Нерушимая клятва

      Дату нового совета в отношении меня назначили на вечер. До тех пор я была вольна свободно гулять по дворцу, посещать галереи и сады. Ливень прекратился, но трава оставалась мокрой, а небо — тяжелым и пасмурным. Стихия норовила разыграться вновь, потому я вышла в маленький сад, чтобы подышать свежим воздухом.       Сад отличался от дикого леса в Силентиуме своей ухоженностью: статуями ангелов, каменными дорожками и выстриженными в виде разных животных кустарниками. Где-то вдали шумел огромный город, но здесь было относительно спокойно и уединенно. Проветрить голову было просто необходимо.       Всю ночь мне так и не удалось заснуть. Мысли разрывали голову, давили на сердце. Одна ужаснее другой, и нет им ни края, ни конца.       Я прокричала в лицо Мальбонте, что стану биться против него, что сделаю всё, чтобы остановить его. Но решимость сошла на нет вместе с его уходом и отступившей после этого яростью. Сказать легко… Легко даже верить, что получится… что хватит выдержки и сил, но… На кону стояло слишком многое. Эрагон не сказал мне о том, что ждёт меня в случае, если я приложу руку к гибели супруга, связанного со мной кровью. Не хотел пугать? Не знал? Чушь!       Он хочет использовать меня. Хочет, чтобы я принесла себя в жертву во благо мира. Они все ждут от меня этого просто потому, что это мой долг перед Небесами, перед миром и перед Шепфа. В их умах такая как я просто обязана пожертвовать собой и стать символом этой жертвенности в глазах и душах остальных. Истинный ангел… олицетворение добра. Таким и должны быть ангелы — защищать слабых и правду любой ценой, бороться до конца за спасение мира и умереть с гордостью за этот мир. Этого Серафимы ждут от меня? Этого ли я жду от себя сама? Волей судьбы или по зову крови я оказалась втянутой в игры сильнейших, но могу ли на что-то повлиять? Могу ли изменить свою судьбу? Серафимам наплевать, что будет со мной… ангельский альтруизм уже сыграл со мной злую шутку, не позволив сбежать из школы, избежав тем самым навязанного брака. Но эгоизм демона продолжал бунтовать. Бунтует и сейчас, истошно вопит о том, что мной просто играют, что никакой посмертной славы и почестей ждать не стоит. Что я отправлюсь во мрак навечно, а этот мир будет жить, забыв обо мне и моём подвиге…       При мыслях о мраке я поёжилась, ощутив, как липкая жуть ползет вверх по позвоночнику, подобно огромной сороконожке. Хотелось вскрикнуть от омерзения, вскочить и стряхнуть её, но вместо этого я осталась сидеть смирно и смаковать каждое движение тоненьких изогнутых лапок по моей коже.       — Шепфа… — помолилась я снова, не надеясь, что он услышит. — Шепфа, почему ты не можешь остановить это? Почему ты это допустил, скажи?       Он явился мне после того злополучного ритуала или то было бредом воспаленного сознания? Шепфа сказал, что от меня зависит, погублю я его детей или нет.       — За что, Шепфа? За что ты взвалил на меня такую ношу?       Чьи-то осторожные шаги за спиной вырвали меня из круговорота назойливых и страшных размышлений. Я и не заметила, как опустилась на скамью у фонтана меж двух прекрасных статуй ангелов, воспевающих собой жертвенность и чистоту. Отведя взгляд от их каменных безжизненных лиц, так и не давших ответ на мои мольбы, я обернулась. Советник Торендо поприветствовал меня учтивым наклоном головы.       — Доброе утро, прекрасная Виктория. Позволите?       Я рассеяно кивнула, сморгнув с сухих глаз непролитые слёзы. Торендо мягко улыбнулся, присев на скамью рядом со мной. Его энергия излучала неземной покой и источала ароматы рая… которые было сложно описать словами.       — Знаете, когда мне кажется, что я стою на перепутье и не ведаю, какое решение следует принять, я всегда прихожу сюда в утренние часы. Природа в своём пробуждении хорошо помогает настроиться на нужный лад. — Начал он как бы невзначай, отставив свой кричащий о власти посох и невесомо собрав пальцами росу с лепестков цветущей белоснежной розы. Я невольно проследила за этим движением, отметив про себя, что пальцы и кожа советника не многим темнее этого бутона. Словно кровь давно не течёт по его жилам, словно они совсем пусты…       — Я вижу, тебя тревожит предстоящее решение. Отогнав посторонние размышления, я вскинула взгляд на вытянутое аристократическое лицо. Фиалковые глаза смотрели на меня с высоты его роста покровительственно и терпеливо. — Увы, Шепфа не всегда в силах дать ответы на все наши мольбы. — Мягко добавил Торендо, намекнув на то, что слышал мои молитвы, обращённые к статуям. Я вздохнула, опустив глаза на свои колени.       — А он вообще отвечает? Говорит ли он с вами, когда вы просите у него совета? — Вопросы, на которые мне отчаянно хотелось знать ответ. «Видели ли вы его?! Существует ли он?! Есть ли надежда, что он рассудит?!»       Мои пальцы крепче сжали подол платья. Советник едва склонил голову, наблюдая за мной.       — Глас Шепфа мы слышим, лишь когда требуется его одобрение в каких-либо вопросах. В остальном он часто глух к нашим мольбам.       Ответ удивил меня. Я снова смяла в кулаке просторную ткань так, что хрустнули суставы пальцев.       — А если не спрашивать одобрения? Советник вопросительно вскинул брови, а я вновь судорожно вздохнула.       — Если не спрашивать, а принимать решение самостоятельно, каким бы оно ни было? Наказывает ли Шепфа за это? Требует ли он, чтобы с его мнением считались? Торендо едва заметно поёрзал на скамье, словно мой вопрос застал его врасплох. Он долго думал прежде, чем ответить:       — Шепфа подарил своим детям свободу воли и мысли, и он доверяет решениям избранного Совета. — Советник говорил осторожно, подбирая каждое слово, словно опасался сказать лишнего. — Мы обращаемся к нему лишь в крайних случаях. Но сохранение Равновесия целиком возложено на наши плечи.       «Разве власть одних ангелов — это Равновесие?».       Бонт говорил, что Шепфа не доверяет демонам, и потому ангелы ведут себя так, словно демоны — завоёванный и колонизированный ими народ. Смерть Винчесто была тому доказательством. Как здесь можно говорить о Равновесии…       Мои тяжелые, вспарывающие сознание острыми иглами сомнений мысли понеслись совсем в другое русло, подобно полноводной горной реке.       — Мальбонте является угрозой для всего мира, почему же Шепфа сам не остановит его? — проговорила я, прикусив губу. Торендо насторожился, он не ожидал по всей видимости, что я так просто заговорю об этом, но не вмешался, внимательно слушая. А я подняла на него вопросительный взгляд, будто ребенок, жадно клянчащий у родителей ответ на очередное «почему?».       — Почему Шепфа готов позволить ему уничтожать его мир и его детей? Проливать кровь и тем самым расшатывать Равновесие?       Я вспомнила то видение на обрыве. Маленького Мальбонте… стрелы и мечи ангелов, направленные на него. Что он такого сделал? Его мать говорила, что сам Шепфа дал добро на охоту за ним. Что запретил молиться за него…       «Быть может, Мальбонте в самом деле сотворил нечто ужасное, но…» Но испуганный ребенок на краю обрыва не казался мне жестоким садистом.       Рассуждать здраво было тяжело, голова нещадно болела при любой попытке. Я почти дошла до состояния изнеможения и полного морального выгорания. Совсем скоро мыслей не останется, как и чувств… наверное, я с нетерпением ждала этого момента.       Советник снова долго молчал, сперва медленно оглянувшись по сторонам, а потом и вовсе закрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то в глубине сада, а то и всего дворца.       — Мальбонте борется за право на жизнь, как и любой из живущих. — Ответил он, наконец. С какой-то особой сочувствующей и даже печальной улыбкой. Подобное откровение из уст верховного Серафима поразило меня. — Он единственный в своём роде полукровка, а потому не находит пристанища ни в одной, ни в другой стороне. Совмещать в себе и тьму, и свет разом — тяжкая ноша. Его нельзя винить за то, что он не желает быть вечным изгоем. Поэтому Шепфа и не предпринимает никаких действий.       — Вы помните времена, когда он родился? — спросила я в пораженной задумчивости. Торендо едва заметно усмехнулся.       — Мало кто из ныне живущих бессмертных застал рождение Мальбонте. Иначе бы он не стал легендой, обросшей стольким количеством слухов. Увы, я пришёл в это мир гораздо позже. Из всего Совета только Эрагон жил в те времена.       — Да… я… знаю, что он потерял сестру по вине родителей Мальбонте. — Нехотя призналась я, опустив голову. Быть может, не стоило слишком откровенничать с Серафимом, но его аура покоя наводила на мысли о доверии. Я в который раз вздохнула и решила поделиться тем, что мучило меня всю ночь:       — И… знаю, что если пойду против Мальбонте, то умру вместе с ним и окажусь в вечном мраке. — Произнести это вслух оказалось ещё страшнее, чем мысленно. Ужас и безысходность вновь сковали всё тело. А внутренний демон поднял голову и вновь начал убеждать, что путь эгоизма в этом случае — не является неверным. Торендо поднял брови в изумлении. То ли от озвученной правды, то ли от того, что мне известен тайный замысел Совета. И в следующий же миг лицо его обрело прежнее спокойствие и умиротворенность.       — Вы… ждете, что я пожертвую собой во благо мира? Во благо Шепфа? Во благо всех бессмертных? Но что… если я откажусь?! Если не захочу умирать и вечно мучиться во тьме?! — Вопросы полились сами собой, но их больше не подстёгивал страх. Страха просто не осталось. Ему на смену пришла полная беспросветная обреченность. Я не знала, какого ответа ждала от Торендо, но глядела на него с удушающей надеждой услышать хоть что-то.       Он долго смотрел в точку перед собой — на то, как ветерок колышет бутоны цветов. А потом произнёс всё также мягко и спокойно:       — Никто не сможет заставить тебя умереть во благо мира, нас или даже во благо Шепфа. Это того и не стоит. — Он повернулся ко мне, и лишь на секунду я приметила в его открытом прямом взгляде отблеск какого-то заговорщического огонька, который тут же потух:       — Умирать и жертвовать чем-то важным, дорогая Вики, стоит только во благо Равновесия. Потому что если оно рухнет, весь мир сгорит в пламени нескончаемой войны, и этот процесс разрушения будет не под силу остановить даже Шепфа. И тогда не будет ни ангелов, ни демонов, ни людей. А будет одно большое, серое Ничто.       С этими словами он поднялся, взял свой посох, мимолётно поклонился мне и направился прочь по дорожке, оставив меня в ещё большей растерянности.       Совета я дожидалась в отведенной мне спальне, сидя на кровати и равнодушно таращась в огромное зеркало напротив. Вид у меня был уставший и изможденный. Лицо побледнело и осунулось, глаза опухли, и под ними залегли тёмные тени. Я думала о Мальбонте. Не переставала думать о нём, как бы ни противилась сама себе. Он убеждал, что стремится к Равновесию, что хочет добиться справедливости. И он не лжёт. Никогда мне не лгал. И Торендо в саду сказал мне, что умирать стоит лишь во благо этого самого Равновесия, но что понимают под ним ангелы? Мир, в котором им принадлежит безраздельная власть над остальными? Ведь демонам не доверяет сам Шепфа, почему…? Наконец, выбранные пути стали для меня более-менее четкими и очерченными.       Одни хотят сохранить привычные устои и покой, пусть это и означает несправедливость по отношению к другим. Но даже эта «несправедливость» несла в себе многовековой мир на Небесах.       Второй хочет восстановить эту самую справедливость путём войны и кровопролития. Свергнуть действующее правительство и поделить власть меж светом и тьмой. Но какой ценой?       Для достижения своей цели Мальбонте много лет тайно натравливал одну сторону на другую, провоцировал ссоры, разжигал ненависть и презрение. Заставлял демонов чувствовать себя ущемленными.       Он сам сказал, что мы все были для него лишь пешками на шахматной доске, но разве сейчас что-то изменилось? Сколько бессмертных поляжет в угоду его амбициям? Сколько моих друзей и близких умрёт, если его не остановить?!       Я порывисто вскочила на ноги, наконец, сопоставив все знания и доводы. И медленно выдохнула. На душе всё ещё было тревожно. Я не хотела умирать и обрекать себя на вечные мучения. Меня тянуло к нему, и это пробуждало ненависть к самой себе. Но я точно и бесповоротно выбрала сторону. Из двух зол всегда стоит выбирать наименьшее.       Резкий звон хлопнувшего о стену окна заставил меня вскрикнуть и подпрыгнуть от неожиданности. Я быстро развернулась к нему и… увидела Люцифера, отряхнувшего мелкие осколки со своих красных перьев.       — Вот ты где! — рявкнул он так, словно мы в последний раз виделись только вчера и вовсе не расставались навсегда. — Что ты, черт возьми, тут делаешь?!       Я так и осталась стоять, словно приросшая к полу, не веря своим глазам и глядя на демона, словно на призрак.       — Люцифер… — прошептали мои губы. И он окинул меня оценивающим тревожно раздраженным взглядом.       — Вздумала поиграть в бегство?! — снова спросил он требовательно, шагнув ко мне. И я начала постепенно понимать, о чём он.       — Что? Нет! Я… меня… меня украли! — попыталась оправдаться я, пятясь от него, но демон настиг меня, прижав спиной к холодной стене. Его красные глаза горели каким-то неистовым огнём, но как только он услышал ответ, в них отразилось облегчение.       Осознание того, что он здесь наяву, постепенно стало смещать первый шок от его появления в сторону, и единственным порывом было кинуться ему на шею, прижаться и обнять так крепко, словно желая срастись с ним навеки телами и душами. Но его грубость и холодность не позволила поддаться чувствам.       — Я уж боялся, что ты совершила непростительную ошибку, Вики! С Клятвой Крови играть опасно! — продолжил сын Сатаны, но уже гораздо мягче, отступив от меня и снова оглядев. Видимо, мой потрёпанный вид опять привёл его в ярость, и он, стиснув зубы, выпалил: — Чёрт подери, что этот урод с тобой сделал?!       Он резко взял меня за запястье, потянул на себя и заключил в объятия. Запах его кожи, такой знакомый и волнующий, окутал меня, вмиг даря ощущение безопасности, несмотря на всю его резкость.       — Ох, Люцифер… — всхлипнула я, обхватив руками его талию и уткнувшись лицом в его грудь.       — Тише, Непризнанная, тише… — он гладил меня по голове, всё ещё тяжело дыша от бешенства. Его сердце неистово колотилось. — Сейчас ты в безопасности! Он больше тебя не тронет! Я не позволю, я найду способ…       Пальцы демона, запутавшиеся в моих волосах, сжались в кулак, и я сдавленно запротестовала. Люцифер тут же отпустил, быстро и рвано принявшись гладить меня по голове.       — Всё хорошо… Он… меня не трогал. — Заверила я, чуть отстранившись, чтобы взглянуть в его глаза, в которых при моём ответе вспыхнуло недоверие.       — Если он хотя бы раз ударил тебя… Или сделал что-то против твоей воли, я оторву ему яйца! — прошипел демон сквозь плотно сжатые зубы. И я снова отрицательно покачала головой, успокаивающе поглаживая Люцифера по груди.       — Нет. Он не прикасался ко мне. Ни разу. Всё хорошо, правда. — Люцифер ещё пару мгновений смотрел на меня с подозрением, потом вновь прижал к себе так сильно, что у меня перехватило дыхание. Мы замерли в таком положении, я едва могла дышать от его напора.       — Что… что ты тут делаешь? — спросила я, стоило демону меня отпустить из капкана своих рук. Он усмехнулся.       — Я узнал, что Совет избрал нового Сатану и захотел выяснить, кого. Потом узнал, что ты исчезла из логова Мальбонте, и… — Он замялся, пряча истинные эмоции под лукавой многозначительной ухмылкой.       — И что ты? — с усталым интересом задалась я, и Люцифер, словно нехотя признаваясь сам себе, всё же продолжил: — И я забеспокоился. Потому что, если бы ты убежала сама…       «Закончила бы, как твоя мама…» — поняла я. Люци никогда не говорил о ней или о том, что случилось, но мне почему-то казалось, что история эта очень болезненна для него. Я не собиралась напоминать. Когда-нибудь, возможно, он расскажет мне сам, если мы выпутаемся из этой истории.       — Я почувствовал твою энергию и сперва не поверил собственным ощущениям. Когда узнал, сразу понял, куда ты могла деться, потому что в школе никто не был замешан в твоём исчезновении. Пришлось использовать портал, чтобы быстро попасть в Цитадель. Я… — он улыбнулся, заправив прядь моих волос мне за ухо. Его голос перешёл в хриплый шепот: — Рад, что ты цела.       Не успела я ответить, как Люцифер обхватил пальцами мои щёки, чтобы я не могла отвернуться, и поцеловал. Страстно, нагло, напористо. Но и в этом диком поцелуе проскальзывало нечто нежное. У меня закружилась голова. Я так сильно скучала по нему… Нам даже не дали попрощаться, а потом ему не позволили полететь в Силентиум вместе с остальными новобранцами. И хорошо. Мальбонте убил бы его. Или запер в клетку.       Демон вновь прижал меня к стене, не спрашивая позволения. Его поцелуи скользнули ниже, к моей шее. Руки нетерпеливо огладили тело от груди до бедер.       — Люци… — выдохнула я, уперевшись ладонями в его плечи. — Что ты творишь? Нельзя же…       — Покажи мне того, кто запретит, и я рассмеюсь ему в лицо. — Ответил демон, почти рыча, опаляя огненным дыханием мои ключицы и ложбинку меж грудями. Дыхание сбилось у нас обоих. Но я не ощущала привычных всплесков желания, хоть и тело поддавалось его грубым ласкам. Слишком я была измучена принятием решений и по-прежнему думала совсем о другом.       — Люцифер, как же Закон Неприкосновения? — Я с опаской перевела взгляд к распахнутому разбитому окну. — Мы же… не в школе!       — Когда он нас останавливал? — усмехнулся Люци, игриво лизнув мои губы. Я невольно усмехнулась в ответ, но улыбка получилась вымученной. — В этом что-то есть, нарушать его прямо под носом у этих высокомерных козлов.       Он подхватил меня на руки, под ягодицы, прижавшись ко мне так, что я ощутила самым чувствительным местом между ног, насколько желанна, и от этого кровь закипела в жилах, дурманя разум похотливой сладостью и даря желанное расслабление. Его пальцы ловко задрали моё платье и начали пробираться к трусикам. Но вдруг сознание пронзила новая тревожная неприятная мысль:       — А клятва? Что, если этим мы обрушим на себя какие-нибудь нехорошие последствия? — мой голос охрип, я из последних сил старалась поймать остатки рассудка. Метка на руке, вцепившейся в чёрную рубашку Люцифера, будто назло начала снова жечь.       Мальбонте ничего не говорил об… измене… А я бы ни за что не осмелилась спросить.       Люцифер отстранился, серьезно посмотрев в мои глаза, словно что-то вспоминал, но после уверенно сказал:       — Вот об этом, если честно, не знаю. — Его взгляд был всё ещё затуманен возбуждением, но в нём скользнула растерянность. — Если хочешь послать её к черту, я сделаю это вместе с тобой. Но если не хочешь рисковать, я не настаиваю.       Он продолжил целовать меня, поглаживая ладонью внутреннюю сторону моего бедра. А я поняла, что стоит мне отказать, он сразу же отпустит, не станет навязываться. И чем сильнее его чувства ко мне, тем быстрее он отпустит меня при моём желании. Потому что Я этого хочу. Но хочу ли? И есть ли у него чувства?       — Люци… не нужно. — Я мягко оттолкнула его от себя, добавив с досадой в голосе: — Я боюсь…       Он отпустил меня и с улыбкой отошёл, взъерошив свои волосы небрежным движением ладони.       — Хорошо. — Он отступил к окну, и несколько осколков хрустнули под его ботинками.       — Ты… уйдешь? — спросила я в недоумении, совершенно не понимая, что только что произошло между нами. Он волновался, он боялся за меня, он готов был кинуться в драку ради меня. Но сейчас, когда мы встретились, снова готов оттолкнуть… просто уйти?       «Ох, Люцифер, когда же ты, наконец, поймёшь, что чувства не делают тебя слабым, а совсем наоборот?».       Мне вдруг стало мучительно больно и тоскливо от одной мысли, что он вот так просто оставит меня одну.       Люцифер замер спиной ко мне, будто не решаясь сделать шаг в бездну за окном. Он выдохнул и стремительно повернулся, хотя его глаза нервно бегали по комнате, нарочито избегая моего взгляда.       — Не думай, что я не искал тебя и этот чёртов лагерь. Твоя мать не пустила меня к тебе, но я всё равно пытался найти его. Найти тебя. — Выдал он, словно мысленно ругая себя за излишнюю откровенность.       Я сделала шаг к нему. Последний отчаянный шаг, переступая через боль и гордость.       — Тогда почему уходишь сейчас, когда мы только встретились?!       «Когда я так в тебе нуждаюсь?»       Люцифер широко раскрыл глаза в замешательстве. Он в самом деле будто не знал, что делать и что сказать. По его представлениям, я сама отказалась от утешений, которые он был готов мне предложить.       «Неужели, он думает, что мне нужен от него только секс?».       Или что секса достаточно для отношений… Хотя в нашем случае, увы, речь об отношениях в классическом понимании этого слова не шла вовсе. Я так и не знала, что именно происходит между нами. Страсть? Дружба? Для дружбы нужно доверие, но он ни разу не открывался мне, как и не позволял открыться ему.       «Поговори со мной, обними меня, просто побудь рядом, неужто я так много прошу?»       — Не влюбляйся в меня, Вики… и не привязывайся. — Всё ещё хмурясь, в растерянности сказал Люцифер, и мои молчаливые просьбы так и остались невысказанными, а сердце пронзила тупая боль разочарования. — Боли нам обоим и так достаточно. Главное, сейчас ты в безопасности. Да… — он подумал секунду, но так и не поднял на меня глаз, а потом со вздохом добавил: — Это главное.       Я лишь опустила голову, медленно и понимающе кивнув.       «Когда-нибудь ты решишься подпустить меня ближе, но может быть слишком поздно».       — Я буду поблизости, Уокер. — Бросил демон напоследок, раскрыл крылья и вылетел в окно. Я подошла к подоконнику, осторожно ступая по осколкам, и посмотрела ему вслед. Горечь давила на горло и сжимала сердце странной тоской.       С решением Мальбонте мы потеряли друг друга. И оба чувствовали эту пустоту. Но я нашла силы признаться самой себе в своих чувствах и думала, что Люцифер сделает то же самое, испугавшись больше никогда меня не увидеть. Мы бы боролись с обстоятельствами вместе, мы бы шли до конца, зная, что нужны друг другу, несмотря на то, что обречены. Но он предпочёл закрываться и дальше, а мне оставалось лишь гадать, неужели так будет всегда? Заточение сломило меня морально, а он — этот надменный сын Сатаны — был моим маяком в непроглядном мраке. Но стоило мне выйти на свет, как я поняла, что этот маяк светил лишь в моём собственном воображении. Наверное, он в самом деле не хотел причинять боль нам обоим, ведь нет ни единого шанса для меня избавиться от Клятвы и выжить. Или я попросту не так уж ему и важна.       Я больше не желала играть в эти игры и купаться в неопределенности. Это стало слишком болезненно.       Прислонившись к стене и обняв себя руками, я вновь ощутила себя такой одинокой, что захотелось кричать. Закрыла глаза, перед которыми внезапно возник образ Бонта с его пепельными волосами, голубыми сияющими глазами и невинной улыбкой. Наши ночные разговоры… Он понимал мою тоску и потерянность. Разделял моё одиночество. Но Бонта больше нет.       Нет ли? Вместо него теперь Мальбонте. Опасный, жестокий и властный Мальбонте, у которого от Бонта осталось лишь тело и лицо. Но глаза стали острыми и чёрными, а улыбка из милой и любопытной превратилась в холодную усмешку. Мальбонте — враг. И всё же он… был добр ко мне.       Я попыталась сделать шаг к кровати, как вдруг голова вновь закружилась, и пространство кругом поплыло.       Мальбонте стоял в мрачном сыром подземелье, куда не проникал солнечный свет. Факелы горели в ржавых редких гнёздах в стенах, и их пламя отбрасывало на узкий проём зловещие пляшущие тени. Пахло сыростью, холодом и кровью.       Я огляделась, и меня бросило в дрожь от этого места и от вида мужчины. Его плащ был разорван, крылья растрепаны, а черный бархатный дублет окровавлен, как и руки… как и суровое гордое лицо с решительным жёстким взглядом.       — Ты думал, я не пойму, что именно ты стоишь за этим? — спросил он, и рот его изогнулся в гримасе презрения и отвращения. Только проследив за его взглядом, я поняла, к кому он обращается. Прямо перед ним, там, куда не доставал свет ни одного факела на полу распластался демон. Я мгновенно узнала этот алчный горящий взгляд, источающий злобу и ненависть.       — Асмодей? — спросила сама себя, невольно поёжившись. Один из сильнейших Князей Ада, демон похоти и покровитель семейных разладов теперь лежал в какой-то тёмной луже и стонал от боли.       — Ты был так уверен, что я не узнаю о твоей двойной игре? Думал, у меня нет сторонников в Цитадели, и они не напоют мне о том, что Эрагон пообещал тебе трон Ада.       Асмодей смачно сплюнул сгустки крови под ноги Мальбонте, когда тот приблизился.       — Ты не убьёшь меня, ангельский выродок! — хрипло и надрывно рассмеялся демон, держась за живот. Из-под его красных длинных пальцев сочилась кровь. Создалось впечатление, будто он ладонью удерживал свои внутренности внутри. В нос ударил тошнотворный запах потрохов, стоило и мне подойти ближе, и я тут же отвернулась, давя рвотный позыв. — Иначе… проклятье лишится одного из звеньев и быстрее доберётся до твоей ненаглядной человеческой сучки, которую у тебя хватило наглости объявить королевой!       Мальбонте ухмыльнулся, сев перед ним на корточки. На его губах расцвела злая кровожадная усмешка.       — В этом и нет необходимости. Твои легионы пали. Мятеж подавлен. Никто не освободит тебя. Я оставлю тебя гнить в этой темнице, пока проклятье не найдёт тебя следом за твоим слугой. — Мальбонте говорил тихо, спокойно, даже скучающе. Но от этого ещё более зловеще.       «Асмодей замешан в моём похищении?» — я подумала о тех самых крысах, о которых говорил Мальбонте. Выходит, он подозревал его давно. Асмодей предал его ради звания Сатаны… Всё это не укладывалось у меня в голове.       — Удачно сгнить, глупец. — Мальбонте встал, отряхнулся и, молча, пошёл к выходу, прихватив с собой факел, тем самым погружая темницу в кромешную тьму. Но Асмодей в этот миг из последних сил приподнялся, встав на колени, и прошипел ему в спину что-то на древнем языке, мелодично и издевательски растягивая слова, бросая их в спину короля одно за одним, подобно сгусткам тёмной материи. Я не понимала их значения, но было слышно, как с губ демона похоти капает вязкий яд, испуская свои отравляющие пары. Он словно упивался тем, что говорил, наслаждался каждым произнесённым звуком, даже облизывался. Я видела, как красный язык похотливо прошелся по разбитым губам и юркнул обратно в щербатый рот, растянувшийся в дьявольской ухмылке. Мальбонте замер. Я в этот миг не видела его лица, но ощущала перемены энергии. Опасность и ярость, исходящая от него, были почти осязаемы, но Асмодей, словно этого не замечал. Он вновь гортанно рассмеялся, толкнувшись бёдрами вперед, словно имитируя…       Я вздрогнула и закрыла ладонями рот, подавив в нём истошный крик ужаса и омерзения, когда в следующий миг Мальбонте молниеносно сорвался с места. Один резкий выверенный удар, и рогатая голова Князя Ада покатилась по грязному камню, расплескивая за собой темную дымящуюся кровь. Его тело по инерции качнулось снова, а потом замерло, сотрясаясь в предсмертных конвульсиях.       Я крепко зажмурилась, стараясь не смотреть на оторванную голову, но эта сцена раз за разом всплывала перед глазами, как и искаженное неистовым бешенством лицо Мальбонте.       Видение померкло, но в горле продолжал стоять ком тошноты и ужаса. Я обнаружила себя лежащей на полу, когда в дверь осторожно постучали.       Совет, на котором я объявила о принятом решении, прошёл быстро. Эрагон довольно улыбался. Торендо понимающе кивал. Все остальные, включая Йора, сидели в гробовой тишине.       — Я рад, что ты благоразумна, — похвалил Главный Советник, но я не ощутила ни радости, ни благодарности, словно всё произошло так, как и должно. Так распорядилась судьба. Я почти смирилась со своей участью и с ролью в предстоящей войне.       Следующие несколько дней меня никто не трогал. У меня лишь спросили что-то о планах Мальбонте, приказав докладывать о любых видениях, связанных с ним. Я знала не многое, да и не могла припомнить ничего особо примечательного. Казнь Асмодея Совет воспринял тревожно, после чего меня отправили прочь, а сами ещё долго и шумно что-то обсуждали. Я не стала слушать, сразу же направившись к себе. Ко мне прилетал Фыр и Дино. Люцифер, узнав о том, что претендента на трон его отца больше нет, странно воодушевился и куда-то пропал на пару дней, оставив за собой шлейф недосказанности и тревоги. Жизнь почти что вернулась в привычное русло, не считая того, что война дышала в затылок и наступала на пятки.       Я вольно бродила по дворцу, смотрела с галерей, как тренируются солдаты армии, и как укрепляется оборона города. Мальбонте мог напасть в любой момент.       Тренировалась и сама и даже делала успехи. Моё эмоциональное состояние, наконец, стабилизировалось. По крайней мере, отпали противоречия, хоть и им на смену пришла полная беспросветная апатия. Я старалась не думать ни о чём больше и старалась выжимать из себя все соки на тренировках, чтобы потом падать без сил и спать без сновидений всю ночь. Знала: стоит лишь на миг дать слабину, и я попросту сломаюсь. Тресну по швам и рассыплюсь на миллиарды маленьких осколков, которые не склеить уже никогда.       Очередная ночь была тёмной и безлунной. Я ворочалась на кровати, не понимая, то ли сплю, то ли брежу.       Перед глазами вновь поплыли образы, становящиеся такими реальными… Большой кабинет со столом в виде огромной карты… море, бушующее под балконом. Мальбонте, сидящий за столом и задумчиво глядящий в одну точку на карте, словно прямо сейчас принимая какое-то важное решение. А напротив него… Мамон, обнимающий припавшую к нему Мими.       При виде них моё сердце болезненно сжалось в каком-то дурном предчувствии.       — Скажу честно, я бы не пришёл сюда сам, если бы не обстоятельства. — Заговорил Мамон, мягко отстранив от себя встревоженную и одновременно обрадованную дочь. — Но в Школе стало не спокойно. Ребекку пытались отравить. Мы так и не успели выяснить, кто. А теперь она и вовсе исчезла, оставив школу на моих плечах. Небесам мы объявили войну, в Ад сейчас ступать не следует. Потому я и явился к тебе.       — Думаешь, она могла наделать глупостей? — Мальбонте стиснул в пальцах фигурку ангела, да так крепко, что та раскрошилась в пыль от его хватки. Мамон ухмыльнулся. Он держался уверенно и расслабленно, словно это Мальбонте нагрянул к нему, а не наоборот.       — Думаю, ты уже знаешь Ребекку. И то, что она не станет сидеть на месте, когда ситуация требует решительных мер. Один из Серафимов заявил ей, что они казнят всех учителей, если она немедленно не явится в столицу. Попытка напасть на школу провалилась, но тогда они шли за одной Ребеккой. Школа не выстоит, если они придут всей армией.       У меня перехватило дыхание. Мими ахнула, после чего её глаза налились кровью:       — Чего они ждут от демонов, если сами творят, что хотят?! Какое же это Равновесие?! Школа — оплот Равновесия, а этот Эрагон просто шизанутый, если собирается уничтожить её из-за поступка Ребекки! — Мамон осадил дочь повелительным жестом руки, и Мими сразу же умолкла, хоть и кипела от ярости. Мальбонте не обратил на неё внимания, продолжая сосредоточенно изучать карту.       — Не поверю, что ей двигал чистый альтруизм. — Усмехнулся он, и демон Алчности разделил его усмешку. Одна половина его рта дёрнулась в полуулыбке. Он вальяжно прошёл к столу, уперевшись в столешницу кончиками пальцев.       — Но знаю также, что Ребекка не настолько глупа, чтобы идти на поводу у врага, — добавил Мальбонте раздраженно, проведя ладонью по своему лицу, словно разгоняя посторонние мысли. — Мне её травить незачем, а потому она могла бы прийти сюда, где её бы никто не тронул.       Мамон сдержанно кивнул, хмыкнув.       — Она заявила, что не собирается ни на кого больше надеяться, сказала, что власть — ничто, когда речь идёт о выживании. Но я не думаю, что она бы решилась полететь в столицу. Это самоубийство, даже несмотря на то, что её дочь находится там.       Мальбонте поднял на него серьезные проницательные глаза.       — Либо она действительно слишком глупа и отчаянна, либо её выкрали так же как мою королеву.       Внутри меня всё похолодело.       — Нет, мама, нет! — зашептали мои губы. Я не верила, не понимала, как такое возможно. Она ведь Серафим, она очень сильна и всяко дала бы отпор вшивому наёмнику. Если только… её не застали врасплох.       Видение вновь растворилось, и я очнулась в слезах, сразу же вскочив с кровати. Если маму привезли в город, я должна узнать, где она… и освободить любой ценой!