***
В их школу можно попасть, кажется, даже с танками и оружием — охранника нет уже года два. На вахте иногда бывает учитель, у которого имеется окно вместо урока, а во время проверок появляется даже расписание, какой учитель и по сколько часов обязан следить за входом и выходом из учебного заведения. Но на первом этаже, где есть несколько лавок и даже диван, облезлый и обшарпанный, постоянно во время перемен тусуется половина школы, если не больше, конечно, а на уроках — прогульщики и те, кто пришел уже после звонка в школу. Школа не блистала крутостью и была скорее среднестатической российской, чем теми лицеями и гимназиями, которые показывают по телевизору и, гордо задрав головы, кричат во всю глотку, что такая современная техника и отличный новый ремонт есть в каждой школе России. В общем, на телевизионных каналах, зависящих от власти всецело, умом не блещут. Зайдя первым, Эд поймал на себе удивленный взгляд восьмиклассницы, которой когда-то, кажется, давал свой номер на сдаче нормативов в конце четверти, и поспешил, развернувшись, придержать дверь заходящим Егору и Арсению, позади которого только шел Антон, продолжавший идти с Арсом под руку до сих пор. Те учителя, что выходили из столовой, замерли, увидев, в каком виде они пришли. Это вам не паиньки-отличницы, которые цвет рубашки побоятся сменить и будут беспрекословно потакать дурацким правилам школы. Тут двое в юбке, Антон с макияжем, как у Арса, и Эдик, которого участь поддаться Егору и дать быстренько себя покрасить не обошла стороной. Но Выграновскому даже понравился этот опыт, все вокруг так смотрят, будто они пришли в шкурах животных и с факелами в руках. Арсений останавливается, рассматривая всех тех, кто до их прихода шел, но теперь остановился, и постукивает каблуком, ухмыляясь довольно, когда Шастун приобнимает поддерживающе его и Булку за плечи, с вызовом глянув в глаза замершему трудовику. Когда-то на уроке тот высказался, что макияж, маникюр и, внимание, «женские штучки» не для парней, значит, сейчас был в полном ауте. Эд хмыкает удовлетворенно и направляется к лестнице, отсалютовав знакомому парню, бившему качественные татуировки за небольшую цену. Ему же подмигивает Антон, помня об их общих планах на эти выходные, и похлопывает Арса по лопатке, когда тот замедляется, растягивая минуты всеобщего удивления. Когда они достигают входа на лестницу и Егор с Эдом уже прошли наверх, улыбаясь лучезарно реакции, которую получили, Арсений разворачивается через плечо и всем тем девочкам, чьи лица трещали, пока они сдерживали писк, посылает воздушный поцелуй. Он почти сразу меняется в лице, высовывая язык, а-ля «смотрите, я самый пиздатый, я вас переиграл и уничтожил». Шастун берет его под руку и для коллекции моментов, от которых наверняка трещат сердца тех, кто хочет встречаться с кем-то из них двоих, все же перемещает ее на талию Арсу, скрываясь на лестничном пролете с ухмылкой. — И все-таки я рад, что ты — мой, — шепчет Антон, целуя парня в макушку, на что тот только смеется, опуская смущенный взгляд на ступени. И Шаст снова видит, насколько разный Арсений при чужих людях и при своих друзьях, а в особенности при нем.***
В класс они заходят по очереди, Антон и Эдик, конечно, пропускают вперед Арсения с Егором, чтобы учительница и фотограф, если те уже пришли, получили удар сразу и пожалели, что вообще устроили фотосессию в день, когда их четверка пришла. Не фотографировать их из-за вида — нельзя, но такие снимки вряд ли понравятся не то что учителям, но и родителям, которым за них платить. Не все люди толерантны и адекватны к другим. Растягиваясь в лучезарной, усмехающейся улыбке, Арс опирается рукой на пустую первую парту и, рассматривая одноклассников, изгибает очаровательно бровь, поймав шокированный, пустой взгляд Кузнецовой. Вот так сюрприз, она сегодня выглядела прекрасно: завитые локоны на плечах, мягкий макияж в светлых тонах, розовые тонкие губы, ровно выглаженная, как и всегда, белая рубашка, юбка намного выше колена, тонкие шпильки — и хотела, видимо, произвести впечатление. И Арсений знает, для кого весь ее маскарад сделан. Ему так и хочется сказать ей, что, мол, увы, Антону нравятся плохие мальчики, но он только усмехается, смотрит на нее горящим местью взглядом из-под ресниц и постукивает ногтями, покрашенными черным лаком, по парте. Видно только заметивший их из-за того, что все вдруг замолчали, фотограф, до этого рассматривающий класс ради поиска хорошего места для общего снимка, качнул головой и улыбнулся Попову в ответ. — Это то, что нам надо, чтобы разбавить вашу скучноту, — обращаясь ко всему классу, молодой парень указывает на стоящую у дверей четверку под удивленный и возмущенный взгляд учительницы по литературе, которая всегда рассказывала про любую их провинность их классной руководительнице. — Реально? — кладя руку Арсу на плечо, Егор с гордым недоумением смотрит на фотографа и буквально готов прыгать от радости на месте, где остановился, но не хотелось терять своего амплуа перед классом. — Реально, — тот кивает. — Меня зовут, если что, Алексей, можете Леша, как будет вам самим удобнее. Приступать можем, все пришли? — Кажется, да, — не посмотрев даже в журнал для проверки, кивает Ангелина Олеговна, садясь за свой стол и вздохом награждая посмотревшего на нее Антона. Казалось, стоит фотографу уйти, и на следующий день их все учителя и порвут на мелкие клочки, и будут всех остальных учеников предупреждать, что они были плохим примером для подражания. — Тогда предлагаю начать с фотографий для каждого отдельно, для самых ярых любителей фотографироваться можем сделать парные фотографии и поместить их в ваш выпускной альбом. Съемка будет проходить в соседнем классе, я уже договорился с учительницей, — Алексей морщится, видимо, договориться было тяжело, — поэтому первопроходцы могут пойти со мной, — так как вся аппаратура уже в нужном месте, он идет к выходу, махнув рукой, чтобы желающие шли за ним. Не дожидаясь, пока кто-нибудь поднимется первее него, Эдик кидает на пустую первую парту рюкзак, почти пришибая пальцы Арса, и неторопливо потирает руки. — Пойдемте мы первые, — забирая у Егора небольшой рюкзак, он укладывает его рядом и, дождавшись, пока Антон и Арсений сделают тоже самое, выходит из класса. Глазами он находит открытую зазывающе дверь в пустой кабинет и с интересом заглядывает внутрь, оценивая обстановку и проверяя, не ошибся ли. — Заходите, — с теплой улыбкой произносит Алексей, оборачиваясь через плечо и задергивая одновременно шторы, чтобы лишний свет не мешал ему работать. — Вчетвером вас фотографировать? — он все-таки решается уточнить, мало ли у ребят были иные планы. — Естественно, — Булка кивает, а затем отходит к ближайшей парте и, поставив ногу прямо в обуви на стул, поправляет гольфы. — Сколько времени у нас есть? — Не забывайте, что еще общие фото с остальными и каждого отдельно нужно снять, — он щурит глаз, что-то подсчитывая в уме, и пожимает плечами. — Примерно минут десять-двенадцать для вас, если и общую, и каждого отдельно. — А сколько всего времени-то будет на всех? — Полтора урока мне разрешено. Этот и половина следующего. Если не будем успевать, то попробуем поговорить с учительницей и уговорить отдать нам еще половину, — смеясь, Алексей отходит притворить дверь, дабы шум из других классов и свет не мешали. — Кто у вас ведет следующий урок? Выграновский хмыкает, задумываясь, какой же вообще у них урок следующим. Учителя-то легко назвать, если скажут предмет, но вот его-то и не помнит никто. — Вроде как русский, — наугад тычет в небо Арсений, — но я не уверен вообще. Это была догадка. Они еще не настолько забили на школу, но следующий урок даже отличник может не помнить. Никто ведь не заставляет в начале учебного года сдавать недельную таблицу уроков наизусть, для этого есть дневник, которого с собой ни у кого из них, конечно, не имеется. Дома точно должны быть, но с собой дневники уже почти никто не носит. Лишний балласт таскать на своей же спине никому не хочется. — А у вас сегодня день протестов против школьной формы или всегда так? — фотограф возвращается к ним и решительно осматривает кабинет, чтобы найти такое место, где снимок вчетвером смотрелся бы уместно и сногсшибательно, раз у парней почти что одинаковый сегодня стиль. — Смотря про что вы, — садясь на край парты, Арс постукивает каблуком по полу и расправляет складки на юбке. — И про макияж, и про одежду, — Алексей осматривает их, подмечая что-то для себя, и снова отворачивается. — Про все. — Макияж обычно такой, одеваемся иначе, но сегодня важный день, который просто обязан запомниться, — наблюдая за действиями фотографа, Арсений и сам задумывается, какой бы снимок сделать. — Молодцы, что придумали такое, а не пришли в этих рубашечках-галстучках-ботинках. Не боитесь выговора? Шаст тихо смеется, уже не зная, какой он будет по счету для них завтра, и тоже заговаривает с ним: — Мы уже сбились, честно говоря, в который раз нас к директору или к классной поведут. Видно, что фотограф не настроен против них за такую выходку, только, кажется, гордится, что такие смелые, не боящиеся наказаний и неподвластные для школьной системы ребята существуют. На таких обычно и держится индивидуальность. Он и сам в школьные годы был таким же, только юбок не носил, но сейчас всячески готов поддерживать тех, кто не побоялся и пошел дальше макияжа и свободной формы. — А родители что думают на этот счет? — ему все же любопытно знать, осталось ли все так же или хоть немного сдвинулось в положительную сторону. Его-то родители были ярые противники такого образа у парня, как будто от стрелок, каблука на обуви и цветного маникюра у него бы непременно отвалился член. — Родители забили х.. — Эд одергивается и поправляется, — уже не трогают.***
Времени было достаточно немного, чтобы сделать большое количество годных фотографий, но своей энергией, бодростью и живостью ребята явно вытянули. Начать решили с личных фото, и первым рванулся туда, конечно, Арс с шилом в жопе. Никакого стеснения, его глаза горели дерзостью, решительностью и осознанием, что он не такой, как остальные, совсем иной. Парту, за которой планировалось делать клишированные фото с ручками, книгами и очками, пришлось сдвинуть в сторону до кого-нибудь более тихого, стесненного обстоятельствами, желающего побыстрее отделаться. Арсений смеялся живо в камеру, смотрел очаровательным взглядом из-под ресниц, ярко улыбался, оголяя ровный ряд белых зубов, ставил ногу на стул, с которого только поднялся, и, устроив ладони на коленке, обтянутой тканью черных чулок, строил глазки. Шаст мог и приревновать к фотографу, наблюдающему такую картину, так сказать, ближе всех остальных, но видел, что Арс просто умеет работать на камеру и отдаваться делу ради бомбезных фотографий, поэтому тот только счастливо рассматривал его и ждал, пока им дадут немного времени для совместного фото. Послав воздушный поцелуй в камеру, Арсений замирает, чтобы фото не смазалось, и ждет отмашки Алексея, напоследок ему улыбнувшемуся довольно. Не зря он согласился пофотографировать их первыми. Попов отходит к Антону, улыбаясь так, будто они только что выиграли много денег в лотерею или перешли порог ЕГЭ по всем сдаваемым предметам, и он обнимает его за плечи, опираясь на парту позади себя, и целует в макушку звонко, пока Арс дышит сипяще ему в ухо. Пока они обнимаются, перешептываясь моментами, Эдик решается и сам подходит в свет ламп. У него, конечно, не получится так соблазнительно кидать взгляды в камеру и строить глазки, но снимки, где он, закинув ногу на ногу, прищуривает глаз с ухмылкой на лице и где «курит» подброшенный вовремя Егором карандаш, получились на пять с плюсом. Настояв все-таки, Эд с радостью становится ногами на стул, который к концу дня повидает не одни ботинки, и делает вид, что остужает хриплым выдохом пистолет из пальцев. Алексей смеется, кивая ему, и похлопывает по плечу, обещая попробовать обработать этот снимок положенным образом и отдать ему лично. — Шаст, ты долго еще планируешь обжиматься? — гогочет с успешно сдерживаемой усмешкой Эдик и опускается на парту рядом с ним, кинув один только взгляд в спину ушедшему к фотографу Егору. — Ковбой ты наш, сам-то глаза свои прибери, а то вывалятся, — Антон играет бровями и только крепче прижимает Арсения к себе, устроив его между своих бедер. Услышав эту реплику, Булка с вопросом поворачивается через плечо и, плутовски улыбнувшись, опускается на стул, повидавший уже две пары обуви. — А по жопе? — шепотом спрашивает Выграновский, но Арс все равно слышит и смеется, пихая его в бок. — Да я при чем? Это ж ты залипаешь на него, — также тихо отвечает Шастун, разглядывая говорящего с фотографом Егора. — А ты — на Арса, я ж молчу, — он укладывает голову ему на плечо и для устойчивости обнимает рукой его пояс, решив, что мусолить они этот момент не будут. Да и если бы начали разбирать, насколько завороженно посмотрел тот на Булку, то точно бы Эд не участвовал в этом, посчитав нужным понаблюдать за снимающимся Егором. Получаются менее яркие фотографии, но зато завораживающие и эстетичные за счет легких, осторожных поз, получающихся у Булаткина. Он, то глядя заискивающим взглядом, то поправляя волосы и отбрасывая их со лба, ухмылялся со своим тайным замыслом и покачивал ногой, заставляя края юбки покачиваться. Ему не нужно запрыгивать на стул в попытке добиться хороших кадров, Егору хватает лишь сиятельно улыбнуться, губу прикусить, опустив взгляд, и поднять уже наглый, беззастенчивый, сверкающий удовольствием от происходящего в камеру, удивляя и друзей, и фотографа, тут же усмехнувшегося и закивавшего, мол, это то, что нам нужно. Эдик смотрит внимательно, впитывая детали, и при том ревниво, видя, как засверкал Булаткин после усмешки Алексея. — А давайте так, — сдвигаясь к спинке стула, он разводит бедра в стороны и ставит ладони между ними, не давая ткани разлететься и хихикая вместе с фотографом, без вопросов сделавшего несколько и таких снимков. Дернув плечом, Егор морщит нос, отмахивая волосы, упавшие в порыве на лицо, и Алексей не теряется, быстро делает и такое фото, собирая губы в бантик от старательности. Антон, чувствующий, как играют желваки у Эда, одергивает его, потянув за шлевку на джинсах, и больше смешливо хмурится, поймав непонимающий взгляд. — Отличные фото, интересно было поработать, — Алексей благодарно ему улыбается глазами, и тут Эдик слишком громко вздыхает, закусывая щеку изнутри. Он сам не понимает, почему ревнует Егора, но сейчас готов рвать и метать, замечая случайную переглядку Булки с человеком, которого тот буквально видит первый раз и, скорее всего, больше никогда не встретится с ним. Выграновский втягивает воздух через зубы, когда Егор улыбается коротко фотографу и благодарит за возможность себя проявить, но психованную истеричку строить из себя не собирается. Во-первых, никаких прав на ревность у него нет, во-вторых, момент максимально не подходящий, да и в-третьих, он не такой уж сумасшедший, чтобы по «лучшим» канонам фильмов выскакивать из кабинета, хлопать дверьми и напущенно громкими шагами удаляться, надеясь, что его догонят и вернут. Именно поэтому, снова встретившись глазами с Шастуном, он выдыхает глухо и перекладывает ладонь с его пояса на парту. Оставляя Арсу короткий незаметный поцелуй в нос, Антон самым последним идет фотографироваться, не придумав и примерной позы, снимок в которой хотел бы поместить в выпускной альбом. Вроде время подумать над этим было еще утром, когда он узнал про фотосессию, но Шаст любит действовать по плану только во время их репетиций, в остальном у него сплошная импровизация. И дураку понятно, что обычное фото за партой ему нужно как собаке пятая нога, но и придумать за несколько секунд, которые он шел до места под лампами, что-нибудь занимательное и сногсшибательное не вышло, что совершенно ожидаемо. Но как только Антон оказывается окруженным ярким светом, так в голову ударяет необузданное желание тоже отличиться чем-либо от своих ребят. И, получив кивок от Алексея, Шаст хмыкает задумчиво, садится на стул и откидывается на шкаф, случайно ударяясь локтем и не замечая этого. Оставляя его стоять на задних ножках, Антон краем глаза видит, как фотограф быстро обходит его и находит нужный ракурс, делая разные снимки, пока тот то ногами в воздухе болтает, то корчит рожицы в камеру. Плевав, как и остальные, на то, что это фотосессия для школьного альбома, Шастун приближается к камере, опустившись на корточки, и дразнится, высунув язык и собрав глаза на переносице. В знак якобы протеста Антон отодвигается назад и выставляет руку вперед, делая фото, а-ля звезда, которая не хочет, чтобы ее снимали, и через расставленные пальцы усмехается, прикусывая игриво губу. — Арс, иди ко мне, — Шаст манит его пальцем, вскидывая игриво бровь, и опускается на стул, прокручивая в голове раз за разом свою идею. Кажется, поняв, что он задумал, фотограф отходит чуть назад и ждет, щуря с интересом взгляд. Попов походкой от бедра приближается к нему и взглядом спрашивает, что тот задумал и что ему сейчас делать. Он ему доверяет, поэтому не двигается и только рассматривает влюбленно сияющего Антона. Не спрашивая, Шастун плавным движением усаживает его на свое колено, разводит ноги шире, чтобы Арс мог устроиться удобнее и опустить ноги между бедер, руку забрасывая ему за шею для устойчивости. Антон обвивает его талию рукой, поправляет свободной тому юбку и придвигает ближе к себе, с вызовом смотря в камеру. Эмоцию перенимает и Арсений, широко распахнутыми глазами смотря в объектив и усмехаясь назло всем тем, кто пытался подкатить к Шасту. Назвать это признанием в том, что они состоят в отношениях, нельзя, потому что их поведение всегда было похожим, может показаться со стороны, что они лишь притворяются ради лишнего внимания. Но Арсу особенно плевать, и, когда Алексей делает несколько снимков и кивает, он поворачивается и прижимается своими губами к его, не целует — жмется доверительно, мягко, не давит. Антон ухмыляется, и фотографу удается поймать этот момент, улыбаясь от исходящих от них одновременно нежности и дерзости. С парты присвистывает Эдик и смеется: — Такие фото пойдут вам в личный архив, а не в альбом! — Если останется место для фотографии, то я обязательно оставлю этот снимок, — Алексей заверительно кивает и ждет, пока Арс поднимется с колен, обойдет его по часовой сзади, остановится справа для фотографа и, облизываясь, поставит ногу на стул между бедер Шастуна, заставляя развести их шире. В камеру Попов смотрит по-сучьи легко и весело, а Антон укладывается подбородком на его колено и обхватывает одной рукой ногу, смотря в камеру жестким властным взглядом, как будто говорящим, что тот зашибет всех тех, кто посмеет лезть к Арсу или начнет цепляться к их внешнему виду. Со стороны внимательно смотрит Егор, радостно за друзей улыбаясь и плавно шагая взад-вперед в ожидании, пока они смогут сделать фотографии вчетвером. Он понимает, что парням сейчас до боли нужно сделать такие снимки, словно уверяя друг друга, что это не обычный секс и не удобные для обоих поцелуи. Влюбленные люди ведь делают фотосессии, чтобы оставить память о уходящих днях на долгие годы, а им точно в ближайшее время явно не удастся повторить съемку, только уже для двоих. Стоит только Алексею, которому по виду очень нравилось делать именно такие дерзко-откровенные фотографии сейчас, отмахнуться, мол, снимок готов, так их поза меняется, и вот Арс, опираясь локтями на спинку стула, смотрит из-за Антонового плеча в объектив и прижимается щека к щеке с Шастом, расслабленно приобнявшим его плечи ближней рукой. В конце концов фотография сделана, и они замирают, не спеша что-то менять, и коротко целуют друг друга в губы. — Тащи еще стул, я такую штуку придумал, — Антон говорит это Эду, а сам рукой подзывает Егора, чтобы ни секунды потом не терять. Второй точно такой же стул оказывается рядом. — Эд, садись на него вот так, — сам слегка боком усаживается, чтобы их колени почти что соединялись, — Арс, давай ко мне, — похлопывая себя по бедрам, Шастун ловит ладонь обходящего его Арсения и под дружный смех помогает ему опуститься на указанное место, — Заваливайся также к Эду, Булка, — и, поймав чуть растерянный взгляд светлых глаз, подмигивает с уверенностью и опускает большие ладони в кольцах на бедра Попова. Пересилив свою тревогу насчет такой, честно говоря, откровенной позы, Булаткин с аккуратностью усаживается на колени к Эдику и ждет только легкого касания со спины, но тот крепко прижимает его за талию к себе и, видимо, вовсе не хочет, чтобы Егор слезал или сдвигался к краю. Антон склоняется к центру, поворачивается на замершего Эда и глазами кивает, после чего тот, наконец, допирает и повторяет движение, прижимаясь своей щекой к его. Арсу кажется, что он понял, что нужно от них с Егором, и потому он копирует Шаста, только делает это выше и скромнее, будучи неуверенным, что прав. — Все так, да, — чтобы Арсений не был так напряжен, думая об возможной ошибке, Антон легонько целует его в загривок и возвращает голову на место. Уже как раз и Егор разобрался, только они с Арсом в последний момент вдруг решают сплетаться ладонями позади Шастуна и Выграновского, делая непропорциональную, но для фото подходящую человеческую дугу. — Опустите ноги между стульев и перепутайте их, — Алексей поправляет их, надеясь, что такое множество фотографий получится в лучшем виде. — Как спагетти, — вставляет свою шутку Эд и под напущенно серьезным взглядом Арсения замолкает, закатывая шутливо глаза. Фыркнув, Булка делает то, что им было сказано, и ждет, пока Арс, приняв то же положение, переставит ногу так, чтобы ближе к камере была именно его. Продемонстрировать ногу, мягко обтянутую черной тканью чулка, очень хочется. Теперь, когда их ноги чередовались, Антон забрасывает свободную руку Попову на плечо и посылает ему воздушный поцелуй только губами, пока руки заняты. Арсений хихикает, морща нос по-родному смешно. Егору комфортно, он не пытается отодвигать Эдову руку, чересчур собственнически гуляющую по его пояснице и все порывающуюся опуститься ниже, но, по-видимому, метания Выграновского заканчиваются тем, что он позволяет себе на мгновение провести по чужим ягодицам пальцами и, краснея кончиками ушей, поднимает ее на прошлое место — поясницу. И они, наконец замерев в указанных позициях, могут снова вслушиваться в уже полюбившиеся им четверым щелчки затвора камеры.***
Запрыгнувший на подоконник Арсений курит одну сигарету на двоих с Антоном, расположившимся между его бедер и гладящим с нежностью в глазах щеку. Ситуация донельзя откровенная, но ни один из них не собирается переводить минуты уединения в эротику в грязном школьном туалете. Забравшись в самый угол школы — к начальным классам, где сейчас никого почему-то не было — и обосновавшись, чтобы покурить, в туалете, дверь в который закрывается еще до кабинок, значит, и вероятность спалиться самая маленькая, они не стеснялись момента, целовались, смазывая помаду с губ, и курили одну на двоих, потому что Арс не курит, но у Шаста украсть пару затяжек хотелось. Попов закашливался, а Антон только смеялся хрипло на это и крепче обнимал, носом прижимаясь к виску и облюбовывая мягкие волосы, давно потерявшие нужную форму прически, потому что Шастуну очень нравилось их перебирать, прочесывать и массировать кожу головы, зная, как нравится подобное Арсу. Выграновский, кажется, тоже на урок не пошел и утащил куда-то Егора после того, как эти два влюбленных голубя, скромно потоптавшись в коридоре, где даже поцеловаться нельзя, предупредили их, что уйдут на один урок и побудут наедине. Так и получилось, и Антону безумно хорошо сейчас с очаровательным, прекрасным парнем, отвечающим на поцелуи и пахнущим не только его гелем для душа и шампунем, но и его сигаретами. — Арс, — неромантично смыв сигарету в унитаз, Шаст оглядывает закоулок школьного двора, видный через решетку на окне, и прыскает, — мы как в тюряге. — Придурок же ты все-таки, — он вздыхает ему в макушку, рассматривая надписи на стенах и дверях между кабинками. Вот мелочь устроилась, у них и дверь на входе, и у раковины, чтобы разделять ее с туалетом, так еще и каждый унитаз отделялся деревянной стенкой и дверцей на щеколде. — А будешь с придурком встречаться? — совершенно неожиданно выдает Антон, устремляя свой взгляд на блестящие голубые глаза, сейчас же ставшие в несколько раз больше. — Это ты мне предложение встречаться в туалете сделал или..? — Арсений не уверен, боится ошибиться, оказаться неправым и выставить себя влюбленным идиотом, думающим только о любви. Хотя слова Шаста прозрачные, чище той воды из-под крана, которую Эдик в самую жару иногда пьет, посылая к чертям газировку за семьдесят рублей в автомате, которую можно взять за тридцать в магазине, и воду за сорок, в ларьках стоящую двадцать. — Да, — Шастун кивает уверенно, нашаривая его пальцы и переплетая их со своими, как бы уверяя Арса, что не шутит. — Пизда, — невпопад отвечает Арсений и ржет, поджимая губы. Он только что обосрал самый романтичный момент в своей жизни. — Это мне трактовать как да? — цепляя его подбородок пальцами, Антон уже готов его утянуть в поцелуй, но ждет ответа, чтоб уже наверняка. — А как ты еще обычно трактуешь «пизду»? И тут сыпется уже Шаст. Просмеявшись, он поясняет. — Я просто подумал, как можно на тракторе переехать пизду, — сдерживая повторный истеричный смех, он собирает губы в полоску, но грудь его дергается от гогота. — Антон, как я тебе такому могу отказать?***
С радостным видом Антон отбивается последней картой и откидывается на кресла-мешки, хлопая в ладоши. Вернувшись после школы довольными, но заебанными от постоянных пререканий с некоторыми очень назойливыми учителями, пытающимися заставить смыть хотя бы макияж, юбки ведь никуда не деть, они завалились в гараж кто с чем. Антон, посчитавший это их первой победой, купил пива разом на четверых, решив, что оно всегда пригодится, если кто-то не станет сегодня пить. В свою очередь Эдик, только узнав про эту акцию набухаться за Шастов счет, сразу же согласился на любую авантюру. И Шастун не прогадал, притащил на пол в гараж банки пива и карты, чтобы играть в дурака. Сначала долго спорили, в переводного ли будут или обычного, но выбрали все-таки разнообразить игру и усложнить себе жизнь. Все они играют в карты не в первый раз, да и на свет родились не только что, поэтому выигрывать было тяжело, но Шаст под конец стал все чаще и чаще выходить первым, называя это очередной своей победой сегодня. И Арс, в таких случаях отвлекающийся на улыбающегося пьяно парня, все реже занимал второе или третье место, оставаясь дураком. Но и проигрывал он не постоянно. Очень быстро Эд добил свою банку и достал спрятанную в холодильнике бутылку без этикетки — по его словам, водку. Тут-то Арсений и отыгрался, наслаждаясь моментами, когда Выграновский тупил, не замечая то козырной карты у себя, то хорошего хода. Егор вечно падал ему на плечо, смеялся звонко и подсказывал по-тихому, это, естественно, было заметно, но ни Шаст, ни Арс не мешали им, переняв в конце концов их тактику. Когда в финале оставались Эд и Арсений, то первому подсказывал Егор, помогая разобраться с картами, а другому — Антон, чаще одерживающий победу и выигрывающий третье место для Арса, после целующего его в губы в благодарность за помощь. И в конце концов такая игра закончилась тем, что Попов буквально показывал свои карты Антону, расположившись между его раздвинутых бедер и откинувшись головой на плечо. Но Шаст не спешил его сливать, посматривая в карты лишь для уверенности, что сам не проиграет, и чаще всего разделывался с ним под конец, сбивая то поцелуем за ушком, то щекотанием под ребрами. Булаткин постоянно смеялся и обвинял их в нечестной командной игре, но и сам подглядывал к Эду в карты, пока тот с чего-то ржал и не следил за их сокрытием от соперников. — А если бы мы играли на раздевание, то Эдик бы уже светил своими татухами, — покачивая ногой, до сих пор обтянутой мягкой тканью чулка, Арсений водил пальцами по бедру Антона и ждал, пока Егор, оставшийся в прошлой игре дураком, растусует карты и раздаст. — Ты бы явно похвастался задницей, умник, — хохотнул Шастун, облизывая губы после глотка сока, купленного по просьбе Булке, мало ли они напьются в хлам, нужно же отпаиваться чем-то будет, а в магазин никто уже не пойдет, разленившись и удобно устроившись на своем месте. — А у нас пожрать шо есть? — поднимаясь с пола и при этом слегка пошатываясь на затекших ногах, Выграновский доходит до холодильника и, распахнув дверь, понятливо вздыхает. — Можете не отвечать даже, хуй шо есть у нас, а жрать хочется. — Иди сбегай до какого-нибудь Робина Сдобина, что ли? В тот, около которого ты тогда в пять утра пьяный блевал, — поудобнее разваливаясь в объятиях Антона, Арсений перенимает его шутливое настроение и подстебывает пьяного Эдика. Чаще всего, когда они не репетировали, а просто маялись от безделья в гараже и пили что-то крепче энергетика, не заедая ничем, Выграновский уже через часа два-три начинал планировать покушение на холодильник, который они купили, кажется, для декора, да и алкоголь охлаждать в жару удобно. — Сам со мной блевал, когда паленку пил на спор. Погляди на него, стрелки переводит, — бухтит по-старчески Эд и, не найдя ничего, возвращается к Егору, заваливаясь ему на плечо головой. — Булка, — дергая его с осторожностью за край юбки, он поднимает на Булаткина щенячий взгляд и ждет, пока тот обратит внимание, — ну Булочка, — и снова подергивает нетерпеливо ткань, продолжая получать только сдерживаемые смешки и улыбку до ушей, — Булка, блять! — не дождавшись ответа на тихую версию, Эдик гаркает ему прямо в ухо, сжимая рукой бедро через юбку. — Да что ты орешь-то? Я на глухого похож? — морщится, отдаляясь, Егор и в ответ корчит ту рожицу, которую выдал Антон, заливаясь смехом и хватая впереди сидящего Арсения за плечи, чтобы не рухнуть в порыве. — Похож. Я ж спрашиваю, а ты молчишь как партизан. — Ну так говори, что надо, че ты просто смотришь, как придурошный? — уже подозревая, что попросят сделать, Булаткин стойко делает вид не понимающего ничего человека. — Пойдем пожрать купим? — и смотрит Выграновский своими пьяными голубыми глазами на Егора, как будто умоляя ими пройтись с ним. Перенявший настроение Антона Арс прыскает со смеху и руками показывает крест, прося Булку не отвечать: — Неправильно ты, Эдик, на свидание парня зовешь, надо по-другому, попробуй еще раз. И Шастун подхватывает, надеясь, что в процессе не засмеется: — Надо вот так: «Ты такой прекрасный, пойдем вместе купим хот-доги и съедим их под вечерним небом». Переведя на шутников взгляд, Эд хмурится и показывает им фак. — Подожди, — Арсений тормозит Антона, хотящего дополнить свою фразу, — а меня ты так не звал, это с хуя ли? Понимая, что шутка стала недосмешной и перереальной, Шаст делает вид, что закашлялся, и морщится, через небольшую щелочку между век следя за тем, как Арс разворачивается в его объятиях и смотрит наигранно яростно, но все равно лыбится как самый влюбленный кретин на планете во всей галактике. — Так зачем мне все эти рюшки, если тебе и на мотоцикле по городу от ментов гонять понравилось? — быстро целуя Арсения в губы, Антон обвивает руками его торс и укладывает снова на свою грудь, прижимаясь к виску носом и вдыхая с темных волос свой запах. Он все никак не нарадуется, что Арс теперь с ним. — Так шо там по еде, вы пойдете с нами, голуби наши любимые? — язвит напущенно по-сучьи — по-Арсовски было бы даже лучше сказано — Эд и опять со вздохом поднимается, слыша, как хрустят колени. — Смотря куда и за какой едой, — Антон пожимает плечами, он не особо голоден и дает возможность решить Арсению. — Да пойдемте, пока все не закрылось, — кивает Попов и, чмокнув своего парня в нос на развороте, уходит обуваться к дивану, иначе в пьяном виде вряд ли не рухнет в лабутенах в первые секунды, как бы ни умел на них танцевать трезвым. В последнее время Егора все чаще стало волновать то, как часто стали подстебывать его насчет Эдика и, как он думал, тех взглядов, случайно замеченных Антоном. Булаткин, конечно, не собирался топать по-детски ножками, просить их меньше уделять внимания этим подстебам и вообще забыть про них, но и немного побаивался, что та симпатия, созревшая в нем, раскроется, а Выграновский сочтет это чем-то неважным и посмеется как обычно с хрипотцой. Он в нем как в друге уверен, как в человеке, имеющем смелость ответить честно на чувства парню, нет. Почему так странно получилось, что Арсений, вроде и не совсем проявлявший симпатию к Антону, уже в прямом смысле не отлипает от него, и тот только рад этому? Слишком быстро завертелось, Егор бы так объективно не смог, испугавшись резкости перемен, и отступил бы. Конечно, там есть факторы, которые не зависят от самого Попова, но при этом повлиявшие на развитие их отношений и изменившие ситуацию кардинально, например, развод его родителей, после которого Арс — в знак протеста или чтобы оградить себя от ситуации дома хотя бы на первое время — перебрался жить к Антону. И у Булаткина таких проблем, к счастью или к сожалению, нет. Да и общение с Выграновским особо за грани дружеского не выходило, только пару моментов позволяли задумываться, так ли это на самом деле. Взять тот же момент на фотосессии, когда Эдик вообще без причины опустил ладонь на его задницу. Можно было бы счесть это жестом помощи, если бы Булаткин падал или съезжал с его колен, но ему ничего не мешало на них сидеть, значит, умысел был в другом. Егор этого никогда не узнает, может только догадываться и наблюдать за последующими его словами. Снаряд в одну воронку не бьет, и, если у Арсения с Антоном все сложилось как самый легкий пазл в руках ребенка, то у него с Эдом либо ничего никогда не получится, либо все будет сложно построить и трудно удержать на плаву. Будучи прекрасным другом, Булка за парней рад, они так и светятся, находясь рядом друг с другом или просто переглядываясь, когда слова излишни. И от них, юных и счастливых, можно было поджигать тысячи огромных лампочек, они бы не только зажглись, но и не потухли бы. И думать об этом хочется именно вечером, когда от земли идет приятная — жара на сегодня кончилась, можно жить дальше! — отдушина, на улицах собирается вся молодежь, надеясь, что стало достаточно прохладно, чтобы не превратиться в подгоревшую яичницу, на небе разливается розово-желтое пятно заката, а некоторые магазины уже закрывают свои двери для посетителей, логики которых не понимал всегда Выграновский. Только люди начинают куда-то выходить, желая прогуляться или пройтись, и какая-то часть магазинов закрыта. Им же самим это невыгодно. И Эд, рассуждая на эту тему когда-то ночью, пяля в потолок, решил назвать это явление «загадкой дыры» и не заморачиваться, забивая голову и сбивая себе сон вопросами, которые точно останутся без ответа. Самое атмосферное место сейчас — ближайшая пивнушка, возле которой собрались и молодые подбуханные гитаристы, и мужчины в возрасте, смотрящие футбол на принесенном с собой ноутбуке, и молодые девушки, обсуждающие за высокими столиками какой-то сериал. Как удачно, что там можно еще и перекусить, если прийти в то время, когда нет особой очереди. Приучил друзей покупать там сэндвичи, бутерброды и снеки с самыми разными вкусами именно Шастун, однажды искавший посреди ночи — он выглядит старше остальных из-за роста — вблизи место, где без вопросов продадут алкоголь, если человек выглядит хотя бы на шестнадцать. Те, кто знал про такой артефакт этого района, молчали, боясь, что пивную бессовестно накроют. Недорого, близко и работает круглосуточно, не жизнь, а сказка. И Антон уже запомнил, кто из его друзей что ест здесь, потому что именно он обычно бегал — скорее, пошатываясь, доползал — до пивной ради догона в часа три ночи, когда они планировали расходиться по домам, но в который раз все вместе махали рукой на урок, который начнется уже через пять часов, и решали, что ничего важного в школе не произойдет, поэтому и делать там нечего. — Да шо так долго, мы идем и идем, — нетерпеливо осматриваясь в поисках хоть какой-нибудь сверкающей надписи, связанной с едой или алкоголем, вместе с которым обычно продают и сушеную рыбку, и чипсы, и кальмаров, на которых у них денег точно не хватит, Выграновский тяжело вздыхает и пинает лежащий, не трогающий его камень. — Скоро пожрешь, успокойся, — Шастун смеется, потому что знает, как может доебать их Эдик, если вовремя не поест. Такой вот человек, если он захотел заморить голод, уже не отцепится. — Вообще-то я тоже сорок раз проголодался, пока Эд решал, что хочет купить, — напущенно Арс закатывает глаза и собирает руки на груди, хихикая. — На самом деле, нам бы правда похавать, я с утра еле успел перехватить кусочек из-за тебя, — он кивает на Антона и ржет. — Да вы ненасытные любовники блять, — Эдик и сам не понял, зачем сказал это вслух, но, получив заслуженный подзатыльник от Арса, засмеялся еще сильнее, забывая вообще, что хотел поесть, и сгибаясь пополам посреди дороги, благо пустой. — Мы не трахались, я ему глаза красил, а он ржал как свинья поганая с какой-то шутки, которую мне отказался показывать! — вдобавок шлепая ему мобильником по заднице, Арсений морщится от смеха привычно, замирая рядом со ржущим Эдом. — Ври больше, — сквозь смех гогочет Выграновский и успокоиться не может, зачем-то прокручивая эту шутку в голове несколько раз подряд. — Да ты докажи, что мы трахались! — пихая его по-дружески в бок, Арс оборачивается на Антона, ржущего и лежащего на плече у Егора, который тоже закатывался смехом. — Скажи ему, че ты смеешься стоишь! — он, отшагнув назад, чтобы зацепить Шаста за руку и дернуть к себе, не удерживается на каблуке и чуть не падает со свистом на чью-то припаркованную машину. Просто Антон вовремя сообразил, что тот не устоит, и схватил его за локоть, рывком притягивая к себе под непрекращающийся смех Эдика. Шастун слышит, как стучит сердце у Арсения, целует его в макушку, кидая взгляд на машину, за ремонт которой они могли бы заплатить, и гладит успокаивающе по лопаткам, пока Булка тормошит за плечо Эда. — Ты всю жизнь проржешь, там Арс чуть не помер, тачку почти кому-то разъебал, а ты тут смеешься, Выграновский! — он заставляет его разогнуться и забрасывает свою руку ему на плечи, пока Эдик все же хихикает, но уже тише, не желая получить подзатыльник еще и от Булаткина. — Да все же живы, никто не умер, наши голуби вон обжимаются, значит, все в порядке, — он делает собственное пьяное умозаключение и тычется носом Егору в светлые пряди волос, и так колыхающиеся на ветру. — Вот какие у тебя ахуенные волосы, тоже хочу такие. — Ты же сам говорил, что длинные волосы — это херня заморочная, — напоминает Шаст и снова возвращается в их маленький мирок с Арсением, шепча ему что-то на ухо и целуя в лоб с аккуратностью. — А ты говорил, шо розовые сопли не любишь. Антон только глаза закатывает и чмокает Арса в нос-кнопку, хитро улыбаясь. — А ты тут орал громче всех, что хочешь есть, а сейчас споришь и, кажется, вообще не голодный! — встревает Попов, обернувшись через плечо и сверкнув обворожительной улыбкой. — Да-да, шо-то ты забыл, шо сам жрать хотел, — фыркает вспыльчиво Выграновский и, наконец, прекращает смеяться окончательно. — Реально, пора бы и похавать пойти, — он соглашается с Арсом, потому что смех ушел, а вот пустота в желудке как была, так и осталась — такую верность нужно потрудиться найти. — Ну вот и не выебывайся, — довольный своей одержанной мини-победой, Арсений сияет как начищенный пятак и, переплетая пальцы с Антоном, идет туда, куда и тот, все равно запутается — потому что пьян — или потеряется в двух домах. Вообще, в такое время, когда на улицах активируется все, кто может и хочет покинуть стены душной квартиры, нежелательно ходить парням за ручку, особенно если один в юбке, но кто их остановит? Может, какой-то придурок и попробует докопаться, если есть лишняя жизнь, так сам получит выше крыши и даже извинится перед тем, как отойдет в конце концов. Их четверо, и сам факт, что двое в юбках, не отменяет того, что они могут заступиться за себя или за своего друга. Так и получается, что на них только косятся, закатывая глаза и корча такое лицо, будто мимо них идет не парень в юбке, а полностью раздетый мужчина, не скрывающий, собственно говоря, ничего. Но никто не подходит, только в спину слышно, как начинаются ярые обсуждения, где таких понаделали и кто кого ебет. И это, честно говоря, неприятно, таким людям даже самый уравновешенный человек захочет вмазать и, скорее всего, не постесняется этого сделать. Благо Эдик достаточно пьян, чтобы не услышать бормотания за спинами и не развернуться, уже сжав кулаки в готовности бить морды, поэтому он просто проходит мимо обсуждающих и, не отвлекаясь, слушает рассказ Антона про то, что он согласился ногти себе сделать — не на выступление, а просто так. Пьяного Эда быстрее можно взять на слабо, чем трезвого, потому Шаст и пытается сорвать у него согласие на цветной маникюр хотя бы на выпускной, а завтра тот и отвертеться не сможет, Арсений точно подтвердит его слова и потом будет радостно делать ему ногти, рассуждая, какой цвет подойдет к тату лучше всего. Ну, а Антон будет любоваться ямочками на щеках своего парня и его ярчайшей улыбкой, оба в выигрыше. — Да тебе слабо, — начинает свою шарманку Шастун, слыша, как идущий справа от него Егор посмеивается, кажется, он уже просек фишку. — Это тебе слабо, понял? Я просто не хочу, — Эдик воротит нос, кидая соловьиный то ли от алкоголя, то ли от желания поспать взгляд на Арсения под боком, который смотрел, как кот из Шрека, будто от этих ногтей решится вся его жизнь. — А ты захоти, тебе сложно? — оттопыривая губу, как самая настоящая обиженка, Арс все-таки сдерживает смех и хлопает пушистыми ресницами, надеясь взять его любимым способом. И Антон, и Выграновский чаще всего соглашались, когда Арсений начинал так смотреть на них. — Да отвали ты, Поповка, — растягиваясь в пьяно-лукавом взгляде, Эдик кладет руку ему на плечо и, случайно путаясь в ногах, чуть не наступает ему на носок лабутены. — Мне могла прийти пизда, но беда обошла незаметно, — на всякий случай оглядев его обувь, он кивает сам себе, убедившись, что и правда не оставил никакого следа на лакированной поверхности, и продолжает спокойно идти, все дожидаясь знакомой вывески с кружкой пива и пивнушки с долгожданной едой. Ему даже кажется, что он так бухать не хотел в четырнадцать, как сейчас что-нибудь съесть. Дайте ему обабок, и Эд с удовольствием попробует его сырым, не поморщившись. Он как будто пережил недельную голодовку и теперь голодным волком смотрел на горящие вывески, выискивая среди на них хоть слово, связанное с едой. — Если бы ты наступил, то ужинал бы я тобой, Эдик, — бухтит Арсений, сцепляя пальцы с Антоном крепче, и поднимает их скрепленные ладони, чуть-ли не отрывая ему в порыве руку. — А вообще ты можешь с Антоном сделать парные ноготочки, я уступлю тебе на первых порах эту прекрасную возможность, — он говорит как самая клишированная маникюрщица, демонстрируя Эду ладонь Шаста с ровно подпиленными ногтями, которые сделал в тот вечер, когда красил его, сам. — Давай я лучше придумаю нам клип на нашу песню, а ногти ты себе крась? — жалостливо тянет Выграновский и широко лижет свои губы, смачивая слюной сухую потрескавшуюся кожу. И Антон, к своему сожалению, смотрит в тот момент в сторону Егора, а тот в свою очередь на Эдика залипает, закусывая изнутри щеку. Шастуна аж передергивает, когда такой очарованный взгляд простреливает ничего не понимающего Эда, продолжающего дискуссию с Арсом. — Если ты мне скажешь достойную идею, то я соглашусь, — кивает Попов и опускает сплетенные с Шастом пальцы, чувствуя, как приятно заныла рука, вернувшись в удобное положение. — Я знаю, я! — Антон перекрикивает задумавшегося и бормочащего что-то Эдика и чуть на месте не прыгает, то и дело сдерживая порыв посыпаться еще до своих слов. — Помните клип, в котором у чувачков в штанах головы были, ну как будто вместо хуев у них бошки, поняли? — кидая воодушевленные взгляды то на одного, то на другого, то на третьего, Шаст аж фонит своим хриплым срывающимся смехом. — Вот мы тебе хер оторвем, пришьем туда голову чью-нибудь, и будешь самый крутой у нас, зато какой клип реалистичный будет, — ржет Егор, цепляясь за его плечо пальцами, чтобы не останавливаться по дороге, но и посмеяться. — Это тот, где зе биг бед вульф, что ли? — уточняет, просмеявшись от самого предложения, Арс и морщит нос, на что Антон расплывается в теплой улыбке и сдерживается, чтобы вновь кнопку эту не чмокнуть. — Он самый, — полностью поддерживая идею Шастуна, Эд гогочет, представив себя и друзей в таком виде, и оголяет в усмешке зубы. — Вот на скандале и станем популярными, плохое начало, но других вариантов я пока не вижу. У Арса бы юбка так топорщилась, что не нужна была бы. — С чего ты решил, что я поперся бы снимать клип в юбке? — Арсений изгибает по-сучьи бровь и локтем незаметно пихает его в бок, продолжая размеренно цокать лабутенами по асфальту. Выграновский пожимает неуверенно плечами: — Предположил, шо тебе будет нужно выебнуться. Цокнув языком, Попов осматривает его с головы до ног и вздыхает, качая головой, на что Антон вдруг смеется и цепляет пальцами свободной руки пояс его юбки, подтягивая к себе и звонко чмокая в висок. Он и сам заметил свою гиперфиксацию на волосах Арсения, особенно в зоне висков, но делать ничего и не собирался, с каждым разом все чаще целуя любимое местечко при друзьях. Шастун не собирался скрывать от них ту нежность, которую они с Арсом будто создавали, оказываясь рядом друг с другом, и был уверен, что подъебки только ради шутки, и ни Егор, ни Эдик не против проявления чувств. Они ведь не ебутся и не сосутся со слюнями при них, да и все равно сроднились уже так, что чуть голыми не фоткались вчетвером, особо нечего скрывать. Только Эд хотел пожаловаться, что идут они долго, а долгожданной еды все нет, а ее еще, к слову, ждать минут пять точно, как Антон выдохнул и, окинув по привычке взглядом дорогу в обе стороны, направился к горящей вывеске со светящимся рисунком пивной кружки, из которой валит пена, и потухшим почему-то бутербродом, выглядевшим и так объективно не очень. — О боже, ты не вел нас за три пизды наугад, а реально знал, где мы похаваем, — чуть ли не лужей растекаясь от ликования, что они все же дошли и не начали есть друг друга, как в ужастиках, Эдик потирает руки и уже щурит глаза на меню над кассой — Шаст обычно говорит, что он как слепая шамкающая бабка это делает, но сейчас молчит, занятый своими любовными переглядками с Арсом. — А ты как бабуся-Ягуся, Эд, — напоминает прикол Булка и радуется, что идет дальше всех от Выграновского. Хотя тот, заметив приближающийся ужин, даже подобрел и лыбился до ушей, а Егор улыбался, хлопая глазами на оскалившиеся зубы и вздернувшийся от смеха нос. Эд прекрасен для него, и Булаткину ничего больше не хочется сегодня, кроме как слушать его пьяные истории или выдуманные — Эдик считал, что они станут реальны, если их упомянуть хоть где-нибудь — им же на ходу факты. Главное ведь, что сейчас смешно и весело, а кто после пьянки будет вспоминать чудодейственные свойства сухариков за пятнадцать из ларька, в который они бегали еще в детстве, насобирав всем двором на жвачку? Все верно, никто, поэтому пора отжигать, вызывая волну смеха даже стоящих рядом в очереди парней.