Верующий

      − Константин, − говорит Джон Константин, прищурившись. – И тебе это отлично известно, черт побери. (1)              − Правда? – язвительно усмехается Люцифер.              Константина такое отношение явно не забавляет.              − Я тут одолжение тебе делаю, приятель. Хоть бы раз попридержал язык.              − Ты тут ради Затанны, − поправляет его Люцифер. – И не уйдешь, пока не убедишься, что ее долг уплачен. Так что избавь меня от своих угроз, малыш Джонни. Тебе никуда не деться, нравится тебе то, что я говорю, или нет.              Константин метает в него молнии.              − А теперь послушай, ты…              − Ладно, − прерывает его Хлоя, вставая между ним и Люцифером, пока ситуация не вышла из-под контроля. – Не могли бы вы, ребята, воздержаться от перехода на личности?              − Он первый начал, − капризно заявляет Люцифер.              − Спасибо, − сухо замечает Хлоя, бросив на него сердитый взгляд через плечо. – Именно на такое взрослое поведение я и рассчитывала.              Люцифер по крайней мере кажется пристыженным ее словами. Хлоя разворачивается обратно к Константину и видит, что он снова усмехается.              − Зи сказала, что вы держите его на коротком поводке, − замечает он. – Я ей не поверил, но теперь вижу, что зря.              − Он не на поводке, − возражает Хлоя, кладя ладонь на руку выступившего вперед Люцифера, которого эта реплика явно вывела из себя. Он тут же замирает. – И если он попридержит язык, то и вас это тоже касается. Ведите себя соответственно возрасту, хорошо?              Константин склоняет голову.              − Мои извинения, любовь моя.(2)       − Не называйте меня так, − не успев подумать, заявляет Хлоя. – Он так меня называет.              Краем глаза Хлоя замечает, что Люцифер резко поворачивает голову в ее сторону. Она не смотрит на него, хотя чувствует, как кровь приливает к щекам, и думает о том, что в какой-то момент ей придется рассказать ему, как сильно ей нравится подобное обращение. Впрочем, к настоящему моменту, это уже наверняка довольно очевидно, учитывая, что она практически умоляла его назвать ее так прошлой ночью.              − Вот как, − тихо произносит Константин, переводя между ними явно заинтересованный взгляд. – Никогда бы не подумал, что доживу до такого, − усмехается он Люциферу.              − Да, тут наши мнения совпадают, − говорит Люцифер, поправляя пиджак. – Полагаю, Затанна пояснила тебе суть дела?              − Да, рассказала и показала, вообще-то.              − И?              − И ты крупно влип, Люци.              − Это нам здорово поможет, спасибо, − сочащимся сарказмом голосом отвечает Люцифер. – И что бы мы только делали без такого глубокого анализа?              − Погодите, что вы имеете в виду под «рассказала и показала»? – уточняет Хлоя.              − Я имею в виду, что встретил парочку ваших самых больших фанатов, − отвечает Константин. – Они настаивали, что вы заслуживаете кого-то получше него. Не могу не согласиться.              Хлоя не сразу понимает, о ком он вообще говорит. Услышав слово «фанаты» она всегда первым делом думает о неадекватах, узнающих ее после «Джакузи в школе». Однако потом она осознает, кого он имеет в виду, и едва не задыхается.              − Вы видели мою дочь? – требовательно спрашивает она, ступая вперед. – Как? Когда? Она в порядке?              На лице Константина отражается раскаяние.              − Нет, простите, лю… − Он вовремя замолкает и прочищает горло. – Мне жаль, детектив. Ваша дочь под пристальным надзором полиции, и мне было бы почти невозможно застать ее одну. К тому же Зи настояла, чтобы мы оставили ее в покое, чтобы не причинять повторной травмы. Так что с ней мы не встречались.              Хлою накрывает сначала волна разочарования, а потом еще и вины. Повторная травма подразумевает, что Трикси уже была нанесена одна, что более чем справедливо. Ее страх перед Люцифером мог быть внушен ей сверхъестественным существом, но она же этого не знала. Ей это казалось реальным. Она была испугана, расстроена и хотела, чтобы мама была рядом, а Хлоя ее оставила.              Люцифер проводит рукой по ее спине, как прошлой ночью после ее кошмара. Хлоя закусывает губу и заставляет себя проглотить эмоцию, поднимающуюся по горлу, словно тошнота.              − Кого ты видел? – спрашивает Люцифер Константина, по-прежнему поглаживая Хлою по лопаткам.              − Хрупкую брюнетку в клубе Зи, − отвечает Константин, доставая из плаща пачку сигарет. – Говорит без остановки. Элен, по-моему.              − Элла, − поправляет его Хлоя.              − Точно, Элла, − кивает Константин.              − Здесь нельзя курить, − заявляет Люцифер.              Константин замирает, не донеся сигарету до рта.              − Почему нет?              − Потому что детективу не нравится запах.              Константин переводит взгляд на Хлою.              − Все нормально, − качает головой она. – Я не возражаю.              − Абсолютно точно не нормально, − продолжает гнуть свое Люцифер. – Это наш дом – здесь не курят.              Упор на слова «наш дом» побуждает Хлою перевести на него взгляд.              − Мы же снаружи, бога ради, − возмущается Константин.              − Да хоть на чертовой Луне, мне плевать, − выпрямляясь в полный рост, заявляет Люцифер. – Она терпеть не может запах, и я не хочу, чтобы ей пришлось его нюхать. Так что ты либо уберешь сигареты, либо я засуну их по очереди тебе в глотку, а затем вытащу из задницы и снова заставлю сожрать.              − Люцифер, − бормочет Хлоя.              − Все в порядке, детектив, − говорит Константин, убирая сигареты обратно в карман и бросая гневный взгляд на Люцифера. – Я могу вести себя цивилизованно, даже если он на это не способен.              На Люцифера оскорбление не производит никакого впечатления.              − Я нанес визит Мэйз, − по-прежнему сверля взглядом Люцифера, продолжает Константин. – Она выглядит неважно. Удивлен, что это твоих рук дело, учитывая, чем ты готов был пожертвовать ради нее в последний раз, когда я оказывал тебе услугу.              Хлоя снова переводит взгляд на Люцифера, но он избегает смотреть ей в глаза.              − Я искал ответы.              − И как, нашел? Или она так сильно истекала кровью, что не могла говорить?              Люцифер мрачнеет.              − Не знал, что ты так переживаешь за демонов. Вообще-то, насколько мне известно, ты занимаешься охотой на них.              − Я охочусь на зло, − поправляет его Константин, окидывая Люцифера неприязненным взглядом. – Во всех его проявлениях.              Хлоя ощетинивается в ответ на этот намек, но Люцифер лишь смеется.              − Помню, ты сказал нечто подобное в последний раз, когда я был в вашей с Затанной компании. Хотя вы с ней после этого недолго пробыли вместе, верно? Похоже, она поняла, что твои суждения предвзяты.              На этот раз ощетинивается Константин.              − Не говори о том, о чем понятия не имеешь, Люци.              − Почему бы тебе не последовать собственному совету, Джон? Ты не знаешь Мэйз. Она не единожды работала на моих врагов, и у меня было полное право предположить, что она снова взялась за старое. Я не понял, что дело в магии, пока не начал допрашивать ее.              − Допрашивать ее, − повторяет Константин, фыркнув. – Это так называют там, откуда ты прибыл? Потому что у меня на родине это называют иначе. Светоносный, ага. В тебе нет ничего, кроме тьмы, приятель.              − О, так тебе нужен свет, да? – спрашивает Люцифер и, отойдя от Хлои, поднимает руки. – Давай проверим, сможем ли мы немного осветить это место, хм?              − Люцифер, − шипит на него Хлоя. Обхватив его за предплечье, чтобы удержать, она ощущает жар его тела даже через ткань рубашки и пиджака и задается вопросом о том, как близко он подошел к тому, чтобы снова воспламениться.              Люцифер фыркает и переводит на нее взгляд.              − Ради отца, детектив, почему бы тебе не посадить на поводок его вместо меня?              − Потому что мне нет до него дела, − отвечает Хлоя, сильнее сжимая его руку. – А до тебя – есть. И ты не на поводке, ясно? Можем мы наконец закончить с этой сексистской ерундой насчет того, кто носит штаны, или держит поводок, или еще чего-то подобного? Хочешь поджечь его своими руками-лазерами, отлично. Вперед. Но он наш лучший шанс на то, чтобы все исправить, и ты сказал, что хочешь этого. Ты дал мне слово.              − Руками-лазерами? – недоверчиво переспрашивает Константин.              Ни Хлоя, ни Люцифер не удостаивают его вниманием. Люцифер сверлит Хлою взглядом, явно раздраженный, но она не отводит глаза. В конце концов он вздыхает.              − Ладно, − бормочет он и опускает руки. Повозившись с пиджаком, он снова возмущенно фыркает, всем своим видом выражая недовольство.              Хлоя приподнимается на носочки и оставляет поцелуй у него под подбородком.              − Спасибо, − мягко благодарит она.              Он замирает, но когда она отстраняется, заметно расслабляется и отрывисто ей улыбается.              Довольная тем, что он не поджарит их гостя с помощью своих новообретенных сил, Хлоя переводит все свое внимание на Константина.              Когда она грозно прищуривается, колдун поднимает руки в примирительном жесте.              − Детектив…              − Помолчите.              Константин закрывает рот. Краем глаза Хлоя замечает, что Люцифер ухмыляется, однако игнорирует его.              − Слушайте, вы, очевидно, друг другу не нравитесь, и при обычных условиях я бы не стала просить вас работать вместе. Но знаете что? Сейчас мне на это наплевать. Меня не волнует, что он вам сделал, не волнует, что вы сделали ему, и не волнует, что вы оба по этому поводу чувствуете. Все, что меня волнует, − это разрушение этого проклятого заклятия, чтобы я могла вернуться к своему ребенку. Так что вы собираетесь помочь или нет?              Константин всматривается в нее и потом улыбается.              − Теперь я вижу, почему вы понравились Затанне.              − Так вы согласны?              − Да, − кивает он. – Можете мной располагать, детектив.              − Отлично. Так вы видели кого-нибудь, кроме Эллы и Мэйз?              − Вашу подругу-доктора, − отвечает Константин. – Затанна сказала, что, по вашему мнению, она боролась с заклятием. Это меня заинтриговало, так что я нанес ей визит, чтобы проверить лично.              − Я ошибалась насчет ее сопротивления заклятию?              − Нет, вы были абсолютно правы. Это довольно примечательно, кстати говоря. Я видел подобное сопротивление всего несколько раз прежде и никогда у человека без магических способностей.              − Возможно, оно объясняется тем фактом, что она выносила и родила ребенка ангела, − замечает Люцифер.              Константин согласно склоняет голову.              − Возможно, остались какие-то побочные эффекты. – Он переводит взгляд на Хлою. – Не в первый раз божественная искра делает человека невосприимчивым к чему бы то ни было.              − Ты еще кого-нибудь видел? – спрашивает Люцифер.              − Нет. Мне достаточно было и этих троих.              − И каков же вердикт? Кто виновник?              − У магии нет сигнатуры, − вздыхает Константин. – Но она древняя и могущественная, что существенно сужает список. Как и вспышки в глазах. Полагаю, вы их заметили?              − Да, − подтверждает Хлоя. − Серо-голубые.              − Именно, − кивает Константин. – Я видел такое раньше – это работа Морфея.              − Ты уверен? – спрашивает Люцифер.              − Поставил бы на это свой плащ.              − Ваш плащ? – потрясенно уточняет Хлоя.              Константин усмехается и одергивает полы плаща.              − Я к нему очень привязан.              − Только отцу известно почему, − бормочет Люцифер, с презрением оглядывая пресловутый предмет одежды.              − Не все из нас проводят часы перед зеркалом по утрам, − огрызается Константин.              − И это заметно, − зло усмехается Люцифер.              Хлоя раздраженно вздыхает, и на лицах обоих на миг возникает смущенное выражение.              − Кто такой Морфей? – спрашивает она.              − Сон, − отвечает Люцифер. – Морфей лишь одно из его имен.              − Ты его имел в виду, когда сказал Зи, что, вероятно, знаешь, кто за этим стоит? – спрашивает Константин.              − Да, − подтверждает Люцифер. – Последствия заклятия очень похожи на то, на что он способен. И в нашем прошлом есть кое-что, дающее ему мотив.              Хлоя вспоминает то, что он сказал несколько минут назад – «Сон нацелился на тебя из-за меня» − и переводит на него взгляд.              − Что именно?              Люцифер явно чувствует себя некомфортно: он переступает с ноги на ногу и поигрывает с запонками.              − Длинная история. Вкратце же, мы несколько раз сталкивались в течение тысячелетий, и эти встречи были весьма малоприятными.              − Вот что обычно происходит, когда помещаешь в одно место двух парней с эго размером с вселенную, − бормочет Константин, фыркнув.              Хлоя награждает его сердитым взглядом и, когда он поднимает руки в безмолвном извинении, поворачивается обратно к Люциферу.              − Так он это делает просто потому, что ты ему не нравишься?              − Не совсем. Твое вовлечение указывает на то, что он мстит за нашу последнюю встречу.              − Что это значит? – не понимает Хлоя.              Люцифер делает глубокий вдох.              − У Сна была возлюбленная, − поясняет он, убирая руки в карманы. – Ее звали Нада. Она отказалась присоединиться к нему в его царстве до скончания времен, так что он отправил ее в ад.              Хлоя потрясенно моргает.              − Погоди. Она отказалась выйти за него, и он отправил ее в ад?              − Да.              − Так ты ее знал?              − Да, − подтверждает Люцифер. – И все еще знаю, полагаю. Она по-прежнему там.              − Она была дурным человеком, пока была жива?              Люцифер качает головой.              − Нет. Она терзалась чувством вины, но… что ж, это та же вина, что порой возникает и у тебя. Она беспричинная. Она брала на себя ответственность за то, в чем виновата не была. Мой отец внедрил систему, помогающую таким душам не попасть в ад после смерти, но Сон обошел ее, когда проклял Наду.              Хлоя просто смотрит на него, раскрыв рот и думая обо всем, что ей известно об аде – пепле, темноте и петлях, предназначенных для пыток – и ее охватывает ужас.              − Это нечестно, − бормочет она. – Она не должна там находиться.              − Согласен.              − А не можешь ты, ну, освободить ее? Ты же король.              − Это не так работает, детектив. В саму структуру ада вписаны правила, которые выходят за рамки моего контроля. Только мой отец может их сломать или изменить.              − Но ты говорил, что души могут уйти, − настаивает она. – Ты говорил, люди могут покинуть свои петли.              − Могут, но только если избавятся от чувства вины, чего никогда раньше не происходило. И я не могу сделать это за нее.              − Так она просто будет мучиться до скончания времен, потому что ее бойфренд тот еще урод? – восклицает Хлоя. – Разве это справедливо?              − Нет, − тихо произносит Люцифер. – Но она не мучается, детектив. Я создал для нее максимально комфортные условия, уверяю тебя.              В его голосе слышатся болезненные нотки, и праведный гнев Хлои остывает. Вместо него она фокусируется на стоящем перед ней мужчине и на том, что читает в его глазах.              Чувстве вины.              − Люцифер, − выдыхает она.              − Я полностью контролирую петли. Я пытался сделать ее петлю максимально близкой к райским условиям. Я сделал все, что мог, детектив.              − Знаю, − успокаивающе произносит она, подходя ближе к нему. – Знаю, что сделал. Я тебя не виню.              − Она была счастлива, когда мы в последний раз виделись, − настаивает он со все возрастающим отчаянием в голосе. – Не так счастлива, как могла бы быть, если бы это не было иллюзией, конечно, но я…              − Люцифер, − твердо прерывает его бормотание Хлоя. – Я знаю. – С этими словами она берет его лицо в ладони, как сделала перед появлением Константина. – Это не твоя вина, малыш, − ничто из этого не твоя вина.              Он продолжает смотреть на нее с отчаянием, и, проводя большими пальцами по щетине на его щеках, Хлоя терпеливо ждет. В какой-то момент он медленно выдыхает и обвивает ее предплечья пальцами.              − Мне это нравится, − бормочет он.              − Что нравится? – недоумевает Хлоя.              − Когда ты так меня называешь.              Хлоя удивленно моргает, сбитая с толку. А потом до нее доходит, о чем он – Дьяволу нравится, когда она называет его малышом. Она улыбается.              − Да?              − Да, − улыбается он в ответ.              По телу Хлои разливается тепло, и ей кажется, что она вот-вот растает и растечется лужей. Боже, как же она его любит.              Она уже притягивает его к себе, когда Константин прочищает горло.              − Да, все еще тут, − сухо замечает он. – Было бы славно, если бы вы повременили с обжиманиями до моего ухода.              Хлоя поджимает губы, чувствуя, как горят щеки. Она опускает руки и отступает от Люцифера на более приемлемое расстояние.              − Извините, − говорит она Константину и, прочистив горло, переводит взгляд на Люцифера. – О чем ты говорил?              − Понятия не имею, − бормочет он, целенаправленно обшаривая ее взглядом, и Хлоя ощущает волну совсем другого жара.              − Ты объяснял, за что Морфей тебя ненавидит, − подсказывает Константин.              Люцифер вздыхает и отводит взгляд от Хлои.              − Сон опомнился, когда его сестра Смерть указала на несправедливость его действий. Он прибыл в ад, чтобы забрать Наду и исправить содеянное, но она не захотела уходить с ним. Он обратился ко мне и попросил изменить ее петлю, чтобы она больше походила на ад, чем на рай, так как думал, что это может побудить ее уйти с ним.              − Но ты отказался, − догадывается Хлоя.              − Да, − кивает он.              − Почему бы ему просто не внушить ей сон, как всем в Лос-Анджелесе?              − Потому что это мои владения, детектив. Его силы ослабевают в аду, как мои ослабели бы в его царстве. Он знал, что не мог забрать ее без потерь, поэтому уступил. И теперь он стремится отнять у меня то, что, как он полагает, я отнял у него.              Он этого не говорит, но Хлоя все равно понимает, о чем он. «Он пытается отнять тебя».              − Он не может отнять меня у тебя, − качает она головой.              − Да, − тихо произносит он. – Я начинаю это понимать. – Он еще пару секунд не сводит с нее взгляда, а потом обращает все внимание на Константина. – Нам нужна твоя помощь, чтобы связаться со Смертью. Однажды она уже урезонила брата и сможет снова это сделать.              − Она скорее ответит на вызов небожителя, чем человека.              − Да, может, и так, но у нас нет особого выбора. Похоже, мои каналы подобной связи блокируются.              − Что? – недоумевающе хмурится Константин.              − Мой брат не отвечает, когда я ему молюсь, − поясняет Люцифер. – Как и мой отец.              − Ты молился отцу? – удивленно смотрит на него Хлоя.              Он встречается с ней взглядом.              − Я же говорил, детектив, что сделаю все, что потребуется.              − Откуда ты знаешь, что тебя блокируют? – спрашивает Константин прежде, чем Хлоя успевает ответить. – Что если они просто заняты? Без обид, приятель, но твой отец не самый общительный малый.              − Мой брат всегда отвечает, даже когда занят, − поясняет Люцифер и наклоняет голову в сторону Хлои. – А отец никогда не игнорировал просьбу, связанную с ней.              Хлоя спрашивает себя о том, с какими еще связанными с ней просьбами он обращался к отцу, но вслух этого не произносит.              − Что-то мне мешает, − продолжает Люцифер. – Или, скорее, кто-то. К тому же я не уверен, что за мной не наблюдают. Поэтому я лично навестил Затанну, вместо того чтобы вызвать ее, и поэтому попросил ее вызвать тебя, а не сделал это сам.              Константин усмехается.              − А я-то подумал, ты просто знал, что я не отвечу.              Люцифер тоже усмехается.              − И это тоже.              Константин убирает руки в карманы.              − Так что мне ей сказать?              − Скажи, я хочу поговорить с ней по одному очень важному делу. Она может назначить время и место. Я с готовностью выполню любое другое возможное требование. Она может установить свою цену, хотя, подозреваю, она не станет этого делать. Это не в ее стиле.              − Хорошо, − кивает Константин и переводит взгляд на огромный дом позади себя и гигантский бассейн. – Но здесь я этого сделать не смогу.              − Отправляйся куда пожелаешь, − взмахнув рукой, разрешает Люцифер. – Но не задерживайся. – Он переводит взгляд на Хлою. – Мы не можем позволить себе тратить время.              Константин также смотрит на нее и кивает.              − Точно. Одна нога здесь, другая там. – С этими словами он растворяется в воздухе. ***              Детектив очевидно пугается, когда Джон исчезает: она резко разворачивается, оглядывается позади себя и осматривает патио, раскрыв рот от удивления и нахмурив брови. Люцифер наблюдает за ней, поджав губы, чтобы не улыбнуться.              Она очаровательна, когда сбита с толку.              − Он только что?.. – спрашивает она.              − Телепортировался, да.              Она разворачивается к нему, очаровательно хмурясь.              − Я хотела сказать трансгрессировал, как в «Гарри Поттере».              − Тебе надо расширить свои магические горизонты, детектив.              − Да, прямо сейчас этим и займусь, − брюзгливо заявляет она, и он смеется в ответ.              Она улыбается. Солнце уже полностью село, и мягкий рассеянный свет на патио вместе с пляшущими языками пламени создают вокруг нее неземное сияние. Она прекрасна.              – Как думаешь, когда он вернется? – спрашивает она, не замечая его любования ею.              Люцифер пожимает плечом.              – Может, через несколько минут, а может, и часов – с ним трудно сказать наверняка.              Она задумчиво хмыкает.              – А что? Ты хотела заняться чем-то конкретным, чтобы убить время? – Он нарочито медленно оглядывает ее с ног до головы, многозначительно усмехаясь. – Могу внести пару предложений.              – Не сомневаюсь, – весело отзывается она. – Но раз мы не знаем, когда он вернется, я бы предпочла не обнажаться.              – Скромность, – презрительно фыркает Люцифер. – Одно из самых ужасных изобретений отца.              – Сделай это своим слоганом, – улыбается она ему.              – Слишком длинно, – отмахивает Люцифер. – Думаю, хэштег секс-бог все и так отлично объяснит.              Детектив закатывает глаза и разворачивается к дому.              – Я не стану удостаивать это ответом.              Она направляется по дорожке, пересекающей бассейн, и Люцифер следует за ней.              – Вербальный ответ и не требуется, – сообщает он. – Твое тело отвечало за тебя и не раз. Тебе не нужно подтверждать, что я фантастический любовник, если ты предоставила мне более чем достаточно доказательств этого.              – Хм-м, – неразборчиво протягивает она.              Он преодолевает три ступени на патио за один шаг.              – О, да брось, детектив. Нет ничего постыдного в том, чтобы это признать.              Она оглядывается на него через плечо, улыбаясь.              – Я думала, тебе не нужно подтверждение.              – Мне и не нужно.              – Тогда почему ты его выпрашиваешь?              – Выпрашиваю? – не веря своим ушам, восклицает он. – О чем ты вообще говоришь?              – О том, как сильно ты стараешься заставить меня признать, что ты лучший любовник из всех, что у меня были.              – Мне не нужно, чтобы ты это говорила – я знаю, что это так, – фыркает он. Она не отвечает, и он сверлит ее затылок хмурым взглядом. – Ведь так?              Она усмехается ему через плечо.              – Снова выпрашиваешь.              Он опять возмущенно фыркает и останавливается на пороге между патио и кухней. В глубине души он знает, что она просто его дразнит – он это знает. Даже если бы он не знал, как часто доводил ее до оргазма (да, он ведет счет, и нет, это не странно – она так чертовски хороша, когда кончает, и он так долго ждал возможности насладиться этим, что намерен запомнить каждый из ее оргазмов, и неважно, сколько их будет), он с полной уверенностью может утверждать, что ни Дэниел, ни этот неандерталец с перекачанными руками Каин не удовлетворяли ее так, как он.              А потом он вспоминает Джеда – ее первую любовь. Он говорил, у них был потрясающий секс. Что если Джед лучший любовник, чем он? Что если с ним она думает о Джеде?              Детектив на кухне, изучает содержимое холодильника и слегка хмурится. Он хочет подойти к ней и зацеловать до бесчувствия, пока не убедится, что он единственный мужчина, о котором она думает, но внезапно ощущает приступ тошноты. Что если, раз она невосприимчива к нему, он не так хорош для нее, как для всех прочих?              Она переводит на него взгляд и затем присматривается внимательнее.              – Люцифер? – нахмурив брови, зовет она.              – Хм? – Он резко переключает все внимание на нее.              Она еще какое-то время изучает его, а потом ее лицо проясняется.              – В самом деле? – спрашивает она, наклонив голову в характерной для нее манере, дающей понять, что она не одобряет что-то им сделанное.              – Что?              Она закрывает холодильник.              – Перестань перегружать себя этими мыслями – я просто тебя дразнила.              – Я и не перегружал.              Она выразительно выгибает бровь.              – Правда, – настаивает он. – Вообще-то, я недогружал себя ими. Просто предавался тревожным размышлениям. Вам, простым смертным, это дается с трудом, но я Дьявол и отлично в этом разбираюсь.              Детектив открывает рот, но передумывает отвечать и поджимает губы. Она вновь принимается изучать его, уперев руки в бока, и он ощущает себя подозреваемым в одном из ее расследований, но затем выражение ее лица снова смягчается.              – Иди сюда, – говорит она, подзывая его согнутым пальцем.              Он не знает, чего она хочет, но никогда не отказывался от возможности быть рядом с ней, а потому покорно подходит. Она протягивает к нему руки, когда он оказывается уже достаточно близко, и, схватив за лацканы пиджака, тянет на себя. Он автоматически кладет руки ей на талию.              – Прости, – бормочет она, запрокидывая голову, чтобы заглянуть ему в глаза. – Иногда я забываю, что для тебя все это в новинку.              Он нахмуривается.              – Не глупи, секс для меня не в новинку. Я спал с…              – Пожалуйста, не заканчивай это предложение.              Он покорно проглатывает уже готовые сорваться с губ слова.              – Я имела в виду отношения, – поясняет она, – когда кто-то дорог тебе настолько, что ты хочешь быть лучшим для этого человека.              – О.              Он хочет отпустить какую-нибудь шутку, двусмысленность или что-то еще, дающее понять, что он совсем не испытывает неуверенности насчет своих способностей в спальне, но словно бы внезапно лишается способности формулировать слова.              Она приглаживает лацканы его пиджака.              – Можешь не переживать, – мягко продолжает она. – Ты и вправду лучший из всех, кто у меня был.              Давящий ему на грудь груз мгновенно исчезает.              – Правда?              Ему неловко от того, с каким явным облегчением в голосе он этого произносит, но смущение проходит, стоит ей только улыбнуться. Ему так часто снилась эта улыбка в аду – воспоминания не отдают ей должного в полной мере.              – Да, – подтверждает она. – Но больше ты от меня ничего по этому поводу не услышишь, потому что в противном случае твое эго станет настолько большим, что сорвет крышу с этого дома.              – У меня не только эго большое, – машинально каламбурит он. – И насчет срывания крыши…              – Ладно, хватит. – Она выпускает пиджак из рук и вздыхает. – Я сожалею о сказанном. Забираю все свои слова назад.              Однако он качает головой.              – Никаких попятных.              Она невольно улыбается, а потом фыркает от смеха. Он тоже улыбается, довольный, что развеселил ее – ему нравится ее смех, особенно, когда он сам его вызывает.              – Искала что-то конкретное? – спрашивает он, кивая на холодильник.              – Нет, – качает головой она. – Я вдруг осознала, что не ела целую вечность, и просто умираю с голода. Как думаешь, еду сюда доставляют?              – Не говори глупостей. Если ты голодна, я что-нибудь тебе приготовлю.              Она выгибает бровь.              – Правда?              – Ну разумеется. Я превосходный повар. Чего ты желаешь? Ризотто? Курицу в вине? О, арепас.              Она морщит нос.              – Я бы предпочла что-нибудь простое и быстрое. Ну, традиционную еду.              Люцифер мысленно проходится по списку рецептов, которые знает наизусть, пока не находит тот, что ей понравится.              – Я как раз знаю кое-что подходящее. – С этими словами он кладет руку ей на поясницу и направляет в сторону кладовки. – Будь добра, принеси из кладовки сдобную булку. О, и лук.              – Ты хранишь булку в кладовке? – недоверчиво уточняет она.              – Ну разумеется, дорогая, я же не варвар.              Хлоя фыркает и направляется в кладовку. Люцифер задерживает взгляд на ее заднице – она и вправду отлично выглядит в джинсах – а потом разворачивается к холодильнику и распахивает дверцы. Он достает из него все необходимые ингредиенты и раскладывает на столешнице перед собой. Закончив, он закрывает холодильник и направляется к заставленной бутылками с вином стене поблизости. Проверив имеющиеся варианты, он выбирает «Пино» хорошего года урожая и берет бутылку.              Когда он поворачивается обратно, то видит детектива с булкой и луковицей в руках, с открытым ртом уставившуюся на оставленную им на столе кучу еды.              – Это ветчина? – спрашивает она, переводя на него взгляд.              – Да, – подтверждает он, подходя к ней.              – Люцифер, я же сказала, что-нибудь простое, – качает головой она.              – Это оно и есть, – заверяет он, задержавшись у ближайшего буфета, чтобы достать из него два винных бокала. – Доверься мне.              – Не уверена, что мне стоит, учитывая, что ты – это ты. Что ты готовишь?              – Это называется крок-месье.              – Крок что?              – Крок-месье, – отвечает он, не удержавшись от улыбки. – Это французское блюдо. Переводится примерно как мистер Хруст.              Она не отвечает. Поставив бокалы и бутылку рядом с извлеченной из холодильника едой, он разворачивается к ней.              Ее идеально очерченные брови удивленно нахмурены.              − Ты готовишь нечто, называемое мистер Хруст?              Он закатывает глаза.              − Не беспокойся, детектив, уверен, тебе понравится.              − И откуда тебе это известно?              − Оттуда, что мне еще не попадался сэндвич, который бы тебе не понравился. Особенно, когда он с расплавленным сыром.              Она сразу воодушевляется.              − О, это как тосты с сыром по-французски?              − Более или менее. – Он грозит ей пальцем. – Но твоей оранжевой замазки и близко не будет на том, что я собираюсь создать. Только через мой труп.              − Эй, да брось, − снова хмурит брови она. – Это классная вещь – вкусная и с долгим сроком годности.              − Последнее явно не говорит в ее пользу, детектив.              − Да, точно, − фыркает она. – Ты прав. Мне помочь?              Он кивает на ближайший к ней ящик буфета.              − Достань штопор и налей нам вина, пока я буду готовить бешамель.              − Я думала, мы сэндвичи делаем.              − Так и есть, дорогая. Просто открой вино, хорошо?              Она вздыхает, но делает, как он сказал. Люцифер снимает пиджак и вешает его на ближайший стул, после чего вынимает запонки и начинает закатывать рукава. Закончив, он наливает в кастрюлю на плите молока, бросает брусок масла во вторую кастрюлю и включает плиту.              Услышав хлопок извлеченной пробки, он смотрит через плечо на детектива. Он зацепляется взглядом за ее собранные в хвост волосы, раскачивающиеся при ее перемещениях по кухне, и сердце подпрыгивает у него в груди.              Внезапно ему становится… легче на душе. Свободнее. Они по-прежнему в кошмаре наяву – в буквальном смысле – и он так и не избавился полностью от чувства вины, но что-то как будто изменилось после того обсуждения снаружи. Ему больше не кажется, что он словно бы затаил дыхание и стоит на краю обрыва, раскачиваясь при малейшем дуновении ветра и надеясь, что не упадет и не разобьется. Может, дело в стороннем подтверждении того, кто за всем этим стоит. Может, в осознании того, что у них наконец есть план, как все исправить.              Может, в ней.              Он знает, что в ней – как и всегда. Она способна успокоить его, заглянуть за отражение, которое видят все остальные, и все равно желать его, несмотря на тьму в его душе. Когда-то он беспокоился, что его тьма поглотит ее свет, и до сих пор иногда этого опасается, но всякий раз, когда он делает шаг к краю и покачивается на ветру, она одергивает его, обвивает руками и шепчет «Я тебя люблю».              Чудо – недостаточно емкое определение для нее.              Он не собирается пялиться на нее. Она голодна, и ему уже пора приступать к готовке, чтобы впечатлить ее своими кулинарными талантами, но он все равно не может оторвать от нее глаз. Он всегда восхищался женскими формами, но это было бесстрастное восхищение, средство достижения цели. Он видел кого-то, кто ему нравился, любовался красивым телом, хотел его заполучить, затем получал желаемое и двигался дальше.              Но детектив… он никогда не сможет двинуться дальше после нее, даже если бы захотел, а он определенно не хочет. Он хочет наслаждаться ее обществом. Он хочет рисовать и фотографировать ее. Он хочет писать сонеты о ее улыбке и слагать баллады о цвете ее глаз. Он стал тем, что когда-то презирал, и совсем об этом не жалеет.              Он любуется острыми линиями ее скул – раньше он фантазировал о том, как проведет языком вдоль ее скулы, и теперь, когда может это сделать, не рискую получить кулаком по лицу, пользуется любой представившейся возможностью – когда она вдруг поднимает на него глаза.              Должно быть, она заметила, что он пялится, потому что понимающе усмехается.              − Нравится увиденное? – дразнит она.              Его сердце снова подпрыгивает, но он пытается сохранить невозмутимость.              − Сначала говоришь, что мы не можем обнажаться, а потом искушаешь, − жалуется он.              Она смеется, и он добавляет ее смех к списку вещей, о которых хотел бы написать поэму.              Она берет со столешницы теперь уже наполненные бокалы и, подойдя ближе, протягивает один из них ему. Он берет предложенное и, ощутив запах ее шампуня и духов – характерное для нее смешение ароматов – заставляет себя отпить вина, чтобы не начать обнюхивать ее, словно псих.              − Мне стоит знать, сколько стоит это вино? – спрашивает она, покачивая бокал в руке.              − 13000 долларов или вроде того, насколько я помню.              Она резко переводит на него взгляд, широко распахивая глаза.              − Ты шутишь?              − Вовсе нет.              − За… ящик?              − За бутылку, дорогая.              Ее глаза чуть не вылезают из орбит.              − Ни хрена себе, − бормочет она.              Она очаровательна, когда ругается. Вообще-то, она всегда очаровательна. Это просто невыносимо – она превратила его в сентиментального идиота. Его бы это раздражало, не будь он столь безоговорочно в нее влюблен.              − Попробуй, − предлагает он, кивая на бокал в ее руке.              Она переводит взгляд на бокал и наклоняет голову.              − Я не…              − Попробуй, детектив.              Она закусывает губу, а потом делает глоток.              − И как? – не отступает он.              − Неплохо, − признает она, медленно растягивая губы в улыбку.              − Лучше твоего дешевого пойла?              Она еще шире улыбается.              − Возможно.              Он не удивлен, что она не признает этого прямо. Она может вести себя очень упрямо, если захочет – и это одна из тех черт, что он в ней обожает.              Она ставит бокал на столешницу.              − Итак, у нас есть французское вино, и ты собираешься приготовить французскую еду. Для полноты картины не хватает только французской музыки.              − Могу поставить, − предлагает он, также отставляя бокал. – Но я в настроении для чего-то другого − чего-то получше.              − Микса песен 90-х, − кивает она.              − Нет, детектив, − фыркает он. − Того, от чего мои уши не будут кровоточить.              Она возмущенно хмыкает. Он оставляет поцелуй на ее макушке и направляется к встроенному в стену монитору. Включив его, он проматывает запрограммированные в систему плейлисты, пока не находит нужный. Он нажимает на «Play», и из скрытых по всей кухне колонок доносятся мягкие звуки гитары, которым вторит мелодичный голос.              «Если я потерплю неудачу       Если не добьюсь успеха       Если сегодня твоя вера в меня не оправдается       У нас есть еще завтрашний день»              Он разворачивается к детективу и видит, что она с явным интересом наблюдает за ним.              − Кто это? – бормочет она.              − Соломон Берк. (3) – Он пересекает кухню и встает рядом с ней. – Это мой соул-блюз плейлист.              Она склоняет голову набок.              − Не знала, что тебе нравится соул-блюз.              − Разумеется, нравится. Без него не было бы рок-н-ролла, а мы оба знаем, как я люблю секс, наркотики и рок-н-ролл. – Он хлопает в ладоши. – А теперь давай поговорим о бешамеле.              − Звучит сложно, − говорит она, переводя взгляд на плиту.              − Не глупи, это доступнее, чем чирлидерша в ночь выпускного. – Он поворачивается к плите и зажигает конфорку под соусницей с маслом. – Начнем с ру. Это очень просто. Кладем на плиту масло, и пока оно плавится, берем немного муки.              Он достает контейнер с мукой из буфета рядом с плитой, открывает крышку и загребает муку ложкой.              − Двух вполне хватит, раз нас с тобой двое. Добавляем к маслу, когда оно полностью растопится. Подай мне ту деревянную ложку, пожалуйста.              Она тянется к подставке на столешнице и передает ему нужную ложку. Он забирает ее и тыкает в быстро тающий брусок масла в соуснице. Подождав, пока оно полностью растает, он добавляет муку и начинает помешивать.              − Нужно тщательно перемешать, если не хочешь дальнейших осложнений, − поясняет он, смотря на смесь в кастрюле. – Даже после того, как масло с мукой превратятся в однородную массу, ее необходимо продолжать помешивать. Убедись, что огонь слабый.              Он следует собственному совету и уменьшает приток газа.              − Хуже всего, если ты перегреешь соус. Ру также не должен поменять цвет – он должен оставаться кремовым.              Он переводит на нее взгляд, удивленный затянувшимся молчанием, и видит, что она наблюдает за ним с пристальностью, которую обычно приберегает для работы.              − Что? – внезапно смутившись, спрашивает он.              − Где ты этому научился?              Он уже собирается ответить, но она небрежно взмахивает рукой.              − Неважно, не отвечай. Уверена, какая-нибудь нелепо прекрасная французская модель показала тебе рецепт после секс-марафона.              − Вообще-то, его звали Жак.              Брови детектива почти исчезают в волосах.              − Он был довольно стар и сильно влюблен в свою жену, так что секса у нас не было. – Он склоняет голову набок. – Хотя у него были весьма симпатичные дочери, и они…              − Да, лишняя для меня информация.              − Не нужно ревновать, дорогая, − улыбается он. – Они не были такими же симпатичными, как ты.              − Да, и скольким женщинам ты это говорил?              − Только тебе, − качает головой он.              Это заявление явно сбивает ее с толку, потому что она перестает улыбаться. Она всматривается в его лицо, и он внезапно ощущает себя уязвимым. Чувство вовсе не неприятное, что его немало удивляет. Ему совсем не нравится быть уязвимым, но нравится, как она на него смотрит, когда слышит его откровенные признания – словно испытывает благоговение или, может, так, словно он удостоил ее какой-то чести. Он и представить себе не может, почему она считает привилегией любое знание о нем, но не хочет смотреть дареному коню в зубы.              Он сглатывает и разворачивается обратно к плите.              − В общем, мы почти закончили, − говорит он, пытаясь снова нащупать нейтральною почву. После всего, что между ними было, он до сих пор не привык к тому, с какой легкостью ее взгляд или слово могут вывести его из равновесия. – Отставляем в сторону, чтобы дать остыть, и переходим к молоку. Включи ту конфорку.              Она подчиняется, и он отставляет ру в сторону. Взяв из подставки нож, он разворачивается к столу позади себя.              − Есть несколько способов заправить бешамель, − принимается пояснять он и, взяв луковицу, начинает быстро ее нарезать. – Делать это необязательно, конечно, но я предпочитаю добавить дополнительный вкус. Ничего не имеешь против мускатного ореха?              − Э… нет?              − Отлично.              Он заканчивает нарезать лук, разворачивается обратно к плите и осторожно пересыпает его с доски для нарезания в кастрюлю с молоком. Добавив мускатный орех и еще кое-какие специи, он увеличивает огонь.              − Теперь нужно быть осторожным, − говорит он ей. – Надо медленно довести до кипения, и как только начнут возникать пузырьки, выключить газ и дать всем вкусам смешаться.              − Ладно, − говорит она и, сосредоточенно хмурясь, наблюдает за молоком. Ему хочется поцеловать ее, но он заставляет себя сосредоточиться на молоке.              Когда оно начинает закипать, он выключает газ.              − Готово. Теперь приготовим сэндвичи. – Он берет ее под локоть и осторожно тянет в сторону стола, где передает ей нож из подставки на столешнице. – Нарезай хлеб.              Она уверенно берет нож, но потом колеблется.              − Какой толщины?              − А какую толщину ты любишь? – спрашивает он, окидывая ее плотоядным взглядом.              Она закатывает глаза.              − Я имела в виду хлеб, Люцифер.              − Пары сантиметров достаточно. – Он наклоняется к ней. – Тебе кто-нибудь говорил, что ты жутко сексуальна, когда орудуешь ножом?              − Вообще-то, да.              − Кто? – хмурится он.              − Я не стану рассказывать о своих бывших, − усмехается она.              − Это был Джед? – спрашивает он, кривя губы в отвращении.              Детектив упирает руку в бедро.              − Ты постоянно будешь вот так произносить его имя?              − Как именно?              − Словно он заразная болезнь, которую ты боишься подцепить.              − Теперь, когда ты сама это упомянула, могу сказать, что он поразительно похож на виденные мною снимки генитальных бородавок.              Вздохнув и закатив глаза вместо ответа, детектив принимается резать хлеб. Люцифер усмехается и, достав из нижнего ящика буфета противень, кладет его между ними.              − Сложить все сюда? – спрашивает она, держа отрезанный ломтик хлеба над противнем.              − Да.              Она кладет ломтик, и он подбирает его, чтобы намазать горчицей.              − Сколько нарезать? – спрашивает она.              − Думаю, восьми хватит. По два сэндвича каждому.              Она нарезает хлеб, закусив нижнюю губу, и ему снова хочется ее поцеловать. Раньше он думал, что если когда-нибудь сможет целовать ее, когда захочет, то новизна ощущения утратится, и он перестанет желать прикосновения ее губ к своим.              Он ошибался.              Он снова заставляет себя сосредоточиться на стоящей перед ним задаче. Когда хлеб уже намазан горчицей, он переключается на нарезание ветчины и предоставляет ей возможность выложить получившиеся толстые ломтики на хлеб, а потом накрыть их сыром.              Она хмыкает, смотря, как он кладет второй ломтик хлеба на первый, так что они наконец становятся похожими на сэндвич.              − И куда же добавляется соус?              − Сверху, − отвечает он и отходит, чтобы взять дуршлаг из буфета на другой стене кухни. – И потом еще сыр.              Возвращаясь обратно, он видит, как она раскладывает сэндвичи на противне. Запачкав большой палец горчицей, она подносит его ко рту, чтобы слизнуть ее.              Кровь приливает к его паху, и, подчиняясь соблазну, он оборачивает пальцы вокруг ее запястья и накрывает большой палец губами.              Она резко поднимает глаза, когда он начинает облизывать ее палец, и задерживает взгляд на его рту, слегка приоткрыв собственный. Воздух становится плотным от внезапно возникшего напряжения. Вновь встречаясь с ней взглядом, он проводит языком вдоль ее пальца и оставляет поцелуй на костяшках.              − Хотел убедиться, что ты все слизнула, − бормочет он с улыбкой.              Ее взгляд снова задерживается на его губах. Ее зрачки расширены, и он более чем уверен, что она его хочет.              − О чем думаешь? – шепчет он.              Она поджимает губы, пряча улыбку, и одергивает руку.              − Дурак.              Он усмехается, разворачивается к плите и ставит соусницу с ру обратно на огонь.              − Что теперь? – спрашивает она, вставая рядом.              − Перельем молоко в ру через дуршлаг. – Он демонстрирует сказанное, стараясь не пролить ни капли на рубашку. – Теперь будем помешивать − передай мне венчик, дорогая.              Она выполняет его просьбу, и, увеличив огонь в конфорке, он начинает помешивать содержимое соусницы.              − Мы будет помешивать – медленно – чтобы соус загустел. – Он смотрит на нее. – И все. Видишь? Я говорил, что это просто.              − Знаешь, а ты хороший учитель, − улыбается она ему. – Или же ты просто выделываешься.              − Мне не нужно выделываться, детектив, − мои необыкновенные способности говорят за себя.              Она складывает руки на груди.              − Ты не во всем настолько хорош.              − Назови хоть одну вещь, в которой я не лучший.              − «Монополия».              − Как ты смеешь, − восклицает он, чуть увеличивая огонь. – Я отличный игрок в «Монополию», когда играю не с двумя шулерами.              − А еще ты не умеешь проигрывать, − указывает она с улыбкой. – И выигрывать тоже, если быть честной.              − Да, никто не идеален. Разумеется, некоторые из нас более идеальные, чем остальные. И мне кажется, это очевидно, что я максимально близок к идеалу.              − Можешь еще добавить в список скромность, − сухо замечает она.              − Я сказал «одну вещь», детектив, − говорит он, прищурившись. – Не нужно перебарщивать и составлять список.              Она наклоняется ближе и прижимается грудью к его руке.              − Хочешь, расскажу, в чем ты еще хорош, пока ты снова не начал перегружать мозг мыслями?              − А вот этот список я совсем не возражаю услышать. Я могу даже начать. Я очень, очень хорош в доведении тебя до оргазма.              Ее щеки тут же очаровательно розовеют.              − Я собиралась сказать, что ты изобретательный, находчивый. И очень милый, когда хочешь таким казаться.              − Да, разумеется, − небрежно отмахивается от этих перечислений он. – Но также хорош в сексе.              Она закатывает глаза.              − Да, Люцифер, также хорош в сексе.              − Так я и думал.              Она вздыхает.              Он берет лежащую поблизости деревянную ложку и опускает ее в бешамель. Достав ее и убедившись, что она покрыта загустевшим соусом, он кивает.              − Готово. – Он протягивает ей ложку. – Хочешь попробовать?              Она обхватывает его запястье и вместо того, чтобы забрать ложку, наклоняется и облизывает ее. На это он, по правде сказать, и рассчитывал, но уж точно не говорил ей при этом встречаться с ним взглядом и точно не просил вот так проводить по ложке языком. Кончики ее пальцев слегка давят на его запястье, и он погружается в фантазию об ощущении этого давления на других местах своего тела. В паху образуется болезненное напряжение.              Она издает довольный звук.              − Аппетитно.              − Рад, что тебе нравится, − сглотнув, выдавливает он.              Она облизывает губы, не разрывая зрительный контакт, и внезапно его мысли переключаются на воспоминание о том, как ее губы охватывали его…              − О чем думаешь? – с усмешкой уточняет детектив.              − Шалунья, − бросая на нее притворно сердитый взгляд, говорит он.              Она ухмыляется и наклоняет голову в сторону плиты.              − Ты собираешься закончить сэндвичи, или мне оставить тебя одного на минуту?              Он фыркает и снимает соусницу с плиты.              − Мне потребуется больше минуты.              Она снова довольно хмыкает, и по какой-то причине он находит этот звук невероятно сексуальным, но решает не озвучивать свою мысль – она и так уже исполнена самодовольством, не стоит давать ей еще больше доказательств ее власти над ним.              − Теперь, когда бешамель готов, − говорит он, разворачиваясь к столу с кастрюлей в руках, − мы разливаем его ложкой на сэндвичи.              Она следует за ним.              − И добавляем сверху сыр?              − Именно.              Он поливает сэндвичи соусом, а она кладет сверху сыр. Когда они заканчивают, он отставляет соусницу обратно на плиту, выключает горелку и тянется за противнем.              − Теперь поставим их в духовку, − продолжает он, открывая дверцу и ставя противень внутрь. – Но ненадолго, только пока сыр не расплавится. – С этими словами он выпрямляется и поворачивается к ней. – И готово.              Он ожидает, что она улыбнется или преисполнится благоговением, впечатленная его кулинарными способностями, но она просто смотрит на плиту со странным выражением на лице.              − Детектив? – зовет он, нахмурившись.              Она тут же переводит внимание на него.              − Хм?              − Что такое?              − Ничего, − качает головой она, но явно лжет. Он приподнимает брови, но сдерживает порыв сказать ей об этом.              Она медленно выдыхает и одергивает куртку.              − Я просто подумала, что Трикси бы это понравилось, − признает она.              Вновь ожившее чувство вины грозит проглотить Люцифера целиком. Он до сих пор слышит, как сорванец кричала на него «Лжец! Ненавижу тебя!», и видит струящиеся по щекам детектива слезы, когда она увозила их с пляжа. Сердце болезненно сжимается.              Детектив наблюдает за ним. Судя по выражению ее лица, она за него беспокоится, и ему это не нравится. Она возразит, скажи он ей об этом, но ей не стоит сосредотачиваться на нем, когда это она все потеряла.              Он прочищает горло.              − Что ж, теперь ты знаешь, как это делается. Когда все будет кончено, сможешь впечатлить ее своими новыми кулинарными умениями.              Детектив качает головой.              − Я имела в виду, с тобой, − мягко говорит она. – Ей бы понравилось готовить это с тобой.              Люцифер просто молча смотрит на нее, не зная, что на это ответить. Она не отводит глаза, наполненные сочувствием, и он снова ощущает болезненное стеснение в груди. Он этого не заслуживает – не заслуживает ее или ее отпрыска. Его охватывает сильнейший порыв обнять ее, спрятать лицо в изгибе ее плеча и вдохнуть ее запах, но он его подавляет.              − Поверю тебе на слово, − отвечает он, проведя рукой по рубашке.              На ее лице отражается грусть. Ему невыносимо видеть ее такой, поэтому он быстро отводит глаза, открывает дверцу духовки и заглядывает внутрь. Сэндвичи выглядят идеально, так что он хватает кухонное полотенце, чтобы не обжечься, и достает противень.              − Готово, − весело провозглашает он, ставя противень на плиту. Отбросив полотенце на столешницу, он театральным жестом указывает на готовое блюдо и кланяется. − Крок-месье, мадемуазель.              − Могу я попробовать? – улыбается она.              − Непременно. Только не обожги язык, он нам позже понадобится.              Она раздраженно косится на него, и он усмехается. Закатив глаза в ответ, она подходит к плите, осторожно берет сэндвич, наклоняется и откусывает маленький кусочек.              Ему не приходится долго ждать реакции: она запрокидывает голову, демонстрируя изгиб шеи, закрывает глаза и издает стон. Он догадывается, что таким образом она выражает удовольствие от еды, но это не мешает его воображению пуститься во все тяжкие. Брюки внезапно становятся тесными.              − Детектив, − жалобно хныкает он.              Она усмехается.              − Извини, − говорит она, закрывая рот рукой, и опускает ее, только когда проглатывает откусанный кусочек. – Это невероятно.              Его охватывает гордость.              − Правда?              − Да, это просто…              Она откусывает еще кусочек, на миг закатывая глаза, и он решает, что не заснет, пока снова не добьется от нее подобной реакции, но на этот раз не с помощью еды.              Она сглатывает и вздыхает.              − Ого.              − Так тебе нравится?              − О, определенно. – Она кладет сэндвич обратно на противень и подносит запачканный соусом указательный палец ко рту. Она не сводит с него глаз, пока облизывает его и потом усмехается. – Я испытала глубочайшее удовлетворение.              Он нависает над ней.              − Нравится дразнить меня, детектив?              − Ну, не знаю, − невинно замечает Хлоя, окинув его быстрым оценивающим взглядом. – Похоже, мы два сапога пара.              Ему трудно сопротивляться, когда она вот так на него смотрит, но он твердо намерен не поддаваться первым возникшему между ними напряжению. Он указывает на еду на плите.              − Лучше всего, что ты ела прежде?              − Тебе недостаточно быть лучшим любовником, да? Хочешь еще и быть лучшим поваром из всех, кого я знаю?              − Так это да?              Она склоняет голову набок.              − Не знаю. Та картошка-фри, которую ты явно не готовил, за прерванным твоей стюардессой ужином, была весьма неплоха.              − Она не была моей, − тут же поправляет ее Люцифер и затем морщится. – Кстати, до сих пор сожалею о том, как все тогда обернулось.              Детектив пожимает плечом.              − Дело прошлое.               В воздухе снова ощущается напряжение. Люцифер переводит взгляд на ее губы. Ему хочется поцеловать ее, и, судя по тому, как она наклоняется ближе к нему, она хочет того же. Если он это сделает, то проиграет в этой битве характеров, но уже не уверен, что хочет выиграть. Он просто хочет ощутить вкус ее губ.              Он уже наклоняется для поцелуя, когда до него вдруг доходят ее слова.              «Дело прошлое».              Он замирает, понимая, что это не так – это не дело прошлого. Не для нее. Для него, может быть, потому что это произошло тысячи лет назад. Но для нее та ночь на балконе пентхауса и все, что случилось потом – пляж, ее близкое столкновение со смертью, его исчезновение и затем возвращение под руку с Кэнди – было не так уж давно. Эта рана еще не полностью зажила. Он это знает, потому что она только что стояла перед ним с залитым слезами лицом, говоря «Ты позволил мне влюбиться в тебя, а потом женился на другой женщине. Ты хоть понимаешь, как больно мне тогда было?»              Его накрывает волна стыда. Он знал, что причинил ей боль, но не знал, что эта рана до сих пор кровоточит. Боль в ее голосе на патио ясно дала ему понять, что она так и не затянулась.              Он не может просто так это оставить, если хочет быть достойным ее.              − Детектив, − бормочет он.              Ее взгляд на мгновение задерживает на его губах.              − Хм?              Сердце вновь болезненно сжимается. Она и понятия не имеет, что он собирается сказать. Он не хочет этого говорить. К тому же, она ведь даже не просит его об этом. Он мог бы просто… отложить этот разговор, притворившись, что это неважно, пока она не скажет иначе.              «Расскажи правду», − шепчет внутренний голос, поразительно похожий на ее.              − Мне надо тебе кое-что рассказать, − говорит он прежде, чем струсит и пойдет на попятный.              В ее глазах он замечает подозрение. Его умная детектив – всегда знает, когда что-то не так.              − Ладно, − тихо произносит она, нахмурив брови. – В чем дело?              Он делает глубокий вдох и решается.              − Это насчет Кэнди.