Верующий

      Люцифер приземляется у фонтана в Бэттери-парке.              Это один из тех фонтанов, в котором источник струй находится под землей. Водные гейзеры взмывают в воздух в виде спиралей. В камень вмонтированы фонари – достаточно яркие, чтобы их свет достигал вершин водяных струй и освещал цветные листья на ветках, раскинувшихся над ними. Вдалеке позади фонтана залив простирается в чернильную бесконечность, пока не встречается с горизонтом. Это красивое место.              Хлое бы тут понравилось.              Люцифер ощущает болезненное стеснение в груди. Он не хочет находиться тут один, без нее. Он вообще не хочет когда-либо снова разлучаться с ней. Ему претит то, что он оставил ее наедине с отцом. Он знает, что ей ничего не грозит – его отец делает ужасные вещи, но убийства его драгоценных созданий к ним не относятся. Особенно это касается Хлои, которая, похоже, нравится ему больше, чем его собственный отпрыск.              Однако осознание этого не смягчает боль Люцифера. Он был вдали от нее – нее настоящей – так долго, что после того, как вернулся и чуть было не потерял ее, он просто… просто хочет быть рядом с ней. Он хочет умыкнуть ее, отгородиться от всего остального мира и обнимать ее, пока не забудет, каково это, когда она не с ним.              Но он не может – по крайней мере, пока. Он дал ей слово, что закончит этот кошмар, и как бы ему не хотелось соглашаться с отцом, с него хватит войн на один вечер. Кроме того, он узнал выражение ее лица – так она выглядит, когда просит кого-нибудь прийти в участок для опроса. Она хочет ответов. Увидев возможность допросить его отца, она ухватилась за нее, потому что такова ее натура. Она хочет получить объяснение, а он хочет дать ей желаемое.              Даже если это причиняет ему боль.              − Привет, Люцифер.              Люцифер улыбается. Он давно уже не слышал этот голос, но везде его узнает.              Он поворачивается и видит Смерть в нескольких метрах от себя. Она выглядит так, как он ее запомнил: невысокого роста, хрупкая и изящная, хотя Люциферу отлично известно, что это лишь видимость. Она одета в повседневную, полностью черную одежду, отчего бледность ее кожи еще сильнее выделяется в лунном свете. Ее черные как вороново крыло волосы коротко стрижены. Несколько прядей падают ей на глаза, и когда она запрокидывает голову, чтобы смахнуть их с лица, он замечает отметку под ее правым глазом.              − Привет, дорогая, − здоровается он, вежливо склоняя голову.              Она улыбается ему.              − А ты неплохо выглядишь для того, кто недавно побывал в аду.              − Да, боюсь, моя потрясающая привлекательность – это мое проклятье, от которого так просто не избавишься.              Смерть разражается смехом. Он звучит как перелив колокольчиков, и хотя он далеко не такой музыкальный, как смех Хлои, но достаточно заразителен, чтобы побудить Люцифера улыбнуться в ответ. Он всматривается в египетский крест у нее на шее и внезапно осознает, что она напоминает ему мисс Лопез. Они бы отлично поладили, но он надеется, что они не встретятся еще по крайней мере несколько десятков лет.              − Ты тоже неплохо выглядишь, − замечает он. – Я почти ожидал, что ты появишься в облике старика с палкой, ведь твой день еще не окончен.              Она качает головой, подходя ближе к нему.              − Вообще-то, я решила повременить с этой традицией. Я еще не прожила свой день.              − Вот как? И почему?              − Кое-что сказанное Джоном Константином во время его визита заинтриговало меня. Я решила провести расследование.              Люцифер усмехается.              − Это как-то связано с его ужасным плащом? Потому что я тоже часто задаюсь вопросом о том, как часто он его стирает. Ставлю на то, что никогда.              Смерть улыбается, вставая прямо перед ним.              − Нет.              − Перестали выпускать его марку сигарет? Дурная привычка.              − Когда мы в последний раз виделись, ты курил.              − Времена меняются.              Смерть понимающе улыбается, обратив свой взор на фонтан.              − Очевидно.              Люцифер ждет продолжения, но тщетно. Тогда он вздыхает и начинает сам:       − Ну, не держи меня в подвешенном состоянии, дорогая. О чем таком интересном он тебе поведал?              − О тебе.              Люцифер настолько удивлен ответом, что просто молча пялится на нее.              Она чуть склоняет голову набок и окидывает его изучающим взглядом.              − Он сказал, что Дьявол нашел свою родственную душу.              Люцифер понятия не имеет, что на этот ответить. Не потому, что это не так – разумеется, так и есть. Когда дело касается Хлои, к нему применимо каждое гребаное клише, но он не ожидал, что Смерть, которая никогда не выказывала интереса к романтике, будет заинтригована тем фактом, что он влюбился.              Она удерживает его взгляд, по-прежнему улыбаясь, а потом снова обращает все свое внимание на фонтан.              − Знаешь, я неплохо разбираюсь в душах, − говорит она, складывая руки на груди. – Я вижу их, когда они рождаются. Они чистые и невинные – tabula rasa, которая ждет, что ее заполнят изображениями. И я вижу их в конце, когда они превращаются в клубок противоречий: радости и скорби, боли и удовольствия. – Она бросает на него взгляд искоса. – Тьмы и света.              Люцифер отводит глаза, смотря на залив вдалеке. В груди вспыхивает острая боль. Память об адской петле еще слишком свежа, и он до сих пор слышит голос детектива, чьи слова вступают в противоречие со словами Хлои. Желание выпустить крылья и вернуться к женщине, что спасла его душу, почти непреодолимо.              − Я хотела увидеть это своими глазами, − продолжает Смерть, не подозревая о его внутренней борьбе, − так что я наблюдала за вами двумя.              Потрясенный ее признанием Люцифер резко переводит взгляд обратно на нее.               − Что ты делала?              − Всю эту неделю, − поясняет она. – С того момента, как мой брат наложил свое заклятие и до сих пор. Мне пришлось вернуться назад в прошлое и увидеть то, что я пропустила до прибытия Джона, разумеется. Но я видела все – до момента, когда твой отец попросил встретить тебя здесь.              Люцифер смотрит на нее, широко раскрыв рот и пытаясь осознать сказанное. Когда до него наконец все доходит, его охватывает гнев.              − Понравилось шоу?              Она качает головой и поворачивается к нему лицом.              − Твой гнев направлен не по адресу, Люцифер.              − Вот как? – рявкает он. – Потому что мне кажется, что все, кто мог остановить это безумие, просто сидели и ничего не делали: мой брат, отец, ты. Рад, что вы так замечательно провели время, наблюдая за ее страданиями.              − Это единственный результат этой недели? – спрашивает Смерть. – Ее страдания?              − Я обнимал ее каждую ночь, пока она рыдала после кошмара. Как бы ты это назвала?              − И все же она сказала, что ничего бы не изменила. Если я призову ее сейчас сюда и спрошу, не передумала ли она, мы оба знаем, каков будет ее ответ.              − Оставь ее в покое, − рычит Люцифер. – С нее хватит сверхъестественного вмешательства на несколько жизней вперед.              Смерть поднимает руки в успокаивающем жесте, и Люцифер отворачивается к фонтану с презрительным фырканьем.              − Мы не можем по-настоящему оценить радость без страданий, Люцифер, − тихо произносит Смерть. – Свет не является светом, пока мы не познаем гнетущую природу тьмы.              − Я не одна из твоих душ, нуждающихся в наставлении, − рявкает Люцифер, − так что избавь меня от лекции о том, что за величайшую награду нужно заплатить самую тяжкую цену. Она невиновна. Более того, она по-настоящему добра. Никто не вправе был просить ее заплатить подобную цену.              − Но в противном случае вы двое не стали бы теми, кто вы есть сейчас.              Люцифер стискивает зубы.              − Ты гордишься тем, что всегда говоришь правду, Люцифер, так скажи ее. Ты прошел через ад ради нее. Она сделала то же самое ради тебя. Это было ужасно и трудно, но изменило вас к лучшему, сделав вашу связь нерушимой.              Люцифер сжимает кулаки.              − К чему ты ведешь?              − К тому, − по-доброму улыбаясь ему, продолжает Смерть, − что я знаю души. А значит, узнаю и родственные души. Я никогда не видела таких, как вы. Я наблюдала за вами, потому что хотела убедиться, что Джон прав. И когда убедилась, то поняла, что это должен увидеть еще кое-кто.              − И кто же? – спрашивает Люцифер, вновь переводя на нее взгляд.              Смерть улыбается.              − Добрый вечер, Люцифер, − доносится до него мужской голос.              Люцифер замирает. Желание зажечь руки и выпустить свет на свободу столь сильно, что он едва его подавляет. Чтобы совладать с собой, он убирает руки в карманы и закрывает глаза, притворяясь, что Хлоя стоит перед ним, прижимая ладонь к его сердцу и шепча:       «Будь светом».              Затем он делает глубокий вдох, открывает глаза и отворачивается от Смерти.              Сон стоит всего в нескольких метрах от него. Как и у его сестры, у него бледная кожа и черные волосы, но в отличие от нее, он не одет во все черное. Его потертые джинсы и серая футболка делают его почти похожим на человека, но серебристо-голубые звезды вместо глаз ясно дают понять, что он отнюдь не человек.              − Морфей, − изо всех сил заставляя себя проявить вежливость, приветствует его Люцифер.              − Я чувствую твою ярость даже отсюда, − усмехается ему Сон.              − Тебе повезло, что ты не чувствуешь мои пальцы, сомкнутые на твоей шее, − рычит Люцифер, не сдержавшись.              − А ты попробуй, − ощетинивается Сон.              Люцифер открывает рот, но от ответа его останавливает прикосновение Смерти к его руке. Он опускает на нее глаза, но ее осуждающий взгляд направлен на Сна.              − Не надо, − говорит она брату. – У него есть полное право злиться.              Сон как будто собирается поспорить с ней, но потом, видимо, передумывает под ее немигающим пристальным взглядом. Убрав руки в карманы, он опускает глаза, словно нашкодивший ребенок.              Люцифер вырывает руку и поправляет пиджак, однако Смерть лишь улыбается, совершенно спокойная перед лицом его раздражения.              − Я слышал, вы двое целую неделю открывали для себя вуайеризм, − говорит он Сну, поигрывая с запонкой. – Значит, мне не придется объяснять тебе, что мой брат провел тебя.              Сон качает головой.              − Я знал, что у него есть скрытые мотивы.              − И тебе было все равно?              − А почему мне не должно было быть все равно, если я получал то, чего хотел?              Люцифер едко усмехается.              − Как по-макиавеллиевски.              Сон склоняет голову набок.              − Разве ты не то же самое делаешь, исполняя желания? В чем тут разница?              − Я не наказываю тех, кто этого не заслужил.              − Ты и раньше это говорил.              − Тогда я тоже был прав. Если хочешь быть диктатором, Морфей, то оставайся в своем королевстве и правь там. Не объявляйся на Земле и не кради у людей их право на выбор. Особенно у моих людей.              Сон впивается в него взглядом, и Люцифер столь же пристально смотрит в ответ. Он понимает, что должен успокоиться и поднять тему окончания сна, но не в силах полностью совладать с обуревавшим его гневом. Он не может перестать думать о том, какой хрупкой казалась Хлоя в его объятиях посреди ночи, рыдая из-за вызванных Сном кошмаров.              − Знаешь, перед тем как ты объявился в последний момент и спас ее, твоя женщина сказала твоему брату нечто меня заинтриговавшее, − говорит Сон.              Люцифер бросает взгляд на Смерть.              − И что это вас двоих так заинтриговала моя девушка?              Смерть улыбается.              − Она весьма необычная.              − Разумеется, − фыркает Люцифер. – Нужно быть слепым, чтобы этого не заметить.              Улыбка Смерти становится только шире.              − И? Ты собираешься поведать, что она сказала, или мне надо самому догадаться?              − Она сказала, что если бы я действительно любил Наду, то не попытался бы заставить ее подчиниться своей воле. Она сказала, что я не любил ее, потому что был эгоистом.              Люцифер вновь поправляет запонки.              − Она права.              − Думаешь, ты можешь судить о бескорыстии? – потрясенно уточняет Сон.              − Нет, − качает головой Люцифер, − но думаю, Хлоя может. Если она говорит, что ты эгоист, то так оно и есть.              − И ты просто слепо веришь всему, что она говорит?              − Я верю в нее. Но ты ведь уже это знаешь, верно?              Сон смотрит на него, недоумевающе хмурясь, словно в попытке разгадать какую-то загадку.              − Не понимаю, − в конце концов бормочет он, качая головой. – Она твоя возлюбленная. Твоя родственная душа. Ты без колебания склонился перед ней. И все же когда она предложила стать бессмертной и остаться с тобой навсегда, ты отказался. Почему?              Горло вдруг сводит, так что Люциферу с трудом удается сглотнуть.              − Потому что иногда есть кое-что поважнее твоих желаний.              Сон выглядит потрясенным, но Смерть улыбается.              Люцифер же думает о неизбежном расставании с Хлоей, и его сердце изнывает от тоски.              Сон первым нарушает возникшее молчание. Он прочищает горло и прищуривается.              − Я не стану извиняться.              − Конечно, не станешь, − отвечает Люцифер, − но если ты не…              − Уже сделал, − обрывает его Сон. – Твои люди больше не под действием моего заклятия. Сон рассеялся.              Люцифер растерянно моргает, на миг лишившись дара речи от удивления.              Сон выпрямляется.              − И, кстати, я планирую нанести визит твоему брату. То, что я ожидал его предательства, его не оправдывает.              − Что ж, если тебе нужно мое разрешение, чтобы надрать ему зад, то считай, что оно у тебя уже есть, − говорит Люцифер с усмешкой. – Он сейчас в черном списке отца, так что можешь не сдерживаться.              Сон мрачно улыбается.              − О, я не буду. – Он переводит взгляд на сестру. – Ты сделаешь?..              − Да, − улыбается ему она.              Сон кивает и исчезает, не добавив больше ни слова.              Люцифер смотрит на ныне пустое место перед собой. Фонтан весело бурлит позади него, но, если не считать этого звука, тишина отдается у него в ушах болезненным звоном. Он так отчаянно желал приблизить этот момент, так сильно сосредоточился на том, чтобы сделать его реальностью, что когда это наконец произошло, просто перестал понимать, что делать дальше. Люцифер не предполагал, что все будет так легко. Он думал, что ему придется заключить сделку или исполнить какие-то желания. По крайней мере он полагал, что не обойдется без ругани и обмена тумаками. Вместо этого сон рассеялся, а Сон надерет Майклу зад.              − Что ж, все прошло хорошо, − легкомысленно замечает он.              Смерть разражается смехом.              Люцифер нахмуривается и поправляет пиджак.              − Мне надо проверить и убедиться, что он и вправду сделал то, что сказал. – Он переводит взгляд на Смерть. – Без обид, дорогая.              − Никаких обид. – Она сует руку в карман и достает сотовый телефон. – Я подумала, ты захочешь позвонить, поэтому прихватила твой телефон по дороге сюда.              − Ты что сделала? – удивленно моргает Люцифер.              Она лишь молча улыбается.              Он выхватывает телефон у нее из рук и снимает блокировку экрана, чтобы убедиться, что он точно его. Так и есть – на домашнем экране под приложениями снимок Хлои в участке. Она сидит за своим столом, согнувшись над бумагами с сосредоточенным выражением на лице, и задумчиво пожевывает ручку. Она выглядит очаровательно.              Он скучает по ней.              − Тебе не нужно беспокоиться, − мягко произносит Смерть. – У вас двоих куда больше времени, чем тебе кажется.              Ее заверение его не слишком успокаивает. Смерть Хлои, может, еще нескоро, но она неизбежна. Однажды ему придется снова попрощаться с ней, и это его уничтожит.              Он оборачивается к Смерти.              − Благодарю тебя за помощь. Я бы, разумеется, предпочел, чтобы ты не наблюдала за тем, как мы с моей девушкой трахались на нашем пути через все Соединенные Штаты, но, может, это наконец откроет тебе глаза на удовольствия секса.              Он многозначительно ухмыляется ей для большего эффекта, но Смерть лишь качает головой и окидывает его исполненным теплоты взглядом.              − Знаешь, мне очень понравилось видеть тебя без твоей привычной маски.              Люцифер нахмуривается.              − Какого дьявола это еще означает?              − Таким, какой ты рядом с ней, − поясняет она. – Ты не боишься быть настоящим.              − Ты имеешь в виду Дьяволом?              Она склоняет голову набок.              − А ты все еще Дьявол?              − Разумеется, я все еще Дьявол, − фыркает он. – Мой идиот-братец может быть новым королем ада, но я всегда буду Дьяволом.              Она задумчиво изучает его, а потом поднимает руку и касается его лица.              − Сделаешь мне одолжение?              Люцифер улыбается.              − Осторожно, дорогая. Опасно просить Дьявола об одолжении.              Она улыбается, очевидно ничуть не обеспокоенная предупреждением.              − Не думай о том, кем был. Думай о том, кем хочешь быть всю оставшуюся вечность.              Люцифер понятия не имеет, что это означает, но достаточно хорошо ее знает, чтобы не просить об объяснении: она его не предоставит.              − Договорились, − бормочет он.              Она улыбается еще шире, смотря на него с нежной привязанностью.              − Просто чтобы ты знал, я тоже нанесу твоему брату визит.              Люцифер ухмыляется.              − Надеюсь, к этому времени он уже нашел более подходящую для ада одежду, чем эти ужасные водолазки. Пожалуйста, дай мне знать, что он выбрал, если только, конечно, он не носит майку – в этом случае я скорее умру, чем стану это представлять.              Смерть снова разражается смехом, а потом приподнимается на носочках и касается его подбородка в невинном поцелуе.              − До новой встречи, Люцифер, − бормочет она. – Передавай привет отцу.              Она исчезает, не дожидаясь его ответа.              И снова он стоит в тишине парка, прерываемой лишь звуками фонтана. Люцифер поправляет пиджак, вновь задумавшись о том, как легко все прошло. Он спрашивает себя о том, знал ли его отец, как все обернется, а потом закатывает глаза, потому что, разумеется, он знал. Всеведущий говнюк.              Мысль об отце напоминает Люциферу о Хлое. Его вновь охватывает отчаянное желание оказаться рядом с ней, и на этот раз ничто не останавливает его от воплощения этого желания в жизнь. Он мог бы перелететь через реку и обнять ее уже через несколько секунд, однако остается на месте, потому что знает, что отсутствовал недостаточно долго, чтобы дать ей возможность получить ответы на все ее вопросы.              Вместо того чтобы выпустить крылья, он разблокирует телефон, выбирает знакомый номер в контактах и звонит по нему.              − Люци, − уже через секунду доносится до него голос Джона. – Ты в порядке, приятель? Хлоя в норме?              − Да, мы оба в порядке, − отвечает Люцифер. – Как там сорванец? Никаких проблем не возникало?              − Полагаю, под проблемами ты имеешь в виду появление еще большего количества твоих жутких демонов, − доносится до него голос Затанны из трубки. – Ответ нет, они не появлялись. Трикси спит, а мы просто сидим тут, ожидая от тебя вестей.              Люцифер усмехается.              − Просто сидите, хм? Что-то мне трудно в это поверить. Подозреваю имел место флирт и, возможно, шаловливые ручки.              − Вообще-то, я была слишком занята тем, чтобы надирать ему зад в кункен (1), чтобы лапать, − сухо замечает Затанна.              − Ничего подобного, − возражает Джон обиженным голосом. – Я позволил тебе выиграть.              − Ты никогда не позволял мне выиграть, Джон, ты слишком азартен для этого.              − Я почти тебя сделал.              − Мечтай.              Люцифер ухмыляется.              − Может, если бы вы играли в кункен на раздевание, он бы показал лучший результат, Зи.              − Как, черт побери, играть в кункен на раздевание? – недоумевает Джон.              − О, это восхитительно, − начинает Люцифер. – Начинаешь с…              − Спасибо, не хочу этого знать, − обрывает его Затанна. – Ты уладил дела с братом и Сном, Люцифер? Расскажи, как все прошло.              − Я бы с удовольствием, − отвечает Люцифер, отворачиваясь от фонтана. – Но сначала хочу попросить вас об услуге. ***              Отец Люцифера не произносит ни слова, ведя Хлою через парк к воде. Тишина не то чтобы напряженная, но и уютной ее тоже не назовешь. Это просто… тишина.              Она не слишком хорошо его знает, но неплохо разбирается в людях и потому понимает, что он не злится. Он расслаблен и идет, небрежно сложив руки за спиной. На его губах играет дружелюбная улыбка. Хлоя уверена, он знает, что она наблюдает за ним краешком глаза, но никак это не комментирует, просто продолжая улыбаться и молча идти вперед.              Они останавливаются у обзорной площадки на краю парка. Ограждение высотой до уровня бедра отмечает крутой склон, отделяющий зацементированную площадку, на которой они стоят, от воды внизу. Справа от них над темной водной гладью простирается Бруклинский мост. Небоскребы Манхэттена виднеются вдали прямо напротив него. Они ярко освещены на фоне ночного неба, и город словно бы накрыт светящимся куполом, простирающимся к небесам. Вид просто головокружительный.              Хлоя сожалеет, что рядом нет Люцифера, чтобы они вместе могли им насладиться.              Сердце сжимается. Они расстались всего пару минут назад, но она уже скучает по нему. Она бы закатила глаза, если бы изо всех сил пыталась не расплакаться. Интересно, долго ли это продлится, когда они вернутся в Лос-Анджелес? Не привыкли ли они за эту долгую поездку по стране видеть друг друга двадцать четыре часа в сутки, и не причинила ли его смерть им столь сильную травму, что они просто не смогут расставаться дольше, чем на несколько минут?              Она всматривается в небо. Бриз над водой развевает ее собранные в хвост волосы, так что их концы задевают ее шею. Теперь, когда выработавшийся в процессе сражения адреналин сошел на нет, ее тело практически кричит от усталости. Все ее мышцы болят, по вискам словно стучат молотки, разбитая губа пульсирует, как и ребра, по которым прошелся ботинок Майкла.              Джон берется за металлический поручень ограды и прочищает горло. Хлоя заставляет себя вновь сосредоточиться на нем. Он смотрит на город в отдалении словно король, осматривающий свои владения, что имеет смысл, учитывая, что таковым он фактически и является.              − Если ты молчишь, потому что опасаешься оскорбить меня, то не стоит, − нарушает тишину он. – Ты не сможешь сказать ничего такого, чего я уже не слышал из уст Люцифера.              Хлоя тоже вцепляется в поручень.              − Да, я слышала от него парочку крепких выражений.              − Он назвал меня выжившим из ума старым мудаком, когда ты ушла с ужина.              Хлоя издает потрясенный смешок, но потом зажимает рот рукой и поворачивается к Джону с широко распахнутыми глазами.              Он улыбается ей.              − У Линды была в точности такая же реакция.              Хлоя невольно разражается смехом.              Джон тоже смеется – это глубокий, низкий звук, который по какой-то причине кажется ей знакомым.              − Вот почему они с Шекспиром были такими хорошими друзьями. Мой сын за словом в карман не лезет. Но тебе ведь это и так известно?              Хлоя вспоминает, как Люцифер всю неделю цитировал ей высказывания других людей, потому что не мог подобрать собственные слова, и опускает поднесенную ко рту руку.              − У него возникают сложности с выражением своих чувств – как у всех нас, полагаю.              Джон всматривается в нее.              − Ты тоже сейчас испытываешь подобные трудности?              Хлоя поджимает губы и переводит взгляд на руки. Она всматривается в линии ладоней, а потом взывает к внутреннему свету. Ее руки вспыхивают. Хлоя поводит пальцами, смотря, как огонь танцует по ее коже, и поднимает глаза на Джона.              − Почему я могу это делать?              − Потому что Люцифер может. Свет принадлежит ему, как и он – тебе.              Хлоя качает головой.              − Этого недостаточно.              Джон вопросительно выгибает брови.              Хлоя уже собирается потушить огонь, но потом передумывает, потому что он напоминает ей о Люцифере. Когда ее руки охвачены пламенем, ей кажется, что он рядом, даже когда это не так.              − Мне не нужны божественные загадки, − говорит она Джону. – Я хочу знать как и почему. Это из-за того, что я чудо? Это единственное приходящее мне в голову объяснение, но оно не имеет смысла. Мой статус чуда делает меня невосприимчивой к нему. Я должна уметь сопротивляться его силам, а не перенимать их. И тем не менее он каким-то образом сделал меня неуязвимой, и теперь я в огне и хочу знать, почему.              Джон улыбается.              − Что ты знаешь о термоядерном синтезе?              Поначалу Хлое кажется, что он над ней издевается, но выражение его лица совершенно серьезное, и он кажется искренне заинтересованным в ее ответе, так что она подавляет эту мысль.              − Эм… практически ничего.              − Это научный процесс, благодаря которому солнце и прочие звезды вырабатывают энергию.              − И Люцифер тоже? – Она переводит взгляд на руки. – И я, судя по всему?              Джон склоняет голову набок.              − Не совсем. В том, что вы оба можете делать, участвуют кое-какие божественные элементы.              − Так зачем поднимать эту тему?              − Потому что это лучшая аналогия для того, что с вами происходит. Видишь ли, когда два атома водорода сливаются или синтезируются, они создают новый элемент – гелий.              Хлоя нахмуривается.              − И что?              − Новый элемент тяжелее, но его общая масса меньше, чем сумма масс изначальных атомов водорода, образующих его.              Хлоя хмурится еще сильнее.              − Погодите, они объединяются, но каким-то образом весят меньше?              − Имеют меньшую массу, − поправляет Джон. – Но не позволяй значению слова «меньший» обмануть тебя. При потере массы образуется энергия. Видишь ли, чтобы два атома преодолели электростатическое отталкивание…              Должно быть, он замечает совершенно пустое выражение ее лица, потому что резко замолкает.              − Я не делаю это понятнее, используя термины ядерной физики, да?              Хлоя качает головой.              − Я всего лишь коп, Джон. Ядерная физика абсолютно точно не в моей компетенции.              − В тебе нет ничего «всего лишь», Хлоя, − по-доброму замечает он и бросает многозначительный взгляд на ее пылающие руки. – Ни раньше и уж точно ни сейчас.              Хлоя внезапно ощущает неловкость и, потушив руки, убирает их в карманы.              Джон всматривается в нее, по-прежнему добродушно улыбаясь, а потом добавляет:       − Ты когда-нибудь обращала внимание на молнии на одежде?              Хлоя растерянно моргает.              − На что?              − На молнии на одежде, − повторяет он, словно искренне полагает, что она его не расслышала.              В душе Хлои вспыхивает гнев.              − Какое, черт побери, отношение к этому всему имеют молнии?              Джон снова улыбается.              − Возможно, нужен наглядный пример. Позволь мне переодеться.              Хлоя успевает только моргнуть, и вот он уже стоит перед ней в свитере другого цвета – по-прежнему вязаном, но темно-красном, а не кремовом, с молнией впереди вместо пуговиц.              Джон берется за расстегнутые края свитера.              − Механизм молнии состоит из двух независимых частей, − говорит он, демонстрируя их Хлое. – Дюжины маленьких зубцов с этой стороны только и ждут, чтобы соединиться с зубцами с другой стороны.              Он внезапно окидывает ее обеспокоенным взглядом.              − Хотя, просто во избежание недоговоренностей, ничто не заставляет их быть вместе.              Он потирает края молнии друг о друга, и они издают тихий металлический скрежет, эхом разносящийся по воздуху.              − Они могут отлично существовать по отдельности. Они могут идеально друг друга дополнять, но ничто не заставляет их соединяться. Две стороны полоски молнии должны решить, хотят ли они совершить совместное путешествие.              − Совместное путешествие? – сухо переспрашивает Хлоя.              Джон кивает.              − Да. – Он тянется за бегунком молнии, вставляет в него край свободной линии и вновь поднимает на Хлою глаза. – Видишь? Это осознанный выбор одной стороны молнии соединиться с другой. Быть вместе.              Хлоя молча смотрит на него, полагая, что понимает то, что он пытается до нее донести, однако…              − Только это вы вставили молнию в бегунок, − замечает она. – Они бы не застегнулись, не будь внешней силы, помещающей их в бегунок.              Джон выглядит подавленным ее словами.              − Да, что ж, аналогия неидеальная, потому что они неодушевленные. Они не могут двигаться, как атомы водорода. Но ты ведь понимаешь, что я пытаюсь сказать, верно?              Увидев осторожную надежду в его глазах, Хлоя на миг вспоминает о Люцифере, стоящем перед ней у медицинского центра Калифорнийского университета и тоже пытавшемся донести свою мысль с помощью аналогии, и схожесть отца и сына неожиданно заставляет ее сердце болезненно сжаться.              − Да, − пожалев его, говорит она, – я поняла. Свобода воли.              Джон радостно сияет.              − Именно. У тебя всегда была свобода воли, Хлоя. То, что ты ранее сказала Аменадиэлю, также справедливо – выбор есть всегда.              Миллионы вопросов о свободе воли всплывают в мозгу Хлои, но она их подавляет.              − Так что насчет молнии, − напоминает она, указывая на свитер.              − Верно, − говорит Джон, вновь переключая внимание на ранее обсуждаемую тему. – Вернемся к молнии.              Он берется за бегунок и медленно начинает тянуть его вверх, застегивая свитер.              − Когда две стороны соединяются бегунком, их соответствующие зубцы переплетаются. Они близко расположены и находятся под давлением, и в результате этого опыта превращаются в сплетенное целое вместо отдельных частей.              Хлоя указывает на верхнюю часть свитера, где две половины молнии до сих пор не соединены.              − Так это мы с Люцифером прежде.              − Да.              Она указывает на застегнутую половину свитера у него на животе.              − А это мы сейчас.              Джон улыбается.              − Именно. Когда вы влюбились, то стали чем-то новым. Две уникальные личности, что так плотно соединены, что стали одним целым вместо двух отдельных. И эта тесная связь позволяет вам делиться – светом, например.              − Но как это работает? – недоумевает Хлоя.              Ее улыбка становится нежной.              − Мои дети самореализуются, Хлоя. Они верят во что-то о себе, и это становится правдой. Например, Аменадиэль. Когда-то он поверил, что из-за ошибок, которые, как ему казалось, он совершил, он недостоин возвращения в Серебряный Град. Он утратил крылья в результате этой уверенности и таким образом не мог вернуться. Дьявольское лицо Люцифера не было создано мной. Он сам его создал. Он верил, что это то, кто он есть, и стал таковым.              − Он верит, что это то, кто он есть, из-за вас, − не успев передумать, обвиняюще бросает Хлоя. – Вы сделали это с ним.              − Это я и пытаюсь до тебя донести, − спокойно отвечает Джон. – Ваши отношения с Люцифером похожи на наши с ним отношения.              − Что, простите? – поражается Хлоя. Полностью развернувшись к нему лицом, она указывает жестом на пространство между ними. – У нас с вами нет ничего общего. Я бы никогда…              − Я имел в виду, что он любит тебя, − прерывает ее Джон. – Он ищет твоего одобрения, и твоя вера в него влияет на его веру в себя. Самореализация основывается на вере, Хлоя, а больше всего мой сын верит в тебя.              Это заставляет ее задуматься. Внезапно она мысленно возвращается на парковку у той закусочной и вспоминает, что сказала Люциферу перед его прорывом в призыве света.              «Я верю в тебя».              − Так Люцифер может призывать свет, потому что я верю в него? – тихо спрашивает она.              − Да, − кивает Джон. – Твоя вера в него помогает ему поверить в себя. Помогает самореализоваться.              − Так я могу призывать свет, потому что?..              − Потому что он верит в тебя.              − Но я не небожитель, − качает головой она. – Я всего лишь человек.              − Почему ты говоришь «всего лишь человек», словно это делает тебя менее значимой, чем он? То, что ты другая, не делает тебя хуже, Хлоя. Ничто не сделает тебя хуже, пока ты этого не позволишь.              Хлоя сглатывает ком в горле.              − Я знаю, вы думали, что вашу связь подпитывает желание, − продолжает Джон. – Ты думала, он способен призывать свет, потому что ты этого хотела, а он полагал, что сделал тебя неуязвимой, чтобы защитить. Это понятное предположение, учитывая, что желание – это его дар. И вы оба не так уж далеки от истины. Желание – это часть веры. Как, впрочем, и любовь, и преданность, и бескорыстие, и терпение.              Она молча смотрит на него, пытаясь уложить все сказанное в голове.              Он снова по-доброму улыбается ей.              − Вера, Хлоя, − вот что объединяет вас. Вот что дает вам обоим силу, как буквальную, так и метафорическую. Вы верите друг в друга.              Уши Хлои наполняются звоном, и она вцепляется в поручень для равновесия. Металл холодит ее ладонь, но этого недостаточно, так что она полностью поворачивается к ограде и кладет на поручень и вторую руку. Хлоя наклоняется вперед, смотря на воду, и вспоминает о своем первом настоящем разговоре с Майклом.              «Я никогда не утрачу веру в нас».              Интересно, слышал ли Джон, как она это сказала? С тем же успехом она может его об этом спросить.              − Вы всеведущи? – спрашивает она, переводя на него взгляд.              − Да, − кивает он.              Вопрос о том, слышал ли он ее разговор с Майклом, теряет свой смысл, и на смену ему приходит раздражение.              − Так я была права: вы знали, что Майкл провоцировал Люцифера за ужином, чтобы загнать его в ловушку; вы знали, что Люцифер спас меня в перестрелке с картелем; вы знали все, что случится после этого из-за Сна; вы знали обо всем этом еще до того, как оно произошло.              − Да.              − И в Саду тоже, − не отступает она, ощущая, как ярость воспламеняет ее кровь. – Вы знали, что Майкл манипулировал Люцифером, побуждая его переспать с Евой и начать восстание. Вы знали, что за всем этим стоял Майкл, но все равно наказали Люцифера.              − Восстание стало выбором Люцифера, − отвечает Джон. – А выбор имеет последствия.              Хлоя выпрямляется и поворачивается к нему лицом.              − Что насчет последствий для Майкла?              − Полагаю, сегодня он столкнулся с ними лицом к лицу, разве нет? Есть судьба похуже смерти.              − Да, только судьба настигла его многие тысячелетия после того, как он стал ублюдком.              − Разве отложенная справедливость менее значима? Или же справедливость всегда остается справедливостью?               − Это не философский диспут, Джон, − возражает она, тщетно пытаясь не дать волю гневу. – Вы могли бы остановить его прежде, чем он все это сделал. Так почему не сделали?              Джон окидывает ее задумчивым взглядом, а потом жестом указывает на поручень. На нем прямо из воздуха появляются три флакона с прозрачной жидкостью.              Хлоя удивленно моргает. Она не знает, откуда они взялись или почему не падают с округлого поручня, но решает не спрашивать. Стоит ожидать чего угодно, когда беседуешь с создателем Вселенной.              − Я всеведущ, − говорит он ей, − а это значит, что я вижу любую вероятность и любой исход. Взять, например, эти флаконы. Я знаю, что в каждом из них. Я знаю, что в одном вода, в другом водка и в третьем яд, убивающий за секунды.              − И?              − И выбери один из них.              Хлою охватывает бессознательный страх. Если он захочет ее убить, она умрет и ничего не сможет с этим поделать. Чуть поколебавшись, она подносит руку к флаконам.              − Стой, − велит он.              Хлоя замирает, оставив руку на весу.              Он улыбается.              − Ты собиралась выбрать тот, что посередине.              Хлою не должно удивлять то, что он это знал. Разумеется, он знал. Он Бог. И все же она удивлена.              − Я знаю, что бы ты выбрала в дюжине других обстоятельств, − добавляет он, взяв средний флакон и протягивая его ей с улыбкой.              Нахмурившись, она забирает у него предложенное.              − Что вы подразумеваете под другими обстоятельствами?              − Если бы я сделал так, чтобы эти флаконы появились прямо перед тобой, а не передо мной, ты бы выбрала тот, что слева, а не в середине. Если бы их было два вместо трех, ты выбрала бы тот, что справа. Если бы их было четыре, ты бы поколебалась на три секунды дольше, чем сейчас, но все равно выбрала бы тот, что в середине. С левой стороны, если быть точным.              Хлоя ошарашенно смотрит на него.              Он складывает руки перед собой.              − Я знаю это, потому что вижу все возможности. Я знаю, как твой прошлый опыт и привычки, а также окружающие обстоятельства повлияют на твои решения. Но я также знаю каждый исход каждого сделанного тобой выбора. – Он кивает на флакон в ее руке. – Например, если ты это выпьешь, то умрешь.              Только невероятным усилием воли она удерживается от того, чтобы швырнуть флакон в воду.              − Я сказал, что один из этих флаконов содержит яд, − продолжает Джон. – И все же ты все равно не отказалась выбирать.              − Вы же меня попросили.              − Но ты могла отказаться, однако этого не сделала. Теперь я говорю тебе, что выбранный тобой флакон содержит яд. Если ты все равно его выпьешь, несмотря на все известные тебе факты, имею ли я право остановить тебя?              − Вы ведь шутите, верно? Это меня убьет.              − Да, но только если ты предпочтешь это выпить.              Она резко выдыхает.              − Ладно, но что если бы я этого не выбирала? Что если бы кто-то другой заставил меня это выпить? Тогда бы вы вмешались? Это ведь уже не был бы мой выбор.              − Но это было бы выбором того, кто принудил тебя выпить яд. Если я даю тебе свободу выбора, то должен предоставить ее и остальным. Иначе это несправедливо.              Хлоя лишь молча пялится на него.              − Я не утверждаю, что никогда не вмешиваюсь, − продолжает Джон, когда она так ничего и не отвечает. – Очевидно, что вмешиваюсь, потому что сегодня ночью именно это и сделал. Но если я знаю, что могу вынуть из кармана антидот и в конце концов ты будешь в порядке, то зачем мне лишать тебя возможности сделать выбор? Зачем мне мешать Мэйзикин заработать душу, или Люциферу преодолеть чувство вины, или Майклу показать, кто он на самом деле?              Хлоя прищуривается.              − Так вы знали, что Майкл убьет Люцифера, и он застрянет в адской петле.              − Я также знал, что он преодолеет чувство вины и выйдет из нее.              − Это не оправдание.              − Хлоя…              − Все хорошо, что хорошо кончается, меня не устраивает, Джон. – Она пихает флакон ему в грудь. – Люцифер страдал. Трикси страдала.              Он склоняет голову набок, забирая у нее флакон.              − Значит, если бы ты была на моем месте, то вмешалась бы, даже если это привело бы к изменению результата?              − Я бы сделала все, чтобы мой ребенок не страдал. Какой родитель этого бы не сделал?              Джон качает головой.              − Ты либо лжешь, либо лицемеришь.              − Что, простите? – ощетинивается Хлоя.              − Ты помнишь, как учила дочь кататься на велосипеде?              − Какое это имеет отношение к…              Он касается ее руки, и ее словно бы пронзает током. Ощущение не то чтобы болезненное, но она потрясена настолько, что закрывает глаза.              Когда она вновь их открывает, то обнаруживает, что находится в Лос-Анджелесе прекрасным весенним утром. В нескольких метрах от себя она видит более маленькую версию Трикси в розовом шлеме и налокотниках. Она едет на велосипеде к паре, стоящей на тротуаре в метре слева от Хлои. Она переводит на них взгляд и потрясенно присматривается повнимательнее, поняв, что смотрит на саму себя.              Она выглядит иначе – менее усталой, более загорелой. Ее более светлые волосы свободно струятся по плечам, на безымянном пальце виднеется обручальное кольцо. Рядом с ней стоит Дэн, который тоже выглядит несколько моложе.              − Если я позволю ей ехать так, как она хочет, она может упасть, − тихо замечает Дэн.              Хлоя видит, как ее более молодая версия кивает.              − Знаю. Но она хочет ехать без страховочных колес, а мы не можем вечно держаться за ее велик сзади, верно? Я, конечно же, не хочу, чтобы она упала, но должна же она как-то научиться.              Мир вокруг нее становится размытым. Очередной толчок сотрясает тело Хлои, и, моргнув, она обнаруживает, что снова оказалась в Нью-Йорке.              − Ты понимаешь? – спрашивает Джон.              Хлоя качает головой.              − Позволить Трикси упасть с велосипеда, пока она учится на нем ездить – это не то же, что вышвырнуть ее из единственного известного ей дома. И определенно не то же, что позволить ей мучить себя в адской петле.              − Может, и нет, − признает Джон. – Но если бы ты предпочла не учить ее езде на велосипеде, это имело бы куда менее печальные последствия, чем игнорирование гордости и чувства вины, что разъедали душу моего самого могущественного сына.              Хлоя раздраженно выдыхает и переводит взгляд на воду.              − Я знал, какой флакон выберет Люцифер, − говорит Джон таким голосом, словно умоляет ее понять. – Я знал, что он восстанет, так же как и знал, какими будут последствия этого решения. Он хотел быть самостоятельным, Хлоя. Хотел выбирать и иметь дело с последствиями своего выбора, какими бы они ни были. Так что я дал ему то, чего он хотел.              − А что насчет всего этого? – простирая руки в стороны, спрашивает Хлоя. – Думаете, он хотел, чтобы все, кого он любит, твердили ему, что он злой и опасный? Думаете, он хотел умереть у меня на руках? Люцифер не хотел ничего из того, что случилось на прошлой неделе из-за заклятия и того, к чему оно привело.              − Люцифер не единственный мой ребенок, − терпеливо говорит Джон. – Майкл тоже мой сын, и он волен выбирать так же, как и Люцифер.              − Даже если его выбор причиняет боль всем остальным?              − Свобода воли – это игра с нулевым исходом. Если бы мир был наполнен идеальными людьми, тогда свобода воли не приводила бы к страданиям, но это не так. Он состоит из неидеальных людей, которые порой выбирают неправильно, и это негативно отражается на окружающих. И я либо могу смириться с тем фактом, что предоставление своему творению свободы воли также приведет к страданиям, либо могу заставить вас делать то, что правильно, и в процессе превратить в рабов. Скажи мне, в каком мире ты бы предпочла жить.              − Слушайте, я не вы, ясно? – возражает Хлоя, пригвоздив его к месту взглядом. – Я не знаю, как управлять Вселенной, а потому не собираюсь учить вас, как это делать. Но я родитель и надеюсь, неплохой.              − Безусловно, − по-доброму отзывается Джон. – Твоя дочь замечательная…              − Как и ваш сын, − прерывает его Хлоя голосом резким, словно удар хлыста.              Джон удивленно моргает, сбитый с толку ее горячностью.              Хлоя вновь сглатывает ком в горле и грозит ему пальцем.              − Ваш сын замечательный: щедрый, преданный, добрый и защищающий своих близких. Никто и никогда не любил меня так, как он. И если в наших отношениях и есть что-то чудесное, то это оно, потому что я понятия не имею, где он этому научился. Уж точно не у вас.              Джон выглядит уязвленным ее словами.              − Я дал ему то, о чем он просил, Хлоя.              − Вы дали ему то, о чем он просил своего бога, − поправляет Хлоя. – Но вы не просто его бог, Джон, − вы его отец. А все, чего любой ребенок хочет от отца – это любовь.              − И я действительно его люблю. Я всегда…              − А он это знает? Вы ему об этом говорили? Показывали так, чтобы у него не осталось сомнений? Потому что если вы это делали, то, пожалуйста, скажите когда. Я рада буду ошибиться.              Джон поджимает губы и молчит.              − Да, так я и думала, − замечает Хлоя, складывая руки на груди.              Джон вновь хранит молчание. В какой-то момент он переводит взгляд на воду и город в отдалении, и Хлоя следует его примеру.              Поначалу они стоят молча. Ветер с реки вновь взъерошивает волосы Хлои. Ее губа болезненно пульсирует, голова просто раскалывается. Если кто-нибудь сейчас предложил бы ей обезболивающее, она проглотила бы все таблетки в пузырьке. Она так устала, что ей кажется, будто руки и ноги наполнены песком. Она не хочет быть здесь, споря с Богом о том, каким дерьмовым отцом он был. Она просто хочет вернуться домой.              Джон прочищает горло и опирается локтями в поручень. Хлоя переводит на него взгляд и затем присматривается внимательнее, увидев выражение его лица. Он выглядит… подавленным, сбитым с толку и печальным, словно под тяжестью давящего на него груза, отчего у Хлои сжимается сердце.              Неожиданно на нее нахлынывают воспоминания обо всех случаях, когда ей казалось, что она плохая мать. Ее первый рабочий день после рождения Трикси. День, когда она пропустила вручение школьных наград, потому что давала показания в суде. Всякий раз, когда она приходила домой с кровью других людей на одежде, насквозь пропитавшаяся запахом пороха.              Тот момент, когда она оставила подверженную воздействию сна дочь на пляже.              Боль в груди усиливается. Она выдыхает и, подойдя ближе к Джону, опирается локтями на поручень рядом с ним. Он не смотрит на нее. Тогда она прочищает горло и подыскивает подходящие слова.              − Если вы бог, то можете создавать что угодно по щелчку пальцев, − в конце концов говорит она. – Но воспитание детей так не работает. Мы не бросаем их в мир, говоря им делать выбор и жить с последствиями. Мы должны помогать им. Мы должны учить их делать правильный выбор.              Он поворачивает голову в ее сторону.              − А если они этого не сделают?              Она пожимает плечом.              − Мы продолжим их любить. Я не хочу сказать, что у неправильного выбора не должно быть последствий. Я хочу сказать, что эти последствия не должны длиться тысячелетиями. Они не должны вызывать у людей ненависть к себе. И никогда не должны разлучать их с любимыми людьми. Потому что когда мы лажаем, нам больше всего нужна любовь.       Джон опускает глаза на свои руки и улыбается.              − Полагаю, поэтому ты здесь.              Хлоя нахмуривается.              − Что вы имеете в виду?              Он переводит взгляд на нее.              − Я облажался, − тихо говорит он, − и ты выказываешь мне любовь, даже если у тебя нет на это причин. Даже если в твоих глазах я этого не заслуживаю.              Хлоя качает головой.              − Все заслуживают любви, Джон.              Он всматривается в нее, а потом выпрямляется.              − Ты знаешь Люцифера лучше всех остальных.              − Да, − кивает Хлоя.              − Так что ты порекомендуешь мне сделать, чтобы все исправить?              − А что, по-вашему, вам следует сделать?              Он беспомощно пожимает плечами.              Хлоя вздыхает. Она никогда не скажет Люциферу, что он похож на отца, но порой – вот как сейчас – она замечает их схожесть.              − Может, извиниться? – предлагает она.              Джон нахмуривает брови.              − Думаешь, он это оценит?              − Ну, я не считаю, что это магическим образом все исправит, но для начала неплохо.              Джон кивает.              Хлоя пожевывает нижнюю губу, внимательно в него всматриваясь.              − Вы ведь знаете, что я не стану просить его простить вас, верно?              Джон недоумевающе хмурится.              − Я на его стороне – я всегда на его стороне. Так что если вы так издалека пытаетесь склонить меня на свою сторону и попросить замолвить за вас слово, то поберегите силы. Я не ваш адвокат, а его.              − Я бы никогда не попросил тебя заступаться за меня, Хлоя, − тихо отвечает Джон, качая головой. – Ты не пешка. Ты всегда была свободна в выборе.              Хлоя открывает рот, чтобы задать поясняющий вопрос насчет ее статуса чуда и ее света, когда их прерывают.              − Отец.              Хлоя с Джоном одновременно выпрямляются и поворачиваются на зов. Неподалеку от них стоят Аменадиэль и другой ангел, в котором Хлоя узнает одного из двух первых прибывших на поле боя вместе с Аменадиэлем. Кажется, Майкл назвал его Рафаэлем. Он высокий, широкоплечий и мускулистый и выглядит внушительно даже на фоне Аменадиэля, однако, когда Хлоя встречается с ним взглядом, застенчиво улыбается ей.              − Хлоя, позволь представить тебе моего сына Рафаэля, − говорит Джон, указывая на ангела.              Рафаэль ступает вперед и протягивает ей руку.              − Полагаю, в вашей культуре принято… − Он нахмуривается и бросает на Аменадиэля взгляд через плечо.              − Пожимать руки, − подсказывает Аменадиэль с улыбкой.              − Пожимать руки, − повторяет Рафаэль, разворачиваясь к Хлое и улыбаясь ей. – Для меня честь познакомиться с вами, Хлоя Деккер.              Хлоя растерянно моргает, смотря сначала на него, а потом на его огромную протянутую ручищу, после чего кладет свою ладонь в его и пожимает ее.              − Да, эм… мне тоже очень приятно.              Рафаэль переводит взгляд на отца.              − Могу я?..              Джон качает головой.              − Не мне принимать это решение.              Рафаэль кивает и разворачивается обратно к Хлое.              − Вам были нанесены раны, − говорит он, кивком головы указывая на ее рассеченную губу. – Я был бы счастлив залечить их, если вы дадите на то свое согласие.              Хлоя окидывает его потрясенным взглядом.              − Вы можете… вылечить меня?              − Это его дар, − поясняет Аменадиэль.              − Как сила Люцифера?              − Вроде того, − улыбается ей Аменадиэль.              Хлоя смотрит на Рафаэля, подбадривающе ей улыбающегося.              − Больно не будет. Мне говорили, это просто ощущение тепла.              Хлоя думает о Люцифере и о том, каким теплым он ей всегда кажется, и сердце сводит от тоски по нему. Интересно, как бы он отнесся к тому, что его брат ее излечит? Она живо представляет, как он закатывает глаза, бормочет что-то себе под нос и, может, по-собственнически притягивает ее к себе впоследствии, но знает, что он бы не стал возражать. Он не хотел бы, чтобы она испытывала боль, если этого можно избежать.              − Да, − соглашается она, сглатывая ком в горле. – Хорошо.              Рафаэль широко улыбается и тянет руку к ее голове. Жест отнюдь не угрожающий, но Хлоя не готова к тому, чтобы к ней прикасались, поэтому отшатывается и зажигает руки.              Рафаэль широко распахивает глаза и опускает взгляд на ее руки, а потом – на отца, однако Джон лишь улыбается ему. Хлоя настороженно оглядывает троих небожителей, так и не потушив пламя.              − Все в порядке, Хлоя, − типичным для него тихим, успокаивающим голосом увещевает ее Аменадиэль.              Хлоя не хочет слышать его заверений, потому что все еще злится за игнор ее молитв, но ничего не может с собой поделать – в нем всегда было что-то успокаивающее. Обычно она находит эту его черту милой, но сейчас ее это лишь раздражает.              Он улыбается ей так, словно читает ее мысли.              − Он не причинит тебе вреда. Просто ему нужно прикоснуться к тебе, чтобы это сработало, вот и все.              Хлоя переводит взгляд на Джона, который улыбается ей, но больше никаких заверений не предлагает. Она полагает, что он позволяет ей решить без вмешательства. Ему, похоже, это нравится.              Она делает глубокий вдох и усилием воли тушит огонь.              − Простите, − бормочет она Рафаэлю.              Он улыбается ей.              − Все в порядке. – И снова тянет к ней руку. – Я собираюсь прикоснуться к вашему лбу и больше ни к чему, даю слово.              Хлоя сглатывает и кивает. Рафаэль ступает вперед и прижимает свою огромную ладонь к центру ее лба. Хлоя поднимает на него глаза. Он склоняется ближе к ней и встречается с ней взглядом.              − Я восстанавливаю ваше здоровье и залечиваю ваши раны, − бормочет он.              По всему телу Хлои, начиная от головы, мгновенно разливается тепло. Оно не похоже на тепло света Люцифера – оно резче, более интенсивное, хотя, как Аменадиэль и говорил, ей не больно. Пульсация в висках исчезает, как и боль в нижней губе и тупая, но неизбывная боль в ребрах, распространяющаяся по всему телу. Внезапно она чувствует себя не такой измотанной, не такой хрупкой. Она по-прежнему уставшая и голодная, с огромной дырой в сердце, вызванной отсутствием Люцифера, но больше ничего не болит.              Рафаэль опускает руку и улыбается.              − Как вы себя чувствуете?              Хлоя улыбается в ответ – на этот раз искренне – и отвечает:       − Намного лучше, спасибо.              Раздается шуршащий звук, и до нее доносится голос Люцифера.              − Надеюсь, он заручился твоим согласием, прежде чем проделал эту свою магию вуду.       Хлоя так резко поворачивает голову в его сторону, что едва шею себе не сворачивает. Он стоит в паре метров от нее, поигрывая запонкой и с подозрением наблюдая за Рафаэлем.              − Я бы не хотел поджигать твою шевелюру, − говорит он, обращаясь к брату. Его голос звучит непринужденно, но блеск в глазах ясно дает понять, что он не шутит. – С такой головой, как у тебя, ты бы стал похож на Шалтая-Болтая.              − Я попросил разрешения, − подтверждает Рафаэль.              Люцифер поводит плечами, убирая крылья.              − Очень надеюсь, − бормочет он.              Наконец он переключает все свое внимание на Хлою, и его взгляд мгновенно смягчается. Уголки его рта ползут вверх, и все словно бы встает на свои места.              − Люцифер, − выдыхает она.              Его улыбка становится еще шире.              − Привет, моя любовь.              Она устремляется вперед и бросается в его объятия. Он подхватывает ее с удивленным возгласом, а потом разражается довольным смехом. Возможно, она должна быть смущена подобной реакцией на его появление, но этого не происходит. Ей все равно, что подумают другие. Да и почему ей должно быть не все равно, когда он здесь?              Он сильнее прижимает ее к себе и, наклонившись, зарывается лицом в ее волосы. Она закрывает глаза, борясь со слезами. Вероятно, от нее пахнет потом, пеплом и смертью, но он все равно вдыхает ее запах, так что ей хочется растаять от умиления.              − Ты в порядке? – шепчет он.              Она кивает, не поднимая голову от его груди.              − Теперь, когда ты здесь, да.              Хлоя стискивает его – чтобы убедиться, что он настоящий, потому что до сих пор не до конца осознала, что он умер, воскрес и вернулся к ней – а потом отодвигается.              − А ты в порядке? – спрашивает она, поднося руку к его лицу и внимательно осматривая. У него как будто бы не появилось новых повреждений, так что Хлоя надеется, что это хороший знак.              Он накрывает ее щеку ладонью и проводит большим пальцем по нижней губе в том месте, где она была разбита.              − Я в порядке, если ты в порядке, − бормочет он с улыбкой.              Это мило, но Хлоя не может отвести взгляда от пореза у него над глазом и темнеющего синяка на скуле.              − Позволь ему излечить и тебя, − предлагает она, коснувшись его предплечья.              Люцифер смотрит мимо нее на брата, и его глаза темнеют.              − Нет.              Он произносит это решительно и непреклонно. Хлоя задумчиво закусывает губу, размышляя о том, стоит ли надавить на него, потому что совсем не хочет, чтобы он испытывал боль. Она знает, что, если попросит его сделать это ради нее, он подчинится, но также знает, чего ему будет стоить разрешение позволить одному из его братьев помочь, несмотря на то, что они пришли ему на выручку, и не хочет просить его заплатить эту цену.              Она слегка касается кончиками пальцев синяка на его скуле.              − Болит?              − Немного, − признает он.              Хлоя чуть запрокидывает его голову, чтобы проверить, нет ли синяка и под скулой. Там его нет. Она проводит пальцами вдоль его шеи и прижимает ладонь к груди поверх сердца.              − Приложим к нему лед позже, − с улыбкой говорит она. – Поработаю твоей медсестрой.              − О, правда? – мурлычет он с проказливой усмешкой.              Она окидывает его раздраженным взглядом.              − Это не было сексуальным намеком.              Он игнорирует ее слова, наклоняясь ближе.              − Знаешь, раз уж мы об этом заговорили, сильнее всего болит мой…              Она закрывает ему рот рукой.              − Даже не думай заканчивать это предложение.              Он многозначительно поводит бровями, но прежде, чем она успевает его укорить, кто-то прочищает горло.              Хлоя вздрагивает от неожиданности. Развернувшись на звук, она мгновенно вспыхивает от смущения, поняв, что Джон, Аменадиэль и Рафаэль слышали весь их с Люцифером разговор. Аменадиэль и Джон улыбаются. Рафаэль тоже, но он склоняет голову набок, словно впервые услышавший звук щенок. Он выглядит очаровательно недоумевающим для такого огромного мужчины.              Хлоя тоже прочищает горло и пытается отодвинуться от Люцифера на более приемлемое расстояние, но он притягивает ее назад. Она удивленно охает, столкнувшись с его телом, и он по-собственнически обвивает ее рукой за плечи, игнорируя ее недовольный взгляд.              − Смерть передает привет, − говорит он, обращаясь к отцу.              − Что она сказала? – спрашивает Хлоя, прежде чем Джон успевает ответить. – Она поговорит со Сном для нас?              − Уже, − отвечает Люцифер, опустив на нее взгляд. – И я тоже.              Хлоя недоумевающе хмурится.              Он опускает руку, которой обнимал ее за плечи, и полностью поворачивается в ее сторону.              − Заклятие снято. Все снова в своем уме. Я просил Джона и Зи проверить на всякий случай. Все, кого ты любишь, знают, что настоящее, а что – нет.              Какое-то время Хлоя может лишь молча смотреть на него. Ужасная ночь в Лос-Анджелесе была всего неделю назад, но у нее такое ощущение, будто прошли годы. Она так сильно хотела услышать от него эти слова, так отчаянно стремилась их услышать, что теперь, когда они действительно произнесены, опасается, что это очередной сон.              К глазам подступают слезы, и ей дважды приходится сглотнуть, прежде чем голос вновь начинает ей подчиняться.              − Все кончено?              Люцифер кивает.              − Да, − шепчет он, поднося руку к ее лицу. – Кончено.              Хлоя больше не в силах сдерживать слезы, которые начинают течь по щекам. С губ срывается всхлип, и, окинув ее взглядом, исполненным такой нежности, от которой она начинает плакать еще сильнее, Люцифер притягивает ее в свои объятия.              Она утыкается лицом ему в грудь и принимается рыдать, наплевав на божественную компанию. Никто из них, впрочем, ничего не говорит и не пытается вмешаться. Люцифер нежно поглаживает ее по спине, как всякий раз, когда она просыпалась от кошмаров, и знакомая ласка мгновенно оказывает на нее успокаивающее действие, пока она не вспоминает, что кошмаров больше не будет – сон рассеялся. Они наконец вернули себе свои жизни, и все придет в норму.              Едва она успевает осознать это, как следом возникает другая, не столь радостная мысль. Заклятие, может, и рассеялось, но причиненный им вред – нет. Сон взял ее жизнь и смял в ладонях, словно бумагу, так что даже если Смерть заберет ее обратно и распрямит, морщинки и изгибы никуда не денутся.              Она высвобождается из объятий Люцифера и запрокидывает голову, чтобы заглянуть ему в глаза.              − Как мы объясним это остальным?              Он смахивает остатки слез с ее щек, но ничего не отвечает, и страх сжимает ее грудь, затрудняя дыхание.              Хлоя вцепляется в его пиджак.              − Люцифер, что мы будем делать? Дэн и Линда, может, все поймут, а также Трикси, но Элла? Моя мама? Все остальные в полиции? Как мы это исправим?              Люцифер качает головой.              − Не знаю, но мы сделаем это вместе, хорошо? Как и все остальное.              − Вообще-то, − встревает Джон, − в этом не будет необходимости.              Хлоя поворачивается к нему, недоумевающе хмурясь.              Люцифер же напрягается.              − Какого дьявола это значит?              Джон складывает руки перед собой.              − Вы двое через многое прошли, и мне кажется, будет нечестным заставлять вас продолжать платить за выбор Майкла.              В сердце Хлои вспыхивает огонек надежды.              − Это не ответ на мой вопрос, − замечает Люцифер.              − Я изменил временную линию и послал вас назад, − отвечает Джон. – Вы двое сохраните свои воспоминания обо всем, что произошло за эту неделю, как и Мэйзикин, так как ей нужно помнить, что у нее теперь есть душа, а также ваши друзья Джон и Затанна, раз уж ты поручил им отыскать Цирцею. Но для всех остальных людей заклятия никогда не существовало.              Хлоя смотрит на него во все глаза.              − Погодите. Вы… вы послали нас обратно во времени? – Она оглядывается по сторонам, но ее окружение никак не изменилось. – И сейчас мы в прошлом?              − Я пока что остановил время, − с улыбкой отвечает Джон. – Но да, мы в прошлом.              − Как далеко ты нас отправил? – спрашивает Люцифер.              − На неделю. Как только я уйду, временной поток продолжит свое течение с того момента, когда ты написал Хлое сообщение и попросил встретиться в «Люксе». В Лос-Анджелесе было несколько минут девятого. Здесь немногим более одиннадцати.              Люцифер качает головой.              − И как мы объясним свое присутствие в Нью-Йорке? – качает головой Люцифер.              − Ваши семья и друзья под впечатлением, что ты увез Хлою в импровизированный романтический отпуск. Учитывая твою импульсивность, никто не удивится.              − Да, но она не импульсивна, − нетерпеливо отвечает Люцифер. – У нее есть обязанности. Работа. Ребенок.              − Об этом я тоже позаботился. – Джон переводит взгляд на Хлою. – Вас не ожидают в Лос-Анджелесе до вторника. Трикси со своим отцом на ближайшие дни, о чем вы и так заранее договорились, верно?               Хлоя ошеломленно кивает.              − И твоя лейтенант была более чем готова предоставить тебе отпуск, учитывая количество причитающихся тебе выходных и тот факт, что недавно ты помогла арестовать людей из картеля Призраки. Кстати, высшие чины полиции Лос-Анджелеса весьма этим довольны. Полагаю, в скором времени тебя может ожидать медаль.              Он улыбается ей так, что Хлое становится понятно, что ни о каком «может» и речи не идет – она точно получит медаль. Однако же Хлою не волнует, довольны ли высшие чины ее работой. Ее беспокоит только одно.              − Так Трикси в порядке?              Джон кивает.              − Она здорова, счастлива и в безопасности. И с нетерпением ожидает сувениров, которые вы ей привезете. Хотя, когда Дэн сказал ей, куда вы направляетесь, она была немного разочарована, что не могла поехать с вами. – Он переводит взгляд на Люцифера. – Она, как ты знаешь, очень привязана к Люциферу.              На глаза Хлои снова проступают слезы.              − Так она не помнит пляж?              − Нет, − мягко отвечает Джон. – Для нее случившееся на пляже никогда не произошло – ничего из этого не произошло. Последний раз она видела тебя, когда ты отвезла ее к отцу после футбольного матча.              Перед глазами Хлои возникает картина того, как она стояла перед входной дверью Дэна, передавая ему сумку Трикси и недопитую бутылку спортивного напитка. «Поцелуй меня, обезьянка, − просит она, наклоняясь, и Трикси обвивает Хлою руками за шею и целует в щеку, говоря «Люблю тебя».              Хлоя снова принимается плакать, и Люцифер привлекает ее к себе. Она прижимается к его боку и смахивает слезы со щек.              − Есть еще кое-что, − говорит Джон.              − Ну, разумеется, − бормочет Люцифер. – Мы превратимся в тыквы в полночь?              Джон игнорирует шпильку и встречается взглядом с Хлоей.              − Твой отец просил передать тебе сообщение. Он хочет, чтобы ты знала, что он тебя любит и очень тобой гордится.              Затем Джон переводит взгляд на Люцифера.              − И он просил передать тебе, что ты заслужил его уважение и признание. Он благодарен, что ты любишь его дочь так сильно, и с нетерпением ждет встречи с тобой.              Последнее предложение производит эффект разорвавшейся бомбы. Люцифер словно бы обращается в столб, а сердце Хлои начинает биться так сильно, что она всерьез опасается, что оно вот-вот выскочит из груди.              − Но Люцифер не может… − начинает она, но так и не заканчивает мысль.              Джон пристально всматривается в Люцифера.              − Врата Серебряного Града открыты для тебя, сын мой. Твое присутствие не требуется и не является обязательным. Ты можешь приходить и уходить, когда пожелаешь, без всяких обязательств. – Он на миг переводит взгляд на Хлою и понимающе улыбается. – Подозреваю, мы не увидим тебе еще много, много лет. Но когда ты все же вернешься…              Он замолкает и внезапно выглядит смущенным, даже нервничающим, и Хлоя понимает, к чему все ведет – он пытается последовать ее совету.              − Я бы многое хотел тебе сказать, − тихо продолжает он, − и готов выслушать тебя, если ты захочешь что-то сказать мне. Но мы приступим к этому разговору, если и когда ты будешь к нему готов. А до тех пор…              Он вновь переводит взгляд на Хлою, и она подбадривающе кивает ему.              Джон прочищает горло и вздергивает подбородок.              − Я люблю тебя и горжусь тобой.              Слова повисают в воздухе. Джон выглядит искренним, хотя и немного неуверенным. Рафаэль и Аменадиэль явно потрясены до глубины души. Люцифер же, в свою очередь, как будто совершенно ошарашен услышанным. Он тяжело опирается на Хлою с тихим выдохом, и она обвивает его рукой за талию, поддерживая.              Джон отступает назад.              − Мне пора домой. Я слишком долго отсутствовал. – Он снова улыбается Хлое. – Пожалуйста, передай Трикси, что я надеюсь, что выполнил ее желание так, как ей того хотелось.              Когда Хлоя осознает, что он говорит о вечеринке проводов на пенсию и просьбе Трикси оставить Люцифера с ними навсегда, ее глаза вновь наполняются слезами.              Джон улыбается еще шире.              − Хотя я все еще работаю над ее просьбой о жирафах на Марсе.              Хлоя смеется сквозь слезы.              Джон переводит взгляд на Люцифера.              − Надеюсь, скоро увидимся.              Люцифер молча смотрит на него, широко раскрыв рот и явно не зная, что на это ответить. Хлоя крепче его обнимает.              Джон не ожидает ответа. Кивнув и улыбнувшись напоследок, он исчезает вместе с Рафаэлем и Аменадиэлем.              Какой-то миг вокруг царят лишь тишина и странное ощущение покоя. А потом внезапно появляются разговаривающие и смеющиеся люди, наслаждающиеся субботним вечером. Хлоя пялится на них, пораженная сюрреалистичностью всего происходящего. Они и понятия не имеют, что всего пару секунд назад Землю посетили Бог и армия ангелов.              Она поднимает взгляд на Люцифера. Он бледен, как полотно, его глаза остекленели. Хлоя никогда не видела его таким потрясенным, и у нее сводит сердце от жалости к нему. Она и представить себе не может, каким ошарашенным он, должно быть, себя чувствует.              − Люцифер? – шепчет она, прижимая ладонь к его груди. – Ты в порядке?              Он опускает на нее глаза. Пару раз моргнув, он скользит взглядом по ее лицу, а затем подносит руки к ее щекам.              − У нас есть вечность, − с благоговением выдыхает он.              От того, что он сосредоточился именно на этом после всего услышанного, у нее перехватывает дыхание. Радость вспыхивает в ее груди и затем вырывается наружу, побуждая Хлою броситься в его объятия. И ей никогда – никогда – не придется его отпускать.