Когда цветёт гортензия

      Внезапное признание Минхёна вызвало столь сильную волну эмоций, что Ренджун сам не заметил, как вышел из дома, будто что-то толкало его в спину. Минхён… испытывал к нему чувства? И как давно? Не могло ведь это быть воскресшим отражением той детской, невинной привязанности, что они делили? Выросший, совсем взрослый Минхён был другим, и будто бы тем же: он смущался, старался Ренджуна защитить, но если раньше он брал на себя вину за сломанное дерево, то теперь… предлагал секс? Это не укладывалось в голове, как и тот факт, что Ренджун больше не хотел, не мог даже думать о том, чтобы разделить с ним постель. Так, как будто стоило там оказаться Джемину, все остальные перестали привлекать его достаточно для того, чтобы захотеть чего-то близкого.       Боже, это был кромешный ужас — Ренджун не собирался привязываться к кому-то из своих детских друзей в таком смысле. Особенно, если это могло быть невзаимно: то, что Джемин переспал с ним, вовсе не означало того, что он хотел большего. Проблема заключалась в том, что Ренджун был слишком гордым для того, чтобы спать с кем-то, кто его чувств не разделяет. Он должен был выяснить, что Джемин по этому поводу думает, что он думает по поводу них — толкнув стеклянную дверь магазина, он выпалил:       — Минхён мне признался в чувствах, — и сам удивился тому, что сказал.       Джемин, на удивление занятый пробиванием покупок для какой-то женщины, бросил ему кривую, неестественную улыбку.       — Пять минут, — выдохнул он и принялся складывать продукты в пакет.       Смущённый собственной несдержанностью, Ренджун скрылся в рядах полок и принялся от нечего делать разглядывать хлопья для завтрака. Там его Джемин и нашёл, изучающим состав одной из упаковок на предмет калорийности, отдавая дань прошлым привычкам: подобравшись бесшумно со спины, он увлек Ренджуна в незаметную дверь подсобного помещения, по пути оставляя короткий поцелуй на щеке.       — Так значит, Минхён тебе признался. Весьма смелый поступок. И что ты ему ответил?       Внутренности скрутило неприятным волнением, Ренджун вздернул бровь. Что бы Джемин к нему ни чувствовал, молчать и бояться Ренджун не собирался, и потому фыркнул:       — И это всё, что ты мне скажешь?       — А что ещё я должен тебе сказать, детка? — Джемин толкнул его к стеллажу, заставленному какими-то коробками, склонился над ним, но сейчас Ренджун вовсе не был настроен на подобное легкомысленное общение.       — Ты думаешь, сможешь играть со мной? — прошипел он, стискивая зубы. Глядеть на Джемина было неуютно и боязно, но Ренджун упрямо уставился ему прямо в глаза. — Ты знаешь, что нравишься мне, и я благодарен тебе за помощь. Но это не значит, что ты можешь теперь вести себя вот так. Если тебе действительно нечего мне сказать, я пойду.       Он рванулся и даже успел сделать два шага по направлению к выходу, как Джемин стремительно преградил ему дорогу.       — Хей, детка, — мягко проговорил он. — Не злись, пожалуйста, — его ладони легли на талию, и Ренджун, хотя и ощущал кипящее негодование, их не скинул.       Удостоверившись, что больше уходить он не собирается, Джемин притянул к себе ближе, раздражающе мило погладил по голове, словно успокаивая ребёнка:       — Ты же не можешь не видеть, как я к тебе отношусь, мой маленький, особенный друг детства, — тепло улыбнулся он, и сердце подскочило в груди. — Забавно, как сильно и сладко может исказить нашу невинную детскую любовь безжалостный коктейль гормонов взрослого тела, желающего делать неприличные, приятные вещи, — хмыкнул он, оставляя целомудренный поцелуй у уголке чужого рта, и Ренджун ощутил, как его собственные губы тянутся в улыбке.       Значит, Джемину было не всё равно — и, ох! Он не догадывался, насколько. Чужие пальцы, нежно поглаживающие бока, вдруг крепко, но осторожно сжались, пуская терпкие мурашки. Джемин смерил его тёмным, долгим взглядом и медленно проговорил:       — Не меня одного терзали подобные мысли: красивый, словно цветок, хрупкий и стойкий одновременно, ты знал, как сильно притягивал взгляды. Сначала ты поцеловал Джено, потом провёл ночь с Донхёком. Тебе было плохо и одиноко, я знаю. Ты хотел получить немного тепла и любви, которую те двое страстно желали тебе подарить. И подарили, по первому же требованию. А потом ты подумал, что хватит, достаточно, и заставил их мучиться мыслями о том, что же они сделали не так, и почему ты больше не хочешь продолжения.       Это звучало горько. Ренджун впервые задумался о том, что был слишком беспечным и причинил боль хорошим людям, хотя и ненамеренно. И хотя он ничего им не обещал и это был просто обмен удовольствием близости, Джено и Донхёк относились к нему не так, как он к ним. Жестоко и безответственно было идти на поводу у своего жуткого одиночества и позволить им поверить в то, что между ними может что-то получиться.       — Я… ты прав, — выдохнул Ренджун. Стыд оглушил его, сдавил виски, и щёки воспламенились от осознания совершенной ошибки. — Я не должен был так поступать, и теперь всё запутал. Думал только о собственных чувствах. Мне стоит пойти и сделать всё нормально, я… — в смятении он встрепал волосы и снова попытался уйти, но Джемин не позволил. Он вдруг подхватил Ренджуна на руки, опустился с ним на маленький диванчик в углу.       — Я узнаю моего Ренджуни с его обостренным чувством справедливости, — шепнул он на ухо, деловито засовывая ладонь под чужую майку, чтобы погладить. — И что ты будешь делать теперь?       Прикосновения отвлекали, но сейчас Ренджуну было слишком стыдно для того, чтобы полностью поддаться им, и потому он поёрзал на коленях и сообщил:       — Думаю, надо позвать Джено. Он мне писал после случая на лестнице и волновался очень. Мы так ничего толком не обсудили, а ты сказал ему уйти в тот день, хотя он вроде как хотел остаться. Нам надо нормально поговорить. Наверное, он снова захочет повести меня на свидание…       — О, больше никаких свиданий, детка, если они не со мной, — мурлыкнул Джемин. Ладонь его погладила по спине, и Ренджун неосознанно выгнулся, подставляясь под ласки. — Знаешь, раньше я хотел дать тебе немного пространства, дать возможность подумать и решить, но теперь… — губы его нашли дорогу к губам Ренджуна, и сладкая дрожь предвкушения пробрала его до самых кончиков пальцев. — Теперь я знаю, что нравлюсь тебе, и не собираюсь так просто позволять тебя увести. Пусть из нас двоих совестливость останется только у тебя. А я делиться ни с кем не собираюсь.       Он звонко чмокнул Ренджуна и широко, солнечно улыбнулся. Смех бурлил в груди, словно рой крохотных, нежных бабочек — Ренджун ощутил себя таким счастливым, что обхватил Джемина за шею, уткнулся лицом в его волосы.       — Посмотрим, — хихикнул игриво он. — Знаешь, а я ведь очень капризный в качестве партнёра. И требовательный. Мне требуется большое количество любви.       — О, это я уже понял, детка. Но, к счастью, у меня есть много, чего тебе дать, — Джемин поиграл бровями, и Ренджун пискнул, скривился и захохотал.       — Боже, это отвратительно!       — Ночью — да и сегодня утром, собственно — ты был другого мнения, — жарко шепнул он прямо в смеющиеся губы. — Посмотри, как ты меня разукрасил. О, ты бы видел эти осуждающие взгляды, которыми меня одарила госпожа Мин. Кажется, если бы это не был единственный магазин в этом районе, она бы кинула в меня продуктами и гордо удалилась. Такое чувство, будто я не просто парой меток светил, а как минимум у неё на глазах с тобой сексом занимался.       Ремарка заставила Ренджуна осечься, разом потерять хорошее настроение. Да уж, если Джемин думал, что в Тэбэке не было желающих посмотреть на публичный секс с ним в главной роли, то крупно ошибался. Выпрямившись и пересев на диван рядом, Ренджун осторожно уточнил:       — Ты знаешь что-нибудь про нэрим кут?       — Ритуал инициации? — если Джемин и удивился столь резкой смене темы, то виду не подал. Он ухватил ренджунову ладонь, чтобы переплести пальцы. — Но разве духи всё ещё беспокоят тебя?       Это было странно, но хотя с утра Ренджун и продолжал там-сям встречать призрачные силуэты людей, желающих сказать ему что-то, больше они не обступали его, будто успокоившись. Может, ритуал действительно не был ему так уж необходим, и всё пришло в относительную стабильность?       — Но я всё ещё вижу их, — уронил он, откидываясь на спинку. — Можно ли избавиться от этого?       — Боюсь, тебе придется привыкнуть, детка, — Джемин уложил голову ему на колени и оставил короткий поцелуй на запястье, а потом принялся играть с чужими пальцами, сгибая и разгибая их. — Таков удел шамана. Они и раньше были повсюду, только теперь ты видишь их.       — Что же, с этим можно смириться, — хмыкнул Ренджун. — По крайней мере, мне не надо устраивать публичный секс в пещере.       — Как насчёт менее публичного и в более комфортной обстановке? — проворковал Джемин, неприлично, призывно улыбаясь.       Лицо его было слишком близко к ширинке — Ренджун только сейчас заметил это и ощутил, как возбуждение разбавляет кровь, заставляет её течь быстрее. Нет, заниматься сексом сейчас он вовсе не планировал: они находились в подсобке в магазине и кто угодно мог войти и прервать их. Даже при всей своей невозмутимости относительно собственного тела, острое смущение впивалось в Ренджуна сотнями иголочек при одной лишь мысли о том, что его могут застать в состоянии беззащитном и разрушенном удовольствием.       — Я запру дверь, — будто прочтя его мысли, предложил Джемин и придвинулся ближе. Его горячее дыхание просочилось через тонкую ткань шортов, и Ренджун издал стыдный, тонкий скулеж.       — Не надо. Я пойду лучше, — он вскочил, силясь угомонить сбитое дыхание, потёр ладонями горящие щёки. Джемин следил за ним, лёжа на диване: глаза его были прищурены и нежная ухмылка тянула уголки губ.       — Даже не поцелуешь меня на прощание? — он надулся, и хотя Ренджун видел эти демонические огоньки в его глазах, наклонился чтобы оставить поцелуй на чужих губах.       Он успел лишь сдавленно охнуть, когда вдруг оказался сверху на Джемине, и тот припал к его шее, втянул в рот кожу болезненно-сладко и отстранился с влажным звуком.       — Эй, — Ренджун нахмурился, накрыл пальцами жгучую метку — она была высоко, там, где все могли её видеть. — Что ты?..       — Это моя печать, — шепнул Джемин, приглаживая его встрепавшиеся волосы. — Маленькое сообщение тем, кто может захотеть тебя. Больше не позволяй другим целовать себя, хорошо?       Кинув взгляд на яркое пятнышко, оставленное джеминовыми губами, Ренджун цыкнул. Стоило ли закрыть его, чтобы не расстраивать друзей, имеющих к нему какие-то чувства? Или наоборот, демонстрация метки помогла бы сделать объяснение причины отказа проще? Додумать Ренджун не успел: раздался стук, и он чертыхнулся, кинул взгляд на часы и подошёл к двери, чтобы открыть её. Наверное, стоило отложить выяснение отношений с Джено как минимум на следующий день, но он так отчаянно желал сейчас расставить все точки над i, что написал ему до того, как успел как следует подумать.       Радостная улыбка гостя медленно стекла с его лица, сменяясь мрачной маской гнева. Джено выглядел так, будто снова был одержим: его взгляд блеснул такой яростной, непримиримой ненавистью, что Ренджун невольно попятился. Видимо, испуг его был слишком очевиден: Джено поджал губы, сглотнул и попытался натянуть миролюбивое выражение.       — Тебе уже лучше? — спросил он, и Ренджун кивнул, позволяя ему войти.       Чёрт, точно надо было скрыть метку. Усилием воли Ренджун подавил желание накрыть её ладонью. Глаза Джено жглись, сверлили дыру в коже, и Ренджун неловко прочистил горло, сам не зная, с чего стоит начать этот непростой разговор. Джено всё равно узнал бы рано или поздно, из-за кого Ренджун отказал ему, но их отношения с Джемином были близкими, и не стало бы это причиной для их ухудшения? Если бы можно было выбирать, на кого Джено стал бы сердиться, Ренджун предпочёл бы взять удар на себя: чувства Джено к нему явно были поверхностными и неглубокими, и гнев должен был быть таким же. Пожалуй, стоило предложить Джено что-нибудь выпить, чтобы разрядить напряжённую обстановку — Ренджун открыл было рот, но вдруг длинные, сильные пальцы сжались на запястье, заставляя удивлённо поморщиться.       — Кто из них?       Чужая хватка была не просто крепкой, она буквально крошила кости, и Ренджун сквозь стиснутые зубы прошипел:       — Ты делаешь мне больно.       Больше всего Ренджун ненавидел, когда к нему относились с грубостью, и он никогда не думал, что именно Джено будет тем, кто так с ним поступит. Сочувствие к чужим чувствам быстро задохнулось в нём собственным ледяным гневом, Ренджун нетерпеливо потянул на себя плененную конечность и Джено разжал пальцы. Тень сожаления промелькнула в его чертах, но тут же исчезла, утонув в ярости, едва сдерживаемой, пылающей неудержимым огнём в тёмных зрачках. Джено словно собирался отчитать его за измену, за причиненную ему боль и разрушенные отношения. Но ведь между ними не было ничего, кроме одного поцелуя! Ренджун не обещал ему любви. Кожа запястья горела, будто ошпаренная, и от неё беспощадный пожар распространялся по телу, захватывал рассудок.       — Почему я вообще должен перед тобой отчитываться? — медленно и холодно проговорил Ренджун. — Джено, я хотел нормально поговорить, извиниться за свою неосмотрительность. Я не должен был позволять тому поцелую случиться. Но это всё. Мне уже не нравится, куда идёт этот разговор, и поэтому лучше оставь меня.       Он сложил на груди руки, бесстрастно посмотрел на Джено, явно давая понять, что на общение не настроен, но тот только придвинулся ближе, навис над ним:       — Ты не ответил, — уронил он, а потом толкнул к стене, вышибая дыхание, прижался тесно. — С кем ты переспал, Ренджун? Если ты хотел чего-то, почему не позволил сделать это мне? Я ведь люблю тебя и сделаю всё, чтобы ты был счастлив.       Его тело было горячим и твёрдым, словно выплавленным из нагретого на солнце металла, и голова у Ренджуна вскружилась тревожно, в ушах зазвенело, и чувства все обострились. Он ощущал дыхание на своих губах и лихорадочное биение чужого сердца. Но не это заставило его собственное сорваться вниз, упасть в желудок. За спиной у Джено клубилась липкая тьма, смазывающая его острые черты. Она пульсировала, тянулась в стороны щупальцами, и Ренджун замер, ошарашенно глядя на тёмные, подвижные всполохи, и едва уловил чужой голос, когда Джено прошептал:       — Ты не можешь так поступить со мной. Я ждал тебя всю свою сознательную жизнь, а теперь ты говоришь мне оставить тебя? — он опустил ладонь на шею Ренджуна, где заполошно билась жилка, погладил осторожно, будто боялся спугнуть дикое животное. — Я обязан жизнью госпоже Бэ. Это была сделка: мудан нуждается в том, кто всегда будет на его стороне, станет опорой сейчас и после смерти. Быть рядом с мудан — тяжёлая ноша, но даже в детстве я знал, что для меня она будет лёгкой, словно пёрышко. Ведь это ты, Ренджун. Я смогу позаботиться о тебе так, как ты этого заслуживаешь.       Его взгляд сместился ниже, коснулся приоткрытых губ, и Ренджун судорожно втянул воздух, словно пытался вдохнуть поглубже перед тем, как нырнуть с головой в тёмный, пугающий омут. Джено прижался губами к нему, проскользнул внутрь языком, и Ренджун забился в удушающих объятиях, укусил его, заставляя отстраниться. Но Джено словно не чувствовал боли: он облизнулся, и кровь окрасила его губы ярким алым, словно шёлк ритуального платка.       — Все знали об этом. Знали, что я должен стать для тебя особенным, но всё равно попытались отобрать тебя. И ты думаешь, я не буду злиться? — он хмыкнул, перехватил руки Ренджуна, упирающиеся ему в грудь в тщетной попытке оттолкнуть, вздернул их над головой. — Симпатия, влюбленность, желание. Детские попытки расположить тебя к себе вдруг превратились в это, — подушечка большого пальца надавила на метку, оставленную чужими губами на коже Ренджуна, и тот судорожно сглотнул. — Я спрашиваю: кто из моих друзей решил, что его чертовы чувства важнее, чем твоя жизнь?       — При чём тут моя жизнь? — выдохнул Ренджун, яростно пытаясь высвободиться. — Отпусти меня. Ты сошёл с ума?       — Это ты можешь сойти с ума, если не завершить ритуал инициации, — Джено покачал головой, но всё же послушался, сделал шаг назад. — С кем ты спал? Это был Джемин? Донхёк? Или Минхён? Готов поспорить, кто бы ни трахал тебя, он вряд ли будет готов к публичности и не захочет проводить нэрим кут. А даже если бы и захотел, вряд ли его энергии хватит на то, чтобы ты смог войти в транс.       Джено казался бы каким-то отбитым культистом с промытыми мозгами, и Ренджун точно осмеял бы его, если бы не та тёмная, пугающая аура, колеблющаяся за чужой спиной. Ему было жутко от одной лишь мысли о том, что это действительно была та самая энергия, способная ввести его в состояние транса, соединить его рассудок с неким горным божеством и заставить пророчествовать. Что, если он действительно мог сойти с ума? Если Джено был прав, и он не имел выбора, и должен был согласиться на это жуткое, унизительное представление?..       Нет. По крайней мере сейчас он был в здравом рассудке, да и Джемин говорил, что ситуация находилась под контролем. К тому же, чем больше на него давили, тем больше хотелось сопротивляться. Ренджун должен был продолжать бороться. Если бы он отступал каждый раз, когда было страшно, то никогда не смог бы стать настоящим собой.       Джено смотрел на него в нетерпеливом ожидании, будто и правда надеялся, что Ренджун может передумать и согласиться с ним — он вздрогнул, когда Ренджун окатил его ледяным взглядом и процедил:       — Не твоего ума дело, кто меня трахает, — сжимая кулаки и хмурясь. — Я чувствую себя отлично и ни в каком ритуале не нуждаюсь, ты слышишь? Меня не волнует, какие договоренности заключили твои родители или ты с моей бабушкой. Я и только я стану решать, кто будет со мной, — на нетвердых от гнева ногах он подошёл ближе, и чужое дыхание сбилось. Джено выглядел шокированным, будто его ударили, но это было только начало. — А сейчас убирайся, пока не наговорил того, что заставит меня немедленно отказаться от какого-либо общения с тобой навсегда. Я не позволю обращаться со мной таким образом.       Распахнув входную дверь, он указал на выход, и Джено потерянно посмотрел на улицу. Там снова начинал накрапывать дождь и ветер гонял сорванную листву по серым каменным плитам. Ренджун не знал, откуда появилась в нём эта уверенность, что Джено подчинится, просто ощущал власть каждой клеточкой своего тела. Тот и правда весь словно сник разом, страх исказил его лицо, заставляя побледнеть. Окровавленные губы лишь сильнее выделялись на этом белом полотне его кожи, и Ренджун уставился на них, словно загипнотизированный, и слова посыпались из них, подгоняя друг друга:       — Прости. Я не должен был. Ренджун, я просто очень сильно за тебя беспокоюсь и не хочу, чтобы что-то плохое случилось. И мне жаль, что я сделал тебе больно. Конечно, ты можешь спать, — он запнулся, беспомощно потянулся к нему, пытаясь коснуться, но Ренджун отступил в сторону, — ты можешь спать с кем хочешь. Даже… — его голос зазвучал тише, — даже если это будет не один человек. Даже если это буду не я.       Джено выглядел таким жалким, таким раненым, что Ренджун ощутил, как хрупко треснул его гнев, раскалываясь на сотню мелких осколков. Но они всё так же кололись, не позволяя забыть, что Джено наговорил. Нельзя было спускать подобное ему с рук, и потому Ренджун сказал:       — Рад, что мы это выяснили, — и добавил, уже мягче: — А теперь тебе пора.