***
Спину приятно, по-летнему жжет солнце сквозь ткань футболки, и Егор поднимает глаза от экрана мобильника — дверь из Макдоналдса хлопает, и Эдик улыбается ему, подмигивая на ходу, и легонько встряхивает пакет с едой. Удобно, Булка занял хорошее место, под палящим солнцем уютно и слишком душно — но это совсем ничего, они не думают об этом, а Эд уже принес их заказ. У них не было плана оставаться сидеть за столиками, и они хотели двинуться куда-то на медленную, пешую прогулку, но, вопреки идеям, они заняли почти что лучшее место в уличной части. Опустив пакет — так выгоднее, ведь можно взять его потом с собой, не таскаясь с жирными упаковками еды в руках или в рюкзаках — и перекинув одну ногу через круглую лавочку, Эд опускается прямо напротив Егора — так удобнее смотреть в глаза и читать эмоции. — И чего взял? — усаживаясь поудобнее на деревянной, нагретой скамье, Булка тянет пакет ближе — он вообще-то не знает, что внутри, поэтому очень хочет посмотреть. — Булки для булки, — хрипло смеясь, Эдик передергивает плечами, словно говоря ему смотреть самому, и постукивает пальцами, лак с ногтей который постепенно обдирается, по столу. — Ты не добил, — раскрывая слишком шумящий от любых действий пакет, он втягивает запах фастфуда, облизывается и пробегается глазами по пакетам и коробочкам — понятное дело, вкусы друг друга они знали, и потому Эд не мог ошибиться. — Булки для Булки с булками. Подняв взгляд на Эдика, Егор смешно по-Арсовски морщит нос, улыбается в ответ и склоняет голову к плечу — мол, смотри, я и пошутил, и тебя подразнил немножко. — А дальше уже никак не придумать, — скользнув рукой по столу и окинув на всякий случай людей вокруг — кто-то слишком громко обсуждает с соседом толпу врачей, которых он прошел, кто-то смотрит на проезжающие машины, никому не мешая и заканчивая, видимо, свой ужин — взглядом, Эд щекочет его запястье, машинально обхватывает и, вовремя одумавшись, опускает чужую руку в пакет. — Бери, ешь, а то я тоже хочу, — отмазка, конечно, так себе, но она хотя бы есть. Кивнув, Егор достает себе любимый сырный соус к картошке — у него был даже перерыв, чтобы он ему не осточертел — и передает Эдику чизбургер, видимо, собрались любители сыра в одном месте. — Не хочешь побыть немного извращенцем? Не был бы Эд настроен на шутливый, веселый лад, то наверняка бы вставил бы сейчас какую-то пошлую шуточку — до прикола про поджарку булок он бы не добрался, но обозначил себе, что можно как-нибудь попозже, недельки через две, так подкатить. Благо Эдик улавливает мысль, кивает с уверенностью в глазах и, зашуршав бело-желтой упаковкой, еще раз осматривает сидящих вокруг. Он от чужого мнения обычно не зависит, но сейчас предварительно оглядывается, прежде чем пихнуть бургер в небольшой коробок с соусом, подпихнутый Егором. Наверняка многие так делают, поэтому особо ничего такого нет, но Эдик почему-то хихикает неловко, но повторяет процедуру с омыванием бургера в соусе и облизывается как большой, домашний котяра, которому хозяин дал с барского плеча вылизать тарелку из-под сметаны. — Я знал, что ты оценишь, — Егор смеется, доставая из пакета картошку, и внимательно следит за усевшимися прямо на стол воробьями — хорошо, что не голуби. Прилетающие городские птицы обычно усаживаются на столы, на заборчики ближе к людям и ждут, пока у кого-нибудь упадет кусочек фри или пока им кто-то сам решится подкинуть обеда. — Вот шо они пялятся? Пусть вон зарабатывают, листья осенью убирают и покупают себе, — вытягивая из большой красной коробки одну полоску картофелины, Эдик делит ее пополам и сбрасывает одну часть под забором, чтобы она упала подальше и отвлекла воробьев. А то пришли на свидание, поболтать хочется, возможно, обсудить собственные ощущения и чувства, а тут в еду лезут птички, в ухо кричат, требуя кусочка или уже добавки, и стучат своими лапками по деревянному столу. Ничего личного к воробьям ни у Эдика, ни у Егора нет, но и делить с ними время, еду и свою радость не особо хочется. Пусть вон прыгают по газонам, червячков цепляют, а не по столам внаглую бегают, хлопая крыльями, если их начинают отгонять. Приучили их, вероятнее всего, спокойно подлетать и упрашивать, а теперь они и не прекратят, если не выгнать с территории или не застеклить — тогда весь вайб уличных посиделок потеряется, ни звуков машин, ни разговор людей, ни жаркого до безумия солнца — место повыше коричневых, невысоких заборчиков, где и расположены столы. — Ты как себе представляешь воробья с листами в зубах? Какие-нибудь придурки точно захотят два в одном, — подкидывая птицам еще один, переданный Эдом кусочек картошки, Егор приподнимает бровь, поймав его непонимающий взгляд. — В каком смысле, два в одном? — Гербарий и курочка гриль, — он даже голос понижает, не хотя, чтобы на него пара-тройка человек с ближайших столов обернулись с глазами в пять рублей. Прыснув со смеха, Эд еще раз смотрит на скачущего по столу, самого наглого воробья и, наконец, взмахивает рядом с ним рукой, чтобы тот улетал побыстрее. И он не ошибается, воробей и правда, сорвавшись с недовольным писком с места, улетает за забор искать другие столики и своих товарищей. — Выкинул птичку со стола, а вдруг она мне понравилась? — настроение, в целом, было на высоте, но сейчас оно, благодаря Эдику рядом, его шуткам и сырному соусу, скакануло до космоса, видимо, намереваясь исчезнуть где-то среди планет, звезд и комет. — Да по тебе видно, что тебе только сырный соус симпатичен, — подцепляя за то, от чего Егор точно не открутится, Эд усмехается на мгновение, незаметно стреляет глазами и отворачивается на идущих мимо Макдональдса людей. Сразу становится так хорошо, что вот, они сидят со вкусной, горячей едой, планируют потом идти пить пиво к Эдику домой, а другие люди куда-то торопятся, что-то пытаются успеть и отрицают тот факт, что нужно и отдыхать немного по пути — так и выгореть на раз-два. — А это я тогда на свидании с сырным соусом? — приподнимая коробок для соуса, Егор показательно прикрывает глаза и тянется к нему губами, намереваясь то ли весь вылизать, то ли реально поцеловать. Эда не клинит, он смотрит на эту картину, сдерживая смех, и, пока Булка продолжает делать свое шоу для одного-единственного зрителя, успевает быстро разблокировать телефон и сделать фотографию — несмотря на комичность ситуации и каплю соуса на его щеке, Егор все равно выглядит очаровательно со своей пушащейся челкой, с парой особых завитушек на передних прядях, со своими безумно голубыми глазами, с родинкой под мочкой уха. Сейчас Эдик вспоминает, что еще пару месяцев назад, в начале марта, Булка сказал, что хочет проколоть уши, чтобы носить серебряные пусеты с камешками под цвет своих глаз. — Засоси ты его уже, шо ждешь? — подбадривает Эд, отрываясь от бургера и поднимая вверх сжатый во имя поцелуя Булки с соусом кулак. — Кого «его»? Замерев, Эдик пожимает плечами и, усмехнувшись, подставляет все-таки щеку — а вдруг перешедший из шутки в предложение прикол сработает, и Егор осознанно, не пьяным, его поцелует, пусть и в щечку по-детски? Намек вброшен, и теперь все зависит только от Булки, который может либо сделать шаг вперед, либо остаться на месте, выбирая возможность подождать, подумать и еще раз обвести написанную галочку. Ведь если Егор вдруг совсем будет против того, на что Эдик намекнул, то можно списать все на соус — целовать нужно было соус, это он все не так понял — или на обычные дурачества — разве мало их было на репетициях? Пускай тогда они и были пьяными, но ведь их чувства от этого вряд ли изменились кардинально. Например, между ними четверыми поцелуй не всегда является связью только влюбленных. Даже простая поддержка может выражаться в поцелуе или слишком тесном контакте. Существование поцелуев по дружбе отрицать ни в коем случае нельзя. — Типа я выбрать должен, кого именно засосать? — Булка приподнимает непонимающе бровь, но, улавливая кивок и короткую — Эд уверен, что он ее не заметил — усмешку, улыбается и знает, что скоро Эдик очень пожалеет о том, что между ними зародился такого вида флирт. Пусть и многие одноклассники считали Егора не вписывающимся в их четверку из-за немного отличного характера и внешности, но они просто не видели его другим человеком, тем, который внутри у него. Он, конечно, не старался прятаться за маской, но его принимали именно отличным от его друзей, даже мать ему сначала объясняла, что он не для этого рожден, что ему нужно найти иное занятие — а ей откуда это знать? — А могу сразу двоих? — он опускает соус на стол, хмыкает под чужим взглядом, ставшим на мгновение загнанным и перепуганным ситуацией — видимо, Эдик был уверен взять его на слабо. Увы, не получилось. — Это как тебе хочется, — пожав напущенно безразлично плечами, Эд проводит пальцем по своей щеке, оглаживает пару раз по кругу и замирает, закрывая глаза — явного отрицания нет, значит, вероятнее всего, Егор не особо и против — а может и вообще не против, а только за. Скользнув в его сторону по лавочке, Булка обхватывает его локоть, сжимает своими длинными пальцами кожу крепко — у Эдика еще нет фетиша на его руки, а зря, ведь такие руки пропадают — и слегка тянет на себя, чтобы ему не особо приподниматься. Без особого сопротивления склонившись в сторону, Эд выдыхает хрипло через нос, сжимает край стола свободной рукой и замирает, где-то на задворках сознания понимая, что Егор целует его — не рушьте его мечты тем, что только в щеку — с осознанием, что целует, а не на пьяную, взбалмошную голову. Таким бухим в хлам, как он тогда был, можно и переспать с первым встречным, зацепившись плечами где-то случайно, а о том, будет ли помниться поцелуй, речи и не идет. Оббежав взглядом, к счастью, занятых своими делами людей, Булка коротко целует его в щеку, сталкивается кончиком носа едва ли не с чужим глазом, хотя бы закрытым, иначе Егор бы умер от неловкости прямо на этой лавочке — и ему бы даже памятник поставили, во-первых, потому что они не в столице, за такое и отпиздить гопники могут, во-вторых, от поцелуя вряд ли кто-то умирал, значит этот момент обязательно запечатлеть нужно. У Эда непривычно внутри что-то переворачивается, он даже, кажется, вздрагивает как семиклассник, которого поцеловала симпатичная девочка, и сжимает многострадальный стол в пальцах сильнее. У него такого ощущения не было ни разу. Может быть, какая-то фантомная симпатия к девушкам, которых он где-то замечал, была, но за ним никогда не замечалось подобного ощущения бабочек в животе, дрожащих так, будто у него Паркинсон вдруг диагностировался, пальцев и приятной тяжести в низу живота — будто все бабочки разом умерли от сердечного приступа и попадали вниз, чтобы остаться его грузом навсегда. — А соус целовать? — у Булки взгляд осоловелый, но он не жмурится, как Эдик, а смотрит на его покачивающиеся от легкого ветерка ресницы. — Как хочешь, но я был бы явно не против подменить его, если ему трудно, — у Эда откуда-то даже силы флиртовать снова берутся, он усмехается, приоткрывает один глаз и смотрит с понятным даже дураку посылом — он не против будет, если Егор его поцелует еще раз прямо сейчас. А какой придурок откажется от этого? Эдик таких не видел и готов оставить им синяк где-нибудь на скуле, чтобы мозги на место встали — как можно не хотеть, чтобы Булка тебя поцеловал? Возможно, Эд просто едет крышей на почве блистательного выступления, после которого на них в инсте подписалось человек шестьдесят, не меньше, и более-менее осознанного поцелуя Булки сейчас. Если бы они были поддатыми хотя бы пивом, Эдик бы потом топал ногами, виня себя за то, что в который раз не понял, пьяный ли у Егора порыв или чувства наружу лезут, не спрашивая, как его зовут. Но сейчас же он радуется, что наконец-то все сложилось как нельзя лучше — оба трезвые, на свидании, так еще и у Булки был выбор, хочет ли он целовать его. И это, наверное, одно из лучших событий за сегодняшний день — это Эд еще не думает о том, как пройдет их ночевка, но уже уверен, что замечательно. — Заменить его хочешь, да? — Егор зачем-то уточняет — может быть, он тоже в своих мыслях топит за осознанность, но боится спросить, был ли у них с Эдиком поцелуй по пьяне. Он в глубине души понимает, что, вероятнее всего, был, да даже и не один, и не два. Но Булке легче считать их первым поцелуем, пусть и в щеку, тот, что произошел только что. Целоваться, в целом, можно по-разному, и поцелуй по дружбе его бы явно не устраивал на месте первого — это на тот момент же скорее шутливость, вычурность и братская любовь к друг другу, чем чувства. Например, Эдик может свободно сказать, что любит Арса, но они-то поймут, что не в романтическом плане, а скорее даже в семейном. — Хочу. А ты хочешь, чтобы я заменил вот его, — Эд кивает на оставленный в покое соус, — собой? — Возможно, — подмигнув нарочито игриво, Егор хихикает, треплет его по волосам и возвращается на свое место, давая понять, что дальше будет больше, а пока они все еще в людном месте на свидании, приносящим удовольствие им обоим. Он то ли не понимает, что Эдику и так тяжело дается сейчас смотреть на него, прокручивая минувший момент по тысяче раз в голове, то ли отлично знает это и нарочно дразнится, делая вид, что он сам тут вообще-то ни при делах. — И как это называется? — татуированные пальцы пробегаются по скамье и замирают перед чужим бедром, давая возможность отказаться, если Егора вдруг это смущает или напрягает. Эд уверен, что свидание, несущее за собой совместную ночевку людей, друг для друга привлекательных в романтическом плане, должно пройти без казусов и кактусов в анусе, иначе он сгорит со стыда на следующий день. — Это называется кордебалет Булки с булками и с другими булками, — каламбурит Егор несколько даже неловко, но ощущает себя все же в своей тарелке — с Эдиком по-другому и не получится. — А какие булки для чего предназначены? Мне для друга, мне только спросить, — Эд тоже подключается к шуткам, не решаясь уводить все свидание в обсуждение их сближения как любовников и понимая, что и ему самому, и Егору комфортно с идиотскими шутками про дерьмо, внутренними приколами, которые для других будут либо набором слов, либо бредом сумасшедшего. — А для какого друга? Я ему сам все расскажу, покажу, — сидя вполоборота, Булка кидает на него чуть наглый, искрящийся взгляд и не сдерживается, наконец-то начиная смеяться и сдаваясь. — А он не любит общение, он хочет через меня узнать. Близкий друг такой. Очертив на столе небольшой круг пальцем, Егор понимающе кивает и вскидывает на мгновение брови, давя усмешку. — Это настолько близкий, что у вас фамилия, имя, отчество одинаковые? Почему я о нем не знаю? Эдик чуть горбится, начиная смеяться. — Возможно, это мой двойник. А то сам бы не выдержал нашего режима, создал себе двойника и в школу отправлял, а сам спал себе дома, — у него на лице так и написано, что именно того он и добивался. — Вот ты хитрый гад, а меня почему не научил? Или это твой личный чит-код? — Это мой личный неповторимый чит-код, о котором знаешь только ты. А о том, как воплотить его в жизнь, только я, — подмигивая, Эд кидает взгляд на голубей, скачущих по соседнему столику — хотя бы не по их, а то пришлось бы Егору целовать каждого, а перед тем вообще ловить. — И ты не поделишься со мной? — Булка смотрит глазами кота из Шрека, склоняет голову к плечу и, к счастью, себя отлично сдерживает ото смеха — сейчас нужно до последнего удерживать шутку на плаву и не смеяться, чтобы раскатать ее по полной программе. — Даже за это? — он указывает глазами на чужую щеку и, заметив, как Эдик тут же начинает сомневаться, расплывается в довольной улыбке. — Ну как хочешь, знаешь ли. — Да согласен я, согласен, — никакого чит-кода нет, оба это понимают, оба продолжают незамысловатую игру, которая обязательно приведет их довольно быстро к ожидаемому результату — Эд даже готов не пить пиво, чтобы уж наверняка на утро вспомнить, было ли что-то или они просто выключились в обнимку после насыщенного дня. Но Егор только хмыкает, закатывает нарочно глаза — у Арса научился — и цокает — тоже оттуда, на Арсения понасмотришь и уже неосознанно повторяешь жесты. — А теперь я не согласен, знаешь ли. — Да шо за финтиля ты тут устраиваешь, Хлебобулочный? — Эдик сам не понимает, откуда в его голове такой каламбур и почему он выдал его именно сейчас, и сыпется сам от себя же — по негласным правилам, они обычно пытаются рассмешить остальных или же партнера, но сегодня Эд сам себя переиграл. — А вот за это я точно не согласен! Пихнув его локтем в бок, Егор чуть не валится со скамейки, но хватается за стол и, хихикая едва слышно, смотрит на Эдика снизу-вверх. — Ну Булка, — глядя на него своими голубыми, сверкающими от радости моментом глазами, Эд незаметно опускает руку от стола на его талию, щекочет поясницу сквозь одежду и оглядывается, в глубине души надеясь, что именно в эту секунду сюда не решит заявиться компания гопников-гомофобов и не захочет доебаться — они-то убегут, поржут еще потом с этого, но момент будет сорван, а этого допустить не очень-то хочется. — Сам ты Булка, понятно? — Егор сам смеется, падая ему на плечо лбом и утыкаясь губами в ткань футболки, и еще старается противостоять желанию заржать громче — все-таки место людное, а не их гараж, где хоть что делать можно — месяцев пять назад Эдик, набухавшись в стельку и отказываясь останавливаться, там все заблевал, матеря все, на чем свет стоит, и обещая больше не пить — о существовании своих таких слов он попросил всех забыть, бред какой-то ведь. — Ладно, если тебе очень хочется, то и я буду Булкой. По-семейному чмокнув его в лоб, Эд устраивается на деревянной лавке поудобнее и прижимает пакет к столу коробкой с картошкой — иначе он улетит или подметет землю рядом с ними. — Это мы, получается, такие близкие теперь, что ты аж мою фамилию носишь? — Егор отстраняется от его плеча, приподнимает голову и старается не столкнуться губами или носом с повернувшимся в его сторону Эдиком. — Можно и так сказать, — кивнув с видом того, что слова Егора довольно справедливы, Эд откусывает кусок бургера и прокручивает на скорую руку все происходящее, предполагая, что точно такие же адские процессы происходят и в Егоровой голове — а может быть, Булка уверен в своих решениях и поступках, поэтому размышляет о чем-то отстраненном и незначительном. — И ты не против, что мы твою пиздатую фамилию поменяли на мою? И как теперь Арсу с Тохой нас звать? Булка-один и Булка-два? Такие идеи, конечно, могут приходить только в самый ответственный момент к Егору — нет бы свести все к флирту, сблизиться, но им, по-видимому, легче отшучиваться и медленно идти друг к другу, считаясь только с собственными личными ощущениями. — Хочешь, ты будешь с моей, а я — с твоей? — вроде бы логичное предложение, если принимать во внимание слова Булки, и Эд даже задумывается о том, что «Егор Выграновский» и «Эдуард Булаткин» звучат очень даже ничего. — Тебе бы точно пошло, я тебе говорю как знаток. — Знаток? Это ты типа ходишь и всем свою фамилию примеряешь? Антоха Выграновский, Арс Выграновский, Егор Выграновский. Так, что ли? — он, вернувшись на свое место, кладет свободную руку ему на плечо — такое чувство у Эда, что тот ищет больше тактильности, сам того не осознавая, и старается оказаться настолько ближе, насколько позволяет ситуация. С аккуратностью ткнув ему в кончик носа пальцем свободной от еды руки, Эдик коротко ухмыляется и дает ему почву для размышлений — может быть, примеряет, а может быть, и нет, кто его знает? Не только у Арса в голове непонятная, неизведанная планета, которую нужно изучить вдоль и поперек, чтобы понять хотя бы пару его суждений — они-то давно его как облупленного знают, а другим, даже его собственной матери, тяжело. — Але, ты ахуел? — не дождавшись ответа и через пять минут, за которые они успели уничтожить свой обед, перетекающий в ужин, наполовину, Егор собирает губы бантиком и собирает руки на груди, давая понять, что ответ ему нужен прямо в эту секунду — ребячество еще то, и Эд любит его поддерживать. — Але, вы позвонили в службу ахуя, добрый день, на шо жалуетесь? — успевая по-быстрому прожевать, чтобы не говорить с набитыми ртом и не давать Булке еще шансов найти, к чему прицепиться, Эдик корчит из себя самого серьезного человека на планете, даже телефонную трубку из пальцев к уху подставляет и смотрит с важным видом на Егора, у которого на лбу так и нарисован средний палец, обращенный к нему. — Жалуюсь на одного долбаеба, знаете, такой придурошный, мне даже сказать ему нечего, — Булка, цокнув языком, сдается, опускает одну руку на стол и подпирает ей щеку, устремляя смеющийся взгляд куда-то в сторону дороги. — Опишите его нам, шобы мы могли найти и провести исследование его слов, — делая голос максимально твердым и совладая с собой, Эд прекращает смеяться и вливается в шутливую перепалку, зная, какие приметы сейчас выдаст Егор. — Татуировок до пизды просто, лицо ахуевшее, наглое, как у кота, обожравшегося сметаны. У моего кошака такое же лицо, когда он удачно пиздит колбасу с бутерброда, — а вот Булка речь не фильтрует, продолжая гнуть свою линию. — А еще у него на башке поселиться хотят голуби, представляете? — внимательно наблюдая за тем, как уже третий голубь пикирует по уличной зоне кафе над его головой, он обращает на это чужое внимание и хихикает чуть слышно, когда очередная птица цепляет его прядь, топорщащуюся вверх. — Вот прям разлетались здесь эти самолеты-птицы, какой ужас. — Какой кошмар, правда, — пробегаясь пальцами по своим волосам, чтобы в случае чего стряхнуть перья или мусор сразу, Эдик провожает недовольным взглядом птицу и оборачивается назад, проверяя, есть ли еще кандидат для покушения на его волосы. — Вот бы этих голубей черт побрал, да? — начиная посмеиваться в голос, Егор растягивается в улыбке до самых ушей и на мгновение задумывается о том, что с Эдом ему настолько тепло, что не хочется думать ни о чем, кроме него рядом. — Нахуй бы они шли, — и Эдик пасует, отказываясь от речи какого-то странного диспетчера. — Это уже не первый, да? — опуская руку, которая до недавнего момента была имитацией телефона, он обращает непонимающий взгляд на Булку и ждет помощи в этом вопросе — у него нет глаз на макушке и затылке. — Ага, только один этот, правда, цепанул тебя. Кривой попался, значит.***
На экране ноутбука меняются кадры, актеры, серии какого-то сериала, но Егор, давно потеряв смысловую ветвь, предпочитает просто рассматривать происходящее, не оценивая ситуаций, не запоминая поступков и слов, пропуская какие-то важные истории мимо ушей — уже поздно стараться втянуться и понять что-то, большинство важнейших деталей далеко в заднице, а разбираться, спрашивать у Эдика, который, кажется, тоже клевал носом не особо хочется. Да и они здесь не ради фильма — хотели бы посмотреть что-то важное, то обязательно бы накупили еды домой, завалились бы на постель раньше и не оторвались бы до конца. А сейчас, как видно, ни один, ни другой желанием срочно посмотреть, что же будет дальше, не обладает — ну драка, ну перестрелка, ну постельная сцена, ну ребенок незаконнорожденный. Если бы Булка еще закинул ноги на стену, улегшись спиной на постели, и начал дремать, отдаленно вслушиваясь в разговоры и пытаясь по звукам определить, что происходит на экране, то тогда бы Эд бы сам выключил фильм и потащил его играть в ностольгичную «Огонь и Воду», чтобы повспоминать детство. Из всяких браузерных игр Эдик помнил только ее да фнаф, который обычно вис, лагал и пугал до усрачки всех подряд, но сейчас уже был просроченным, не годным к пуганию хоррором. Понятное дело, если говорить об играх, навсегда канувших в прошлое как корабль в море, то Эд бы бесконечно готов был материться, плакать и снова материться. Столько проектов с того времени позакрывались, попропали с горизонта, что хотелось начать учиться, сделать машину времени и не допустить исчезновения тех же «Рулимонов» — ходят даже слухи, что скоро удалят знакомый всем ранним браузерным геймерам «Шарарам». У Эдика даже есть своя история с ним. Он пытался там зарегистрироваться, не мог придумать себе имя и с психу выдал самое логичное «хуй», после чего игра написала, что такое имя слишком короткое, и с этого Эда пробивало на истеричный, долгий смех еще неделю. Попытка не пытка, поэтому новое имя «член» не заставило себя ждать — и тоже оказалось коротким. Эдик попытался по-читерски переиграть систему, ввел «хуй член некороткий», но имя не помещалось в строку, а приложение все продолжало ему затирать, что имя слишком короткое — оно не может быть коротким, потому что уже некороткое, что непонятного? В итоге, в игру он не поиграл, психанув и закрыв вкладку — лучше будет и дальше пересматривать редкие видосики и фотографии «Рулимонов», чем заниматься не пойми чем с этой отвратительной системой обхода мата. Мало ли что игра детская, мало ли что в нее играют преимущественно лет до двенадцати, мало ли что мат, в целом, во всех играх под запретом — в комментариях, чате можете ругаться, а вот в ник пишите загадкой на английском или ребусом на немецком, чтобы обозначить себя матерным словом. У Эдика даже в тех же танках ник был «s(p)idr» от двух слов — сидр и пидор, ясное дело, что в значении обычного уебка или быдлана, а не человека, любящего свой пол. И его, к слову, не раскрыли с таким фокусом — в то время он хотел думать, что он просто великий и гениальный шифровальщик, а теперь-то понимал, что администрации, вероятнее всего, было с высокой колокольни наплевать. Вот бы сейчас позвать Егора рубиться в «Рулимонов», чтобы на скейте коты гонялись, собаки на роликах, а у самых топовых, вкладывающихся игроков были и крылья, и бассейны, и задние дворики, и корабль, и они в свою очередь пускали их посмотреть не особо богатых игроков — жалко, что ли? Эдик думает, что сам бы выбрал сейчас наверняка собаку на мотоцикле, а Булка бы предпочел для себя либо кота, либо зайца с огромными ушами, но оба бы стояли на скейте. Почему-то закрадывается мысль, что Арс без разговоров определился бы с тем, что он — лиса, и Эд усмехается, ловя непонимающий взгляд Булки. А Антон бы в свою очередь, чтобы поржать, выбрал бы либо быка, за которого мало кто играл, либо медведя, жившего до момента удаления игры с точно такой же ролью, как и у быка. Он бы, конечно, поимел себе летающую тарелку и поставил бы на купленную красную кровать красный ноутбук, чтобы повыпендриваться перед остальными — это в манере Арсения, но Шаст с удовольствием ее перенял бы. Еще Антоха писал бы те самые цитатки про любовь из пабликов Вконтакте, а в итоге бы сделал себе персонажа, имя которому бы дал «Мужик Лисы». Смешная пара — бык и лиса. — Помнишь «Рулимонов»? — видимо, у Эда сегодня настроение перестроилось с веселого и игривого на вспоминательное, раз он затрагивает такую тему. — Помню, я в них рубился так, что мать ноутбук свой еле отбирала. — А у нас был, короче, один комп на меня и мать, но она днем, когда не работала, отсыпалась после смены, поэтому я часов пять даже не вставал со стула. Сидел, пока она не просыпалась, а потом у меня упало зрение в пизду, и моей игрульной радости пришел конец, — у Эдика на лице расцветает улыбка, он откидывается поудобнее затылком на стену, тычет на пробел, чтобы остановить кино и поговорить с Егором, и возвращает руку на постель, правда, уже не на одеяло, а на чужие пальцы. Он неуверенно сжимает их, точно уверяя самого себя в том, что его не оттолкнут, и спрашивая у Булки разрешения даже на такое, скорее дружеское касание. — Игрульная радость.. Звучит как какое-то порно. — Это сейчас игрульная радость для нас — порно, а тогда были «Рулимоны», — Эд вздыхает мечтательно, но тотчас начинает смеяться, к чертям срывая градус грусти и возвращая главенство смеху. — Тогда еще все искали себе жен, мужей, детей, сестер всяких, братьев. Помню, у меня был там кореш какой-то, но мы не переписывались больше нигде, кроме самой игры, и однажды он пропал. Так я его больше не видел в игре, прикинь? — ему явно комфортно мусолить такую детскую, дурацкую тему с Булкой, который с удовольствием поддерживает ее, расплываясь в мягкой улыбке. Наверное, и Егор вспоминает что-то подобное. — Да такие друзья у всех были. Это ж время такое, что и ноутбук могли отобрать, и шнуры забрать, а с телефона-то не зайдешь. Отсидел твой братишка наказание, а потом вы просто со временем пролетали. Не думаю, что он там умер, просто так случилось. — Просто так случилось? — приподняв бровь, Эд, не чувствуя отказа и ощущая только прикосновения в ответ, переплетает их пальцы и задумчиво хмыкает. — Получается, просто так случилось, что мы познакомились с пацанами, что группу создали, что корешимся, уже как братья друг другу, и будем дальше, что выступили на выпускном. Да и в конце концов, просто так случилось и то, что мы сейчас тут вдвоем сидим? Булка сначала плечами пожимает, закусив губу, а после пары десятков секунд раздумий кивает. — Это все случилось благодаря нам самим. — А ты рад этому всему? — Эда кошмарно пробивает на лирическое отступление, и ничего сделать он с этим не может, да и не хочет особо — это ведь самое настоящее свидание, такое даже положено пообсуждать. — Пиздец как, — тот кивает, поглаживая своим большим пальцем чужой. — А ты? Для вида Эдик выдерживает паузу, но сомневаться Егору долго не дает и кивает с улыбкой: — И я тоже рад, шо бы я делал без твоих палочек, которые ты мне в жопу грозишься запихнуть, без Арсовой гитары, которой он скоро меня прихлопнет, если я продолжу слишком много скакать и из-за этого изредка сбиваться, без Антохи, который всегда пытается то ли прибить нас с Поповкой во время бриджа, то ли перецеловать? — Хуйней бы маялся, я предположу, — Булка хихикает, счастливо жмурясь — ему хорошо. — Хуйней мы будем маяться всю эту ночь, — поправляет Эд и усмехается. — Так, без вас, я бы просто ничего не делал, а хуйней маяться — тоже занятие. — И что ты за хуйню мне предложишь? Либо у Эдика фантазия слишком сильная, либо Егор, кинув на него короткий взгляд, подмигнул. Такого намека, о достоверности которого можно поспорить, Эд совсем не ожидал — сам бы побоялся прямо сейчас о чем-то подобном говорить, но раз Егор не против помахать красной тряпкой и перед собой, и перед ним, то осторожничать нужно немного меньше. Не стоять же им в десяти шагах друг от друга — будут делать пару шагов, замирать, а после, подумав о невзаимности, отступать по-идиотски назад. Кто бы еще говорил о невзаимности, между ними ощущается не то чтобы химия, но и связь, которой нет даже у самых близких друзей. — Хуйня есть всякая, — Эдик, видно по нему, медлит и продумывает свой план на двадцать шагов вперед, надеясь никак не нарушить установившуюся между ними атмосферу, — ты можешь даже сам предложить, я как-то особо не заморачивался. И почему-то Эд подозревает, какой ответ будет у Булки, и уже продумывает свой. — А чего не заморачивался? — он сжимает чужие пальцы крепче, подтягивает соединенные ладони ближе к себе и выдыхает глухо, собираясь с мыслями — позиции сдавать нельзя, с Эдиком так очумительно перебрасываться подобными шуточными колкостями и знать, что часа через два точно они будут целоваться — найдут своим губам новое применение. — А потому шо с тобой никогда не бывает невесело, найдем, шо поделать или какую хуйню вытворить сегодня, — Егор такого ответа ждал, поэтому только кивает, перебирая пальцы и рассматривая мелькающие татуировки. — Вообще, могу поступить как человек взрослый, а не пиздюк, — Эдик, несмотря на свое заметное беспричинное волнение, прижимается губами к его виску и пододвигается, чтобы вытянутая рука не затекла. Кинув беглый взгляд на начавший потухать экран ноутбука, Булка кивает, он сейчас немного сбит с толку и не знает, чего можно ожидать, но доверяет Эду как себе самому. — Давай завалимся спать просто? Ну, — поймав удивленный, смеющийся взгляд голубых глаз, Эдик пожимает плечами, тушуется прямо как тушинский вор — значит, совсем не тушуется, даже об этом не думает, продолжая проламывать стены для достижения своей цели — и ухмыляется, — мы вряд ли с репетициями, подготовками, выпускным высыпались, поэтому предложение очень даже актуально. — А как же позаниматься хуйней, попинать хуи, позевать под какое-нибудь кинцо, видео? — по Егору понятно, что предложение завалиться спать ему нравится больше всех остальных, но он из вредности еще хочет немного повыпендриваться — в их компании такое настроение всегда улавливается, поэтому никогда подобное не вытекает в ссоры и обиды. — Можем еще на крыльцо выйти, яй.. Хлопая его по руке, Булка хохочет, опускает на мгновение взгляд, а потом снова открыто пялится на Эда, тоже смеющегося. — Да шо ты меня все пиздишь? — делая вид великого страдальца, Эдик потирает шлепнутое место и цокает так, будто там не мелкое покраснение, а огромная сквозная дыра, кровь из которого хлещет направо, налево и в потолок. — Да я тебя даже не трогал, — оба смеются, а Эд еще и брови вскидывает на лоб — кажется, он сейчас попадет в мультик, и они отлетят, начиная свою собственную жизнь в космосе. — Ты меня не трогал? Ты меня еще как трогал, Булаткин! — они, в общем, очень редко зовут Егора по фамилии, но самому Эдику в глубине души она безумно нравится, и он, если Булке не будет некомфортно, готов звать его так почаще. — Выграновский, да что ты говоришь! Восклицает Егор, порываясь вскинуться, чтобы навалиться на него сверху, но Эд его ловко опережает, садится ему на ноги и хихикает, при этом не отпуская чужой ладони — эта связь обостряет все ощущения сейчас, поэтому отказаться от нее будет кощунством. — Вот и познакомились, видимо, — крякает Эдик, прыская, и чуть не сваливается на другую сторону кровати — так легко он не проиграет, с ним такой прикол не пройдет. — Это я, получается, Выграновский? — опираясь на локти, Булка смотрит сучливым взглядом из-под ресниц и даже голову к плечу склоняет. — А я, получается, Булаткин, — и, помедлив с пару секунд, Эд продолжает. — Какая у меня все-таки говнистая фамилия, жуть, вот ваша такая пиздатая, просто улет, пушка, петарда. — Да что вы говорите, Булаткин? Вот у меня фамилия самая отвратительная за всю мою жизнь, представляете? Хожу, думаю, лучше бы я остался Шлюхиным, — растягиваясь в довольной ухмылке, Егор откидывается поудобнее назад, сползая вниз по кровати и двигая за собой Эдика. Тот бы, конечно, мог сейчас съехать в сторону, устроиться сбоку и защекотать его, но Эд хочет посмотреть на чужой план и выжидает время, пытаясь продумать свой. — Да вы мою-то посмотрите, Выграновский, а вот вашей цены нет, — надеясь не скатиться Булке на живот и ничего ему не отдавить, Эдик ерзает и старается удобнее уместиться его бедрах. — У меня фамилия говнище полное, а вот ваша.. — Ты еще час назад говорил мне совершенно другое, пиздун! — Егор его все-таки одергивает его, сам хохочет и сжимает чужой локоть пальцами на свободной ладони. Скорчив лицо отстраненного от ситуации и не помнящего никаких своих слов человека, Эд смотрит на него внимательно, усаживается поудобнее и ловит своей ладонью его скользящие по бедру пальцы — так быстро его не расколоть, Булка сам знает, что это нереально, и все-таки старается избежать соприкосновения, чтобы продолжить без преград. — А шо это ты лезешь, а? — Эдику для полноты образа не хватает золотых зубов и пачки денег в руках, а так вылитый наглый дед, у которого кто-то захотел спиздить с дачного участка малину — у него и малина такая же вредная, поэтому воры без простуды на губах не останутся. — А хочу и лезу, ты и сам-то не против, как я вижу, — если бы Эд сдал назад, начал отказываться и юлить, то Егор бы, конечно, тоже отказался от своей затеи подразниться и перейти знакомую грань и сам бы предложил поваляться под одеялом с чаем и страшными историями — их слушать можно не только для того, чтобы не уснуть, но и для того, чтобы взбодриться и поймать определенный настрой. Передернув плечами, Эдик поднял интригующий взгляд куда-то в потолок и, видимо, нашел там что-то более интересное, чем замерший с любопытством Егор. Он десятка три секунд молча пялится в белые разводы, среди которых иногда мелькают горки или наоборот, ямочки, и потом только отмирает, медленно опуская голову — как робот, планирующий кого-то убить, но этот кто-то оказывается сзади, и ему приходится плавно разворачиваться. — Ты мне дурачка не включай, Эдик, — с важным видом заявляет Егор, улыбается от уха до уха и чуть ли не стискивает чужие пальцы своими, так хочет обозначить свою близость. — Это ты где дурачка увидел? — смотря в ответ с вызовом, Эд только прядь на палец не накручивает, потому что волосы для такого коротки. — В.. — Если ты скажешь, твою мать, что в зеркале, то я тебя сожру, понял? — он предупреждает, чтобы потом Эдик не старался отмазаться — предупрежден, значит вооружен. И Эд не говорит, потому что шутка реально будет не смешная, раз ее, еще даже не услышав, но поняв по глазам, уже перешутили. Да и все равно пора двигаться к чему-то более важному и интересному, они же тут не КВН-кружок для двоих устроили, а свидание. — Ты реально хотел эту хуйню сказать? — Булка приподнимает бровь, не понимая, шутит ли сейчас Эд или выдерживает драматическую паузу. — А почему нет? Егор, запрокинув голову, смеется, притягивая его ближе за их сплетенные пальцы. Если бы Эдик еще цитировал волчьи паблики, то Булка бы его точно покусал и отправил покусанным играть на уже прошедшем выпускном — это же невозможно! — Тогда скажи мне, почему да? — Егор перебирает их соединенные пальцы, улыбается нежно и чуть ли не на грудь себе Эда укладывает, чтобы быть еще ближе и лежать теснее. Наверное, Эд остается человеком неромантичным, раз его ответ выходит таким: — Потому что пизда. И Булка все-таки не может с этим не согласиться, ответ-то и правда неплохой, в рифму хотя бы. Не давая Эдику дернуться в сторону и улечься сбоку, Егор с немым вопросом в глазах залезает ему под футболку рукой и укладывает теплую, почти что горячую ладонь на его поясницу. В свою очередь Эд, опираясь локтем на постель, подпирает лицо ладонью и с усмешкой поглядывает на Булку, на взгляд не отвечающего то ли из-за внезапно наплывшего смущения, то ли из вредности после такого короткого юморного ответа. На самом деле Егор старается запомнить побольше деталей из происходящего с ним именно сейчас. Например, ладонь у Эдика слегка шершавая, а пальцы немного оцарапаны или намозолены — вот вам и долгие, бесконечные репетиции игры на гитаре, они не прошли даром. А еще у него поясница удобная для того, чтобы класть на нее руку. Но по сравнению с прошлыми мгновениями их чувственной, трезвой близости, этот запоминается больше всего — даже устроенный спонтанно «Титаник» на крыше забудется, а эти минуты, срывающие запреты, отодвигающие границы и дающие нужные эмоции, навсегда останутся в памяти и в болезни, и в здравии. Так сказать, у Булки в голове теперь появилась отдельная полочка с воспоминаниями, которые даже на секунду не пропадут из головы, всегда будут рядом, будут греть своим существованием и помогать в тяжелые минуты. Это как вспомнить о детской прогулке с бабушкой посреди рабочего, требующего скорости дня. Вроде вокруг все остается тем же, дел не убавляется, они только неизбежно накапливаются, а стоять и вспоминать былое все равно оказывается приятнее. Через себя в такие мгновение трудно переступить, скорее даже невозможно. Почему-то из школьных годов у них остаются в памяти лишь проведенные вчетвером вечера и ночи, граффити на стенах, первые попытки объединиться в группу и, конечно, выпускной. А об одноклассниках, учителях и уроках даже мысли нет, словно и не было никогда такого с ними, прожили школьные годы, не глотнув особого страха и болезненного благоговения перед всеми учителями. Такое чувство, что они закрылись в своем пузыре и избежали всех главных проблем, стычек в школе — они не бегали за учителями, выпрашивая четверку, не пытались подлизаться к самым неприятным людям ради выгоды и, тем более, не собирались принимать никакого участия в школьных мероприятиях и встречах вне школы — послушать о том, что они кому-то что-то вдруг должны, можно с таким же удовольствием — откровенно говоря, без него — и дома. — Пизда — это хорошо, — наконец, Егор подает голос и отмирает, вырываясь из мыслей, которые отпускать его явно не хотели. — Но хуй явно лучше, знаешь ли, — он смеется, подмигивая усмехнувшемуся Эду, и снова проваливается в пучину размышлений. Не могли же они просто так захотеть ото всех оградиться, узнав характеры, нравы и поступки — а в большинстве случаев все перечисленное было только в негативном ключе. Много раз до этого они, ясное дело, и помощь принимали, и дать ее пытались, и старались находить новых знакомых, чтобы круг своего общения не ограничивать друг другом. Но люди то попадались с антонимичными взглядами на жизнь и идеями, то показывали свою маску, а не прогнившую сторону, то смело высмеивали их планы за спиной, в лицо мяукая жалко, как их песня и их планы на будущее прекрасны, то хотели сделать человеком удобным, человеком под себя — они же не из пластилина, не дети, которых еще можно постараться перестроить и подмять. Дружить близко, тесно им комфортно только этой четверкой, не пуская никого больше внутрь, но и от остальных они пятиметровым забором не ограждаются. Примером может быть тот же Руслан, к которому в случае надобности консультации по поводу тату можно обратиться. Возможно, к Арсению продолжит подбивать клинья Сережка Амурский, вдруг не оставивший надежд даже после его поцелуя с Антоном — мало ли для хайпа сделано, а не по чистой любви, ведь так тоже бывает. Как хорошо, что у Арса с Антохой не так. — Это ты так подвел к тому, шо нам надо на письки посмотреть? — упираясь коленями в кровать по бокам от бедер Егора, Эдик щекочет волосами на макушке его подбородок и сам посмеивается, когда тот начинает ерзать, хихикая от малейших касаний, отпускающих упряжку с мурашками по всему телу. — Может быть, — Булка подергивает плечами, не давая однозначного ответа ни словами, ни жестами, и улыбается. У него в глазах сверкает хитринка, но Эд ее не видит, только ощущает осторожные поглаживания на пояснице и расслабляется окончательно, прикрывая глаза. Ему рядом с Егором спокойно, он чувствует то, что его спина защищена от любых возможных ударов, и может позволить себе показать слабость — и с Антоном, и с Арсом это тоже возможно, ведь они также близки ему, но с Булкой как-то особенно тепло получается. Может быть, это из-за того, что у них сейчас не просто обычная встреча вдвоем, а свидание, перетекающее в совместную ночь не на пьяную, а на трезвую голову. Никто не собирается разбиваться на парочки и встречаться только ради группы в их гараже, да и особую связь можно заметить между всеми, и у всех она разная. Они ведь не просто из-за страха остаться без людей, которым можно доверять, стали друзьями, а потому что почувствовали близость, связь и схожесть во мнениях и желаниях. Кто бы что ни говорил, но дружить с человеком, мнения с которым у вас кардинально различаются, невозможно, это скорее приведет к ссорам, стычкам и склокам, а не к доверительным отношениям. — Письки много где можно посмотреть, — Эдик снова дергает его из головы в реальную жизнь, будто не дает отстраниться и старается выжать максимум из этой встречи. Нет, он не чувствует, что с концом школы завершилась и их история как группы, как друзей, как близких друг другу людей. Ему просто подсознательно хочется оказаться сегодня ближе, почувствовать каждой клеточкой тела их неуловимое родство и точно удостовериться в том, что между ними тянется соединяющая нить. — Да понятное дело, Эдик, можно хоть где. Егор расцепляет их ладони и принимается по инерции оглаживать подушечкой пальца его ладонь. Скользя от запястья до начала среднего пальца и оставляя за касанием приятный зуд, он разглядывает все знакомые и заметные сейчас татуировки, не заостряя ни на какой внимания и наслаждаясь мгновением — так легко потерять, но тяжело обрести, и от понимания этого в низу живота скручивается узел из летающих когда-то внутри бабочек, а от затылка до ног бегут мурашки. — Предложение посмотреть сны по-старчески принимается? — Эд и сам как-то теряет особый игривый настрой и хочет завалиться поспать, чтобы во время этого ощущать Егора всем телом из-за объятий и прижиматься щекой к его спине, устроившись позади. — Это предложение пока что лучшее, я его готов каждый день часов по двенадцать принимать, — похлопывая Эдика по пояснице, чтобы слезал с него и устраивался комфортнее рядом, под боком, Булка дарит ему короткую, цветущую улыбку и опускает руки на одеяло, чтобы случайно не помешать его телодвижениям. Что-то прошипев, Эд устраивается сбоку и обхватывает рукой его талию сверху, не решившись пропихивать руку под спину и лишний раз двигаться — и так прекрасно. Выдохнув, Егор, вопреки чужим мыслям, поворачивается к нему лицом и жмется лбом к плечу, прикрывая глаза. Так тоже хорошо, тепло, и Эдик, с минуту поерзав в нерешительности по постели, пропихивает ему бедро между ног. Они соединяются как пазл сейчас, и Булка улыбается сквозь попытки задремать, давая понять, что ему комфортно. Где-то на задворках сознания еще крутится мысль, что так проводить ночевку нелогично, что нужно чем-то заняться вместе, а не проспать ее, но Эдик отмахивается от нее, подтягивает Егора поближе за талию и полностью выключается, собираясь за ближайшие два-три часа только изменить позу сквозь сон, чтобы потом не проснуться с затекшими руками-ногами-спинами и не разминать их друг другу посреди ночи. Хотя эта идея тоже неплохая..