Часть 7
10 июня 2021 г. в 12:00
Особенностью любого маленького городка кроме умиротворяющей тишины была скука. Впрочем, Ренджун вряд ли мог с уверенностью заявить, что очень скучал. Скорее, он хотел бы скучать и не думать о том, что должен вспомнить своё детство. До сих пор единственными эпизодами, что вертелись в его голове, были тот с донхёковой заколкой и поездка на велосипеде — во втором случае смазанными призраками бродили в памяти ещё двое лиц, и Ренджун уже знал, кому они принадлежат. Воспоминаний было мало. Мог ли к ним относиться тот странный сон, после которого курильница для благовоний оказалась зажженной?.. Было внутри Ренджуна что-то, говорящее ему, что это правда, но верить в это он отказывался. Каждый взгляд на ритуальную курильницу пробуждал эти рвущие душу мысли, и Ренджун не выдержал, обернул её в чистую наволочку и поставил в шкаф в другой комнате. Он не рисковал её доставать, хотя Джено, пришедший в тот день в гости (видимо, это было его чертой — являться без приглашения), мрачного мнения Джемина не разделял.
— Почему ты думаешь, что это дурной умысел? — они устроились вместе на матрасе в комнате и приступили к позднему завтраку.
Это снова была яичница, но на этот раз готовил Джено: у него был выходной, и он зашёл спросить, не хотел бы Ренджун посмотреть с ним город. Ренджун, слегка расстроенный и всё ещё не до конца трезвый, лениво копался в еде и вздыхал. Город смотреть в таком состоянии ему не слишком хотелось, но сидеть и страдать он тоже отказывался. Наплакавшись в чужих руках, словно ребёнок, он начал испытывать от присутствия Джено смущение, и тот неловко ёрзал на месте, отчаянно пытаясь его успокоить.
— Дым курильницы отгоняет злых духов, приходящих в сезон дождей, — сообщил он.
Свою еду Джено уже доел и теперь сидел, дул на чашку с чаем и ненавязчиво глядел на Ренджуна. Взгляд его был необъяснимо нежным, и ощущать его на своем лице было бы приятно, если бы не то напряжение, что выкручивало кости. Помолчав, Джено добавил:
— Разве стал бы плохой человек поджигать ладан? В Тэбэке это обычное дело в сезон дождей. Многие верят в то, что в это время по ночам с гор спускаются проснувшиеся духи. Они могут захватить твоё тело, и ты станешь ими одержим, можешь уйти в лес и не вернуться. Особенно они опасны, если ты расстроен или болен — тогда защитные силы твоей души ослабевают и ты становишься беззащитным. Тот, кто зажёг ладан — не враг тебе. Может, он просто волновался.
В ту первую ночь в Тэбэке была страшная гроза. Ренджун вспомнил, как весь дом шатался, подвывал ветру, и нечто жуткое, инфернальное, бледнолицее и улыбающееся, бродило у него в саду. Здесь, у предгорья, омываемого ливнями и буйно цветущего гортензией, легко было поверить в то, что все эти рассказы о духах и призраках — правда, и кто-то может прийти к тебе ночью для того, чтобы похитить твою душу и овладеть телом.
Ренджун пожал плечами. Он не верил в то, что с горы в сезон дождей могут спускаться мистические сущности, отогнать которых был способен дым ритуального ладана. Всё в этом мире имело свое разумное объяснение, и его раздражало и тревожило то, что он не знал, какое именно подходит всему происходящему. Ну а курильница… каковы бы ни были мотивы её зажегшего, они не оправдывали его действий.
— Ты не понимаешь, Джено, — Ренджун отложил в сторону палочки, подобрал под себя ноги и вздохнул. Он снова не мог есть. Так случалось каждый раз, когда он переживал или боялся. — Меня пугает не это: кто-то пришёл ко мне, проник в дом. Откуда тебе знать, что у него были хорошие мотивы? Да и вообще, это ненормально, вот так вламываться.
— Наверное, ты прав, — Джено поджал губы. — Я не подумал об этом.
Выглядел он смущённым и виноватым за подобные предположения, и тут же попытался себя оправдать:
— У нас здесь всё по-простому. Все доверяют друг другу. Даже двери часто не запирают и без приглашения приходят на ужин.
— Ты потому даже не написал перед тем, как зайти? У тебя ведь теперь есть мой номер телефона, — смешок вырвался из Ренджуна, разрезал воздух.
Ему вдруг отчего-то сделалось весело: Джено покраснел, принялся преувеличенно внимательно следить за тем, как дрейфует в чашке крохотная чаинка. Острые черты его лица смягчились, сделались совсем юными, и он напомнил Ренджуну того мальчика, что он знал когда-то в своём детстве.
— Прости, — выдавил Джено. — Я… напишу в следующий раз. Просто хотел узнать, не надумал ли ты погулять немного.
Не удержавшись, Ренджун рассмеялся, ухватил чужую щёку, чтобы легко сжать её в пальцах. Это говорил в нём алкоголь, а ещё тоскующее по влюбленности сердце, подогретое неожиданной участливостью нового друга, ведь он уронил:
— Ах, ты такой милый! Тебе хочется разрешить всё-всё.
— Тогда разреши мне показать тебе город, — фыркнул Джено, но не отстранился. — Давай, пока никто не украл у меня эту возможность.
Долго ходить Ренджун не мог, ведь недавно зажившая нога всё ещё тревожила его при нагрузках. И потому он был благодарен Джено за то, что тот предложил совершить прогулку на машине. Старый форд подъехал к дому спустя обещанные двадцать минут — раскаленный на июньском солнце, с отколотой кое-где тёмно-синей краской. Ренджун помедлил, нехотя усаживаясь на нагретое сидение, и Джено, глядя на его исказившееся в дискомфорте лицо, ткнул кнопку вентилятора. Тот дул едва-едва и давал больше морального удовлетворения, чем действительно охлаждал, но Ренджун был благодарен за внимание и жаловаться не собирался. Джено работал в столярной мастерской, и это была его рабочая машина, доставшаяся тяжёлым трудом: он узнал об этом ещё в первый совместный вечер, когда они обменивались информацией о своей прошлой жизни. Прочем, прошлой она была лишь для Ренджуна, оставившего любимый балет чтобы просиживать штаны в Тэбэке. Первое время Ренджун всё гадал, в чем же причина того, что из тонкокостного и худого мальчишки Джено вырос в красивого парня с литым телом, и пришёл к выводу, что виной всему были хорошее питание и свежий горный воздух: все остальные его друзья тоже оказались выше и шире в плечах, даже Донхёк, вечно то сидящий на какой-то диете, то плюющий на неё ради булочек.
Джено, явно не фанат выпечки, будто желая ненавязчиво продемонстрировать изгибы своего тела, сегодня щеголял белой футболкой без рукавов и неровно обрезанными шортами. Мышцы его предплечий красиво напрягались, когда он, болтая о Тэбэке и его скромных достопримечательностях, неторопливо поворачивал руль, следуя запутанными тесными улочками — Ренджун смотрел на него больше, чем следовало, и больше, чем хотел признавать.
Сказать по правде, ему нравились такие парни: высокие и сильные, выглядящие так, будто без труда смогут выполнить с тобой воздушную поддержку. В балетной школе Ренджун, методично разучивая одну партию за другой, развлекал себя в перерывах тем, что репетировал и женские партии тоже: там поддержек было много, партерных и воздушных — последние были у Ренджуна любимыми. Донён, их преподаватель по классике, поощрял рвение ученика. Он был молодым, только-только закончившим собственное обучение, и работал на полставки в Академии, и по нему сохла половина студенток и студентов, но Донён оставался к любовным флюидам непробиваем.
Для всех, но не для Ренджуна.
Ренджун оставался после занятий всё чаще, чтобы танцевать, ощущая жгучие взгляды преподавателя на себе, его горячие, изящные руки на своём теле. Донён не получал ни юаня за свои переработки. О, нет, дело было совсем не в деньгах. Из раза в раз его заставляло оставаться в пустом тренировочном зале нечто другое. Этот блеск в чёрных, томительно прекрасных глазах, изгиб улыбки и едва слышные выдохи, когда Ренджун оказывался вплотную или взмывал в воздух, поддерживаемый надёжными, сильными руками — Ренджун знал, что именно это было. То же самое, что тревожно и сладко стискивало его собственное сердце, не давало спать по ночам.
Они двигались в чувственном, осторожном адажио, и становились всё ближе.
Спустя несколько недель их маленькие частные тренировки стали заканчиваться сеансом поцелуев на подоконнике, когда усталое тело ныло, а кровь полнилась адреналином от страха быть пойманными и сладким коктейлем гормонов первой и уже запретной влюблённости. Воспоминания эти были ничуть не потускневшими за прошедшие годы и всё так же заставляющими сердце замирать. Ренджун уехал от Донёна в Сеул, получив предложение об обучении в Юниверсал, и больше они не виделись.
Что стало с ним после? Получилось ли исполнить свою мечту? Ренджун надеялся, что Донён никогда не узнает, что стало с ним, что ему удастся остаться в его памяти красивым и жестоким мальчишкой, разбившим его сердце и не стоящим жалости.
— О чём ты думаешь?
Голос Джено вывел Ренджуна из прострации, и он вздохнул. Воздух тут был чистым и свежим, но дышалось Ренджуну с трудом — был ли виной тот ком, что стоял в горле?.. Выехав из города, Джено остановил машину в живописном местечке, где находилась туристическая тропа в гору. Была она не центральной и явно не слишком популярной: сейчас там не находилось ни одного туриста, и Ренджун уставился на то, как каменные ступени уходят в тёмную, сочную зелень деревьев, словно в небеса.
Донён был его первой любовью. Первой и единственной за прошедшие двадцать три года, и сейчас Ренджун, оглядываясь назад, ощутил себя неудачником. Он отказался от своих чувств для того, чтобы пойти дорогой карьеры, стоившей ему ноги. А теперь оказался разбитым, выкинутым на обочину жизни. Джено, глядящий на него всё более встревоженно, ждал ответа, и Ренджун сморгнул непрошенные слёзы:
— О своей первой любви. Надеюсь, мы никогда не встретимся. Не хочу, чтобы он видел меня таким.
Сидение рядом заскрипело обивкой, Джено отстегнул ремень безопасности, чтобы наклониться к нему:
— Ренджун, посмотри на меня, — попросил он, и Ренджун развернулся, едва не сталкиваясь с ним носом.
Сердце подскочило, забилось в глотке. Джено был так близко, что Ренджун ощущал томительный жар его кожи.
— Ренджун, — повторил он, — ты очень красивый. Самый красивый. И для любого человека было бы счастьем даже просто увидеть тебя.
Чем больше времени проходило, тем больше это «турне по городу» напоминало Ренджуну свидание. Из багажника Джено достал большой пластиковый контейнер с ручкой, в котором оказалась бутылка домашнего лимонада, сэндвичи и десяток крупных желто-красных слив. Он расстелил плед на траве, рядом с каменными ступеньками, где тень была густой и приятной. Ренджун с удовольствием улёгся на бок, вытянул ноги и, подперев ладонью голову, поглядел на Джено. Тот суетливо доставал стаканчики, раскладывал на тарелке сливы, и Ренджун, поймав его взгляд, улыбнулся:
— Интересно, все в Тэбэке такие дружелюбные? Или это мне повезло? — мурлыкнул, хватая фрукт, чтобы впиться с него зубами.
Джено и правда думал, что с ним всё в порядке. Хотя и знал, почему Ренджун попал сюда, что в ноге у него находился титановый штифт, и танцевать он больше не мог — Ренджун не видел необходимости скрывать своё прошлое, ведь рано или поздно всё стало бы известно, и он в чужих глазах превратился бы в жалкое создание, трясущееся над своей болью.
Быть жалким Ренджун ненавидел.
Слива была спелой и приторной, её сок потек по подбородку и капнул на плед, Ренджун ойкнул, выпрямился и облизнул губы. Когда он поднял глаза, Джено смотрел на него, и рот его был приоткрыт, а розовый румянец пылал на щеках. Правда ли он считал Ренджуна самым красивым? И осознавал ли сам, как прозвучали его слова?
— Хочешь? — спросил Ренджун, проглатывая откусанный кусочек.
Собственный голос показался ему чужим — слишком двусмысленно приторным и влажным, и чужой взгляд упал ему прямо на губы.
— Хочу, — сказал Джено, и румянец его вспыхнул ярче. — Хочу тебя поцеловать.
Ренджун не знал, кто подался навстречу первым, но касание губ Джено, его часто вздымающаяся грудь под кончиками пальцев, та податливая, чуткая дрожь, прошившая его тело — это было удивительно прекрасно. Джено целовал нежно, как будто боялся навредить, сделать больно неосторожным движением, и голова от этих поцелуев кружилась, а внутри делалось блаженно сладко.
Мог ли Ренджун в Джено влюбиться? И стало бы это спасением от той пустоты внутри, смогло бы заглушить зов тайны прошлого?.. Ренджун не знал. Да и знать не хотел — он мог, наконец, перестать думать, хотя бы ненадолго. Позволить себе раствориться в этом июне, утонуть в море разноцветных гортензий и свежем, пахнущем влажной листвой горном воздухе.
Вернулись обратно они ближе к вечеру. Ренджун, проведший весь день на природе, страшно проголодался, и поэтому попросил Джено остановиться у ресторанчика, где работал Донхёк. Тот привычно суетился, танцуя между столиками в забавном розовом фартуке, и Ренджун помахал ему прямо из машины.
— Ты тоже зайдешь на ужин? — спросил он, и Джено помотал головой.
— Мама одна дома, — с сожалением поделился он. — Она не любит есть в одиночестве и будет ждать меня. Хочешь, мы увидимся завтра? Я могу отвезти тебя после работы в художественный магазин.
Ренджун, за поеданием бутербродов успевший поделиться тем, что когда-то увлекался рисованием, просиял. Это действительно звучало, как отличная идея: снова начать рисовать, и потому он, отстёгивая ремень безопасности, чтобы вылезти наружу, воскликнул:
— Было бы здорово! Напиши мне, хорошо?
— Конечно, — Джено улыбнулся. Казалось, он хотел сказать что-то ещё, но не стал: Донхёк налетел на Ренджуна со спины и звонко чмокнул в щёку:
— Чего стоите и не заходите? У нас сегодня отпадный самгепсаль, сам делать помогал.
— Сегодня без меня, ладно? — высунувшись из окна, уронил Джено. Губы его едва заметно поджались, но улыбка осталась такой же тёплой. — Я поеду. Повеселитесь там.
— Обязательно, — пропел Донхёк.
Он снова попытался оставить поцелуй на ренджуновой щеке, но тот вывернулся и, улыбнувшись на прощание Джено, вошёл в ресторан, откуда так вкусно пахло мясом и специями, что рот наполнялся слюной.