Верующий

      Детектив просыпается от второго кошмара в 03:17 и резко садится на кровати, зовя Люцифера.              Он замирает от удивления, наблюдая за движениями ее плеч и слушая ее прерывистое дыхание.              Почему она произнесла его имя?              Когда она наклоняется вперед и прячет лицо в ладонях, он тоже садится и дотрагивается до нее. Она вздрагивает от его прикосновения, но ему не привыкать, потому что так происходит каждую ночь. Однако то, что она произнесла его имя – видела сон о нем – побуждает его отстраниться. Может быть, она не хочет, чтобы он к ней сейчас прикасался.              Но вот она всхлипывает, и этого оказывается достаточно, чтобы он вновь попробовал утешить ее. Он обнимает ее и прижимает к своей груди. Обвив его руками, она снова всхлипывает, и он ощущает слезы на своей коже. Она кажется такой маленькой и хрупкой, и скорбь и чувство вины грозят поглотить его целиком.              Успокаивается она не скоро. Он обнимает ее и слегка покачивает, поглаживая по спине. Когда она наконец расслабляется, он осторожно укладывает ее обратно на кровать. Она прижимается к его боку и переплетает их ноги. Чувствуя ее дыхание на своей ключице, он проводит рукой по ее волосам.              – Тебе приснился я, – шепчет он и тут же ощущает, как напряглось ее тело. – Что тебе приснилось? – бормочет он в ее макушку.              – Не важно, – шепчет она. – Это всего лишь сон.        ***              Люцифер больше не засыпает.              Он просто не может после того, как детектив проснулась от кошмара, выкрикивая его имя, а потом ушла от ответа на его вопрос. Он смутно догадывается о причине ее уклончивости, полагая, что был главным злодеем в ее сне. Если бы она увидела, что теряет его, то не стала бы этого скрывать. Но она стала. Она вздрогнула от его прикосновения и напряглась, когда он спросил, тем самым давая ему подсказку. Она этого не сказала, но он и так понял.              У нее кошмары с его участием.              Он мучает себя тысячами возможных сценариев. В каждом из них он в дьявольском облике. Его кожа покрасневшая и горячая, покрытая рубцами и шрамами. Его глаза горят огнем, а жуткие крылья напоминают крылья летучей мыши. В каждом из вариантов развития событий он вызывает у нее ужас. Иногда он нависает над ней, и она съеживается от страха. Иногда он сеет хаос, творя жестокость и навлекая смерть и пытки на тысячи невинных душ, а она смотрит на все это с ужасом и ненавистью. Иногда он причиняет боль кому-то, кого она любит, а она плачет и умоляет его остановиться, но он этого не делает.              В комнате постепенно светлеет с рассветом, но его разум остается погруженным во мрак. В конце концов он перестает представлять, что ей снилось, и начинает погружаться в воспоминания: о том, как она смотрела на него широко распахнутыми глазами, когда впервые увидела его дьявольское лицо; о том, как она отшатнулась от его прикосновения на мосту; о том, каким голосом она произнесла «потому что я в ужасе» и наконец о том, как трудно ей было смотреть на него в дьявольском облике после маскарада.              В тот раз она не сбежала, как не сбежала и из концертного зала «Майя», когда он принял дьявольский облик и громовым голосом велел демонам возвращаться в ад. Она больше не вздрагивает от удивления при виде его вспыхивающих глаз. Она без колебаний встала между ним и тем барменом. Она говорит, что больше не боится его.              Но, возможно, это не так. Возможно, ее страхи такие же подсознательные, как некогда были его уязвимость и свет. Возможно, она пытается притвориться, что их нет, но заклинание Сна обнажает трещины в ее фасаде и то, что скрывается за ним.              Вчера она сказала, что хочет вечности, и он полагает, что прямо сейчас, когда она так далеко от дома в компании лишь его одного, ей действительно этого хочется. Но в течение нескольких часов, что он провел, представляя разные варианты ее кошмаров и заново переживая их совместное прошлое, голос Мэйзикин продолжал нашептывать ему на ухо.              «Это ненадолго. Она сбежала, когда узнала, кто ты есть. И сбежит снова, когда поймет, что ты никогда не изменишься».              Он слышит и шепот детектива «Я выбираю тебя. Я вижу тебя. Я люблю тебя», но чем дольше он лежит, страшась того, что она проснется от очередного кошмара о нем, тем глубже погружается в осознание того, что ему ее не удержать. Однажды она выскользнет из его рук. И другого варианта окончания их истории попросту нет. Она – величайшее творение его отца, воплощение добра и света, гребаное чудо, а он… ее полная противоположность. Зло в противовес ее доброте, тьма в противовес ее свету. Как кто-то вроде него может удержать кого-то вроде нее навсегда?              Он давно уже понял: чтобы избежать разочарования завтрашнего дня, нужно жить настоящим. Когда ничего не ждешь – когда не осмеливаешься надеяться – то не окажешься сломленным, когда все рухнет. Надежда опасна. Надежда причиняет боль. Он не позволит себе мечтать о вечности с ней.              Но его отец свидетель, как же сильно ему этого хочется.              Он ощущает привычный вес, давящий ему на грудь и душащий эмоциями, которым он затрудняется дать определение, поэтому поворачивает голову в ее сторону. Она лежит на боку, лицом к нему, положив голову на подушку. Он смотрит, как она дышит, и пытается запомнить черты ее лица, аккуратный изгиб носа, пухлость губ. Он закрывает глаза и представляет ее лицо, а потом открывает их, чтобы свериться с реальностью. Он хочет запомнить это. Он хочет знать, что однажды, когда трещины станут слишком большими и всему придет конец – когда она уйдет от него, как все остальные – он сможет закрыть глаза, представить ее и осознать, что когда-то она принадлежала ему.              Детектив шевелится, что-то сонно бормоча, и сердце подпрыгивает у него в груди. Он видит, как трепещут ее ресницы, а потом она медленно открывает глаза.              Он прожил тысячелетия и делил постель с миллионами, но никогда не видел столь прекрасных глаз.              – Привет, – улыбается она.              – Доброе утро, – отвечает он, тоже невольно улыбаясь.              – Ты наблюдал за мной во сне?              – Зависит от обстоятельств.              – Каких? – недоумевающе хмурится она.              – Считаешь ли ты это сексуальным или странным.              Она смеется, и этот звук смягчает боль в его груди.              – А если я считаю это милым? – спрашивает она, коснувшись его скулы.              – Дьявол не милый, – трясет головой он.              Она устремляется вперед и касается его губ своими.              – А мой Дьявол милый, – бормочет она.              Его сердце на миг замирает, а затем устанавливает новый ритм. Твой, бьется оно. Твой твой твой…              Она пододвигается ближе и кладет согнутую руку ему на грудь, после чего упирается подбородком в изгиб локтя и улыбается ему. Ее кожа теплая и мягкая на ощупь. Она поднимает вторую руку и проводит пальцами сквозь его волосы, отчего ему хочется замурлыкать, словно коту. Он хочет, чтобы каждое утро походило на это. Он хочет смотреть на нее, целовать ее и шептать, не отрывая губ от ее кожи. Он хочет провести вечность в этой постели, наблюдая за тем, как утренний свет превращает ее волосы в расплавленное золото.              Но Дьяволу не видать вечности – точно не с кем-то вроде нее.              – Спасибо, что ты рядом, – бормочет она.              Он вспоминает прошлую ночь, когда они лежали, сплетясь телами после ванны, и она прошептала «будь рядом, когда я проснусь».              – Ты же попросила, – напоминает он ей.              – И ты выполнил мою просьбу. Спасибо, – улыбается она.              Чувство вины разевает свою пасть, угрожая поглотить его. Как часто он пренебрегал ее желаниями, если она благодарна за такую мелочь?              – Сходим куда-нибудь позавтракать? – спрашивает она, не догадываясь о направлении его мыслей.              Он поднимает руку и поглаживает ее по изгибу спины. Она выгибается, и он вспоминает о прошлой ночи и о том, как она выгибалась под ним, когда кончила.              – Тебе бы этого хотелось?              Она кивает.              – Да.              – Тогда сходим.              Она улыбается и, наклонившись вперед, отрывисто целует его, после чего выбирается из кровати. Он наблюдает за тем, как она трусит к чемодану. Достав из него шампунь, кондиционер и все остальное для принятия душа, она оглядывается на него через плечо с кривой усмешкой.              – Ты готов?              – Ты же знаешь, я всегда готов к сексу в душе, – отвечает он, окинув ее плотоядным взглядом. Он просто ничего не может с собой поделать.              Вместо ожидаемого закатывания глаз она усмехается в ответ.              – Да, не ты один.              Подмигнув ему, она не спеша направляется в ванную, а он едва не спотыкается о собственные ноги в попытке ее догнать.        ***              Люцифер на какое-то время забывает, как провел предрассветные часы. Потоки воды, стекающие по обнаженному телу детектива, отлично справляются с задачей по его отвлечению.              После душа они отправляются завтракать в захудалую закусочную по соседству, где заказывают яичницу с беконом и блинчики. Детектив сидит напротив него, попивая кофе и смеясь над большим количеством сиропа, добавленным им к блинчикам.              Они останавливаются дозаправиться около 10:30. Она хочет купить еще кофе, и он следует за ней на заправку, словно преданный щенок. Они флиртуют у полок со сладостями, когда рядом появляется ребенок – маленький мальчик, явно младше отпрыска детектива, хотя Люцифер понятия не имеет, насколько. Он мало что понимает в детях и взрослении – когда ты бессмертен, все они выглядят юными и беспомощными.              – Привет, – говорит ребенок.              Люцифер резко замолкает и опускает глаза, но мальчишка не смотрит на него – он смотрит на детектива. Хотя смотрит – это явное преуменьшение. Он пялится на нее.              Люцифер нахмуривается. У него был заготовлен превосходный каламбур на тему орального секса, а теперь мелкий нечестивец мешает ему вызвать румянец на щеках детектива.              Она, однако, не разделяет его раздражения.              – Привет, – повторяет она, широко улыбаясь.              – Ты красивая, – говорит мальчишка.              Люцифер оскорбленно фыркает, но улыбка детектива становится только шире.              – Спасибо. – Она наклоняется, чтобы заглянуть мальчишке в глаза. – Как тебя зовут?              – Мэттью Джеймс Харрисон, – провозглашает он, – но ты можешь звать меня Мэтт, потому что ты красивая.              Детектив смеется и протягивает ему руку.              – Приятно познакомиться, Мэтт, я Хлоя.              Он пожимает ее руку, обхватив своими липкими пальцами ее пальцы, и Люцифер прищуривается. Этот молокосос посягает на его девушку?              – Хочешь посмотреть на мою коллекцию камней? – спрашивает ребенок, и Люцифер снова фыркает.              – С чего бы ей…              Он резко замолкает, когда детектив награждает его убийственным взглядом.              – Очень хочу, – говорит она ребенку.              Глаза нечестивца загораются, и, плюхнувшись на пол прямо посреди прохода между стеллажами, он начинает выкладывать из куртки пригоршни камней.              – Какого дьявола? – задается риторическим вопросом Люцифер.              Однако детектив лишь смеется и приседает на корточки рядом с ребенком, для равновесия упираясь в пол рукой.              – Детектив, – возмущается Люцифер, – пол грязный.              Она закатывает глаза.              – Все нормально, Люцифер. – Она поднимает скучный серый камень, который выглядит так же, как и все остальные камни, выложенные флиртующим недомерком из карманов, и нарочито восхищается им. – О-о, мне нравится вот этот. Где ты его нашел?              – На игровой площадке у школы! – бодро сообщает ребенок. – На прошлой неделе.              – Очень впечатляюще, – говорит ему детектив.              Ребенок весь светится от удовольствия.              Совершенно ошарашенный Люцифер переводит взгляд между ними. Что тут происходит, и почему это детектив никогда не говорила ему, что он впечатляющий, таким вот тоном? У него есть руки-лазеры, ради отца. Уж конечно, способность превращать все в пепел значительно превосходит чертову коллекцию камней.              В конце прохода появляется светловолосая женщина.              – Вот ты где, – восклицает она, всплеснув руками. – О, Мэтти, опять ты за свое, – добавляет она, заметив коллекцию камней. – Мы это уже обсуждали: ты не можешь просто показывать свои камни всем подряд. (1)              – Не соглашусь, – фыркает Люцифер.              Детектив окидывает его сердитым взглядом, но он лишь криво усмехается ей в ответ.              – Но, мам, Хлоя хотела на них посмотреть! – настаивает ребенок. – И она красивая.              – Дитя, – нахмуривается Люцифер, – может, хватит называть девушку Дьявола красивой?              Ребенок впервые переводит взгляд на него и тоже нахмуривается.              – А ты кто такой?              Люцифер указывает подбородком на детектива.              – Ее бойфренд.              Ребенок морщит нос.              – Но ты не красивый.              Детектив прыскает от смеха.              У Люцифера челюсть отваливается от возмущения.              – Как ты смеешь.              – О боже, мне так жаль, – говорит мать ребенка и, быстро подойдя к Люциферу, кладет наманикюренную руку ему на предплечье. – Серьезно, мне очень жаль. Он не силен в социальном этикете и общении с людьми. – Наклонившись, она начинает собирать камни. – Ну же, Мэтт, нам пора. Собирай их.              Ребенок выглядит разочарованным, но начинает подбирать свои камни, обиженно выпятив нижнюю губу.              – Это моя вина, – говорит детектив, порываясь помочь им. – Он спросил, хочу ли я посмотреть, и я согласилась.              Женщину, по-видимому, удивляют ее слова.              – Он попросил? – Она переводит взгляд на сына. – Ты попросил?              – Потому что она красивая, – кивает ребенок.              – Да, да, мы поняли, – снова фыркает Люцифер. – Она красивая.              Мать мальчика игнорирует его, переводя взгляд с ребенка на детектива.              – Это что-то новенькое, – бормочет она. – Обычно он очень застенчив с незнакомцами.              Детектив качает головой.              – О, я не незнакомка. – Она подмигивает ребенку. – Мы старые друзья, да, Мэтт?              Улыбка на лице ребенка такая широкая, что кажется почти маниакальной.              – Ага! – восклицает он и переводит взгляд на Люцифера. – Ты тоже хочешь со мной дружить?              Люцифер уже открывает было рот, чтобы сказать, что нет, он точно не хочет дружить с недомерком с липкими пальцами, который коллекционирует камни и флиртует с его девушкой, но замечает, что детектив наблюдает за ним.              – Звучит неплохо, – вместо этого отвечает он.              Ребенок снова сияет, как и его мать, но только от нежной улыбки детектива Люциферу становится тепло на душе.              Ребенок с матерью заканчивают собирать камни с пола и встают. Детектив тоже выпрямляется.              – Спасибо вам, – говорит мать ребенка.              – Не за что, – возражает детектив и улыбается ребенку. – Приятно было познакомиться, Мэтт.              Ребенок всматривается в нее, а потом протягивает один из своих камней.              – Это тебе.              Его мать закрывает рот ладонью, и Люцифер уже порывается вставить саркастичное замечание, однако замечает, что ее глаза наполнены слезами. С чего это люди придают такое большое значение камням?              По-прежнему совершенно сбитый с толку, он переводит взгляд на детектива и замирает. Широкая улыбка на ее лице так прекрасна, что словно бы освещает всю заправку. Она наклоняется и забирает у ребенка камень.              – Спасибо, – мягко говорит она. – Я буду хранить его в особом месте, обещаю.              Ребенок улыбается, как будто бы она только что поведала ему тайны Вселенной, а потом разворачивается и убегает вприпрыжку под перестук распиханных по карманам камней. Его мать еще раз благодарит детектива, по-прежнему пребывая на грани слез, и спешит нагнать сына.              Люцифер смотрит на детектива, которая, улыбаясь, провожает ребенка взглядом и кладет камень в карман.              – Ты собираешься его оставить? – удивленно спрашивает он.              – Конечно.              – Это камень.              Она улыбается ему.              – Это подарок. – И добавляет: – Пошли, нам пора.        ***              Только где-то в Индиане Люцифер осознает, как мило было со стороны детектива так обращаться с тем ребенком.              Он не был ее ребенком. Она не состояла с ним в родстве и не получала никакой личной выгоды от общения с ним. Он прервал их с детективом разговор, чтобы поболтать о чертовых камнях, ради отца. Она вполне могла бы выйти из себя или просто не обратить на него внимания, и никто бы ее за это не осудил, однако она этого не сделала. Она отвлеклась от того, чем занималась в тот момент, и помогла ему почувствовать себя самым важным человеком в мире – просто потому, что могла.              Он же вел себя совсем иначе: ерничал, фыркал и закатывал глаза. Если бы не она, он бы проигнорировал ребенка, или огрызнулся, или оскорбил бы его. В этом и заключается разница между ними, верно? Не только в этом, конечно, но большинство их различий можно свести к одному самому фундаментальному.              Она любит окружающих.              Он любит себя.              Он пытается не думать об этом – о том, насколько детектив добра и насколько недобр он. О том, насколько она хороший человек и насколько он плохой. Пытается не думать о ее кошмарах и всем том, что осознал этим утром, но мысли упорно отказываются уходить, превращаясь в назойливый шепот на задворках сознания, жестокий и ранящий, потому что правда причиняет боль, и рано или поздно детектив ее осознает.              «Она слишком хороша для тебя».              Когда они останавливаются пообедать, детектив берет его за руку и спрашивает, в порядке ли он. Она хмурит лоб, явно беспокоясь за него.              Он знает, что ему следует рассказать, из-за чего он так переживает. Еще в Вегасе он пообещал, что, в случае чего, откровенно признается ей в этом, и хочет сдержать обещание. Он хочет сказать ей, что его тревожат ее сны о нем. Он хочет сказать ей, что порой он смотрит на нее и спрашивает себя, как кто-то вроде нее может любить кого-то вроде него, и что он боится, что однажды она проснется и, увидев его таким, какой он есть на самом деле, сбежит куда глаза глядят.              Он ничего из этого не говорит. Они переживают кошмар. Она измождена, находится далеко от дома и скучает по своему ребенку, так что он не хочет взваливать на нее еще одну ношу. Он устал просить ее обнадежить его.              Он устал брать, ничего не давая взамен.              Он скажет – он сдержит свое слово, просто… не сейчас.              Он подносит руки к ее лицу и улыбается.              – Что может быть не так? – бормочет он. – Я с тобой.              Она приглаживает лацканы его пиджака.              – Ты кажешься задумчивым.              – Я устал.              И это правда, кстати говоря – просто не вся правда.              – Давай я поведу после обеда, – предлагает она. – Ты провел за рулем весь день вчера и все утро сегодня. Тебе нужен перерыв.              У него саднит сердце. Она ничего не может с собой поделать, да? Всегда заботится об окружающих, даже о Дьяволе.              Он наклоняется и целует ее и, когда она улыбается, дает еще одно обещание, что перестанет зацикливаться на себе и сосредоточится на ней, пока у него еще есть такая возможность.        ***              Он нарушает это обещание несколько часов спустя.              Они делают остановку для похода в туалет. Детектив выпила слишком много кофе, и, соответственно, они вынуждены останавливаться чаще, чем обычно. Она извиняется, но Люцифер не возражает. Они опережают расписание, и ей пойдет на пользу немного проветриться.              Он предложил составить ей компанию, но она отмахнулась от него, закатив глаза и сказав «если я могу разоблачить банду, занимающуюся сексуальной эксплуатацией женщин, то уж точно смогу посетить общественный туалет без сопровождения». Так что он остается сидеть на пассажирском сиденье Кадиллака, откинув голову на подголовник и закрыв глаза в ожидании ее.              Он снова думает о сексе в машине. Он считал, что после прошлой ночи это желание перестанет быть таким сильным, по крайней мере в течение несколько дней, но не может не думать о том, какие звуки она издавала, когда кончила. При этом воспоминании его тело приходит в полную боевую готовность. Он размышляет о том, чтобы, когда она вернется, предложить ей по-быстрому заняться сексом на заднем сиденье, или, по крайней мере, довести ее до оргазма, чтобы вновь насладиться ее бурной реакцией.              Она оставила включенной радиостанцию с песнями 90-х. Звучат финальные аккорды «Это буду я» *NSYNC, и Люцифер презрительно кривит губы. Что за ужасно нелепая песня – идеальная для адской петли.              Песня заканчивается и начинает новая. Она весьма типична для 90-х, что вызывает у Люцифера невольную улыбку. Он никогда не слышал эту песню, но готов поспорить на свою фляжку, что детективу она нравится. Именно от такой подростковой попсы она в восторге.              Мужской голос начинает петь о голубых глазах, и Люцифер навостряет уши. У детектива тоже голубые глаза. Очень голубые, вообще-то. Придет ли она в восторг, спой он ей эту романтическую балладу? Ему нравится приводить ее в восторг. Когда она награждает его этим взглядом, словно бы говорящим «ты такой милый, и я тебя люблю», у него становится тепло на душе. Также, если быть до конца честным с самим собой, секс после какого-нибудь его романтичного поступка просто невероятно хорош. Он бы даже взял на себя смелость предположить, что это лучший секс в его жизни, хотя примирительный секс в машине прошлой ночью тоже был невероятным. Ему понадобится больше примеров, чтобы прийти к окончательному решению по данному вопросу. Решению, требующему немалого напряжения.              Он усмехается про себя. Нет никого лучше его, когда дело касается секс-каламбуров. И нет никого лучше его для детектива, когда дело касается секса. Она сама так сказала.              Он снова переключает внимание на песню, прислушиваясь к жалобным подвываниям певца, заявляющего, что он жить не может без своей возлюбленной и не хочет никого другого. Люцифер склоняет голову набок. Это тоже применимо к детективу. Может, ему следует спеть ей эту песню. Он переводит взгляд на экран, вмонтированный в приборную панель, чтобы узнать имя исполнителя, но замирает, увидев название песни.              «Слишком поздно сказал «люблю тебя»».              Ему внезапно становится дурно. Он вспоминает о слезах в глазах детектива, когда он не мог выдавить из себя признание в комнате для улик. Он вспоминает сколько раз она говорила ему эти слова, а он либо молчал в ответ, либо цитировал кого-то другого. Он вспоминает, как прошлой ночью в ванне она практически попросила его о признании, но он так и не смог его произнести.              Он сглатывает и выглядывает в окно. Двери здания в отдалении открываются, и наружу выходит детектив. Сегодня она распустила волосы и надела черную кожаную куртку, которую он купил ей в Вегасе. Она ослепительна. Она улыбается, и Люцифер тоже улыбается, пока не понимает, что ее улыбка предназначена какому-то мужчине.              Он довольно привлекателен – хорошо одетый, широкоплечий, с волевым подбородком. Они останавливаются у входа, и, когда детектив запрокидывает голову и смеется, Люцифера охватывает такая жгучая ревность, что кисти его рук на миг вспыхивают.              «Так что она нашла себе того, кто дал ей то, что ей было нужно, − напевает голос из динамика. − Кого-то другого…»              − Заткнись, − рявкает Люцифер на радио, со всей силы нажимая на кнопку выключения. Машина погружается в тишину.              Люцифер снова выглядывает из окна. Детектив отрывисто кивает незнакомцу и направляется к Кадиллаку. Люцифер неотрывно наблюдает за ней. В глубине души он понимает, что его ревность совершенно беспочвенна. Это всего лишь случайный знакомый. Они никогда не увидят его снова. Однако он ее рассмешил, к тому же он симпатичный и хорошо одетый и, вероятно, не испытывает трудностей с тем, что произнести «я тебя люблю». Проклятье, он, возможно, прямо сейчас это и сказал. Кто может встретить ее и не влюбиться?              Дверца машины открывается, и детектив занимает водительское сиденье.              − Погода просто отличная, − улыбаясь ему, говорит она. – Неудивительно, что люди на Среднем Западе так любят осень. В такие дни я бы все свое время проводила на улице.              Люцифер согласно хмыкает.              Она разворачивается лицом к нему.              − Уверен, что не…              − Кто это был? – не успев передумать, спрашивает он.              Детектив нахмуривает брови.              − Что?              − Тот мужчина, с которым ты разговаривала. Кто он?              Ее лицо снова разглаживается.              − О, его зовут Брэд. Приятный парень.              − И забавный, как я понял.              Она снова хмурится, а потом, присмотревшись к нему, закатывает глаза.              − О боже.              − Что?              − Серьезно? Ты ревнуешь к какому-то случайному парню?              − Я не ревную. Мне просто интересно, что такого смешного он тебе сказал. Тебе было довольно весело, и я…              − Он говорил о своем муже, Люцифер. Они отправились в поездку по случаю юбилея свадьбы.              Люциферу остается только таращиться на нее.              − О-о.              − Да. О-о. Что с тобой сегодня?              −Со мной ничего, − нахмуривается он.              − Определенно что-то не так. Ты то угрюм, то чрезвычайно энергичен.              − Я не угрюм. Угрюмость для вампиров и подростков.              Она всматривается в него, а потом наклоняется и касается его руки своей.              − Серьезно, малыш. Ты в порядке?              − Да, да, я в норме, − рявкает он, вырывая руку. – Оставь психоанализ доктору.              Как только эти слова слетают с его губ, он понимает, что перегнул палку – на ее лице отражается обида, и его охватывает страх. Вот как он ее потеряет. Вот как это начнется. Он ей не ровня, к тому же и так уже превысил лимит ее терпения. Она лучшее, что с ним случилось, но он причиняет ей боль.              − Прошу прощения, − быстро добавляет он. – Я не…              Он замолкает. Она выжидающе смотрит на него, и он хочет сказать, чего боится, но при этом боится узнать, что прав.              − Прости меня, − вместо этого бормочет он.              На ее лице появляется сочувственное выражение, от которого у него сжимается сердце. Она заслуживает кого-то получше угрюмого вспыльчивого Дьявола, которого ей приходится прощать каждые пять минут.              − Иди сюда, − шепчет она и, когда он наклоняется к ней, берет его лицо в ладони и целует так, словно любит.              − Я люблю тебя, − говорит она.              «Почему? – хочется спросить ему. – Сколько это продлится?»              Сердце снова сжимается. Когда она выпрямляется и улыбается ему, он заставляет себя улыбнуться в ответ. Она проводит большим пальцем по его подбородку и кивком головы указывает на радио.              − Устал от песен 90-х?              Он вспоминает последнюю песню и снова чувствует дурноту.              − Да.              − Я знала, что это лишь вопрос времени, − фыркает она. – Можем послушать что-нибудь другое.              Она включает радио, и он морщится. Впрочем, она тут же нажимает на кнопку поиска, так что ему удается избежать повторного прослушивания той ужасной песни.              Она пропускает станцию с кантри-музыкой, несколько станций со статическими помехами, станцию с классической музыкой и останавливается на какой-то бодрой песне.              − Обожаю эту песню, − радостно выдыхает она.              Люцифер бросает взгляд на экран, чтобы прочитать название.              − «Че делать парню»? Какое надругательство над грамматикой. Чему вас, людей, учат в ваших школах?              − И ты еще возражаешь, когда я называю тебя ботаником, − закатывает глаза она.               Он ее игнорирует.              − И исполняет ее очередной бойз-бэнд. Как предсказуемо с твоей стороны.              Она переводит рычаг переключения передач на задний ход и выезжает с парковки.              − То, что это бойз-бэнд, не означает, что они не классные. И песня просто отличная.              − Песня ужасная. Тебе надо голову проверить.              − Я не потерплю очернения Jonas Brothers в этой машине, − заявляет она, подняв вверх указательный палец. – Если тебя что-то не устраивает, можешь ехать на крыше до самого Нью-Йорка.              Он презрительно фыркает, но она его полностью игнорирует, прибавляя скорость и тряся головой в такт музыке. Выезжая на шоссе, она начинает подпевать, при этом попеременно смотря в зеркало заднего вида и боковые зеркала. Она не совсем попадает в ноты, но Люциферу все равно: это очаровательно. Она очаровательна.              − Признай, − говорит она, усмехаясь ему, словно прочитав его мысли, − что это прилипчивый мотив.              Так и есть, но он ни за что в этом не признается.              − Это что-то с чем-то, − вместо этого говорит он.              Она закатывает глаза и продолжает подпевать до самого конца песни. Он наблюдает за ней, пытаясь сдержать улыбку. Когда песня наконец заканчивается, она откидывается на сиденье с довольной улыбкой.              − Здорово, − бормочет она. Начинает играть следующая песня, и, сморщив нос, детектив убавляет громкость. – А вот это уже не так здорово.              − Так каков ответ?              − А? – недоумевающе хмурится она.              − В песне, − поясняет он. – Они хотели знать, что потребуется, чтобы… какая там была фраза? Оказаться…              − У тебя в плену.              − Точно. Так что для этого потребуется?              Она ослепительно улыбается.              − Спрашиваешь для себя?              Разумеется, он спрашивает для себя. Он хочет получить руководство пользователя под названием «Как сделать так, чтобы детектив всегда была счастлива». Он хочет получить детальный перечень всего того, что она любит и ненавидит, чтобы всячески избегать второго. Он хочет получить гребаную научную степень по изучению Хлои Джейн Деккер, чтобы быть уверенным, что она всегда – всегда− будет его любить. Однако он совсем не хочет показаться буйнопомешанным, одержимым ею – даже если так оно и есть – поэтому пытается сохранить невозмутимость.              − Просто любопытно, − говорит он, взмахнув рукой в нарочито небрежной манере. – Я не пытался что-то у тебя выведать, если ты об этом.              Она усмехается, но не спорит.              − Итак? – напоминает о себе он.              − Итак что? Хочешь получить список того, что мне нравится в мужчинах?              Он поднимает брови.              − У тебя целый список есть?              − Нет, − фыркает она. – Люди составляют их только в романтических комедиях.              − Что ж, а если бы у тебя был список, что бы в него входило?              Она пожимает плечами.              − Не знаю. Я никогда об этом не задумывалась.              − Неудивительно, что ты вышла замуж за кретина.              Она вздыхает.              − Я просто говорю, что если бы твои требования были несколько выше и ты составила бы список, возможно, ты не пошла бы к алтарю с мужчиной, который носит браслеты с камнями и ест пудинги.              − Ты тоже носил такой браслет, − замечает она.              − Я был вынужден, − фыркает он.              − Нет, не был. И, учитывая, что ты постоянно крадешь его пудинг, твои претензии безосновательны.              − Это все мелочи, − нетерпеливо взмахнув рукой, заявляет он. – Ты уходишь от ответа.              − А какой был вопрос?              − Почему ты вышла за Дэниела?              Она подозрительно всматривается в него.              − Если я скажу, ты не начнешь ревновать?              − Не говори глупостей. Я скорее приревную к мешку картошки, чем к детективу Кретину. А теперь сосредоточься, пожалуйста. Почему ты вышла за него?              − Потому что любила его, – пожимает плечами она.              − Да, но почему? Что он такого сделал, что ты была готова провести остаток жизни в качестве миссис Кретин?              Она закатывает глаза, а потом закусывает губу и как будто всерьез обдумывает его вопрос. Он пытается проявить терпение и сопротивляется желанию попросить ее думать быстрее, но это трудно. Он отчаянно хочет услышать ответ. Он не планировал начинать этот разговор сейчас, но грех упускать такую отличную возможность. Если он установит, что побудило ее согласиться провести остаток дней с Дэниелом, то, возможно, сможет выяснить, что побудит ее остаться с ним, несмотря на то, кем он является.              − Полагаю, частично потому, что он меня смешил, − в конце концов отвечает детектив.              − Дэниел? – поражается Люцифер. – Дэниел тебя смешил? Как? Он самый несмешной человек из всех, кого я знаю.              − Значит, ты плохо его знаешь, − улыбается она. – Несмотря на его ужасные навыки стендапера, он довольно забавный. Нам было весело вместе.              − И для тебя это важно? Смеяться и весело проводить время?              − Ну да. Жизнь – тяжелая штука, но она становится легче, если рядом есть кто-то, с кем можно повеселиться.              Люцифера накрывает волна облегчения. Он постоянно смешит ее. И им весело вместе. Это хорошо, верно?              Но детектив еще не закончила.              − Он как-то пытался научить меня серфингу, − снова улыбаясь, продолжает она. – Я люблю пляж, но серфинг – это не мое. У меня просто ужасно получалось, но ему было все равно. Он проявлял терпение, давая мне советы, и при этом не вел себя, как придурок. И потом он попросил меня научить его чему-нибудь, что хорошо получалось у меня. Мне это понравилось. Идея баланса сил, понимаешь? Мы словно бы дополняли друг друга.              Люцифер сглатывает. Он не отличается терпением. На самом деле он совсем не терпелив. Она не раз называла его придурком. И он никогда не просил ее научить его чему-нибудь, что у нее хорошо получается. Он полагает, что их совместная работа считается, учитывая, что она лучший детектив полиции Лос-Анджелеса и многому научила его в плане раскрытия преступлений. Но Дэниел говорил, что ее жизнь не ограничивается только работой, и Люцифер не помнит, когда последний раз просил ее поделиться с ним чем-то интересным для нее. Фактически он устроил их первое свидание – ну, то есть полусвидание – так, что оно включало все то, что интересовало его.              − Он первым серьезно отнесся к нашим отношениям, − продолжает детектив. Ее голос смягчается, и хотя она сосредоточена на дороге, взгляд у нее несколько отсутствующий – она полностью погрузилась в воспоминания.              − Я хочу сказать, что любила его, но просто… не была уверена, что он тот самый.              − И что тебя убедило?              − Многое, полагаю.              − Например?              − Например то, как он повел себя во время годовщины смерти моего отца. Он не знал, что делать, поэтому прямо спросил, что мне нужно. И когда я ответила, он так и сделал. – Она улыбается ему. – Вроде как я попросила тебя быть рядом, когда я проснусь утром, и ты был.              Люцифер улыбается в ответ, потому что знает, что она пытается обнадежить его, но он отнюдь не обнадежен. Может, он и сделал что-то правильно этим утром, но как часто до этого он пытался угадать, вместо того чтобы просто спросить? И, хуже того, как часто она говорила, чего хочет, а он игнорировал ее? Не это ли он сделал в Вегасе?              Детектив перемещает руки на руле.              − Был еще один случай на службе. Мы работали на лос-анджелесском марафоне. В таких случаях привлекают всех, кого только можно, и нам с Дэном назначили участок у самой финишной прямой. И парень-подросток – ему вряд ли было больше семнадцати – просто упал. Медики были поблизости и сделали все, что могли, но у него был обширный инфаркт. Он умер прямо там, в нескольких метрах от финиша.              Она медлит и закусывает нижнюю губу. Ее глаза наполняются слезами, и Люцифер хочет утешить ее, однако застывает на месте, боясь того, что она расскажет ему дальше.              − Его мать тоже там была, − тихо продолжает она. – И когда медики сказали ей, что ничего больше не могут сделать, она просто… она потеряла самообладание. Кричала и плакала. Никто не мог ее успокоить, но Дэн просто… обнял ее. Вряд ли он сделал это осознанно. Он просто обнял ее, и она обняла его в ответ и успокоилась. В тот момент я как-то не задумывалась об этом, по понятным причинам, но потом пришла к выводу, что если он поступил так по отношению к человеку, которого даже не знал, то о чем мне беспокоиться, если он любит меня?              Люциферу кажется, он перестал дышать, потому что то, что она описала, в точности повторяет произошедшее на той заправке с недомерком и его камнями. Кому-то нужно было немного доброты, и Дэниел проявил ее не задумываясь, как и детектив, а он… он не такой. Он просто не способен на это. Его не назовешь добрым, сострадательным, доброжелательным.              Он Дьявол.              Детектив прочищает горло и как будто бы выныривает из омута воспоминаний.              − В любом случае, − говорит она, взмахнув рукой, − теперь мы в разводе, так что мне, вероятно, все же следовало беспокоиться. − Она посмеивается над своей шуткой и затем переводит на него взгляд. − Устраивает тебя такой ответ на твой вопрос?              Он сглатывает ком в горле.              − Да, устраивает.              − Что насчет тебя?              − Что насчет меня? – недоумевает он.              − Что нужно, чтобы ты оказался в плену?              Он ошарашенно смотрит на нее, ведь никто до нее не задавал ему подобного вопроса. Никому не было дела до ответа на него. Он не из тех, кто заводит серьезные отношения, и все это знают, но никто и не хотел заводить их с ним.              Никто до нее.              Он хочет вечности вместе с ней. Он настолько сильно хочет этого, и она улыбается ему так, словно тоже этого хочет, что он позволяет себе надеяться. Он знает, что не должен, потому что он то, что он есть, но все равно надеется.              − Ты, − бормочет он. – Ты нужна.        ***              Они останавливаются на ночь в маленьком городке в Пенсильвании.              Отель не назовешь фешенебельным, но номер чистый и немного просторнее большинства тех, в которых они останавливались до этого. Они отправляются поужинать на пивоварню в одном из соседних городков и, сидя на патио, наблюдают за улицей, которая постепенно наполняется людьми, палатками и тентами.              − Что происходит? – спрашивает детектив, когда официант приносит им десерт.              − О, это осенний бал, − жизнерадостно отвечает официант.              Они оба нахмуриваются.              Увидев выражение их лиц, официант смеется.              − У нас есть две ежегодные традиции, − поясняет он. – Весенний и осенний балы. Это фестивали празднования сезонов. В палатках продают всякую всячину, устраивают живые исполнения и играют в игры. В этом году на эти выходные еще и встреча выпускников приходится. Вот почему так много людей носит одежду темно-красных и золотых тонов.              Люцифер присматривается к толпе, и, точно, большинство людей, проходящих мимо и собирающихся в группы, носят одежду темно-красных и золотых тонов с названием их города, выгравированном на ткани.              − Вам стоит погулять, когда закончите, − предлагает официант. – Это типичный для маленьких городов праздник. – Он выпячивает грудь. – Тут даже как-то кино снимали. Называлось «Влюбиться на Мэйн-стрит». – Он кивком головы указывает в сторону конца улицы. – В качестве декораций использовали отель на Мэйн-стрит.              − Как волнующе, − сухо замечает Люцифер.              Уголки рта детектива ползут вверх.              − Это и вправду волнующе, − говорит она, только, судя по ее голосу, вполне искренне.              Официант весь сияет, явно гордый за свой город.              − Да. В любом случае, вот ваш чек. Можете не торопиться, оплатите, когда будете готовы.              Он улыбается им и уходит прочь.              Люцифер наблюдает за детективом, пока они едят шоколадный торт, который она заказала на десерт. Она не отрываясь смотрит на улицу, заполненную людьми. Он знает, что она хочет присоединиться к ним и побродить по округе, так что после оплаты счета предлагает ей прогуляться.              Она переводит на него взгляд и нахмуривается.              − Думаешь, это безопасно?              − У меня есть крылья и руки-лазеры. Что копы маленького городка могут этому противопоставить?              Она улыбается.              − Ну, когда ты так это формулируешь. – Затем она снова хмурится. – Ты уверен, что хочешь пойти?              Чувство вины острыми когтями впивается ему в грудь. Она хочет этого, но привыкла делать то, чего хочет он – настолько привыкла к его жалобам в случаях, когда ему приходится делать то, чего он не хочет – и потому готова отказаться от своего желания ради него.              Он берет ее руку и подносит к губам.              − Буду счастлив, − бормочет он, оставляя поцелуй на костяшках ее пальцев, и жестом указывает на улицу. – После тебя, дорогая.              Она улыбается и ведет его за собой в толпу.              Какое-то время все идет как по маслу. Они бродят мимо палаток и тентов, держась за руки, и рассматривают продаваемые безделушки, одежду и выпечку. Он покупает ей горячего яблочного сидра, и он ей так нравится, что он покупает еще кружку. Каким-то образом они оказываются вовлеченными в нелепую игру, называемую Корнхол (2), с пожилой парой, и весьма в ней преуспевают. Они играют несколько раундов, но когда вокруг собирается толпа после их выигрыша у пары, которая, похоже, никогда не проигрывала, они обмениваются понимающими взглядами и целенаправленно проигрывают следующий раунд.              − Может, мне стоит купить несколько наборов этой игры для «Люкса», − говорит он, обнимая ее рукой за плечи, когда они уходят прочь.              Она усмехается и накрывает его руку, покоящуюся у нее на плече, своей.              − Да, уверена, что участницы девичников будут в восторге от бросания мешков с бобами на деревянные доски.              − Ты удивишься, когда узнаешь, что делают люди, нагрузившиеся бесплатной выпивкой.              − Не удивлюсь, − смеется она. – Давай вернемся в отель.              − Хватит с тебя провинции, да? Полагаю, городская девушка довольно скоро начинает скучать по стальным башням и бродягам, орущим непристойности.              Детектив криво усмехается.              − О, не знаю. Мне вот стало любопытно, а как бы ты выглядел в одной из этих школьных курток, в которых тут все расхаживают.              Он растерянно моргает, но потом его мозг услужливо рисует ему картину, в которой она носит короткую юбочку чирлидерши, а он опускает голову между ее бедер.              − Нам надо устроить ролевую игру, − быстро заявляет он.              − Ты так считаешь? – смеется она.              − Да, считаю. Абсолютно точно надо. Я могу украсть куртку у одного из этих нечестивцев, а потом ты…              − Люцифер.              − Да, да, я знаю, ты не приемлешь воровство по моральным соображениям, но я…              −Люцифер, − повторяет она и тянет его на себя, побуждая остановиться.              − Что такое? – спрашивает он, переводя на нее взгляд.              Она смотрит на что-то справа от них, нахмурив брови, и, проследив за ее взглядом, он видит боковую улицу, сокрытую тенями, в которой какую-то женщину прижимает к кирпичной стене здания мужчина гораздо крупнее ее. Похоже, он на нее орет и угрожающе трясет указательным пальцем у нее перед лицом, второй рукой держа ее за предплечье. Должно быть, он слишком сильно сжимает его, потому что она поворачивает голову в сторону его руки с гримасой боли.              Детектив решительно и уверенно направляется в их сторону. Люцифер следует за ней. Когда они оказываются в паре метров от пары, он открывает рот, чтобы предложить ей дать ему возможность все уладить, но не успевает это сказать.              − Эй, − твердым, авторитетным голосом говорит детектив. – Отпустите ее.              Мужчина оглядывается на нее через плечо. Он осматривает детектива с ног до головы, презрительно кривясь, а потом отворачивается.              – Отвалите, дамочка.              Люцифер стискивает зубы и сжимает кулаки. Ему совсем не нравится тон этого мужчины.              Похоже, детективу он тоже не по вкусу. Она встает рядом с ним и, положив руку ему на плечо, отпихивает его в сторону.              − Я сказала, отпустите ее.              Мужчина делает шаг назад, удивленно моргая, но отпускает руку женщины.              − Это не ваше дело, − заявляет он, раздраженно кривя губы.              − Мое, если вы причиняете ей боль.              Мужчина презрительно фыркает.              − Я ничего ей не сделал. Не так ли, детка?              Женщина хлюпает носом и ничего не отвечает.              − Да, поэтому у нее синяки на руке, − рявкает детектив, указывая на руку женщины. Она окидывает мужчину исполненным отвращения взглядом и поворачивается к незнакомке. Отвращение на ее лице сменяется сочувствием, и она встает между ними, словно живой щит.              − Вы в порядке?              Женщина плачет, но утвердительно кивает. Когда она поднимает руку, чтобы убрать упавшие на глаза волосы, Люцифер замечает обручальное кольцо у нее на пальце. Гнев, что уже пульсировал в его крови, начинает понемногу закипать. Этот мужчина стоял перед этой женщиной и обещал любить и беречь ее, а вместо этого делает вот это?              Детектив обнимает женщину за плечи.              − Пойдемте. Давайте уведем вас отсюда.              − Эй, − рявкает мужчина. – Ты никуда не пойдешь, сучка.              Этот эпитет оказывается последней каплей, и гнев Люцифера наконец достигает точки кипения. А когда мужчина хватает детектива за руку, все вокруг как будто бы замирает. Детектив неуязвима. Она не чувствует, как этот мужчина сжимает ее руку. Она не чувствует боли. Он не может причинить ей вреда. Однако же все это не имеет значения.              Потому что Люцифер теряет самообладание.              Выступив вперед, он вырывает руку детектива из захвата незнакомца, хватает его за грудки и дергает на себя, так что их лица оказываются всего в нескольких сантиметрах друг от друга.              −Не смей говорить с ней подобным образом, − шипит он.              Незнакомец усмехается ему. От него несет алкоголем.              − А что ты мне сделаешь?              Люцифер бьет его по лицу. Женщина охает, детектив широко распахивает глаза, а мужчина отшатывается от силы удара.              Люцифер приглаживает пиджак и поправляет запонку.              − Это, для начала.              Мужчина выпрямляется.              − Думаешь, ты крутой, да? – Он подносит сжатые в кулаки руки к лицу. – Давай, покажи на что способен.              − Люцифер, − зовет детектив.              Он игнорирует ее, ступая вперед. Незнакомец тоже наступает, занося руку для удара, который просто смешон. Люцифер с легкостью уклоняется, хватает его за запястье и за плечо и тянет вниз, одновременно поднимая согнутую ногу. Локоть незнакомца врезается в колено Люцифера, и раздается тошнотворный хруст и крик боли. Люцифер отпускает руку противника и бьет его в челюсть с такой силой, что кровь и слюна брызжут во все стороны.              − О боже! – восклицает женщина.              Ее муж падает на землю боком, держась за сломанную руку. Кровь стекает из его рта на дорожное покрытие.              − Люцифер, − снова зовет его детектив. Он чувствует прикосновение ее пальцев к своей руке и хотя не пытается вырваться из ее захвата, но и не подчиняется ее невысказанной просьбе. Наклонившись, он хватает незнакомца за грудки и встряхивает, так что его голова заваливается назад.              − Извинись перед ней, − велит он, наклонившись, и заглядывая ему в глаза.              Мужчина выплевывает сгусток крови и слюны в лицо Люцифера.              − Я не извиняюсь перед шлюхами.              −Серьезно? – гневно вопрошает детектив.              Ее гнев ничто по сравнению с яростью, охватившей Люцифера.              Издав рык, он вырывает руку из захвата детектива и снова бьет мужчину по лицу. Затем еще раз. Его кисть воспламеняется, когда он замахивается в третий раз, и он этому рад, потому что хочет оставить след на лице этого мерзкого червяка. Он хочет, чтобы на этом человечишке остался отпечаток его кулака, чтобы он никогдане забыл о случившемся.              – Люцифер! – восклицает детектив, хватая его за запястье. – Прекрати.              Усилием воли Люцифер тушит пламя, но не отходит от поверженного противника. Он наклоняется к нему, и его глаза вспыхивают адским огнем.              – Тебе нравится запугивать женщин, да? – выплевывает он. – У нас припасено особое место в аду для таких, как ты. Думаю, предварительная демонстрация не повредит.              Когда его лицо на миг трансформируется в дьявольское, мужчина широко распахивает глаза и открывает рот в беззвучном крике. Люцифер пытается высвободить руку из захвата детектива, но она впивается в его кожу ногтями.              – Люцифер, прекрати, – велит она. – Тут уже толпа собирается. Они все увидят.              Отчаяние в ее голосе заставляет его помедлить. Только убедившись, что дьявольское лицо пропало, он оглядывается через плечо, и, действительно, рядом с ними формируется толпа. Большинство людей выглядят сбитыми с толку, но некоторые явно напуганы.              – Вызовите копов, – говорит кто-то из толпы.              – Они рядом с беседкой, – выкрикивает какая-то женщина. – Тейлор, приведи их!              Какой-то подросток пробирается через толпу и бежит в сторону беседки. Люцифер выпрямляется, а мужчина падает на землю у его ног – окровавленный, избитый и стонущий. Люцифер вытирает кровь и слюну с лица, переводит взгляд на руку и замирает, увидев, что костяшки пальцев покрыты кровью.              Детектив тянет к нему руку.              – Люцифер, – начинает она мягким тоном, но он не позволяет ей закончить, отшатываясь от ее прикосновения, словно она его обожгла.              Она недоумевающе хмурится. Мужчина в куртке с логотипом пожарных выскакивает из толпы и спешит к ним.              – Вы в порядке? – спрашивает он, вставая рядом с детективом. Он окидывает Люцифера неприязненным взглядом и кладет руку детективу на плечо. – Он и на вас напал?              Люцифер замирает, чувствуя, как перехватывает дыхание, когда слова пожарного эхом отзываются у него в голове.              Раздраженно фыркнув, детектив отшатывается от прикосновения пожарного.              – Я в порядке. Проблема тут совсем не в нем.              Люцифер начинает отступать.              Детектив замечает это и быстро переводит на него взгляд.              – Люцифер, – зовет она, поднимая руку, словно в попытке успокоить дикого зверя. – Все нормально.              Он разворачивается и убегает прочь.              Она спешит за ним.              Он устремляется к задней стене кирпичного здания. Никто не следует за ним, кроме нее, но он не замедляет шаг. Он убегает не от них, а от нее. Ей небезопасно находиться рядом с ним. У него на руках кровь, и он не способен владеть собой. Ей лучше без него. Ей безопаснее без него.              – Люцифер, – зовет она. – Люцифер, подожди.              Он забегает за угол и оказывается позади здания, рядом с мусорным баком и служебным входом в магазин игрушек. Рядом никого, и это хорошо – никто не увидит.              Детектив забегает за угол, следуя за ним, и он разворачивается к ней лицом.              – Люцифер, – повторяет она. Он не в силах видеть ее такой обеспокоенной. Она успокаивающе поднимает руки вверх и добавляет: – Просто остановись, хорошо?              Он поводит плечами и выпускает крылья.              Она замирает, а затем на ее лице появляется суровое выражение.              – Не смей, – велит она, грозя ему пальцем.              Он игнорирует ее, взмывая в небеса.        ***              Люцифер не знает, как долго провел в полете, паря среди облаков, когда детектив начинает молиться ему.              «Люцифер», – раздается ее голос у него в голове.              Он широко распахивает глаза. Слышать ее, когда физически она далеко, довольно странно. Не то чтобы ему это не нравится. Ему нравится звук ее голоса, но прошли многие тысячелетия с тех пор, как кто-то неоднократно молился ему, так что он забыл, насколько это глубоко личное ощущение – чей-то еще голос в твоей голове.              «Я знаю, ты меня слышишь, – продолжает она. – Сейчас же тащи свою пернатую задницу в наш номер. Нам надо поговорить».              Фраза «пернатая задница» заставила бы его улыбнуться, если бы она не казалась такой рассерженной. Секунду спустя до него вновь доносится ее голос, только на этот раз он звучит куда мягче.              «Пожалуйста, – молит она. – Ты сказал, что не будешь убегать».              Чувство вины сжимает ему горло. Она права: он дал слово, что не будет убегать, но именно это и сделал. Ему нужно вернуться.              Но он знает, что в таком случае произойдет. Он думал, что у него будет больше времени перед тем, как она достигнет предела своей прочности, но в глубине души понимает, что этот час настал. Она будет извиняться, чувствуя себя виноватой. Вероятно, даже заплачет. «Но я не могу быть с мужчиной, который с такой легкостью причиняет вред людям». Может, она даже упомянет дитя. «Мне приходится думать не только о себе, но и о Трикси». И она права: он опасен. Им лучше без него.              Если она порвет с ним, означает ли это конец их профессиональных отношений? Захочет ли она полного разрыва, или они смогут и дальше работать вместе? Он не хочет лишиться возможности видеть ее, но не уверен, что справится с этим возвратом в прошлое. Он не уверен, что сможет видеть ее каждый день, зная, что она никогда больше не будет с ним.              Он не хочет возврата к рабочим отношениям. Он не хочет терять ее.              Но он Дьявол своего слова.              У него уходит всего несколько минут на то, чтобы добраться до их отеля. Он приземляется среди деревьев позади здания, убирает крылья и направляется к главному входу. Добравшись до их номера, он колеблется. По какой-то причине ему становится трудно дышать. Сердце колотится, грудь словно бы сжата в тисках. Будь он человеком, то, возможно, забеспокоился бы, решив, что у него инфаркт. Но он не человек.              Он стискивает зубы, вставляет ключ-карту в считыватель и распахивает дверь.              Детектив у дальней стены номера. Она сидит с закрытыми глазами в кресле у окна, упираясь локтями в колени и потирая виски. Когда он входит, она резко поднимает голову и вскакивает на ноги.              Дверь громко захлопывается за ним. Какое-то время никто из них не произносит ни слова. Они просто смотрят друг на друга с противоположных сторон комнаты в напряженном молчании. Она так и не сняла ту черную куртку, и это напоминает ему о Вегасе.              Он сожалеет, что они вообще вышли из этого номера. Он сожалеет, что, когда она предложила поужинать, он не привлек ее к себе, шепча, что не хочет делить ее с миром, а потому им стоит остаться.              – Никто за мной не следил, – наконец нарушает молчание она. – Никто не знает, где мы, так что провести тут ночь будет безопасно, хотя ты вряд ли об этом подумал, прежде чем взмыл ввысь и бросил меня там.              Его накрывает волна стыда. Ему хочется раболепно пасть на колени у ее ног, но он словно бы прирос к полу, понурив голову.              – Ты злишься, – тихо замечает он.              Она безрадостно смеется и складывает руки на груди.              – И как ты догадался?              Он сглатывает. Если она злится, то ему будет больнее, чем он думал.              – Я прошу прощения, – бормочет он. – Мне следовало держать себя в руках и не следовало бить его, или показывать свое лицо, или…              – Погоди, ты считаешь, я из-за этого злюсь?              Он растерянно моргает.              Она выглядит потрясенной.              – Он бил свою жену, Люцифер. Если бы ты не врезал ему, я бы сама это сделала.              – Но ты пыталась остановить меня.              – Да, потому что думала, что ты превратишься в сверхновую, – поясняет она, всплеснув руками. – Ты не можешь воспламеняться всякий раз, когда тебе захочется, малыш. Уж точно не когда мы в бегах. Я знаю, ты импульсивен, но ты не можешь… порой надо сначала подумать, ясно?              От ласкательного обращения у него сжимается сердце, а внезапное отсутствие гнева в ее голосе вызывает недоумение. <taи       – Но тогда?.. – непонимающе хмурится он.              Она окидывает его сердитым взглядом.              – Ты улетел и оставил меня там одну. Мы должны действовать сообща, помнишь? Ты не можешь обещать, что больше не сбежишь, а потом именно это и делать. – Она грозит ему пальцем. – И клянусь твоим отцом, если ты скажешь, что полет не считается побегом, я тебе врежу.              Он смотрит на нее, раскрыв рот от удивления, потому что рассчитывал явно не на такой разговор. Все должно было быть по-другому.              – О-о, – в конце концов протягивает он.              – О-о? – потрясенно переспрашивает она. – Это все, что тебе есть сказать? О-о?              Он сглатывает, но больше ничего не добавляет.              На ее лице появляется выражение решимости.              – Ладно, – говорит она и, подойдя ближе, снова грозит ему пальцем. – Ты весь день странно себя вел, однако я проявляла терпение, позволяя тебе самому во всем разобраться, но всему есть предел. Расскажи, что с тобой происходит.              Он открывает рот, но по-прежнему не может выдавить из себя ни слова. Его мозг запинается об осознание того, что она не испытывает отвращения к тому, что он сделал. Она не испытывает отвращения к нему.              – Люцифер, я думала, это уже позади, – говорит она. – Почему ты снова держишь меня на расстоянии вытянутой руки?              Это задевает его за живое.              – Я не единственный, кто так поступает, – парирует он, прищурившись.              – О чем ты? – недоумевает она.              – Я знаю, что тебе снятся кошмары обо мне.              Она замирает и бледнеет как полотно.              – Этим утром ты произнесла мое имя, – продолжает он. – Я это слышал. Когда я спросил об этом, ты ничего не ответила, и я знаю, почему. Я знаю, какой образ подсовывает тебе подсознание, когда ты наиболее уязвима. Я знаю, что ты просыпаешься в слезах, потому что видела мой истинный облик.              Она поджимает губы. Он уже знал, что прав, но ему все равно больно от того, что она не возражает.              – Так это правда, да? – требует он. Может, он ведет себя, как мазохист, но все равно хочет услышать это из ее уст. – В твоих снах я выступаю в роли злодея.              Она качает головой.              – Ты не… – Она облизывает губы и убирает прядь волос за ухо. – Это сложно объяснить.              Он издает резкий смех.              – Знаешь, а ты права, детектив: эти слова трудно выносить.              Она закрывает глаза, словно его слова причинили ей физическую боль.              – Прости.              – За что? Это же не ты в ужасе от того, что у твоего напарника кошмары из-за тебя.              – Не из-за тебя – из-за Сна. Они часть заклинания, Люцифер. Они не настоящие.              – Ты уверена? – бросает ей вызов он и простирает руки в стороны. – Я же Дьявол, не так ли? У меня есть дьявольский облик и ужасное, пугающее прошлое. Разве я только что не наказал человека?              – Ты вступился за ту женщину…              – Да плевать мне было на гребаную женщину! – практически орет он. – Как и на того ребенка на заправке. Я был жесток с ним.              – Нет, не был. Ты сказал, что будешь его другом…              – Потому что ты была там! Я сделал это для тебя. Разве ты не видишь? Ради отца, детектив. Я видел, как ты распознавала убийц, словно проклятая ищейка, но применительно ко мне ты вдруг потеряла свое профессиональное чутье, хотя я всегда был прямо у тебя перед носом. Перестань быть такой чертовски тупой – тебе это не идет.              – Не смей так со мной говорить, – заявляет она, и в ее глазах вспыхивает гнев.              – Дьявол стоит перед ней с кровью на руках, а ее волнует тон его голоса, – едко замечает он. – Тебе нравится держать меня на коротком поводке, да?              Она сжимает зубы.              – Прекрати это.              Он и не думает подчиняться.              – Давай я тебе все разъясню, раз уж ты упорно намерена закрывать на это глаза. Мне не видать искупления: у меня нет ни совести, ни ангельских порывов, ни желания поступать правильно. Единственное, что удерживает меня от следования своим низменным инстинктам – это ты. Только ты, которая посвятила всю свою жизнь защите невинных, стоишь между Дьяволом и остальным миром. И поэтому, детектив, ты все еще здесь. Я знаю, что ты поэтому все еще здесь. Потому что ты слишком хороший человек, чтобы отпустить чертов поводок и позволить мне творить хаос.              Он готов к ее гневу. Он готов к тому, что она сорвется, или накричит на него, или уйдет прочь. Но он оказывается не готов к расстроенному выражению на ее лице.              – Об этом ты целый день думал? – бормочет она. – Ты мучил себя, потому что думал, что я с тобой, только чтобы сдерживать тебя?              Он ненавидит сочувствие в ее глазах. Он ненавидит то, как ее голос дрожит от переполнявших ее эмоций. Он ненавидит ее безграничную доброту.              – Не важно, что я думаю, – рявкает он. – Важна только правда.              – И в чем она заключается? – спрашивает она, сложив руки на груди.              – Я недостаточно хорош для тебя и никогда не был. Я это знаю, как и все остальные, и это только вопрос времени, когда ты тоже это поймешь. Это не сказка, детектив. Я не превращусь в хорошего парня, если ты достаточно сильно меня любишь. – Он раскидывает руки. – Вот, что ты получишь. Вот все, что ты получишь.              – Люцифер, это то, чего я хочу. Я хочу тебя.              Он качает головой.              – Нет, не хочешь и не можешь хотеть. Я отказываюсь в это верить.              – Люцифер, – шепчет она со слезами на глазах. Преодолев разделяющее их расстояние, она протягивает к нему руки, но он отстраняется.              – Не трогай меня.              Она выглядит раздавленной. Он ненавидит себя за то, что стал тому причиной, но не может позволить ей прикоснуться к себе. Если она до него дотронется, он просто развалится на части. Он ощущает запах ее духов и этого чертова шампуня, и она так близко, так близко, что он мог бы уткнуться лицом в изгиб ее шеи и вдохнуть ее запах, если бы захотел, и он этого хочет. Он хочет упасть в ее объятия и умолять, чтобы она любила его, прижимала к себе и никогда не отпускала, но не может этого сделать. Пришло время оторвать пластырь. Пришло время перестать мучить себя и наказывать ее. Пришло время отпустить ее.              Он обходит ее и приближается к окну. Шторы задернуты, но не плотно, поэтому он может смотреть в небольшой зазор на парковку перед отелем. Солнце уже село и снаружи темно. «Как подходяще», – думает он, раз они наконец столкнулись с его тьмой.              Она не следует за ним. Он втайне желает, чтобы она снова преодолела разделяющее их расстояние, и ненавидит себя за эту слабость. В комнате воцаряется тишина – удушающая и давящая, совсем не похожая на ту уютную тишину, к которой он привык за последнюю неделю. Это болезненная тишина. Он причиняет боль ей и им обоим, но не может остановиться. Правда горька.              – Я люблю тебя, Люцифер, – тихо произносит детектив, нарушая молчание. – Я влюблена в тебя. Я знаю, что ты это знаешь.              Он разворачивается к ней лицом.              – Знание и понимание – это разные вещи, детектив. Ты говоришь это…              – Потому что это правда.              – … но в этом нет никакого гребаного смысла. Почему ты меня любишь? Весь мир будет у твоих ног, пожелай ты этого, так почему ты выбираешь любовь к монстру?              – Перестань так себя называть.              – Но это то, что я есть! Демоны кланяются мне. Понимаешь, что это означает? Они пугают и пытают ради забавы, но я внушаю им такой гребаный ужас, что они мне кланяются.              – Я не кланяюсь, Люцифер, – качает головой она. – Я не боюсь тебя.              Он прищуривается и, когда она не отводит взгляд, стремительно приближается к ней. Воздух вокруг них потрескивает от напряжения, словно в грозу, но она не отшатывается от него. Она запрокидывает голову, удерживая его взгляд, когда он встает вплотную к ней, и упрямо стискивает зубы.              Он сжимает руки в кулаки.              – Возможно, тебе стоит, – рычит он и позволяет глазам вспыхнуть огнем. – Я мог бы причинить тебе боль – это было бы очень легко. Мне даже не понадобились бы обе руки. Я могу сломать тебя.              Она наклоняется ближе к нему.              – Так сделай это.              Он растерянно моргает, явно не ожидая подобного ответа.              – Ты хочешь, чтобы я отшатнулась, – говорит она. – Ты хочешь, чтобы я сбежала и таким образом доказала все твои ужасные представления о себе. Но ты не прав. Я не боюсь тебя, Люцифер. Я не убегу. Ты хочешь доказать, что прав? Хочешь быть большим злым Дьяволом? Тогда сделай это – сломай меня.              Он впивается в нее взглядом, тяжело и отрывисто дыша, и сердце стремительно колотится у него в груди. Она смотрит на него, ничуть не обеспокоенная его гневом.              Он первым отводит глаза.              – Ты не можешь причинить мне вред, – шепчет детектив. – Ты не мог сделать мне порез прошлой ночью и не можешь причинить мне боль сейчас. И знаешь почему? Потому что ты не злой, Люцифер. Зло не способно на любовь, а я знаю, что ты меня любишь.              – Откуда ты знаешь? – допытывается он, вновь резко переводя на нее взгляд. – Я даже не могу произнести гребаные слова…              – Это не значит, что ты не чувствуешь любви. И не значит, что я этого не знаю.              Он недоумевающе смотрит на нее.              – Люцифер, – выдыхает она, глядя на него полными слез глазами. – Ты правда думал, что я не знаю? Ты правда думал, что то, что ты не можешь сказать эти три слова, перечеркивает все сказанное тобой? Все сделанное тобой?              Он чувствует жжение в глазах, стеснение в груди и сдавленность в горле. Попытавшись сделать вдох, он осознает, что не может дышать.              Она кладет ладонь ему на грудь прямо напротив сердца, и на этот раз он не отстраняется.              – Ты говорил, что веришь в меня, – шепчет она. – Ты говорил, я единственная, в кого ты веришь. Это была ложь?              – Я не лгу, – качает головой он.              – Тогда почему ты мне не доверяешь? Почему не веришь, когда я говорю, что люблю и хочу тебя? Почему не веришь, когда я говорю, что ты не зло?              Он хочет поцеловать ее. Он хочет привлечь ее к себе. Он хочет обнять ее и никогда не отпускать.              Вместо этого он отворачивается.              – Ты не понимаешь.              – Так объясни, – просит она, беря его за руку прежде, чем он успевает отойти. – Перестань отстраняться и поговори со мной.              Он замирает и на мгновение фокусируется на прикосновении ее пальцев к своему запястью, а потом поворачивается к ней лицом.              – Ты могла бы полюбить что угодно, детектив, – бормочет он, осторожно высвобождаю руку. – Кого угодно. Я видел, как ты это делаешь – я видел, как ты выказывала сочувствие убийцам и монстрам…              – Ты не монстр, – прерывает его она. – И сочувствие – это не любовь. Это не то, что есть между нами, Люцифер. Это не жалость. Я не испытываю к тебе жалости – я влюблена в тебя.              Он закрывает глаза.              – Перестань это повторять.              – Почему?              – Потому что ты заслуживаешь лучшего.              Она ничего не отвечает, и он ощущает ее до того, как слышит. Она снова ступает в его личное пространство и обвивает пальцами его запястье.              – Посмотри на меня.              Он открывает глаза.              – Дело не во мне. Дело в…              – Разумеется, в тебе, – прерывает он ее, снова вырывая руку. – Дело всегда в тебе.              – Люцифер…              – Я зажег солнце, – перебивает он, чувствуя внезапную необходимость заставить ее понять. – Я поместил звезды на небо. Я смотрел в глаза Бога и осмелился сказать ему нет. Я управлял адом. Я Дьявол. И я подчиняюсь тебе – хрупкому, маленькому человеку, не обладающему никакими силами. Я поклоняюсь тебе. Я поглощен тобой. Все во мне, весь я: огонь и кровь, Дьявол и ангел, – все это твое. Я полностью в твоей власти, и я…              Всхлип не дает ему закончить предложение. Он сглатывает, но горло по-прежнему сдавлено, и тогда он делает судорожный вдох, а потом еще один, но этого недостаточно. Он по-прежнему не может дышать.              Слезы начинают течь из переполненных глаз детектива, и он хочет стереть их, но не может заставить себя прикоснуться к ней: он этого не заслуживает.              – Я человек, идущий на виселицу, – шепчет он, захлебываясь словами. – Я Жанна Д’Арк у позорного столба. Я знаю, как это закончится. Я знаю, что однажды открою глаза и тебя не будет рядом. Мэйзикин была права: было бы гораздо проще уйти до того, как ты поймешь, что я такое, и оставишь меня, как все остальные. Но я не могу.              – Почему? – настаивает она. – Почему не можешь, Люцифер?              – Потому что ты надрываешь мне душу. Я раздираем отчаянием и надеждою... Я не любил никого, кроме… (3)              Он замолкает, осознав, что вновь бессознательно принялся цитировать ей чужие слова. Она смотрит на него широко распахнутыми глазами, и его обуревает внезапный приступ ярости.              Он сжимает руки в кулаки и отворачивается. Схватив первый попавшийся под руку предмет – пульт от телевизора, лежащий на комоде – он швыряет его через всю комнату. Пульт ударяется о стену и отскакивает. Затем Люцифер пинает свой чемодан, так что он ударяется о край кровати. Он снова его пинает, упиваясь отозвавшейся в ноге болью, а затем запускает пальцы в волосы и дергает с такой силой, что на глаза выступают слезы.              – Будь все проклято, - рычит он. – Будь оно все проклято. Я не могу воспользоваться собственными словами, даже когда захочу.              Он опускает руки, снова сжимая их в кулаки, и принимается вышагивать по комнате. Он хочет по чему-нибудь ударить. Он хочет швырять все, что попадается под руку. Он хочет разрушить номер и все, что в нем есть, а также весь чертов отель до основания, весь чертов штат Пенсильвания и, может, все прочие штаты вокруг него.              – Люцифер, – мягко зовет его детектив.              Звука ее голоса оказывается достаточно, чтобы частично унять его гнев, и это приводит его в еще большую ярость.              – Может, ты и не боишься меня, но это не изменит того, что я такое, – рычит он, снова поворачиваясь к ней лицом. – Ты как-то сказала, что не веришь, что я был тем парнем, но это так, детектив. Ты не хочешь, чтобы я начал войну, но я уже это делал. Ты не хочешь, чтобы я причинял вред людям, но я уже это делал. Я сломал позвоночник Джулиану, помнишь?              Она слегка вздрагивает, и ему этого оказывается достаточно. Он пользуется этим моментом, намереваясь быть таким безжалостным, каким его все считают, чтобы она наконец достигла своего предела прочности.              – Я пытал демонов просто за то, что они слишком громко разговаривали в моем присутствии. Я проводил тысячелетия в петлях, наблюдая за мужчинами и женщинами – кричащими, умоляющими и плачущими – и ничего не чувствовал. Я использовал людей. Я манипулировал ими. Я оказывал услуги, разрушал жизни и нес хаос, боль и смерть. Я такой, каким меня описывал тебе Кинли, и даже хуже. Я яд. Я кошмар, от которого ты никогда не проснешься. И даже ты, даже гребаное чудо, не может долго любить нечто столь темное и порочное.              Она снова начинает плакать. Он тоже плачет: его зрение помутилось, и он едва может говорить из-за кома в горле, однако должен достучаться до нее. Должен заставить ее увидеть.              – Я погублю тебя, – хрипит он. – Может, не сейчас, но это произойдет. Я заслоню тебя своей тенью. Я отравлю все хорошее, что есть в твоей жизни. Но я не хочу этого делать – не хочу погубить тебя. Пожалуйста, Хлоя, я молю тебя, просто положи конец моим мучениям. Просто уходи. Я разберусь с этим сном. Я верну тебе твою жизнь и твоего ребенка, даю слово. Просто… просто перестань давать мне надежду.              Она ничего не отвечает. По ее щекам по-прежнему текут слезы, и она с трудом втягивает воздух в попытке вдохнуть. Он полагает, что, если она настолько расстроена, то, может, он все-таки достучался до нее. Может, она наконец скажет «ты прав, с меня хватит». Он старается не думать о том, как больно ему будет потом.              Она подносит руки к лицу и вытирает слезы, и он сожалеет, что не может сделать это за нее. Она характерным движением поправляет куртку и ступает вперед. Он отходит в сторону, давая ей возможность беспрепятственно пройти к двери, и закрывает глаза, не желая видеть, как она уходит от него. Он не хочет, чтобы этот образ отпечатался у него в мозгу на всю оставшуюся вечность. Он хочет запомнить ее такой, какой она была этим утром – спящей и больше похожей на ангела, чем он когда-либо был.              Проходит несколько секунд. Не услышав, как она собирает свои вещи или как распахивается и захлопывается дверь, он открывает глаза.              Она стоит прямо перед ним. Ее глаза покраснели от слез, но она никогда еще не казалась ему прекраснее.              Она встречается с ним взглядом, в котором нет и следа неуверенности.              – Я не ухожу. Если ты хочешь уйти, я не стану тебя удерживать. Но я никуда не уйду.              Надежда вспыхивает в его груди и превращается во всепоглощающее пламя. Он пытается затушить его, окатив рациональными доводами, словно водой, но ее присутствие действует подобно бензину. Она все еще тут – она не ушла – и она воспламеняет его изнутри.              Она встает вплотную к нему, и внезапно он оказывается окружен ее запахом. Она пахнет, как ранние утра и нежные улыбки поверх ободка кружки с кофе. Как ночные засады и разделяемые снеки. Как смех, и солнечный свет, и секс, и любовь.              Как дом.              – Я знаю, ты боишься, – бормочет она. – Я знаю, что люди, которые должны были безоговорочно любить тебя, этого не делали. Я знаю, ты провел тысячелетия один, ненавидя себя за то, кем ты, по их словам, был, и теперь тебе трудно поверить мне, когда я говорю, что ты не такой. И я знаю, что в конце концов не важно, что я говорю или во что верю. Важно то, во что веришь ты.              Она подносит руки к его лицу, и от нежного прикосновения ее теплых ладоней у него сжимается сердце.              – Но ты говорил, что веришь в меня, – шепчет она. – Тогда позволь мне сказать, что я вижу, когда смотрю на тебя. Позволь мне сказать, что я люблю в тебе.              – Детектив, – нетвердым голосом произносит он, однако она не дает ему продолжить, покачав головой.              – У тебя была возможность высказаться, Люцифер. Теперь моя очередь.              Она перемещает руки ему на грудь и переводит на них взгляд. Когда она обхватывает лацканы его пиджака и принимается водить по ним пальцами вниз и вверх, он задается вопросом о том, подыскивает ли она подходящие слова? Возможно, ей трудно назвать те качества, которые она в нем любит.              В конце концов прижав ладони к его груди, она поднимает на него взгляд, и как только их глаза встречаются, он понимает, что ошибался.              – Я люблю то, как ты носишь костюмы, – бормочет она, слегка улыбаясь. – Я люблю то, как ты пахнешь, и звук твоего голоса. Я люблю то, как ты улыбаешься, когда ешь жевательных мишек, и то, как ты порой закрываешь глаза, когда играешь на пианино. Я люблю то, что ты носил браслет для Дэна, что позволил Трикси нарисовать единорога на своей щеке и что хранишь наш с ней снимок в бумажнике. Я люблю твою преданность Линде и то, как сильно ты любишь Аменадиэля, даже притом, что ты никогда этого не признаешь. Я люблю то, что, когда я заполняю отчеты, ты отправляешься в лабораторию и слушаешь болтовню Эллы на скучные научные темы.              Он сглатывает. Он не осознавал, что она замечала его отлучки в лабораторию, а ему следовало бы. Она все замечает.              – Ты хороший человек, Люцифер, – продолжает она. – И я люблю этого человека. Но ты больше, чем просто человек. – Она снова берется за лацканы его пиджака. – Покажи мне свои крылья.              У него сердце уходит в пятки.              – Пожалуйста, – бормочет она, наклоняясь ближе.              Он колеблется, но это бессмысленно. Он бессилен против нее, когда она так на него смотрит. Он глядит по сторонам, а потом немного передвигается влево и делает шаг вперед, чтобы ничего не задеть. Она следует за ним, по-прежнему держась за лацканы пиджака. Он делает глубокий вдох, поводит плечами и выпускает крылья. Они кажутся слишком громоздкими для номера отеля, чужеродными и неуместными, отчего он чувствует себя не в своей тарелке.              Она прослеживает крылья взглядом по всей длине и вдоль перьев, а потом смотрит ему в глаза и улыбается.              – Я люблю эту часть тебя, – говорит она. – Я люблю то, как ты встаешь немного ровнее, когда они распростерты, словно осознаешь их красоту. Я люблю то, как ты счастлив, когда летаешь. Я люблю ощущение полета на высоте нескольких сот метров над землей, зная, что я в безопасности, потому что ты не позволишь мне упасть.              Она закусывает нижнюю губу и, протянув руку, поглаживает перья кончиками пальцев. Он вздрагивает. Она медлит, всматриваясь в его лицо, а потом повторяет свое действие. На этот раз он не вздрагивает. Она удерживает его взгляд, проводя рукой вдоль и вниз по крылу, и его тело начинает расслабляться под ее прикосновением.              – Я люблю это, – шепчет она. – Я люблю то, что ты достаточно доверяешь мне, чтобы позволить прикоснуться к ним. Что ты любил меня достаточно, чтобы защитить от пуль Пирса. Что ты был достаточно силен, чтобы защитить меня от Дэна на пляже и унести прочь из Лос-Анджелеса.              Она убирает руку с крыла, и он тут же начинает скучать по ее прикосновению, однако не осмеливается признать это вслух. На этот раз она переключается на его руки, беря их в свои. Она обвивает его пальцы своими, поглаживая их большими пальцами, а потом поднимает их сцепленные руки и удерживает в пространстве между ними.              – Зажги свои руки.              Он беспрекословно подчиняется. Разве может быть иначе? Он способен создавать свет только благодаря ей. Это ее сила в той же мере, что и его.              Кисти его рук воспламеняются. Они необычайно яркие и горячие, но она не отшатывается, а просто переводит взгляд на огонь, охвативший ее кожу, тогда как он не отрывает взгляда от ее лица. Она как будто бы благоговеет перед его светом, но это не похоже на трепет, обычно испытываемый людьми при виде чего-то божественного. Это нечто иное – что-то, чему он затрудняется дать определение. Он просто знает, что ему это нравится.              – Я люблю то, что ты Светоносный, – продолжает она, поднимая на него глаза. – Я люблю то, что никто не может делать то, что делаешь ты. Я люблю то, что всю мою жизнь, еще до того, как я с тобой познакомилась, ты был со мной, потому что создал солнце и звезды в небе. Я люблю то, что еще до того, как ты научился его контролировать, ты защищал меня. Ты всегда, всегда защищал меня. Вот почему ты сделал меня неуязвимой.              Он качает головой.              – Я сделал это по эгоистичным причинам.              – Если ты любишь меня так сильно, что не хочешь прощаться, – это не эгоизм, Люцифер.              – А если я удерживаю тебя рядом с собой, когда ты заслуживаешь лучшего? – вызывающе спрашивает он, однако тон его голоса мягок. – Разве это не эгоистично?              Она улыбается.              – Ты не мог бы удержать меня, если бы я не хотела этого. Ты просил меня выбрать, и я выбираю тебя. Я всегда буду выбирать тебя.              Она говорит это с безошибочной уверенностью в голосе. Он всматривается в ее лицо в поисках хоть малейшего колебания, но не находит и следа. Он не лжет, но знает, когда другие лгут. И она не лжет.              Он видит, как она сглатывает, а затем стискивает его ладони.              – Покажи мне свое дьявольское лицо.              Он настолько ошарашен ее просьбой, что пламя на его руках мгновенно потухает. Смотря на нее с раскрытым от удивления ртом, он пытается высвободить руки, но она ему не позволяет.              – Не убегай, – шепчет она. – Ты обещал, что не сбежишь.              – Детектив…              – Ты как-то спросил, доверяю ли я тебе свою безопасность. И теперь я спрашиваю тебя о том же. Ты доверяешь мне свою безопасность?              В ее глазах столько искренности, что у него перехватывает дыхание.              – Я хочу, – шепчет он.              – Это не ответ. – Она снова сжимает его ладони. – Да или нет, малыш.              Он всматривается в нее и думает о Лос-Анджелесе и о том, как все люди, которых она любит больше всего на свете, просили ее бросить его, но она этого не сделала. Он думает о Вегасе, когда пытался оставить ее, но она ему не позволила. Он думает о Денвере и уверенности в ее голосе, когда она сказала «каждая прошедшая секунда» и о кольце, что свисает с ее шеи прямо сейчас. Он думает о поцелуях с ней под звездами, и звуке ее смеха в ванне прошлой ночью, и о том, как она смотрела на него за завтраком этим утром.              Он проглатывает ком в горле и произносит:       – Да.              – Тогда покажи мне свое лицо, свои крылья – всего себя. Покажи мне Дьявола.              Сердце стремительно колотится у него в груди, ударяясь о грудную клетку. Его ангельские крылья по-прежнему распростерты, но кажутся тяжелее, словно осознают, во что скоро превратятся. Комната кажется маленькой и леденяще холодной, но ее руки теплые и мягкие, а ее глаза сияют ярче, чем когда-либо прежде.              «Я выбираю тебя. Я вижу тебя. Я люблю тебя».              Он делает глубокий вдох, осторожно высвобождает руки и отступает на несколько шагов назад. Она опускает руки вдоль тела. Он удерживает ее взгляд, стремясь запомнить ее неиспуганной, а затем закрывает глаза и велит своему телу явить свой самый мрачный облик.              Раздается звук разрываемой ткани. Люцифер понимает, что он исходит от его рубашки, но не пытается смахнуть лоскуты. Он ждет резкого испуганного вдоха, но тщетно. Не слышит он ни оханья, ни вскрика, ни звука стремительно удаляющихся шагов или захлопывания двери.              – Посмотри на меня. – Только ее голос разбивает воцарившуюся в комнате тишину. Она произносит это командным тоном, в котором, однако, сквозит нежность – так она иногда обращается к дочери, и по какой-то причине от осознания этого ему хочется плакать.              Он открывает глаза и какое-то время смотрит на пол между ними, пытаясь набраться храбрости, и затем медленно поднимает голову, встречаясь с ней взглядом.              Он не видит страха, ужаса или отвращения. Все, что он видит – это те же ясные голубые глаза, смотрящие на него с такой любовью, что у него перехватывает дыхание.              Она шагает вперед, медленно преодолевая разделяющее их расстояние. Он замирает, и его крылья простираются еще шире, когда его тело напрягается, но она не вздрагивает от неожиданности, хотя он еще больше нависает над ней. Она не отступает и не колеблется. Она продолжает приближаться. Протянув руку, она обхватывает его пальцы с похожими на когти ногтями, и он удивленно втягивает воздух. Она удерживает его взгляд так же, как удерживает руку, ожидая, когда он выдохнет, а затем смотрит на их соединенные руки. Он тоже опускает на них взгляд.              Его руки выглядят уродливыми по сравнению с ее – огромные, деформированные, отталкивающие, но она поглаживает его красную кожу большим пальцем, как часто поглаживала его обычную кожу.              Она встречается с ним взглядом, а потом подносит его руки к губам и оставляет поцелуй на костяшках сначала одной, а потом второй. Он замирает, ожидая, что на ее лице в любой момент отразится отвращение, но ее, по-видимому, не смущает грубая текстура или жар его кожи в дьявольском облике.              – Я люблю тебя, – шепчет она и медленно опускает их руки, проводя пальцами по его запястьям, вверх по предплечьям, плечам и груди. Ее прикосновение прохладное на ощупь, ее кожа гладкая, и он старается не задрожать от удовольствия. Он видит, как она водит кончиками пальцев по покрытой шрамами красной плоти, закусив нижнюю губу. Она смахивает порванные лоскуты его рубашки на пол, но ни на миг не перестает прикасаться к нему. Ее руки скользят по нему, прослеживая каждый изгиб, выступ или впадину его искореженного тела, словно она пытается запечатлеть его в памяти.              А потом она наклоняется и оставляет поцелуй у него на груди.              – Я люблю тебя, – шепчет она в его кожу.              Он закрывает глаза. Какая-то часть его хочет отстраниться от нее, отшатнуться от ее нежности, которую эта его версия не заслуживает, тогда как другая часть устремляется вперед, отчаянно желая ее прикосновений и заверений. Эти импульсивные побуждения ведут между собой войну за контроль над его сердцем, и так как он никак не может выбрать между ними, то просто стоит как вкопанный, и лишь чуть более быстрое движение его грудной клетки в такт дыханию выдает эту внутреннюю борьбу.              Она снова оставляет поцелуй на его груди, потом еще один и, чуть отстраняясь, поднимает голову и заглядывает ему в глаза. Ее ладони скользят вверх по его шее к лицу, и, сделав шаг вперед, она касается тканью куртки его обнаженной кожи.              – Я люблю эту часть тебя, – шепчет она, поглаживая его щеки большими пальцами. – Я люблю то, что правосудие для тебя священно. Я люблю то, что, хотя ты ненавидишь эту версию себя, ты принял ее и вернулся обратно в ад, чтобы обезопасить Землю. Я люблю то, что даже когда ты сидел на том троне и не имел причин для проявления милосердия, ты увидел, что Нада не заслуживала той участи, которую ей уготовили, и подарил ей покой без всякой выгоды для себя. Но больше всего…              Ее голос срывается, поэтому она замолкает и поджимает губы. Ее глаза вновь наполняются слезами. Его собственные также полны слез, но он отчаянно пытается не потерять контроль над собой.              Она прочищает горло и пробует снова.              – Но больше всего, – нетвердым голосом продолжает она, – я люблю то, что, хотя у тебя были все причины не доверять мне, учитывая, как я повела себя в прошлом, ты стоишь сейчас передо мной, показывая мне, кто ты есть. Потому что видеть тебя, любить тебя – это величайшая привилегия моей жизни.              Она наклоняется к нему и прижимается грудью к его груди.              – Я говорила, Люцифер, – шепчет она. – Ты моя последняя любовь. Дьявол, Светоносный, ангел, парень в костюме от «Прада», который пьет виски, как воду. Не важно в каком ты обличье: я буду любить тебя до последнего вздоха. И затем я буду любить тебя всю оставшуюся вечность, даже если не смогу провести ее с тобой.              Она поглаживает его лицо большими пальцами, а потом привлекает к себе и целует.              Плотину наконец прорывает. Слезы брызжут из его глаз, и, смахивая их, она продолжает целовать его, бормоча, что любит его, только его, отныне и навсегда, от всего сердца и души.              Он превращается обратно: покрытый шрамами красный монстр исчезает и остается только гладкая кожа и человеческое тело, в которое она влюбилась. Она удивленно отстраняется, но он снова привлекает ее к своей груди, зарывается пальцами в ее волосы и целует так отчаянно, словно от этого зависит его жизнь. Он полагает, что, может, так оно и есть. Он целует ее, пока может, но в какой-то момент ему приходится уткнуться лицом в изгиб ее плеча и дать волю слезам.              Она обнимает его и поглаживает рукой по затылку. Он вцепляется в ткань ее куртки и рыдает. Это похоже на экзорцизм, на удаление крови и грязи из загноившейся раны и последующую ее обработку спиртом, но впервые он не уклоняется от боли. Он не пытается сбежать или спрятаться. Он просто стоит перед ней, совершенно разбитый, но она помогает ему вновь обрести себя. Скорбь разодрала его душу в клочья, но ее присутствие действует как бальзам на каждую ее израненную часть.              В конце концов его слезы высыхают, а дыхание выравнивается. Он утыкается носом в ее шею, вдыхая ее запах, а потом отстраняется и заглядывает ей в глаза.              Она улыбается ему, когда их взгляды встречаются. Она прекрасна. Она восход, жаркий полдень, закат и звезды. Он огонь, но она его спичка.              Он берет ее лицо в ладони и касается ее лба своим.              – Это по-настоящему, – шепчет он.              – Да, малыш, – шепчет она в ответ. – Это по-настоящему.        ***              Люцифер смотрит в потолок, когда детектив резко просыпается от кошмара.              В отличие от предыдущей ночи, она выдыхает имя дочери, а не его. Ее голос исполнен отчаяния. Люцифер садится и тянется к ней, не отодвигаясь, когда она вздрагивает от его прикосновения. Он поглаживает ее по спине и бормочет ее имя. С ее губ срывается всхлип, и, развернувшись к нему, она утыкается лицом ему в шею и начинает плакать.              Он обнимает ее, нежно выписывая пальцами узоры у нее на спине, но она все никак не может успокоиться. Его сердце обливается кровью за нее. Взяв ее лицо в ладони, он мягко отодвигает ее от себя, чтобы иметь возможность заглянуть ей в глаза.              Ее щеки залиты слезами. Он убирает волосы от ее лица.              – Скажи, что тебе нужно, любовь моя, – шепчет он в темноту. – Скажи, что мне сделать.              Она судорожно вздыхает, всматриваясь в него, и наклоняется ближе.              – Помоги мне почувствовать что-нибудь другое.              Он недоумевающе нахмуривается, но когда она придвигается и касается его губ своими, наконец понимает.              – Детектив, – неуверенно бормочет он.              Она касается его лба своим.              – Пожалуйста, – шепчет она. – Напомни мне о том, что настоящее.              Он все еще колеблется, но потом вспоминает, что она сказала ранее «и когда я ответила, он так и сделал», и наклоняется для поцелуя. Она мгновенно отвечает, обвивая его руками за шею, и он крепко прижимает ее к себе.              Его не впервые просили побыть отвлечением, но на этот раз все иначе. С ней все иначе – всегда. Он чувствует это по тому, как кончики ее пальцев поглаживают его кожу, по тому, как движутся ее губы в поцелуе, по тому, как она выгибается в его объятиях. Она любит его. Она любит его.              Он тоже ее любит.              Он не говорит ей этого. Теперь, примирившись со своим прошлым и осознав, что она любит его всего, он готов произнести эти слова, но не хочет, чтобы они ассоциировались у нее с кошмаром. Он не хочет сказать то, что, как ему известно, она жаждет услышать, когда все вокруг нее разваливается на части. Она заслуживает большего. Она заслуживает лучшего.              Так что он показывает ей: он занимается с ней любовью, он поклоняется ей, он ласкает и целует каждый сантиметр ее кожи. Он запечатлевает в памяти каждую впадинку, и изгиб, и веснушку, и шрам, прослеживая их языком. Он пользуется тысячами лет опыта и приобретенными знаниями о ее теле, чтобы помочь ей забыть обо всем, кроме него.              Она прекрасна. Он говорит ей об этом, выписывая эти слова губами на внутренней стороне ее бедра. Когда он поглаживает ее языком между ног, она издает тихий отчаянный возглас и вцепляется пальцами в его волосы. Он принимается за работу, медленно подводя ее к краю и останавливаясь за миг до того, как она готова воспарить.              Он перемещается вдоль ее тела вверх и целует, пока ее дыхание не замедляется. Затем он снова почти доводит ее до разрядки, на этот раз пальцами, шепча ей на ухо, что хочет заниматься этим с ней всю оставшуюся вечность. Когда дрожь в ее теле подсказывает ему, что она снова близка к оргазму, он останавливается и опять целует ее. Она спускается с небес на землю, а он тем временем вновь перемещается вниз вдоль ее тела, попутно покрывая его поцелуями, и снова начинает подводить ее к краю ртом.              Он никогда еще ее так не дразнил. Он медленно возбуждал ее, а потом оставлял в подвешенном состоянии, но никогда не делал этого так много раз подряд, не давая ей возможности кончить. Никогда.              Она держится дольше, чем он полагал. Она абсурдно умелая во всех аспектах своей жизни, но здесь, этой ночью, она позволяет ему раскрепостить себя и довести до состояния сжатой пружины, так что она уже едва осознает, что происходит, когда достигает предела своей выносливости.              – Люцифер, – шепчет она.              – Мне нужно многое тебе сказать, – выдыхает он на итальянском, сгибая пальцы внутри ее тела. – Или, скорее, только одно, но оно просторнее океана и глубже безбрежного моря. Ты моя любовь и вся моя жизнь.              Это снова чужие слова – Пуччини – и они кажутся жалкой подачкой, когда те, что она хочет услышать, вертятся на кончике его языка, но он не пойдет на компромисс. Она заслуживает большего, чем признание в порыве страсти.              – Люцифер, – молит она. – Пожалуйста, Люцифер.              – Любовь моя, – повторяет он, на этот раз на английском, и накрывает ртом ее клитор, давая ей разрядку, о которой его молит ее разгоряченное тело. Она охает и запрокидывает голову назад, и он ни на миг не сводит с нее глаз. Он никогда не видел ничего прекраснее. Он никогда не любил никого сильнее, чем ее.              Он покрывает поцелуями ее тело, перемещаясь вдоль него вверх, пока она переживает последние волны удовольствия. Он утыкается лицом ей в шею и вдыхает запах ее кожи. Она проводит ногтями по его затылку, пока ее дыхание постепенно приходит норму.              – Я люблю тебя, – шепчет она ему на ухо.              Он прижимается губами к ее коже и беззвучно произносит ответные слова.              «Я тоже тебя люблю».