Нерушимая клятва

            Солнце ползло к закату. Медленно, словно насмехаясь над миром, погрязшим в кровопролитии и интригах. День умирал неторопливо, пуская последние теплые яркие лучи света. А вместе с ним умирала и я. Чувствовала, что умираю… Я сидела на крыше, свесив ноги вниз, и глядела на этот злополучный закат, который станет означать моё вечное заточение в лапах тирана.       «Я выпустила тебя, Бонт! Подарила свободу! Избавила от заточения! А в благодарность твоё тело, заполоненное злом, надевает на меня нерушимые оковы».       Мама думала недолго. Я видела, что решение далось ей непросто, но когда она озвучила его, голос с нотками металла не дрогнул, а сталь в глазах не потеплела.       — Мне жаль, Вики. Но на кону стоит слишком многое.       Её слова до сих пор тихими выстрелами пульсировали в моём мозгу. Я не помню, что было дальше… не помню, как Люцифер бросился на неё, едва не сбив с ног.       — Что ты несёшь, непризнанная дрянь?! — Выкрикнул демон, но Мамон резко перехватил его попытку дотронуться до мамы. — Ты готова отдать единственную дочь и ради чего?! Ради обещания какого-то мифического урода? Ради сохранения собственной власти?! Ты хоть понимаешь, на что обрекаешь её?! Не тебе придётся раздвигать перед ним ноги!       Люцифер рвался так сильно, что Геральду пришлось помочь Мамону держать его. Мама смотрела на него спокойно и надменно, хоть губы её мелко дрожали.       — Не забывай, Люцифер, как твой отец был готов пожертвовать тобой ради своего народа. Я не любила его, но это — поступок, достойный уважения. Правитель должен уметь поступиться личными привязанностями во благо остальных.       — В какое нахер «благо остальных»? — Люцифер с силой отпихнул Геральда и освободившейся рукой схватил маму за горло. Да так сильно, что она начала задыхаться. Вбежавшие на шум архангелы немедленно накинули на него золотые нити и оттащили прочь.       Я стояла, словно в бреду… в кошмарном невыносимом сне, от которого так жаждала очнуться. Но пробуждение всё не наступало.       Мисселина плакала навзрыд. Мими тоже что-то кричала, но умолкла под грозным взглядом отца.       — Уведите Люцифера в камеру и не выпускайте, пока не придет в себя. — Отдала мама холодный приказ.       — Я тоже пойду туда одним из этих ебаных добровольцев! Я хочу этого! Вы не сможете просто меня запереть!       Мими выбежала вслед за архангелами, которые утащили демона прочь.       — Такое решение не просто принять, Ребекка, — сказал Мамон, глядя на закрывшуюся за дочерью дверь. — Я бы не смог обречь Мими на такое.       Мама судорожно вздохнула. Следы от пальцев Люцифера краснели на её белоснежной шее. На меня она взглянула, только спустя несколько невыносимо долгих минут ожесточенных споров. Словно речь шла не обо мне… словно я была какой-то вещью, не более того.       «Сосуд с моей силой я заберу с собой»,— так выразился Мальбонте. Я и для него была вещью, но этот факт ранил не так больно, как расчетливое отношение матери. Осознание того, к чему меня приговаривают, начало постепенно доходить до моего затуманенного шоком разума, выводя из оцепенения все вспыхнувшие чувства и естественные реакции.       — Вы говорите обо мне так, будто я рабыня или вовсе не имею права голоса! — вскрикнула я пронзительнее, чем того желала. Сила внутри меня отозвалась на порыв эмоций, и окна кабинета угрожающе задребезжали. На столе лопнуло несколько стаканов, зеркало пошло трещиной, свитки на стенах отпали и скрутились в трубочку. И я испугалась, что не смогу долго удерживать в себе эту разбушевавшуюся мощь, что она вырвется на свободу и причинит вред тем, кому зла я желала в последнюю очередь. Все немедленно обернулись в мою сторону.       — Что, черт вас дери, значит эта «клятва крови»? Я не выйду за него замуж! Я не позволю ему коснуться себя! Мы не в средневековье! Вы не поступите так со мной!       Мисселина сочувственно поджала губы и снова расплакалась. Лицо мамы застыло в непроницаемой маске, а плечи дрогнули, но тоже замерли в гордой осанке. Кроули угрюмо молчал. Мамон и Геральд опустили взгляд.       — Я понимаю твои чувства, Виктория, — холодно произнесла женщина, которую я считала своей матерью. — Но суровые времена требуют суровых мер. А суровые меры подразумевают под собой некоторые жертвы. Я не предполагала, что он потребует подобного, признаю, для меня это тоже удар. Но по крайней мере ты будешь жива и под его защитой. Как сосуд с его силой ты для него важна. И это лучше, чем смерть от рук советников Цитадели.       Говоря, Ребекка скривила губы в раздражении, словно я была несмышленым ребенком, не понимающим очевидные вещи.       Это стало последней каплей. Я оттолкнула подошедших ко мне Мисселину и Геральда и выбежала из кабинета, не помня себя от ужаса, сжигаемая изнутри лютой ненавистью.       Слёз не осталось. Сил не осталось. А на смену ненависти пришла пустота. Смирение? Нет! Я буду бороться. Им придется запереть меня тоже, как Люцифера, я буду бороться до последнего!       Я взглянула на возвышающуюся над школой башню. Люцифер там… пытается выбить решетку, несмотря на то, что архангелы сильно его избили. Нам даже не дадут попрощаться?! Неужели не дадут?!       Первой мыслью было бежать, куда глаза глядят. Я раскрыла крылья и летела, летела… но что-то заставило вернуться. Лететь мне некуда. Нигде не найти приюта. Я совсем не знаю Небеса, есть ли здесь какие-то поселения, кроме Цитадели? Пролетая над островками на спине Фыра, я видела какие-то деревушки и маленькие города. Но что мне там искать? Рано или поздно меня найдут по энергии не одни, так другие. Оставалось только… Я никогда не думала о самоубийстве, но сейчас оно маячило спасительным маяком в сгущающемся мраке моей участи.       Но и тут что-то остановило… Ещё неизвестно, что сделает Мальбонте с учениками и учителями, если меня вдруг не окажется среди его трофеев.       Последняя мысль резанула болью по и так уже израненному сердцу. Словно в открытую рану всадили нож, да ещё и провернули ручку, что аж перехватило дыхание. Нет, я не могу обречь Дино, Мими, Лилу, Астра, Энди, Мисселину, Геральда и остальных на такой риск. Если их жизни будут спасены, благодаря моей жертве, я должна суметь принести её с достоинством.       Словно прекрасная античная дева, прикованная к скале у моря, и ожидающая, когда с последними лучами солнца за ней придет кровожадное чудовище. Вот только в мифах деву всегда спасает герой. В жизни же… всё иначе.       Я только сейчас поняла, что эти прекрасные девы почти всегда были дочерьми царей… которые приносили жертву во благо своему королевству.       — Брак, это ведь не означает смерть… — рассуждала я вслух, поглаживая гладкую бирюзовую чешую Фыра, грустно лежащего рядом. — Многих женщин выдали по расчету… за мужчин, которые обращались с ними плохо… были ужасными, но влиятельными… и… — голос запинался на каждом слове. Рыдания вновь начинали душить, перекрывая доступ кислорода.       Мне всегда казались забавными эти практики замужества прошлого. В институте мы с подругой даже посмеивались, говоря что-то вроде: «Не нужно самой искать себе парня, это лежит на плечах родителей. И он зачастую всегда состоятельный. А если ещё и симпатичный — считай, повезло».       При воспоминании о земной жизни, которую отнял у меня Мальбонте, эти слова уже не казались смешными. Меня трясло крупной дрожью от омерзения и настоящего животного страха. А солнце меж тем продолжало неотвратимо приближаться к горизонту.       Шаги за спиной я услышала задолго до их приближения, но не обернулась, даже ощутив кожей теплую энергию Дино. Не хотела, чтобы он видел меня такой… разбитой и растоптанной.       — Вики, я только что узнал и долго не мог поверить! — начал он, садясь рядом и тут же обняв меня со спины. Я уткнулась ему в грудь, беззвучно рыдая, а он гладил меня по волосам, словно я была для него самым близким человеком в мире.       «Ах, Дино… как же ты добр и светел! И сколько же предательств выпало на твою долю!».       — Я принял решение лететь с вами, — твердо сказал он, и я резко отстранилась, не заботясь о том, как выглядит моё лицо. — Раз уж Ребекка продала тебя в рабство, я сделаю всё, чтобы защитить тебя.       Он взял моё лицо в ладони, и в голубых глазах поселилась стальная решимость.       — Нет, Дино, нет, — умоляюще залепетала я. — Для тебя это слишком тяжело, ведь там твой отец. И слишком опасно! Оставайся здесь, ты нужен школе. Со мной полетит Люцифер…       Фыр под моей рукой решительно дёрнулся, как бы говоря, что и он тоже отправится с нами.       — Меня будет, кому защитить!       Мне хотелось верить в собственные слова. Они были правдивы в том, что касается вражеского лагеря и его жителей. Но от самого Мальбонте меня, увы, не защитит никто и ничто.       День догорел, словно светоч во тьме. Последний день моей свободы… Как мы, порой, не ценим отведенное нам время и простые на первый взгляд вещи… Не ценим, пока в один миг не лишаемся их. Время утеряно, и ничто больше его не вернёт.       Во дворе собрались добровольцы, больше похожие на скот, пригнанный на бойню. Хотя среди них попадались те, кто был полон энтузиазма. Остальные же стояли с хмурыми печальными лицами. Мими с сумкой переминалась с ноги на ногу рядом с Мамоном, на лице которого читалась тревога, но и гордость. Люцифера — израненного и связанного — держали всё те же архангелы. Ребекка, Кроули и Геральд стояли на крыльце внутреннего двора, возвышаясь над всеми. Я стояла поодаль, не способная даже поднять голову и изо всех сил заставляющая себя больше не плакать. Только не на глазах этого монстра.       Та, что звалась моей мамой, накануне пришла в мою спальню и заставила привести себя в порядок.       Мы с Мими сидели на моей кровати и разговаривали.       — Я уговорила отца отпустить меня с тобой, — поведала подруга. — Я не брошу тебя в западне. К тому же, там будет много знакомых.       — Мими… не стоит так рисковать. — Её желание полететь со мной немного взбодрило, но и вызвало еще больше волнений. Дьяволица отмахнулась.       — Раньше бы я не пошла на это, скажу тебе честно. Но не потому, что мне плевать на тебя. А из-за отца. Но раз Ребекка открыто бросила вызов Эрагону, то и отцу небеса не поверят после того, как тот согласился встать на сторону твоей матери.       Я не успела ответить. Мама прервала нашу беседу, войдя с коротким стуком, и Мими оставила нас одних.       — Знаю, ты имеешь право ненавидеть меня, — сказала она, чуть помедлив прежде, чем продолжить. — Но я делаю это для твоего блага и для блага всех нас.       Я промолчала. Просто не знала, что на это сказать. Из меня словно вытрясли всю душу, оставив на её месте нескончаемую растущую пустоту. Ребекка уже собиралась уйти, как вдруг задержалась у дверей, нервно терзая собственные пальцы. Я видела в зеркале, что холодная маска на её лице на миг сменилась растерянностью и глубочайшим сожалением… или это мне почудилось?       — Мне жаль, Вики. Мне правда жаль. Если бы я могла заменить тебя… я бы сделала это, не раздумывая. Я лишь надеюсь… что когда-нибудь ты найдешь в себе силы простить меня.       «Простить… простить… простить…» ,— стучало в висках. Как можно, черт побери, такое простить?!       Мальбонте явился в точно назначенное время, но на этот раз в компании десятка демонов.       Усмешка на его лице сменилась серьёзной задумчивостью, когда он увидел перед собой кучковавшихся новобранцев, которые глядели на него кто с благоговением, кто с раболепным страхом, кто просто с ужасом. Но презрение прятали. Энергия страха наполнила двор кисло-горьким маревом, и её ощущали все бессмертные.       Мальбонте встал перед ними, подняв голову и прищурившись. Он оглядел толпу, видя каждого из вновь примкнувших. Задержал взгляд на Мими, затем на Мамоне, после на Люцифере. Усмехнулся. И чёрные глаза сверкнули мрачным удовлетворением, когда он повернулся к Ребекке.       — Я вижу, ты приняла верное решение. — Констатировал он очевидную истину, и его изучающий пронзительный взгляд коснулся меня, мгновенно прожигая кожу и кровь до самых костей. Мне захотелось спрятаться за спину Геральда, но я буквально заставила себя ответить этому чудовищу тем же убийственным взором, в котором полыхала ненависть. Уж я-то не боялась показать своё истинное отношение к нему.       Хотя разумнее было бы сразу начать гладиться, пытаться быть приветливой и ласковой, соблазнять одним взглядом, и тогда мужа, каким бы суровым он ни был, получится усмирить и загнать под каблук… так ведь учат старые няньки в сериалах и фильмах про прошлые века?       Только вот в этих картинах не показывают, как надо себя вести, когда тебя начинают насиловать или избивать!       От мысли, что ждёт меня в скором будущем, у меня едва не подогнулись колени от страха и отвращения.       «Нет, нет! Скажите, что всё это сон! Я лучше умру! Нет!»       Паника захлестнула с новой силой, стоило Мальбонте отдать приближенным демонам приказ сопроводить добровольцев в лагерь по воздуху, а самому направиться в нашу с Ребеккой сторону.       Я видела, как Мими обняла отца на прощание. Как шепнула что-то Люциферу, которого… архангелы потащили обратно в башню, не позволив взлететь с остальными.       «Что?!» — вопрос хлестнул кнутом по оголенным нервам. Люци остается, значит, не наделает глупостей и не погибнет, но… нам даже не дали проститься… Я смотрела, как его уводят, широко распахнутыми глазами, даже не моргая и полностью игнорируя приближение Мальбонте. Люцифер что-то кричал, осыпал все грязной бранью, но полукровка не реагировал ни на какие выкрики. Я опомнилась, наступив на горло своей досаде, только когда мама взяла меня за руку. Её ладонь была холодна, как лёд. Она не смотрела на меня — лишь на Мальбонте, что встал перед нами, победно улыбаясь, хоть и взгляд его оставался пугающе серьезным, как бы предупреждая о возможных необдуманных действиях со стороны мамы. Но она оставалась непоколебима и верна своему решению.       — Мальбонте, отдаю тебе мою дочь, Викторию Уокер, взрослую и достигшую расцвета. Да будут ваши судьбы связаны кровью… — Ребекка запнулась, словно ком в горле помешал ей говорить дальше. Прокашлялась и продолжила: — Отныне и вовеки веков. Да падет на дочь мою кара небесная в случае ослушания, да будет она счастлива подле тебя. Да будет так. — Мама едва ли не выплюнула последние слова, достав инкрустированный рунами нож и приложив его лезвие к моей ладони. Я поморщилась, глядя на выступившую кровь. Мама передала нож Мальбонте, и в его руках он засветился красным. Мальбонте сделал такой же надрез на собственной руке, а после мама вложила мою ладонь в громадную руку Мальбонте. Я хотела вырваться, но она удержала своими тонкими бледными пальцами. Кровь прикоснулась к крови, и от этого руку нестерпимо обожгло. Сила внутри меня встрепенулась, коснувшись источника, и я ощутила, как она наполняет вены стремительным потоком.       — Да будет так, — повторил за Ребеккой Мальбонте, не сводя с мамы холодных глаз, в самой глубине которых притаилось ликование.       Его ладонь была шершавой и горячей. Он стиснул мою руку не сильно, но ощутимо, чуть заметно пройдясь по коже подушечкой большого пальца.       «И это всё? Я не так себе представляла свою свадьбу! Кто-нибудь разбудите меня!».       Ребекка больше не глядела в мою сторону. Она развернулась на каблуках и направилась в школу, бросив напоследок короткое:       — Сделка завершена. В твоих интересах выполнить то, что требуется от тебя. — Скрытая угроза в мамином голосе подала мне надежду на то, что ей правда жаль. Хотя мою ненависть к ней это не остудило.       — Не сомневайся в этом. — Ответил ей Мальбонте, взглянув на меня в упор, отчего вся решимость сопротивляться и презирать его быстро трансформировалось в неконтролируемую панику. Он ничего не сказал, лишь оглядел меня всю с неким любопытством и интересом, словно хладнокровный исследователь. Так покупатель осматривает на рынке товар.       А после поднял наши сцепленные руки в воздух и отдал громогласный приказ оставшимся прихвостням:       — Возвращаемся домой!