Rock "n" Roll Never Dies

      До выпускного остается всего ничего — неделя. У них в школе всегда все было не как у людей, поэтому выпускного в июне не будет, директор решил, что лучше провести в конце мая — перед ЕГЭ почти, видимо, хочет, чтобы все явились на экзамен бухие после выпуска — школьный общий выпускной с вечера и до самого утра, смысла в котором как такового не было. Все равно не выпить, не погулять по городу, а сидеть в актовом зале и несколько часов слушать душные песенки и стишки — тлен, поэтому Арс как человек креативный и на голову слегка ебанутый решает, что им нужно поменять все прямо на ходу. И в горящую избу — актовый зал — войти, и коня — директора с желанием провести ужасный выпускной для них — на скаку остановить.       А для того, чтобы это сделать, нужно, во-первых, не сорвать свое выступление, а во-вторых, суметь перехватить все внимание на самом выпускном к себе. Не станут же учителя сгонять их со сцены, если вдруг все одиннадцатиклассники поддержат их своеобразный бунт. Какому идиоту вместо ночных гуляний и пары бокалов алкоголя захочется сначала выслушивать стихотворения про то, как все любят школу, а потом еще и пытаться свалить из школы, чтобы не «тусоваться» под песни, подобранные не по молодежным вкусам, а по критерию «без матов и запрещенных слов»? Вот именно, что никому, даже самым заезженным ботаникам, привыкшим потакать учителям во всем. — Погоди, шо? — первая реакция Эда на то, что придумал Арс, но потом, конечно, он въехал и, услышав, для чего им это, готов был даже ногти отдать на его растерзание.       Так и вышло, что они выбрали один день — когда дома у Поповых не было Татьяны Викторовны, уехала к матери и планировала вернуться уже через пару дней, ведь дома ей одной делать на выходных от работы нечего, а у Шаста родители уехали благополучно на дачу, перед выходом из квартиры смерив остающихся вдвоем парней взглядом а-ля «мы знаем, что вы здесь устроите шабаш, сделайте это тише и уберитесь потом».       На уроки в субботу они вчетвером решили забить, решив, что делать в школе им нечего, а заняться луком — зеленым, репчатым — или же костюмом на выпускной нужно. Выбор очевиден.       А заодно Антон утром, пока они завтракали вчерашней шаурмой — суп в холодильнике для них шутка какая-то — на двоих, рассказал Арсу по поводу своих подозрений, что Эдик втрескался в Булку по самые уши — по яйца, если уж уточнять, и пересказал сказанное Эдом лично ему — по секрету вообще-то — пару дней назад. Они, конечно, не собираются становиться Ларисами Гузеевыми, чтобы свести их, потому что пускай сами решают, нужно ли им это. К ним же ни Эд, ни Егор не лезли, когда у них только все начиналось, только иногда подталкивали к действиям и наблюдали со стороны. — То есть, ты хочешь припереться на выпускной и перехватить власть у училок? Заметь, я тебя цитирую, — важно заявляет Булаткин, лежа под самым кондиционером.       Естественно, они перебрались в гостиную, не будут же мучаться под вентилятором в спальне, тем более дома, кроме них, никого. Как раз можно будет устроить из коридора и зала сам «Модный приговор» и демонстрировать друг другу то, что выбрали для начала. — Так и есть, это будет восстание, — со смехом отвечает Арс, кивая для заверения и укладываясь на антоновом плече удобнее. Ему, в общем, можно было и показать пойти то, что они с Шастом принесли из его гардероба в две ходки, но пока еще жарко, даже дурак не станет переодеваться из одной одежды в другую, упариться можно и сгореть еще до выпускного. — А идея с головами вместо хуев еще в силе? Давайте в этих же костюмах потом клип ебанем? — буквально с ноги влетая в разговор, Эдик напоминает про свою авантюру. — На что ты снимать собрался, родной? — с теплой улыбкой — как будто с дурачком говорит — спрашивает Антон, перебирая собранные в хвост волосы Арсения и стараясь не испортить прическу, над которой тот промучился целых десять минут вместо излюбленных утренних поцелуев. — Шо, ни у кого камер нет? На крайняк, на телефон, у нас же не нокии. Качество будет не ахти, конечно, но зато у нас будет клип. — Клип с головами вместо хуев. Звучит как будто мы вчетвером от жары ебанулись, — ржет Егор, подхватывая пульт от кондиционера с полки и с разочарованным стоном видя, что стоит минимальная температура. — Да и как мы снимем его? Это же монтировать надо. — Просто кто-то кому-то голову между ног пихнет, вот и весь прикол, — с совершенно спокойным видом заявляет Эд, не подозревая, что Антон все еще умеет шутить настолько пошло: — А я уже запихивал, мне понравилось, — сдерживая смех и растягиваясь в довольной ухмылке, Шаст пытается увернуться от летящей шлепнуть подзатыльник руки Арса — а что он на правду обижается? Не понравилось, что ли? — и у него это наконец-то получается. — У тебя не язык, а помело. Ты еще чего-нибудь расскажи, Егору вон как понравилось, — заявляет напущенно по-сучьи Арсений, указывая взглядом на покатывающегося от смеха Булаткина и начиная хихикать тоже.       Как только Шаст открывает рот, планируя добавить, Арс накрывает его губы ладонью и показывает язык ему. Но тот, конечно, не лыком шит, лижет его ладонь языком, оставляя мокрый след, и Выграновский, поняв это даже быстрее опешившего Арсения, сгибается от смеха пополам, хлопая в ладони и топая о пол ногами. Он скорее ржет не от самой ситуации, а от лица Арса, на лбу которого красными горящими буквами было написано «Я его убью сейчас, он — такой идиотина.» — Да с какого хуя ты ржешь? — пихая в бок Эдика, Егор наваливается на его сгорбленную спину и хватает за ворот футболки, чтобы не утянуть его случайно на пол за собой, так как в порыве не понял, как начал съезжать с дивана и теперь бедрами почти потерял опору.       Еще и пульт этот от кондиционера в задницу ему давит, упав с подлокотника, не жизнь, а сказка прямо. — А шо ты лежишь на мне, я тебе шо, подушка с подогревом бесплатная? — заводя руку за спину, он хватает его за бок и пытается щекотать, но сам чуть не выворачивает себе руку и не может прекратить смеяться. В его голове каждый раз всплывало лицо Арса, и он снова и снова заходился в смехе, не зная, как обойти этот замкнутый круг. — Да ты не просто подушка, ты еще и расписная! — намекая на татуировки, Булка пополняет запас его качеств и цепляется крепче за него. Не упасть с Эда — уже дело чести.       Аккуратно отведя ладонь Арса от своего лица, Антон поднимается и в два шага достигает смеющихся парней, которые теперь пытались столкнуть друг друга, но так, чтобы остаться самому на диване. — Я вас всех все равно уделаю, — смелое заявление, особенно если теперь Егор с Эдиком соединятся в команду ради победы над ним. — С чего ты взял?       До последнего стараясь не начинать с первых же минут бардак в квартире, Арс все-таки сдается и, буквально балансируя по спинкам двух одинаковых расцветкой диванов, заходит им в тыл. Теперь-то два на два, он Шаста не кинет, все должно быть по-честному, иначе ни интереса, ни смысла нет.       Только где Арсений увидел честность, обходя их со спины, пока непонятно. Да и в конце-то концов, никаких правил они не обговорили, значит, по ходу игры можно их смело вводить, пока такая возможность есть. — Вы только когда падать будете, не расшибите лбы, а то нам еще мыть за вас, — на ухо Эдику шепчет Арс, показательно подпихивая ему под задницу ладонь, чтобы тот начал съезжать вместе с Булкой, и намекая, что он тоже здесь и готов побеждать. — Поповка, ну ты и собака сутулая, — пятками упираясь в ковер, который благополучно скользит по полу, Эд еще держится за диван, но понимает, что как только упадет Егор, за ним окажется на полу и он. — Сам такой, — высунув язык, Арсений дразнится как будто ему не семнадцать — между прочим, скоро восемнадцать — и даже не на пару лет меньше, а точно пять. — Сям тякой, — кривляет его в ответ Булка, морща смешно нос и шлепая по подбирающейся к его бедру — хотел помочь съехать, чтобы долго не мучался, так сказать — ладони Антона. — Детский сад «Цветочек» какой-то, — уже чуть ли не лицом в свои колени утыкаясь, бурчит Эдик и надеется так удержаться, прекратив сопротивляться и почти что белый флаг в лицо им пихая. — Что ж ты, фраер, сдал назад? — щипая Эда где-то под ребрами, Арсений, поймав смеющийся взгляд Шаста, тоже начинает хихикать, падая лбом на плечо Егору и теряя и драгоценные секунды, и превосходство над ним.       Не простой же Булка, увидев, что вот он — момент, когда можно все исправить в лучшую сторону, тут же дергает Арса на себя и сам валится спиной на диван, довольствуясь тем, что Арсений теперь не Эда сталкивает, а нависает над ним, намереваясь, кажется, прихлопнуть потом за такой неожиданный и подлый ход — как будто бы обойти их со спины было честно. Вместо того, чтобы попытаться выпихнуть Егора из-под себя, Арс заваливается сверху и словно поддается — сейчас его легко можно скинуть на пол, всего лишь подтолкнув бедром и рукой в сторону края. Но Булка не делает этого, ждет подвоха, который точно должен быть, потому что Арсений был бы не Арсением, если бы не попытался выиграть такую легкую схватку, когда Эдик уже почти что сдался и смирился с поражением. — А шо меня никто не пиздит? — аккуратно поворачивая голову в сторону возни, Выграновский начинает смеяться, пытаясь Арса оттянуть от Егора за бедра, но тут же чувствует, как обошедший его — можно сказать, просто в крысу — Антон за пояс сдвигает его подальше и держит под мышками, чтобы уж наверняка не вырывался, а то щекотка все-таки не то, чего он хочет. — Шаст, да шо ты падла такая, я ж не ожидал, так не делается, это против законов, — обессилено запрокидывая голову, он с обидчивым прищуром смотрит прямо в зеленые наглые — как у кота, которому все же дали сметаны — глаза и получает вместо желанного освобождения лишь отцовский — естественно, Антону же хочется постебаться над ним на правах лучшего друга — поцелуй в лоб. — Как же ты заебал меня, тебе фамилию другую надо, Стебун ты, блять, а не Шастун. — Я тоже хочу быть Стебуном, — с важным видом, словно сказал мудрость покруче Цицерона, заявляет Арс, прижимая ладонью плечо Егора к дивану и смеясь ему в шею.       В целом, это можно было бы расценить чем-то слишком ранним, быстро пришедшим признанием, но Эдик как всегда все уводит в шутку, не поняв даже второго, незамеченного и Антоном смысла. Да и кому он нужен сейчас, даже Арс уже забыл про него. — Да вообще, епта давайте ебанем название нам «Стебуны», шоб не заморачиваться, — коленом елозя по арсовому бедру, Эд уже не старается выбраться, ему хоть бы от смеха не помереть. — А шо, четыре стебуна — понтово, будем сосаться на сцене все по очереди, заебись прославимся сразу. — А что ты там про законы затирал? Какие законы ты нашел уже здесь? — оборачиваясь через плечо в сторону Шаста, с интересом уточняет Арсений и старается боковым зрением не упустить момент, когда Булка начнет атаковать его и попытается сместить на пол. — Дворовые, — Эдику сейчас не хватает поднятого вверх указательного пальца и присядки под гопника в оттянутых трениках. Еще один мудрец появился, теперь у них не группа, а кружок по цитатам.       И Арс, смеясь, падает на грудь Егору и уже забывает, что планировал не дать ему сбросить себя вниз. Вот бывает, кто-то из них спизданет что-то, а потом хоть стой, хоть падай.       Да и, в общем, круто, когда друзья могут вот так вот в шутку попиздиться, а потом продолжат как ни в чем не бывало заниматься тем, что прервали ради игры. Бывало пару раз, конечно, что кто-то уходил ночью домой после такого с синяком на бедре или на руке, стукнувшись случайно, но — смех же жизнь продлевает — ради годка-другого можно и подбитым походить, ничего страшного в этом нет. Главное, чтобы синяк не намеренно появлялся в таких «битвах». — Все, не пизди моего пацана, объявляю перемирие, — по-доброму — на самом деле, чтобы волосы запутать — Антон треплет Эда по голове и уже не держит, делая вид, что щекотать не собирается, но у него свой план. Если Булка сейчас попробует спихнуть Арса под шумок, то Эдик получит массу щекотки и (не)удовольствия. — Тогда давайте уже с костюмами заебемся, — и не замышляя ничего против Арсения, Егор выползает из-под него к краю, опускает вниз ноги и наконец-то поднимается, разминая затекшее под Арсом бедро. — Чур, я первый, — на это Антон с Эдом пожимают согласно плечами, не задумавшись, что так Булка хотел отхватить ту одежду, которая больше всего понравится ему. — Нам же образ нужен, поэтому если у вас дома есть что-то подходящее нам, то можем эту часть одежды не подбирать, тут хоть бы разобраться с тем, как мы смотреться будем вместе. Главное, чтобы сочетались, — Арс переворачивается на спину, вставать, кажется, не собираясь пока, и закидывает ногу на ногу, задумчиво кусая губу. — А в каких цветах вообще хотите? Я не хочу, чтобы вам не нравилось, давайте вместе решим. — Красный, черный? — поднимая бровь, как будто сказанное было логичным, Шаст вплетает пальцы в темные волосы Эдика и щурит глаз в размышлениях. — Ну явно не розовый, не желтый и не зеленый. — Это понятно. Шо мы нашу такую песню пойдем петь в костюмах барбариков? Надо сохранить амплуа рокеров, тогда там все девочки потекут сразу, да и не только они, — Выграновский ехидно усмехается, но все-таки срывается на смех и оголяет ровный ряд белоснежных зубов. — Ладно, это звучало хуево, мы же туда не трахаться идем, а сцену покорять. — Так говоришь, будто мы не в школе выступать будем, а на «Голосе», — чуть ревниво — наверное, из-за сказанной Эдом фразы — замечает Егор и хмыкает, не предполагая, как им всем сочетаться. — Я бы к Шнурову пошел, — пожимая плечами, вообще не в тему вставляет Антон и опускает ладони Эдику уже на плечи, незаметно для себя начиная их разминать и покусывая свою щеку изнутри. — Ты меня решил облапать всего, я не пойму? — оборачиваясь через плечо, Эд поднимает голову и с задоринками в глазах смотрит на затупившего из-за своих мыслей Шаста. — Стоишь тут, сзади пристроился, ишь какой, ты еще ниже спустись и жопу мне помни, раз начал.       Они опять уходят от темы, смеются все, несмотря на то, что шутка могла бы быть поводом для ревности как для Арса, так и для Егора. Но они просто привыкли к таким близким отношениям в группе — как ранее говорилось, Арсений сам когда-то предлагал им обнаженными пофоткаться, чтобы было что вспомнить через пару лет всем вместе.       Да чего говорить, на репетициях Антон не переставал иногда в порыве Эда засасывать, зная, что Арс не закатит никакой истерики, только сам подразнится чуть позже, почти целуя Выграновского и заигрывая с ним во время тех моментов, когда они играли, стоя напротив друг друга. Это как совместная дрочка, но в тысячу раз лучше. Они лбами тогда бьются, коленями цепляются, а регулярно раз в проигрыш к ним подскакивает Шаст, то к одному придвигаясь, то к другому, ловя довольные ухмылки.       Это не свободные отношения, просто Арсений понимает отлично, что это для них стало проявлением близкой дружбы, так сказать, поцелуи по дружбе, да и на сцене это будет смотреться эффектно. Да и, в целом, ему самому понравилось, когда впервые — а это случилось неделю назад — Эдик его поцеловал посреди репетиции, подлетев и чуть не сбив с ног. От этого не только нужный антураж появляется, но и ловится кайф от ощущения, что они не просто группа, а почти что семья — давайте честно, все мы целовали по приколу брата, если парень, и сестру, если девушка, в губы, потому что семья как никак.* — Могу и выебать, если хочешь, — посмеивается Антон, оставляя ладони на его плечах. — Да у него есть, с кем поебаться, если не зассыт, — подмечает Арс, смотря Шасту прямо в глаза и растягиваясь в широкой ухмылке, как будто намекая на то, о чем говорить пока нельзя. — То есть, ты с кем-то замутил, голуби наши знают, а мне никто не сказал? — изгибая бровь, Булка подходит ближе и напущенно непонимающе смотрит на Эда. — Он не замутил, а задрочился, — забывая, что рассказанное Антоном — секрет, Арс подстебывает Эдика как может и хихикает, носком ступни елозя по его бедру. — Да ведь? — Шастун, я тебя урою сейчас, пидорас, это секрет был, — разворачиваясь в который раз на Шаста, Эд глазами почти молнии пускает, не понимая, за какие такие грехи Антону достался длиннющий язык.       Ладно, Арсу повезло, тут не поспорить, но вот Эдику не особо понравилось, что этот язык не только удовольствие приносит, но и треплет как помело. — Арс — это почти я, да и оно случайно вылетело, — пятясь до стены, Шаст чуть руки не поднимает в капитулирующем жесте, пока на него смотрит в полном непонимании Булка, а Арсений смеется как психически больной, подтянув колени к груди. — Случайно я тебе яйца и хуй вырву, — поднимаясь с дивана, Эд на Арса все-таки разворачивается и коротко извиняется. — Придется как-нибудь по-другому трахаться, но я ему сейчас все оторву, особенно язык, — пока он думал, Антон уже бесшумно обошел его и рванул за спину Арсению, вторя тому смехом.       И никто не обращает внимания на Егора, понимающего только, что Эдик дрочил на кого-то неизвестного там и рассказал об этом Шасту, в итоге проговорившемуся Арсу, из чего и получилась новая битва, которую Выграновский очень даже хотел начать, забывая про костюмы и примерку вещей.       Вообще, Эдик надеялся, что его рассказ — между прочим, во всех красках — про дрочку на Егора останется хотя бы между ними троими, если Шастун и проговорится, но как получилось, так получилось, нужно и для Булки придумать за время «сражения» правдоподобную идею. Не будет же Выграновский объяснять ему, что сначала подрочил на него, затем преподнес эту историю Антону, а тот в свою очередь Арсу, но самому Егору — непосредственному участнику, пускай и фантазий — ни слова не сказал. Конечно, по поведению можно было понять, что у Эдика что-то в голове перемкнуло немного, раз он стал чаще с Булкой задерживаться, помогать где-то подняться, если тот был на высокой платформе, и полюбил провожать его до дома каждый раз, когда они задерживались допоздна в гараже — то есть, семь раз в неделю. — Нам надо пойти подбирать шмотки, давай лучше их посмотрим? — вставая ногами на диване и чуть на стоящего позади Антона не падая, Арсений останавливает Эда руками и смеется, когда тот начинает его щекотать, зная, как надо действовать в таких ситуациях. — Вот сначала я ему язык и член оторву, потом посмотрим. Трепло ты, шо прячешься, зассал? — валясь вместе с Шастом на диван, Эдик выигрышно оказывается сверху и, чувствуя приближающуюся победу, ржет хрипло ему в ухо. Он цепляется не только за его плечи, но и за покрывало на — уже другом, втором — диване, которое просто смялось под ними и начало съезжать вниз.       Лежа на первом диване, Арс сквозь смех подзывает к себе Егора, пока эти пыхтящие и смеющиеся на всю квартиру продолжают выяснять, кому что надо оторвать, и кое-как жестами — сам-то смеется, адекватно слова в предложения собрать не может — объясняет свою идею стянуть покрывало вместе с ними на пол и как раз угомонить их. — Прям взять и — хуяк, — показывая руками что-то наподобие стягивания одеяла, уточняет Булка и, когда Арсений закивал, протягивая руку, чтобы тот помог ему подняться, кивает с усмешкой. Он и думать про ревность забыл, сейчас важнее было исполнить любопытную идею. По сути, они против своих напарников в прошлом бою и воссоединились, неизвестно зачем и почему — так хотелось. Сама суть их петушиных боев — посмеяться, а не одержать победу — это же полная скукотища.       С помощью Егора усевшись на диване, Арс поджимает под себя ноги и подхватывает пальцами, вытянувшись, часть покрывала под продолжающими смеяться парнями, а Булка, незаметно подойдя ближе, тянет сразу все покрывало к полу вместе с ними. — Да шо вы сделали? — чувствуя, как они с Антоном начинают съезжать вниз, Эдик оборачивается через плечо и ловит хитрющий взгляд Егора, тут же все понимая. — Ах так, да? В спину решили полезть, а так не пойд..       Но вот закончить он не успевает, начиная материться, пока они вдвоем — да даже втроем, пострадавшее одеяло ведь тоже считается — минуют за секунды расстояние между краем дивана и ковром.       Хорошо хоть на палас рухнули, а не на голый пол, иначе точно отбили бы себе что-нибудь — и ничего бы Эду не пришлось отрезать.       С удовольствием смотря на то, как те барахтаются, путаясь в покрывале и матерясь покруче сапожников, и пытаются разобраться, где чьи ноги и руки, Арсений смеется заливисто, складывая ладони себе на колени, и даже не вслушивается в угрожающий прибить его сейчас вместе с Егором рык. И кто поймет, чей это голос, потому что Эдик с Антоном как будто слились в одну большую живую лужу, различить конечности можно было только по одежде.       Шаст переваливается с бока на грудь Эду и ухмыляется, не давая себя перевернуть и с удовольствием принимая свою не совсем честную — Арсений и Егор, по сути, помогли ему выиграть — победу. Но это не отменяло того факта, что он их сейчас за шедшее перед этим предательство погонит выбирать одежду прямо-таки тряпками — пусть скажут огромное спасибо, что не ссаными. Хотя, в общем, можно было на тряпки и нассать. — И че ты, петух, выебывался, а сам сдался мне как воробушек? — приглаживая темную всклокоченную битвой челку, Антон чуть его в лоб по-матерински не целует, с таким видом он вряд ли еще на кого-то смотрел — как будто перед ним одновременно победивший в конкурсе главного идиота и самый лучший человек. — Сам ты петух, это из-за этих двоих гандонов я проебался. А если бы на диване остались, то у тебя бы просто хер встал, и ты бы ничего уже особо не сделал. — На тебя? — прыская от смеха, Шаст лыбится так, что аж в уголках губ собираются мелкие морщины. — А шо, не нравлюсь? — от своей противности тыкая ему в родинку на кончике носа пальцем, Эдик хочет было сыграть великого обидевшегося, но Антон перекатывается все-таки на спину — уже на голый пол — и вдыхает полной грудью. — Ты от вопроса-то не увиливай, жопа, — пододвигаясь к нему — а то куда уполз — ближе, он устраивает подбородок на его руке и смотрит напущенно ожидающим ответа взглядом, словно от него зависит сейчас вся его жизнь, да и не только она. — Да нравишься, куда ж без этого, только тебе жопу пробьет не только, — тут Шаст быстро подмигивает Эду и коротко усмехается, — Егор, но и Арс, а то ты так открыто подкатываешь, я не могу, — и смеяться начинает, хлопая по лучшей из привычек в ладоши. — Арс, давай мы его лучше поделим, шо меня убивать, кто вам басить будет? — с очаровательной улыбкой тянет Выграновский, делая вид, что вообще не причем был, и садится, спиной опираясь на стоящий рядом диван, с которого они и рухнули. — Я вообще полезный очень, ты же знаешь. — Вот сожрать тебя мало, Эд, надо еще противоядие хернуть, а то мало ли, — так и сидя на другом диване, Арсений думает, что в полной безопасности, и надеется, что сумеет среагировать, если вдруг Эдик решит податься вперед и ухватиться за его колено, чтобы той же монетой «отомстить» и утащить в их с Шастом царство — на пол.       Наблюдая за всей развернувшейся картиной со стороны, Егор то и дело переводил взгляд от одного говорящего к другому, пытаясь вычленить из огромного количества информации нужную — что же все-таки было с дрочкой и почему он позади планеты всей, ничего не знает? — и понимая только то, что происходило сейчас, но до ситуации с дрочкой вообще не мог допереть. В общем, он даже понял и принял, что чуточку Эда ревнует, но никак не больше этой «чуточки». Конечно, не из-за его поцелуев с Антоном и Арсом, у которых это стало нормальным проявлением дружеских теплых чувств, а потому что такая занимательная и наверняка смешная история до него дошла последним. Хотя если задуматься так хорошенько, то понятно, что Эдик хотел оставить это между собой и Шастом, которому потом грозился вырвать язык-помело. — Это ты ядовитый ужара, а я вообще булочка, шо пиздец, — заявляет Эд, откидывая голову на диван и тормоша рукой разлегшегося рядом Антона. — Надо с костюмами разобраться, шо ты лежишь? — Хуюлочка, ты еще скажи с корицей, — передразнивает его Арс, зная, как такие подъебки смешат Шаста, который тут же засмеялся, подтягивая к груди колени. — Шо ты лежишь, ржешь как конь, пойдем костюм тебе выберем такой, шобы только хуй прикрывало, будешь звезда голожопая наша! — с энтузиазмом дергая его за плечо, Эдик даже на корточки садится, чтобы встать было легче, но не удерживает равновесия и оказывается снова на ковре, только уже на коленях.       А у Антона, кажется, истерика от смеха начинается, он просто не может прекратить смеяться, то вспоминая слова Арсения, то представляя свой «звездный» наряд, за который им после выступления вставят явно что-то побольше ножки от стула учителя, задействованные в организации выпускного. — Вот и потеряли вокалиста, он ебнулся и теперь будет вместо песни ржать в микрофон, — добивая и так уставшего от смеха Шаста, Эд с надеждой треплет его волосы и взглядом, ставящим крест на нем, смотрит на Арса. — Ты пока с ним потусуй, а мы с Булкой пойдем одежду глянем, а то вы же видели, а мы еще нет — нечестно.       Тут-то настали тяжелые времена для Егора, который вообще этого не ожидал и теперь просто не понимал, как будет существовать на земле, если не узнает тайну дрочки Эда, потому что, поймите его, эта информация настолько ценна, что он бы отдал под шумок мотоцикл Шаста и бегал потом от него по району, обещая купить ему даже еще круче. Настолько Булке интересно, раз он готов был на такие жертвы. Поймите, это высшая степень любопытства, потому что Антон свой мотоцикл любит не меньше, чем Иван Будько из «Сватов» любит свою Ласточку. — А про дрочку расскажешь? — интересуется Егор, будто бы откажет ему смотреть костюмы вдвоем, если историю не узнает во время этого.       А теперь у Выграновского непонимание на лице не просто написано, оно там чуть ли не татуировкой набито, потому что он просто сам не знает, как преподнести Булке то, что он случайно подрочил на него и думать больше ни о чем почти не может, кроме как об этом случае. Это все выглядит как нарастающий и приближающийся неумолимо пиздец, потому что признаться Егору в лицо наедине, что он возбудился от своих фантазий, в которых он участвовал, равняется попытке попробовать погрузиться на тысячи километров ко дну без созданных для этого технологий. — Да там хуйня неинтересная, лучше я тебе расскажу, как самогона чуть не выпил в детстве, — делая вид, что вообще не испугался — на лице явно отражается паника, но он старается об этом не думать — и считает историю скучной, Эдик поднимается с пола с дедовским кряхтением и пошатывающейся — отвлекающие маневры у него, конечно, классные, но это на Булаткина не сработает — походкой уходит по направлению к спальне, где, по-видимому, и расположилась костюмерная от Арсения. — Ты же рассказывал про самогон сто раз, пока мы бухали, у тебя это история на все случаи жизни? Наблевал на пол в гараже — история про самогон, подрочил — история про самогон, перемена слишком долгая — история про самогон. Я ее тебе сам могу рассказать твоими же словами, поэтому давай мне про дрочку поведай, друг мой, — под конец уже смеясь, просит Егор, выходя за ним следом под утихающий постепенно смех Шаста. — Вы там только не громко трахайтесь! — и, честно говоря, эта фраза подойдет больше оставшимся в гостиной Арсению и Антону, но первый почему-то решает, что именно для Булки с Эдом она и была создана когда-то давным-давно.       Благо в ситуациях, когда нужно было срочно и безоговорочно придумать правдоподобную историю, Эдик не терялся, а только больше ими заинтересовывался, чувствуя себя как рыба в воде. Поначалу он, конечно, попадал впросак, но потихоньку приловчился, знал на кого какая отговорка может сработать, а все благодаря матери, еще лет в пятнадцать пытающейся контролировать его траты, прогулки — дикость какая-то, учитывая то, что уже в десять Эд мог в нос дать без вопросов. Как говорится, мать пыталась сохранить его от плохой компании, но этой самой плохой компанией был он сам. А сейчас ему уже семнадцать, и его просят лишь домой ночевать приходить и из школы не вылететь — одному ему известно, как его оттуда еще после девятого класса не отчислили — он просто летом красил там стены бесплатно, и директор решил оставить его за «заслуги».       И сейчас у него в голове уже было множество идей, которые можно было выставить по просьбе Егора за правду. Он честно не хотел ему врать, но был уверен, что, рассказав сейчас правдивую историю, он бы потерял возможность сблизиться и попробовать что-то без такого идиотского момента в самом начале. Да где вы видели, чтобы люди сблизились после «Я на тебя дрочил»? Может, конечно, в порнушке такое и возможно, но они явно не в ней. — А шо ты хочешь выбрать по костюмам? Тебе бы пошло шо-то открытое, могу тебе свою огромную майку наподобие баскетбольной формы подогнать, хочешь? — максимально избегая неловкого момента, который точно будет создан, если Булка все-таки поинтересуется, и переводя тему, Эд разглядывает разложенные на диване и кресле, висящие в раскрытом шкафу на вешалках вещи и усмехается, видя, во-первых, что несколько футболок висят на двери в комнату, а во-вторых, выглаженную юбку, в которой был Арс в школе в день фотосессии. — И буду я в твоих шмотках, метишь уже, — всего лишь шутит Егор, а у Эдика по спине холодный пот льется, его будто внезапно ушатом ледяной воды облили и вытолкали взашей на зимний сибирский мороз. — Да нахуй надо мне? — делая вид, что он увлеченно рассматривает валяющиеся на полу черные ботинки, которые он никогда не видел ни на Арсе, ни на Шасте, Эд вдруг довольно хлопает в ладоши и щурит глаз, будто бы сверяясь с чем-то в своей голове. — У меня под эти боты есть ахуенные кожаные брюки, там прям все обтягивает, я их никуда не таскал почти, надо Арсению сказать будет, — поставив на свободную от вещей тумбочку вроде как чистые ботинки, он замирает к Булке спиной, думая, что тот рассматривает в шкафу что-то. — А номер какой?       Коротко усмехнувшись, Эдик пожимает плечами и, повернувшись через плечо, стреляет хитрым заигрывающим взглядом. Как же он пожалеет об этом через пару секунд, когда до его головы дойдет, что речь не о номере телефона, но сейчас Эд пока уверен и готов ответить на — как он думает — флирт. — А ты забыл уже мою мобилку? — На майке, дурень, — Егор начинает смеяться, держась за дверцу шкафа и смешно морща нос при улыбке от уха до уха. — Да и зачем мне твой номер? Я могу в телеге тебе написать, мне не особо тяжело, знаешь ли.       На лице Эда теперь огромными красными буквами написано красноречивое «Я — еблан», потому что он-то думал совсем о другом, но никак не о номере на этой майке, которую он уже в рот ебал за такой проеб со своей стороны. Но его невозмутимости можно позавидовать, он хотя бы не стал красным как рак и не начал пытаться оправдать себя шуткой или приколом. Просто молчит и смотрит с вызовом, даже с каким-то доебом на Егора, словно тот виноват в том, что Эдик настолько глупо натупил.       Не можешь исправить — убийственно посмотри. Такое чувство, что этой фразой Эд жил и повторять ее совершенно не боялся. — Девятка, хуй знает, может девятнадцать, я по приколу купил, — надеясь, что своим ответом — вместо молчания самое то — он поможет забыть свой глупый беспричинный флирт, Эдик, по правде говоря, называет те цифры, которые в голову приходят первыми. Как хорошо, что капелька логики у него осталась, и числа были названы похожие, а не так, что одно — сорок пять, а другое — двенадцать.       Остается только ждать вечера, чтобы сказанные наугад числа проверить, вдруг он подсознательно сказал верное, но уверился, что ошибся. В случае ошибки у Эдика два варианта: признаться, что он долбаеб, ошибся или купить где-то майку, похожую на баскетбольную либо с девяткой, либо с девятнадцатым номером. И первый на него больше похож, потому что сама идея предложения была в том, чтобы Егор надел его майку, а не купленную. Да и Эд может забыть отрезать этикетку, что-то пропустить, это будет максимально похоже на его поступок. Сомнений никаких не останется уж наверняка.       В целом, польза какая-то есть — Эдик признал, что не просто хотел ему помочь с одеждой на выступление, а надеялся, что Булка согласится выйти в его майке. В этом что-то, по мнению Выграновского, есть. Может быть, это даже похоже на первый шаг для сближения и более-менее романтических отношений.       Просто Эд не умеет как-то иначе проявлять знаки внимания, ему это не нужно было до этого момента, и без неплохо жил, а тут приходится в один миг учиться подкатывать красиво, а не абы как, и ухаживать каким-то очаровательным способом — с Егором иначе нельзя, он уверен в этом. — А есть еще какая-нибудь? — усаживаясь на край стола, спрашивает Егор и смотрит как-то тепло на напряженную спину Эда, прокручивая свой гениальный план в голове раз за разом.       Ему хотелось убедиться, относится ли эта история с дрочкой хотя бы косвенно к нему, а для этого нужно было поступать неожиданно, чтобы Эдика в тупик завести и там все под шумок узнать так, чтобы он вообще не понял, что только что было. — Майка? — Да, с циферками, — покачивая закинутой на другое бедро ногой, он разглядывает едва заметную татуировку на задней части шеи и усмехается тихо, не понимая, почему раньше не замечал этого рисунка огненного козла. — А копыта у него какие? — Шо? — с уверенностью, что Егор сошел с ума, Выграновский разворачивается и, оглядев бегло его положение на столе, неосознанно пробегается языком по губам. — У тебя там, — касаясь своей шеи сзади, Булка кивает на него, — татушка козла, я и спрашиваю: какие копыта? Тоже огненные? — с горящим взглядом спрашивает, что Эду хочется прямо сейчас сорвать с себя эту бесполезную футболку и показать Егору все свои татуировки. Но его порыв точно не оценят по достоинству. — Хочешь посмотреть? — и уставляется на него почти впритык, разорвав расстояние в один жалкий метр, своим хитрющим, но наслаждающимся ситуацией взглядом. Хотя бы про дрочку рассказывать не пришлось, Эдик так-то в огромном плюсе. — Хочу, — принимая правила игры, отвечает Егор и поднимается со стола, занимая более выигрышную позицию, потому что Эд явно хотел чувствовать хоть какое-то главенство над ситуацией, пускай и за счет роста — они-то примерно одного, но, благодаря сидению на столе, Булаткин становился значительно ниже.       И Эдик даже чуть сдает назад — пятится немного, чтобы не столкнуться с Булкой носами, и кладет ладони на края своей футболки, как бы обозначая момент, когда еще можно их стремительное сближение замедлить, но ни в коем случае не остановить вовсе.       И никто ни слова не говорит, оба ждут решительных действий, так и стоят напротив друг друга, чуть ли не гипнотизируя взглядами.       Вряд ли это какая-то удача, потому что, во-первых, мы сами свою жизнь строим так, как лично нам хочется, а во-вторых, слишком уж странно последовательно все получается. Да даже если Егор и был влюблен — мы-то знаем больше, чем Эд, поэтому и судить можем объективнее — хоть какое-то время, то они бы просто не могли в один момент начать проявлять симпатию и так открыто заигрывать друг с другом. Вероятнее всего, ситуация так на них подействовала, а еще язык-помело Антона, вдруг растрепавшего его секрет сначала Арсу — ему-то ничего особо не дало — и затем вообще случайно выдавшего наличие какой-то тайны насчет дрочки на кого-то при Егоре.       Ладно бы, если Шаст просто обозначил это как факт — кто не дрочит в их возрасте? — и внимания не заострил, но нет же, надо было и Арсу вставить свое «есть с кем поебаться», чтобы уж наверняка. Да и Булка еще прицепился как клещ к этой истории, видно, как глаза от любопытства горят. А еще у него колотится сердце, ведь он боится узнать, что предмет его симпатий недавно с кем-то познакомился и, скорее всего, понравился этому неизвестному, потому что Эдик знакомился — как и левыми выдуманными номерами, так и по-настоящему — чересчур часто в последнее время. — Чего ты ждешь? Я хочу татуировку посмотреть, — изгибая бровь, Егор касается ворота его футболки и подцепляет его пальцем, задевая кожу и еще один рисунок на ней. — Так посмотри, шо ждешь? — отпуская края, Эд со смехом ерошит его светлые волосы и путает их между собой, как будто бы понижая градус между ними. — Я сниму? — он все-таки решает уточнить, мало ли понял не так, а нового неловкого момента не особо хотелось.       Поймав едва заметный кивок, Булаткин спускает руки, не касаясь тела, и подхватывает футболку снизу, утягивая наверх, когда Эдик все же поднимает руки, поддаваясь, и тихо смеется. Сказать, что Егор не видел его обнаженным — напиздеть, потому что они в самую летнюю жару в прошлом году репетировали и подгоняли трек в трусах, никто никого не стеснялся и не напрягал этим. Да и нет особой разницы в чем они на репетиции, главное, чтобы удобно и не напряжно. И сейчас ничего особо нового, кроме той татуировки козла на задней части шеи, не узнает.       Булка сначала мельком осматривает торс, проверяя, нет ли еще чего-нибудь нового, и, отложив снятую футболку в сторону, сам Эда разворачивает, держа его за плечи. Тот не противится, молча становится спиной и даже чуть выпрямляется, приподнимая подбородок и отводя плечи назад. Про этого козла он, конечно, не забыл, просто не понял изначально, о чем Егор говорил.       И ему хочется взять и всего Эдика рассмотреть, каждой новой татуировки коснуться, очерчить ее едва ощущаемым касанием пальца по контуру и обнять со спины, чтобы наговорить много чего — как будто бы по секрету — в самое ухо, только для него, больше ни для кого другого. У него ведь есть такое смешное тату с черепом чуть ниже груди, почти на ребрах даже, там в каждой пустой глазнице есть маленькие родинки — как зрачки, только вот смотрит так череп в разные стороны, словно косой. Но Егору всегда весело было, когда он на нее смотрел. Его он тоже сейчас оглядит вновь, чтобы удостовериться, не забыл ли он какую-нибудь мелкую деталь. А если и забыл, то тут же запомнит.       От осторожных касаний Выграновский лишь в первый раз вздрагивает, а потом смирно стоит, только дышит, и Булка надеется, что он так не пытается избежать телесного контакта, а наоборот, боится спугнуть, от того и замер. — А ты давно ее набил? — интересуется шепотом Егор, точно это самый настоящий секрет. — После бухаловки какой-то с вами. А шо, прикольно же, — шевеля слегка лопатками, Эдик ему демонстрирует, что этот козел вообще-то при движениях безумно забавно дергает копытами, наподобие ходьбы на месте. — Тебе нравится? — поворачивая голову через левое плечо, как раз то, где и оканчивалось тату, он смотрит с детским волнением — как будто показывает маме нарисованный еще неумело рисунок и ждет то ли похвалы, то ли напущенной благодарности, чтобы не обидеть юного творца.       Булка кивает, мягко подушечками пальцев проводит по татуировке и, удостоверившись, что не доставляет Эду дискомфорта, поглаживает морду козла, у которого один глаз — по задумке — чуть больше другого и выпирает, точно зверь пытается им что-то рассмотреть. — Там глазюка огромный один, видишь? Так это типа у меня на спине глаз есть, не на затылке, как говорят, а именно на спине, шобы всяких гандонов сразу отсекать. — А меня не отсек почему? — он смеется, подаваясь вперед и придерживаясь за его плечи ладонями. — Да ты не гандон, шо тебя отсекать? — Эдик только плечами пожимает, мол, глупость такую спизданул Егор — тут гандон больше сам Выграновский, а не он вообще-то.       Непонятно, откуда такое рвение у него, но Булка тычется носом в его плечо и устраивает сместившуюся руку на его поясе, не зная, куда правильнее было бы ее деть: просто отвести или именно переложить на другое место, тем самым сближая их еще сильнее, чем было до сих пор. И Эд, откровенно говоря, не показывает никакой эмоции, сбивая с толку Егора, который хотел попробовать прочесть его как открытую книгу посредством тесного контакта, но внутри у него океан, когда-то тихий, плещется беспокойно, в воду аж молнии летят, разбрасывая в стороны брызги и рыбешек — последние его мысли — и шторм поднимая.       И вроде как момент самый любопытный, можно спросить про эту историю, сейчас Эдик бы точно никуда не делся, его отношение к этой ситуации возможно будет прочувствовать — вздрогнет или нет, услышав вопрос, может быть, сердце у него забьется. Но Егор не хочет портить — ни себе, если узнает, что история про какую-то девушку или, вероятнее всего, парня, ни ему, если тот вдруг попробует уйти от вопроса и оставит лишь напряженную паузу — настроение, поэтому молчит.       Может быть, узнает чуть позже. Но если Эд так уж старается скрыть факт наличия такой истории, то давить Булка не станет, иначе может сделать только хуже, а ему это вовсе не нужно. — Ну раз не гандон, то давай поворачивайся, устрою тебе модный приговор, — с улыбкой командует Егор, крутя Эдика в своих руках — как куклу, которую в детстве и красили, и расчесывали, и стригли, и заплетали, и чуть ли не в баранку скручивали — и управляя любым его самовольным движением. — Ты вон те боты отложил, а попробовать обуть? — и указывает взгляд на его ступню. — А то вдруг у тебя не нога, а лапоть для великана, не влезешь, мы тебе на таких ботинках не станем носы обрезать.       Засмеявшись привычно хрипло, Эд кивает ему, вспоминая, как он сдуру купил себе, не померив, мягкие кроссовки, дыры в носках которых ему потом проделывали Арс с Булкой как самые аккуратные, потому что он чек еще при выходе выкинул, но зато проверить, налезает ли только что купленная обувь, забыл — просто не захотел, поленился. — Как будто тебе трудно один раз руками поработать, — закатив глаза, Выграновский, совсем не посчитав эту фразу странной, направляется к тумбе, чтобы взять ботинки, как вдруг слышит, что Егор ни с того, ни с сего — конечно, за языком бы следил, тогда бы понимал — начал смеяться. — Ты шо? Тебе жара в голову ударила? — он так и замирает, с непониманием уставившись на парня, смеющегося, но при этом почему-то.. покрасневшего? — Да ты вообще за ртом своим следишь или ты как Антоха? Спизданул, подумал, а только потом понял, что сказал?       Эд на секунду меняется в лице, не понимая, где он так затупил, и вдруг поднимает брови, растягивая губы в усмешке. — Просто ты пошляк, я все правильно сказал.       Хотел было Егор его перекривлять, но вовремя остановился и, прищурив глаза, оперся на стол возле себя рукой под пристальным смеющимся взглядом Эдика. — Да я, в общем, все могу.       От этой многозначительной фразы себя уберечь он не смог, даже не стал пытаться, все равно это, может быть, единственный шанс намекнуть Эду о своей симпатии и попробовать понять, есть ли возможность почувствовать что-то точно такое же в ответ. Да и в конце концов, если Эдику такой прикол не зайдет, то можно и соврать, что он всего лишь постарался поддержать градус разговора, но никак не намекал. Конечно, если бы у Егора были бы способности Пиноккио, то у него бы непременно вырос бы длиннющий острый нос за такую наглую ложь. — Интересно.. — только и всего, больше Эд ничего не говорит, смотрит внимательно, испытующе, словно говоря Булке самому решать, что он подразумевал — хотя понятно и ежу — и что хотел, чтобы последовало дальше.       У них получается дуэль взглядов, они их просто не отводят, предпочитая молча рассматривать друг друга и неизвестно чего ждать. Егор смотрит с прищуром, заигрывает едва заметно глазами, держит на расстоянии и первым не подходит, так и опираясь на стол, служащий каким-то гарантом стабильности сейчас. И неважно вовсе, что в соседней комнате остались — а куда им еще деться? Оба здесь живут — Арсений и Антон, явно планирующие с минуты на минуту нагрянуть без предупреждения, поэтому времени не так уж и много, чтобы чего-то ждать. У Выграновского взгляд тяжелый, бегающий по всей его фигуре, наблюдающий, как у хищника, притаившегося в кустах и выслеживающего ничего не подозревающую жертву. Кажется, пошевелится Егор, и он дернется вперед, забывая про свою напущенную осторожность, и перехватит его запястья, заставляя остановиться.       И минуты идут, но они вовсе не сдвинулись с мест, оставляя себя довольствоваться ожиданием и чуть слышным через коридор разговором Арса и Антона из гостиной. — Мы хотели подбирать одежду, — первым сдается, ожидаемо, Булаткин, чьих сил не хватает еще на пять минут молчания, потому что он нутром чувствует скорый приход сюда друзей, тогда им и поговорить не получится, вероятнее всего, до поздней ночи.       А если их попросят остаться на ночь, то тогда и сутки точно, может, и больше, а в свою очередь Егор ждать больше не мог и не хотел. — И шо? — делая уверенный шаг вперед — прямо к Булке — и не отпуская его взгляда, нарочно испытывая, Эд почти что рядом, шаг — и он сможет взять его ладонь, а затем провести ее пальцами по своей груди, собирая несколько татуировок подушечками пальцев. — Да, в целом, ничего, — пожимая плечами, Егор делает вид, что ситуация вдруг стала ему безразличной, и отступает к распахнутым дверцам шкафа, и в своей голове, и в Эдовой сдаваясь и проигрывая напрочь.       Но, конечно, это лишь для того, чтобы подразниться, показать, что он может и отказаться от своей затеи, если слишком долго придется ждать, и Выграновский понимает это как никто другой — видит и ощущает Егора как облупленного, без лишней мишуры и ненужного пафоса. Именно поэтому он не дает ему отойти, наклоняется вперед, балансируя чуть ли не на одной ноге как цапля, и обхватывает забитыми пальцами его запястье, словно призывая ко вниманию и пытаясь удержать еще хоть на долю секунды Булаткина возле себя. — Назад шо сдаешь? Испугался? — щуря с вызовом глаз и изгибая заигрывающе бровь, Эд выпрямляется и чувствует себя намного уверенней стоящего перед собой Егора. — Я? Чего бы я должен был испугаться? — хмыкая напущенно наплевательски, Булаткин осознает, что если Эдик его сейчас на себя дернет, то обязательно почувствует всем телом в каком бешеном темпе заходится его сердце от всего происходящего. — Ну не знаю, — кружа пальцами по чистой, слегка загорелой от палящего солнца коже на запястье, Эд вглядывается в его лицо, пытаясь понять: ему реально плевать или он просто выебывается, как быка на красный флаг его подзывая и пряча вдруг предмет внимания. — Не думаю, что меня. Может быть, странности момента? — он впервые замечает за собой настолько выверенные и заученные за пару десятков секунд фразы — даже стихотворения в школу не учит, его максимум — пару четверостиший на перемене махом и просьбы о натянутой троечке, ему это просто не интересно. — А мне кажется, что дело в тебе, — вот Егор и почувствовал, каково это, когда сердце за мгновение пролетает все тело и падает с мерзким шлепком в пятки, заставляя неуютно заерзать и с вопросом глянуть на замершего вблизи Эдика. — Во мне? — он переспрашивает, потому что не уверен, что это не шутка, а не потому что ждал чего-то иного. — В тебе, прямо максимально в тебе, понимаешь? — разоткровенничался Булаткин, конечно, тушите свет — ночью он не сможет уснуть, если не поймет, что думает сейчас Эд. — Понимаю, — по идиотской привычке. — Точнее, пиздец, — ответ вот никак не развернулся, а на лице у Эдика все написано — стоит, улыбается как придурь, мысленно благодаря себя, что они здесь оказались сегодня и что-то поняли, сжимает его запястья крепче и озвучить свое предположение боится, чтобы не поторопиться.       И сердце у Егора оказывается на своем месте — в груди — не совсем правильным способом, оно бьется внутри обо все подряд и поднимается, словно в идиотской игре с прилипанием к стенам и легкой победой, которую одержит даже первый раз зашедший сыграть человек. — Ну если уж во мне, то, видимо.. — начинает Эд, вроде как готовясь податься вперед и прижать его крепко к себе, чтобы ни секунды больше не терять, но слышит из гостиной смех и крики, говорящие о том, что скоро к ним забежит Арс, не планировавший сегодня быть защекоченным, но попавший под крепкие руки Шаста, который в этом плане был бескомпромиссным человеком.       Ему нравилось Арсения щекотать, тот вертелся как уж на сковородке, ерзал, старался ютиться в самые укромные углы, поджимал ноги к груди, надеясь так обезопасить себя хотя бы на малую часть, и смеялся заливисто, то и дело пытаясь оттянуть его за плечи от себя. Благо грань Антон видел и понимал как никто другой, боясь вдруг причинить своему парню — его так называть можно, от подобного на душе у Шаста всегда становилось теплее, какие бы морозы до этого там ни стояли — боль и это не понять. Он под самый конец почти постоянно кидал на смеющееся лицо взволнованные трепетные взгляды, чтобы уловить тот самый момент, когда Арсу от смеха станет уже неприятно. Да и со всеми друзьями так было, только отношение к Арсению у него было все-таки осторожнее, самому близкому другу можно дать в шутку до заднице, подзатыльник — проверено на Эдике, который потом лез шутливо махаться — и забыть через полчаса, а с парнем Шаст боялся так поступать, какими бы друзьями они ни были, они все равно пара, в которой до сих пор не было ни одной ссоры — Арс бы точно начал противоречить, услышав это заявление, потому что он его обматерил и послал куда подальше, когда они утром заперлись в ванной вдвоем — Антон просто завалился варварски к нему — после ухода родителей, а те, видимо, что-то забыв взять, вернулись и чуть не довели обоих парней до инфаркта.       И эти игры Егор в последнее время стал называть «брачными», буквально каждый раз доводя Эда до смеха и добивая окончательной коронной постоянной шуткой про скорую песню, которую Антон точно должен написать для Арса. А то как же так, такая любовь — как с этой фразы всегда выносило Эдика, словами не описать — и чувства, а даже стишка нет ни от одного, ни от другого. Вот это непорядок. Но Эд, отсидевший пару дней с Шастом на правах лучшего кореша, с которым тот начал свою карьеру сценических поцелуев, заметил, что Антон постоянно напевал один и тот же мотив песни, не называя названия и ссылаясь, что услышал ночью из окна, когда ее слушал кто-то в автомобиле на полной громкости, а еще постоянно записывал что-то в тетрадь — такая редкая картина, хоть рисуй ее на память, пока такая возможность имеется — явно не на русском языке. И Эдик из этих бесполезных букв понял только «I», повторяющуюся в начале каждой строчки — всего их, как оказалось, было пока что четыре. Видимо, Шаст ими ограничиваться не хотел, поэтому никому не показывал, но и не прятал бешено, не защищал эту тоненькую тетрадку, потому что доверял своим друзьям больше, чем себе самому. Он скорее сам покажет им наброски, чем они без его разрешения влезут и прочтут втихую. — Видимо? — переспрашивает Егор, понимая, что хоть какое-то время у них есть на самый кратчайший разговор — даже если и половина минуты, то это много все равно, столько всего можно сказать, сделать и решить, что закачаешься. — Что ты не договорил?       Ему как воздух важно узнать, как же эту ситуацию хотел подытожить Эдик, раз аж покачнулся, намереваясь приблизиться еще — хоть бы не слиплись, на роль макарон уже приняли Арсения и Антона, а еще одну такую же шутку придумывать будет уже не комильфо. Но Эд молчит, щуря глаз и прислушиваясь, и на что-то как будто решается в своей голове — как заяц в огне между двух выходов — или тупиков, кто знает? — мечется, не знает, куда рвануть, чтобы победить, спастись и не остаться ни с чем. — Эдик? — одними губами переспрашивает в очередной раз Булка, сжимая его запястье — стоят как придурки, честное слово, за руки друг друга держат — как будто вернулись на пару веков назад — и в глаза смотрят, бегая взглядами судорожно.       Не то чтобы им не хочется, чтобы такую картину вдруг увидели Арс с Шастом, просто пока они сами для себя объясниться не могут, им уж наверняка ничего сказать не получится, если даже очень захочется. — Да? — идиот идиоту пара — как два сапога — пара. — Пизда, Эдик, — с теплой улыбкой вторит ему Егор, ловя точно такую же в ответ. — Что ты хотел мне сказать? — Я тебе что-то хотел сказать? — он поднял бровь, видимо, задумался серьезнее некуда.       Либо Эд хорошо играл дурачка, либо и правда забыл все то, что планировал сказать. В общем, такое могло случиться с каждым человеком, даже с самым гениальным и умным, поэтому ничего необычного нет, но Булаткин очень бы хотел знать, что же было у Эдика на уме, когда они стояли так близко друг к другу, но отвлеклись на смех Арса из гостиной и сбили весь настрой. — Да, насчет того, что дело в тебе, а не в ситуации, — сохранив совсем крошечную надежду, что Эд сможет вспомнить или захочет рассказать «забытое», Булка напоминает, о чем был разговор, и смотрит выжидающе, но ладонь от его запястья на пару мгновений убирает, чтобы поправить светлые спадающие на лицо волосы, и возвращает на место. — Понимаешь?       И Егор не понимает уже сам — дурак ли Выграновский или его намеки настолько плохи для понимания. — А почему во мне? Я чем-то отли.. — и по канону всех любовных разговоров во множестве романтических фильмов договорить они не успевают, точнее им не дают — Арсений как на реактивной ракете залетает в спальню, не замечает ничего странного — руки они по-идиотски отдернули, окинув забежавшего сияющим нервно-улыбчиво взглядом. — Намутили чего? А меня чуть не убил Антон, он совсем с ума сошел, думает, что я бесплатное тело для щекотки, беспредел, — а сам же светится, видно, что такие наезды лишь для вида, а Арсу ничуть не неприятно было, так не смеются во время боли и после не лыбятся как умалишенные.       А Егор не знает, когда сможет теперь с Эдом поговорить, если их вдруг попросят остаться на ночь, пока квартира пуста и предоставлена только им. Может быть, получится через пару дней, но это уже будет все не то: не та атмосфера, не те минуты, не тот смысл. А еще Эдик может придумать какую-нибудь идиотскую отмазку, чтобы не сказать правды — Булке важна только она, какой бы она ни была — пускай обидно будет, но они останутся честны друг с другом.       Антону ничего не сделалось, когда тот тоже присоединился к подбору костюма — первой жертвой стал Эдик, дольше всех думающий над «чур не я» из-за своих мыслей в голове и несобранности. Видно, что у него в голове что-то перевернулось, встало то ли на свои места, но он вообще не ожидал такого исхода, то ли наоборот, все неожиданно испортилось. Арс замечает первым его состояние, не цепляется и не спрашивает, какой разговор неосознанно прервал, и Антону на это намекает взглядом, чтобы тот вдруг сдуру не начал подстебывать его на очень щепетильные темы — особенно насчет дрочки.       «Обязательно нужно поговорить позже с ним», — думает Егор, скользя взглядом по черной кожаной куртке, которую показывал им сейчас Арсений.