***
@antonkrash 2:47 «Химия, химия, вся залупа синяя» «Булочка, Эдичка, родные, давайте пойдем порепаем?» «Арс меня заебал своей химией поганой, сам учит и меня заставляет слушать» @arspop 2:50 «Он меня тоже заебал, заберите его с собой» @utkaed 2:51 «Еще раз назовешь меня Эдичкой и я тебя в мусорке закрою на ночь, Шаст» «Усек?» @antonkrash 2:52 «Усек. Так мы идем репать или вы там оба ночь распланировали?» «А то Арсу же надо еще собрать с собой походный рюкзак и попричитать, что мы опять опаздываем как суки» @utkaed 2:53 «Мы с Булкой придем к двадцати минутам, идет?» @arspop 2:55 «Шастуну пиздец, я иду его убивать учебником по химии» «А так да, он орет тебе, что идет, встречаемся у гаража в двадцать» @utkaed 2:56 «Здоровья пацану» Так они и оказались в гараже вместо того, чтобы отсыпаться и морально подготавливаться к тому, что им придется выйти из своей зоны комфорта на большую школьную сцену и показать тем, кто будет в зале, свое творение, над которым все четверо трясутся как дети малые. Если уж они не показывают того, что боятся сглупить, ошибиться, стоя впервые на сцене, то в душе у каждого свой мысленный ураган, который на вид стоит на месте, но на самом деле быстро приближается и набирает обороты, желая сожрать с потрохами. До пяти утра они снова и снова прогоняли трек, выверяли движения, которые, кажется, давно знали наизусть, и готовы были в последнюю секунду все изменить — только не музыку и не текст. Антон пару раз сбивался, вдыхая слишком глубоко и закашливаясь, и по нему видно, что волнуется. Тогда они уходили курить вчетвером, и все затягивались, молча смотря на светлеющее постепенно небо. Егор, раньше и не посягавший даже на пару затяжек, принимал сигарету из рук Эда и кашлял, продолжая вдыхать горячий дым. К алкоголю никто и не притронулся. Во-первых, это их последняя репетиция, если на следующую ночь они отключатся, не спав сегодня ни минуты. Во-вторых, с утра им в школу, чтобы суметь посмотреть актовый зал, разобраться с аппаратурой и договориться, когда им приносить технику. Вероятнее всего, как раз вечером и отвезут на такси все, раскошелившись не по-детски. Гитары-то донесут до школы, но с барабанной установкой дела обстоят хуже. Ее нужно разобрать, отвезти, собрать на месте, разобраться с настройками, потом, отыграв, разобрать опять и увезти в гараж, на постоянное место стояния. К слову, учиться они не особо планировали. Им бы выспаться перед выступлением хорошо, чтобы можно было отжечь в полную силу и показать, насколько горячая кровь в их венах течет, насколько они кайфуют и горят своим делом, в котором готовы совершенствоваться, чтобы достигать новых высот. Об этом старались не вспоминать, но до той песни, с которой они гордо пойдут на сцену на выпускном, была еще пара треков, таких же громких и очень задорных, прямо-таки хотелось под них танцевать, прыгать и двигать всеми конечностями в такт, срастаясь со звучащей музыкой. Но Антону не нравился текст, Эду и Арсу — их игра, которая на момент написания была слишком развязной и моментами сумбурной, а Егор поддерживал их, обещая, что когда-нибудь они все вместе перекроят вдоль и поперек все оставшиеся в тайниках песни и выйдут с ними на улицы городов, чтобы каждый услышал их и поставил в своей голове хотя бы малюсенькую галочку. Эти строки, которые не так сильно въелись в мозг, все равно вызывали трепет в сердце и теплые чувства в груди, растягивающиеся приятно медленно до конца по всему телу. Все четверо надеялись, что их первые попытки в музыкальную группу услышат люди, поймут, несмотря на нескладные моменты и ломанный английский, на котором было большинство треков — Антон как человек, любящий быстрый путь, писал текст на русском, прогонял через переводчики, выбирал оптимальный вариант и еще вносил правки, после чего подключались ребята с набросками музыки после пары прослушиваний того, как он напевал им с листочка, исчерченного корявым быстрым почерком. У каждого до сих пор в памяти вечера, когда нельзя было опоздать домой и нельзя было оставить песню несыгранной множество раз подряд и друзей, допивающих первые свои энергетики. А сейчас они уже почти взрослые, иногда подрабатывают там, где получается, чтобы покупать себе все, что душе хочется, и не слышать упреков от родителей насчет карманных денег. В душе плясала свобода, распахивая окна, открывая новые границы, позволяя идти дальше, ударом вышибая ворота на пути. Дышалось легче, пелось и игралось — тоже. Теперь-то из дома не выгонят, если прийти выпившим пару стаканов легкого пива, и не заставят рассказывать, где они его купили. У Антона жизнь стала малиной. Любимое дело, лучшие в мире друзья, среди которых любимый человек, отвечающий взаимностью, мысли насчет исправления старых текстов и задумки для новых, а еще он видит вдалеке, но точно перед собой будущее, в котором они четверо счастливы. Осталось только добраться до этого далекого будущего. И первое испытание у них уже на пути. Выпускной и первое в мире выступление, на котором налажать нельзя ни в коем случае. Справиться с этим они обязаны. Они уже в третий раз начинали заново, не дойдя и до половины песни, потому что Антон пытался придумать что-то новое после захода, облюбовывал своей спиной плечо то Арса, то Эда, заскакивал за спину Егору и совсем не думал о тексте, представляя примерно себе сцену в актовом зале и пытаясь улучшить их выступление еще сильнее. Вдруг места не хватит, столкнутся случайно? Хотя их гараж в несколько раз меньше, поэтому за это волноваться почти что не стоит, но Антон все равно мысленно выверял каждый свой шаг. От его движений и ходов зависят и Арс, и Эдик, и он бы не хотел, чтобы они рухнули со сцены или начали импровизировать, уходя от сути. Пускай в большинстве моментов ответственность Антона волшебным образом исчезала, оставляя зияющую пустоту, но сейчас он был напряжен и вдумчив как никогда. Каждый шаг стоил ему мыслей и попыток не сбиться с текста, каждое взаимодействие проносилось в голове прошлыми репетициями, и Антон убеждался, что делает все правильно, но все равно боялся потеряться на огромной — для них она огромная — сцене и перед людьми. Подвести ни себя, ни друзей не хотелось, поэтому они начали заново и заново, не возмущаясь совсем и давая Антону попсиховать, покурить в несколько раз больше и всех их исцеловать во время проработки движений — ему так намного легче становилось. Мало того, через полтора часа они начали стараться ему подпевать, чтобы убеждать в правильности слов, и постоянно менялись, чтобы Антон мог взаимодействия с каждым проработать и увериться в том, что все пройдет как нельзя лучше. Арсений будто бы поделился своими батарейками с Эдом, который с гитарой и подпрыгивал, и оббегал Егора, стараясь немного задеть, и дразнился с Шастом, и на колени падал, откидываясь спиной на разутые ноги — решили не натирать себе мозоли и обойтись без тестирования. Все равно Антон умел ходить на каблуке, благодаря лабутенам, которые он не носил, но хранил бережно в коробке, а тот маленький невысокий каблучок его совсем не пугал, поэтому решение было принято — обуются уже в день выступления. Натрут мозоли в процессе — вряд ли сразу заметят из-за адреналина, ударившего в кровь. А если разотрут ноги заранее и будут думать об этом — могут сбиться. Спать совсем не хотелось, они продолжали и продолжали, редко приземляясь на диван, чтобы дать себе пару минут отдохнуть и выпить ледяной воды, которую предварительно натаскали в холодильник из какого-то круглосуточного магазинчика. — Тащи, я знаю, ты сможешь! — сквозь смех кричит Арсений, кидая взгляд на проходящего мимо Антона, и продолжает играться с Эдиком, то чуть не наступая на него, то покорно пятясь назад под его точно таким же напором. Пальцы болят, но из-за безумной, слепой любви к тому, что они делают сейчас, Арс не останавливается. Не скрывая уже своих взглядов, Эд начинает отходить к Булке, чтобы обойти барабанную установку сзади и оказаться с другой стороны — он так делал редко, но сейчас задеть Антона в пылу не хотелось. Шаст хватает Арсения за плечо, дергает на себя, но держит дистанцию, чтобы не столкнуться локтем со струнами, и вечно тянется лицом вперед, делая вид, что хочет поцеловать, и уклоняясь назад едва ли не сразу же. Когда пришло время оборачиваться к Эду, который уже был за спиной, Антон вдруг скользит по другое плечо Арса, замирает позади него и делает свободной рукой вид, что тоже наигрывает на его гитаре. Он, естественно, что-то да умеет, но не решается коснуться струн прямо сейчас, когда Арсений не ожидает и уверен в шутливости затеи. Но, скорее всего, их песню целиком он бы вряд ли наиграл без единой ошибки, потому что привык быть на своем месте, на месте фронтмена, пусть всегда старался не оставлять за своей спиной остальных, точно таких же талантливых участников их группы. Так уж повелось с момента, когда они стали отрабатывать движения, что именно Антон вел их за собой, заводил, разогревал и превращал выступление в шоу — он первый и потянулся Эдика поцеловать на одной из репетиций, предположив, что это отличная идея для выступления, а значит, ее нужно опробовать немедленно. — Это импровизация? — оказываясь внезапно рядом, Эд качается вперед-назад, то и дело ударяясь лбом об Антоново плечо и хихикая — Шаст не ответит ему, пока не дождется проигрыша. — Я знаю, шо это она, — он кивает и, увидев, что Антон сдвинулся назад, пуская Арса вперед, перехватывает его на ходу. Теперь Эдик опять напирает, заставляет пятиться к стене Арсения и глазами смеется, понимая, что именно этот прогон песни пойдет только на дворовое выступление, потому что они все спутали, сбили и перевернули с ног на голову, пытаясь подобрать новое движение или их комбинацию. Именно поэтому Антон подбегает к Егору, останавливается за его плечом, на которое кладет руку, надеясь не сбить его с игры, и заканчивает трек не привычно посреди гитаристов в самом центре, а за барабанщиком, которого на радостях целует в лоб, когда тот задирает голову назад после финального удара. — Это шо было вообще? Мы такую штуку еще не мутили. Это, конечно, классно выглядит, для нас по-новому, но явно не для серьезки, — подскакивая с одной стороны, Эд цепляется горячей рукой за ходящее из-за дыхания ходуном плечо Антона и старается отдышаться, чтобы уже через пару минут начать новый прогон, только уже серьезный. Пошутили и хватит. — Да это чисто по приколу получилось, когда я к тебе не пошел, — с довольной улыбкой заявляет Шаст, обхватывая левой рукой талию подошедшего с другой стороны Арсения, и подмигивает Егору, смотрящему снизу вверх. — А шо не пошел? Завяла наша любовь, да? — Эдик стебется, напущенно обиженно закатывая глаза и чуть ли ими голову свою изнутри не осмотрев, и сжимает сильнее чужое плечо, таким незаметным движением поддерживая и говоря, что все в полном порядке. — Да, вот так вот получилось, — Антон смеется в ответ, чувствуя, как Арс падает на другое его плечо, и вдыхает глубоко, пытаясь надышаться во время перерыва. Иначе потом во время исполнения будет пытаться и хапнуть воздуха побольше, и отжечь так правильно отрывисто и дерзко, и не сбиться с текста, а это объективно тяжело. — Все равно, даже если кто-то из нас собьется, быстро соберемся и вытянем, — оставляя невесомое поглаживание на Антоновом затылке и зарываясь кончиками пальцев в светлые, взмокшие волосы, Арсений прикрывает глаза и расплывается в мягкой улыбке. — Главное, чтобы с музыкой не обосрались. С движениями разберемся, если что вдруг. — Да мы шо, тупые, шо ли, совсем? Бухие в хлам можем без ошибок выступить, а трезвыми что? Хотите сказать, шо на здоровую голову обосремся, если пьяные все на отлично делали? — Это просто опасение, я в нас уверен пиздецки, — Егор, договорив, тыкает концом барабанной палочки с аккуратностью Шасту в нос и смеется, разбавляя атмосферу. — Давайте еще раз? Только серьезно, как и до этого. Прошлый раз только забудьте, чтобы не натупить и не запутаться между столькими-то вариантами. — В конце концов, у нас есть женатики, если что вытянут, — просмеявшись вдоволь, Эд разгибается, ощущая, как приятно хрустит спина, и мычит в закушенную губу от удовольствия. От этого Арсений со смехом и хлопком в ладоши тоже сгибается, пытаясь не дернуть случайно струны и не дать слезть ремню от гитары с плеч. — Это ты, — он еще смеется, но старается говорить, чтобы донести до всех прикол, который пока понимает только он сам, — это ты кончил от радости или что? Выграновский дергается вперед, начиная ржать, и опять сгибается, ловя ту волну смешинок в рот вместе с Арсом. — Вот придурошные они, да? — оборачиваясь через плечо на Арсения, Егор сам морщится от смеха и качает головой, делая вид, что ему вообще не показалась шутка хорошей. — Зато наши придурошные. Антон шепчет это с гордостью одними губами, треплет сначала Эда по волосам, потом Арса и кивает на центр, намекая, что они сейчас начнут вновь.***
Сна ни в одном глазу из восьми, все четверо выглядят очень живенько и здорово, если посмотреть мельком, но синяки под глазами все-таки их выдают. После репетиции все на час разошлись по домам, чтобы собраться в школу — а иначе им придется на сцену выскакивать впервые прямо во время выступления. Пускай они заранее обсудили, что придут к третьему уроку, не раньше, но в конце концов все перекроили в последний момент и заходили в здание школы — Эдик подумал, что это последний их день, когда они идут сюда с целью «поучиться» — с опозданием на первый урок, правда, тридцатиминутным, но это не важно. Шли же на первый, задержались немного — на самом деле, намного. Им нужно было для начала найти Галину Геннадьевну, чтобы узнать, кто им отопрет актовый зал, в котором в будние дни никого никогда нет, и кто покажет, какой аппаратурой можно пользоваться. Антон бы и сам с радостью разобрался со всем, но Арсений отмахнулся, сказав, что тогда актовый зал будет сожжен, а выступать они не будут. Если бы в тот момент Эд бы не пошутил про то, что в последний учебный день они сделали многое для остальных учеников — сожгли школу случайно — то Эд не был бы Эдом. Ведь есть в нем эта изюминка — выдать что-то такое, что потом будут вспоминать еще пару лет в их кругу. Откровенно говоря, сегодняшнюю шутку мало кто заценил, точнее, похихикали все, но Шаст, настроенный излишне серьезно из-за страха облажаться, еще и убийственным взглядом его одарил. Из-за такого настроя у Антона Арс старался постоянно идиотски шутить, прикалываться по-доброму и веселить его, слишком серьезного. Выступят, понятное дело, с техникой в случае чего им поможет какой-нибудь ботан, у которого во влажных фантазиях кто-то из них — например, Арсений может и Сережку Амурского позвать, он-то точно поможет, если его попросит именно Арс. Не через такое дерьмо пробирались, откровенно говоря, были дела и похуже. Да и Антон не один с этим будет разбираться, все вместе усядутся и начнут помогать. Только вот день обещал быть еще хуже, когда при выходе из кабинета Галины Геннадьевны, которая послала их к охраннику на первый этаж за ключами, Арс чуть не влетел в идущую — скорее, стоящую в ожидании их выхода под дверью — Иру и по инерции послал ее нахуй, забыв, что хотел не отвечать на ее выпады даже взглядом. Так получилось. Их режим и так хромал, так еще и сегодня никто даже не ложился, поэтому раздражительность и желание дать кому-нибудь в нос бегало за ними по пятам. Только вот ответственность заговорила в каждом из них, и все себя контролировали, стараясь не обращать внимания ни на кого. Если им нужно найти охранника, то по пути никто и не подумает напугать на лестнице мимо идущего — возможность попасть на учителя или того же охранника имеется в любой момент — или завернуть просто так на другой этаж, чтобы лишний круг по коридорам навернуть. Туда и обратно, никаких подстебов и стычек с кем-либо, сегодня стоит быть максимально сосредоточенными на важном для них деле, а не на том, какой урод им в спину кричит пискляво: «Педики!». Эд не скрывает в такие моменты своего недовольства и бьет наотмашь, найдя идиота, который решил нарваться на неприятности, но сейчас он олицетворял слово «умиротворение» и даже не оборачивался посмотреть на кричащего — пусть и дальше остается за углом школы с желанием кого-нибудь в крысу оскорбить, считая, что так поднимется в глазах своих одноклассников. Почти каждый этим промышлял, но не многие быстро понимали, что это выглядит глупо и невоспитанно. Хотя, чего тут нравоучать и пытаться быть тем, кем не являешься, это же книга не про то, как быть zitti e buoni* . В первую очередь, нужно быть собой. И Эдик, все-таки огрызнувшись с охранником, который отказался без учителя или письменного разрешения отдавать им ключ, придержался этого правила и прекратил молчание, которым надеялся предупредить свое желание решить все жестко, радикально и без промедления. Да и Арс, пославший Иру далеко и надолго, тоже не лучше — чего уж сделать сейчас? Хорошо, что от этого не стало хуже, хотя Антон подозревал, что охраннику может не понравиться тон Эда, но тот только хмыкнул, кивнул, пробухчал что-то про наглую молодежь и ушел в свою небольшую каморку за ключами, поняв, что эти ребята от него просто так не отцепятся. И учительницу, которая посмотрит на него с укором, не желая устраивать разборок и беготню по школе ради ключа, приведут, и подождут с внимательным, уставшим взглядом, пока тот одолжит им небольшой серебристый потертый ключ, попросив вернуть после того, как они уйдут из актового зала. С ключом разобрались, но Галина Геннадьевна наотрез отказалась идти с ними в зал, а самим это сделать не разрешала — что от них еще можно ожидать? В конце концов, Антон за десять минут перемены — время зря тратили на нее, можно было просто уйти — объяснил ей, что ничего они не украдут — как вынести можно отсюда что-то не свое? — и не сломают, потому что им, в общем-то, это не выгодно, выступать тут завтра самим. И Галина Геннадьевна, подумав еще пару минут, согласилась и потребовала вернуться после следующей перемены — она-то предполагала, что разбираться с аппаратурой они будут на переменах — и рассказать ей, смогли ли они обуздать старую технику. Антон покивал для вида, подмигнул всем незаметно и сказал с самым важным видом, что им нужно на урок, чтобы посмотреть результаты пробника экзамена. Конечно, Галину Геннадьевну не провести, она-то понимает, что им до учебы, тем более сейчас, когда выпускной с их выступлением на носу, нет никакого дела, но отпускает их, приняв ту игру, которую они начали. Пусть врут, ей-то их осталось увидеть от силы раз пять. Потом одиннадцатый класс закончится, и они забудут имена учителей как страшный сон. Чтобы избежать лишних вопросов тех учителей, которые вдруг решили бы выйти на уроке из класса или же имели бы окно, они заперлись в актовом зале изнутри — не пойман — не вор, да и к их прогулам и резким пропажам прямо с урока привыкли еще с начала десятого класса, когда ребята только начинали окунаться в музыку с головой, оставляя учебу в школе далеко позади — да, неправильно, но им, в целом, все равно, что про них будут говорить родственники и знакомые, узнавшие про такой опрометчивый поступок ради музыки. Даже если бы кто-то решил учиться до последнего в усиленном режиме, то Антон бы точно остался на спущенных тормозах и продолжал отдаваться музыке. В хорошей дружбе даже при таких различиях никаких споров и ссор на этот счет не будет. Шаст был уверен — находилось бы время на репетицию, их коллектив бы не распался из-за того, что кто-то все-таки захотел бы получить аттестат без троек или сдать экзамены на неплохой балл. Но в душе он, конечно, был рад — пусть это и не совсем правильно — что они все могут посвящать большое количество времени их песням и музыке в целом. Еще и так сложилось, что у них нет точно таких же близких друзей вне коллектива, поэтому они постоянно тусовались вместе и не разрывались на части. Это было особенно хорошо. Они знают друг друга отлично, готовы быть горой друг за друга и не боятся общих трудностей. Никто еще не сдавал назад, пугаясь гнева учителей, и не отказывался от их планов, подумав, что им могут помешать учителя. Вместе они сильнее любого учителя в четыре раза, поэтому с радостью продолжают идти по намеченной дороге, стараясь не оступаться и поддерживать друг друга всегда в чем бы то ни было. Да и странно было бы начать с такой силой и напором, чтобы потом вдруг резко размякнуть и согласиться с теми словами учителей и родителей, что у них бы не получилось сделать ничего. Они тянули друг друга за руки, за ноги и так двигались вперед, радуясь тому, что делают это вместе. Вместе с близкими жить легче. К их общему удивлению, пустой актовый зал казался намного просторнее, чем в те разы, когда их приводили сюда в начале года, чтобы рассказать бесполезные правила безопасности и требования, которых никто почти не придерживался, потому что не следили — не сожгли школу, не заставили стены рухнуть, не выпали в окно, не выбили дверь — значит, все уже хотя бы неплохо. Стулья, на которых все обычно сидели, были сдвинуты из центра к стенам, чтобы не мешались во время подготовки зала выпускному, на большом столе в углу красовался довольно новый компьютер, еще какие-то пульты, черные коробки, под потолком на сцене располагались среднего размера софиты, а по полу на самой сцене растянулись особо не заметные сначала световые рампы, и Антон непроизвольно улыбается, надеясь разобраться с ними и устроить самое настоящее шоу. В конце концов, всегда можно попросить кого-нибудь, разбирающегося в теме, помочь за бутылку вина или пару тысяч — их бы найти еще неплохо. — Давайте подключить попробуем? — Эд либо мысли читать научился, либо они мыслят с Антоном одинаково. — Ослепнем и будем по памяти выступать, — он смеется, подбрасывая в руке ключ и стараясь каждый раз поймать — наклоняться за ним не хотелось совсем. — А вообще, выглядит понтово, мне нравится. Как подумаю, шо мы на ней первый раз наш трек кому-то сыграем, так сразу за душу берет. Позади него понятливо хихикает Егор, кивая самому себе, и тоже разглядывает зал, не помня, чтобы когда-нибудь их приводили в полностью пустой зал. Всегда были уже и стулья по центру, и учителя с текстами на сцене, и Галина Геннадьевна, которая старалась настроить освещение, но чаще всего сдавалась и просила сделать это кого-то из учеников старших классов. — Прикиньте, мы не на задних рядах будем тухнуть, а прямо на этой сцене, — улыбаясь до ушей, Эдик за два шага минует четыре ступени и запрыгивает на сцену, проверяя ее на прочность несколькими прыжками. — Надеюсь, она выдержит нас. Прикол будет, если провалимся в дырку какую-нибудь, — он осматривает доски, подмечая, что они по качеству достаточно неплохие, и размеренными шагами измеряет отданное им на начало выпускного пространство. — Никто же не провалился еще, значит и мы не рухнем, — Арс остается в другом углу, разглядывая пыльную аппаратуру и доверяя краш-тест сцены Эду. — Училки не скачут по сцене с гитарами и не бегают по ней, конечно, они не проваливаются. У Антона обычно все не как у людей, поэтому он, избегая существование ступеней, забрасывает ногу на сцену и залезает прямо в ее центр, размашисто стукнув подошвой о предупреждающий падение вниз порожек. — Шаст, да ты заранее решил разъебать все? — Егор усаживается на край сцены, не поднимаясь наверх, и запрокидывает голову, чтобы посмотреть на смеющихся друг другу в плечи Антона и Эдика, которые словно дети малые дорвались до сцены, запрещенной для их посещений раньше. — Если разъебете все там, то стулья просто вынесем втихаря. Кто вообще собирается на выпускном сидеть? — Это ты про адекватный выпускной спрашиваешь, а у нас тут стишки будут, песенки про милую школу, любимых учителей, которые задают домашки столько, что времени хватает на прогулку до вершины Эвереста каждый день. И это все пиздеж чистой воды, — раздается откуда-то из-за компьютера голос Арса, а виднеется одна лишь его темная макушка над монитором. В его руках шелестит бумага, видимо, на столе оставили расписание выходов и выступлений, чтобы уж не запутаться наверняка. — А мы как записаны? — отталкиваясь руками от сцены, Егор направляется к нему и, на мгновение обернувшись, зовет взмахом ладони за собой остальных. — Четверо хуев идут петь песенку и читать стишки? — Просто наши фамилии, а потом написано, что мы выступаем со своей личной песней, — Арсений пожимает плечами, разворачивая лист на столе и подпихивая его в руки Егору, чтобы тот тоже удостоверился в правильности его слов. — Странно, что про стихи ничего не написано, я думал, нас выебут за то, что их нет. — Уже заранее было понятно, что мы согласились на отъебись, — спрыгивая со сцены с таким грохотом, что, казалось, треснула пополам земля, Антон подскакивает с другой стороны стола и свешивает голову через монитор, разглядывая темный экран. — А там есть чего-нибудь? Или ты не смотрел? — получив отрицательный кивок, он собирает губы бантиком и стучит ногтями, по его желанию окрашенными в черный, по столу. — Надо позвать кого-то разобраться со светом, мне кажется, мы только все разъебем. Шаст смеется, и Эдик, подошедший сзади, вскидывается, хмыкая. — Это ты так в нас веришь? Может, у нас тут компьютерный гений есть? Скрывается, например.. — Это ты на себя намекаешь? — теперь смеются уже все, понимая, что никакого гения, который бы решил вопросы с освещением, сейчас рядом нет. Единогласно решено было, что на следующей перемене они сходят в свой и параллельный классы и спросят у пары человек, по разговорам, разбирающихся в технике, не смогут ли они настроить им свет на выпускной. Все-таки хотелось устроить настоящее шоу, чтобы свет в глаза бил, блики от одежды и обуви скакали по стенам, тени позади прыгали и двигались вслед за ними, а для этого нужно хорошее освещение и человек, согласный помогать им на их выступлении завтра. Арс уже тестировал с Эдиком сцену, когда Антон со своим большим любопытным носом решил все же посмотреть, что есть на компьютере, проверить, нет ли там готовой программы с музыкальным сопровождением, и уточнить, как работают колонки — зал не такой уж большой, можно обойтись и без усиления звука, но на всякий случай, мало ли гул или разговоры, иметь запасной вариант нужно. А Егор проверял, куда после выступления можно деть барабаны и закроется ли потом отдельная комнатка за кулисами, если убрать установку туда. Тащить их сразу в гараж не хотелось, все-таки выпускной. Но желание выпить и оторваться по полной не превышало страха за барабанную установку, которую любой желающий мог разобрать по инструкциям в интернете и унести какие-то важные детали себе домой — конечно, все барабаны и тарелки никто не сможет забрать, но и пропажи чего-то одного допустить вообще не хотелось — не пять рублей стоит. — А мы куда после того, как отыграем? — Булка выглядывает из-за красной высокой шторы и выглядит совсем как Арлекино, выглядывающий из-за шторы в предвкушении своего выхода. — Это пусть они решают, я бы пронес алкашку сюда и выпил где-нибудь на крыше, — Антон поднимает на мгновение взгляд, ловит понимающий кивок глазами от Егора и продолжает щелкать мышкой, усевшись на черном неудобном стуле и поджав одну ногу под себя. — Выпить можно везде, надо так, шобы запомнилось на всю жизнь, — не совладав с самим собой, под смех друзей Эд заваливается назад, садясь на сцене на полу, и все-таки бросает попытки разглядеть, как же рампы расположены и подключены между собой. Им, в общем, без разницы, как проводить вечер выпускного — на ночь есть планы. Но главное — уйти после выступления из актового зала поскорее, чтобы не выслушивать напутствия от завуча или директора — для этого есть еще столько учеников, что отсутствия четверых заметить не должны. По их мнению, между долгим выслушиванием стихотворений и однотипных пожеланий учителей, которые только и думают о том, чтобы быстрее пойти домой, и ночной прогулкой по центру города с любимой едой и алкоголем, конечно, есть огромная разница. Первый вариант им вообще не интересен, давно переросли такое. А вот второй очень даже ничего. Да и мысли сейчас особо о другом — хочется отыграть на максимум, чтобы запомниться не только сопротивлением против глупых правил и требований, но и своими талантами, своей песней, в которой смысла наверняка больше, чем в речи завуча. — Я предлагаю для начала вообще пойти найти того самого счастливчика, — Арс показывает кавычки и смеется одними глазами, кивая на дверь, которую чуть раньше предусмотрительно заперли на ключ, — который нам поможет с техникой. А то я чувствую, что у Антона получится ее только разъебать. Шаст выглядывает из-за монитора, клацанье мышки прекращается, и он смотрит на хихикающего Арса напущенно серьезным взглядом. — Не веришь в мои способности? — сам же сейчас засмеется, но хочет до последнего выдержать свой многозначительный взгляд. — Верю, конечно, — стоит Антону усмехнуться, опуская голову за монитор, как Арс, отставив ногу в сторону и качнув бедром, продолжает, — поэтому и хочу найти того, кто именно разбирается в технике, а не хочет грохнуть ее за сутки до выпускного. Нам не то чтобы выступать не с чем будет, в конце концов без мишуры отыграем, но нас не допустят после такого, еще и платить дохуища заставят за то, что ты рукожоп, — походкой от бедра он приближается к столу в углу актового зала, дергает Антона легонько за плечо и указывает взглядом на выход. — Пойдешь со мной? Я не хочу один таскаться, всех спрашивать, хуево выглядит. Единственный минус — в одиночку чуть странно их воспринимали. Если вместе подходят или хотя бы вдвоем, то обязательно все слушали, а потом только отмахивались, отказывая или не выражая совсем заинтересованности — оно и понятно, у них почти ни с кем, кроме друг друга, нет хороших отношений, только пара ботанов давали списывать. Например, Арс скатывал с удовольствием и без какого-либо стыда у Сережки Амурского, не считая себя после обязанным. — А сам ссышь? — Антон, конечно, шутит, ему особенно нет никакой разницы: тыкать ли по клавишам, пытаясь найти какой-нибудь интересный файл или документ, или пойти с Арсом к одноклассникам и поверхностным знакомым, чтобы с кем-нибудь за бутылку или косарь договориться насчет техники. Вплетаясь пальцами в русую, чуть кудрявую челку, Арсений с осторожностью запрокидывает его голову и звонко целует, подмигивая с блеснувшей в глазах хитринкой. Не дурак же, понимает, что Шаст слишком любит повыпендриваться, поюлить перед тем, как окончательно согласиться и сдаться якобы под натиском и уговорами. По нему обычно каждый раз понятно, когда он отказывается серьезно и не готов ввязываться в дело сейчас. А вот сейчас у Антона во взгляде горел огонек бешеного воодушевления от такой правильной реакции со стороны Арса. Не зря же чувствуют друг друга отлично все четверо, можно и намекать, и привирать, понимая, что расколят в ту же секунду, и отказываться с намеренно закатывающимися глазами и несдерживаемой усмешкой, предполагая, что никто даже уговаривать не станет — пойдут просто, а тот небольшой оставленный «пазл» сам собой примагнитится следом. По-другому никогда не было. — Не ссу, это ты ссышь, раз отказываешься, — фырнув, Арс дразняще высовывает язык и, сморщив смешно нос, играется с ним по-детски, будучи уверенным, что его прикол сейчас поддержат. — А нас шо не зовешь? — вытягивая ноги и свешивая их со сцены, Эд изгибает дугой бровь и нетерпеливо стучит задниками кроссовок о деревянное покрытие. — Разлюбил нас, шо ли? — Для вас с Булкой тоже есть задание, если вы так-то не против, — кинув на них по очереди взгляд, Арсений снова возвращается к созерцанию самого довольного и хитрющего лица на планете — Антонового. — Пока мы будем с нашими общаться, вы знакомых обойдете. Если найдется доброволец, то спишемся и расскажем ему, с чем нам бы он мог помочь. А если нет, то тогда поменяемся. Вы — по одноклассникам, мы — по знакомым. Вдруг кто-то передумать успеет за десять минут, мало ли чего. — План, конечно, ахуенный, Арс. Только нас всех выкинут, как только начнем по второму кругу идти. Понятное дело, почему это мы так пообщаться решили со всеми. — Не бесплатно же мы их просим. За бабки сейчас много сделают, разве не думаешь так? — Арсений выпрямился и замер, смотря ровно на Егора, который только плечами пожал и направился вниз со сцены, чтобы не кричать на весь актовый зал — в коридорах слышно же наверняка. Самое время согласиться Антону, про которого Арсения забыл, отвернувшись к Булке, но он продолжал молчать, наблюдая за их разговором и изредка переглядываясь с Эдиком — если он чаще будет встречать его взгляд, то точно заржет и выдаст свой настрой с потрохами. А ему этого допустить не хотелось. Вся настоящая серьезность исчезла вместе с напущенной, которой он прикрывался, дразня Арса и отказываясь идти с ним — одному общаться с теми людьми, о которых ты ничего так и не узнал за время совместной учебы, как-то не очень комфортно. Всегда хочется чувствовать поддержку и знать, что если что кто-то из самых близких на подхвате. Сразу дышится глубже, идется легче, дела делаются быстрее и качественнее, потому что поддержка и опора есть. Даже в самом легком и невычурном деле. — Думаю, что нас пошлют на хуй в первые же минуты раз двадцать, — усаживаясь на край стола с компьютером, Егор склоняет голову к плечу и поднимает в незнании брови, не ручаясь брать ответственность и всех, в том числе и себя, обнадеживать. — Мы же не просто не общались, некоторых мы хуесосили не по-детски. — Бумеранг, епта, — возникает вдруг Эдик, вместе с этим опять ударяя задниками кроссовок о сцену и случайно хрюкая от смеха. — Извиняюсь, шо прервал ваш информативный, серьезный диалог, — он строит глазки повернувшемуся через плечо Егору и Арсу одновременно, надеясь, что избежит участи обойти в одиночку всех — конечно, пошутят пару минут и все вместе пойдут, чего им лишний раз не начать что-то крутить-вертеть? — Эдик, да блять, — у Арсения на лице все та же улыбка, которая ни капли не осуждает, но и не радуется такому выражению своих мыслей. — Эд, ты ахуел? — отставляя раскрытую тыльной стороной вверх ладонь, Булка щурит внимательно на него левый глаз, второй рукой опираясь на стол за своей спиной — еще чуть-чуть и столкнет колонку, если двинется. — Сейчас сам пойдешь искать нам техника, а то умничаешь, значит разбираешься. Можешь и сам сделать, если умеешь, — хмыкает по-сучьи, но без наезда, лишь из-за своего характера и для продолжения прикола. — Я только разъебывать умею, шо ты прицепился? — Выграновский отмахивается, спрыгивает со сцены и, пританцовывая локтями и корпусом, приближается к столу, сверкая глазами — уже задумка есть какая-то в голове, по взгляду понятно. А у Егора аж глаза на лоб лезут, когда он слышит такую безосновательную предъяву. — Это ты встрял, поумничал, а я прицепился? — Булка поднимается со стола, когда Эдик оказывается совсем рядом, и хватает его за грудки, играючи дергая на себя и больно ударяясь от непривычки лбами с ним. — С тобой мозги либо сплавятся, либо расшибутся, выкупаешь? — Выкупать ты будешь жопу из моего рабства, а я понимаю, — такое чувство, что Эд сам разговаривает грамотней грамотея и умничает потому, но на самом деле он больше всех в компании пользуется дворовыми фразочками, словечками и жаргоном. — Это шутка, выкупаешь? — Эдик подмигивает коротко, скользнув руками по напряженной из-за того, что он встал на носочки, пояснице поверх одежды, и по-родному целует его в лоб. Поцелуй в лоб скорее как успокоение, а не проявление каких-либо чувств, если они и есть. Антон за это время успевает выключить компьютер от греха подальше — придут учителя, крик поднимут, что они по их документам шарились, лучше перестраховаться и не упустить шанс с выступлением на выпускном. — Арсюха же дело спизданул, давайте так и намутим? — не отпуская все еще Булку от себя, Эд своими длинными руками обхватывает его талию и смотрит на Шаста, который незаметно бросает взгляд на спину Егора, потом многозначительно улыбается Эдику и глазами кивает понимающе. Все соглашаются на такой план, потому что другого они не придумали, а время ждать больше не хотело, нужно было начинать действовать и брать в свои восемь железных рук ситуацию. В коридоре они разделяются, договорившись о месте встречи и времени, когда нужно будет на него прийти — если что, можно списаться всегда, в двадцать первом веке же. Приходится только надеяться и верить, что им кто-нибудь согласиться помочь за выпивку или бабки, остальное — понятные мелочи жизни.