Разговоры длиной в бесконечность, Ты со мной не считаешь минуты.
"Время для размышлений... Нечто неопределенное может продлиться вечность. Само же размышление является неопровержимым доказательством разумности человека..." Поставив перо в чернильницу, Рюноскэ вдохнул полной грудью: наконец, роман закончен и можно относить его в издательство. Солнечные лучи пробирались в кабинет, закат сотворил из неба лепесток нарцисса с красной каймой у дневной звезды. Белый тюль раскачивался от лёгких порывов ветра, солнце бронзой окутывало каменные плиты домов, червонцем блестело на циферблате золотых часов, лежащих на столе. — Аку? — Ацуши появился на пороге и слегка придерживал тяжёлую дверь, — я приготовил булочки с изюмом, будешь? — луч попадал прямо на аметриновые глаза, а белые пряди засветились платиной. Глухо прокашлявшись, брюнет ответил: — Нет, спасибо. Накаджима подошёл и обнял со спины склонившегося над столом Акутагаву. Положив свою руку поверх сомкнувшихся ладоней блондина, темноволосый спросил: — Всё таки, соскучился за день? — Да.***
Сумерки надвигались вслед за закатом. Смесь бирюзовых и розовых оттенков давали небу цвет джиразоля*. Дазай шёл по пустой улице. Свет в окнах домов указывал, что те не пустуют. Ноги цеплялись за плитку, коей была вымощена улица. В очередной раз споткнувшись о свою же нижнюю конечность, Осаму отчеканил: — Блять, почему тут плитка так выпирает? — Дазай-сан? — с окна второго этажа дома выглянул Акутагава. Рубашка расстёгнута, на шее виднелся засос. Бледно-серые глаза сливались с белком и выглядело это немного устрашающе. - Ты вампир? — моргнув пару раз, шатен влил в себя оставшиеся полбутылки вина, — а, нет, у вампиров глаза красные. - Дазай-сан, заходите в дом. - Ты вообще кто? — вскинув правую бровь, пьяный до беспамятства писатель сделал задумчивый вид. - Дазай-сан, я – Акутагава Рюноскэ, — вторил своему бывшему учителю парень. - А-а-а-а, Рю, ты ли это? — в момент кареглазый развеселился. Покачиваясь, тот пошел к двери. Услышав щелчок замка, Дазай буквально ввалился в дом. Встречал его Рюноскэ, а сзади, на лестнице, ведущей на второй этаж стоял Ацуши, — приветик, Ацуши! — воскликнул писатель. - Аку, что случилось? — Накаджима говорил очень тихо и спокойно. Потерев заспанные глаза, он с удивлением уставился на молодого человека, который нарушил их покой. Прикрыв нос от навязчивого запаха перегара, блондин продолжил, — Рю, я не советую оставлять его дома в...— парень замялся, —...в таком состоянии. — Ладно... — едва ли успел сказать брюнет, как перед его глазами уже не было пьяного учителя. Быстрым шагом покинув дом Рюноскэ, шатен плутал по пустым улицам и впитывал в себя запахи пыли, духоты от остывающего асфальта и ночи. С горем пополам дошел до уже закрывшегося бара. Вывеска отдавала приглушенный свет, в окнах было темно и пусто. Порывшись в карманах бежевого плаща, писатель достал связку ключей. Отперев замок и тихо открыв дверь, кареглазый вошёл в прохладное помещение, закрывая за собой латунный замок изнутри. Форточка в главном зале, как всегда, открыта, а занавеска, прикрывающая окно раздувается от ветерка. Дазай пошёл в сторону спальни Чуи. Заглянув в комнату, парень увидел спящего Накахару. Светлая кожа, ровное дыхание, огненные пряди, распластавшиеся по подушке. На худое тело накинута белая расстёгнутая большая рубашка, очевидно, принадлежащая Осаму. Скинув с себя плащ, темноволосый лег на кровать, обнимая Чую. В ответ он услышал непонятное бурчание. Повезло, что у хозяина дома крепкий сон. - Я тебя люблю, — последнее, что смог сказать писатель перед тем как провалиться в сон. Наутро Дазай проснулся от звонкой пощёчины. - Ублюдок мумифицированный! Как ты посмел меня лапать своими грязными руками?! Да и вообще, какого хуя ты делаешь у меня дома? — И тебе доброе утро, Чу, — пролепетал кареглазый, с восхищением глядя на винодела. Парень потянулся вперёд за поцелуем. Соприкоснувшись устами друг с другом, шатен мазнул языком по нижней губе, тесно прижимаясь к пассии. Накахара сначала не отвечал на поцелуй, но после обмяк. Привкус виски на губах Дазая отдавал горечью. Рука кареглазого проскользнула под невесомый хлопок рубашки. - Ах, Осаму, — лицо рыжего налилось краской, — может не надо? - Чу-у-у-уя, надо, — сладко говорил писатель, стараясь прижаться ближе к рыжему. Из-за сквозняка окно закрылось с громким хлопком. Вздрогнув, Чуя окончательно отстранился, повернулся спиной к Дазаю, укладываясь на бок. Улёгшись сзади винодела, шатен прижался к нему. Спустя несколько минут голубоглазый процедил: - Мумифицированный алкаш, убери свой отросток. - Чу? — невинно спросил парень. - То, что ты вернулся бухой, хотя я тебя выгнал — не значит, что мы переспим. Но в ответ хозяин дома услышал лишь сопение. Провалившись в сон вслед за кареглазым, Накахара забыл обиду.***
На стенах мастерской висели плакаты со свойствами различных металлов, с деталями, железными конструкциями и их описаниями. Что-то бурча себе под нос, Фёдор соединял отводы с трубами, пытаясь создал своеобразную систему для выхлопа газов. Работа с двигателем и его частями требовала много времени и сил. Согнувши спину над столом, мастер сидел и тщательно подкручивал одну деталь к другой с помощью болтов и отвёртки. - Федь, — послышался голос белокурого у входа в помещение, — ты не сильно занят? - Я сильно занят, — отрезал брюнет, едва ли не рыкнув. Как плетёт паук паутину, так и Достоевский строит предположения о неожиданном визите. — Ладно, что у тебя там? — буркнул механик, отрывая взгляд от деталей и поворачивая голову к Николаю. Приковав взор к испуганному лицу сожителя, парень тихо сквозь зубы сказал, — что ты уже успел натворить? Да уж, хозяин дома сегодня был не в настроении. Гоголь, вспомнив утренний инцидент с Трефом уж думал прикусить язык, как вдруг тишину прервал темноволосый: - Твой кот опять нагадил? Если да, то убирай сам. - Нет-нет, Феденька, тут просто кофе и счётчик в коридоре... — замялся белобрысый, отводя бирюзовые очи от недовольного мастера. - Да что ты так долго рожаешь? - Федя, — уверенно начал клоун, — я сломал счётчик, — после сказанного свет во всём доме погас, как по волшебству, — упс. - Блять, — молодой человек положил руку себе на лицо. - Принести керосиновую лампу? - Да. Спустя пятнадцать минут блондин всё-таки откопал старый керосиновый светильник в глубинах кладовки. На удивление, там ещё был старый керосин. Как только открылась дверца железного ящика, оттуда сразу повалил чёрный дым. Услышав, что сзади подошёл факир, механик цыкнул и резко перехватил фонарь. - Федь, ты злишься на меня? — виновато произнёс блондин, стараясь подойти поближе. - Очевидно, — бросил через плечо хозяин дома, перебирая провода. Половина деталей были обуглены, а провода сгоревшими. — Придётся неделю ждать нужные инструменты. - Прости, — едва слышно сказал Гоголь, подходя ближе к возлюбленному, — может, я могу как-то помочь? - Да. Не мешайся, — грубо ответил Достоевский, закрывая ящик, — ты и так уже помог.***
Услышав хлопок входной двери, брюнет вышел перепроверить, не показалось ли ему. Да, Николай ушёл. На удивление, вещи все на месте, значит, пошел просто прогуляться по городу или на рынок. Продолжая свою работу, парень не заметил как пролетели два часа и наступил вечер. Вытащив из угла мастерской генератор для подачи энергии, механик подключил к нему нужные провода и в доме вновь появился свет. Как раз через полчаса пришёл фокусник, весь светящийся от счастья. В руках он держал какую-то коробку, в сторону мастерской даже не посмотрел, быстро поднимаясь в спальню. Посчитав это очень подозрительным, темноволосый последовал за ним, пытаясь не привлекать внимание. Уже из-за приоткрытой двери спальни, молодой человек увидел, как блондин переодевается в белое кружевное белье и такие же чулки с подтяжками. Сглотнув подступившую слюну, мастер не сдвинулся с места, стараясь запомнить все эти моменты. Распустив волосы, голубоглазый посмотрел на себя в зеркало, после чего пошел в сторону двери. Быстро спустившись вниз, Достоевский стал ждать Николая у лестницы. Гоголь спускался медленно, движения были изящны и мягки. Лицо было спокойное, а в глазах горел огонек. Из-за мрачного освещения очи казались глубокими сапфирами. Увидев светловолосого, Фёдор сделал шаг навстречу. Аккуратно обхватывая тонкую талию белокурого, механик заправил за ухо выбившуюся светлую прядь. Брюнет обнял парня и оставил лёгкий поцелуй на шее: - И зачем? - Я хотел как-то попросить извинения... — немного глупое обоснование своих действий, но достойное. Поцеловав в шею ещё раз, хозяин дома отправил Николая наверх переодеваться в нормальную одежду. Темноволосый сдерживал себя, чтобы не испортить голубоглазого, но, видимо, клоун сам того желал, если сделал первый шаг. Мастер имел устоявшиеся моральные принципы, потому считал, что необходимо сначала узнать друг друга лучше. Николай спустился со второго этажа уже в обычной домашней одежде. Крепко обняв парня, блондин повел того в спальню. На часах десять вечера, небо уже давно украсило себя бриллиантами звёзд. Выключив свет, молодой человек уложил на кровать Фёдора и лег рядом. Конец августа выдался холодным, потому окно было закрыто, а на кровати уже давно постелено теплое одеяло. Поцеловав в щёку механика, циркач прижался к тому и спросил: - Ты меня любишь? — этот вопрос клоун задавал уже не в первый раз. - Да. А теперь спи.