Нерушимая клятва

            Зеркало издревле считалось творением дьявола. Многие культуры называли этот предмет порталом в иной мир, где обитают демоны. Мистическим, оккультным, опасным…       Мальбонте провёл меня через зеркало, и я оказалась, словно в иной реальности, не похожей на Ад в том представлении, в каком мне удалось его рассмотреть.       В Аду я бывала лишь на факультетах школы, да в похожем на золотой склеп дворце Мамона. В другие же места меня, как Непризнанную, не пускали. Обиталище Мальбонте я видела во снах, но смутно и нечётко, словно смотрела сквозь неспокойную водную гладь.       Сейчас же всё прояснилось: Моему взору открылся исполинского вида замок, утопающий в алых лучах заката; каменные древние, полуразрушенные башни, высокие массивные стены, огромные врата, в которые могли в ряд проехать десять конных рыцарей в тяжёлой броне. Если школа Ангелов и Демонов напоминала готическое строение позднего средневековья, то это место навевало мрачную и суровую романтику глубокой древности — эпохи рыцарей, турниров и королей. Больших башен было семь, а меж ними возвышались ещё девять маленьких. Всюду стояли статуи, похожие на ту, что в школе символизировала Равновесие. Только вот ангельские стороны у всех были изломаны и изуродованы. Ледяной ветер гулял по огромным дворам, где, словно муравьи, шныряли демоны и жуткого вида существа, отвергнутые Раем.       Я с трудом припоминала полученные на земле знания о Семи уровнях небес, но сейчас мне было трудно ориентироваться. Школа Ангелов и Демонов находилась на самом низшем — Велоне, где бессмертные помогают миру людей. Но представленная моим глазам местность разительно отличалась от той, к которой я привыкла. Тут не было летающих островков с искрящимися на солнце водопадами, и морозный воздух пах пеплом и смертью.       Мы с Мальбонте оказались на балконе самой высокой из башен, откуда был хорошо виден весь замок. Солнце садилось стремительно, потому во дворе, на башнях и стенах постепенно загорались сотни факелов.       — Добро пожаловать в мой подпольный лагерь. — Возвестил Мальбонте с усмешкой, отпустив мою руку, и я тут же поспешила взглянуть на порез. Он, казалось, затянулся, но его края почернели, будто обожженные.       Клеймо. Оно теперь будет на мне вечно, как и на нём.       Нас встретил до жути довольный Фенцио с мерзкой торжествующей ухмылочкой на лице.       — Вижу, сделка состоялась, мой повелитель! — прошелестел он приторным голосом, от которого страх под моей кожей заменило жгучее презрение. Ангел оглядел меня заискивающе и насмешливо. Он прямо светился от ликования.       — Я же говорил, что ради власти Ребекка отдаст, что угодно. Даже собственную дочурку. За все эти годы я хорошо изучил мышление этой потаскухи, как и её слабые стороны. И…       Мальбонте поднял руку, одним повелительным жестом приказывая бывшему учителю замолчать, и тот немедленно умолк, трусливо и виновато опустив голову.       «Знай своё место, шавка», — мысленно позлорадствовала я, не сводя с него испепеляющего взгляда. Если бы не присутствие Мальбонте, я бы бросилась на этого гада и разодрала в кровь его самодовольную физиономию.       Полукровка шагнул к перилам, обозревая свои владения, и повернулся к Фенцио.       — Скоро прибудут новобранцы во главе с Саферием. Ребекка выполнила и это условие достойно, вопреки твоим опасениям.       Фенцио нервно кивнул, слушая своего господина.       — Позаботься о том, чтобы их расселили по казармам, выдали мечи и обмундирование, и поручи Пихтиону начать тренировать их с завтрашнего утра. А ещё… среди них будет дочь Мамона. Обеспечь ей более комфортные условия, выдели покои в девятой из малых башен.       — Да, мой повелитель, будет сделано. Что-то ещё?       Мальбонте взглянул на меня, смотрел долго, не мигая. А потом бросил Фенцио:       — Пока нет. Оставь нас одних. И помни, никто не должен знать о нашем преждевременном возвращении. Я сам объявлю о помолвке. Начинайте подготовку к свадьбе.       При последнем распоряжении меня передёрнуло и затошнило. Ангел улыбнулся еще шире и пакостнее.       — Слушаюсь, мой господин.       Когда Фенцио ушёл, мы с Мальбонте остались одни. Меньше всего я хотела бы провести в его обществе хотя бы пару минут. Он был мне отвратителен до боли, до дрожи, до скрежета зубов. Всё моё существо восстало против него и этой ужасной помолвки. Одно лишь радовало: ритуал, проведенный мамой, ещё не означал свадьбу, а это значит, что я ещё не принадлежу ему целиком.       — Чудовище с огромными рогами, копытами и маленькими ангельскими крылышками. Взгляд добрый, но скрывающий непомерную злобу, — зачитал наизусть Мальбонте, задумчиво растягивая слова. Он облокотился на перила балкона, касаясь их костяшками пальцев. Ветер шевелил бордовые перья его сильных крыльев и ерошил черные волосы. — Так обо мне написано в тра-кта-те о Маль-бон-те?       Последние слова он отчеканил по слогам, словно отбивая их молотком до состояния пыли. От внутреннего мандража я не сразу поняла, что он обращается ко мне. Я не ответила, лишь кивнула, стараясь не смотреть на него. Это всё, что было в моих силах — пытаться игнорировать.       Пассивная агрессия — жалкий ход, но что ещё у меня осталось?       — И что же? Я похож на чудовище? — спросил он снова, скользя глазами по моему профилю. Испытующе, настырно. Но я лишь крепче сжала зубы, даже не стремясь вступать в диалог.       Он подождал, что я что-то отвечу, но потом лишь усмехнулся уголком рта, кивнув самому себе.       — Что ж… молчание — тоже ответ. — Его тон сделался серьезным, пробирающим до костей. Он медленно подошел ко мне, и только сейчас я в полной мере ощутила нашу разницу в росте. Мои губы предательски дрогнули, но я по-прежнему упорно старалась не смотреть на него, но и не зажмуриваться — не показывать свою слабость и свой страх.       Тогда Мальбонте властно взял меня за подбородок указательным и большим пальцами, приподнял его, вынуждая смотреть на себя.       Его требовательные глаза, испытывая, мучительно пожирали мои. Я дёрнула головой, пытаясь вырваться из плена этих черных зрачков, но он не позволил.       — Ты считаешь меня злодеем? Мстительным? Сумасшедшим? — Его голос прозвучал тихо и хрипло. Я с трудом разлепила пересохшие губы.       — Так… говорят о тебе.       — Плевать, что говорят остальные. Ты считаешь меня таким? — Он нависал надо мной, подобно утесу, закрывая собой всё пространство. Я почувствовала, что мне не хватает воздуха и судорожно вдохнула.       — Считаю. Ты отнял мою жизнь. — Честное признание сорвалось с моих губ неосознанно. Мальбонте хмыкнул, кивнул и отпустил меня, отступив на шаг. Его лицо сделалось холодным и жестким — ничего не выражающим. Он вновь отошёл к перилам, оперевшись на них обеими руками. Он смотрел на раскинувшийся внизу мертвый город, что теперь вновь был наполнен жизнью.       — Знаешь, что это за место? — спросил он вдруг после долгого вдумчивого молчания. Я покачала головой, осторожно приблизившись к краю. От увиденного во всю ширь великолепия древности захватило дух. Некоторые из семи главных башен были оплавлены, словно их коснулось пламя такого жара, что поплыл камень. Как такое возможно?       — Этот город моего детства, — сказал Мальбонте. — Его построили в знак окончания первой войны меж Адом и Раем. В знак перемирия и Равновесия. Он был нейтральной территорией меж мирами… главным торговым путем, что соединял Цитадель — столицу Небес и Пандемониум* — столицу Ада. Если на карте соединить три эти точки, то Силентиум стоит ровно посредине.       — А что… с ним случилось потом? — Любопытство возобладало, и я задала вопрос, внимательно осматривая огромную крепость. Мальбонте усмехнулся каким-то своим мыслям и повернулся ко мне вполоборота.       — Началась вторая война между Адом и Раем. И обе стороны мечтали захватить влияние над этим замком. А потому разрушили его до основания и больше так и не восстановили.       — Как и тот город ангелов, где гнездятся Змеи… — заметила я, и Мальбонте медленно кивнул.       — На земле столько войн, Вики. И, порой, трудно понять, какая из сторон конфликта не права больше. Каждый борется за свои цели и идеалы. За территорию, право продолжить свой род… за выживание. И Небеса в этом плане ничем не отличаются.       — Ты борешься за выживание? — Я не смогла сдержать ядовитую улыбку, но Мальбонте на мою злость лишь ухмыльнулся.       — С самого рождения. — Выдохнул он, и я, не отдавая себе отчета, удивленно взглянула ему в глаза. Моя реакция его, кажется, позабавила, и он продолжил:       — Меня тоже притесняли всю жизнь, как и демонов сейчас.       — И поэтому ты развязал войну? — Не знаю, что придало мне смелости говорить с ним так, но я знала, что он ничего не сделает мне, пока внутри меня бушует Его сила. Он стиснул зубы на миг, но ответил спокойно:       — Война была неизбежна и без меня. Ты сама видела казнь адмирона Ада за какой-то невинный поцелуй. А твою мать при этом пощадили, хотя виновны были оба.       Напоминание о Винчесто всколыхнуло волну болезненной скорби. Я сжала руки в кулаки так сильно, что побелели пальцы.       — Это ты его подставил! — гнев и боль были неудержимы, пересиливали беспомощный страх. Мальбонте никак не отреагировал, лишь пожал плечами.       — Я лишь продемонстрировал, во что ангельское правосудие ставит сыновей и дочерей Ада, какими бы высокими титулами те ни обладали. Не я приговорил его к смерти. Я лишь толкнул нарушить закон.       Веки защипали предательские слезы, и я снова отвернулась. Грудь сдавило от боли и горечи несправедливости, а заодно и от мучительного осознания, что слова Мальбонте правдивы, хотя всё во мне противилось этой истине.       — А Сэми? А Лора? Их тоже не ты приговорил?       Мальбонте приподнял брови, словно не понимая, о ком я, но осознание поселилось в его взгляде, и он поджал губы.       — Необходимые жертвы. Цена моего освобождения.       — Как и я? — процедила я сквозь сжатые от обиды зубы.       — Как и ты. — Согласился он, даже не пытаясь увиливать или оправдываться.       — А Бонт? Он тоже был необходимой жертвой? — при воспоминании о нём, и о том, что он пострадал из-за меня, отчаянье и чувство вины пропитали мой голос. В глазах Мальбонте вновь отразилось удивление. Он молчал, и тишина была гнетущей. Лишь завывания ветра в руинах башен, да отдаленные крики командиров далеко внизу. Спустя время, он медленно, негромко задал вопрос:       — Хотела бы увидеть Бонта снова?       Я прикусила губу, а вместе с ней свою невыразимую тоску, рвавшуюся наружу вместе с гневом и слезами.       — Из-за меня Бонта теперь нет… мне не нужно было его освобождать!       — Я задал тебе вопрос, — терпеливо повторил Мальбонте. — Ты хотела бы увидеть его снова?       — Хотела бы! И я уверена, что где-то там он всё ещё жив, несмотря на то, что страдает, видя, что вытворяет неподвластное ему тело. — Я пальцем указала ему на грудь, и недоумевающее выражение лица Мальбонте тотчас сменилось лукавой усмешкой. А после он откинул голову назад и разразился долгим горько-насмешливым хохотом.       — Что смешного? — задалась я, не пряча негодование.       Мальбонте перестал смеяться, но было видно, что спокойствие далось ему с трудом.       — Бонт не был полноценной личностью, Вики. Он был лишь одной из частей. Моей доброй стороной, искусственно лишённой всех отрицательных качеств, а вовсе не «самым чистым ангелочком», каким ты его считала. — Мальбонте задумался на мгновение, пока я с широко распахнутыми глазами переваривала услышанное, а затем спросил:       — Представь, если бы тебя лишили всего плохого, что в тебе есть. Это была бы ты?       —… нет, — неуверенно согласилась я, признавая поражение. Мальбонте облегченно вздохнул.       — Верно.       Он приблизился. Наклонился надо мной, глядя как-то иначе, чем до этого. Но мне всё равно хотелось спрятаться от этого чужого взгляда враждебных глаз. Бонт всегда смотрел так открыто и наивно, что мои щеки розовели от смущения, но то было приятное чувство… словно при первой детской влюбленности, окрыляющее и светлое. Мальбонте же давил всем своим существом, даже когда спокойно стоял рядом.       — Бонт — это я, понимаешь? — с неизменной усмешкой сказал он, и я невольно покачала головой.       — Нет… ты — не он.       — Он, Вики, он. — Настоял Мальбонте, забавляясь моим недоверием. — Его не вернуть, потому что он никуда не уходил. И он вовсе не страдает, как ты выразилась… Думаешь, лучше жить взаперти без воспоминаний о своём прошлом и без права даже узнать проступок, за который тебя так жестоко наказали, чем обрести свою истинную суть, а заодно и свободу?       Я вновь нервно прикусила губу, отвернувшись от него.       Взгляд Мальбонте меж тем с моих глаз опустился ниже. Он оглядел моё тело с головы до ног, как уже делал это у школы, отчего я отпрянула, охваченная неконтролируемой паникой, но он смотрел, скорее с любопытством, чем с желанием.       — Я помню каждую встречу с тобой, Вики, — произнёс он, погруженный в раздумья. Я невольно вспомнила ту маленькую шалость, которую устроила перед зеркалом, и наш чувственный поцелуй в холле. И от этого краска бросилась мне в лицо, а с губ сорвался непроизвольный вздох.       — Помню твою заботу обо мне… — продолжал Мальбонте, будто не замечая моего смятения. — Если бы не она, кто знает, как бы между нами шёл разговор, даже несмотря на… новые обстоятельства.       — И чего ты хочешь добиться, освободившись и принеся все эти «необходимые» жертвы? — спросила я резко, стараясь вернуться к прежней теме войны. Разговоры о Бонте и остальном давались куда сложнее.       Мальбонте помолчал, в который раз оглядев свою собравшуюся внизу армию. И твёрдо уверенно сказал:       — Справедливости.       — Неужели?! — не выдержала я. — Хочешь сказать, ты просто бескорыстно борешься за права демонов? И нет здесь никакой личной выгоды? Никакого стремления к единичной власти?! Никакой крови, пролитой ради собственных амбиций?!       Не знаю, что придало мне сил. Нервы просто не выдержали, и я рассмеялась ему в лицо.       — Ты просто дурак, если думаешь, что я поверю в твои благие намеренья! Хотя, отдаю тебе должное, наивность Бонта и вправду никуда не делась!       Не нужно было этого говорить! Я тут же пожалела, и сердце кольнуло от опасения за его реакцию на подобную дерзость, которая не заставила себя ждать.       Его лицо вмиг исказила ярость, полыхнувшая в черных глазах неистовым огнем. Он резко схватил меня за запястье и притянул к себе так, что у меня перехватило дыхание от ужаса, его близости и непредсказуемости событий. Разум твердил, что опасаться мне нечего; он не причинит мне серьёзного вреда, но в то же время я понимала, что смерть — иногда не самое худшее наказание.       — Ты — моя будущая жена, Виктория! — прорычал Мальбонте мне в губы, держа руку так крепко, что её пронзила тупая боль. — И ты помогла Бонту. Потому я не стану заковывать тебя в цепи или убивать, как поступил бы с любым за подобную выходку. Но моё терпение имеет границы.       Кто-то осторожно подошёл к балкону и притаился у двери, не решаясь прервать наш диалог. Я почувствовала слабую энергию, но не оглянулась. Мальбонте порывисто отпустил меня, почти оттолкнул, раздраженно скривив губы и, не сводя с меня недовольных глаз, приказал:       — Отведи королеву в её спальню, Мелади. Ей нужно отдохнуть.       Только сейчас я заметила хрупкую девушку с демоническими крыльями, ожидающую меня у входа. Она низко поклонилась нам, и мне в который раз стало не по себе от этого раболепного жеста, как и от звания «королева», произнесенного устами Мальбонте.       «Королева имеет власть, а я — попросту вещь», — жуткая неприятная правда поползла по коже мурашками омерзения. Передернув плечами, я направилась к выходу, но Мальбонте вдруг поймал меня за предплечье, задержав.       — Не вздумай противиться. Отсюда ты никуда не сбежишь. — Бросил он холодно, предупреждающе, но без скрытой угрозы в голосе, затем отпустил и отвернулся снова к утопающему во мраке ночи городу, пронзенному мириадами ярких огней.       Я покорно плелась следом за молчаливой служанкой, едва переставляя ноги. Усталость и горечь утерянной прежней жизни давили нестерпимым грузом на плечи.       Люцифер… он остался в башне, ему не позволили полететь с нами. Что он станет теперь делать? Нам даже не дали попрощаться…       Я бы многое отдала, лишь бы оказаться сейчас в его жарких объятиях. Была даже готова к его вечным жестоким насмешкам и шуточкам, только бы уткнуться ему в шею и ощутить ставший таким родным запах его тела.       Я коротко всхлипнула, но служанка не обратила на это внимания или же тактично промолчала. Она остановилась перед массивной тяжелой дверью в конце длинного коридора и отворила её. Моим очам предстала просторная комната с большой кроватью, гардеробом и прилегающей ванной. В ней было тепло в сравнении с балконом и лестницами, в камине весело горели поленья.       Охваченная ознобом, я и не заметила, насколько сильно замерзла. Почему здесь так холодно?       — Я принесу ужин, Ваше величество, — осторожно сообщила девушка. — И воды для ванны.       — Я не голодна, спасибо, — отозвалась я. — И ванны тоже не нужно. Оставь меня, пожалуйста, одну.       Девушка замешкалась, но в конце концов кивнула:       — Как желает моя королева. Спокойной ночи.       Когда дверь закрылась, я облегченно выдохнула, больше не сдерживая накопившееся напряжение и горькие рыдания. Бросилась на постель и зарылась лицом в подушки.       Я ревела, металась по простыням, рвала на себе волосы, но этим делала только хуже. Легче не становилось. Моей участи это не отменяло.       Но в то же время я радовалась. Радовалась тому, что эту ночь проведу совсем одна. И это стало одним из последних глотков свежего воздуха перед неминуемой гибелью.       Сколько ещё ночей мне придётся провести в спасительном одиночестве, не ощущая на своём теле отвратительных прикосновений будущего мужа? Я закрыла глаза, помотав головой из стороны в сторону. Я не хотела даже представлять то, какими станут мои ночи после того, как пройдет настоящая свадьба. Самые страшные муки Ада покажутся мне тогда райскими наслаждениями!       Я не желала даже думать об этом, изо всех сил наслаждаясь последними мгновениями свободы, так неотвратимо и гадко ускользающей из моих рук.