***
Получается так, как Выграновский и сказал. Они с Егором на первый не идут, а вот Шастун и Арсений туда все-таки отправились, предварительно еще подумав, нужно ли им это. Ладно, они уже и так пропустили вчерашний день, нужно просто ради приличия сходить в школу и на уроках засветиться. По пути Антон все-таки покупает Попову, упросившего его своими голубыми глазами, еще один энергетик, предупреждая, что может выработаться зависимость, потом они заходят к родителям Арсения, так как тому нужно взять рюкзак с тетрадями, косметичку и переодеться, при этом взять с собой одежду на смену. Ночевать дома в ближайшие пару дней Арс не намерен, все равно Шастун позвал его к себе с ночевой, пусть родители Антона могут быть против. Перед тем, как уйти в здание школы, Шаст еще минут десять сидит на площадке рядом с Арсением, который, смыв вчерашний макияж, красился заново, и держит ему зеркало. Так и не скажешь, что они готовятся разъебать школьный выпускной своей песней и планируют излучать только хорни вайбы. Но Антону все больше кажется, что Арса он знает еще не полностью, что за высокими лабутенами, отменным макияжем и сногсшибательной энергией скрывается что-то этому точно противоположное. Ему обязательно нужно узнать другого Арсения, но пока он довольствуется тем, насколько Попов ему доверяется, открываясь с разных сторон. На сцену он, конечно, выйдет полуголым, в отвратительно великолепном наряде, с гитарой, там будет излучать один огонь, пританцовывая ритму, но в жизни наверняка изменится, как обычно и происходит. — Антох, подай палетку, пожалуйста, — ему сейчас не до этого, Арс подкрашивает ресницы, надеясь, что никакой мошке или осе не вздумается влететь ему в глаз. — Скажи мне, это ведь не все? — кивая на сумку средних размеров, Шаст изгибает бровь в вопросе и, взяв ту палетку, которую парень перед этим выложил, открывает и протягивает ему, проверив предварительно, есть ли там кисточка. — У меня дома еще есть, но это основное просто, а я не знаю, когда домой полноценно вернусь. Ты, надеюсь, не против, если я у тебя пару раз посплю? В гараже одному страшно ночью, — Арсению уже хватило прошлого раза, когда какой-то умник перепутал гаражи и ломился в их, а он там, между прочим, был один. — Все в порядке, ты можешь оставаться столько раз, сколько тебе нужно. Слушай, а ты ведь на выступление сможешь меня и Эдика накрасить? — закусив губу, Антон спрашивает, предполагая, что сам сделать ничего не сможет, а на сцену нужно выходить при полном параде, соответствуя образу рокеров. — Конечно! — и так лучезарно Арсений улыбается, что, кажется, лицо его треснет пополам, если тот не прекратит. — Я могу даже сделать за пару дней до выступления несколько вариантов, вы сами выберите лучший для себя. — Арс, ты — чудо, ебаное чудо, ты знал это? Попов только смущается, ничего не отвечает и продолжает наносить трепетными движениями тени на веки, иногда бросая одним глазом взгляд на Антона, рассматривающего с заметным интересом цвета в палетке.***
Все еще сонный, наскоро собравшийся Выграновский выглядел заебанно и хотел уже было развернуться и пойти домой досыпать, плевав на обещание появиться в школе ко второму уроку, но картина, развернувшаяся на первом этаже, где они обычно своей четверкой тусовались, его взбодрила, а Егор наоборот, замер, где-то позади него вздохнув привычно тяжело. Казалось, что Арсения сейчас никто не удержит, и он вцепится ей в лицо за очередной пшик в сторону себя. — Думаешь, если тебя ебет Шастун, то ты сразу становишься звездой? — фыркает Кузнецова, которая сама пускала на Антона слюни, потому и пыталась выводить Попова, последние несколько дней проводящего все время с Шастом. — Еще раз ты спизданешь это и получишь по ебалу, ты сама хоть что-то сделала или только пиздеть научилась? — сверкая на нее злющими глазами, Попов был на низком старте и, казалось, сейчас реально сорвется с места и вдарит ей в ярко раскрашенное лицо. Ладно бы продолжала пытаться выехать за счет оскорблений лично Арсения, но раз уж влезла на территорию Антона, то пусть получает заслуженное, потому что эта тема каждый раз гулко отзывалась в душе Попова, а желание вмазать ей увеличивалось. Она понимала, куда стоит ударить и где его зацепить, чтобы вывести из себя. — Видимо, бесишься, что на тебя никто, особенно Антон, не смотрит, вот и бегаешь тут, лаешь, как шакал, — у него даже желваки играть начали, он готов ей расцарапать лицо, все-таки и так сцепились, как две кошки. — Да кто на тебя посмотрит-то. Облезлая Монстер Хай обычная, какая там так же красилась? — ехидничает одноклассница, видя боковым зрением, как из-за поворота выруливает Шаст, которому истерично звонил Булаткин, угрожая после, что если тот не придет в холл, он его лично своими волосами и придушит потом. А Эд, что странно, молча наблюдал, надеясь, что Арсений остынет, а не будет связываться с шушерой. — Ах ты блядина, тебе просто пиздец! — в сердцах выкрикивает на весь этаж разъяренный Арс, выставляя вперед ногу и намеренно придавливая массивной подошвой лабутены носок ее белоснежного кроссовка. Еще мгновение, и его рука бы точно схватила Иру за волосы. Тяжело его будет оправдать, но можно постараться, аргументируя тем, что она сама дергала постоянно его, пытаясь обратить на себя, якобы такую смелую, внимание Шастуна, который, кстати, очень сейчас вовремя. Антон с каменным лицом перехватывает его руку за запястье, укладывает ладонь по-хозяйски на талию и оттягивает мощным движением его к себе, теперь опирая Арсения, внезапно утихшего, на свою грудь и щуря глаз на замершую в паре шагов Иру. — Че ты лезешь, вот скажи мне? Он тебе сдался? Хочется ебать мозги — займись этим с кем-нибудь другим, — твердо разделяя предложения между собой, Шастун выглядел не особо доброжелательно как к Кузнецовой, так и к Арсу, но его хотя бы приобнимал, сдерживая. — А если ты дрючишься здесь из-за меня, то забудь вообще, где мы тусуемся, сталкерша ебаная. В твою сторону я бы даже просто по приколу не посмотрел, — сказал — как отрезал. — Одна дебилка, это понятно, а ты с хуя ли полез, Попов? И, понятное дело, эти слова Ира слышит, опешивает и отходит к своим подругам, стоящим возле автоматов с разными разноцветными банками фанты и кока-колы, а Антон, рванув в сторону, утягивает Арсения за собой и, встретившись взглядом с пришедшими Егором и Эдиком, пожимает плечами в непонятках, словно говоря им, что сам, честно говоря, не в курсе сути дела. Он, конечно, знал о нездорово-агрессивной реакции Попова на нее за попытки оскорбить или задеть, но надеялся на его благоразумие, по-видимому, зря. — Мне кажется, шо Арсу пизда, — нервно смеется Выграновский, хватающий тут же Егора за руку и уводящий к лестнице, на которой пару мгновений назад скрылись Арсений и Шастун. Пусть он и знал, что никто никого и пальцем не тронет, но напряжение между друзьями все равно заметил, пока те проходили мимо молча, поэтому Эдик и решил, что лучше решить вопрос, который, по его мнению, чем-то страшным не являлся, всем вместе, а не разделяться по-идиотски и потом пересказывать все друг другу, если бы кто-то из них заговорил бы все же об этом через какое-то время. — Да, давай их догоним, — Булаткин спешно перепрыгивает через ступени, вглядываясь вверх, в пролет между этажами, и надеясь услышать хотя бы часть того, о чем говорят идущие выше друзья. — Че ты плетешься, а? — обернувшись, он видит, что Эд идет в развалочку, пусть пару десятков секунд назад сам рвался за ними, как цепной пес. — Думаю, они не переубивают друг друга за минуту, не ебнулись же окончательно. У них то чмоки-чмоки, то какие-то забивы между собой, вот шо у них в жопе, шило? Добираются они до них только тогда, когда Шаст, явно немного успокоившись, но не отойдя полностью, смотрел на Арсения сверху вниз, пока тот что-то ему шепотом объяснял, видимо, решив сохранить тайну их разговора. Антон привычно опирается плечом на стену рядом, по-видимому, уничтожая своим видом не только одного Попова, тут даже Выграновский слегка подвис, заметив, насколько тот выглядел авторитетным и одновременно главенствующим, склонив голову вниз и прожигая взглядом Арса. А вот Егор на месте не замер, сразу подошел к ним и, устроив ладони на их плечах, чтобы немного усмирить пыл и быть уверенным, что они не кинутся друг на друга в порыве любых чувств. — Шаст, Арс, пойдемте лучше на урок, давайте не нагнетать? — начинает тихо, но решительно Булаткин, предлагая самый спокойный и мирный вариант из возможных существующих. — Уйди пока, Булка, мы догоним вас, давай, — Антон кивает в сторону, мол, идите, не стойте здесь, и смотрит на Эдика, одним взглядом прося увести отсюда Егора и оставить его с Арсением наедине. — Да, пойдем-ка пока, они же взрослые мужики, решат, — кивает понимающе Выграновский и, подхватив Булаткина под руку, уводит его подальше отсюда, предполагая, что этим мог сделать и хуже, и лучше. Может, поебутся наконец. А, может быть, поговорят. Предполагалось, что оба варианта решат вопрос. Или же они попробуют оба, почему нет? Молча Шастун берет парня за руку и уводит в противоположном направлении. Оно и правильно, для чего им лишние слухи о скандале или ссоре, когда можно найти пустой кабинет или туалет и там поговорить, только бы не было лишних ушей, которые потом бы пустили ложный гнусный слух, а многие на подобном выезжают из ямы оскорблений и низкой самооценки. Тем более, чрезмерного шума им ни в коем случае нельзя, нужно максимально залечь на дно и выждать выпускного, чтобы рвануло оттуда, откуда вовсе не ждали. А здесь проблема — Кузнецовой вздумалось вспыльчивого Арса доводить, который бы разодрал ей лицо, если бы не успевший тютелька в тютельку Шаст. Они проходят несколько коридоров, прежде чем понимают, что все кабинеты либо с учителями в наборе, либо с учениками, которые, узнав Антона, делали большие круглые глаза, как будто к ним зашел не Шастун, а Киркоров в синей шубе. Значит, их переговорная — туалет. Туда они почти не ходили, любили оставаться в коридорах и обсуждать что-то, вдыхая воздух из открытых окон, но случай требует, поэтому Шаст пропускает Арсения, подталкивает вперед торопливо и хлопает за собой дверью, желая всем, кто попробует зайти, здоровья и стоматолога, который вернет им на место зубы, так как Антон почему-то сам слишком завелся с этой ситуации и не дал бы кому-то просто так помешать их разговору, который очень требовался именно сейчас. Шастун проверяет кабинки на наличие людей и становится подальше от стен, подхватывая одну из ладоней, которые Попов заламывал, не зная, куда себя деть. — Я, конечно, все понимаю, но, Арсений, шестерка, — губы Попова растягивается в ухмылке, он рад той роли, которую Шаст выделил для Кузнецовой, — не повод портить себе репутацию, которая из-за учителей висит на ебаном волоске. Пойми основное сейчас. Я не злюсь, что ты решил отстоять свою честь или то, что ты защищал, что аж глотку бы ей перегрыз. Но я вообще не готов потерять выступление на выпускном, которое мы просто обязаны провести, нам лучше залечь на дно пока что. А на выпускном, я тебе клянусь, мы совершим самые необдуманные поступки, и если ты захочешь набить ей все-таки лицо, я не одобрю, но не полезу, если вреда для тебя не будет. — Антон, это полная хуйня. Я ее выебоны в мою сторону терпеть не намерен, я ее в следующий раз отпизжу так, что ей неделю глаза красить не придется, — сейчас Арсений был заряжен на спор, а вот Шастун хотел бы просто спокойно поговорить, а потом просто помолчать, обнимая его. — Попов, прекрати, — по фамилии, Арс даже напрягается, поднимая чистый горящий взгляд от их ладоней прямо на лицо Антона, для чего запрокинул голову, и теперь смотрелся особенно очаровательно со своим макияжем и преданным взглядом. — И не смотри на меня так, я сказал тебе «нет» на ближайшее время. Если хочешь вопрос обжаловать, то, добро пожаловать, сегодня ко мне снова в квартиру с ночевой. Обсудим, кажется, дел у меня особых не было, — Шастун честно пытается вывести их беседу из напряженного русла, даже шутить пробует, чтобы стянуть с Попова образ сучки и еще раз одним всего лишь глазком взглянуть на простого Арсения. — Да слышал бы ты, что говорила она, ты сам бы ей вмазал! — протестует и не поддается на уговоры и просьбы Арс, сжимая его пальцы в кольцах крепче и намекая, что сдавать позиции не намерен. — Я бы даже внимания не обратил, думаю. Разве меня должно ебать, что говорит левый мне человек? Мне дела нет, Сюх. Ты пойми, не всегда адекваты попадаются, — потрепав его свободной рукой по волосам, Шаст выдыхает последние крохи нервозности и уходит в дзен. — Антох, ну, она спизданула, что я хуй без головки, если без тебя и коллектива нашего. — Как ты сказал? Хуй без головки? — тут Антона слишком резко прорывает на неистовый ржач, он даже приседает, согнувшись в три погибели. Руку, что странно, не выпускает до сих пор. Вроде бы надо Попова к себе прижать, сказать, что он и сам по себе ценен, вон, сколько всего умеет, а Шастун не может себя успокоить и смеется, надеясь пережить потом подзатыльник от Арсения. — Да бля, че ты ржешь, дурень? — Ты как дитя малое мое, иди-ка сюда, сейчас мы всяким Кузнецовым и не только покажем. Разогнув ноги слишком уж внезапно, Шаст подскакивает с хрустом какой-то из частей тела и захватом закидывает на свое плечо Арсения, лицезрея теперь обтянутую джинсами задницу и болтающиеся в воздухе ноги, обутые в лабутены. Он выносит его таким образом из туалета, что выглядит максимально подозрительно, впрочем как и то, что Арс покраснел, и идет размеренным шагом по всему этажу, слыша бормотание и просьбы опустить обратно, на пол. С другого конца коридора на это смотрит Выграновский, у которого из-за них чуть не упал сникерс на пол, туда, где уже устроилась челюсть, так он впал в ступор, выдавая глухое короткое: «Опять пиздец.». Как жаль, что рядом не оказывается Егора, наотрез отказавшегося идти обратно к автоматам. К слову, ни Иры, ни ее подруг там больше не было, и Эдик купил себе шоколадку, не отвлекаясь наконец-то на всякие там перешептывания за спиной. — Смотри, кого несу! — орет в голос Шастун, заржав и не давая Арсению больше дрыгать ногами, обняв второй рукой их в районе колен. На лице Эда большая бегущая строка с надписью: «Помогите, он ебнулся».***
Выграновский больше был похож на разъяренного кота, выгнувшего спину и залезшего на высокий шкаф, чем на себя самого. Ему, честно говоря, плевать, у кого какого цвета ногти, кто красится, а кто нет, но вот к появлению маникюра или макияжа у себя (не считая того, что делался несколько раз для совместных фоток в их общий инстаграм) относился отрицательно. — Руки малевать не дам! Я сказал, Арсений, убери это дерьмо отсюда. Я сказал, не дам! — его в прямом смысле загнали в угол гаража. Эдик лежал в креслах-мешках, сжав кулаки, чтобы никто не добрался до ногтей, и откидывался тем, чем мог, например, небольшими подушками, которые были натащены Егором еще в первый месяц обустройки их семейного гнездышка. — Ну, давай один пальчик, я хочу попробовать на ком-то другом! — канючит Арс, завалившись на его бедра и пытаясь через смех разодрать как будто склеенные супер-клеем пальцы и дотянуться хотя бы до одного ногтя. — Я шо тебе сказал? Я не дам! Уйди со своим лаком, Арс, не хочу! — откатываясь в сторону, Эд фырчит и уползает к кухонной тумбе, бурча себе под нос недовольства. Проследив за ним взглядом, Арсений падает в кресла-мешки сам и натягивает один на себя, закрывая им лицо и прижимая пыльную ткань посильнее ладонями с ярко-черными ногтями, сдерживая рвущийся наружу чих. Жалко, что Булаткину пришлось метнуться домой, так как родители позвонили и корректно намекнули, что им не нравится то, что их сына дома почти не бывает. Ещё и сообщили, что приезжает какая-то там двоюродная бабушка, а ее, видимо, нужно обмахивать опахалами и подносить ей подносы, полные еды и напитков, потому Егор им так нужен. А Антон отошел на улицу, покурить. — И иди ты нахрен, я Антоху попрошу, — нарочито обиженно и максимально по-сучьи тянет Попов, поднимаясь с мягкого места и набрасывая на ходу кожаную куртку, причем тоже Шастуна, ведь тот ее либо забыл надеть, либо намеренно оставил. — Беги-беги, кис, к принцу, он уже заждался тебя, — тут же в сторону тумбы прилетает пустая банка из-под кока-колы, а дверь из гаража со скрипом прикрывается. Арс все-таки вышел. Антона найти оказывается легче простого, он курит всего в паре шагов, опираясь на мотоцикл и рассматривая ночное небо над собой. На звук открытой двери Шаст поворачивается, изгибая бровь и примечая, что Арсений выбежал в его куртке и, такое чувство его не покидало, на пару минуток. — Ты не взмерзнешь, мерзлявка? — прикусив сигарету зубами, Шастун полностью разворачивается к нему и подзывает глазами, чтобы тот не терся у входа. — Нет, я для этого упер твою кожанку, смотри, теперь я байкер, — играя бровями, Попов пристраивается рядом с ним и поднимается на носочки (лабутены он еще днем снял и переобулся в удобные мягкие кроссовки), выпрашивая затянуться пару раз. — А не рано ли тебе? — для вида интересуется Антон, но сигарету протягивает и заглядывается на то, как аккуратно Арс прихватывает губами кончик и втягивает резкий запах, морщась, но не кашляя. — Уже курил? — кивок в ответ. — Это ты типа взрослый, так? — Получается, что так. Натягивая куртку поплотнее на плечи, Арсений ежится и ближе ютится к такому высокому и теплому Шасту, который теперь выдыхал дым в сторону, но смотрел все равно на робкие попытки прижаться от парня. — Ну чего ты жмешься, как неродной, иди ближе, — Шастун сам тянется свободной рукой к нему и крепко прижимает Арса к своей груди, застегнув пару пуговиц-кнопок на своей-арсовой кожанке. — Эдик тебя попер, что ли, чего вышел? — Он ногти отказался красить, прикинь? А я ведь продумал уже, что мы на сцену пойдем с маником, как положено, хотел посмотреть, подойдет ли его рукам с татуировками оттенок или новый брать. А он взял и турнул меня, вот сожру его ночью под шумок, будет знать. — Какая трагедия, Арсений, — он смеется, кладя подбородок на его макушку и несколько раз глухо, но осторожно ударяя по его груди, как бы сочувствуя. И чувствует, как быстро колотится у гитариста сердце. — Тебе нормально? Это так всегда у тебя после энергетика? А что Попову сказать? «Извини, что ты такой ахуенный с этой сигой и рядом с мотоциклом, у меня щас встанет хуй»? Нет, конечно. — Впервые так, — он врет ему в ответ, подергивая плечами, и с влюбленной улыбкой жмется назад, предполагая, что Антону не видно. Тот, конечно, тактично молчит, подаваясь чуть назад и опуская глаза, чтобы проверить, не упадут ли они вместе с мотоциклом сейчас, но вместо этого его взгляд сталкивается с ягодицами, теперь обтянутыми тонкой тканью спортивных лосин, сквозь которую при желании можно было рассмотреть края боксерок. Неприлично долго он глядит на его задницу, дыхание аж перехватило, и сигарета из пальцев, отпустивших инстинктивно ее, выпала. В голове полная пустота и только эти блядски красивые бедра, выше переходящие в две упругие половинки, к которым Шастун чуть не потянул руку, но вовремя себя одернул, предполагая, что Арсений просто вмажет ему за такую бестактность. — Мерзлявка, не хочешь согреться? — одарив Арса самой заигрывающей улыбкой из тех, что были у него в арсенале, Антон слегка склоняется к нему и поясняет, чтобы тот себе не надумал всяких пошлостей, так как звучало и правда довольно двусмысленно. — Поехали по ночному городу кататься на моцике? — Только если я впереди и без шлема, — подмигивая ему, Попов разворачивается в объятиях и оказывается непозволительно для друзей близко, забрасывая ему на шею руки и водя пальцем по бледной горячей коже для того, чтобы продемонстрировать свой почти что идеальный маникюр. — Заметано, жду пять минут и уезжаю, детка, — Антон слишком близко, да еще и слегка в сторону сдвигается, обхватывает в кольцо резинку на его хвосте и стягивает ее, пряча в кулак. «Давай, оторвись от меня, пойди и возьми хотя бы мобильник, иначе я засосу тебя здесь, иди отсюда, глупец», — думает Шаст, а Арсений, как услышав его мысли, отрывается и удаляется обратно в гараж, сильнее держа кожанку на своих плечах. На мгновение заглянув внутрь, Шастун оставляет шлем возле холодильника, хрен с ним, и без отлично покатаются, особенно когда Арс такой великолепный, и скрывать эту красоту должно быть грешно. — А вы куда это? — оторвав голову от подушки на диване, куда Эд перелег, он смотрит за тем, как Попов невесомо пудрит нос, захлопывает громко пудреницу и, взяв с полки свой телефон, походочкой от бедра минует диван. — Ногти красить, Антоха согласился, — дверь за ними закрывается звучным хлопком. — Ну ни хуя себе. Рычанье двигателя на улице окончательно пробуждает Выграновского, уже задремавшего за эти пару минут отсутствия Арсения. Шаст, сдвинувшись немного назад, ждет Арса, чтобы наконец-то сорваться с места и уехать с ним в глубокую ночь вдвоем, романтично, пускай они и просто друзья. Такая дружеская романтика. — Готов? — Всегда, — Попов обходит мотоцикл с другой стороны, перебрасывает бедро через сиденье и устраивается удобнее, откидывая голову ему на плечо и щуря глаза от резкого запаха сигарет. Его быстро треплют по волосам, а после Антон, одной рукой обвивая его талию, забравшись под свою куртку, дает по газам и за считанные секунды покидает гаражный кооператив, — Куда хочешь? — Просто погоняй, — уже знакомое место приводило Арсения в дикий детский восторг, пока его черные волосы летели за спину Шасту, к плечу которого он прижал голову, чтобы иногда бросать взгляды на его лицо, едва-едва освещаемое фонарями и луной. Опасно, но от этого только сильнее стягивался узел в животе, хотелось больше и больше ветра в волосы, рук на талии, ускоряющейся постоянно скорости, резких поворотов, на которых была возможность Попову упасть, но рука Антона прямо так вцеплялась в его талию, не давая даже соскользнуть чуть в сторону, не то что упасть куда-то. От Шастуна так и исходил вайб того самого байкера, который по ночам катает на мотоцикле то парней, то девушек, по утрам провожает их из отеля, а вечером взрывает зал со своими треками, после чего снова на дорогу с обворожительными красавчиками или красавицами. Арсений рад, что именно он на месте этих «фаворитов», а не какая-нибудь шестерка, наподобие Кузнецовой. Во времени они теряются до раннего утра, иногда делая остановки, во время которых пили вместе то сладкий латте, то терпкий черный чай, стоя в объятиях друг друга и наслаждаясь влажным запахом ночи, окутавшим их с ног до головы. Арсу хочется постоянно быстрее, рискованнее и со свистом шин, чтобы уши закладывало, чтобы голова кружилась от опасности, чтобы Шаст крепче его прижимал, чуть ли не врезаясь губами в его ухо и обдавая его горячим дыханием. И он, естественно, видит эту сумасшедшую реакцию и на себя, и на скорость, и ему это очень нравится. Шастун готов все свои ночи потратить на Попова, чье сердце колотилось и вылетало из груди при каждом жестком повороте, но он, когда Антон вдруг затормаживал, орал что было силы: «Еще! Быстрее давай, давай!». От такого Арсения Шаст плыл, сжирая его взглядом. Напряжение между ними заново появилось, только теперь оба хотели разменять его в кровати, но никак не за ссорой. — А мы можем включить музыку? — интересуется Попов, опираясь бедрами на небольшой столик возле заправки, им пришлось остановиться, чтобы заполнить бак бензином окончательно и больше уже не тормозить, гоняя всю ночь. Спать не хочется, скорость выбила все предпосылки, да и второй стаканчик кофе сыграл роль. — На мотоцикле? — Шастун дожидается короткого кивка и с улыбкой положительно машет головой, поправляя светлую взъерошенную челку. — Да, подключайся через блютуз, а как поедем — включишь. Антон думает, что если бы с ним была, например, Ира сейчас, то его бы сняли со всех сторон и закинули в сторис, чтобы все те пять тысяч подписчиков увидели, с кем она катается по ночному городу. А Арсений же мобильник не достал ни разу, даже сейчас сделал это нехотя и из-за музыки. — Теперь меняемся, — смеется Шаст, смещая парня назад и усаживаясь спереди на мотоцикле, когда он уже был заправлен. — А что ты включить хочешь? — Могу Пошлую Молли? — обхватывая одной рукой талию впереди сидящего, Арс листает свою музыку во Вконтакте, выбирая что-нибудь более-менее адекватное. — Конечно, врубай, кис, — у него так долго крутилось на языке это прозвище по отношению к пластичному и грациозному Попову, что сейчас Антон выдает это без задней мысли, заводя двигатель и оборачиваясь через плечо. — Врубай и поедем, не хочу разбить тебе мобилку.Все хотят меня поцеловать.
Шастун дает по газам, когда Арс убирает во внутренний карман кожанки телефон и застегивается, не вытаскивая волос из-под воротника. Они уже не просто гоняют, они мчатся, вцепившись один в руль, другой — в талию водителя. По ушам бьет музыка, Арсений громко орет текст, откидывая голову назад и жмурясь от сушащего глаза ветра, пока Антон смеется, слушая, насколько Арсений отдается моменту, и наслаждаясь тем, что снова видит другого Попова лично, не боящегося подпевать треку из колонок. — Сука, сука, яяй, все хотят меня поцеловать, целоваться! — все еще охрипшим голосом вторит ему Шаст, входя в крутой поворот где-то в самом центре и замечая краем глаза ментовский бобик, внезапно включивший мигалки. — Ты хотел погонять? Сейчас ты ахуеешь, ибо нам пизда, если догонят, — не дожидаясь реакции от Арса, который до сих пор не обработал информацию, он мгновенно сворачивает во дворы, молясь всем Богам, в которых не верил, что там есть второй выезд. — Ебать, Антон, нам пизда! — настолько много адреналина в эту ночь, что Попов смеется громко, хватаясь за его пояс крепче и укладывая ему на плечо подбородок. — Мне еще нет восемнадцати, ты ведь помнишь? — и, встретив терпкое протяжное «блять», хихикает ему в ухо, предполагая, что Антон даже не подумал об его возрасте, решив, что задержать их могут за превышение скорости и езду без защиты. Шаст выезжает через свободную арку с распахнутыми железными воротами и по полностью пустой дороге гонит, чувствуя, как в ветреные моменты Арсений убирает ему с лица русые пряди и прочесывает их пальцами, не боясь совершенно такой скорости, но и не отпуская его. Оба, конечно, слышат в отдалении сирену полицейской машины, но только переглядываются иногда, продолжая выкрикивать громче прежнего текст уже переключившейся песни. «Нон стоп» Арсению всегда нравился, он тащился по нему, но всегда на первом месте у него была их песня, а Антон слушал Пошлую Молли редко, но метко, допустим, как сейчас с Арсом. — Делай, что хочешь, я забываюсь! — бесстрашно Попов отставляет одну руку в сторону, делая себе подобие крыла, и бегает глазами по светлеющему небу, чувствуя, что запомнит эту ночь, проведенную с Шастом вдвоем, навсегда. — Это нон-стоп, не прекращаясь, — добавляет чуть тише Антон, кидая на улыбающееся лицо позади короткий лучезарный взгляд, и думает, что хотел бы коснуться щеки, по которой звездами рассыпаны были родинки, но и не вывернулся бы просто, побоявшись потерять управление и угробить их двоих. Шастун, который приходил на ОГЭ бухой, который дрался на глазах классной, который плевал в ноги завуча, выдавшего ему требования стереть макияж и с себя, и с Егора, и, что его разозлило почему-то больше всего, с Попова, побоялся бы коснуться Арсения, смотрящего на Антона глазами-сердечками даже сейчас, как будто тот мог отвергнуть его или распсиховаться. — Музыка громче, глаза закрыты, — действительно закрывая глаза, Арсений перекладывает одну ладонь Шасту на торс, вторую — на плечо, — Это нон стоп ночью открытий! — для антуража он начинает плавно покачиваться, не замечая, как пару раз проезжается пальцами по груди, едва не задевая одну из эрогенных зон. Он ничего не хочет замечать, желает лишь раствориться в этих минутах, когда Шаст пытается умчаться от полиции, которая, вероятнее всего, забила на двух подростков в центре города на мотоцикле. Невыносимо желает запечатать на веках профиль такого Антона, слегка красного, с растрепанными волосами, открытой шеей, на которой висели цепи, создавая из него парня из влажных фантазий любой двенадцатилетней девочки или лично из снов Арсения, как вам хочется. — Антох, Антох, я хочу тебя, — он давится порывом воздуха, влетевшем очень вовремя в лицо, и краснеет, осознавая, как это ужасно выглядит, — позвать еще раз погулять, я не про то, что ты подумал! — тараторит смущенный и такой от этого прекрасный Арс, спуская обе руки на талию и вжимаясь грудью в надежную спину. И Шаст сам пока не решил, что ему нужно делать: радоваться или плакать? Вроде как стоило бы немного подождать для таких заявлений, особенно, когда у них только-только начинается несвойственное их четверке разделение, и они вдвоем проводят достаточно много времени. Но при этом Арс слишком судорожно исправился и весь покраснел, может быть, не хотел бы сказать такое и не произнес бы никогда в жизни эти три слова? Настолько непонятно, насколько велико желание Антона остановить мотоцикл, опереться ногой и, развернувшись, жадно поцеловать Попова, очаровательного наедине и излишне едкого и продуманного при одноклассниках и знакомых. Контраст его путал и одновременно подогревал, поэтому Шастун продолжал углубляться в познание юноши, желая узнать, из чего делают таких мальчиков и где же? — Это по Фрейду оговорка? — усмехается Шаст, снижая скорость за ненадобностью больше лететь, и накрывает одну из ладоней на своей талии своей, сплетаясь с холодными пальцами Арсения. Теперь Попов не понимает, что и думать, раз после такого пламенного желания, которое совершенно случайно было сказано не полностью, но отчасти отражало его внутреннее желание, которое Арс не осознал к этому моменту, Антон только продолжил заигрывания, которые стали частью их общения. — Да, — кивает Арсений, опять не вдумавшийся в то, что говорит, а после резко распахнутых глаз впереди сидящего и более крепкой хватки ладони вновь поправляется. — Точнее нет. — Какой ты чудесный становишься, когда краснеешь, — замечает Шастун и краем глаза видит, как тот покрывается румянцем снова, и это списать невозможно на жар, ночной ветер слишком холодный. — Прямо как сейчас. — Значит, я в обычной жизни страшненький, по твоему мнению? — Попов находится буквально за пару секунд и теперь сам идет в атаку, принимая эти правила игры. Обоим насрать на то, что теперь на фоне кричит «Мишка», Антон, еще чуть-чуть притормозив, может наконец-то обернуться и смотрит прямиком в глубокие голубые глаза, как будто пытаясь понять, за что так цепляется его сердце, а Арс отвечает на этот поплывший слегка взгляд, хлопая мягкими ресницами, и, оторвав одну руку от пояса, ведет ей по спине и зарывается в волосы на затылке, привычно их перебирая и отворачивая его голову туда, где ей быть положено во время езды. — Смотри за дорогой, — касаясь мочки уха щекой, одними губами шепчет Арсений, массируя кожу пальцами и дыша так же тяжело, как и Шаст, еле сдержавшийся во второй раз, чтобы не остановить мотоцикл и не поцеловать распаляющего его для чего-то Попова. Хочется исчезнуть с Земли на пару часов и утонуть в друг друге или же наоборот, забыть навсегда их флирт и вернуться к нежной дружбе, которая еще год назад давала им повод задуматься над собой. И ничего они сделать не могут, им перед утром, наступающим ночи на пятки, нужно успеть вернуться. Сегодня Арс был бы рад в школу не пойти. А Антон помнит про уговор на ночевки вместе и надеется только на них.***
Забрасывая ноги на стенку, Булаткин прижимает телефон к уху посильнее и водит носком по обоям, слушая перебиваемую регулярным смехом или беспричинным потоком мата Выграновского речь. Он уже давно собрался, можно было и полежать, пока Эдик, позвонив ему, завтракал и делился новостями с прошедшей ночи. — Прикалываешь, они взяли и съебались на всю ночь на его моцике? Я сам ахуел, думал, шо Арсений притащит его ногти красить, а они вместе умотали куда-то. Утром я их не застал, видимо, раньше ушел, ну, или же это они решили за вещами заходить перед уроками. Но это странно все-таки, там косметичка Арса оставалась, не думаю, шо он придет ненакрашенным, поэтому, думаю, я просто с ними разминулся, — звучит из динамиков, пока Егор наворачивал уже круги не по стене, а по комнате, проверяя то волосы, то сообщения. — Да ты разве не видел? — Шо не видел? — уточняет Эдик, чем-то задевая микрофон и уничтожая уши Егора противным скрежетом звука. — Да они смотрят иногда друг на друга оч подозрительно, будто щас пойдут и засосутся при всех прям, ты не замечал? — для Егора, более внимательного и наблюдательного, этот факт был уже как родной, а вот Выграновский, видимо, только узнал и начинал допирать, понимая, к чему были тогда эти совместные поездки и обжимания. — Да шо-то как-то нет, — слышно, что тот мешает чай, привычно постукивая ложкой по стенкам и за собой этого не замечая, привык уже, а Булаткина подбешивало, и, когда они ели вместе, то он всегда Эда одергивал и просил перестать дергать ему нервы. Но сейчас он промолчал, понимая, что Выграновскому нужно все в комфортной обстановке обдумать. Ни в коем случае он не являлся гомофобом, но все-таки постепенно приходило, приводя Эда в молчаливый висяк, понимание, что последнее время он максимально по-идиотски тупил, принимая все их моменты наедине и встречи только вдвоем как обычную дружбу двух рокеров. Сам ведь сосался и с самим Шастуном, и с Егором, поэтому и предполагал слишком близкие и теплые взаимодействия Антона и Арсения как проявления такой дружбы, но почему-то игнорировал интересный факт. Никогда и ни за что Попов не целовался с ними, даже будучи пьяным в хлам, значит, дело не совсем в непонравившихся устоях. Скорее в каком-то внутреннем споре, который сам себе Арс иногда проигрывал, с удовольствием вешаясь после двухчасового прогона трека на шею Эдику или Шасту, но чаще все-таки побеждал, оставаясь просто на коленях или в крепких объятиях, в которых скрипели и ломались ребра. И, допуская к себе настолько близко Шастуна, Арсений сам себя ломает сейчас? Или же он просто влюбился и смотрит на главного красавчика и авторитета у большей части учеников их школы взглядом влюбленной нищенки, нарушая свои же законы? Выграновский точно уверен, что Антон не посмеет причинить ему вреда, в любом случае Арс остается их другом, частью коллектива, без которой ничего бы не получилось, да и, если поверить словам Егора, которым Эдик не поверить не мог, Шаст сам неровно дышит в сторону гитариста. Может быть, потому чаще всего теперь Шастун хватается во время песни за него, притягивает к себе, прижимает поближе, отрывисто орет ему в лицо текст, чувствуя при этом себя увереннее? И от этого Эду становится немного не по себе. Он не против того, что ребята найдут счастье в друг друге, даже пусть и ходят до последнего, уверяя, что они самые корешистые кореша, но для их группы. Нет, играть и исполнять трек это ему, собственно говоря, никоим образом не помешает, но время, которое они сейчас проводят вместе, наверняка ведь поделится пополам, как думал Эдик, от этого они будут видеться намного реже. Ему с Егором останется для полной красоты замутить, а потом они все вчетвером перетрахаются и единогласно назовут группу «Полиамория». Он на минут десять завис, а в конце громко хрюкнул от одной мысли, что реально ведь неплохо было бы вчетвером, притерлись уже, и залил себе брюки чаем, продолжая хихикать и пытаться стряхнуть еще не впитавшиеся в ткань капли на пол. — Ты ебанулся там уже? — подает голос Булаткин, в свою очередь шуршащий каким-то пакетом. — Да если бы..! — кашляя, Эдик хрипит, сгибаясь в несколько раз, и хмурится от неприятного ощущения жидкости там, где ей быть не положено. Он готов проклинать и чай, и утро, но пока старается перестать хихикать и давиться. — Давай, сдохни еще, Утка, ну че у тебя все не как у людей? — слышно по голосу, что Егору даже чуточку смешно от того, что Выграновский такой дурной, но при этом пиздецки очаровательный и привлекательный хотя бы тем, что от души играет на бас-гитаре. — Живой еще? — он интересуется, потому что планирует выходить и идти в школу, по пути к которой, какая удача, дом Эда, и его можно и нужно подождать прямо рядом с парадной. — Да не дождесся, я еще молод и свеж, шобы сдохнуть от какого-то ублюдошного чая! — победоносно кричит, отойдя немного, Эдик и, присвистнув негодующе, уходит с мобильником к себе в комнату, чтобы переодеть промокшие брюки, в которых хотел прийти, как прилежный ученик, впервые за последние шесть лет. Он меняет их на привычные и родные джинсы с драными коленями, такие и Арсений таскает, они, конечно, выглядят зимой в такой одежде, как два придурка, но если нравится, почему нет? — А ты шо, уже выходить собираешься? — Планировал еще и за тобой зайти, а то одному идти — херовая идея, — эхо, которое несколько раз повторило Егоровы слова, дает понять, что он уже в подъезде, потому Эду и нужно торопиться, чтобы они никуда не опоздали. Под очередную историю про то, как вчера продуктивно проводил вечер Булаткин, Эдик по-быстрому натягивает джинсы, подпрыгивая на месте и натягивая их повыше на худые бедра, затягивает потуже ремень. Осматривает себя в зеркале, отдаленно слушая про то, как Егор не мог решить какое-то одно из огромного количества неподвластных Эду заданий из пособия для ЕГЭ по русскому языку, и, наконец, подхватывает рюкзак с пола и, прижимая плечом телефон к уху, двигается в коридор, угукая для правдоподобности. Мысль о том, что между Арсением и Антоном что-то зарождается прямо сейчас, не покидала его головы, как бы тот ни старался. — Я спускаюсь, ты уже подошел? — ударяя слегка бедром по входной двери, Выграновский ее наспех запирает и бежит вниз, спрыгивая на каждую лестничную площадку с третьей ступени. — Да, я жду тебя, долго ж возился, — и ему с улицы уже слышно, как Эдик бежит вниз по ступеням, убрав телефон в карман и сбросив от ненадобности вызов.***
Пора бы задуматься о том, как писать экзамены через месяц, но у Выграновского в голове только слова Егора об Арсении и Антоне. Во-первых, он и правда не может понять, как пропустил такие большие изменения в дружбе, перерастающей, по словам Булки, во что-то более чувственное и нежное. Во-вторых, Эдик теперь кидает взгляд на парту, стоящую позади их с Егором, и случайно ловит то очередные перешептывания, то какую-возню и борьбу под партой, после чего он вновь задумывается над их взаимоотношениями, зная, что это ужасно неправильно, и уверяя, что это последний раз такое. В-третьих, Арсений реально смотрел на Шастуна своими блядскими голубыми глазами, в которых плескалась какая-то необъятная очарованность Антоном. — Тебе норм? — спрашивает Булаткин, заметивший, что Эд завис в начале урока и к его середине еще пялится в стол, по инерции выводя на полях косую жирную линию, словно планируя продрать дыру в листе. — Шо? — он поворачивает на Егора голову, с вопросом кивая ему. — Ты звал? — Да ты залип в одну точку, я и спросил, норм ли тебе, — кинув взгляд на замолчавшую учительницу по биологии, которая, по-видимому, отвечала кому-то на сообщение, Булка треплет его по волосам и улыбается, сдерживая смех, чтобы лишний раз не провоцировать на крик Екатерину Дмитриевну. — Ты из-за утреннего зависаешь? — Да причем тут, — откуда Егор понял, какие мысли гложат? — Ладно, да. — Не задумывайся об этом особо, иначе потом случайно взболтнешь, они ж ахуеют, если поймут, что мы с тобой догадались раньше них самих, — он посмеивается, слегка обернувшись через плечо на Шаста, расчерчивающего на странице тетради поле для крестиков-ноликов. — Я тоже хочу, ебашь больше, — бесшумно сменив положение, Егор кладет руки на спинку своего стула и ждет, пока Антон дочертит квадратов в три раза больше. — Го вчетвером? — носком высокого кроссовка Арсений стучит по стулу Эдика, вытянувшись на парте и обхватив пальцами противоположный ее край. — Чур я крестик только, — продолжая отбивать сумбурный ритм на черной ножке стула, он разглядывает впервые увиденное таким большим поле для крестиков-ноликов. — Это уже морской бой какой-то получается, тут выиграть легко будет. — А мы намутим чутка иначе, — бурчит подключившийся Выграновский, со скрипом своего стула переворачивается и забирает из рук Шаста и тетрадь, и ручку. — Гля, теперь сначала мы с Егором рубимся на маленьком поле, и в это же время вы, — отделяя небольшие участки на готовом поле, он старается вести по тем же линиям, но почти сразу забивает на эту идею и делает неровные, но зато быстрые отметки. Урок все-таки не резиновый, — а потом победители тут, — Эдик тыкает ручкой в новые маленькие сектора, оставляя едва заметные точки на бумаге, — играют вместе здесь, — он отделяет еще часть, — а проигравшие борются за третье место вот тут, — указав на поле рядом, Эд еще раз прокручивает в голове свои слова, проверяя на верность. — А кто победил, тому что? — подняв голову, Арсений с улыбкой надеется на какой-нибудь приз или привилегию для победителя. — Тому дырка от бублика, — смеется как можно тише Булаткин, поймав намеренно недовольный взгляд Попова и показав ему язык. — Шоколадку тому купим, только не бурчи, — пихая с осторожностью Арса в бок, Шаст надеется на понимание остальных, зная, что они еще полчаса могут придумывать приз. — Да и ты сначала победи, дурень, а то будешь сам скидываться победителю на подарок. — Вот и победю.. — Арсений морщится, услышав, как ужасно это звучит, — Побежу.. Одержу победу! — повысив голос, он поднимает вверх указательный палец и хихикает. — Ауф, — добавляет сквозь смех Эд, широко улыбаясь и выставляя точно также палец. Шастун закатывает глаза от их детских дурачеств и смотрит на Булку, желая найти в нем поддержку адекватного человека, но видит только обращенный на Эдика, кроткий взгляд.***
После уроков они собираются на лавке возле детской площадки, побросав рядом рюкзаки и вскрывая свои энергетики на скорость. И даже здесь выигрывает Антон, привыкшими руками дернув ключ и сразу же подхватив пенящуюся жидкость языком. Арсений, сидящий самый довольный, раскрывает упаковку шоколадки и отламывает квадратик, кладя его на язык и мыча от удовольствия. Шоколада он в своей жизни ел много, но когда тот достается бесплатно, то это верхняя грань наслаждения. Мало ли кто там победил в этих крестиках-ноликах, Шастун все равно отдал ему свой приз, сказав, что не особо хочет есть сейчас сладость. Это на самом деле ложь, потому что он первый всегда бежит за самыми разными леденцами и конфетами перед совместным просмотром фильма в их гараже. Но сейчас у Антона вполне логичная отговорка, он не ест много сладкого, потому что пытается подкачаться и перестать быть скелетом, за эту фразу он, кстати, получает недовольное мычание и идущий следующим подзатыльник от Попова. Конечно, Егор точно заранее знал, что именно так и будет, но молчал, решив проверить свои догадки и не поделившись даже с Эдом, который почти что победил Антона и остался на почетном втором месте. — Арс, ну тебе вот не стыдно? Жрешь сидишь, а нам? — делится своими переживаниями Эдик, после чего получает целую полоску из трех кубиков и растягивает ее на два откусывания. — Да мало ли вы все тут «подкачиваетесь», — простебав невинно и незаметно Шаста, Арсений отдает еще столько же Егору и сам тыкает в губы Антону одним кубиком, сделав самый просящий взгляд на планете, как будто он сейчас умрет, если тот откажется. Поэтому Шастун съедает и, поддавшись искушению, берет еще, коротко улыбнувшись расцветшему тут же Арсу. Булаткин думает, что надо было поспорить с Выграновским на то, что шоколад Шаста достанется мгновенно Арсению, но уже поздно, поэтому он лишь наблюдает за редкими влюбленными переглядками друзей во время разговора и сам улыбается, чувствуя теплую руку Эдика на своем плече. Егору тоже можно влюбиться в человека из их коллектива, ведь так? А раз Антон и Арс уже заняты друг другом, только об этом еще не совсем подозревают, то остается лишь один человек. Значит, все очевидно и кристально прозрачно.***
Повторять свою песню им никогда не надоедало, только вот кажется, что все те, кто живут возле гаражного кооператива или проводят в нем ночи, выучили текст наизусть, не зная языка. Можно предположить, что повторение, возможно, помешает им на главном выступлении, но это вряд ли сбудется, потому что даже пьяные в хлам они исполняют номер отлично. Волнение скажется только немного, им нечего бояться, они делом этим полыхают и вокруг все зажигают своей энергией, отдавая не просто силы песне, но и свою любовь. Боязни сцены у них не наблюдалось, никого в пот не бросало от осознания, что на них будут смотреть точно такие же люди, они просто были уверены в себе и своих товарищах. Единственное, что тревожило, так это то, что их могут не допустить к выходу, заметив костюмы и аппаратуру. Но и это реально будет обойти, если очень захочется, а им это не просто захочется, им это нужно. Выграновский всегда отдавал себя как в последний день, словно завтра планета взорвется и разлетится на атомы, подпевал хрипло Антону и цеплялся то за него, то за Арсения, постоянно находящегося рядом с солистом и отвечающего на любые его касания. Если не сейчас, то когда? Чаще всех около Егора оказывался именно Шастун, нуждающийся для выступления только в микрофоне. Конечно, к Булаткину довольно часто подбегали и Арсений, и Эдик, но они делали это максимально осторожно, и картинка могла нарушаться, им нужен хаос, жар и самый настоящий секс. Они хотели выступать так, чтобы их песню ставили на повтор на месяца, и выглядеть так, чтобы у всех присутствующих во время их выхода кружились возбужденные бабочки в животе, затягивался тяжелый узел в паху. И это им удавалось пока что только для себя, никто, кроме них, номера не видел, а песню можно было услышать, только намеренно подслушивая под дверями гаража. К счастью, никто из них не собирается идти по дороге группы «Тату» и целоваться на сцене ради подписчиков и слов поддержки, раз они не побоялись подобное выдать в гомофобной стране. Им это нахрен не сдалось. Эду по кайфу было и будет в пламени от того, насколько они ахуенные, именно засосать Шаста, мокро, с языком, при этом продолжая игру на бас-гитаре. Арсений с удовольствием жался к вспотевшему Антону, когда тот на проигрыше подскакивал к нему и ерошил волосы, блестящими глазами прожигая в Арсе дыру. Да и разве не было такого, когда Антон, слишком отдаваясь моменту, забывал про взаимодействия с парнями, и Выграновский, очень уж надеясь не помешать ни себе, ни Попову в игре и не сорвать одну из тысяч репетицию, обходил Арса со спины и хрипло смеялся ему в ухо, то и дело задевая губами черные влажные волосы? Было, конечно, и ни раз. Особенно сексуально выглядели те секунды, в которые Арсений после тащил Эдика к Шасту и, для привлечения особого внимания, подталкивал его игриво плечом, а Антон, не желая отказывать им, разворачивался и срывал на припеве голос, крича то одному парню, то другому в лицо. Никогда ни один не думал, что они заигрались, что это уже границы дозволенного переходит. Если после конечных ударов Егор все-таки вскакивал, то Шастун не терял времени и сжимал его крепко в своих объятиях, откидывая назад голову и запутывая русые волосы в своем кулаке. Между собой они максимально близки, знают, чего лучше избежать во время безграничного удовольствия. Арсений же не целуется ни с кем, так никто и не против, он же чаще всех дает себя обнимать или дергать за плечи, руки и с максимальной аккуратностью за волосы, позволяя их оттянуть и заглянуть прямо в полыхающие возбуждением глаза. — Да блять, да! Давай, жги! — Эдик, склонившись и согнув немного колени, чуть не бился лбом с Антоном, стоящем в точно такой же позе и одаривающим его огненным, жадным взглядом каждый раз при подобных словах. Возле них крутится Арсений, до невозможности эстетично встряхивающий волосами и прыгающий на своих огромных лабутенах от своей нескончаемой энергии. Взмахом головы Эд указывает на Арса, делая пару шагов назад и начиная ботинками отбивать удары Егора по барабанам. Шаст разворачивается на пятках и выцепляет ремень из подтяжек, притягивая Попова ближе и облизывая в секундном перерыве пересохшие губы. Для того, чтобы видеть его лучше, Антон вновь присаживается и, устремив взгляд на его растрепанные волосы и красные щеки, хватает уже за плечо, встряхивая Арса и наконец-то улавливая его очумевший плывущий взгляд. Обоих тут же прошибает током, Шастун оттягивает один ремешок и сразу же отпускает, услышав сквозь громкую музыку и свой сорванный голос шлепок о тело и тяжелый выдох. Быстро «потеряв интерес», Шаст рваными прыгающими шагами подходит к Егору и дотягивается через установку до его волос, путает их безбожно и возвращается в центр. Там Выграновский уже заигрывал с Арсом, ходя с ним по узкому кругу и стараясь всячески задеть или коснуться, на что Попов отвечал с таким же рвением, стукаясь совершенно внезапно с ним лбом и одаривая кошачьим взглядом из-под ресниц. Обхватив сзади шею Эда, Шастун коротко стреляет глазами на Булаткина, и они оба удаляются к нему, когда заканчивается припев, оставляя Арсения в центре и со стороны рассматривая то, каким образом он отдавался музыке, отрывистыми движениями дергая струны, подпрыгивая на месте, стуча каблуками о пол, размахивая гитарой и тряся головой, как в припадке бешенства. Лишь заслышав подходящую к концу мелодию, он подлетает к Егору и выцепляет там Эда, после чего они встают по обе стороны от барабанной стойки, выталкивая вперед Антона, которому нужно завершить песню одной лишь строкой.Noi siamo diversi da loro.
Мы отличаемся от них.
Булаткин на эмоциях ударяет по барабанам со слишком большого замаха, отбрасывает волосы назад и срывается, подрываясь с места и со спины врезаясь в Эдика, поднявшего руки вверх. Арсений ударяется с глухим звуком об инструмент, который надеется не сломать, и Антон треплет его пряди свободной от микрофона рукой. — Сюда идите! — смеется охрипше Выграновский, снимая ремень гитары и убирая ее в сторону, его же примеру следует и Попов, после чего перемахивает через стул Булки и втягивает в объятия Эдика. — Бля, как же пиздато, — тянет Шастун, обхватывая руками талию Арса и заодно Эда, где и переплетается пальцами с Егором, устроившимся на плече Выграновского и точно так же, как и все, тяжело дышащим. — Да пиздец, ребят, вы меня здесь удушите, — болезненно стонет Арсений, смеясь и откидывая голову назад, прямо на плечо Антону, тотчас незаметно подмигнувшему ему. Наконец-то прогон их песни закончился не выпивкой, а максимальным душевным единством, когда на трезвую голову жмешься и к одному обнимающему, и к другому, цепляясь за оставшегося третьего пальцами.