Нерушимая клятва

      Стук сердца заглушал гул в ушах. Мне казалось, что я слышу, как собственная кровь носится по венам бушующим потоком. Время словно остановилось, показывая события, будто в замедленной съёмке. Я неотрывно наблюдала, как неторопливо и тягуче на тонких неестественно бледных губах Эрагона расползается приветливая великодушная улыбка и сильнее вцепилась в руку мамы, но та лишь гордо выпрямила спину, одарив Главного Советника Шепфа надменным взглядом.       — Ты. — Выговорила Ребекка одно короткое слово, в котором было столько остроты и яда, что оно могло пробить насквозь сердце Эрагона, заставить его пасть к её ногам. Если бы слова и одно лишь желание обладали подобной силой…       Эрагон покачал головой, словно родитель, в воспитательных целях демонстрирующий разочарование в поступке своего чада.       — Ты предала меня, Ребекка. А я ведь в самом деле ценил тебя. Мама дёрнулась, словно от пощёчины. Воздух в спальне начал сгущаться, наэлектризовываться от её гнева.       — Позволь угадать, ты не собиралась сидеть и ждать, пока Мальбонте нападёт на беззащитную школу, потому, не получив мою поддержку, решила пойти с ним на сделку?       — Я не собираюсь оправдываться. — Хлёстко ответила мама, как бы загораживая меня собой, хоть Серафим даже не смотрел в мою сторону. Портал за спиной как назло исчез.       «Как же Бонт удерживал их?»       Эрагон сложил руки в молитве и прижал их ко рту, пряча тем самым удовлетворённую ухмылку.       — Конечно. Всегда умнее договориться с врагом, что сильнее тебя, чем вступать с ним в конфликт. Ты выучила все мои уроки. Я не понял лишь одного…       Он стал расхаживать перед нами, измерять спальню шагами, и поступь его по каменному полу была чрезвычайно мягкой, словно он не ходил вовсе, а летал.       — Почему ты отдала ему свою дочь по первому требованию? Неужели, испугалась, что моё решение истребить потомков Анабель и Каспара коснётся и тебя?       Мама старалась не сводить с него глаз, поворачиваясь к нему каждый раз, куда бы он ни отошёл. Она дрожала от напряжения, готовая к любой атаке. Я немного отступила от неё, тоже сосредоточившись. Если начнётся драка, я должна защитить маму, несмотря на парализующий страх. Я не знала, насколько велика сила Эрагона, и сможем ли мы вдвоём одолеть его и охрану, но было ясно, что будь он слаб, не стал бы Главным Советником Создателя.       — Ну же, Ребекка? — потребовал Серафим, остановившись и посмотрев маме прямо в глаза. — Не разочаровывай меня ещё больше. Ты ведь никогда не лезла за словом в карман. — Он сделал шаг к нам и лукаво прищурился.       — Я знаю, что ты всегда верно служила Совету и Шепфа. И я бы ни за что не тронул тебя, несмотря на твою открывшуюся родословную, если бы не твой необдуманный глупый порыв. А что касается твоей дочери… — он одарил меня брезгливым оценивающим взглядом. — Мы оба знаем, что ты и сама бы использовала её или уничтожила — сделала всё, чтобы одолеть врага. За это я тебя и ценил.       Мама поначалу раскрыла глаза в немом удивлении, но оцепенение быстро спало, и её губы скривились в гримасе отвращения.       — Ты веками терял рассудок, упиваясь своей местью. Думаешь, я поверю, что меня бы она не коснулась?!       Эрагон вспыхнул. Его фарфоровое лицо исказилось гневом, приобретя грубые отталкивающие черты.       — Дело не в моей мести. Мне понадобились века на смирение с тем, что наказывать за мою потерю больше некого. Даже Мальбонте нельзя назвать виновным в том, что случилось с моей сестрой. И я провожу зачистку не ради пресловутой мести. Слияние антагонистов — плевок в Равновесие. Я лишь исполняю свой долг, защищая его основы.       Я ощутила смесь ужаса и тошноты от этих слов. Мама же только выгнула бровь, демонстрируя снисхождение и насмешку.       — Ты просто не желаешь признать, что я оказалась более дальновидной. Напала первой, как ты меня и учил. И оказалась права. Нападение на школу, попытки отравить меня, похищение. Не держи меня за наивную дуру, Эрагон! — Впервые в ледяном голосе мамы послышались эмоции: ненависть, омерзение… страх?       Эрагон вздохнул, вновь сложив руки у рта и принявшись задумчиво перебирать тонкими аристократическими пальцами, о чём-то размышляя. Стражники опустили руки на рукояти мечей, ожидая приказа. Мы с мамой напряглись ещё больше. Но Серафим вдруг вновь одарил нас спокойной радушной улыбкой.       — Я хотел пригласить тебя в столицу, но ты сопротивлялась. А воины твоего нового союзника перебили моих почетных гонцов, которые должны были тебя сопроводить. Ты была нужна мне рядом, чтобы обеспечить верность твоей дочери. Пока Виктория была бы на нашей стороне, тебя бы никто не тронул и пальцем, несмотря на твои ошибки. Конечно, о сохранении места в Совете не могло идти и речи, но… Вы обе разочаровали меня.       — Вы — лицемерный урод! — Не выдержала я, и мама резко обернулась ко мне. Похоже, подобный порыв с её точки зрения был глупым и поспешным, но меня просто разрывала злость при виде этого напудренного златокрылого гада, оправдывающего все свои преступления благой целью.       Солдаты посмотрели сперва на меня, потом на своего предводителя, но ни один не двинулся с места без команды. Эрагон на мой выпад не отреагировал. Лишь снова улыбнулся. Задумчиво. Мягко. Зловеще.       — То есть, Виктория, ты отказываешься от сотрудничества? — Спросил он вкрадчиво, что по моей коже прокатились мурашки от предчувствия схватки.       — Отказываюсь! — выкрикнула я       Эрагон цокнул языком, хлопнул в ладони и сказал с каким-то деланным сочувствием:       — Боюсь, тогда в Ребекке больше нет нужды. Пора показать народу, какая участь ждёт всех предателей.       Он отдал приказ стражникам, и они дёрнулись в нашу сторону. Мама выставила руки вперед, собирая в них чистую энергию. Но не успели солдаты подойти к нам, как раздался встревоженный громогласный крик, от которого затряслись стены.       — Стойте! — стражники замерли в нерешительности и обернулись. Расталкивая тех, кто находился ближе всего к двери, в спальню протиснулся Торендо. Эрагон выразил лёгкую заинтересованность его приходом, подняв руку вверх. Солдаты тут же опустили мечи, но в ножны их не убрали.       — О, мой добрый друг, ты как всегда появляешься на сцене вовремя.       Торендо оглядел всех присутствующих спокойным высокомерным взглядом, но яркая голубая жилка на белоснежном виске выдавала его волнение.       — Ты принимаешь поспешное решение, Эрагон! — заговорил он. — Ребекка ещё может нам пригодиться. Она — рычаг воздействия на Викторию. Потому убивать её сейчас нет нужды.       Эрагон снова оглядел нас с мамой — готовых сражаться до последнего — а после перевёл взгляд на советника, и его мертвые глаза вдруг прояснились. В них зажглись яркие болезненные огоньки, не сулящие ничего хорошего.       — Торендо… мой дипломатичный и рассудительный друг. Я ведь всегда прислушивался к твоему мнению и твоим советам… — протянул главный Серафим с грустью в голосе.       — Так прислушайся и сейчас. — Парировал Торендо, стараясь вообще не смотреть на нас, словно мы были пустым местом. Эрагон сделал короткий шаг к нему, продолжая улыбаться.       — Знаешь, я так много думал в последнее время… Мальбонте, верно, во мраке изнывал от нетерпения, дожидаясь Серафима, рожденного на Земле… Не удивительно, невозможно даже представить, что смертные способны добиться такого могущества. Скажи мне кто-то о том, что это возможно, век назад, я бы счёл его сумасшедшим. Но вдруг появилась Ребекка… упорная, волевая, способная… Чудо, а не Непризнанная.       Я заметила, как мама сжала руки в кулаки, когда Серафим с любопытством и долей восхищения взглянул на неё, всё ещё погруженный в воспоминания о их первой встрече.       Я слушала, но не понимала, к чему клонит Эрагон. Но по лицам Ребекки и Торендо стало ясно, что осознание наполняет их ужасом.       — И кто же познакомил её со мной? — Эрагон выгнул бровь, и в следующее же мгновенье вырвал меч из рук ближайшего к нему стражника и всадил его в живот Торендо. Ребекка вздрогнула, я невольно вскрикнула. Советник захрипел, схватившись за рукоять и согнувшись пополам. Но главный Серафим с отвращением обхватил его подбородок двумя пальцами и поднял, вынуждая смотреть на себя.       — Я бы ещё понял, сделай ты её своей любовницей. Последователь Мальбонте! — Идеальное в своей неподвижности лицо Эрагона исказилось от ненависти, став похожим на звериное. Он буквально прорычал: — Думаешь, я не знал, что это ты передал светлой стороне Мальбонте последний осколок Зеркала Небытия?! Кто же лучше сохранит столь ценный артефакт, как тот, кто слишком чист душой, и даже не подозревает о его подлинном назначении? Ритуал и его условия нельзя было предугадать, но сейчас для меня сложились все пазлы!       «Торендо всё это время был на стороне Мальбонте?»       Я вопросительно взглянула на профиль мамы. Её лицо было не менее шокированным. Она… не знала?       Торендо улыбнулся кровавой улыбкой, глядя в обезображенное яростью лицо бывшего друга.       — Смерть — это не плохо. За смертью всегда следует рождение чего-то но…       Мама, воспользовавшись моментом, бросила в спину Эрагона заряд Силы, отчего тот покачнулся, не сразу поняв, что произошло. Ребекке удалось его дезориентировать на ничтожный миг, но и его хватило, чтобы следующая волна из её рук смела нескольких стражников.       — Уходи, Вики! — прокричала она. Остальные солдаты встрепенулись, направив на нас оружие.       — Я не оставлю тебя! — крикнула я в ответ, сосредоточив в ладонях силу Мальбонте.       — АААА! — Тёмная, вязкая как копоть энергия вырвалась из меня, пройдя сквозь ближайших ко мне ангелов. Они упали на пол, принявшись корчиться от боли. Ещё четверо направлялись ко мне, отделяя меня от мамы, которая, казалось, этого не замечала, увлеченная битвой. Она умело отражала их атаки и наносила удары. Меня же теснили к стене, а я судорожно пыталась собрать в ладонях ещё один сгусток, но от сковывающего страха ничего не получалось. Тут окно за их спинами с грохотом вылетело вместе с рамой, и в спальню ворвался Фыр, который сразу же вцепился зубами в одного врага и смёл хвостом второго.       Где-то у двери послышался гортанный булькающий смех Торендо. Этот звук мог быть только смехом.       — Мир давно нуждается в изменениях, Эрагон! — прохрипел он, вырвав меч из своего живота, но так и не поднявшись. — Из-за таких, как ты… кха-кха. Равновесие рушится из-за таких, как… кха…       Эрагон пнул советника, и тот ничком повалился набок.       — Рад бы убить тебя сейчас, да только подлецы не заслуживают чистой смерти. — И, словно наперекор своим словам, с яростью пронзил мечом его шею. Кровь брызнула на мрамор. Смех утих.       Я в пылу схватки видела, как Серафим, словно в замедленной съёмке, вынул меч из горла Торендо, обтёр лезвие о его красную мантию и развернулся ко мне. Мама, справившись со стражниками, ринулась на него, но он невесомо махнул рукой, и её отбросило в стену. Она упала на пол, потеряв сознание. Из виска заструилась тонкая струйка крови. Фыр оскалился, развернувшись к Серафиму всем телом. Но тот всё таким же небрежным движением пальцев в воздухе отбросил и его. Грузное тело дракона пробило древнюю стену, и он полетел вниз вместе с обломками камня.       — Фыр! Нет! — я задохнулась криком, но некогда было поддаваться переживаниям. Эрагон медленно, неспешно приближался ко мне, размахивая клинком, что сиял голубым светом.       — Юная Виктория, известно ли тебе, что ради победы над Мальбонте, я готов даже отправиться во мрак?       — Там тебе самое место! — Ответила я, выплюнув эти слова ему под ноги. Страх за маму и за себя подстёгивал во мне нарастающую ярость. Я чувствовала, как Сила начинает кипеть в венах, норовя вырваться на свободу. Но достанет ли её…? Не дожидаясь, когда он подойдет ближе, я выставила обе руки вперёд и закричала, что есть сил:       — ААААААА!       Тёмный поток, напоминающий густой дым, вырвался из моих ладоней, направляясь прямиком на Серафима. Он сперва оторопел, но затем принялся отбиваться мечом, что, казалось, засветился ещё ярче. Он двигался умело и грациозно, словно танцуя. Но тьма всё равно обжигала его, рвала бело-золотые одежды, ранила крылья. Эрагон скалился, а лезвие его клинка, будто поглощало тьму своим светом, пока от неё не осталось и следа.       — Недурно. Но не впечатляюще. — Заявил он, надменно вскинув голову и оскалившись. — Я ожидал большего от той, кто владеет Силой Мальбонте, но, похоже, ошибся. Ты слишком жалкая. Просто пешка. Ничтожество.       Он вновь шагнул ко мне, и я невольно отпрянула, припав спиной к холодной стене. И снова закричала.       Тьма стала выплёскиваться пульсирующим потоком. Всё моё тело охватила ужасная боль. От напряжения из носа хлынула кровь. Я поняла, что не справлюсь с ним. Что силы просто иссякнут. Эрагону снова удавалось отбиваться, на этот раз почти лениво. Каждый шаг приближал его ко мне. Но вдруг я заметила какое-то движение слева. Мама тихо поднялась, направив в Главного Советника поток ослепляющего света.       — Не трогай мою дочь, ублюдок! — прокричала она, и от её крика рухнула ещё одна часть стены. Часть мебели, картин и канделябров сорвались в пропасть, чтобы раскрошиться в пыль на каменной дорожке внизу. От высоты кружилась голова. Поднялся ветер, загромыхал гром, в небе заискрили молнии. Несколько свечей упало на балдахин кровати, и тот вспыхнул. Пламя быстро охватило всю постель, лишь подстегиваемое ветром.       «Фыр…», — отчаянно подумала я, видя разверзнувшийся в паре метров от меня обрыв.       Эрагон не сумел совладать с такой яростью, и нам с мамой удалось его ранить.       Кровь брызнула на его золотые перья. Но в следующее мгновение он всё же удачно парировал атаку мамы, бросил в меня обжигающий белый заряд, который сбил с ног. От нестерпимой боли в плече я едва могла вдохнуть, потому потеряла бдительность, перестав следить за тем, что происходило дальше, пока… вскрик Ребекки не оглушил меня. Я не успела понять, что произошло. Лишь увидела, как светящийся меч свистнул в воздухе сквозь непрекращающуюся череду вспышек энергии, и…       — Неееееет! — вместо крика из горла вырвались лишь жалкие хрипы, заглушаемые воем ветра. Я увидела маму, припавшую спиной к стене. Её ноги болтались в нескольких сантиметрах над полом. А прямо из груди, где медленно расплывалось кровавое пятно на грязном сером платье, торчал меч Эрагона.       — Ма… мама! — осознание того, что произошло, настигло бешеным цунами, разбивая все надежды на ошибку. И из горла вырвался полуписк, полуплач.       Мама взглянула на меня в последний раз. С её губ капала кровь, руки всё ещё пытались выдернуть меч, хоть тело уже билось в агонии. Она стремительно теряла силы. В её широко распахнутых, будто от удивления, глазах отразилась тревога, испуг, нежность, какую я помнила лишь в детстве, печаль… Будто она жалела, что не сказала мне о самом главном, что не была ко мне так близка, как того хотела. Будто она просила за это прощения… Но этот миг стремительно пролетел, и её глаза закрылись. Навеки.       — Мама! — слёзы хлынули из моих глаз, и я бросилась к ней мимо горящей кровати, превозмогая боль, но чей-то мощный удар сбил меня с ног.       — Признаюсь, я не ожидал от неё такой самоотверженности. Всё же вы — Уокеры — удивительные женщины. — Задумчиво произнёс Эрагон. Меня охватила болезненная ярость при звуке его приторного голоса. Но вдруг я осознала, что не могу пошевелиться. При любой попытке тело пронзала острая боль. Видимо, у меня было что-то сломано… Руки не слушались. Сил совсем не осталось. Сознание куда-то уплывало… Я припала щекой к холодному липкому от крови полу, видя лишь пелену перед глазами и смутно слыша яростные стенания ветра. А потом… сознание покинуло меня.       Темнота. Веки не слушались, отказывались открываться. Нещадно хотелось пить. Ног я не чувствовала. Руки затекли и… их что-то держало поднятыми над головой.       Звяк. Холодное железо впилось в раненую плоть.       — Ммм — с губ сорвался надсадный стон. Где я? Что случилось? Голова гудела и раскалывалась. Откуда-то издали слышались вопли и ругань.       Наёмник? Он выкрал меня из Силентиума? А то, что случилось дальше, было… сном?       «О, Шепфа, пусть это будет так…»       Но память неумолимо возвращалась. Болью в плече и груди. Накатывала волной скорби, способной уничтожить меня жестокой правдой.       — Мама… — горько всхлипнула я, стараясь снова забыться. Лучше бессознательный дурман, чем ощущение этой пустоты под рёбрами, приправленной чувством вины. Лучше… небытие…       — Она умерла, как герой, — раздался совсем рядом спокойный бархатный голос. И я дёрнулась, как от удара плети.       Звяк. Звяк.       Кандалы снова загремели. Теперь я чувствовала отчетливо, что прикована к потолку.       — Умерла так, как и подобает ангелам. Достойно и в бою. — Продолжал рассуждать Эрагон, и облик его начал постепенно обретать чёткие очертания. Всё такой же изящный, одетый с иголочки и излучающий бесконечный свет и благородство. Только сейчас меня тошнило от этого слепящего света его энергии. Настолько, что хотелось выблевать всю ненависть ему под ноги и стереть с кукольного лица эту учтивую холодную улыбку.       — Если бы я казнил её на площади, как и хотел, чести бы это не прибавило… Да и Ребекка не позволила бы себе закончить вечность с таким позором, насколько я её знал. А знал я её хорошо. Я недооценил её материнские чувства и оказался даже приятно удивлен.       Я мотнула головой, закусив губу, заставляя себя молчать. Этот гад не достоин моих слов. Несколько прядей сальных волос упали мне на глаза. Эрагон мягко приблизился и смахнул их легким механическим движением пальца. Его кожа была ледяная в контрасте с моей пылающей в лихорадке, и я дёрнулась, отшатнувшись от его прикосновения. Если бы взглядом можно было убивать, Верховный Серафим бы сейчас корчился в муках на полу этой тёмной и сырой камеры прямо у моих ног. Уголки его губ вновь поползли вверх, но глаза оставались неподвижными, будто неживыми.       — Ты так отчаянно сражалась… — продолжил он, словно обращаясь к самому себе. Говорил как-то отстранённо, хоть и смотрел мне в лицо. — Тебе досталась огромная сила. По моим подсчетам половина всей Силы Мальбонте. — Эрагон цокнул языком, вспоминая что-то. — Ох, в детстве он был неукротим. Устроил резню прямо в Рождество. Всколыхнул всех. Мир ещё не встречал такого чудовища и такой Силы, почти равной самому Шепфа. Но то, что я увидел сегодня…       Взгляд мёртвых фиалковых глаз обрёл безумный живой интерес, ища что-то в моём взгляде, пожирая его. Тонкие костлявые пальцы обхватили мой подбородок, когда я попыталась отшатнуться и повернули к себе моё лицо.       — Пусти! — только и смогла пискнуть я, но Серафим держал крепко, хоть и с первого взгляда не прилагал никаких усилий.       — Как он, должно быть, злится, что у него отобрали такой кусок всей его мощи?! Да ещё и такое жалкое отродье, как ты! — Глаза Советника заблестели каким-то лихорадочным блеском. Я физически ощутила, как он проникает в моё сознание, мысленно раздвигает границы помыслов и воспоминаний, ломая на своём пути все преграды. — Значит ли это, что он так же слаб, как и ты? Я разочарован…       Я не знала, что этот златокрылый урод пытался найти в моей голове, но знала, что ему не удастся из-за дара Змея. Не удастся ведь?       — Почему ты не убил меня? — выплюнула я с отвращением, но без капли страха. Страха просто не осталось. — Так ты точно его остановишь.       Мои губы скривились в ядовитом оскале, когда фарфоровое лицо Серафима исказилось недоумением. Он не смог прочесть в моей голове то, что так жадно выискивал.       — Хммм… — в задумчивости протянул он. — Не ведаю, как тебе удаётся настолько хорошо блокировать сознание, но тем же хуже для тебя. Видит Шепфа, я не хотел прибегать к насилию.       Он отступил на шаг, откинув свои серебряные волосы на плечо и смерил меня глазами. Надменно и оценивающе.       — И убивать тебя пока рано. Это самый крайний выход, глупо использовать его, не попытавшись одолеть врага менее… рискованными способами. Как много тебе известно о Клятве Крови?       Я не собиралась отвечать, да он и не ждал ответа.       — Впрочем, это не важно. Какой бы слабой ты ни была, в тебе часть сил моего врага. А ваши родственные узы, не позволившие тебе умереть во время ритуала, делают тебя фактически идентичной самому Мальбонте с одним лишь отличием: Рубец на твоей энергии может лопнуть от переизбытка Силы, и тогда ты умрёшь. Тьма, которую ты не способна контролировать, разорвёт тебя на части, ведь ты — просто сосуд, а не носитель. Но и ты можешь быть полезна в битве с Мальбонте.       — Иди к чёрту! — выдохнула я, слишком слабая и измученная, чтобы ненавидеть. И причиной той слабости была не только прошедшая схватка. Может, он прав, и я действительно слишком слабая для такой ноши?       Эрагон вздохнул.       — Твой дракон выжил, Виктория. Он ранен, но мои лекари его выходят. Мои солдаты схватили Люцифера… и ангела Дино. — При именах мальчиков моё сердце предательски забилось чаще. Я начала смутно понимать, к чему клонит Серафим. Его голос был полон равнодушия и скуки, когда он продолжил:       — И всех их ждёт смерть, если ты и дальше будешь упрямиться.       Я стиснула зубы от боли и ужаса. Он играл на моих чувствах, на моих привязанностях, и играл умело. Я чувствовала, как ледяные пальцы Серафима перебирают чувствительные струны моей души. Он воплотит угрозу… выполнит, если только Мальбонте не нападёт на Цитадель раньше. Но нет. Я не должна поддаваться шантажу. Я должна быть сильной. Мальбонте придёт… он выполнит своё обещание.       Эта мысль наполнила меня странным воодушевлением, и я решительно повернула голову, без доли страха взглянув в глаза Эрагону. И мой голос прозвучал вперемешку с полубезумным ликующим смехом.       — Надеюсь, Мальбонте убьёт тебя. Распнёт на воротах дворца в качестве символа прогнившего режима, который он намеревается свергнуть.       Я осознала, что у меня не получается остановить истерический хохот. Лицо Эрагона утратило ледяную маску, и теперь он смотрел на меня с яростью и испугом. Его пальцы вновь впились в моё лицо, царапая щёки, но я не обратила на это внимания. Главный Советник прошипел с открытой угрозой:       — Ты выбрала сторону проигравших, Вики. Но так тому и быть.       Я не знала, сколько прошло времени. Не знала, ночь на улице или день. Не знала, где Люцифер, Дино и Фыр. Не знала, что с ними. И это тотальное незнание просто сводило с ума. Крики наёмника — единственное, что позволяло отличить явь от тревожных лихорадочных снов. Ещё запах. Падали и гниющей плоти. Он въедался в нос, не позволяя привыкнуть, вызывая приступы тошноты, которая не наступала.       «Когда я в последний раз ела?»       Дэхо орал что-то о проклятии, просил выпустить его, звал Сарту… постоянно. Не замолкая ни на миг. Я не могла помочь ему. То проваливаясь, то отходя от мучительного сна, перестав чувствовать своё тело.       Когда я очнулась в очередной раз, вокруг по-прежнему стояла темень. Даже факелы перестали гореть. И тишина. Наёмник затих. Потому я и не сразу поверила, что нахожусь в сознании. Вокруг было так тихо, что на миг мне почудилось, будто я лишилась слуха. Но не успела испугаться, как в углу замаячила какая-то тень. Зашуршал старый тростник под чьими-то уверенными неторопливыми шагами. Волосы вновь упали мне на лицо, пот застилал глаза, но я, щурясь и мотая головой, изо всех сил пыталась разглядеть гостя, пряча в сердце смутную надежду. Пока он не приблизился настолько, что его такой знакомый запах невесомо коснулся моего обостренного до предела нюха, и я едва не выдохнула с облегчением.       — Ты здесь… — в горле пересохло настолько, что вместо слов вырвался слабый шепот. Мужчина, остановившийся напротив меня, тихо усмехнулся.       — Успела соскучиться по мне? — спросил он своим низким проникновенным голосом.       — Это видение? — всё также слабо спросила я. — Или ты пришёл по-настоящему?       Мальбонте улыбнулся ещё шире, открывая ровный ряд белых зубов. Почему-то его лицо я видела отчетливо даже в непроглядной тьме. Он оглядел меня с ног до головы, не переставая улыбаться, и одному Шепфа известно, что за эмоции скрывались за этой усмешкой. Ликование? Злорадство? Сочувствие? Гадать не хотелось.       — Те, кого ты предпочла, больше не внушают доверия, не так ли? Мне показалось или он, правда, насмехался? Что-то в этом язвительном замечании задело меня.       — Я… вообще не ощущаю желания верить кому-либо… — Выдохнула я, оставив попытки отбросить с лица приставучие пряди. Лицо Мальбонте сделалось серьёзным и задумчивым. Я упорно смотрела на него, хоть его облик и расплывался перед глазами. Я встрепенулась, осознав, что снова проваливаюсь в бездну сна. Кандалы опять жалобно звякнули.       — Пришёл полюбоваться на мой полный разгром? Ощутить собственный триумф? Позлорадствовать? Проверить, насколько я осознала свою ошибку? — Эмоций не осталось, все чувства впали в оцепенение, потому я имела возможность говорить всё, что мне вздумается.       — А ты её всё-таки осознала? — переспросил Мальбонте, откровенно забавляясь, но у меня не хватало сил язвить в ответ.       — Да… И нечему тут удивляться. Мне хватает мужества это признать. — Я была честна с ним, хоть и не рассчитывала на снисхождение. Знала, что нужна ему, как проклятый сосуд с силой, но не надеялась, что он забудет мои слова и поступки. Такие, как он, обычно не забывают… А Мальбонте слишком непоколебим в своих принципах.       Он вытянул руку, обхватив ладонью прочные цепи, и одним рывком разорвал их. Звяк. Звяк.       Звенья металла посыпались на каменный пол, и звук этот показался оглушающим. Мои руки упали вниз, а вместе с ними и я, но Мальбонте обхватил меня за талию, помогая удержаться на неслушающихся ногах, что никак не отразилось на его каменном сосредоточенном лице.       — Зачем… ты помогаешь той, что объявила себя твоим врагом? — Мои онемевшие пальцы вцепились в его мощные плечи. Я уткнулась лбом в его грудь, судорожно вдыхая его запах. Сердце предательски забилось, разгоняя по измученным венам застывшую кровь. И почувствовала его усмешку где-то на своём виске. Он всё ещё держал меня за талию своими большими крепкими ладонями, жар которых чувствовался даже сквозь одежду. Я замерла, боясь пошевелиться. Но Мальбонте вдруг сам властно отстранил меня от себя, заглянув в мои глаза. Серьёзность и суровость, наполняющая его тёмные зрачки, испугала меня, заставила всю съёжиться, неотвратимо возвращая к жизни. По крайней мере, опасность, исходящую от него, я чувствовала остро, несмотря на изнеможение.       — Потому что я не хочу быть твоим врагом. — Сказал он спокойно и просто. Но от этих слов внутри меня что-то всколыхнулось, нанося удар по прочному оцепенению, словно пробуждая замерзшие чувства от долгого сна. Смущение… удивление… трепет, перехватывающий дыхание. Я приоткрыла рот, глядя на него со странной смесью волнения и изумления. Кожа покрылась мелкими мурашками. Но на лице мужчины не проскользнуло ни единой эмоции.       — Тогда пообещай, что будешь ласков со мной всегда. Даже если мне придётся умереть от твоей руки.       Услышав это, он в удивлении вскинул брови.       — Почему ты об этом просишь?       — Потому что я не вынесу твоей жестокости, — произнесла я, сжав слабыми пальцами грубую ткань дублета на его плечах. — Лучше убей меня быстро, я не хочу долго страдать. Не хочу…       Я быстро покачала головой, будто разгоняя собственные мысли и страхи, что временно успокоились и не досаждали так навязчиво.       Мальбонте усмехнулся уголком рта, но глаза его остались холодными и проницательными.       — Быть может, избавить тебя от страданий прямо сейчас?       Я слабо и медленно подняла голову, встретившись с ним взглядом. Мне было уже всё равно, я была готова сдаться, лишь бы эта дыра в груди перестала болеть при каждом колыхании воздуха. Лишь бы эта вселенская скорбь по маме утихла хоть на ничтожный миг…       — Да… — прошептала я, крепко зажмурившись и покорно опустив подбородок. — Убей меня сейчас. Но перед этим отпусти, сними с себя оковы клятвы, чтобы проклятье не потянуло тебя вслед за мной. Я готова.       Я замерла в ожидании, действительно поверив, что Мальбонте сделает это… насколько это возможно в видении, но сделает. Сердце понеслось галопом. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Но в следующий же миг Мальбонте вдруг впился в мои губы голодным жёстким поцелуем.       — Ммм… — Я вся задрожала, испугавшись его прикосновения, его почти звериного напора, с которым он сминал мои губы, овладевая ими. Что даже боль и ломота во всём теле отступила на второй план. Я вцепилась пальцами в край его плаща, слабо стукнула кулаками по массивным плечам, пытаясь оттолкнуть. Но его губы… горячие, властные, но потрескавшиеся из-за мороза, взбудоражили меня. Он не наседал, не удерживал, готовый в любой момент отпустить. И даже в его грубых голодных поцелуях чувствовалась некая изюминка… словно неуверенность, осторожное прощупывание границ дозволенного. У меня закружилась голова. Губы раскрылись, поддаваясь напору мужчины, выпустив наружу взволнованный вздох. Я поняла, что просто не могу противиться этому наваждению… как бы ни желала оттолкнуть его. Вместо этого покорно и несмело ответила на поцелуй, лаская его губы своими. Словно в дурмане. В каком-то пленительном сне. А, может, это и есть сон? Просто бред воспалённого сознания? В любом случае, он приятнее всех предыдущих… Стану ли я жалеть о нём…?       Мальбонте вдруг порывисто отстранился, бросил возбуждённый и от этого опасный взгляд, от которого волна жара прострелила моё сердце, начав медленно опускаться всё ниже… А после… мужчина снова приник к моим губам, но на этот раз спокойно, почти нежно, хотя и всё также требовательно.       Я уплывала, подхваченная неведомым вихрем. Обхватила руками его шею, насколько могла дотянуться, прижалась к нему, как к спасательному кругу, что непременно вытащит меня из воды, не позволив утонуть. Я вложила в новый поцелуй всю свою нужду в нём, всю боль и отчаянье, жажду спасения и отмщения. Я словно умоляла его каждым прикосновением губ, и он понимал… Одними лишь мягкими касаниями даря мне желанный покой.       Я падала. Летела куда-то вниз, не торопясь раскрыть крылья, хоть и понимала, что разобьюсь.       Его руки погладили мою спину, основания крыльев… Мальбонте сжал пальцами мои плечи, медленно отстраняясь.       — Велела убить тебя, а в итоге погиб я. — Усмехнулся он.       Я опустила голову, дыша быстро и тяжело. Чувствуя, как на смену эйфории приходит прежняя слабость и опустошенность.       «Нет, ты всё-таки убил меня… снова»       Я перестала держаться за него и начала оседать на пол, и Мальбонте заботливо помог мне сесть и откинуться спиной на ледяной влажный камень. Он присел на корточки рядом, чтобы наши лица были на одном уровне, продолжая смотреть мне в глаза.       — Ты… ведь заставишь их поплатиться…? — спросила я настолько безэмоционально, что он в который раз усмехнулся, бережно коснувшись ладонью моей испачканной засохшей кровью щеки.       — Завтра всё будет кончено. А пока тебе лучше отдохнуть и набраться сил.