***
Пряча глаза за козырьком Антоновой кепки, Арс покачивается в гамаке, удобно устроившись на плече Эда головой и закинув одну ногу на его бедра, — вполне удобно, если не брать в расчет то, что они несколько раз чуть не падают вниз, в траву, не рассчитав то, как раскачиваются. У Арса смешно сгорел кончик носа, в который его обычно целует Антон, поэтому он и прячется за кепкой, не желая полностью сгоревшего лица. Так вышло, что и утром, и днем Антон постоянно был в кепке, несмотря на то, что они вымокли все насквозь под водой из шланга и не планировали вообще-то загорать. Арсу же показалось удачным провести день без футболки и головного убора — даже Эдик был в козырьке, как у игроков в теннис, без шуток, естественно, не обошлось. И теперь, лежа на чужом плече, Арс то жаловался Эду на солнце, постепенно заходящее за линию домов, то уточнял у Антона, когда же там их долгожданный шашлык. Роллтон на завтрак — конечно, прекрасно, но явно не лучше мяса на природе, о котором до этого момента приходилось лишь мечтать. И, по правде говоря, Антон скоро кинет в Арса шампуром с недожаренным мясом, не иначе. — Тох, а когда есть? — А сколько еще жариться будет? — Ты сказал ждать полчаса, полчаса прошли, Шаст. — Антон, ты сам сожрал все мясо под шумок? Мы тебя тогда пожарим, ты не против? И все из этого духа. Скоро он реально принесет Арсу шампур с недожаренным мясом и скажет есть при нем и не выебываться, раз он так хотел это мясо. Антон тут познает навыки прожарки, заебывается, чуть ли не в космос летит, чтобы разобраться с тем, как правильно жарить, а Арсу подождать совсем чуточку не хочется. Не то чтобы Антон прям злился, скорее ему просто не нравилось. Помощи он просить не думал, Антону нравилось то, что он сейчас делает, а от Эда или Арсения вряд ли дождаться можно советов получше тех, что в интернете. Егор подсказывал ему какие-то лайфхаки от отца, и Антону было достаточно этого. — Тебе бы, — Антон наклоняется над медленно раскачивающимся гамаком, поднимает свою кепку и целует Арса в лоб, избегая носа со жжением — вряд ли Арс воспримет это как проявление нежности, — только пожрать. Сюда принести или мы на травке? — На травке это к Егоровым соседям, а мы на газоне, усек? — смеется Эд, перехватывая Антонову кепку и нахлобучивая ее без тени сомнения обратно Арсению, который тут же ворчит что-то себе под нос, поправляет ее и потягивается. Ждать их, видимо, бесполезно, и Антон уходит к мангалу, позвав с собой Булку, чтобы помог ему. — Они — нарики? — уточняет Антон, укладывая подбородок Егору на плечо и взглядом указывая на соседский забор, пока тот, отличаясь аккуратностью больше всех, снимает мясо с шампуров и складывает в одну большую тарелку. Нахмурившись, Егор отвлекается от своего занятия, поворачивается к забору, разделяющему их участок с соседским, и пожимает плечами: — С чего ты взял это? — продолжая свое занятие, Булка изредка ловит своими локтями Антоновы ладони, пытающиеся хоть как-то помочь, это ценно. — Эдик сказал, что они травку хуярят, — это должно было звучать более утверждающе и уверенно, но из-за того, что сказал именно Эд, выглядит так, будто Антон собирает каждую байку. — Наебал, думаешь? — Пошутил, — смягчает Егор, заканчивая с мясом, всучивает Антону тарелку, проверяет еще раз, не остался ли гореть какой-нибудь один-единственный уголек, а затем уходит за ним к гамаку. На самом гамаке оставаться определенно опасно — вместе с шашлыком можно потерпеть крушение в траву, где все-таки разная живность существует — например, часик назад Эд с Арсением ловили ящерицу, смеясь и угрожая друг друга прибить, если кто-то упустит ее. В итоге, так и не поймали, потому что запутались друг в друге и рухнули. Тарелку с мясом и вилки решено было оставить на табуретке, принесенной как раз для этих целей, и они сумели подсказать своей фантазии, что табурет — стол, а газон — бесконечный диван для них. Антон усаживается, откидываясь спиной на пустую бочку позади себя с надеждой, что она выдержит его, а Арс без вопроса юркает ему между ног и устраивается покомфортнее на Антоновой груди. Эд не обходится, естественно, без шутки про скорую свадьбу и затем сам пододвигается к Егору, никак это не аргументируя. Если нет аргументов, значит так нужно. — А потом шо? — крутя в руках вилку и облизываясь губы от аджики, привезенной с собой, Эд подгибает одну ногу под себя, не обращая никакого внимания на траву, в которой с удовольствием явно ползают какие-нибудь жучки или паучки — хуй с ними, с паучками этими. — Покурим, посуду уберем и по паре треков пройдем? — Антон мысленно считает сигареты в пачке, сам себе кивает и сталкивается с хитрым взглядом Эда. Тот ему незаметно подмигивает, а затем щурится куда-то поверх домов, на алеющее небо. — Только встали, а уже солнце заходит, — откинув голову Эдику на плечо, Егор лениво жмурится, вытягивает ноги в противоположную сторону от их импровизированного стола и крутит, как барабанную палочку, вилку в руках. Не зря, так сказать, учился играть на барабанах, теперь может вилки крутить почти так же, как барабанные палочки. — Это потому, что вы дрыхли до вечера, родные мои, — замечает Арс, не обращая уже совершенно никакого внимания на горящий кончик носа, и приоткрывает губы, когда Антон осторожно постукивает по ним вилкой с куском мяса. Конечно, очень романтично, не учитывая то, что теперь Арс выглядит как маньяк или убийца из-за смазавшейся на щеки и подбородок аджики. Антон как-то не рассчитал, и теперь у Арсения есть почти полноценный костюм на Хэллоуин — осталось только грудь и руки измазать, тогда точно красавец. Прожевав, Арс облизывается больше по-кошачьи, чем по-человечьи, и фыркает со смехом, нарочно смазывая с подбородка соус на шею Антону — это была месть. Правда, не на холодную голову, но все же. — А слабо с аджикой во рту пососаться? — Эд явно берет их на понт, подозревая, что сам Егора сможет поцеловать просто так, без соуса, спустя бокал какого-нибудь чересчур забродившего вина. На трезвую будет еще пару минут выжидать, несмотря на то, что они с Булкой целовались. Дело не в Арсении и Антоне, которые это будут видеть, им-то как раз и можно, а скорее в Эдике, у которого очко сожмется от таких челленджей до размера атома. — Нам? — Арс усмехается и уже тянется к соусу, получив кивок. — Вообще легко. — Арс, блять, я как буду потом петь? Она ж острая, ее еле-еле можно с мясом, — Антон его предсказуемо одергивает, перехватывая ладонь по пути к табуретке, и целует успокаивающе в висок, утихомиривая его пыл. Ясное дело, Арсений вряд ли остановится так просто, но точно задумается, будет ли комфортно Антону таком случае. Благо все еще трезвые, и можно принимать решения разумом, а не желанием выебнуться перед теми людьми, которые и просто так считают одним из лучших. Было бы дело в школе, Арса и Антона было бы не расцепить, пока их победу бы не приняли. А перед Эдом и Булкой какой смысл понты кидать, как пираты кости на бочку? — Считай, что ничья, — заявляет Эдик, смеясь и радуясь тому, что момент выгадан до секунды. Арс бы не стал причинять Антону дискомфорт желанием переспорить двух других близких людей, а Эд бы зассал так сразу с Егором целоваться и делить его с какой-то там аджикой — было бы с кем! Ничья их всех, в целом, устраивает.***
Все-таки противился против бочки и поварешек Егор для вида, не для чего больше, да и намешанный с соком — они нашли его, к своему счастью, на полках в подвале, где обычно хранилось только варенье или соленья — стакан водки сыграл роль. Они выпили по такому стакану все, но первого унесло почему-то Егора — а кто громче всех кричал: «Да че ты так льешь, как лох педальный, я ж не лялька, лей больше, хуярь давай» — под руку Эду, разливающему водку по стаканам? Явно не Арс и не Антон. А Эдику этот стакан пошел даже легко, только привычная горечь на языке и жжение где-то в желудке говорили о том, что он только что выпил водки, разбавленной в пропорции 1:2. А у Егора, кажется, получилось совершенно наоборот, даже не пополам — 2:1. Вот и унесло его только так, глянуть не успели. И теперь, когда ему в голову очень даже неплохо бьет алкоголь, он им еще постепенно догоняется, морщась и жмурясь, Егор с удовольствием располагает бочку, кастрюли вверх дном на табуретке удобнее для себя. Никакой еблан бы не повез с собой барабанную установку, поэтому придется пострадать и «поиграть» таким образом. Палочки оказались проблемой большей, чем попытки уговорить Егора на барабаны из кастрюль и бочек. Поварешку, главную кандидатку, не взять, потому что она одна, а за второй Булка, от которого за километр несет водкой, к соседке не пойдет — она явно настучит матери, и плакали их следующие совместные выходные на Егоровой даче. Ложки, по мнению Егора и словам Антона, слишком короткие, и Эд, услышав обещание Булки зарядить ими поочередно ему в лоб, уносит их в дом. Лучше пусть сам придумывает, чем Эд будет пьяный в ночи мазать себе чем попало шишки на лбу. Руки, логично, тоже не подходят, и Егор, слыша это предложение от Арса, удивляется — на вид же умный, понимающий, а после стакана намешанной с соком водки еблан ебланом. Как говорится, чья бы корова еще мычала. У Егора просто нет сейчас возможности посмотреться в зеркало, а в бочке и кастрюлях его лицо становится похожим на большую размазанную каплю, и ему это совершенно не нравится. Когда Антон предлагает Егору попробовать взять крепкие на вид, деревянные лопатки без прорезей, тот, уже отчаявшийся — на самом деле, не особо — и решивший проводить время в компании стакана водки с соком, пожимает плечами и забирает их у Антона. — Если я их разломаю, то? — Булка смотрит на Антона, прищурив глаз, и постукивает лопатками друг по другу. — Возьмем их с собой, найдем такие же в магазине, а твоим предкам скажем, что случайно увезли, сумки разбирали и вот нашли. А нахуя нам были бы лопатки? Жарить мясо, пока проигрыш? — Антон смеется, а Арс, стоящий справа со стаканом водки с соком и доедающий еще один кусочек шашлыка, давится и чуть не кидает в Эда стакан, когда тот в шутливой форме хлопает ему не по спине, а по заднице. Честно говоря, Арсений не ожидал от себя сам, что найдет внутри себя какой-то фетиш на готовящего еду Антона. Пока тот жарил чуть ранее шашлык, Арс, чего греха таить, заглядывался и подумывал, что, когда у них будет общая квартира на четверых, то Антон точно будет им готовить, — во-первых, у него не сгорел мангал и, в целом, участок, во-вторых, он неоднократно делал Арсу завтраки, когда тот торопился собраться, в-третьих, он слишком эстетичен при готовке, особенно с голым торсом. — Он сдохнет, пока мы базарим, — замечает Эд, хохотнув, и постукивает максимально осторожно Арсу по спине, пока тот под нос себе возмущается, собрав брови на переносице. — И мы не успеем сыграть ничего, придется его откачивать. — Эд, ебаный ты в рот! — Эдик, я тебе в жопу пихну эту лопатку сейчас, дай мне попробовать прикинуть! — одновременно с Антоном выкрикивает Булка, и Эд, напущенно скривившись и подняв руки, делает шаг назад. На самом деле, Эдик понимает, что это все шутки, упирается Арсу на плечо подбородком и рассматривает профиль Егора, который крутит в руках свои импровизированные палочки. — Прикинь, шо ждешь, — зря все же Эд это говорит, потому что Булка, несмотря на то, что пьян, меткостью отличается отменной, в лоб Арсу не попадет. А если и попадет, то Арс ему эти лопатки в жопу затолкает и провернет для полезности, чтобы не кидался в тех, кто ест. Егор, не долго думая и не выжидая удачного момента, пуляет одну из лопаток чуть выше головы Эда с надеждой, что не промахнется, и ударяет другой по бочке, давая звуком по ушам, — Антон, пусть и привыкший к резким звукам, морщится, цепляя Арса за локоть в сторону. Попадания по лбу Арсению не очень хочется. А вот Эду прилетает ровно в лоб, лопатка глухо стукается, падает сначала ему на руку, но, покачавшись, летит в траву, и Егор, не ожидавший такой четкости и наверняка болезненности удара, поднимается с места, откладывая другую лопатку в сторону. — Бьет, значит любит, — замечает со стороны Арс и сразу отпивает водки с соком, делая вид, что он не при чем, а это был такой своеобразный тост, придуманный на коленке. В интерпретации Арса эта фраза звучит более-менее адекватно, хотя ее общепринятый смысл стоит где-то за гранью понимания правильных отношений между людьми. Егор-то в шутку в него шмальнул и явно не собирался дать прямо в лоб. Поднявшись, Булка сталкивается взглядом с Эдом, тот закусывает губу, вроде как даже не моргает и стоит, ровно выпрямившись, как по струнке. У него в глазах самый настоящий азартный огонь, точно он только что выиграл в казино меньшую из возможных сумму, но уже посчитал себя королем этого заведения. Егор смотрит на него, налюбоваться не может и списывает все на водку, может, она вообще паленая, вот он и чувствует эту исходящую от Эда бешеную энергетику. Тем более, он, выпив ее намного больше остальных, имеет право сказать, что просто рано упился. На самом деле, Булка понимает, что это не просто так, и есть какой-то смысл, понятный только им двоим. По их нынешним взглядам об их отношениях можно только догадываться. — Вы че? — Антон первый не выдерживает тишины, которая вряд ли напряженная, скорее наэлектризованная, и косится на Эда, так и не двинувшегося за последние несколько минут. У Егора непроизвольно пробегается по губам язык, и он тут же себя одергивает. Но уже через мгновение его мнение на этот счет становится с ног на голову. Горит сарай, пускай горит и хата. Егор Эду подмигивает, крутит в руках оставшуюся лопатку и опускается на выделенный ему табурет со вделанной внутрь сидушки мягкой подушкой. — Подашь мне вторую? — Булка взглядом указывает под ноги Эду, где лежит лопатка, и усмехается, не пытаясь найти своим действиям никакого объяснения. Эдику кажется, что если бы не Арсений и Антон, то он бы встал перед Егором на колени прямо здесь и прямо сейчас. И это не была бы шутка про Его Величество и самого любимого подданного, это был бы их первый, настолько близкий контакт. У него во рту пересыхает, он списывает это на водку, с напущенной медлительностью поднимает из травы лопатку, секунду смотрит Егору глаза в глаза и, наконец, подходит к нему. Эд хмыкает, когда Булка все-таки тушуется, опустив глаза, но после мгновенно об этом жалеет, потому что его удачно ловят на отвлекающий маневр. — Да че вы, — хочет выругаться Антон, не понимая, что они планируют сотворить и когда можно к ним подключиться. Что им с Арсом, в сторонке стоять без веселья? Как бы не так. Но Арсений, предположивший то, что произойдет дальше, и не ошибившийся, закрывает Антону ладонью рот, целует тыльную ее часть и смеется с такой придуманной на ходу нелепости — им не привыкать к подобным дурачествам. И в ту же секунду Егор поднимает голову, смотрит Эду в глаза так стойко, но при этом покорно, что тот отшатывается от неожиданности, но за плечо Егора цепляется свободной ладонью и задевает бедром кастрюлю, она покачивается в разные стороны несколько раз и замирает на краю. В груди у Эда будто выстреливают ему в ребра тысячи лучников, так ему внезапно становится приятно от предвкушающих покалываний и мурашек по всей коже. Их Булка видит отлично и даже ощущает плечом, на котором покоится ладонь Эда. — Егор, ты.. — Эд сбивается, теряет слова и смысл того, что хотел сказать, поэтому просто пялится на Булку, закусив губу. С ним иначе не получается. — Я — какой? — а вот Егор совершенно не теряется, дает будто бы по газам, заигрывает при остальных так, словно они вдвоем в спальне, не меньше. Аж Антон давится воздухом, обвивая Арсову талию и щекоча пушащейся после утренних водных процедур челкой ему шею. — Эд, какой я? — Булка решает его, видимо, добить так, чтобы уж наверняка. — Ахуенный, Булк, просто ахуенный, — отмирая, шепчет одними губами Эд, всучивает ему лопатку и смотрит с хитрым прищуром, продумывая значительную, нескорую ответную меру. Нельзя оставить флирт незамеченным. Эду хочется на него ответить во что бы то ни стало.***
Пьяным все легче и печальнее. Без особых затруднений они перетаскивают ближе к гамаку то, что со смехом называют барабанной установкой, и решают, что в два часа ночи не стоит будить соседей. Хотя, их это не особо волновало полчаса назад, когда в ближайших домах уже не горел свет, а они снова и снова прогоняли треки, прося Егора бить посильнее. Конечно, звук кастрюли не сравнится с барабаном, но это хотя бы жалкое нечто, а не пустое место. За это уже можно отдельно поблагодарить их смышленость. Без педали, нормальных палочек и ударных Егору, естественно, максимально неудобно. За те два часа постоянных повторов треков и прогонов несколько старых их попыток в музыку Булка уже даже приловчился, нашел возможности отбивать ритм ладонями и, в целом, втянулся. Поначалу всегда трудно, что бы ни делал. Без этого некуда. В другом случае стоит серьезно задуматься. У Антона после трех стаканов водки с соком в пропорции 2:1 настроение значительно поменялось, и он, напомнив такому же пьяному Арсу нужную мелодию, вернулся к тому, что они начинали, но не закончили, вопреки желанию. Все не было времени, к выпускному готовились, другие тексты писали, а этот трек одиноко пылился и ждал очереди. Почему-то именно сейчас, когда все более-менее у всех, Антону хочется его сыграть. Дело даже не в том, что в последнее время текст схожей песни с упоминанием Марлены отсылает к Арсению. Антон просто соскучился по этим строкам, этой музыке и почувствовал себя дома, только услышав первые гитарные звуки. Арс тоже вспоминает, опускает голову ему на плечо, располагается удобнее и подмигивает Егору, не скрывая пьяного, поплывшего взгляда. — Cammino per la mia città ed il vento soffia forte*, — Антона обычно уносит сразу, он тащится, хочет прыгать, отбивать о землю подошву, но в этот раз зацикливается на тексте и мыслях, не замечая того, как слова продолжают вылетать сами по себе. — Mi son lasciato tutto indietro e il Sole all'orizzonte**. Ему не нужно задумываться, чтобы не сбиться, все идет своим спокойным чередом, и Антон расслабляется, вслушиваясь в Арсову игру и рассматривая его пальцы, эстетично скользящие по струнам. Наверное, когда-нибудь года через три Арсения будут считать ходячей эстетикой, и Антон счастлив знать его сейчас и хочет делить с ним будущее, несмотря ни на что. В их возрасте большинство таких желаний превращается в пыль через год-два, и Антону не хочется думать об этом, ему легче быть уверенным в том, что они постепенно вырастут до знаменитой группы, будут давать концерты в огромных залах и вечером возвращаться в общую, снятую для них четверых квартиру. Так ведь и будет, если они постараются. — Non ha ascoltato quei bastardi e il loro maledire*** , — обнимая плечи Эда, сидящего по левую руку, Антон усмехается, вспоминая слова матери Арсения и то, как он ее тогда слушал, но не слышал. Несмотря на испытываемые сейчас ощущения, Антон не хочет остаться в этом моменте навсегда, ему бы дальше пойти, спотыкаясь, теряя равновесие и держась с ними за руки. По его мнению, стоять на месте равняется едва ли не смерти. В этом нет смысла, потому что нет движения. А движение, как обычно говорят, — жизнь. Антон не грезит миллионной аудиторией и не собирается отдавать имеющуюся любовь к Арсу, к Егору и Эду, к музыке, в конце концов к их гаражу взамен на единичную славу. Она ему нужна не столько, сколько единение со своими людьми, нахождение отклика именно в сердцах и указанию пути, если кто-то вдруг сбивается и теряется. Он к этому хочет идти, иначе и у него все потеряет смысл. — Che mi è rimasto un foglio in mano e mezza sigaretta**** , — он щелкает зажигалкой и к месту закуривает, легко отталкиваясь ногой от земли и заставляя гамак начать покачиваться без намерения перевернуть их и уронить на землю. Антон, пока еще есть возможность, дает Эду затянуться, а затем устраивается так, чтобы не мешать ни ему, ни Арсу. Осторожно, едва касаясь поверхности, Егор постукивает углами обеих лопаток, удивляясь необычному звуку, и улыбается, поймав взгляд Арса. Среди остальных знакомых звуков Булка быстро различает редкие звуки бас-гитары Эда и подмигивает ему, встретившись глазами. — Quindi Marlena torna a casa, che il freddo qua si fa sentire*****, — Антону не тяжело со спокойными песнями, ему даже нравится, откинувшись на неуверенно держащийся гамак, обволакивать и себя, и близких этой размеренностью и плавностью. Антон не хочет ассоциировать свои тексты ни с кем, если они писались без вдохновения к конкретному человеку, но сейчас сдается, проводит параллель между Арсением и этой неизвестной, лирической героиней нескольких их песен, Марленой. Подаваясь плечом ближе к Арсу, в проигрыше он целует его в висок, боковым зрением удостоверяется в том, что Егор помнит последовательность, и вступает, когда тот ударяет лопатками друг о друга: — E il cielo piano piano qua diventa trasparente******, — у Арсения в глазах точно это небо, становящееся прозрачным, ведь он все сильнее открывается Антону не как друг, а как любовник. — Il Sole illumina le debolezze della gente*******, — Антон уже, по правде говоря, смутно помнит перевод некоторых слов, но смысл ловит на ходу и смотрит с улыбкой на Егора. Пропуская строки, Антон затягивается с важным видом, выдыхает дым ввысь, куда-то в непроглядную темноту, только рядом с ними разрываемую двумя простыми уличными низкими фонарями, и ерошит волосы Эду, коротко усмехаясь. Им всем сейчас хорошо. — Voglio arrivare dove l'occhio umano si interrompe, per imparare a perdonare tutte le mie colpe********, — Антон вглядывается куда-то в звезды, прищурив нарочито задумчиво взгляд и крутя между пальцев сигарету с видом философским и умным. Покачивая их легким отталкиванием от земли, Антон чешет Эдов затылок, ловит его осоловелый из-за водки с соком взгляд и ощущает себя на своем месте. Будто бы везде он был чужим, неважным и обычным, как все, как миллиарды вокруг, а здесь с ними совершенно наедине стал чем-то большим, чем просто вокалист в рок-группе. И каждый из них стал важнее и нужнее, оказавшись тут. Им нужно просто немного вырасти, заявить о себе, и они точно станут ощущать фанатскую любовь, которая наверняка перекроет собой многое неприятное прошлое. — Che mi è rimasto un foglio in mano e.. ********* — Антон неприлично тушит сигарету о зажигалку, пожимает плечами и по возможности, чтобы не задевать ни Арса справа, ни Эда слева, разводит руками с улыбкой. У него нет даже половины сигареты, но есть они.***
Перед глазами вереницей тянутся отблески от напольных фонарей, и Арс устраивает ладонь на Антоновом плече для опоры, предполагая, что выпитый на спор алкоголь не оставит все это на самотек. Выпить на скорость с Эдом было, как считал Арс, обязательно. И сейчас пришло время о необдуманных поступках жалеть. Есть существенная разница между растянутым на всю ночь и выпитым за пару минут на спор алкоголем. И о последствиях Арсений, по-видимому, думал в последнюю очередь, если вообще думал. По виду Эда не сказать, что ему очень плохо после проделанного, но и безграничного счастья в глазах не найти, он обычный. А Арсения покачивает слишком опасно, и он не хочет рисковать ни своей гитарой, ни головой, ни нервами друзей. Ему бы оказаться в тихой комнате и выключиться до обеда завтрашнего дня, чтобы проспаться, прийти в себя и не выглядеть как мертвец. Вряд ли дело в намешанном и количестве выпитого, Арс свой организм знает и ни за что не подумает, что это просто отторжение алкоголя. Дело, вероятнее всего, в его идиотском желании доказать лично себе, — не кому-то другому, потому что у них в коллективе крутизна не меряется количеством пустых бутылок — что он может. Выпить-то столько каждый может, а устоять на ногах после этого вряд ли, единицы умудрятся. Благо Арсу не нужно идти домой в таком состоянии, и ему только на второй этаж — и это уже целое испытание на прочность его самого и на твердость решения спать на мягкой постели — подняться. Ума хватает не пить при романтичном свете луны где-нибудь на берегу речки, во-первых, там тучи комаров, и ни один здесь не согласится на такую экзекуцию, во-вторых, кому-то придется не пить, чтобы они могли вернуться домой, а бухать хочется всем. И, благодаря подобным решениям, Арс рад, что сдохнет от выпитой водки в доме и на кровати, а не где-то в кустах посреди пляжа. — Арс, ты че? — когда Арс удобнее заваливается Антону на плечо, прижимаясь всем телом ближе, Антон реагирует почти что мгновенно. У Арсения на лице так и написано, что ему плохо от выпитого: глаза тускло сверкают, щеки и нос покраснели, а на висках в свете луны поблескивает испарина, которую хочется поскорее вытереть. Антон мог и не спрашивать, честно говоря, по виду Арса можно определить буквально все. — Че, совсем пиздец? — Егор, отказавшийся от авантюры Эда упиться в хлам на скорость, подхватывает Арса под локоть и прищуривается — он все равно ведь пил весь вечер, несмотря на то, что дозировал порции и не вливал целый стакан чистой водки в горло одним махом, как сделал это Арсений на дурную голову. — Упился, да? — замечает Эдик, сам не ровно стоя на своих двоих. Егору хочется съязвить, мол, чья бы корова мычала, но он лишь громко цокает и ощутимее крепче стискивает пальцами локоть Арса, у которого перед глазами только инопланетных тарелок не хватает. Конечно, Арсений давно не маленький мальчик, со своей головой на плечах, и его никто насильно не спаивал, он захотел выпить с Эдом на спор сам. Но понимать же все-таки нужно, что у Арса намного больше возможность поймать белку, потому что он, в отличие от Эда, не так долго пьет и не сумеет себя, будучи хорошо так уклюканным, контролировать. Но и беготня за ним как за малым ребенком, конечно, будет еще большим идиотизмом. — Мы все тут упились, если ты не заметил, — обхватывая талию Арса одной рукой, Антон утыкается ему во влажные на макушке волосы носом и прислушивается по возможности к чужому организму. — Надо тебе пойти и выблевать все, что ты вожрал без контроля. Эд мог бы найти шутку и на эти Антоновы слова, но он, ощутив, что совершенно не время для приколов, тоже подходит поближе и касается его плеч ладонями, потесняя в сторону Егора, — а что он стоит тут так, будто один? — Сам блевать пойдешь сейчас, — сил дойти до дома у него нет, но на возмущения и сучливость они магическим образом находятся. Вот и весь Арс. Другого у них нет. Да и, по правде говоря, не нужен им весь из себя правильный и чопорный Арсений, когда есть такой Арс. — Арс, тебе только лучше станет, ты утром еще поблагодаришь меня за такой совет, — Антон не хочет уговаривать его до утра, и он медленно делает шаг назад, не прекращая его придерживать. Такими маленькими шажочками и дойдут до пристроенной к дому ванной комнаты. Зимой, думает Антон, невозможно было бы нормально помыться. Мерзлякам вообще такой дом должен показаться самоубийством на холодное время. — Хуем по лбу я тебе дам, а не поблагодарю, — заявление Арсения слишком громкое, чтобы его пропустить мимо ушей, и Антон для вида вздыхает, беспомощно и пьяно смотрит на Егора, обернувшись, и страдальчески хмурится. Антон уже сам согласится дать кому-нибудь хуем по лбу, лишь бы Арс начал смеяться и угомонил свой сучий настрой. Сам же понимает, что ему утром будет без этого хуже, и противится. Иногда Арс становится хуже упертого ебланистого барана. Несмотря на пьяное и эмоциональное желание оставить Арса решать свою проблему одного и закрыть за ним дверь в ванную комнату, Антон заходит следом, держится за его плечи — сам стоит едва ли лучше — и другой ладонью пытается собрать волосы. И ему это кажется каким-то боссом испытания. Арса оказалось легче завести сюда, чем одной ладонью пьяным собрать влажные пряди во что-то, более-менее похожее на хвост. Какую-нибудь косу он точно не заплетет, пусть и учился их делать на Арсении. Пьяным все кажется в тридцать раз тяжелее. — Арс, только не въебись зубами куда-нибудь, я тебя прошу, — решив, что Арсений устоит на ногах, он двумя ладонями собирает ему неопрятный хвост, из которого тут же выпадают несколько прядей, и контролирует двумя пальцами то место, где обычно завязывается резинка. К нынешнему сожалению и будущему счастью, у Антона с собой есть только другая резинка, не для волос. — Не буду, — капризничает Арс, облокачивается на раковину локтями и не успевает даже сориентироваться, как Антон резко открывает воду и плещет ему ладонью в лицо. Пусть хотя бы освежится, если не хочет скрасить себе утро и отказаться от тазика перед постелью. Вчера у них там одежда валялась, а теперь будет, видимо, тазик, вода и блистеры всех имеющихся у них с собой таблеток. — Давай я тебя умою, а потом дам угля? Егор вроде брал с собой, чтобы мы тут не подохли совсем, — приглаживая мокрой рукой волосы Арса, настойчиво лезущие в лицо, Антон вздыхает и ждет, пока Арсений обработает в своей голове вопрос и придумает на него ответ. — И спать пойдем. — Спать я не хочу, ты ахуел? Мы приехали сюда.. — Арс, сбившись, на мгновение хмурится, слизывая с губ текущую каплю воды, и все же находит силы продолжить. — Мы приехали тусить, а я че, спать пойду до полного рассвета? Антону хочется пробить себе лоб рукой, но он молча неоднозначно качает головой, еще раз проходится влажной ладонью по Арсовому лицу, бупает кончик его носа и вглядывается в плывущий взгляд. Смысла во всем проделанном было мало, но он хотя бы был. — Выпьешь угля, — Антон только сейчас понимает, что не помнит, по сколько его нужно употреблять за раз, и очень надеется, что Егору или Эду память не отшибло. Про Арса можно и не говорить, тут спасибо и за то, что имя свое помнит, — и мы вместе спать. Он выжидает ответ, не решаясь переспрашивать и дергать Арса, который наверняка еще думает. — А если ты уйдешь, когда я усну? — у Арса блестящий хитростью взгляд, и это удивляет. — Не уйду, обещаю, — для его уверенности Антон подтягивает Арсения ближе, утыкает его щеку себе куда-то в ключицу и гладит успокаивающе по спине, радуясь тому, что подход найден. — Договорились? Шумно выдохнув, Арс неохотно кивает.