядом и согласно кивает, но от шпильки всё же не удерживается:       — Тебе не положено быть провокатором.       — Я забыл тетрадь, где записываю, что мне положено, а что нет. Путаюсь, — пожимает плечами он, и Арс смеётся, закидывая руку ему на плечо.       Женя напрягается, но руку не скидывает. В конце концов, это вполне себе по-дружески. Арс вон вообще достал телефон и что-то там сосредоточенно печатает — Женя не подглядывает, хотя очень хочется.       Синхронно с тем, как Арс прячет телефон обратно в карман, у Жени вибрирует браслет, и он бросает быстрый взгляд на экран.       Арс: Поедем ко мне?       — Мог бы и вслух спросить, — чуть слышно ворчит Женя, хотя сердце фигачит так, что вздохнуть получается не с первого раза; Арс пожимает плечами. — Да.       У Жени ладони почти зудят в жажде прикоснуться, поэтому, конечно, да.

* * *

      На автобусе они добираются около часа. Женя за это время успевает подремать, бесстыдно завалившись на Арсово плечо, так что на улицу выходит изрядно взбодрившимся, как и почти все остальные. Они переходят шоссе, разбиваются на группки, прощаются; провожают по домам девчонок и расходятся сами.       На улице очень тихо. В этом, конечно, нет ничего странного, всё же почти четыре утра, но тишина кажется такой абсолютной, что самому не хочется шуметь. Арсу, видимо, тоже: они идут своими дворами, тихо ступая; обходят с задней стороны Женин дом, и он думает, что надо бы предупредить маму, что он не придёт. Но на эту сторону выходит окно их с Денисом спальни, и там темно, так что можно и попозже. Очень не хочется нарушать атмосферу.       У Жени за пазухой — плюшевая сова. Он всё ещё не может поверить, что Арс запомнил, как он ждал выхода игры. Они почти доходят до Арсова двора, когда концентрация этих мыслей достигает исторического максимума, и Женя, кажется, в тысячный раз повторяет:       — Арс, правда, огромное спасибо. Я же точно знаю, что это ты, даже не отнекивайся.       — Что я? — переспрашивает тот, и Женя вздыхает, ускоряет шаг, обходит Арса спереди и заставляет его остановиться.       — Я про подарок.       — Ты уже благодарил, — улыбается Арс.       Женя ни у кого не видел такой улыбки, одновременно и спокойной, и уверенной, и такой будоражащей.       — Кажется, что мало. Это правда очень много для меня значит. Не потому что я очень хотел эту игру, а потому что я этого не просил, никогда тебе не намекал, а ты сам...       — Пришлось подписаться на пару акков в инсте, — пожимает плечами Арс.       Женя не успевает подумать, прежде чем быстро подаётся вперёд, коротко целует его в губы и тут же отстраняется — они же всё ещё на улице, пускай и глубокая ночь, а в домах вокруг от силы пара горящих окон. Арс хватает его за куртку, когда он собирается отойти в сторону, оглядывается по сторонам, даже наверх смотрит, а потом притягивает к себе и целует совсем по-другому.       Медленно.       Так, будто всё, что вокруг, не имеет никакого значения. Будто Женя — единственное, что важно. Будто они не на улице, а дома; или на улице, но где-нибудь в толерантной Европе. И Женя не может не ответить, потому что Арс уверен в том, что сейчас можно, а Женя уверен в Арсе.       — Но до дома бы не помешало всё же дойти, — напоминает Арс, чуть наклоняя голову.       — Не помешало бы, — эхом соглашается Женя.       Потому что дома можно будет снять куртки и наконец трогать везде, а не по полоске кожи над брюками. Потому что Женино «спасибо» не умещается в слова, ведь это не про благодарность за подарок.       Как же много этого всего внутри.       Женя сидит на кухне, пока Арс в душе. Находит в холодильнике бутылку зелёного липтона, пьёт и убирает обратно. Заходит в телегу, читает на игровом канале, что за первые сутки предзаказ Элден Ринга оформило рекордное количество человек, и опять вспоминает, что он вообще-то тоже там, среди этого рекордного количества. Открывает их чат, чтобы всех ещё раз поблагодарить и написать, как классно они провели время, и отправляет сообщение. Одновременно с ним прилетает Светино.       Света: Я потеряла свой чокер       Тоха — Свете: Я тебе свой отдам       Тоха: Сорян, у меня телефон на зарядке в другом конце комнаты, так что пишу с Тохиного       Надя — Тохе: А жаль, такая интрига рисовалась       Тоха — Наде: Не прикидывайся приличной, я знаю правду       Рус: Мы все знаем...       Тоха — Русу: Да что ты знаешь, молчаливый лайкарь       Рус — Тохе: Я это заскриню, чтобы предъявлять Тохе, а он даже не будет понимать, о чём я       Рус: Идеально       Тоха — Русу: Он рядом лежит и тоже всё читает       Рус: Бля(       Женя смеётся. В моменты вроде этого, когда они разгоняют шутки от нуля до сотки за считаные секунды, он очень чётко видит, насколько сильно они успели срастись друг с другом за годы общения, но — и это удивительно — даже тогда не чувствует себя чужим. Они и не пытаются этого ему продемонстрировать: просто кайфуют вместе, и Женя обожает за этим даже просто наблюдать.       Совершенно удивительная компания из не похожих друг на друга людей, каждый из которых всё равно вовлечён буквально во всё. Ещё не прошло даже полугода, но Женя готов признать, что здесь ему гораздо комфортнее, чем было с его питерцами.       — Я был уверен, что ты уснёшь, пока я в душе, — раздаётся сзади голос Арса.       — С чего бы? — фыркает Женя, не оборачиваясь. — Я час в автобусе дрых. Хватит пока батарейки.       Он отталкивается от стола и разворачивается на стуле, не отрывая от него задницы. Арс стоит в коридоре, у открытой двери ванной, в домашних штанах и футболке и выглядит человеком, на коленях которого хочется свернуться калачиком. Пожимает плечами.       — Не знаю. Просто так подумал.       Женя поднимается ему навстречу и потягивается, хрустнув позвоночником. За те две секунды, что он так стоит, Арс успевает беззвучно к нему подойти, зацепить пальцами за пояс брюк и притянуть к себе, и Жене даже глаза открывать не хочется. Второй рукой Арс упирается ему в грудь, давит слегка на ямку между ключиц и целует в скулу.       — Охуеть как тебе идёт белая водолазка, — говорит негромко, и Женя всё-таки открывает глаза: Арсовы предсказуемо напротив; предсказуемо почти чёрные, с широкими-широкими зрачками.       — Не то чтобы у меня огромный выбор шмотья, которым можно спрятать засосы на шее.       — А если бы не прятал, Дзера бы от тебя уже отлипла. Синк эбаут ит.       — Всё ещё думаю, что Света выдумывает.       — Уверен, что нет. Она про Ирку с Антоном всё поняла раньше, чем они сами.       — Что-то мне подсказывает, что у них хэппи-энд вероятнее, чем у Дзеры.       Они лениво перебрасываются фразами, всё ещё стоя друг напротив друга, и это так забавно, потому что оба знают, что будет дальше. Чуть ли не впервые Жене не хочется торопливо раздеваться, жаться телом к телу, выламываться в его руках и кусать плечо, хотя казалось бы, он едва сдерживался в клубе. Он облизывает пересохшие губы; видит, как взгляд Арса бегло опускается к ним и медленно возвращается обратно. Женя хорошо знает это выражение лица, и дыхание перехватывает: он наверняка точно так же смотрит на Арса, когда собирает глазами каждую морщинку, веснушку и шрам — когда откровенно залипает. Осознание, что Арс видит в нём всё то же самое, что он сам видит в Арсе, очень будоражит.       — Мы с подругой как-то болтали, — вспоминает вдруг Женя, — и я пытался понять, из чего появляется первое влечение. Нельзя же посмотреть на парня и сходу, как с девчонками, подумать: о, а он красивый. Да и не сходу нельзя.       — Красота в глазах смотрящего, слышал такое?       — И видел, — кивает Женя и чувствует, как загораются щёки.       Он бы хотел сейчас просто сказать Арсу, какой он красивый, но не может. И понятия не имеет, как отреагирует Арс, и вроде странно говорить об этом парню, но и как не сказать, когда он каждую секунду, когда его видит, думает только о том, что в нём красиво буквально всё, от и до. Но он не решается, а Арс уже отводит взгляд.       — Пошли в комнату хотя бы, — предлагает негромко, — стоим тут среди кухни.       — Я в душ сначала, — так же тихо отвечает Женя, и Арс кивает.       — Свет в комнате зажгу, чтобы ты не заблудился в сорока квадратах.       — И крошек хлебных насыпь, — советует Женя, обходя его по дороге в ванную.       — Пылесосить потом сам будешь, умник!       Женя абсолютно уверен, что сгорел бы со стыда, если бы кто-то другой продинамил его, как Арс, но тот даже динамить умудряется так, что не чувствуешь себя продинамленным. Ты такой глубокомысленный, Жень, думает он и закатывает глаза на своё отражение в зеркале. Философ, не меньше, пора подаваться на учёную степень.       Из душа он, как в мелодраме, выходит в одном полотенце, потому что влезать обратно в грязные шмотки не хочется. В комнате, вопреки обещанию, темно, и только свет от ноута падает на сосредоточенное лицо. Женя кидает вещи на спинку стула, садится на подлокотник дивана рядом и дотягивается подбородком до Арсова плеча.       — Мне три минуты осталось, я закончу быстро и всё, — тараторит тот, выравнивая размеры на чертеже. — Я просто вчера его делал, подумал, что что-то не так, но не понял что, а сейчас прямо в глаза бросилось.       Женя скатывается с подлокотника назад, упирается плечом в спинку дивана и смотрит. Арс бегает взглядом по экрану, что-то шустро печатает на клавиатуре, щёлкает мышкой и в три минуты не укладывается — только минут через десять трёт пальцами глаза и отодвигает ноутбук.       Наверное, прошло больше одной секунды, как мигнуло в голове у Жени, но когда Арс наконец его целует, стирается всё ожидание. Кажется, что день был прелюдией к этому моменту. Губы — искусанные; подбородок — колючий; пальцы — мягкие и по самым рёбрам проходятся, как по клавишам фортепиано. Женя за футболку тянет Арса на себя, ослабляет хватку, внезапно вспомнив, что она была идеально выглаженной, но включается и снова сжимает. Съезжает по сиденью под стоящего на коленях Арса и, обхватив за шею, тянет его за собой.       Ему очень нравится, насколько свободнее он стал себя ощущать. Не всегда днём, но ночью, особенно рядом с Арсом, человека увереннее в мире просто не существует, он наверняка знает. Единственное время, когда не хочется задаваться лишними вопросами, потому что ответ и так очевиден.       Он стягивает с Арса футболку, за шею притягивает к себе. Свет от ноута сюда почти не попадает, Арсово плечо в светлом блике кажется серым и идеально гладким, будто они оказались в чёрно-белом фильме. (Окей, гугл, гей-порно времён немого кино, смотреть бесплатно и без регистрации.)       Хотя зачем ему смотреть порно, когда он буквально прямо сейчас в нём участвует?       Одно из самых любимых Жениных ощущений — это когда Арс перестаёт над ним нависать, а просто ложится сверху. Вдавливает его в диван всем весом, просовывает между ними руку и накрывает член, слегка сжимая, кусает губы; Жене хватает сил только извиваться под ним и тяжело дышать. Он сбивается в стон, когда Арс лезет пальцами под его полотенце, которое до сих пор держится на нём не иначе как силой волшебства, и протестует, когда опускается поцелуями ниже, но тот затыкает его ладонью.       — Молчи, — командует прерывисто.       Он зацеловывает шею, рисует губами по ключицам, языком обводит соски, слегка прихватывает зубами кожу у пупка, трётся щекой и съезжает ещё ниже, когда Женя приходит в себя и толкает его в плечо. Арс, впрочем, не обращает на это никакого внимания, так что Женя подтягивается на локтях чуть выше и отрывисто, в длинном выдохе говорит:       — Не надо.       — Расслабься, — просит Арс, не поднимая головы, но Женя всё ещё сопротивляется, и он наконец смотрит на него. — Что случилось?       — Не надо, пожалуйста, — говорит жалобно.       Арса в темноте не видно, но Женя почти уверен, что он выгнул брови.       — Нет, второй раз так не прокатит, — Арс подтягивается выше, седлает его бёдра и тянет руку вбок. Щёлкает выключатель настольной лампы, и Женя щурится в её тусклом свете. — Если хочешь, я выключу.       — Нет, оставь, — у Жени горят уши и щёки, он с огромным трудом находит в себе силы заглянуть Арсу в лицо. Ожидает увидеть что угодно, от усталости до брезгливости, но нет: тот смотрит чуть исподлобья и легко большим пальцем гладит Женин бок, будто даже не осознавая, что делает.       — Дать полотенце?       — Не нужно, — снова мотает головой Женя. Ему кажется, он физически не способен существовать в этом моменте, где Арс — само участие, а он внезапно устроил непонятно что.       Понятно что.       — Что случилось? — мягко повторяет Арс.       — Я не хочу.       — Минет? Тебе не нравится? — Арс терпеливо продолжает расспросы, а Женю бесит, что он не может сам сказать фразу целиком, почему Арсу приходится тянуть из него всё клещами?       — Нравится, — чуть слышно отвечает он, — очень, просто... — Арс молчит, ждёт. Не выглядит злым, не закатывает глаза, просто ждёт, пока Женя соберётся и закончит. Ну давай же, тряпка! — Янехочубыстрокончить, — тараторит в одно слово он и задерживает дыхание в ожидании Арсовой реакции.       Он смотрит на него очень внимательно, а потом просто кивает.       — Понял.       — И всё? — не сдерживает разочарования Женя, и Арс смотрит на него непонимающе.       — А что? Ты сказал, я услышал, мы взрослые люди, справились с диалогом.       — Я думал... — «Я думал, ты рассмеёшься». «Я думал, ты продолжишь». «Я думал, ты забьёшь хер на это всё». — Нет, ничего.       — Женя, — негромко зовёт поднявшийся было с дивана Арс, наклоняется ниже и продолжает ему в губы: — Я тебя слышу. Всё хорошо. Я не хочу делать то, что тебе не нравится. Когда тебе не нравится, — исправляется он.       Женя кивает, заворожённо глядя на его губы, и быстро его целует, но тот уворачивается и принимается стягивать штаны. Женя разглядывает его, изо всех сил стараясь не думать лишних мыслей, потому что какая-то микроскопическая его часть надеялась, что Арс его уговорит или покажет, что может быть по-другому. А он просто... согласился?       — А это что? — внезапно спрашивает Арс, и Женя фокусирует взгляд.       Он стоит у стула, на который Женя швырнул свою одежду, и держит в руке выпавший, видимо, из кармана чокер, который ему сначала сунула Света.       — О. Я про него и забыл. Отдам завтра.       — Можно не отдавать, — вкрадчиво произносит Арс и подходит ближе. — Хочешь примерить?       — Я? — переспрашивает Женя и ждёт такого же идиотского ответа, чего-то вроде «Нет, блядь, я», но Арс только кивает.       Топ-один самых внезапных поворотов, думает Женя, но всё-таки тоже осторожно кивает и вытягивает шею, пока Арс застёгивает замок, но сказать ничего не успевает: он указательным пальцем за чокер тянет его на себя и целует, а Женя захлёбывается от того, насколько правильно это ощущается.       — Как там было сегодня в треке? — шепчет Арс, без лишних просьб поворачивая Женю спиной к себе и одним прикосновением ладони между лопаток опуская его ниже. — «Только самые великие из нас способны выбирать ошейники»?       Женя сглатывает, и непривычный чокер натягивается под движением кадыка. Он довольно свободно сидит на шее, не мешает дышать, но Женя ощущает и его, и холодную ещё цепочку замка, и это будоражит.       — Я немного не так ожидал встретить совершеннолетие, — замечает между делом Женя, и Арс смеётся ему в спину.       — Мечтай смелее.       Женя выгибается под его поцелуями, которыми тот сыплет по спине, и вздрагивает, когда чувствует на себе Арсовы уже скользкие пальцы. Тот шепчет что-то успокаивающее, носом ведёт от плеча к шее и уху, слегка прикусывает мочку.       — Я хочу на тебя смотреть, — просит Женя, приподнимая плечо, потому что Арс щекотно в него дышит.       Тот не отвечает. Просто помогает ему перевернуться на спину, разглядывает, когда он устраивается, и, не отводя взгляда, обхватывает ладонью его член. Проводит пару раз — и Женя дышит глубже, наблюдая, как меняется выражение его лица. Оно не становится хищным и не мрачнеет, как писала у себя в фанфике Ира, нет, но Жене просто кажется, он улавливает тот момент, когда Арс перестаёт видеть всё вокруг и видит только его. Он скользит пальцами ниже, обводит по кругу, почти сразу толкается глубже, наклоняется ниже; он дышит почти беззвучно, будто не хочет пропустить ни единого Жениного звука; он закрывает глаза и целует его, позволяя Жене хвататься за свою шею и гладить кончиками пальцев шрам на голове.       Женя знает, что он от осколка. Давно знает и всё это время до ужаса боится спросить, что это был за осколок.       Женя любит в Арсе даже этот шрам и притягивает его к себе ещё ближе, чтобы хотя бы так выразить всё, что чувствует. Целует глубоко, подаётся навстречу пальцам и всхлипывает, когда Арс опять кусает его губы, притираясь к нему животом.       Ладно, вероятно, проблема того, что он быстро кончает, совсем не в минетах, отстранённо думает Женя, и это его последняя связная мысль, потому что Арс входит в него в одно движение и не замирает, как делает обычно, а сразу выходит почти до конца и толкается снова, раз за разом, не останавливаясь. Женя даже простонать ничего не может: всё будто встало комом в горле, и получается только беспомощно хватать ртом воздух. Краем сознания он понимает, что Арс, видимо, зацепил сзади чокер, и он мешает вдохнуть полной грудью, но ему плевать. На руке, кажется, вибрирует браслет — наверное, повысился пульс, — но он стряхивает его с запястья, расстегнув магнитный замок об одеяло.       К лицу приливает кровь, в висках стучит, темнеет в глазах — и в этот момент давление под кадыком ослабевает, на него обрушивается сразу будто весь кислород, который был в комнате, Женя судорожно вдыхает, и его накрывает ещё сильнее, почти подкидывает под Арсом. Он хочет предупредить, что ещё буквально секунда, и он всё, но Арс знает это и так, потому что с силой пережимает его член у основания и не даёт ему кончить, и Женя скулит в голос от обиды и разочарования.       — Ну Арс!       — Ты же хотел долго не кончать? — сбито шепчет он ему в губы, и у Жени в глазах печёт от этой несправедливости.       Потому что Арс, в отличие от него, кончает и сразу из него выходит, прижимается лбом к животу, а Женя чувствует себя настолько паршиво, что хочет скинуть его с себя, но не успевает, потому что Арс берёт его член в рот.       — Да-а-а блядь, — стонет Женя и откидывается обратно на подушку.       Пока Арсов рот творит непотребства с Жениным членом (а Женя даже взгляд опускать боится), его пальцы занимаются тем же самым ниже, и Женю выкручивает будто ещё сильнее, чем три минуты назад. Ему кажется, у них в первый раз всё так быстро, и он не понимает, что ему чувствовать, его изо всех сил херачит по волнам эмоций и ощущений. Арс вылизывает его член по всей длине и вбирает глубже в рот, Арсовы пальцы внутри гладят, слегка надавливая. Женя цепляется пальцами за чокер сам, но не может понять зачем — то ли снять, то ли деть куда-то руки, то ли приблизиться к предыдущим ощущениям. Ему кажется, он сходит с ума, когда Арс внезапно насаживается на него так, что утыкается носом в лобок, и они одновременно стонут, вот только стон Арса проезжается вибрацией по всему Жениному члену, и Женя резко запрокидывает голову. Проезжается лбом по подлокотнику дивана, и кожу над бровью обжигает, но как же ему похуй прямо сейчас, когда Арс наконец даёт ему кончить и легко додрачивает член.       Вспомнить, как правильно дышать, довольно сложно. Женя сипит с каждым вдохом, но смотрит на Арса, потирающего уголки губ, и тянет его на себя.       — Да ты чего, — уворачивается от его губ тот, — я же только что...       — Мне похуй.       Откуда-то берутся силы поменяться местами и, нависнув над Арсом, его поцеловать, пока он пытается бормотать что-то ему в губы и сопротивляться. «Ой, да заткнись», — хочет сказать Женя, но лучше — целовать. И он целует глубоко, ощущая наверняка отголоски собственного вкуса, но для него это всё — Арс. Тот перестаёт наконец бухтеть, отвечает, перехватывает инициативу, запускает руки в Женины волосы, тянет почти до боли и присасывается к шее, когда Женя откидывает голову.       — Ты дашь мне нормальные джемперы поносить или что? — лениво спрашивает Женя, едва отдышавшись.       Вопрос Арс игнорирует, но изображать маньяка-вампира перестаёт и откидывается на подушку. Проводит пальцами по чокеру на Жениной шее, а потом откидывает волосы с его лба и хмурится.       — Это что?       Он касается пальцами над бровью, и Женя пожимает плечами.       — С диваном не поладили.       — У тебя ссадина останется.       — Скажи ещё что-нибудь, на что мне не плевать.       Арс шлёпает его по бедру и скидывает набок, к спинке. Садится, морщится и вытаскивает из-под своей ноги Женины часы.       — А это ты когда успел?       Он собирается ответить, но видит на экране иконку пропущенного звонка и ойкает. Потому что он-то думал, там пульс херачит, а это мама звонила. Он соскакивает с кровати за телефоном, смотрит на часы — половина шестого. Перезванивать он, конечно, не станет в такое время, поэтому открывает телегу и в ответ на мамино непрочитанное сообщение — многозначительный вопросительный знак — печатает ответ.       Женя: Прости, мы ехали в такси, было неудобно доставать телефон из заднего кармана. Мы вернулись, заночую у друзей, дома буду завтра с утра, как штык!       Женя: Я, кстати, трезвый       Забывает отметить беззвучную отправку, а мама, разумеется, сразу просыпается и появляется в сети. Присылает ему эмодзи-ок и больше ничего не пишет.       — Что нового в интернете? — спрашивает из-за спины Арс.       — Я маме написал, что у друзей переночую. Ты же не про...       — Нихуя себе друзья, — перебивает он, — ты у всех так ночуешь?       Женя резко оборачивается, успев увидеть хитрое выражение лица, и цокает языком. Зевает и садится на диван, уверенный, что Арс тут же притрётся сзади, но тот не двигается. Какое-то время они сидят молча, и тишину нарушает Арс. Очень странным, на Женин взгляд, вопросом:       — Ты в порядке?       — Чего? — непонимающе переспрашивает он и, подогнув под себя одну ногу, садится боком, чтобы поймать Арсов взгляд. — В смысле?       — Ты молчишь.       — Да, и?       — И я спрашиваю, всё ли в порядке? — упёрто продолжает Арс.       — А почему должен быть не в порядке?       Он, кажется, раздражённо выдыхает, но говорит спокойно:       — Я знаю, что меня иногда заносит. Ну, как с чокером получилось, — поясняет он. — Не хочу, чтобы это было проблемой.       — Было интересно попробовать, — бесхитростно отвечает Женя. — Я, может, и раньше бы хотел, но в голову не приходило.       Арс смотрит с подозрением, но Жене скрывать нечего, так что он спокойно выдерживает взгляд, а потом мнётся и всё же повторяет:       — Ты не против, если я у тебя переночую? Хотя забей, тут осталось-то той ночи, — скомканно заканчивает он, даже не дожидаясь ответа, и собирается уже встать, когда Арс хватает его за руку и говорит:       — Оставайся, — и Женино сердце готовится, кажется, пробить грудную клетку.       Он поднимает взгляд от Арсовой руки на своём запястье к его лицу и в самый последний момент останавливает себя от того, чтобы признаться. Чтобы сказать наконец это «люблю», после которого всё абсолютно точно изменится, и это невероятно страшно.       Не говорит. Просто улыбается и коротко целует Арса в губы.       Ему пока хватит этого. Уже это — что-то на счастливом.

* * *

      Очень бесит, но уснуть Женя никак не может. Он старается не ворочаться, потому что Арс, судя по дыханию, видит уже десятый сон, но, конечно, стоит ему об этом подумать, как всё одновременно начинает чесаться. Женя закрывает глаза, лежит не шевелясь, в уме проходится по столбцам таблицы умножения вразнобой и постоянно сбивается, потому что мысли соскакивают на другое. В итоге он психует, аккуратно перелезает через Арса и выходит из комнаты, закрыв за собой дверь, — попить воды, походить по квартире, просто постоять у окна в кухне. Тупо надеяться, что стоя мысли утрамбуются лучше, но лежать невозможно.       На улице уже светает. Нечему удивляться, всё-таки часов семь утра. В сером утреннем свете по тротуару медленно проходят позёвывающий мужик и лениво переставляющая лапы собака. Она останавливается у рябины, на почти голых ветках которой краснеют ещё ягоды, долго обнюхивает ствол, а потом бежит догонять скрывшегося из Жениного поля зрения хозяина.       Сна по-прежнему ни в одном глазу.       Женя споласкивает чашку, умывается, растирая руками лицо, и выпрямляется. Последние часа полтора у него никак не получается выгнать из головы мысль о том, что он должен рассказать всё маме. Он грызёт кожу на пальцах и жалеет, что не взял с собой телефон, чтобы занять хоть чем-то руки. И мозги: врубил бы игрушку и играл, пока глаза закрываться не начнут. У него в голове столько сценариев разом, что кажется, будто его сейчас разорвёт. «Мам, я гей»? «Мам, мне нравятся парни»? Но, во-первых, ему нравятся не какие-то рандомные парни, а один конкретный, а во-вторых, он хочет рассказать маме не об этом, а об Арсе. Не «мне нравятся парни», а «мне нравится Арс».       — Мне нравится Арс, — повторяет он вслух, вздрагивает и резко оборачивается, но нет: в квартире по-прежнему тишина.       Зато сердце колотится как сумасшедшее и в ушах шумит. Потому что, оказывается, сказать это вслух — совсем не то же самое, что понять или, как он думал, принять. И потому что это неправда, звучит тоненький голосок в голове. Арс нравился ему в июле, когда вышел на улицу и проводил до дома. В сентябре, когда они препирались про кино. Когда играли в настольный теннис. Но это всё давно перестало умещаться в крошечное «нравится».       Они знакомы четыре месяца, за которые Женя непостижимым образом умудрился преодолеть огромный путь. Он кривится — вот уж вряд ли можно было бы быть более пафосным, фу — и зевает. И сам на себя злится: ну конечно, сейчас зевает, а стоит лечь в кровать, и опять всё будет не так. Но в комнату он тем не менее на цыпочках возвращается и застывает испуганным оленем на полпути к кровати, потому что Арс сонным голосом спрашивает:       — Чё ты бродишь?       — Попить ходил, — шёпотом отвечает он и подходит ближе.       — Ложись давай, — не открывая глаз, продолжает Арс и откидывает одеяло с его стороны; ждёт, пока Женя уляжется, закидывает на него руку и сухо целует в плечо.       Женя лежит на боку, а у него за спиной — Арс. Он тёплый и дышит ему в лопатку, а Женя смотрит в спинку дивана и не то что глаза закрыть, а даже моргнуть боится.       И решается.       — Арс, — зовёт еле слышно. Тот чуть сдвигается, шумно выдыхает, но не отзывается. — Арс?       — М?       Пульс — миллиард ударов в секунду.       — Я тебя люблю, — выдыхает он и даже сам не понимает, издал хоть звук или нет. Чувствует, как дыхание Арса меняется, но он не отвечает.       Женя успевает сосчитать до шестнадцати, когда Арс большим пальцем проводит по его руке, и до двадцати четырёх — когда он тихо говорит:       — Спи, Жень.       Ему бы, наверное, расстроиться, но после признания становится настолько легче, что места для разочарования просто не остаётся. Если только совсем чуть-чуть, но разве это важно, если Арс всё ещё его обнимает?       И целует осторожно за ухом. И обнимает чуть крепче.       И только теперь Женя наконец засыпает.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.