Так я молил твоей любви С слезами горькими, с тоскою, Так чувства лучшие мои Обмануты навек тобою.
Я смотрел на белый потолок и видел тьму, что поглощала остатки моего рассудка, воспоминания. Цирк. Красно-белый шатер светился изнутри, а сумерки накрывали сизым пледом небосвод. Из него доносилась громкая музыка. Люди шли к нему, словно муравьи к сахару. Я бежал сломя голову за белым лисенком. Его будто поцеловала пурга, он был невероятно красив и оставался светлым пятном на яркой гуще той атмосферы. Волосы растрепались, ноги покрывала трава, что становилась всё выше и выше. Я убегал дальше от шатра и уже добежал до леса, как вдруг увидел, что лисёнок скрылся в норе; не рискнув лезть туда, я посмотрел ввысь: зелёные деревья, покрытые густой листвой казались великанами. Испугавшись, я вернулся к цирку. Я жил с фокусниками, клоунами и другими циркачами уже год. Детство я фактически не помню, но знаю, что оно скрыто во тьме. Когда мне исполнилось девять, то нога впервые ступила на трибун и именно в тот момент я вошёл в новую жизнь...***
Масло шкворчало на сковороде, обволакивало куски бекона. Аромат жареного мяса разбудил Фёдора, заставляя встать. Махровое одеяло упало на пол вместе с настроением: ноги были в зудящих комариных укусах. Блестяще. Часы, стоявшие на прикроватной тумбе показывали шесть утра. Несмотря на ранний час, отметка термометра остановилась на показателе двадцати шести градусов тепла. Треф пошёл за механиком, наивно надеясь, что его покормят. Услышав уже знакомые шаги, Николай постарался нахмуриться, создать иллюзию обиды. Хотя, если честно, ему понравилось просыпаться в крепких объятиях сожителя. Расслабленное выражение лица Фёдора могло показать его спокойное состояние. Свободная льняная рубаха мешком висела на худом теле блондина, едва достигая колен, волосы были закреплены резинкой на макушке, образуя пучок. Эта картина нравилась брюнету, и он решил показать это совсем непривычным для себя способом. Подойдя сзади и обняв со спины Николая, парень уткнулся носом в макушку, вдыхая аромат карамели. Руки темноволосого расположились на животе циркача. Положив свою ладонь поверх рук мастера, голубоглазый слегка сжал пальцы, незамедлительно получая ответную реакцию. — М, Ко-о-о-оль, — сонно протянул брюнет, — я тебя люблю. Все мысли разом вылетели из головы, сердце бешено стучало по рёбрам, так и норовясь выскочить, кровь в висках стала пульсировать быстрее, дыхание остановилось. — Коль? — спустя несколько минут молчания позвал мастер. Плита уже давно была выключена и парни просто молча стояли. — Я... — после этого факир ничего не сказал, а резко выпустил пальцы из руки мастера, развернулся и приблизился к сухим обветренным губам. Ступор спал с Достоевского не сразу. Сомкнув веки, он неуверенно, но ответил на поцелуй. Сначала парень был будто зажат, но привыкнув, он перенял инициативу на себя и, наконец, протолкнул язык в рот Николаю. Кончик языка заскользил меж открытых мягких губ, после чего провел по ровному ряду зубов, коснулся десны и встретился с чужим языком. Когда это произошло, то светловолосый распахнул глаза, и механик, будто чувствуя действие клоуна, открыл свои аметистовые омуты и из-под век посмотрел в очи цвета василька. Мягкие черты лица Гоголя привлекали больше, чем обычно, являясь полной противоположностью резких черт темноволосого. Постепенно поцелуй становился глубже. Два тела прижимались друг к другу, а когда прикосновения были особо тесные, то они ощущались вспышкой, оставляя после себя приятное ощущение тепла. Рука Гоголя прикоснулась к щеке Фёдора; воздуха стало не хватать, и парни отстранились, тяжело дыша, оставляя между собой дорожку из слюны. Именно сейчас кажется, будто время остановилось. Не слышен ни гул машин, ни лай собак. Ничего. Фиалковые глаза встретились с разноцветными, создавалось ощущение, будто они меняют цвет, ведь сейчас механик видел блеск бирюзы и луч солнца. Мысли клубились, словно пена во время шторма. Темноволосый никак не мог понять уровень их отношений. Недолго думая, они опять прижались друг к другу, будто последние капли воздуха были в своих телах и ими необходимо поделиться. Рука легла на затылок, слегка сжимая светлые волосы, тем самым притягивая ближе. Губы мялись, разнося по телу мелкую дрожь, кровь заглушала всё своим током. Достоевский сел на стул, закинул ногу на ногу и с теплом посмотрел на Николая. Клоун улыбнулся, подошёл к парню и сел к нему на колени. Почувствовав холодные руки на спине, циркач прижался к сожителю. Спустя минуту молчания, белокурый все таки спросил: — Ты не хочешь развеяться? — Ну не знаю, — призадумался Фёдор. — Давай в лес? — Гоголь поднял взгляд на мастера, надеясь, что тот согласится. — Коленька, зачем? — Хочу-у-у-у, — клянчил фокусник. Так ничего и не услышав в ответ, блондин обрадовался, — молчание — знак согласия. Идём! — Уф, — темноволосый закатил глаза, — даже позавтракать не дашь? — Дам-дам. Я пока что пойду соберусь, — ярко улыбнувшись, блондин был в предвкушении прогулки, длинною в день. Николай был упрямым, но далеко не неблагодарным, он ценил то, что даёт ему Фёдор и уважал его, хотя на первый взгляд может показаться обратное. — Мы с ночёвкой? — бросив на парня скептический взгляд, механик оторвался от завтрака. — Нет конечно, но чуть-чуть еды и воду взять надо. Брюнет просто промолчал. Не хотелось портить прекрасное утро спорами. Спустя полчаса оба были готовы. Николай откуда-то достал белую сумку и сложил туда воду и пару-тройку фруктов.***
В пути молодые люди провели около двух часов, прежде чем выйти в лес. Под сопровождение музыки ветра парни всю дорогу разговаривали, но Достоевский больше слушал, чем говорил. Высокие стволы сосен подпирали небо, бросали холодные тени. Пожухлая, выжженная горячими лучами солнца полевая трава сменилась ярко-зеленой. Атмосфера в лесу была мягко говоря... Мрачноватая. Но радостный Николай осматривал каждое дерево с явным восторгом. Фёдор же флегматично осматривал природу, мысленно отмечая, что его спутник в восторге от леса. — Федь, смотри какое место, — клоун повернулся к пассии, — давай остановимся тут? — Давай. Разложившись, Гоголь улёгся на клетчатое покрывало и смотрел, как еловые лапы обнимают небесный свод. — Мы пришли, чтобы помолчать? — усмехнулся Достоевский, с вызовом глядя на иллюзиониста. — Тебя что-то не устраивает? — улыбнулся блондин. Заметив огонёк в глазах темноволосого, Николай резко подался вперёд, оказываясь на руках мастера. Он притянул его ближе к себе, опаляя горячим дыханием шею. Парень провёл носом по шее, вдохнув запах кофе и мяты. Слегка прикусив нежную кожу, светловолосый тут же поцеловал место укуса. Веки Достоевского сомкнулись, парень откинул голову назад, упираясь руками в землю. Шумно выдохнув, когда клоун наконец слез, механик потянулся за поцелуем. Оставив короткий поцелуй на губах, блондин сел рядом и обнял Достоевского: — Я тебя никому не отдам.