Верующий

      Детектив удивляется, когда на следующее утро после завтрака Люцифер передает ей ключи от машины.              – Хочешь, чтобы я вела? – нахмурившись, спрашивает она, смотря на него поверх ободка второй чашки кофе.              – Ну разумеется. У меня есть дела.              – Что ты…              Она резко замолкает, когда он выхватывает у нее из рук чашку, и вздыхает, стоит ему поднести ее ко рту. Вкус кофе, однако, заставляет его поморщиться: в нем даже и близко недостаточно виски и под «близко недостаточно» он имеет в виду, что его там вообще нет. Вытащив фляжку из внутреннего кармана пиджака, он щедро доливает в чашку спиртного. Детектив наблюдает за ним, приподняв брови. Он снова пробует кофе, довольно хмыкает и протягивает ей чашку обратно.              – Я это пить не буду, – заявляет она. – Особенно, если ты хочешь, чтобы я вела машину. И, кстати, с чего вдруг? Вчера ты раздражающе настаивал, что будешь вести всю дорогу.              – Это было до того, как мне назначили домашнюю работу, – отвечает он, убирая фляжку. – Многозадачность – мой конек, но не стоит искушать судьбу. Особенно, когда на кону твоя безопасность.              – Ты о чем вообще?              – Я собираюсь практиковаться в зажигании своего пламени, дорогая.              Она впивается в него взглядом, а потом очаровательно морщит нос.              – Пожалуйста, скажи, что это не эвфемизм для самоудовлетворения.              – Что? Нет. Моего пламени, детектив. Да будет свет, помнишь?              – О-о, – протягивает она, и выражение ее лица проясняется. – Точно, твой свет. Ага.              Люцифер ставит чашку на стол и подходит к ней.              – Вижу, кто-то проснулся с грязными мыслями.              – Наверное, от тебя набралась, – усмехается она.              – Вчера ночью ты точно кое-чего от меня набралась и весьма громко выражала по этому поводу свое одобрение.              Она закатывает глаза и вздыхает.              – Я сама вырыла себе эту яму.              – Это точно, – ухмыляется он ей.              Она улыбается и на миг касается его груди ладонью.              – Я схожу в туалет и можем отправляться. Сделаешь мне кофе в дорогу?              Его лицо озаряется улыбкой. Ему нравится, когда она просит его о таких бытовых мелочах. До того, как они начали встречаться, подобного не происходило.              – Разумеется, дорогая.              – Не испорти его, как предыдущий.              Он нахмуривается.              – Я его не испортил, а улучшил. Существенно, должен добавить.              – Никакого виски, – предупреждает она, грозя ему пальцем, и, нежно похлопав по груди, проходит мимо в сторону коридора.              – Кайфоломка, – бормочет он, дождавшись, когда она завернет за угол и окажется вне зоны видимости.              – Я это слышала, – кричит она.              Он вздыхает. Можно подумать, что из них двоих именно у нее сверхъестественный слух. Наверняка сорванец согласилась бы с ним, будь она сейчас здесь.              Неожиданная мысль об отпрыске детектива отзывается болью в его сердце. Дитя не может с ним согласиться, потому что ее здесь нет – она в Лос-Анджелесе, вероятно, плачет от того, как сильно скучает по матери, и эти слезы на его совести, как и кошмары детектива. Ей приснился еще один прошлой ночью, когда они наконец уснули, и потом она снова плакала. Один из его врагов внушил всем, кто ему небезразличен, ужасные сны, и заставил переживать кошмар наяву, и теперь они с детективом в бегах, пересекают все страну на машине, словно современные Бонни и Клайд.              Когда чувство вины вновь грозит поглотить его, он закрывает глаза, делает глубокий вдох и напоминает себе о том, что реально – о том, что настоящее, даже если ему самому трудно в это поверить.              «Я выбираю тебя. Я вижу тебя. Я люблю тебя».              Он тоскует по настоящей детективу из плоти и крови вместо ее воображаемого образа, своим шепотом успокаивающего его тревогу, даже зная, что это нелепо. Они расстались всего минуту назад, да и то не по-настоящему – они под одной крышей, и она вскоре вернется. Не стоит сходить с ума из-за такой ерунды.              И все же доводы разума не унимают его тоску по ней.              Он переключается на выполнение ее просьбы в попытке напомнить себе, что он Дьявол, Повелитель ада и Князь тьмы, а не навязчивый, изнывающий от любви инфантил. Он готовит ей кофе, как она любит – без алкоголя, с добавлением сливок – и затем наполняет фляжку. Присмотревшись к запасам спиртного, он берет столько бутылок, сколько может унести, и перетаскивает их в машину. Он как раз аккуратно складывает их в багажник среди прочего багажа, когда детектив возвращается.              – Что ты… о, конечно.              В тоне ее голоса нет осуждения, но он все равно чувствует необходимость оправдаться.              – Сомневаюсь, что мне удастся найти нечто подобное в глубинке, – говорит он, разворачиваясь к ней лицом.              Она, по-видимому, не обращает внимания на его оправдания.              – На неделю тебе хватит? – спрашивает она, нахмурившись, и быстро осматривает собранные им бутылки. – Могу взять еще, если хочешь.              Он смотрит на нее во все глаза.              – В чем дело? – спрашивает она, сильнее хмуря лоб.              Он качает головой. В чем тут может быть дело? Она стоит перед ним в куртке, джинсах и удобных ботинках, с плотно затянутыми в пучок волосами и выглядит, как шикарное видение, рожденное одной из миллиона его фантазий, которыми он развлекал себя в аду. Она любит его. Она не боится его или его недавно приобретенной способности самовозгораться. Она собирается ехать с ним через всю страну на встречу со Смертью и не возражает против того, что он будет пить всю дорогу.              Она идеальна.              Детектив открывает рот, но он так и не узнает, что она собиралась сказать, потому что прерывает ее поцелуем. Она на миг замирает от неожиданности, но сразу же расслабляется. Он держит ее дорожную кружку, поэтому не может прикоснуться к ней так, как того хочет, однако же кладет руку ей на затылок прямо под пучком волос, надеясь донести до нее с помощью губ то, что у него никак не получается донести словами.              Она еще какое-то время целует его в ответ, но затем прижимает ладонь к его груди, побуждая нехотя отстраниться. Он встречается с ней взглядом.              – Мы решили, что уедем к десяти, – бормочет она, смотря на него из-под опущенных ресниц.              Он улыбается. Его рациональная детектив, всегда такая сосредоточенная на стоящей перед ней задаче. Он мог бы начать жаловаться, но не станет, потому что ее способность сосредотачивается распространяется и на спальню, где ее сосредоточенность просто божественна.              Он наклоняет голову и утыкается носом в изгиб ее шеи. Она приятно пахнет.              – Мы и вправду так решили, – шепчет он, не отрываясь от ее кожи, и проводит по ней языком. Она выдыхает в его ухо, отчего у него по спине пробегают мурашки, и запрокидывает голову. Он уже подумывает о том, чтобы попробовать убедить ее вернуться в дом, когда она забирает у него кружку.              – Пошли, Казанова, – бормочет она, весело хмыкнув. – Пора в путь.              – Я знал Казанову, – говорит он, удерживая ее за бедро, когда она пробует его обойти. – Он не был и вполовину таким хорошим любовником, как о нем говорили. Я несравненно лучше.              – Не сомневаюсь. – Она поворачивает голову и оставляет целомудренный поцелуй на его щеке. – Вот и расскажешь мне об этом по дороге.              Она высвобождается из его цепких пальцев и, направляясь к сиденью со стороны водителя, свободной рукой проводит по его боку. Он демонстративно вздыхает, и она усмехается ему через плечо. Проводив ее притворно раздраженным взглядом – ее задница выглядит просто потрясающе в этих джинсах – он закрывает багажник и подходит к пассажирской двери, бормоча про себя о том, как из всех женщин, с которыми он мог бы ехать через всю страну, он выбрал ту, что способна сопротивляться его чарам.              Когда он садится в машину и захлопывает дверцу с чуть большей силой, чем необходимо, она встречает его очередной усмешкой.              – Ты всю дорогу будешь дуться?              – Я подумываю об этом, – задрав подбородок, сообщает он. – Мне говорили, что я очень сексуальный, когда дуюсь.              Она смеется. Ему нравится ее смех. Он наблюдает за тем, как она пристегивается. Его взгляд на миг задерживается на ее челюсти – он уверен, что ее скулами можно резать стекло – но потом оказывается прикованным к ремню безопасности, расположившемуся между ее грудей.              Он облизывает губы и уже не отводит глаза. Его всегда бесили неандертальцы, которые узнавали ее по «Джакузи в школе» и безотрывно пялились на ее грудь, вместо того чтобы смотреть в глаза. По правде говоря, его это по-прежнему бесит, но уже не так сильно с тех пор, как они стали парой, потому что неандертальцам приходится возвращаться домой к фильму, которому уже не один десяток лет, и собственным шаловливым рукам, а он отправляется домой с ней.              – Перестань так на меня смотреть, – укоряет детектив, переводя рычаг переключения передач в режим движения.              – Как именно? – изображая невинность, осведомляется Люцифер.              – Ты знаешь как.              Он наклоняется к ней.              – Словно хочу утянуть тебя на заднее сиденье и заняться там сексом?              Она поджимает губы, чтобы не улыбнуться, но не отвечает, направляя машину по длинной подъездной дорожке. Она иногда так поступает, когда он ведет себя особенно похотливо – просто отказывается отвечать. Раньше он думал, что таким образом она пытается сдержать раздражение, но сейчас знает, что на самом деле она пытается сдержать собственное либидо. Она хочет его так же часто, как и он ее, просто у нее лучше получается сопротивляться соблазну.              – Это единственный стоящий способ начать длительную поездку, знаешь ли, – сообщает он, надеясь найти слабое место в ее непроницаемом самоконтроле.              Она склоняет голову набок.              – Вот как?              – Да.              – А ты хоть раз совершал длительные поездки на машине? – спрашивает она, окинув его выразительным взглядом.              – Нет, но я много чего знаю.              – Знаешь о дорожных путешествиях, хотя никогда прежде ни одного не совершал? – фыркает она.              – Ну разумеется, дорогая. Я ведь крайне любопытен, а в Гугле можно найти весьма интересные результаты по запросу «секс во время поездок на машине».              Она поворачивается к нему, широко распахнув глаза.              – Зачем ты… знаешь что, не хочу этого знать.              – Боишься, что тебя это заведет?              – Нет, – смеется она.              – Задние сиденья этой машины очень просторные, – замечает он. – Я проверял.              – Конечно, проверял.              – И мы оба очень пластичные. Хотя, по правде говоря, мне нравится, когда ты сверху, так что если хочешь усесться сюда, я не возражаю.              Он приглашающе указывает себе на колени. Детектив поворачивает голову в его сторону, когда внедорожник притормаживает перед высокими коваными воротами, отделяющими подъездную дорожку от улицы. Она обводит его взглядом, пока они ждут открытия ворот, и он уже решает, что уломал ее и они наконец займутся сексом в машине. Он долгие годы фантазировал о сексе в машине с ней.              – Нет, – говорит она, качая головой.              – Нет? – хмурится он.              – Нет. Извини, малыш, – усмехается она.              От ласкового прозвища ему становится тепло на душе, что нелепо, унизительно и немного смущающе, и он возмущенно фыркает в ответ на собственную реакцию. Сейчас он не эмоционального удовольствия добивается.              – Ты права, – признает он, поднимая руки в примиряющем жесте, словно пытаясь угодить очень требовательной госпоже. – С моей стороны было эгоистично ожидать, что ты сделаешь всю работу. Миссионерская поза на заднем сиденье тоже вполне подойдет. Или ты предпочитаешь капот? Я мог бы…              – Люцифер, – прерывает его детектив, явно едва удерживаясь от смеха. – Я имела в виду никакого секса. По крайней мере, не сейчас.              − Мы быстро управимся.              − С тобой быстро никогда не получается, − возражает она, окинув его выразительным взглядом.              − Я в этом не виноват, − протестует он. – Ты такая симпатичная, когда кончаешь, что я просто не могу ограничиться одним разом. И ты определенно никогда не жаловалась.              Ее щеки слегка розовеют.              − У нас будет для этого достаточно времени позже.              − И под этим ты имеешь в виду многочисленные оргазмы, да? – уточняет он, не в силах сдержать ухмылку. Для женщины, которая когда-то вышла из джакузи топлесс, не смущаясь камер, она может быть очаровательно застенчивой, когда дело касается секса. Больше всего он хочет добиться, чтобы она почувствовала себя достаточно комфортно для признания и воплощения в жизнь всех тех грязных штучек, которые, как ему известно, приходят ей на ум.              − Да, − отвечает она, поерзав на сиденье.              Он готов поставить все бутылки с виски в багажнике на то, что она ерзает, чтобы унять пульсацию между ног. Наклонившись над центральной панелью, он кладет руку ей на бедро и медленно двигает ее вверх.              − Да брось, детектив, − мурлычет он. – Хочешь сказать, что не думаешь о том, как хорошо было бы ощутить, как я…              − Нет, − снова рассмеявшись, прерывает его она. – Не думаю.              Она лжет, и он уже собирается ей на это указать, когда она хватает его ладонь и, убрав со своего бедра, перекладывает на его собственное.              − Мы машину ведем, Люцифер. Ну, я веду. А ты пробуй проделать эту штуку со своими как их там.              − Как красноречиво.              − Ты бы предпочел, чтобы я назвала их руками-лазерами?              − Нет.              − Тогда помолчи.              Она давит на газ и направляет Кадиллак через распахнутые ворота на улицу. Люцифер вздыхает и плюхается обратно на сиденье. Это его первое дорожное приключение, и оно не начинается с секса. За что ему такое наказание? Она сидит рядом, такая шикарная и серьезная, словно они на работе, а ему даже не позволено довести ее до оргазма. Это пытка.              − Да брось, − говорит детектив, переводя взгляд между ним и дорогой. – Ты сам захотел попрактиковаться с новоявленными силами, пока я веду, помнишь?              − Это было до того, как я решил, что предпочел бы попрактиковаться с тобой.              − Тебе не нужно практиковаться со мной, для меня ты и так достаточно хорош.              − Правда? – оживляется он.              − Мы уже это проходили.              − Я не против снова это услышать, − заявляет он, смахивая воображаемую ворсинку с рукава.              Она улыбается и указывает на экран, вмонтированный в приборную панель.              − Не возражаешь, если я?..              − Пожалуйста. Я отказываюсь слушать микс песен 90-х во время секса, но раз его в ближайшее время не предвидится, то можешь выбрать любую музыку, какую пожелаешь. Сегодня понедельник, в конце концов.              − Эй, брось, это нечестно. В 90-х и ранних нулевых были довольно сексуальные песни.              Он выгибает бровь.              − Назови хоть одну.              Она раздумывает над ответом.              − У Джанет Джексон была одна, называлась вроде бы «В любое время».              − Вряд ли она так уж хороша, раз ты не хочешь последовать ее совету.              Она поджимает губы.              − У Ашера была парочка неплохих песен.              − Это тот кретин, что постоянно пел «ага» и называл это музыкой?              − Это хорошая песня.              − Это просто фарс.              − Ладно. «Джин в бутылке».              − Ты шутишь.              − Она буквально поет «тебе надо просто правильно потереть меня».              Люцифер окидывает ее похотливым взглядом.              − Я был бы счастлив правильно потереть тебя, если остановишься у обочины.              Детектив вздыхает.              − Полагаю, ты вряд ли хочешь услышать о *NSYNC или Backstreet Boys?              − Я скорее послушаю, как мисс Лопес обсуждает нюансы анализа образцов тканей.              Она фыркает.              − Ты так и не назвала ни одной подходящей, − замечает он. – И знаешь почему? Потому что любая из них испортит секс.              − Это не так, − возражает она. – Однажды я…              Она резко замолкает. Ее щеки вспыхивают, и, захлопнув рот, она молча упирается взглядом в дорогу.              Люцифер нахмуривается, сбитый с толку, но потом вдруг осознает, что произошло.              − Ты собиралась назвать песню, под которую занималась сексом с другим мужчиной, да?              Она качает головой.              − Нет.              − Ты лжешь.              Она снова отчаянно краснеет и вместо ответа тыкает пальцем в экран на приборной панели. Включается радио, и из динамиков доносится кантри-песня. Она морщится и убавляет громкость. Он же нажимает на кнопку выключения, и в машине вновь наступает тишина.              Детектив косится на него, но продолжает упорно молчать, вцепившись обеими руками в руль. Он прищуривается, не сводя с нее глаз, но она его игнорирует.              − Что за песня? – требует он, когда становится ясно, что она не заговорит первой.              − Люцифер… − начинает она, бросив на него виноватый взгляд.              − Что за песня?              − Она называется «Точняк», − вздыхает детектив.              − Как?              Она еще сильнее сжимает руль.              − Это просто дурацкая песня, Люцифер, забудь об этом.              − Ни за что. Я хочу ее услышать. Поставь ее.              − Я не собираюсь…              − Ладно, сам найду.              Он достает телефон из кармана, заходит в интернет и хмурится.              − Как пишется этот торчняк?              − Точняк, − отвечает детектив. – Без р.              Он снова хмурится.              − Почему в секс-песне поется о точении?              Она тянется за его телефоном.              − Она не о точении, и тебе не надо…              − О нет, − возражает он, держа телефон вне досягаемости для нее. – Ты ведешь, помнишь? Я позабочусь об остальном.              Она вздыхает, но он ее игнорирует и по возможности правильно вводит в поисковике название песни. Появляется ссылка на клип с Youtube, он нажимает на нее, и двадцать секунд спустя кто-то в нем начинает читать рэп.              − Это рэп, − сообщает он, отрываясь от клипа и переводя совершенно потрясенный взгляд на Хлою.              − Не полностью, − пробует оправдаться она.              − Тебе нравится рэп?              − Смотря какой.              Он всматривается в нее, завороженный этой новой информацией и ее явным смущением, а потом снова переключает внимание на клип.              Он смотрит еще с минуту, пока наконец не доходит до номинального текста. Слушая, он постепенно понимает, что ритм… что ж, это не самая худшая из всех слышанных им песен – фактически он понимает, почему она ей нравится, учитывая вкус детектива в музыке. И, по правде говоря, он вполне может использовать ее в качестве фона. Он не стал бы возражать против того, чтобы эта песня играла, когда детектив вращает бедрами в такт песни, оседлав его. О, что еще лучше, она под ним, и это он задает темп, заставляя ее стонать, как обычно, когда он особенно хорош в доставлении ей удовольствия. То есть, очевидно, всегда.              Он переводит на нее взгляд, усмехаясь.              − Я мог бы ею воспользоваться.              Однако вместо возбуждения на ее лице отчетливо читается неловкость, что поначалу сбивает его с толку, но потом он вспоминает.              − Погоди-ка, − продолжает он, нахмурив брови. – С кем ты занималась сексом под эту песню?              − Я не стану на это отвечать, − качает головой она.              − Почему нет?              − Потому что ты – это ты.              − Это был Джед, да? – прищурившись, уточняет он.              − Если я скажу да, ты ее выключишь? – вздыхает она.              Люцифер как можно скорее выключает клип. Внезапно его разум наводняют образы детектива и Джеда, голых и… Ему становится дурно.              − Люцифер, − мягко зовет детектив, положив руку ему на колено. – У тебя нет причин для ревности.              − Я не ревную, − заявляет он, испепеляя ее руку взглядом – ту самую руку, что когда-то обвивала член Джеда. Разумеется, она же обвивала его собственный член всего несколько часов назад и весьма умело. Но дело не в этом.              Он знает, что детектив не из тех, кто изменяет. Даже если бы Джед предложил, она бы отказалась – в этом он ни на мгновение не сомневается. Член Дьявола будет единственным членом, которого коснется ее рука, пока они вместе. Но дело и не в этом тоже.              Он и сам не знает, в чем именно.              − Мы это уже проходили, − замечает детектив, видя, что он погрузился в раздумья.              − В самом деле. Я наслышан о вашем с Джедом потрясающем сексе.              − Я не говорила, что он был потрясающий, − недоумевает она.              − Тебе и не нужно, он сделал это за тебя.              − Он… правда?              Он окидывает ее сердитым взглядом.              − Точно, − смущенно продолжает она. – Не важно.              Он фыркает.              − Малыш… − начинает она, сжимая его колено.              − Не используй на мне свое словесное колдовство, − заявляет он, поднимая ее руку и бесцеремонно бросая ее ей на колени, − когда мы обсуждаем твой потрясающий секс с другим мужчиной.              − Словесное колдовство? – потрясенно переспрашивает она.              Он высокомерно задирает нос.              − А как еще объяснить, почему мне так это нравится?              − Наверняка такое объяснение есть и не одно, и все они точно не имеют отношения к магии. Будь Затанна сейчас здесь, она бы тебе врезала – после того, как вдоволь посмеялась бы над тобой.              Она права, и он практически слышит в ее голосе усмешку. Внезапно он преисполняется раздражением на самого себя – ему не следовало говорить ей, как сильно ему нравится это нелепое ласковое прозвище.              Однако же это правда – оно ему действительно нравится. И очень, очень сильно.              Будь она неладна.              − Люцифер, − зовет она.              Он чуть передвигается на сиденье, отворачиваясь от нее.              − Я занят.              − Чем именно?              − Работаю над руками-лазерами.               − Ты как ребенок, − вздыхает она. – Ты сам спросил меня об этой песне. Если не хотел знать правду, зачем спрашивал?              − Я же не знал, что она окажется саундтреком для твоего потрясающего секса с Джедом! – восклицает он, всплеснув руками.              − Я не говорила, что он был потрясающий. Вообще-то, вчера я определенно сказала, что лучший секс у меня с тобой. Помнишь?              Он поджимает губы. Это правда, она действительно так сказала.              − Джед ничего для меня не значит, Люцифер, и тебе это известно. Я говорила тебе об этом и не раз. Ты не можешь постоянно устраивать сцены ревности.              − Постоянно? – потрясенно переспрашивает он, вновь разворачиваясь к ней лицом. – И под сколько же песен вы с Джедом занимались сексом?              Она окидывает его неодобрительным взглядом.              − Я имела в виду, не можешь ревновать при упоминании его имени. В отношении Дэна ты так себя не ведешь.              − Потому что Дэниел кретин.              Она вздыхает.              − Так и есть, − настаивает Люцифер. – Он эпитомия всего незначительного.              − Я вышла за него замуж, − резонно замечает детектив. – Он отец моего ребенка.              − Да, но он не был твоей первой любовью. Первая любовь другая. Она… она важна.              Детектив не отвечает, и он терпеливо ожидает очередного упрека, но тщетно. Тогда он недоумевающе хмурится и всматривается в нее, полагая, что, возможно, разозлил ее. Она смотрит в ветровое стекло, поджав губы, и выглядит так, словно вот-вот расплачется.              Его охватывает чувство вины. Он обидел ее?              − Детектив?              Она отрывисто, резко выдыхает и трясет головой. Внезапно она хватает его за руку и, поднеся ее к губам, оставляет поцелуй на костяшках пальцев. Он удивленно моргает.              − Ты прав, − бормочет она срывающимся голосом, кладя их сцепленные ладони себе на бедро. – Она важна, но не так, как последняя любовь.              − Последняя любовь? – недоумевает он.              − Последний человек, которого ты любишь. Тот, кого ты любишь так сильно, что никогда больше ни в кого не влюбляешься.              Его сердце делает этот странный кульбит. Она говорит?..              − Для меня это ты, − подтверждает его мысль она, оторвав взгляд от дороги, чтобы улыбнуться ему. – Чтобы исключить любые недопонимания.              − Правда?              − Да, Люцифер, − вздыхает она.              В его груди разливается тепло, дыхание перехватывает.              − Что ж, если ты так это формулируешь, − с трудом бормочет он.              Она широко улыбается.              − Так с ревностью покончено?              − Только если я никогда больше не услышу эту ужасную песню.              − Идет, − смеется она и, сжав его ладонь, добавляет: − А теперь ты собираешься попрактиковаться со своими руками-лазерами или что?              − Они не… − хмуро начинает он.              − О-о, а вот и да, − обрывает его она. – Ты сам их так назвал, так что и я тоже буду. Это так работает. Никаких попятных.              Он покорно вздыхает, чем снова вызывает ее смех. ***              Следующие два с половиной часа Люцифер пытается вызвать свет и пламя.              Тщетно.              Хлоя поглядывает на него краем глаза, стараясь, чтобы он этого не заметил, потому что не хочет, чтобы он ощутил неуверенность, как прошлой ночью. Она увеличивает громкость радио и упрямо смотрит на дорогу или в зеркало заднего вида всякий раз, когда он бросает на нее взгляд. Однако когда он сосредоточен не на ней, она за ним наблюдает.              Она видит, что он расстроен – это очевидно по тому, как он стискивает челюсти, частенько закрывает глаза и выдыхает через нос. Она хочет помочь, но не знает как. В любом случае, она сомневается, что он благосклонно отнесется к предложенной помощи, учитывая, что она понятия не имеет, как вызывать свет. Она чувствует себя беспомощной и немного расстроенной из-за собственной бесполезности. Возможно, его способность создать свет имеет нечто общее с его крыльями – что если у него к нему такое же сложное отношение, из-за чего ему так сложно вызвать его по желанию.              Где-то через час после пересечения границы Юты Люцифер прекращает смотреть на руки и начинает потирать переносицу. Он понуряется, и из его обычно всегда безукоризненно уложенной прически выбиваются несколько прядей.              Хлоя хочет его обнять, но вместо этого просто касается его руки.              − Эй, все нормально?              − Да, − тихо отвечает он.              Она поджимает губы, размышляя о том, как ей поступить дальше. Ему нужен перерыв, чтобы на час или около того переключиться на что-то другое, но она знает, что, если предложит это, он откажется. Несмотря на весь прогресс в их отношениях, ему все еще трудно открываться ей и признавать, что у него что-то не получается.              Однако он не откажет, если она скажет, что перерыв нужен ей.              − Я голодна, − заявляет она. – Не против, если мы остановимся?              − Разумеется, нет. Твое желание – закон.              Его голос кажется безжизненным. Ее охватывает беспокойство, но она его не озвучивает.              Она съезжает с дороги на следующем съезде и минует несколько сетевых ресторанов, расположенных близко к шоссе, пока не замечает довольно обшарпанную, но при этом приветливую закусочную, в которой вряд ли будут камеры наблюдения. Она заезжает на парковку и заглушает мотор.              Люцифер наконец оглядывается по сторонам. Он растерянно моргает при виде закусочной и машинально тянется к ручке двери. Хлоя перехватывает его руку, и он удивленно переводит на нее взгляд.              − Ты уверен, что все в порядке? – бормочет она.              − Да, разумеется.              − А по виду не скажешь.              − Я в полном порядке, детектив, не нужно беспокоиться.              Он снова порывается выйти из машины, но она крепче сжимает его руку. Он опускает взгляд на ее ладонь, а потом снова переводит его ей на лицо и хотя не кажется раздраженным ее настойчивостью, довольным его точно не назовешь. Она знает, что он с легкостью может стряхнуть ее руку, но не делает этого.              − Мы в одной лодке, помнишь? – тихо говорит она. – Я не пытаюсь заставить тебя рассказывать мне все, что ты чувствуешь, так что если не хочешь это обсуждать, я пойму. Только скажи, и я перестану спрашивать. – Она тяжело вздыхает. – Я просто хочу, чтобы ты честно сказал, в порядке ты или нет, и все.              Он смотрит на нее не отрываясь, и в какой-то момент выражение его лица смягчается. Полностью развернувшись к ней лицом, он накрывает ее руку своей. Его кожа приятно теплая на ощупь, и Хлоя задается вопросом о том, а не теплее ли она, чем обычно. Его новые силы подняли температуру его тела, или же ничего не изменилось, и Хлоя просто стала более к этому восприимчивой?              − Я в порядке, − заверяет он ее. – Но полагаю, если быть полностью честным, я также и не в порядке. Можно одновременно чувствовать и то, и другое?              − Да, определенно.              − Тогда так я себя и чувствую.              В ее голове теснится множество вопросов, но она поджимает губы и воздерживается от того, чтобы их задать. Она не хочет его допрашивать. Он сказал ей правду, а именно об этом она и попросила. Нечестно давить на него и требовать большего.              − Ладно, − улыбается она. – Спасибо.              Она отпускает его руку и начинает отодвигаться, чтобы выйти из машины, но на этот раз он удерживает ее. Она удивленно поворачивается к нему.              − Ты когда-нибудь видела человека, которого смутно узнаешь, но не помнишь, где его видела? – мягко спрашивает он. – Или хотела использовать какое-то слово, значение которого тебе хорошо известно, но оно все равно от тебя ускользает?              − Да, это раздражает, − кивает она.              Он безрадостно улыбается.              − У меня сейчас такое чувство. Я знаю, что обладаю этой способностью, но никак не могу ею воспользоваться. – Он хмурит брови. – Я знаю, она связана с тобой, поэтому я думал, что…              − Погоди, что?              − Она связана с тобой, − повторяет он. – Как и уязвимость, моя способность вызвать свет, по-видимому, завязана на тебе. Или, скорее, на моих чувствах к тебе – они являются ключом к решению проблемы.              − Не понимаю, − хмурится Хлоя.              − Случившееся рядом с клубом действительно никогда прежде не происходило. За все время, проведенное мной на Земле – вообще за все время после падения – я ни разу не становился источником света. Я, однако, мог зажигать другие предметы. Помнишь, я рассказывал о своей маме? О пламенном клинке и о том, как я воспользовался им, чтобы отправить ее в пустоту, чтобы она могла создать собственный мир?              − Да, − кивает Хлоя.              − Пламя не появлялось само собой, клинок нужно было зажечь. Но его нельзя было просто опустить в виски и поджечь спичкой – он требовал божественного огня. А я Светоносный.              − Так ты тот, кто превращает его из обычного клинка в пламенный.              − Верно. Мне казалось, что самовоспламенение подчиняется тем же правилам, но, похоже, это не так.              − Все равно не понимаю, − качает головой Хлоя.              − Чтобы зажечь пламенный клинок, мне пришлось воззвать к своей эмоции, − терпеливо принимается пояснять он, − но не к любой, а к вполне конкретной. У меня ушло немало времени на то, чтобы выяснить, к какой именно. Я все перепробовал. Что ж, фактически мама все перепробовала. Сначала был гнев, затем три Деккер, а потом она попыталась…              − Прости, что?              − Что? – не понимает он.              − Какие еще три Деккер, черт возьми?              − Такие, как я и сказал, дорогая, − три тебя.              − Да, и мне требуется более подробное пояснение, чем это, − хмурится она.              Он вздыхает.              − Мама думала, что мое увлечение тобой может оказаться достаточно сильным, чтобы зажечь клинок. Чтобы спровоцировать нужную реакцию, она наняла трех проституток, которые походили на тебя, и прислала их, одетых в более откровенные версии твоей типичной одежды, в «Люкс», чтобы меня соблазнить.              − Пожалуйста, скажи, что это шутка, − просит Хлоя, смотря на него с отрытым от удивления ртом.              Он неловко ерзает.              − Нет, − признает он, но потом поднимает руку. – И поверь мне, детектив, теперь я понимаю, как невероятно неуместно это было.              − Правда, только сейчас? – сухо замечает Хлоя. – А тогда тебе не показалось странным, что твоя мама наняла тебе группу проституток? Или что, не знаю, заниматься сексом с женщинами, напоминающими меня, просто мерзко?              − Ну, ты-то тогда не особо хотела спать со мной.              − И это главный вывод, который ты из всего этого сделал? Я виновата в том, что твоей маме приходилось нанимать тебе проституток.              Он смотрит на нее с откровенным испугом, что характерно для него, когда он пытается определить, насколько она рассержена. Хлоя тоже не сводит с него взгляда, потрясенная до глубины души. Какого черта сейчас происходит? О чем они вообще говорят? Пламенный клинок, богиня, которая наняла для сына проституток, и Дьявол, который может вызывать свет и огонь? Как все это стало частью ее жизни?              Ее неожиданно пробивает на смех, который начинается как фырканье, но потом ей приходится закрыть рот ладонью, чтобы сдержаться.              Люцифер удивленно вздергивает брови.              – Что смешного?              – Извини, – качает головой она. – Я просто… признай, что это немного…              – Абсурдно? – заканчивает он за нее, изогнув губы в улыбке.              – Да.              Он кивает.              – Уверен, ты скучаешь по тем дням, когда единственным источником твоего удивления были выходки твоего отпрыска и сэра Кретина.              Он произносит это легким, дразнящим тоном, но она достаточно хорошо его знает, чтобы уловить нотку чего-то более мрачного.              – Мне больше нравится моя жизнь, когда в ней есть ты, Люцифер, – говорит она, накрыв его руку своими.              Он сглатывает и скользит взглядом по ее лицу, словно что-то высматривая. Так он смотрел на нее, когда они летели вместе, и вчера, когда она сказала, что прощает его за случившееся с Кэнди. Он словно бы не до конца уверен, что она не плод его фантазии.              – Ты чудо, детектив, – бормочет он, проводя большим пальцем по ее щеке, и, подняв руку, она нежно сжимает его запястье.              – Это не у меня руки-лазеры.              Он закатывает глаза, и она улыбается в ответ.              – Так как ты выяснил, какая именно эмоция зажигает клинок?              – С помощью доктора Линды, – отвечает он, опуская руку.              – И что это было?              – Боль.              Сердце Хлои сжимается.              – О, Люцифер, – шепчет она, накрывая его ладонь.              – Присутствие моей матери причиняло мне боль, – поясняет он, не сводя глаз с рычага переключения передач. – Она постоянно напоминала мне о моем падении. Она промолчала, когда отец изгнал меня из Серебряного Града, и это было…              – Травмирующе, – заканчивает она за него, когда пауза затягивается.              Он кивает.              – Доктор предложила не прятаться от этой боли, и когда я так и сделал, у меня получилось зажечь клинок. Но прошлой ночью попытки сосредоточиться на боли ни к чему не привели.              – Но это ведь потому, что ты обрел покой, верно? – недоумевающе уточняет она. – Вы с твоей мамой все выяснили на прощание.              – Верно, – признает Люцифер. – Но, как тебе хорошо известно, я вполне мог сосредоточиться на новой боли, которой более чем достаточно.              Хлоя закусывает губу и старается не думать о Трикси.              – Но это не помогло?              – Нет, – качает головой он. – Вот тут в дело вступила ты. Полагаю, я мог вызвать свет рядом с клубом, потому что был зол от того, что ты подверглась опасности, и хотел защитить тебя.              – Но прошлой ночью я в опасности не была.              – Нет, – усмехается он. – Вчера я ощущал совершенно другую эмоцию.              Хлоя вспоминает о том, что они делали, когда его рука неожиданно воспламенилась, и награждает его укоризненным взглядом.              – Хочешь сказать, что воспламенение руки было эквивалентом божественной эрекции?              – Нет, детектив, – смеется он. – Я хочу сказать, что общим знаменателем в обоих случаях была ты. Оба раза я фокусировался на тебе.              Хлоя согласно хмыкает.              – Знаешь, – хмурится он, – а если подумать, то я фокусировался на тебе и когда зажег клинок. Доктор на это явно намекала. Она сказала, что я чувствовал боль не только из-за матери, но и потому, что считал твои чувства ненастоящими. И когда я отправил маму в другое измерение, я думал только о том, чтобы защитить тебя от нее.              – Хорошо, – отзывается Хлоя. – Так ты можешь создать свет, только когда что-то вызывает у тебя сильные чувства, и всякий раз, когда ты успешно его создавал, твои чувства каким-то образом были завязаны на мне.              – Да, – подтверждает он. – Но я все утро думал о тебе, и ничего не произошло. Я знаю, что мои чувства сильны, но просто… не могу заставить их работать. – Он вздыхает и понуряется. – Никогда не думал, что скажу это, но кажется, я импотент.              – Ты не импотент, – заверяет его Хлоя, поглаживая его по руке.              Он бросает на нее косой взгляд.              – Если у меня ничего не получается, когда я должен показать класс, это и есть импотенция.              – Никто не говорит, что ты что-то должен, – замечает она. – Может, это работает, только когда тебе это нужно. Или когда появляется катализатор, усиливающий твои чувства.              – Этого нельзя исключать, – задумчиво произносит он, но потом качает головой. – Нет, все не так. Аменадиэль говорит, мы самореализуемся, и, если верить моему отцу, он прав. Мы становимся теми, кем мы верим, что можем стать, и способны делать то, во что верим, что способны сделать. Я верю, что могу это сделать, однако у меня не получается. – Он снова вздыхает. – Полагаю, надо добавить это к списку.              – Какому списку?              – Сил, которые я не в состоянии активировать, – брюзгливо отвечает он. – Я мог бы стать неуязвимым, если бы захотел, однако же это не так. Очевидно, со светом схожая проблема.              Она кивает, но тут в памяти всплывают слова Линда о его неуязвимости.              «Все это время он пытался дать тебе то, чего ты хотела».       Озарение подобно разряду молнии. Что если дело не в нем? Что если в ней? Линда сказала, что неуязвимость Люцифера связана с ее желаниями. Что он становится уязвимым или неуязвимым в зависимости от того, чего она хочет. Что если со светом похожая история? Он не просто вызвал свет у клуба, потому что хотел ее защитить, а потому что она хотела, чтобы он ее защитил. Она звала его, хотя на нем висело с полдюжины копов. Она верила, что он может вырваться и спасти ее, и хотела этого, так что он оправдал ее ожидания.              Прошлая ночь не стала исключением. Она расстроилась, что он так разочарован неудачей, и хотела дать ему понять, что любит его независимо от его способностей, но главное, хотела успокоить его. Она хотела в кои-то веки избавить его от разочарования, чтобы у него получилось добиться желаемого без угрызений совести или стыда. И именно это он и сделал.              – Люцифер, – выдыхает она, резко схватив его за руку. – Что если это не просто завязано на мне, а буквально я?              – Что? – не понимает он.              – Давай проверим, – говорит она, потянувшись через центральную панель за его ладонями. Ее собственные просто крошечные по сравнению с его, но она все равно обхватывает их, насколько это возможно, и сжимает.              – Детектив? – с очевидным недоумением спрашивает он.              Она наклоняется к нему.              – Я хочу, чтобы ты вызвал свет для меня, Люцифер.              – Я не могу, – нахмуривается он.              – Можешь. Знаю, что можешь.              – Детектив…              – Я этого желаю. Я этого хочу – я хочу, чтобы ты вызвал свет для меня.              – Это не сработало с уязвимостью, – трясет головой он. – И не…              – Сработает. Я это знаю. Я верю в это – я верю в тебя.              Он всматривается в ее глаза, но потом на его лице на миг отображается выражение стыда, и, тряхнув головой, он опускает глаза.              – Не могу, детектив.              – Люцифер, – шепчет она, касаясь его пальцев губами. – Посмотри на меня, малыш.              Он послушно встречается с ней взглядом.              – Я люблю тебя. Ты ведь это знаешь, верно?              Он кивает.              – Ты мне доверяешь?              – Да, – снова кивает он.              – Тогда попробуй снова. – Она сжимает его ладони. – Да будет свет.              Он всматривается в нее, и она ни на мгновение не отводит взгляда. Чуть погодя он решительно сжимает зубы и, опустив глаза, медленно выдыхает. Поначалу ничего не происходит.              А потом кисти его рук вспыхивают.              Хлоя не ощущает жара. Она держит его ладони в своих, так что они тоже объяты пламенем, но оно не обжигающее, а просто согревающе теплое – такой же температуры, как и все его тело в привычном состоянии. Ее сердце переполняется такой гордостью за него, что ей кажется, оно вот-вот лопнет.              – Я это сделал, – выдыхает он, широко распахнув глаза, и переводит на нее взгляд. – Детектив, я это сделал.              – Да, черт возьми, сделал, – широко улыбается она в ответ.              Он высвобождает кисти и принимается осматривать их со всех сторон.              – Невероятно, – бормочет он. – Интересно, смогу ли я…              Он хмурит брови, и языки пламени потухают, чтобы секунду спустя вспыхнуть вновь.              – Я могу им управлять, – провозглашает он, ослепительно ей улыбаясь.              – Можешь ты…              – Руки-лазеры! – восклицает он, не давая ей закончить.              Он распахивает дверцу и выбирается на парковку. Они оба осматриваются по сторонам, но вокруг никого. Тогда Люцифер направляет руку на асфальт под ногами и в следующее мгновение выстреливает из ладони лучом света. Он ударяет в землю с короткой, но ослепительной вспышкой, оставляя после себя вмятину размером с софтбольный мяч.              – О боже, – бормочет Хлоя. Он проделал дыру в асфальте. И она дымится.              – О Дьявол, – поправляет Люцифер и, занырнув обратно в салон машины, сжимает ладони Хлои. – Как ты это сделала? – требует он. – Как ты заставила это работать? Ад и преисподняя, детектив, ты и вправду чудо.              – Я ничего не сделала, – отвечает она со смехом. – Я просто подумала, что раз Линда полагает, что твоя неуязвимость стала ответом на мое желание, то, может, это применимо и к свету.              Он выглядит таким счастливым, что у нее замирает сердце. Она хочет спросить, почему ее желания оказалось достаточно, чтобы создать свет, но недостаточно для того, чтобы сделать его неуязвимым, но решает не портить момент. Вместо этого она просто касается его лица.              – Я так тобой горжусь, Люцифер.              – Я могу им управлять, – возбужденно повторяет он. – Я могу вызвать его по желанию.              – Конечно, можешь, – говорит она, поглаживая его по скуле большим пальцем. – Ты же Светоносный. И как ощущения?              Он наклоняется к ней с проказливой улыбкой.              – Почти так же приятно, как доводить тебя до оргазма.              – Почти, да? – поддразнивает Хлоя, чувствуя, как вспыхивает лицо.              – Поверь мне, любовь моя, с этим ничто не сравнится.              Атмосфера в салоне меняется. Хлоя чувствует пробуждение желания и читает в его взгляде, что хочет сорвать с нее одежду. Вероятно, она бы даже не стала против этого возражать. Возможно, они могли бы…              Но нет. Она не станет заниматься с ним сексом на парковке перед закусочной в Юте, где их может увидеть любой прохожий.              – Ладно, – говорит она, слегка пихая его в плечо. – Я поняла. Остуди-ка свой пыл.              – Знаешь, я немного голоден, – отвечает низким рокочущим голосом, не сводя глаз с ее губ. – Думаю, я не прочь отведать…              – Не надо, – прерывает она, грозя ему пальцем. – Мы идем в закусочную.              Он открывает рот.              – Чтобы пообедать, – снова прерывает она, прежде чем он брякнет что-нибудь неподобающее. – Ну, знаешь, едой.              – Ладно, – сдается он и, бросив напоследок долгий взгляд на ее грудь, вздыхает и открывает дверь. На полпути он, однако, замирает и проказливо усмехается ей через плечо. – Но я отказываюсь вести себя прилично только потому, что мы в общественном месте.              С этими словами он вылезает из машины и захлопывает дверцу.              – Ты никогда раньше не вел себя прилично на публике, так с чего начинать сейчас? – бормочет себе под нос Хлоя, распахивая дверцу с водительской стороны.              – Я это слышал, – нараспев заявляет он, окидывая ее плотоядным взглядом поверх крыши Кадиллака. – И ты совершенно права, дорогая: нет смысла чинить то, что не сломано. Я идеален такой, какой есть.              Она вздыхает, но он лишь беззаботно смеется в ответ. ***              – Принести вам десерт? – спрашивает официантка час спустя, забирая пустую тарелку Люцифера.              – О да, пожалуйста, – отвечает он, складывая руки на столе, и переводит взгляд на Хлою. – Ты не возражаешь?              – Нет, – отставляя тарелку, отвечает она. – Как пожелаешь.              Люцифер лучезарно улыбается.              – Великолепно. – И добавляет, поднимая взгляд на официантку: – Что вы можете предложить, Шэрон? Полагаю, Запеченной Аляски у вас нет.              Шэрон, которая, вероятно, в два раза старше Хлои, запрокидывает голову и смеется так, словно Люцифер только что отмочил какую-то невероятно остроумную шутку.              – Ну вы даете, – отвечает она, слегка подтолкнув его в плечо. Ее ногти покрашены кричащим розовым лаком. – Мы не подаем Запеченную Аляску в Юте.              – Разумеется, нет, – отзывается Люцифер и подмигивает сидящей напротив Хлое. – Как глупо с моей стороны.              Хлоя закатывает глаза и подносит ко рту холодный чай. Он весь обед так себя вел. Внезапный прорыв в попытках вызвать свет значительно улучшил его настроение, и с тех пор он расточал свое обаяние направо и налево. Она уверена, что Шэрон на него запала. Она уверена, что половина Юты скоро на него западет, если он не угомонится.              – Мы славимся своими пирогами, – сообщает Шэрон.              – Вот как? – мурлычет Люцифер. – Тогда полагаю, мы возьмем пирог.              Шэрон хлопает в ладоши.              – О, отлично! – Порывшись в переднике, она достает из него половину листа бумаги. – Вот наше десертное меню. У нас их двенадцать.              Хлоя удивленно наблюдает за тем, как Люцифер охотно забирает у нее меню, не отпуская едких комментариев о том, какое оно заляпанное, мятое и противное.              – О-о, ревеневый, – протягивает он, изучив меню, и вновь смотрит на Шэрон. – Никогда его не пробовал.              – Тогда, может, сегодня ваш счастливый день, – замечает Шэрон и подмигивает, снова касаясь его плеча.              – Ты ела ревеневый пирог, дорогая? – спрашивает у Хлои Люцифер, и она качает головой.              – Вроде бы нет.              – Вам стоит его попробовать, дорогуша, – советует Шэрон, приветливо улыбаясь Хлое, и та улыбается в ответ, потому что находит забавным, что, хотя их официантка и запала на Люцифера, она все равно считает его и Хлою самой симпатичной парой из всех когда-либо ею виденных. Она сама им так сказала – трижды.              – Вы, голубки, тут пока поворкуйте, а я вернусь через пару минут, – говорит Шэрон и, снова подмигнув Люциферу, уходит.              Хлоя провожает ее взглядом и задерживает его на столике с другой стороны закусочной, за которым обедают четыре молоденькие девушки. Как и Шэрон, они как будто не в силах оторвать взгляды от Люцифера с того момента, как он вошел внутрь. Хлоя сомневается, что он их заметил, если не считать веселого взмаха рукой в знак приветствия при входе, но они-то точно его заметили. Они пожирают его глазами, словно хотят лишь сорвать с него всю одежду. Или, по крайней мере, пожирали, потому что резко уперлись взглядами в тарелки, когда поняли, что она за ними наблюдает.              – Детектив, ты только посмотри, – говорит Люцифер, кладя меню на стол и пододвигая его к ней. – Двенадцать видов пирогов.              Хлоя усмехается.              – Что? – недоумевает он.              – Ничего. Просто я и не подозревала, что еда в закусочных делает тебя таким жизнерадостным.              – Ты же знаешь, что я люблю пироги, – нахмуривается он.              – Конечно, – отвечает она, пожав плечом. – А еще жженный кофе, сэндвич со слишком большим количеством майонеза и размякшую картошку-фри?              – По мне так картошка была превосходной.                          – Ну еще бы, – фыркает Хлоя.              Прищурившись, он какое-то время наблюдает за тем, как она попивает холодный чай, а потом вздыхает.              – Ладно, хорошо. – Он оглядывается через плечо, словно чтобы убедиться, что Шэрон вне зоны слышимости, и снова поворачивается к ней. – Радость от того, что мне удалось создать свет, возможно, влияет на мое восприятие данного места.              – Преуменьшение века. Ты на седьмом небе, сейчас утро Рождества, и ты выиграл пожизненный запас жевательных мишек – вот насколько ты счастлив.              – Ты же знаешь, что мне и дела нет до Рождества, – фыркает он.              – Суть не в этом.              – Да, да, я понял, в чем суть. Ты меня подловила. Я в восторге. Разве это так уж плохо?              – Нет. Вообще-то, это довольно мило.              Он награждает ее суровым взглядом.              – Мы это уже проходили, детектив. Я повелитель…              – Ада, – заканчивает она за него. – Да, я поняла. Ты также чертовски милый, и ничто не изменит моего мнения по этому поводу, так что можешь перестать из-за этого дуться.              Он фыркает, поправляет пиджак и забирает меню со стола.              – Давай сосредоточимся на десерте.              Хлоя усмехается, но больше не пытается его спровоцировать. Она смотрит на то, как он изучает меню, очаровательно хмуря лоб, и ей хочется наклониться через стол и поцеловать его. Может, она так и сделает.              – Это просто невозможно, – бормочет он, прежде чем она принимает решение. – Как мне выбрать?              – Это же не тайная вечеря, Люцифер. Выбери один или два, а остальные попробуем в другой раз.              – Когда мы еще сюда вернемся? – потрясенно спрашивает он.              – Никогда, но это не единственное место на планете, где подают пироги.              – Да, но у них тут двенадцать видов, детектив. И Шэрон сказала, они ими славятся.              – И что ты намерен делать, закажешь по куску от каждого?              – Я об этом подумываю, – упрямо вздернув подбородок, заявляет он.              –Ты шутишь.              – Совершенно точно нет. Разнообразие придает жизни вкус, детектив.              Он подмигивает ей и возвращается обратно к меню, но улыбка Хлои увядает. Его слова возрождают ее застарелый, привычный страх. Она пытается его подавить, растворившись в этом моменте и не дав неуверенности победить себя, но терпит поражение.              Она довольно рано поняла, что Люциферу быстро становится скучно. В начале их партнерства он частенько ныл о скучных убийствах, допросах или бумажной работе. И не только работа вызывала у него скуку, но и все остальное: рестораны, песни, игры на телефоне.              Люди.              Она как-то спросила его о непрекращающемся потоке его сексуальных партнеров. Они сидели в засаде, затянувшейся до утра, и говорили о жизни – так, как это обычно бывает, когда за окном ночь, а рядом с тобой тот, кому ты доверяешь. «Ты не устаешь от партнеров, меняющихся каждую ночь?» – спросила она, и он рассмеялся в ответ. «Я бы устал от одного и того же партнера каждую ночь, детектив».              Она хорошо запомнила этот ответ. Даже когда она знала, что влюблена в него, и когда готова была отдать почти все, чтобы вернуть его из ада, глубоко потаенный внутренний голос нашептывал ей, что она просто дура. Старого учить – что мертвого лечить. А Люцифер старше буквально всего.              «Ты ему тоже наскучишь», – снова принимается шипеть тот самый голос.              Хлоя проводит большим пальцем по ободку стакана и пытается отвлечься от тревожных мыслей, но женщины у Люцифера за спиной снова пялятся на него. Он не оглядывается, но ей все равно не по себе. Ей знакомо выражение их лиц: она видела его тысячи раз на лицах других людей. Не так давно любая из них получила бы приглашение в его постель – может, все они одновременно.              Однако сейчас он другой. Он провел тысячи лет в аду, сопротивляясь искушению ради нее, потому что не хотел никого другого. Он хотел ее.              Но что если это изменится? Что если, получив ее, он начнет скучать? Она сказала ему о своих чувствах, но не получила ответного признания. Она сказала, что он лучший любовник из всех, что у нее были, но он опять же не сделал схожего признания. Она знает, что свои истинные чувства он выражает не словами, а действиями, и его недавние действия были направлены исключительно на нее. Однако же его прошлые действия указывают на нечто совершенно противоположное серьезным, длительным отношениям, и хотя она отчаянно пытается не утратить веру в него…              Что если ему станет скучно?              Она прочищает горло.              – Знаешь, не так уж ужасно выбрать всего один вид пирога.              – Хм? – неразборчиво мычит он, не отрываясь от меню.              – Выбор одного пирога, – повторяет она, – не такой уж и скучный, как тебе кажется.              – Что, прости? – недоумевающе хмурится он, поднимая на нее глаза.              – Иногда лучше сосредоточиться на чем-то одном и просто насладиться этим, понимаешь?              Он хмурится еще сильнее.              – Зачем мне останавливаться на выборе одного вида пирога, когда я могу попробовать все?              – Потому что ты не сможешь по-настоящему насладиться всем, что может предложить пирог, если будешь одновременно экспериментировать с другими вкусами.              – Экспериментирование делает жизнь веселее, детектив.              – Но привычные вещи дарят комфорт. Близость делает все более приятным на вкус.              – Близость? – растерянно моргает он.              – Да, – неловко поерзав на обшарпанном сиденье, подтверждает она. – Ну, знаешь, как… глубоко личный вкус пирога.              – Глубоко личный вкус пирога? – потрясенно переспрашивает он. – Ты себя хорошо чувствуешь?              – Я просто хочу сказать, что больше не всегда означает лучше. Разнообразие придает остроту, но оно не дарит чувства удовлетворения. Иногда всего один че… пирог лучше, чем несколько. Понимаешь?              Судя по его виду, он явно не понимает, но потом выражение его лица проясняется.              − Дело не в пироге, верно?              − А в чем же еще? – фыркает она.              − Ты мне скажи, дорогая, − указывая на нее, говорит он. – Это же ты без всяких видимых причин пустилась в философские рассуждения о пирогах.              Хлоя закатывает глаза.              − Знаешь, что? Забудь об этом. Не важно.              Он не отвечает, и Хлоя избегает встречаться с ним взглядом, чувствуя себя полной идиоткой. Ей следовало держать рот закрытым. Смотря в окно на их Кадиллак на парковке, она хочет лишь побыстрее убраться – ей больше не хочется тут находиться.              − Детектив, − зовет Люцифер.              − Что? – не сводя глаз с машины, спрашивает она.              − Посмотри на меня, любовь моя.              Она вздыхает, внезапно уже не так скептично относясь к его заявлению о том, что обращение «малыш» − это форма словесного колдовства. Она чувствует то же самое, когда он называет ее «любовь моя» этим низким рокочущим голосом.              Она переводит на него взгляд, и он награждает ее той полуулыбкой, от которой у нее колени подгибаются.              − Я не пытаюсь заставить тебя рассказывать мне все, что ты чувствуешь, − тихо произносит он. – Но я бы хотел знать правду.              Она складывает руки на груди.              − Нечестно использовать против меня мои же слова.              − Вот как? – шире улыбается он, наклоняясь через стол, так что она ощущает запах его одеколона. – Научился этому у тебя.              − Прекрати, − грозит ему пальцем Хлоя.              − Прекратить что? – невинно уточняет он.              − Можешь ты перестать быть собой хотя бы на пять минут?              − Если я скажу да, ты расскажешь, что тебя беспокоит?              − Ничего меня не беспокоит, я просто…              Однако же она не знает, как сказать «Я боюсь, что слишком скучная для тебя», и не показаться навязчивой, плаксивой и нелепой. Она упирается локтями в стол и прячет лицо в ладонях. И почему она не дала ему заказать двенадцать кусков пирога? Зачем только открыла свой дурацкий рот?               Люцифер берет ее за запястья и аккуратно тянет их на себя, побуждая ее опустить руки, что она и делает. Он поворачивает одну из ее кистей костяшками вниз и принимается водить кончиками пальцев по линиям ладони, вверх к запястью и вдоль него, а потом обратно. Она наблюдает за движениями его пальцев и чувствует, как начинает расслабляться. Он не побуждает ее снова поделиться своими мыслями, но явно ждет ответа.              Она сглатывает вставший в горле ком.              − Ты из тех, для кого разнообразие придает жизни вкус, − в конце концов тихо начинает она. – Из тех, кто заказывает двенадцать кусков пирога, потому что хочет попробовать их все. Тебе бы наскучил один вкус.              Он недоумевающе хмурит брови.              − И?..              − И я не такая.              − Что ж, тебе не нужно пробовать их все, дорогая, − улыбается он. – Я не собираюсь силой заставлять тебя их есть.              − Нет, дело не в этом. Просто…              Она вздыхает и пожевывает губу, подыскивая нужные слова.              − Я яблочный пирог, Люцифер, простой и однообразный. С ним можно делать разное: добавлять мороженое, или экспериментировать с разными специями, или… ну, знаешь, как-то менять корочку, полагаю. Но просто… это всегда будет яблочный пирог. Я всегда буду яблочным пирогом.              Он выглядит совершенно сбитым с толку. Она снова пожевывает нижнюю губу, пытаясь понять, как объяснить это так, чтобы он понял и при этом не счел ее спятившей.              − Я яблочный пирог, − снова пробует она. – И тебе нравится яблочный пирог.              − Мне очень нравится яблочный пирог, – улыбается он.              − Но что случится, когда ты захочешь что-то другое?              Его улыбка блекнет.              − Что случится, когда ты захочешь ревеневый пирог, или пирог французский шелк, или оба сразу? – продолжает она. – Я не против выйти из зоны комфорта. Я хочу, чтобы ты был… доволен, но я всегда останусь собой и не захочу делить тарелку с другим пирогом.              После этих слов на лице Люцифера наконец отражается понимание.              − Ты понимаешь, о чем я? – уточняет она, чтобы не осталось никаких сомнений.              − Да, − кивает он, но затем хмурится. – Мы о сексе говорим, да?              − О боже, − стонет Хлоя, пряча лицо в ладонях.              − Я просто пытаюсь убедиться, что мои пошлые мысли не мешают мне правильно оценить ситуацию, − поясняет он, словно защищаясь.              Она опускает руки.              − Да, Люцифер, мы говорим о сексе. Но не только о нем. А обо… − Она делает неопределенный круговой жест рукой, – всем. О тебе и мне. О нас. О наших отношениях.              − Ты беспокоишься, что я буду тебе изменять? – снова хмурится он.              − Нет.              Он выразительно приподнимает брови.              − Возможно, − поправляется она.              При виде обиды на его лице Хлоя тут же ощущает себя виноватой.              − Извини, − поспешно продолжает она. – Я знаю, ты не изменял мне, пока был в аду, и знаю, что ты никогда намеренно не причинишь мне боль. Я это знаю. Я не хочу сказать, что сижу дома и мучаю себя мыслями о том, что ты, возможно, где-то там пробуешь разные пироги, пока меня нет рядом. Я просто…              Она чувствует себя так, словно оказалась в адской петле и повторяет одно и то же снова и снова, но так и не приближается к финишной прямой. Ей надо прекращать эту бессвязную болтовню. Ей нужно просто… это сказать.              Она делает глубокий вдох, выдыхает и смотрит ему прямо в глаза.              − Я просто хочу, чтобы тебе было достаточно меня, но порой боюсь, что это не так.              Он выглядит совершенно потрясенным. Она ерзает под его пристальным взглядом, чувствуя себя неловко и уязвимо. Может, ей не стоило этого говорить. Может, они еще не на этом уровне отношений.              − Детектив, − выдыхает Люцифер. Снова наклонившись вперед и упираясь грудью в столик, он подносит ее руку к губам и оставляет на ней поцелуй. – Мне более чем достаточно тебя. Не стоит беспокоиться из-за этого.              Она снова закусывает губу.              − Ты мне не веришь, − бормочет он, когда она не отвечает, и это звучит как утверждение, а не вопрос.              − Верю, − отвечает она. – Ну, то есть я хочу верить, но тебе все так быстро надоедает, Люцифер. Ты как-то сказал, что тебе было бы скучно постоянно спать с кем-то одним. И я просто… что если ты устанешь от меня?              − Это невозможно.              − Люцифер…              − Хлоя.              В кои-то веки услышав из его уст свое имя, она мгновенно замолкает.              − Я бессмертен, − продолжает он обманчиво вкрадчивым тоном. – Я видел все. Я делал все. Я был со всеми, с кем только можно. И ничто из этого: ни одна секунда, ни один человек не принесли мне даже крупицы того счастья, что я испытал за эти несколько недель с тобой.              Хлоя ощущает трепет в груди.              − Правда?              − Да, − отвечает он, растягивая губы в улыбке. – Правда.              Прежде чем у Хлои появляется возможность ответить, к их столику приближается Шэрон.              − Итак, − бодро обращается она к Люциферу, − вы решили, чего хотите?              − Определенно, − улыбается ей Люцифер. – Я хочу яблочный пирог. И не просто кусок, а целый. И не могли бы вы упаковать его на вынос? Мы насладимся им в другом месте.              Мурлыкающий тон его голоса и блеск в глазах делают его намерения более чем явными, и Хлоя вдруг отчетливо представляет себе, как Люцифер слизывает начинку пирога с ее бедра. Она отчаянно краснеет, но жар ее щек и близко не такой горячий, как тут же возникшая пульсация между ног.              − Хорошо, − недоумевающе отвечает Шэрон, но, переведя взгляд между Хлоей и Люцифером, вдруг широко распахивает глаза. – О, хорошо. – Она усмехается и добавляет: − Сейчас принесу. – Подмигнув Люциферу, она спешно уходит.              Люцифер переводит внимание обратно на Хлою.              − На случай, если я недостаточно ясно дал это понять, − низким голосом бормочет он, − я намерен есть этот пирог с тебя.              − Да, − отвечает Хлоя, ерзая в попытке унять пульсацию между ног. – Думаю, ты выразился предельно ясно, так что понятно было и мне, и Шэрон.              − А до этого я достаточно ясно выразился? Или мне продолжить?              − Нет, все нормально, − качает головой она. – Я тебя поняла.              Он всматривается в нее, а потом тоже качает головой.              − Не уверен.              − Люцифер, все в порядке, правда. Не забивай себе этим голову.              Он снова подносит ее руки к губам.              − Я принадлежу тебе, − бормочет он, касаясь костяшек ее пальцев и удерживая ее взгляд. – Другого способа выразить это у меня нет, но и этот недостаточно красноречив.              Хлоя сглатывает, чувствуя, что сердце как будто готово выпрыгнуть из груди. С каких пор он стал таким романтиком?              − Во избежание недопонимания, должен признать, что это не мои слова, − продолжает он, криво улыбаясь ей, словно прочитал ее мысли. – Кафка написал их своей возлюбленной, но я бы тоже их тебе написал.              Он снова целует костяшки ее пальцев и опускает ее ладони на стол. Хлоя поджимает губы, пряча улыбку.              − Знаешь, а ты ботаник.              − Что, прости? – с видом оскорбленного достоинства вопрошает он.              − О, да брось, − говорит она, смеясь, и одергивает руки. – Шекспир, Эмили Дикинсон, а теперь Кафка? Кто вот так может процитировать их по памяти?              − Я могу.              − Да, потому что ты ботаник.              − Как ты смеешь, − возмущается он, оскорбленно выпрямляясь. – Я не ботаник, детектив. Я образованный, начитанный, и у меня отличная память. Это не то же самое, что быть ботаником.              − Точно, − отвечает она, тщетно пытаясь сдержать улыбку. – Конечно. Была не права.              Он фыркает, отчего ее улыбка становится только шире.              − Если хочешь знать, − задрав нос, сообщает он, − то единственная причина, по которой я цитирую других, заключается в том, что ты ценишь слова, а мои собственные сейчас кажутся мне неподходящими.              Это заявление удивляет Хлою.              − О чем ты? – нахмуривается она. – Ты никогда за словом в карман не лезешь.              − Да, за теми грязными словечками, которые тебе нравится слышать во время секса, потому что в глубине души ты та еще проказница, − нетерпеливо поясняет он. – Но не за действительно важными словами. Не за теми, которые ты по-настоящему желаешь услышать.              − Люцифер, я не…              − Да, да, знаю, − отмахивается от нее он. – Ты готова ждать, я в курсе. От этого только хуже.              − Люцифер… − снова пробует она, потянувшись за его руками.              − Пожалуйста, не надо, − вздыхает он. – Мне претит то, как часто тебе приходится меня подбадривать.              Поджав губы, Хлоя уже подумывает сказать ему, что ей нравится его подбадривать, но потом передумывает.              − Знаешь, − вместо это начинает она, − по-моему, то, что ты ботаник – это довольно сексуально.              Он закатывает глаза.              − В последний раз говорю, детектив, я не… − Он резко замолкает и очевидно приободряется. – Сексуально, говоришь?              − Угу, − кивает она.              Его губы растягиваются в греховной улыбке.              − Тогда позволь мне прочесть тебе сонет.              − О, сонет, − хмыкает Хлоя, подпирая подбородок рукой. – Я вся внимание.              Он наклоняется к ней через стол.              − Однажды написал ее я имя на песке,− бормочет он, опуская взгляд на ее губы. Но волны набежали, смыв его… (1)              − Готово, − прерывает его Шэрон, ставя белую коробку с пирогом на стол. – Вам еще что-нибудь принести?              − Нет, спасибо, − не сводя глаз с Хлои, отвечает Люцифер. – Только чек.              Шэрон взмахивает бумажным листком.              − Уже, красавчик. Можете расплатиться на кассе вон там.              Люцифер наконец отрывает взгляд от Хлои и улыбается Шэрон.              − Спасибо, дорогая. Приятно было познакомиться.              − А мне-то как приятно, − подмигивает она ему.              Она щиплет его за щеку и, окинув плотоядным взглядом, уходит прочь. Хлоя невольно фыркает.              − Восхитительная женщина, − замечает Люцифер.              − Да, − соглашается Хлоя. – Ты готов?              − Разумеется, дорогая.              Хлоя выбирается из-за стола и берет коробку с пирогом. Люцифер тоже встает и тут же обнимает ее рукой за плечи. Улыбнувшись, Хлоя наклоняется ближе к нему. Он стал куда более открыт в физическом выражении привязанности с тех пор, как все это началось. Нельзя сказать, что оно того стоит, потому что она слишком сильно скучает по дочери, но ей это нравится. Хлоя надеется, что он продолжит это делать и когда все вернется в норму. Опять же ей стоит быть осторожнее в своих желаниях, иначе он может попробовать ощупать ее прямо на месте преступления.              Когда они останавливаются у кассы, Люцифер опускает руку и тянется за кошельком. Хлоя кладет пирог на прилавок и принимается изучать ассортимент шоколадных батончиков и выцветших упаковок жевательной резинки под стеклом. Внезапно до нее доносится хихиканье, и она переводит взгляд на столик с четырьмя девушками.              Они снова пялятся на Люцифера, и нетрудно понять, о чем они при этом думают: на их лицах отчетливо написано желание. Одна из них на миг переводит взгляд на Хлою, и, заметив, что та за ней наблюдает, усмехается.              Нечто первобытное поднимается из глубин ее естества. Хлоя никогда не была склонна играть в глупые игры, которые так нравятся некоторым женщинам, и она уж точно никогда не была собственницей, но что-то в этой группе женщин выводит ее из равновесия. Они и понятия не имеют, кого пожирают глазами. Они не знают его. Им на него наплевать. Они просто хотят его использовать, и осознание этого наполняет Хлою гневом.              Она наклоняется ближе к Люциферу. Он болтает с парнем на кассе, говоря что-то насчет чаевых для Шэрон, но машинально поворачивается к ней, как только она вторгается в его личное пространство. Хлоя упирается плечом ему в грудь и с прищуром смотрит на женщину, которая теперь открыто сверлит ее взглядом.              − Детектив? – зовет Люцифер.              Хлоя резко переключает все свое внимание на него.              − Да?              − Что ты… − начинает он, нахмурившись, но потом переводит взгляд на женщин за столиком, обратно на Хлою и снова на женщин. Его губы медленно растягиваются в улыбку. – О, ясно.              − Что ясно? – фыркает Хлоя, потянувшись за пирогом. – Пошли.              Она уже направляется к выходу, но он останавливает ее, цокнув языком.              − Не так быстро, дорогая. У нас впереди долгая дорога. Пожалуй, стоит посетить туалет, а?              Он обвивает ее рукой за талию и ведет в заднюю часть закусочной по направлению к туалетам, по дороге минуя столик с четырьмя женщинами.              − Мне не надо в туалет, − настаивает Хлоя, пытаясь высвободиться из его захвата, но это бесполезно, потому что он применяет свои недюжинную ангельскую силу. Дойдя до столика, он притормаживает.              − Привет, дамы, − мурлычет он, включив свое обаяние на полную катушку.              Женщины с энтузиазмом отвечают на его приветствие, широко улыбаясь. Их глаза горят, словно у стервятников, оценивающих тушу недавно павшего животного. Хлое хочется их всех пристрелить.              − Не могли бы вы оказать мне услугу? – спрашивает Люцифер.              Он дает им возможность из кожи вон вылезть, предлагая ему свою помощь, после чего забирает у Хлои коробку.              − Присмотрите пока за нашим пирогом. Большое спасибо.              Он бесцеремонно ставит коробку на столик, не давая им возможности ответить, и, схватив Хлою за руку, тащит ее к туалетам.              − Люцифер, − шипит Хлоя. – Ты что делаешь?              Он распахивает дверь в мужской туалет, переступает через порог и тянет ее следом.              − Люцифер…              Больше она ничего добавить не успевает, потому что он обрушивается на нее с поцелуем, одновременно подталкивая назад, так что она закрывает дверь своим телом. Та захлопывается с громким стуком, и, наткнувшись на нее спиной, Хлоя издает приглушенный возглас. Люцифер кладет руку ей на затылок, хотя непонятно, пытается ли он уберечь ее голову от соприкосновения с дверью или просто хочет усилить контакт их губ. Он вжимается в нее, обдавая ее своим теплом, и она слышит щелчок замка. У нее в голове теснится множество вопросов, например, что он делает, почему он это делает и почему именно здесь, но потом он проводит языком по ее сомкнутым губам, и все вопросы забываются.              Ей это слишком сильно нравится.              Она обвивает его руками за шею и раздвигает губы. Он чуть смещается, так что его бедро оказывается у нее между ног, и шагает вперед, побуждая ее приподняться на цыпочках и оседлать его согнутую ногу. Он обнимает ее за талию и дергает на себя, отчего ее бедра устремляются вперед, создавая трение, от которого все ее тело содрогается от удовольствия. Он улыбается и целует ее, после чего отодвигает ее бедра назад и затем снова привлекает к себе. Она издает довольный горловой звук и, впившись ногтями ему в плечи, принимается вращать бедрами без его помощи. Внезапно она вспоминает, где они находятся.              − Черт, − прерывая поцелуй, говорит она. – Люцифер, погоди.              Он утыкает лицом с изгиб ее шеи.              − Да брось, детектив, − мурлычет он. – Ты же хотела дать им понять, что я твой, разве нет?              − Это не…              Он принимается посасывать ее кожу, отчего она запрокидывает голову, упираясь ею в дверь, и беспомощно стонет.              − Ты такая приятная на вкус, − шепчет он. – Почему ты всегда такая чертовски приятная на вкус?              − Люцифер, − зовет она, предпринимая слабую попытку оттолкнуть его. – Брось, мы не можем.              − Можем.              − Я не стану заниматься с тобой сексом здесь.              Он издает низкий и чрезвычайно сексуальный смешок и облизывает ее шею, словно чертов рожок мороженого.              − Разве не ты только что говорила, что готова выйти из зоны комфорта?              − Я не имела в виду…              Он снова тянет ее за бедра, и трение у нее между ног заставляет ее позабыть о том, что она собиралась сказать.              Он поднимает голову, так что его губы оказываются рядом с ее ухом.              − Я так и не закончил читать тот сонет, − говорит он, обдавая ее кожу горячим дыханием. Он запускает руку ей под футболку и сразу же накрывает грудь. – Думаю, ситуация требует чего-то более чувственного. Может, что-то из Каммингса? Каламбур намеренный, разумеется. (2)              − Люцифер, − жалобно стонет она.              Он смеется и сжимает ее грудь поверх бюстгальтера.              − Знаю подходящее стихотворение, − выдыхает он на уровне пульсирующей жилки на ее шее. − Мне нравится мое тело, когда оно вместе с твоим. – Он подергивает пальцами, сжимая ее грудь, и она выгибается в попытке усилить контакт с его ладонью. − Это совершенно новое ощущение. Лучше мышцы, больше нервных окончаний.              Хлоя раздраженно выдыхает через нос. Он цитирует поэзию, пока ощупывает ее в туалете закусочной в глубинке штата Юта. Почему ее это так заводит?              − О, тебе и вправду нравится, что я ботаник, да? – бормочет он, не отрываясь от ее кожи, и она буквально слышит в его голосе усмешку. – Детектив, тебе надо было раньше мне сказать. Я могу по-разному применять свои знания.              − Заткнись, − шипит она на него и, взяв его лицо в ладони, целует, чтобы стереть усмешку с его губ.              Он целует ее настолько неистово, что словно высасывает весь воздух из ее легких. Вытащив руку из-под ее футболки, он берет ее за воротник и тянет вниз, после чего утыкается в углубление между грудями.              − Мне нравится твое тело, − шепчет он и проводит языком по краю ее бюстгальтера. − Мне нравится, что оно делает и как.              Она опускает на него взгляд, дыша несколько учащеннее из-за прикосновения его губ. Он наклоняет голову и оставляет на ее коже засос. Она шипит от смешанного ощущения боли и удовольствия и невольно вращает бедрами, сомкнутыми вокруг его ноги.              − Вот так, любовь моя, − шепчет он. – Не сдерживайся.              Хлоя запрокидывает голову, смотря в потолок, пока его губы помечают ее грудь, и снова вращает бедрами. На потолке пятно от воды, похожее на снеговика, что нелепо, потому что они в Юте. В Юте вообще бывает снег? Она понятия не имеет.              Люцифер снова шепчет что-то насчет ее спины и дрожи, и, черт, они не могут этого сделать. Они в общественном месте.              − Люцифер, − зовет она, снова упираясь руками ему в грудь, − прекрати.              Он немедленно оставляет в покое ее грудь и поднимает голову, встречаясь с ней взглядом. Выражение его лица вызывает у нее сильнейшее томление. Боже, как же сильно она его хочет.              − Ты действительно этого желаешь? – низким голосом спрашивает он.              Он спрашивает это тем тоном, каким обычно интересуется у людей о том, чего они хотят, и хотя они оба знают, что на нее это не действует, будь она проклята, если не готова просто сболтнуть «Нет, я хочу тебя».              − Я не собираюсь раздеваться в туалете закусочной, − вместо этого говорит она.              − О, никто и не будет раздеваться, дорогая, − усмехается он.              Он наклоняется к ней так близко, что они буквально дышат одним воздухом на двоих, и она ощущает прикосновение его пальцев к пряжке ремня.              − Я прекрасно смогу доставить тебе удовольствие, не снимая ни одного предмета одежды.              Жалобное хныканье невольно срывается с ее губ. Это исполненный отчаяния звук, за который ей было бы стыдно, если бы она не была занята тем, чтобы изо всех сил сопротивляться желанию послать все к чертям и позволить ему делать с ней все, что он захочет, наплевав на их местонахождение.              Он тянет за пряжку ее ремня.              − Я не стану продолжать без твоего разрешения, детектив.              Она сглатывает. Произнесение им ее звания не должно звучать настолько сексуально, ведь он постоянно так ее называет – каждый день, миллион раз на дню. Почему же сейчас это обращение кажется таким чертовски сексуальным?              Он наклоняется вперед, так что их носы соприкасаются.              − Не заставляй меня умолять, − шепчет он.              − Ты не станешь, − фыркает она.              − О, еще как стану. Для тебя стану.              Она стонет, и он издает смешок. Слегка повернув голову, он оставляет поцелуй на ее щеке, затем в уголке рта и потом слегка прикусывает нижнюю губу.              − Пожалуйста? – шепчет он.              Он и вправду не шутил насчет мольбы. Чтоб его.              Она запускает пальцы в волосы у него на затылке и быстро накрывает его губы своими. Он целует ее в ответ. Она выгибается всем телом, кладя свободную руку ему на шею и чувствуя биение его пульса большим и указательным пальцами. Последние остатки ее самоконтроля вот-вот испарятся, но ее это больше не волнует – она просто хочет его.              − Да, − шепчет она.              Ей не нужно повторять: он убирает ногу, на которой она практически сидела, так что ее ботинки ударяются о пол с глухим стуком, раздвигает ее ноги ступней и быстро избавляется от ремня. Кнопка и молния ее джинсов оказываются расстегнутыми не менее ловко, и вот он уже запускает руку в ее трусики и принимается целенаправленно поглаживать.              Она закрывает глаза и наклоняется вперед, упираясь лбом ему в плечо. Он снова поглаживает ее, и она вздыхает, когда по ее телу проходит легкая дрожь, после чего его пальцы принимаются потирать ее круговыми движениями. Ее бедра рефлекторно дергаются в ответ на его манипуляции, и она вцепляется в его руку, чувствуя, как напрягаются на ней мышцы, когда он ускоряет темп. Он нависает над ней, и она чувствует себя такой маленькой по сравнению с ним, однако ей это даже нравится. В глубине ее тела начинает зарождаться жар.              Она потрясенно вздыхает, не веря, что уже так близка к разрядке. Он хорош в этом, как ей отлично известно, но почему ему так легко возбудить ее и подтолкнуть к краю?              Ее бедра снова дергаются, и она выдыхает его имя. Он нажимает сильнее, потирает быстрее, и она приглушенно всхлипывает. Время словно бы замирает, а потом растягивается, и она перестает воспринимать что-либо вокруг себя, кроме запаха его одеколона, звука своего сбившегося дыхания и давления его пальцев у себя между ног. Наслаждение стремительно нарастает…              Внезапно наступившая разрядка настолько сильная, что у нее перед глазами вспыхивают звезды. Люцифер помогает продлить ее, двигая пальцами медленнее, но не менее настойчиво. Она впивается ногтями ему в предплечье и лишь судорожно вздыхает, уткнувшись лицом в его пиджак и пытаясь сдержать гортанный стон, пока ее накрывают волны удовольствия.              И только когда она обмякает и чуть ли не повисает на нем с тихим стоном, пресыщенная и довольная, он убирает руку. Она поднимает голову, чувствуя себя несколько дезориентированной, и успевает лишь мельком заметить выражение благоговения на его лице, прежде чем он наклоняется и целует ее. Она цепляется за лацканы его пиджака негнущимися пальцами и облокачивается на дверь, потому что ноги ее едва держат.              Его губы неторопливо и нежно касаются ее губ, пока он не глядя застегивает ее джинсы, а потом и ремень. Закончив, он берет ее лицо в ладони и углубляет поцелуй.              Ей кажется, что она словно во сне. Если это так, то просыпаться ей совсем не хочется. Он прикасается к ней, как к чему-то хрупкому, и целует, словно она нечто бесценное, отчего у нее замирает сердце. Он никого и никогда так прежде не целовал – она это знает, даже если он ей этого не говорил. Она хочет сказать, что любит его, но не делает этого, пытаясь удержаться от произнесения этих слов каждый раз, когда они приходят ей на ум, потому что не хочет его ошеломить.              В конце концов он отрывается от ее губ и касается ее лба своим. Она судорожно вздыхает, все еще чувствуя себя немного заторможенной. Все ее тело словно бы вибрирует.              − Кто сказал, что я не могу сделать это быстро, а? – спрашивает он.              − Я впечатлена тем, что ты ограничился одним разом, − улыбается она.              − Сам не знаю как, − бормочет он. Наклонившись вперед, он кладет руки ей на талию и шепчет на ухо, обдавая горячим дыханием: − Ты прекрасна, когда кончаешь.              Хлоя закрывает глаза, когда желание вспыхивает в ней с новой силой. Он утыкается носом в ее волосы, и, ощутив движение его грудной клетки, Хлоя понимает, что он вдыхает их запах. Она никогда не сменит марку шампуня.              Она опускает руку и проводит по его промежности. Все его тело мгновенно напрягается, что вызывает у нее улыбку. Ей нравится осознавать, что она так на него воздействует – нравится осознавать, что он ее хочет.              − Что насчет тебя? – спрашивает она, снова поглаживая его.              Он берет ее за запястье и побуждает остановиться.              − Я подожду до того времени, когда мы сможем использовать пирог.              Она приподнимается на носках и проводит языком по пульсирующей венке у него на шее.              − Я не стану заниматься этим в машине, − бормочет она. – А до отеля мы только через несколько часов доберемся.              − О, я знаю, но предвкушение лишь усиливает удовольствие, детектив.              Внезапно она испытывает сильнейший соблазн проверить уровень его самоконтроля. Она вполне может отплатить ему той же монетой, верно? Он соблазнил ее в мужском туалете посреди чертовой закусочной. Почему бы и ей его не соблазнить?              − Дорога предстоит долгая, Люцифер, − шепчет она, не отрываясь от его шеи. Он так и не отпустил ее запястье, но она все равно снова умудряется погладить его. Он судорожно втягивает воздух. – Уверен, что сможешь так долго продержаться?              − Маленькая проказница, − напряженно бормочет он, и, рассмеявшись, она снова приподнимается на носках и втягивает мочку его уха в рот, проводя по ней губами и прикусывая.              − Не думаю, что у меня на это уйдет много времени.              − Как ты смеешь.              Она снова касается его паха и улыбается.              − Скажи, что я не права, − бросает ему вызов она, проводя языком по раковине его уха. – О, точно, − шепчет она. – Ты же не лжешь.              Он сильнее стискивает ее запястье и, обхватив второе свободной рукой, толкает ее назад и прижимает к двери.              Она запрокидывает голову и заглядывает ему в глаза. Он нависает над ней, и, возможно, ее должно испугать то, что Дьявол пригвождает ее к двери с нечеловеческой силой, но она не боится – ее это по-настоящему заводит.              Он склоняет голову, так что его рот почти накрывает ее собственный.              − Когда мы с тобой и этим пирогом наконец окажемся за закрытыми дверьми, я заставлю тебя кончить так сильно, что ты имя свое позабудешь.              От его слов у нее пересыхает во рту, тогда как другие части ее тела становятся совсем не сухими, однако прежде чем у нее появляется возможность что-либо ответить, раздается стук в дверь.              − Там кто-нибудь есть? – раздается грубоватый мужской голос.              Хлоя замирает в ужасе. Под влиянием момента она напрочь забыла, что они в общественном месте и теперь находятся в шаге от того, чтобы быть застуканными. Проклятье.              Люцифер ухмыляется так, словно прочел ее мысли.              − Минутку, − кричит он в ответ.              − Ладно, − доносится ответ мужчины по ту сторону двери.              Хлоя высвобождает руки и толкает Люцифера в грудь. Он делает шаг назад, по-прежнему ухмыляясь, но она его игнорирует. Подойдя к зеркалу, чтобы проверить свой внешний вид, она убеждается, что волосы не растрепаны и одежда не слишком помята, но щеки пылают, а глаза блестят. Любой без труда догадается, что на ней только что играли, как на чертовом пианино.              Люцифер встает у нее за спиной и, наклонив голову, оставляет поцелуй на шее под ухом.              − Ты выглядишь очаровательно, дорогая.              − Все поймут, чем мы тут занимались, − жалуется она, потянув за растягивающийся воротник футболки.              − В этом и смысл, − тихонько посмеивается он. – Я твой, помнишь? – Он удерживает ее взгляд в отражении. – Им всем надо это знать.              В его глазах снова вспыхивает желание, а потому ей надо убираться из этого туалета ко всем чертям, пока она не вскарабкалась на него, как на дерево.              − Пошли, − говорит она, разворачиваясь и направляясь к выходу. Он смеется в ответ. Распахнув дверь, Хлоя выходит в коридор и чуть не сталкивается с мужчиной в куртке и бейсболке. Увидев ее, он широко распахивает глаза, но при виде идущего следом Люцифера они чуть не выскакивают из орбит.              Она точно сгорит от стыда.              − Извините, сэр, − бормочет она, пытаясь его обойти, но коридор узкий, а его ноги как будто бы приросли к полу. Он просто молча пялится на нее и не двигается.              − Свободно, − весело заявляет Люцифер, словно это совершенно нормально и приемлемо, что они были в туалете вместе. Он кладет руку на поясницу Хлои и аккуратно отодвигает застывшего на месте мужчину в сторону, чтобы пройти.              Хлоя облегченно вздыхает, когда они наконец выбираются из коридора. По крайней мере они никогда снова не встретят того парня. А потом она переводит взгляд на четырех женщин, с которыми они оставили пирог, пялящихся на них так же, как и мужчина у туалета, и внезапно ей хочется провалиться под землю от стыда.              − Дамы, − снова приветствует Люцифер, останавливаясь у их столика.              Хлоя порывается пройти мимо, но он хватает ее за куртку и тянет обратно.              − Огромное спасибо за вашу доброту, − говорит он, подбирая коробку с пирогом свободной рукой и, наклонившись вперед с шаловливой улыбкой на губах, кивком головы указывает на Хлою. – Она так прекрасна, что я просто не могу удержаться. К счастью для меня, она милостивая госпожа и разрешает мне обслужить ее везде, где я пожелаю. Что происходит часто.              − Люцифер, − в ужасе шипит на него Хлоя.              − О, похоже, мои услуги уже снова требуются, − говорит Люцифер и растягивает губы в самую надменную усмешку из всех когда-либо виденных Хлоей. Он подмигивает женщинам и добавляет: − Наслаждайтесь обедом, дамы. Я точно получил удовольствие от своего.              Обняв Хлою рукой за плечи и не добавив больше ни слова, он ведет ее к выходу. Он по-прежнему усмехается и, похоже, изо всех сил сдерживает смех.              Дождавшись, когда они окажутся вне зоны слышимости для тех женщин, Хлоя пихает его в бок локтем.              − Ты засранец, − шипит она.              Он сгибается, изображая боль, и издает смешок.              − Это не смешно, − настаивает она. – Милостивая госпожа?              − Так и есть, дорогая. Ты очень властная, и я нахожу это весьма сексуальным.              Она фыркает и толкает входную дверь.              − Твое счастье, что я оставила пистолет в машине, иначе бы тебе не жить.              Они выходят из закусочной на парковку. Люцифер крепче обнимает ее и притягивает к себе, оставляя поцелуй на ее виске.              − Признай, − бормочет он, − что тебе понравилось, как я довел тебя до оргазма всего в нескольких метрах от них.              Хлоя поджимает губы, пряча улыбку, и обвивает его рукой за талию.              − Ты этого не докажешь.              Он запрокидывает голову и разражается смехом.