Нерушимая клятва

      Порез на руке болел и чесался с самого утра. Я старалась не тереть его, сидя у огромного зеркала со стеклянным взглядом куклы, пустой и безжизненной, пока служанки готовили меня к свадьбе.       Перед этим они начисто отмыли меня в ванной и натёрли кожу ароматным лосьоном. Потом Мелади окунула два пальца в розовое масло и надушила меня за ушами, коснулась шеи, яремной ямочки, сосков… и последнее холодное касание пришлось на половые губы.       — Это для короля, — шепнула она, подмигнув. — Ему понравится.       Я вздрогнула, но не возражала, пусть делают, что хотят. Мне уже ничего не поможет. Измученная ночными кошмарами, напуганная визитом Мальбонте… он успокоил мои сны, но окунул в бездну реальных ужасов, указав на то, что мне нужно выспаться последней ночью, которую мне суждено провести в одиночестве.       Ведь следующую… я проведу уже с ним. И от этого ком отвращения вставал посреди горла. Он поведал мне свою историю, и судьба его в самом деле была нелёгкой. Было заметно, что эта исповедь рвала его душу на части, и рвёт по сей день. Я чувствовала его боль… пропускала её через себя, впитывала, как губка, и слёзы сами лились по моим щекам тонкими едва заметными струйками.       «Он был один… всегда один… Преследуемый и презираемый с самого рождения. Ангелы хотели запереть его под замок и пытать, словно подопытного кролика, невероятные силы которого собирались исследовать. И в страхе потерять его родители отняли жизнь невинной девочки, случайно заглянувшей в лабиринт, а Шепфа отнял их у Мальбонте…»       Сердце сжималось, вспоминая того покинутого ребенка на продуваемом ледяными ветрами обрыве. Он был заложником собственных сил, не умел их контролировать, сам их боялся…       Мне было его жаль. Да, было. Но Ему меня не было. Меня он не пощадил, отнимая мою жизнь, и не пощадит впредь. И потому он не достоин моего сострадания.       Мими и Ости сидели рядом, на моей постели, наблюдая, как служанки облачают меня в чёрное бархатное платье с выразительным лифом и тонкой талией, расшитое бордовым шёлком и сверкающими рубинами, что, словно капли крови рассыпались по струящемуся подолу, будто по полю битвы. Платье застегивалось на груди рубиновыми застежками, а не связывалось на спине корсетом.       — Это для того, чтобы жениху было удобно его снимать, — проворковала рыжая дьяволица, и меня передёрнуло. К горлу подступила тошнота. Мими сочувственно положила ладонь на мою руку. Ости хмуро усмехнулась.       — Что… подразумевает собой этот обряд? — спросила я неподвижными губами. — Чего мне ждать?       Мими лишь покачала головой.       — Мне не случалось бывать на таких свадьбах. Но старые традиции подразумевали, что жених и невеста скрепляются кровью, затем пьют жертвенную кровь из кубка… Затем… — её язык заплетался, словно она не хотела пугать меня.       — Мими! — мой голос неожиданно окреп и пропитался яростью. Я потребовала: — Расскажи мне! Лучше я буду готова, чем узнаю обо всём по факту!       Мими сильнее сжала мою руку, но за неё ответила Ости с явным торжеством и одновременно странной тоской в голосе.       — Затем гости раздевают невесту, чтобы мир простился с её красотой. Ведь впредь её красота будет принадлежать лишь мужу и никому другому. А после её уносят на брачное ложе, где муж и жена должны будут скрепить свою связь слюной, потом и соками чресел. То бишь всеми жидкостями.       — Вам будет завидовать всякая женщина на пиру, моя королева. — Ахнула Мелади с мечтательной улыбкой, на что Ости презрительно фыркнула.       Я зажмурилась, изо всех сил давя в себе необузданное желание закричать от ужаса и обреченности, подорваться и бежать так далеко, как только смогу. Но внешне мне таки удалось сохранить лицо и достоинство.       «Идиотка! Надо было бежать ещё в школе, не позволять матери обречь меня на такое! Пусть бы Ребекка осталась без защиты, пусть бы Мальбонте в ярости убил всех учителей и учеников и разнёс школу до основания, пусть на меня бы началась охота…»       Я осеклась и стиснула зубы в сдавленном отчаянном крике. Зеркало и окна задребезжали. Служанки в испуге отступили.       «Нет! Я не могу поставить свою жизнь выше всех этих невинных ангелов и демонов. Это было бы… слишком».       Мать принесла меня в жертву своей безопасности и власти, но как бы поступила она сама, если бы с ней обошлись подобным образом?       «Люцифер… Как же хорошо, что тебя нет здесь! Что ты не увидишь моего унижения и позора! Что ты не умрешь в попытке избавить меня от мук».       Умер бы он за меня…? Попытался бы помешать обряду или стоял бы в стороне, не став нарушать этих варварских традиций? Чувствовал ли он что-то ко мне? Он так часто отталкивал меня… так часто пренебрегал… лучше бы он открылся, тогда я знала бы, что нужна ему. Тогда эта мысль грела бы меня, поддерживала во мне жизнь, не давая умереть от безысходности.       Я не знала… мы даже не поговорили, даже не попрощались толком. Но я помнила нашу последнюю ночь, и его поцелуи. Я буду помнить о них и в руках Мальбонте. Буду изо всех сил представлять на его месте своего Люцифера! Быть может, мне это удастся.       — Завидовать тут нечему, Непризнанная, не обольщайся. В постели он не менее яростен и жесток, чем на поле битвы. Демонам это нравится… но вы же, слабые людишки, можете не пережить такого напора. — Губы Ости изогнулись в ядовитой ухмылке. — Он — монстр, не знающий жалости. И он будет трахать тебя каждую ночь, да так, что ты станешь молить о пощаде. Только представь! — Яд прямо сочился с её малиновых губ. Мими с укором взглянула на неё и усмехнулась:       — А ты, я смотрю, быстро забыла о Люци, когда тот потерял отца и влияние. — Ости зыркнула на неё, как на пустое место, но тут же опустила глаза.       — Он обо мне, небось, тоже не особо вспоминает. — Парировала она холодным надменным тоном. — Люци легко променял меня на новую игрушку. А теперь, когда отобрали и её, найдёт себе ещё. Долго горевать не станет. Я хорошо его знаю. — Эти слова больно резанули по сердцу и самолюбию, но я смолчала. Она была права насчёт игрушек. Для Мальбонте я просто сосуд и вещь. А для Люцифера… несмотря на мои наивные надежды… Неужели, Ости права и в этом?       Я только сейчас заметила огромные кровоподтеки на шее дьяволицы, которые та усиленно прятала под кожаным чокером. Совсем недавние, иначе бы уже затянулись. Выходит, прошлую ночь она провела с Мальбонте.       Омерзение прокатилось ледяной волной по моим венам, но вопреки всему я даже улыбнулась.       «Как, должно быть, ей невыносимо видеть меня его невестой. Она прямо источает ревность и зависть, даже не стремясь это скрывать. А я охотно бы поменялась с ней местами, раз ей так нравится трахаться с ним. Раз ей так хочется быть его королевой!».       Вещь… но вещам не изливают душу, не стремятся что-то объяснить… не заботятся о них…       Я не могла понять, зачем Мальбонте было приходить ко мне ночью. Наверное, то были отголоски пересилившего Бонта в нём, но Бонт никогда бы не лишил меня выбора и не поступил со мной так, как поступает. Бонта больше нет, несмотря на все его заверения в нашу первую встречу.       Служанки закололи мои волосы в высокую изящную прическу, оголяя шею и затылок. Вставили в уши рубиновые серьги, затем обе отошли, любуясь созданным образом.       Свадьба должна была состояться в главном чертоге замка. Перед входом, за огромными вратами слышался гул голосов гостей, я остолбенела, не в силах сдвинуться с места и сделать ещё один шаг. Войдя в эти двери, я самолично подпишу себе смертный приговор, даже не попытавшись воспротивиться.       «Нет!», — решительно-отчаянная мысль заставила отступить назад. Ещё пара неистовых ударов сердца, и я сорвусь на бег.       — Я не хочу. — Вслух твёрдо произнесла я, глядя на врата безумными глазами. Позади меня послышался гадкий смешок Ости.       — Ты можешь попытаться сбежать, Непризнанная. И тогда мне придётся тащить тебя туда силой. Ничего не изменится, но публика будет в восторге.       — Думаешь, я тебе это позволю, мерзкая ты предательница? — вступилась за меня Мими, но Ости на это лишь хмыкнула, выгнув бровь.       — Не умничай, малышка Мими. Свою подружку ты не защитишь, и ты знаешь это получше меня. А ещё тут нет папочки, который бы заступился и не дал страже положить тебя на алтарь. Ведь все мы знаем, что свои способности ты до сих пор не раскрыла.       Мими кинулась, было, на неё, но архидемон Саферий, молчаливо сопровождающий нас, тут же преградил подруге путь.       — Не сметь! — рявкнул он, но в его жестах по отношению к Мими чувствовалась какая-то неловкость. Мими с яростью отпихнула его, прошипев:       — Тронешь меня или Вики хоть пальцем и лишишься обеих рук. А ещё члена! Уж это будет моим личным капризом! — Она вызывающе облизала губы, прожигая взглядом его лицо, и Саферий, вопреки моим ожиданиям, стушевался и смутился, глядя на неё со скрытым благоговением.       «Он влюблён в неё», — поняла я, цепляясь за эту мысль, как за спасительную надежду. — «Это можно будет использовать в будущем, уверена, что подруга мне поможет».       — Ну так что? — Ости скрестила на груди руки, ухмыляясь. — Идёшь сама навстречу своей судьбе или тебя тащить туда волоком?       Я твёрдо решила, что не доставлю этим демонам ни грамма удовольствия своим позором, потому попыталась отбросить охватившую меня панику, угомонить из последних сил начинающуюся истерику и гордо выпрямиться. Мои губы изогнулись в холодной жестокой улыбке, когда я взглянула в бледное лицо дьяволицы:       — В твоих интересах помешать мне стать королевой, Ости, быть на моей стороне… защищать меня… ведь иначе, стоит мне обрести реальную, а не мнимую власть, и тебе придётся несладко. — Лицо Ости перекосило от злости и обиды. Руки с острыми ногтями сжались в кулаки. Зелёные глаза полыхнули ненавистью.       — Ты… убогий сосуд, не более того… Он никогда…       Но я уже отвернулась от неё, уверенно зашагав к дверям чертога, что бы там меня ни ждало. Я была готова выдержать всё.       Меня встретил огромный величественный зал с каменными потолками и полами из матового черного мрамора. Высокий помост, горящие с двух сторон очаги и свечи на столах, расставленных вдоль стен так, чтобы пространство посередине оставалось свободным, за исключением огромной выдолбленной в камне пустой чаши, напоминающей неработающий фонтан, к которому вёл покатый в этом месте пол. А рядом — жертвенный алтарь, при виде которого меня замутило. Только проходя мимо чаши и алтаря, я заметила, что пол вокруг испещрен разнообразными рунами и символами, значения которых я не понимала. Музыканты заняли нишу в углу. Гости уже собрались за столами, заваленными самыми разными явствами.

Слабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук Ваша поступь легка — шаг с мыска на каблук, И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной. Любопытство и робость, истома и страх Сладко кружится пропасть и стон на губах — Так замрите пред мертвой витриной, где выставлен труп мой.*

      Когда я вошла в сопровождении Мими и Ости, все взгляды устремились ко мне. Мальбонте ждал на самом высоком месте рядом с двумя великолепными тронами, один из которых предназначался мне. Я поняла сразу, что никакой привычной людям церемонии венчания не будет… я приблизилась к помосту в гробовой тишине под алчные взгляды сильных мира сего и старалась держать подбородок гордо поднятым, а спину — прямой, хоть мои колени вот-вот норовили подогнуться. Фенцио стоял тут же, как верный пёс, сжимая в руке свой посох. Улыбка на его лице просто светилась мрачным торжеством.       «Не можешь отомстить любимой женщине, хоть вдоволь полюбуешься на страдания её дочери, урод?», — пронеслось в моих мыслях, но я даже не удостоила ангела взглядом.

На стене молоток — бейте прямо в стекло И осколков поток рухнет больно и зло, Вы падете без вывертов — ярко, но просто, поверьте. Дребезг треснувшей жизни, хрустальный трезвон Тризна в горней отчизне трезво взрезан виссон Я пред Вами, а Вы предо мной — киска, зубки ощерьте.*

      Мальбонте выглядел скромно, но величественно. Без лишнего пафоса и броских одеяний. Он был всё таким же угрожающе холодным, будто не было вовсе той исповеди и ночи откровений, рвущих его душу по сей день.       С пугающе серьёзным лицом он протянул мне руку, помогая подняться на помост. Я почувствовала волну неприятного покалывания по всему телу, стоило его ладони коснуться моей. Мими и Ости отстали, растворившись в толпе. Все смотрели на нас, все ждали… чего?       Мальбонте встал позади меня, опустив ладони на мои плечи, и чуть сжав их. Мои крылья задрожали, вопреки усилиям сохранять лицо.       «Что он станет делать? Разорвет на мне платье?» — я чуть инстинктивно не прикрыла груди руками, но удержала себя, опустив глаза.       — Да начнётся пир! — громогласно объявил Мальбонте, и тысячи серебряных и золотых кубков со звоном и рёвом поднялись над столами, расплескивая глифт и кровавое вино… или то и была кровь?       Мы сели за стол, наблюдая за сотней веселящихся демонов, совсем не похожих на людей, но все они поднимали кубки в нашу честь, крича тосты на древнем диалекте diablo, на котором впервые заговорил со мной Мамон и который я не понимала. Мальбонте не отпускал мою руку, и я ощущала, что порез начинает болеть всё сильнее, будто вот-вот вновь начнёт кровоточить.       Они пили за нас, подносили к помосту дары. Но я даже не смотрела на все эти предметы роскоши и древние артефакты, не сводя глаз с тех, кто их вручал. Их вид внушал в меня ужас, а слова Ости сами всплывали в памяти, отчего по спине бежали струйки холодного пота. Мальбонте что-то отвечал им, гордо и покровительно. Он был их королём, их повелителем, способным укротить любого из этих чудовищ одним взглядом. Те, о ком написаны целые тома гоэтии, кланялись ему, раболепно улыбались и отходили в сторону. Я сидела, понимая, что не могу пошевелиться от страха. Рука, которую Мальбонте сжимал в своей, онемела. Я то и дело бросала взгляды на его серьезный непримиримый профиль, ища ни то поддержку, ни то подпитку своим кошмарам.       «Он знает, что ждет меня? Он хочет этого?», — мысли всё больше затягивали узел отчаянья. Пир длился довольно долго. Гости покончили с едой и выпивкой, и по залу разнеслось дурманящее марево, а сотни темных аур перемешались в одну единую.

И оркестр из шести богомолов ударит в литавры, Я сожму Вашу талию в тонких костлявых руках. Первый танец — кадриль, на широких лопатках кентавра, Сорок бешеных па по-над бездной, чье детище — мрак.*

      Бам. Загремел барабан, и музыканты завели зловещую, но в то же время прекрасную возвышенную мелодию. Скрипки, волынки и литавры, шорохи кожистых крыл ангелов ночи… Всё завертелось, как в тумане, и вот зал наполнился танцорами, разбившимися на пары.       Я снова взглянула на Мальбонте, боясь или надеясь, что и нам придется спуститься ради танца, но он был неподвижен, словно каменная статуя, а его ладонь — сухой и холодной. Чёрные глаза равнодушно, но напряженно обозревали происходящее, а скулы заострились. Он был максимально собран и сосредоточен и чего-то ждал… Холодная жуть поползла по моей коже.

За ключицу держитесь — безудержный пляс, Не глядите в замочные скважины глаз, Там, под крышкою черепа, — пыль и сушеные мухи. Я рукой в три кольца обовью Ваш каркас, А затем куртуазно отщелкаю вальс Кастаньетами желтых зубов возле Вашего нежного уха.*

      Вскоре танцы стали куда раскрепощённее, демоны и дьяволицы льнули друг к другу под непрекращающийся ливень мелодий, они сливались в страстных поцелуях, тут же меняясь партнерами и повторяя то же самое с ними. Руки беспорядочно шарили по телам в неистово разгорающейся пляске, пропитывающейся похотью и страстью с каждым новым кругом. Я нервно поерзала на стуле, и Мальбонте крепче сжал мою руку, когда среди танцоров ни на ком не осталось одежды. Сложно было различить, кто есть кто, настолько быстро они двигались, уже откровенно лаская друг друга без разбора, словно опьяненные, отравленные этим маревом чистейшего разврата. Дьяволицы хохотали, словно стая гиен, демоны нечеловечески рычали, но вскоре пространство заполнили страстные стоны. Десятки тел перед нами слились между собой. Я отвела взгляд и заметила, что Фенцио куда-то исчез. Ни Мими, ни Ости, ни высших чинов Ада не было на танцполе. Он был целиком заполнен низшими демонами, без остановки танцующими этот жуткий танец истинного греха.

Нет дороги назад — перекрыта и взорвана трасса, И не рвитесь из рук — время криво, и вряд ли право Серный дым заклубился — скользим по кускам обгорелого мяса Вдоль багряных чертогов Властителя Века Сего.*

      Неужели, это ждёт и меня? Зрелище было ужасно, но притягательно одновременно. Голова кружилась… может, и на меня действовал этот странный афродизиакальный дурман?       Только этого не хватало… дышать становилось всё труднее. Стоны наслаждения и крики отдавались в ушах единой какофонией. Я попыталась высвободить свою ладонь из пальцев Мальбонте, но он не позволил, резко повернув ко мне голову. Его глаза были полны пьянящей дымки желания, и этот полубезумный взгляд напугал меня. Но он моргнул, затем снова, и дымка рассеялась, вернув его лицу ледяную невозмутимость. Я немного успокоилась, но тут до моих ушей сквозь стоны и шлепки слившихся тел донесся чей-то предсмертный крик.

Что Вы вздрогнули детка — не Армагеддон. Это яростный рев похотливых валторн В честь одной безвозвратно погибшей, хоть юной, особы. И не вздумайте дернуть крест-накрест рукой: Вам же нравится пропасть — так рвитесь за мной, Будет бал в любострастии ложа из приторной сдобы.*

      Ничего не понимая, я в ужасе взглянула на танцпол, поняв, что там началась резня. Мужчины не могли поделить женщин, имели их так отчаянно, что те падали на пол, разбивая колени, а кто и головы. В ход пошли клинки, вспарывающие животы соперников.       Голод.       Голод, Секс и Смерть. Кто-то кусал тела партнерш так сильно, что вырывал кожу вместе с мясом, заливая мраморный пол кровью, что стекала по покатам прямо в чашу фонтана, прорисовывая собой силуэты рун. Меня затошнило, и я прикрыла рот второй ладонью, силясь не выблевать свой скудный завтрак. К еде на нашем столе не притронулась ни я, ни Мальбонте, хотя его кубок почти опустел. Он пил довольно много и продолжал смотреть в зал, без улыбки, без удовольствия, словно заставляя себя обозревать эту кровавую оргию. Это дьявольское бесчинство. Кровь лилась уже реками, и несколько десятков обнаженных окровавленных тел уже неподвижно лежало на полу, а оставшиеся продолжали предаваться страсти прямо на них.

Плошки с беличьим жиром во мраке призывно мерцают — Канделябры свихнувшейся, пряной, развратной любви. Шаг с карниза, рывок на асфальт, где червём отмокает Прах решенья бороться с вакхическим пульсом в крови.*

      «О, Шепфа, пусть это закончится!», — молилась я, всеми силами пытаясь отвернуться, зажмуриться, не видеть. И не слышать. Воздух наполнил металлический отвратный запах крови и похоти, и когда последнее безжизненное тело пало на все остальные, фонтан, наполненный кровью до краёв, вдруг заработал, разбрызгивая вязкий бордовый нектар. Музыка смолкла, со всех концов зала раздались аплодисменты высших чинов. Громче всех аплодировал Асмодей, улюлюкая и выкрикивая что-то поощрительное. Супруги Астарот и Астарта наслаждались друг другом в отдалении, не обращая внимания на остальных. Фенцио сидел в сторонке красный, как вареный рак, с шокированным лицом. Редкие присутствующие здесь ангелы прятали лица, закрывшись белыми крыльями, как коконом.

Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immortális, miserére nobis, Miserére nobis. Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immortális, miserére, Miserére nobis.

      Я же ощущала, что моя кожа стала настолько бледной, что приобрела мертвенный сероватый оттенок. Фонтан всё бурлил, и вот, откуда-то из тени к нему вышла сгорбленная фигура в черной рясе с огромными когтистыми лапами, торчащими из-под мантии, в которых существо держало кубок… тот самый Кубок Крови, что был использован для ритуала возвращения Мальбонте. Оно поднесло его к фонтану, наполнив бьющей кровью жертвенников. А затем по ступеням приблизилось к нам и опустилось на колени, подняв чашу вверх.       — Жертва крови, принесенная добровольно во имя нового союза! — Проскрежетало оно из-под нависшего на голову капюшона. Дыхание чудища смердело гнилью и могильным холодом.       Я дрожала всем телом, ощущая, как наши с Мальбонте ладони вновь начали кровоточить, отчего кожу стало нестерпимо жечь, но я терпела, хоть и морщилась, наблюдая, как кровь течёт по нашим сцепленным пальцам. Мальбонте поднял наши руки над протянутым к нам кубком, позволяя каплям падать в него. И уже налитая там кровь начала дымиться, будто кипящее вино. Боль резко прекратилась, когда кубок наполнился до самых краёв. Тогда существо поднялось с колен, протянув полную чашу сперва королю.       Я с ужасом и отвращением наблюдала, как Мальбонте сделал глоток, припав губами к золотому ободу кубка, затем порывисто отстранился, смочив салфеткой запачканные губы, и взглянул на меня. Серьезно, непроницаемо. Без ухмылки или издевки. Напротив, мне показалось на миг, что в его глазах мелькнуло сочувствие.       Жрец поднес кубок ко мне, и я замерла, осознавая, что весь зал, все эти чудища ждут, что я выпью. Но меня мутило от одной мысли. Мальбонте слегка погладил мои пальцы своим, словно пытаясь успокоить этим незатейливым жестом. Я зажмурилась, мысленно прокляла всех и коснулась губами холодных краёв сосуда, роняя слёзы омерзения.       Горячая липкая и соленая на вкус кровь коснулась моего рта, очертила контур губ, и я тут же отшатнулась, плотно сжав зубы, чтобы сдержать рвотный позыв и ощущая, как пролитые мимо струйки текут по моему подбородку.       — Viri sánguinum, hostiam! — одобрительно возгласило существо, и зал разразился оглушительными овациями.       Мальбонте встал, увлекая меня за собой. Но я всё еще не могла прийти в себя и открыть глаз. Его руки мягко развернули меня к нему лицом. Он медленно стер салфеткой испачкавшую меня кровь, отчего я распахнула глаза в немом удивлении, взглянув на него. Его глаза выражали какую-то неведомую горечь, даже печаль. Мальбонте наклонился ко мне, и его горячие обветренные губы властно коснулись моих, собирая с них отвратительный привкус металла. Я застыла, не зная, как себя вести. Целовать его мне не хотелось, но и оттолкнуть под взглядами всех гостей я тоже не смела.       Мальбонте быстро оставил мои губы, выпрямился всё с таким же равнодушным лицом и сел обратно на стул. Он отпустил мою руку, и я, наконец-то, смогла вдохнуть полной грудью, решив, что на миг можно расслабиться, если это вообще возможно.       Дальше всё шло относительно спокойно. Гости веселились, ели и пили. Музыканты играли быстрые волнующие мелодии. Кто-то изучал тела друг друга прямо за столом, кто-то уединялся. Мальбонте продолжал пить, и я с ужасом наблюдала, как его кубки пустеют, не успевая наполняться. Наверное, и мне следовало поступить также. Еда попросту не лезла в глотку, и я тоже налила себе вина, которое опаляло горло не хуже глифта. Один кубок, второй… я ощутила приятную негу хмеля, ударившего в голову. К Мальбонте подходили демоны, они о чем-то говорили с ним, обсуждали что-то, по тону не касающееся происходящего. Я оглядывала гостей. Ости сидела в одиночестве, бросая на короля взгляды, полные восхищения и злости. Мими ворковала с Саферием. Демоны высшего ранга затеяли винопитный поединок.       «Почему ко мне никто не подходит…?», — вопросила я с обидой, глотнув ещё вина. На этом жутком празднике я была товаром, игрушкой. Провались всё. Я выпила ещё.       К Мальбонте подсел Асмодей — демон похоти, ненависти и мести. От одного вида его обнаженного торса с сильными перекатывающимися под красной кожей мышцами и горящих глаз, то и дело бросающих на меня алчные похотливые взгляды, мне сделалось жутко, и я съежилась, опустив голову. Он был одним из сильнейших князей Ада. И это с ним повздорил отец Мими.       — О такой красоте можно только мечтать, мой повелитель! — Произнес он, нарочито облизнув губы красным языком. Мальбонте чуть заметно кивнул, снова взяв меня за руку. Я ощутила, как напряжены его пальцы, словно он пытался оградить меня от общества этого демона. Они говорили на древнем языке. Огонь в очагах и канделябрах перестал плясать свой зловещий танец, музыканты вдруг умолкли, и все гости подняли головы к небу. Потолок чертога представлял собой огромный купол с круглым отверстием посредине, словно римский пантеон. И пламя вдруг погасло, опуская чертог во мрак. Я сама сильнее сжала ладонь Мальбонте, не понимая, что происходит. Но тут взошедшая над замком луна осветила купол и алтарь прямо под ним своим бледным призрачным сиянием. Все загалдели в предвкушении. Асмодей поднялся с торжествующей улыбкой, и снова взглянул на меня так, что моя кожа покрылась мурашками ужаса.       — Пришло время нам в последний раз насладиться королевой! — провозгласил он, и остальные демоны охотно его поддержали. Мальбонте помрачнел, беспристрастно глядя, как ко мне направляются трое жрецов в рясах. Я задрожала, на этот раз испугавшись по-настоящему.       — Нет, прошу… — паника взяла верх над самообладанием, я бросила умоляющий взгляд на Мальбонте, но он оставался неподвижен и холоден. Только губы были сжаты в тонкую линию, да жилка на виске неистово пульсировала.       Жрецы взяли меня за руки и молчаливо велели встать. Мальбонте в последний раз до боли стиснул мою ладонь, и, не спеша, отпустил. Разорвал этот спасительный для меня контакт пальцев.       Я не чувствовала ног, когда существа, чьих лиц не видел никто, буквально стащили меня в центр зала под этот льющийся лунный свет. А гости обступили со всех сторон. Многие были вымазаны в крови. Кто-то купался в кровавом фонтане, облизывая собственное тело, ладони и пальцы. Я разом протрезвела, когда их руки потянулись ко мне.       — Нет… — слезы паники и стыда едва не полились из глаз, превращаясь в истерику. Жрецы развернули меня лицом к Мальбонте, и от его взора меня уже никто не загораживал. Я попыталась прикрыть грудь руками, но чьи-то ледяные липкие пальцы тут же схватили меня за запястья и развели их в стороны, в то время, как еще чьи-то руки принялись расстегивать платье.

Треск разорванной ткани, бесстыдная мгла В обнаженной нирване схлестнулись тела Шорох кожистых крыл — нас баюкают ангелы ночи. Диким хмелем обвейся и стыло смотри, Как звезда эдельвейса раскрылась внутри, Как вибрирует в плеске соития мой позвоночник.*

      В ушах звенело от ужаса. Их слова, их похотливые замечания, их гиеноподобный смех, их оглушительное визжание. Ткань треснула, расходясь по швам. Я тряслась, смотря только в чёрные глаза Мальбонте, который также, как остальные пожирал взглядом моё тело. Он не поможет… никто не поможет. Холодок ветра коснулся моих коленок, затем бедер… живота, я втянула его, уже не в силах унять бешеную дрожь. Ткань начала рваться дальше.

Леденяще и скупо ударит Луна, Содрогнется над крупом возницы спина, Завизжат на дорожных камнях проступившие лица. В тусклых митрах тумана под крыльями сна Расплетут пентаграмму Нетопырь и Желна И совьют на воздусех пылающий бред багряницы.*

      Отпали длинные рукава платья, обнажились ноги. Я чувствовала грязные прикосновения демонов к своей коже, они ласкали меня, поднимаясь по икрам всё выше. Я дернулась, крепко зажмурившись и закричав от омерзения сквозь плотно сжатые зубы. Чьи-то пальцы гладили мой живот, кто-то мокрыми поцелуями проходился по рукам выше локтей, покусывая кожу до боли.       «Они сожрут меня… они попросту меня сожрут!»       Унижение и чувство брезгливости, доведенное до предела, прорвали плотину моей стойкости, и из глаз хлынули ручьями слёзы. Но демоны на это лишь рассмеялись, грязно шепча что-то на древнем диалекте. Благо, я не понимала его. Их касания вызывали всплески отвращения. Я пыталась вырваться, но кто-то крепко удерживал меня на месте.       «Это сон… мне снится дурной сон! Скоро это закончится!»

Кто сказал «Казанова расчетлив» — тот врет неумело, Я люблю безоглядно врастать в прежде чуждое тело. Полночь, руки внутри, скоро сердце под пальцами брызнет, Я пленен сладострастьем полета на осколке взорвавшейся жизни!*

      Спасительная ткань платья продолжала хлипко держаться на сгорбившейся спине. Рывок. Треск. Ткань расползлась на груди, и я закрыла её руками, несмотря на сопротивление чьих-то длинных пальцев, что, явно, были сильнее.       — Довольно! — вдруг повелительный громоподобный рык заставил всех тут же замереть. Демоны и дьяволицы в замешательстве переглянулись, а потом их взоры устремились на короля. Я с трудом разлепила застланные слезами веки, тоже посмотрев на него. Мальбонте стоял на столе, за которым мы с ним сидели. Его чёрные ледяные глаза источали такую ярость, что демоны, держащие меня, мгновенно убрали руки и отступили на шаг. Повисла напряженная тишина. Смех и визги смолкли. Я прикрылась своими перьями, словно плащом.       — Кто ещё раз коснется моей женщины, того я лично посажу на кол. — Прорычал Мальбонте, раскрыв свои огромные бордовые крылья так, что они заняли всё пространство за его спиной. Демоны отшатнулись от меня и попятились, кланяясь. Тон короля не терпел возражений. От его Силы пространство завибрировало, накаляясь так, что сам воздух стал обжигающим. Его аура подавляла, навевала панический ужас, ломала любую волю и склоняла к подчинению сильнейших мира сего.       Один взмах могучих крыльев, от которого порывом ветра снесло со столов несколько кубков, и Мальбонте оказался около меня. Перед ним гости немедленно расступились. Никто не издал ни звука. Никто не воспротивился нарушению их варварских традиций. Один вид Мальбонте сейчас обещал мучительную смерть любому, кто посмеет возразить. От него пахло вином и властью. Взгляд горел огнем. И я, слишком напуганная, униженная и опустошенная, просто не могла сопротивляться. Покорно опустила голову, и он тут же поднял меня на руки, словно пушинку, и понёс прочь отсюда. Подальше от этих демонов и от этого кошмарного празднества.       Я уткнулась лицом в собственные ладони, чувствуя, как где-то рядом бешено колотится его сердце, как его дыхание обжигает мой висок, как его сильные большие руки прижимают меня к себе.       — Спасибо… — коротко шепнула я, не способная подавить рыдания. Он не отозвался. Всё также нёс меня куда-то по холодным мрачным коридорам и лестницам, где шум чертога уже даже не был слышен. И я ещё сильнее сжалась при мысли, что сейчас должно произойти… да, он спас меня от них, но кто спасёт меня от него самого?       Мальбонте ногой распахнул дубовые двери своих собственных покоев, внеся меня внутрь и тут же поставив на пол. Судя по виду из раскрытого настежь окна, впускающего в спальню свежий морской воздух, его покои находились в самой высокой из башен Силентиума. Но несмотря на простор, их обиход оставался довольно скромным. Огромная кровать, устеленная черными покрывалами, камин с догорающими углями, шкаф, небольшой диван и книги, стопками составленные на полу вдоль стен.       Я поёжилась от холода и внутреннего мандража, услышав, как за моей спиной закрылась дверь.       — Мне жаль, что тебе пришлось пережить это, Вики. — Голос, прозвучавший позади, не принёс должного успокоения. Я сделала несколько шагов вглубь комнаты, всё еще кутаясь в собственные крылья, как в плед. Всё еще дрожа и проклиная всех и вся.       — Это древние традиции, и они важны для моей армии.       Я промолчала, по-прежнему стоя к нему спиной. Послышались неторопливые шаги. Мальбонте приблизился, встав прямо за мной так, что я ощутила его опаляющее дыхание на своём затылке.       — Теперь это и твои покои тоже, — сказал он. — Служанки принесли сюда все твои вещи, поэтому, если тебе что-то нужно…       Я резко повернулась к нему, не пряча своей боли и бессильной ярости, с вызовом взглянув в чёрные омуты глаз.       — Не нужно долгих прелюдий… давай сразу приступим к делу! Мальбонте нахмурился, выгнув бровь в немом удивлении, и посмотрел на меня с подозрением.       — О чём ты?       На это я расхохоталась. Громко. Горько. И слёзы вновь прыснули из глаз, очертив скулы и щеки. Я нервно смахнула их ладонью, прорычав сквозь плотно сжатые зубы:       — Завершение этого долбанного ритуала! Разве не этого тебе хочется больше всего?!       Я раскрыла крылья и тут же сложила их, прижав к спине. Моё платье превратилось в окровавленные рваные лохмотья. И само упало к ногам, стоило мне опустить руки, обнажая перед взором мужчины своё тело, прикрытое лишь тонким шелком трусиков. Мальбонте казался удивленным, но его глаза в тот же миг стали ещё чернее, пропитавшись тьмой запретного желания.       — Давай! Сделай это! И покончим с этим чертовым днём! — прокричала я, трясясь от злости и обиды.       "Люцифер…" — думала я, лихорадочно пытаясь представить возлюбленного на месте замершего передо мной монстра. Но ничего не выходило. Страх был слишком велик.       Мальбонте шагнул ко мне, и я с трудом заставила себя не попятиться, а лишь сомкнула веки, тяжело дыша, когда мужчина провёл большим пальцем по моим приоткрытым губам, чуть оттянув нижнюю. Его дыхание обжигало мой лоб.       «Он — монстр, Вики! В постели он яростен и жесток», — звенели в голове издевательские слова Ости.       Я задрожала, когда ладонь Мальбонте медленно опустилась по шее, невесомо очертив мои чувствительные ключицы, отчего кожа невольно покрылась приятными мурашками, но я тут же закусила губу, не шевелясь, и ожидая его дальнейших действий. Но Мальбонте вдруг убрал руку, и с губ его слетел тяжелый вздох.       — Я не трону тебя, Вики. — Просто сказал он, и тут уже я изумленно распахнула глаза, уставившись на него с недоверием. Выражение его лица поразило меня: в глазах плескалась боль, прячась за непроницаемой пеленой льда. Его тело: скулы, руки и плечи были напряжены до предела, что даже мышцы пружинили. Он был пьян и возбуждён. Я видела это даже сквозь одежду.       Но несмотря на это, не собирался больше касаться меня.       — Но… как же… традиции? — я чувствовала себя идиоткой, задавая этот вопрос, но растерянность взяла верх над разумом. Стыд окатил меня с головой, заливая щёки пурпуром до самых кончиков ушей.       Мальбонте усмехнулся.       — Ритуала, связывающего кровью, достаточно, Вики. Твоя мать сделала всё, что нужно. Остальное — лишь формальности и мишура. А уж то, чего ты так боишься, демоны делают сплошь и рядом. По-настоящему важно только родительское слово и кровь.       Он отступил от меня, и я заметила, насколько он сконфужен произошедшим.       — Я затеял это всё ради победы в войне, а не из своих низменных желаний, — добавил он, сглотнув и отвернувшись, стараясь больше не смотреть на мою обнаженную грудь, которую я от шока позабыла снова прикрыть руками.       Это откровение вызвало волну облегчения, но вместе с тем и… разочарования.       — То есть… ты обрёк меня на это… отобрал мою жизнь и свободу только из-за того, что во мне твоя сила? — хохотнула я, не скрывая досаду в голосе.       «Я, в самом деле, просто вещь, просто игрушка…».       — Так распорядилась судьба. Я не могу допустить, чтобы часть моих сил досталась врагам. — Серьезно пояснил Мальбонте, встав напротив окна и вдыхая ночной ветер. Он незаметно оправил брюки. Видимо, его тело всё ещё было охвачено возбуждением. И я отвела глаза в смущении. — Ты даже не понимаешь, какая сила кроется в тебе. Мои враги забрали бы тебя, не опереди я их. И использовали бы против меня. Он задумался, замолчав.       — Я сама должна была решать! Присоединиться к ним или к тебе! Или вообще улететь подальше от всего этого! Жить, летать и любить того, кто любит меня! — выдала я, всхлипывая и буравя тяжелым взглядом спину мужчины. — Это был мой выбор, моя жизнь, которых ты меня лишил!       Мальбонте вновь горько усмехнулся.       — Они бы уничтожили тебя за нашу связь, в наличии которой ни ты, ни я не виноваты. Так сложилось. Они бы пытались подобраться ко мне через тебя, мучали, издевались, пытали… не остановились бы ни перед чем. Ангелы в способах достижения желаемого мало чем отличаются от тех, кого ты сегодня видела на пиру. — Он помолчал ещё немного и добавил твердо и беспрекословно. — Лучше твоя свобода будет в моих руках, чем в их. Когда-нибудь ты сама осознаешь это.       Я прикусила дрожащую губу, желая что-то ответить, но слова не шли. И я выдавила короткое, но искреннее:       — Ненавижу тебя.       Что-то изменилось в его горделивой осанке. Мальбонте пошатнулся, будто от силовой волны, испускаемой моим голосом. Его крылья раскрылись наполовину и тут же снова прижались к лопаткам. Но каменное лицо не выдало ровным счётом никаких эмоций.       Он повернулся ко мне и улыбнулся, обнажая ровный ряд белых зубов.       — Твоё право. Ненависть всегда лучше равнодушия и пустоты. Вот в них нет никакой жизни.       Он указал головой на шкаф, затем на расправленную постель.       — Переодевайся и ложись спать. День был долгим и утомительным.       — А… ты? — осторожно спросила я, разом стушевавшись, когда гнев и обида немного улеглись. Мальбонте расстегнул свой дублет, сняв его и бросив на диван. Он остался в свободной чёрной нижней рубахе, брюках и сапогах.       — Обо мне переживать не стоит. — Бросил он, откинувшись на спинку дивана и устремив взгляд на тлеющие угли в очаге. — Теперь мы вынуждены делить одни покои на двоих, как настоящие муж и жена. Так что привыкай.       Пока я переодевалась в просторной прилегающей ванной, Мальбонте закрыл окно и сам подбросил в камин дров, чтобы комната снова нагрелась. Когда я вернулась, он сидел всё в той же рубахе, но более просторных бриджах и босиком. На меня мужчина даже не взглянул, когда я на цыпочках прокралась в постель и тут же закуталась с головой в одеяло. Всё напряжение сегодняшнего дня разом навалилось на мои плечи, отзываясь смертельной усталостью.       Именно благодаря ей, мне удалось сразу же заснуть, даже несмотря на присутствие Мальбонте.       Среди ночи я очнулась от лихорадки. Кошмары и образы были такими четкими и страшными, что я металась по постели в немом крике, почему-то не способная заорать во всю мощь связок. Видения мелькали так быстро, что я не успевала их осознать. Они пугали, давили, потрошили душу, выворачивая её наизнанку.       — Нет… нет! — я тихонько хныкала, едва не упав с постели, но чьи-то теплые руки подхватили меня, вернув снова на середину кровати.       — Не пугайся… — знакомый до боли голос раздался над самым ухом, и я замерла, тихонько всхлипывая. Тело горело, а потому мне было жутко холодно.       — Ты привыкаешь к моему присутствию. Это нужно просто перетерпеть.       Произнёс Мальбонте, положив ладонь на мой лоб. Я с трудом открыла глаза, глядя на него с мольбой и тоской.       — Ты всё еще не хочешь принять мою силу.       Он вздохнул и поднялся. Сам принёс таз с водой, окунув в него полотенце, и принялся протирать мой лоб. От него всё еще пахло вином, хвоей и мокрой травой после грозы. Его руки казались горячими на фоне холодной тряпки, и я постепенно расслаблялась под осторожными заботливыми касаниями.       — Я научу тебя контролировать её. И тебе станет легче.       — Спасибо… — прошептала я одними губами. Огонь давно потух, погружая спальню во мрак, но мне показалось, что мужчина улыбнулся. Он поднёс к моему рту чашу с чистой водой и, сделав несколько жадных глотков, я снова погрузилась в тяжелый сон.       Когда лихорадка спала, и я очнулась снова, Мальбонте спал на узком диване, свесив ноги на пол и скрестив руки на груди. Он был накрыт тонким покрывалом, которое совсем не согревало. Мне вдруг стало совестно. Я взглянула на свободное место на кровати, где мы вполне могли бы улечься вдвоём, даже не касаясь друг друга. Но я не могла решиться разбудить его и предложить это… не была готова подпустить его так близко, несмотря на его благородство по отношению ко мне.       «Ты совсем не похож на то чудовище, которое описывали в трактатах…», — невольно подумала я.       Но Мальбонте мог быть этим чудовищем. Я вспомнила его глаза, взбешенные и безжалостные, когда его охватывала сокрушительная ярость.       Несмотря ни на что, сейчас рядом с этим чудовищем мне, наконец-то, стало спокойно… и это напугало меня даже больше, чем неведенье и ожидание нашей свадьбы накануне.