***
Арсений заходит в квартиру с лабутенами в руках и бесшумно — приучен уже! — опускает их на пол, чтобы не разбудить родителей Антона. — Тише, пока мы их нахуй не перебудили, — в очередной раз — каждый раз входят в квартиру посреди ночи, и каждый — без шуток! — раз Антон просит его быть тише — напоминает Антон, проворачивая ключи в замке и прислушиваясь к происходящему в квартире. Есть и другие обстоятельства, в которых Антон Арсу так говорит, но их можно пока опустить. Разувшись и забрав с пола Арсову сумку, Антон заворачивает сначала в их общую комнату, а затем следом за Арсом идет на кухню. Тот, опираясь бедрами на столешницу, допивает стакан воды и, встретившись с Антоном взглядом, поднимает бровь, без слов задавая все нужные и ненужные вопросы. После душного подъезда кухня с открытыми окнами кажется раем, и оба вдыхают полной грудью свежий воздух, не отрывая друг от друга глаз. Зрительный контакт они, конечно, придерживают и во время выступлений, но сейчас это происходит иначе. Можно не бояться того, что кто-то заметит в глазах чрезмерную нежность, и быть собой, продолжая делать свое любимое дело. — Идем спать? — Антон касается его запястья и ласково поглаживает кожу большим пальцем. — Или ты сюда за пластырями? — он уже берется свободной ладонью за ручку выдвижного ящика, но Арс его останавливает, убирает пустой стакан в сторону, поднимается на цыпочки и целует его, вырывая из желания обдумать все происходящее и что-то начать для себя решать после тяжелого дня. Дело можно любить хоть больше самого себя, но усталость не пощадит в любом случае, и под ночь придется существовать, не находя ни на что желания. И думать в такие моменты — самое плохое, что может быть. Мысли уйдут наверняка куда-то в негативное русло, а этого совершенно не хочется. — Не идем, получается, я понял, — отодвинувшись на мгновение, Антон усмехается, подмигивает ему и кладет ладони в задние карманы его шорт, чтобы сжать задницу и подтянуть поближе. У них довольно неоднозначная позиция насчет поцелуев вне их комнаты. Ночью — без проблем, вечером — табу, так как родители Антона возвращаются с работы, утром — по ситуации. Конечно, они не бегали как ужаленные и при родителях Антона не прятали руки в карманы, чтобы не магнитились, но ощущение, что они иногда перебарщивали, оставалось. Бывает, что Арсений может присесть на подлокотник кресла, на котором сидит Антон, или взять его за руку в присутствии его родителей, ничего необычного не замечающих или не обращающих на это внимания. За это можно сказать им отдельное спасибо, потому что контролировать свои желания получается, но все-таки не всегда. Вероятнее всего, они замечают, но не акцентируют на этом внимание, чтобы не смущать. Это как с сигаретами — догадываются, видят доказательства, но об этом не говорят и оставляют выбор за самим Антоном. Их не ловили целующихся ночью на кухне, значит такого не было. Хотя бы для родителей. Не им жить этой жизнью, поэтому решения в ней принимать они не собираются. Все учатся на своих ошибках и падениях, а если всегда стелить перину под задницу своему чаду, то вряд ли он чему-то научится и в двадцать лет не прибежит с просьбой помочь с деньгами, счетами, квартирой или учебой. Пусть Антон живет так, как считает нужным, они в случае совсем уж перегнутой палки остановят его, объяснят, в чем именно он не прав, и дадут выбор выхода из этой ситуации. Ограничивать человека, а тем более такого, как Антон, глупо и неразумно. Больше ссор и разногласий появится, и они быстрее съедут на съемную квартиру, чтобы не ощущать давления в том месте, которое называется домом. Дом — это то место, где комфортно и не страшно. И Антон думает, что его дом — их гараж. Никакого осуждения, понимание и любимое дело, что может быть лучше? Наверное, только такой же гараж с отоплением зимой. — Идем лучше в комнату, — на ухо Арсению выдыхает Антон, хватает его за пальцы, не переплетаясь ими, и ведет его в коридор. Все остается на потом, потому что успеется. Антон дверь закрывает тихо, и издевательски скрипит только ручка на ней. В их спальне все на своих местах, как нужно, и Антон мысленно благодарит свою маму за то, что она не нарушает их личных границ, не пытается лазить по их ящикам и не прикрывается потом уборкой — это не уборка, это уже обыск получается. И, наверное, ей тоже нужно его поблагодарить — не находит смазки с разными вкусами, не натыкается на оставленную на спинке кресла одежду, не ловит ворох одежды, выпавший из шкафа, и не смахивает трехметровый слой пыли со стенки. Они сами убираются у себя, естественно, намного реже, чем происходит уборка во всей остальной квартире, но убираются же. Не важно, как часто, никто не считает и графиков не делает. Как получается, так и получается. И кровать приветливо не застелена, поэтому Антон подталкивает Арсения к ней и обхватывает его талию рукой, чтобы рухнуть в разметавшиеся простыни и пододеяльники сразу вдвоем. Арс первым его целует, гладит по щеке, царапая подушечки пальцев о легкую щетину, и доверительно закрывает глаза. В этом жесте еще и покорность, поэтому Антон жмурится, вызывая яркие звезды перед глазами, и старается выбросить из головы подкидываемые фантазией картинки. Они все же устали за сегодня, и если Антон скакал по сцене всего лишь с микрофоном, то Арсений был на лабутенах и изредка отпускал гитару болтаться на ремне, когда его партия была сыграна и вступал со своим соло Эд. — Аррс, — Арсения до сих пор ведет с того, как его зовет Антон, прибывая во взвинченном состоянии. И когда-нибудь у Арса точно встанет, если Антон во время проигрыша позовет его именно таким образом. А с его обтягивающими джинсами и шортами скрыть стояк будет чересчур тяжело. — Да? — у Арса мутный взгляд, и он пытается сфокусироваться на Антоне. — Чего? — у них принято сообщать, если что-то не нравится или идет не по задуманному плану, поэтому Арс, не услышав ответа, повторяется. — Ты чего хотел? — и снова тишина, только два сбитых дыхания и за окном рев автомобиля. — Антон? — Тебя, — Антон смеется и сдается, поняв, что пауза чересчур затягивается. — Иди ко мне. Он подается вперед, и Арсению некуда больше отступать, поэтому он шумно падает на кровать, утягивая за собой Антона. Несмотря на несколько выпитых бокалов, Антон отлично ориентируется в пространстве, контролирует себя и ситуацию едва ли не за двоих, успевая упереться ладонью возле его головы и не врезаться лбом в зубы. Не хватает только неловких моментов, чтобы перевернуть лист их сексуального опыта и перейти к чему-то набирающему обороты. С надеждой на то, что звук, получившийся после их падения на постель, не привлек внимания, они целуются, буквально лижутся, протяжно мыча что-то друг другу и хватаясь друг за друга, будто бы, если не держаться, кто-то из них точно исчезнет навсегда, растворившись в воздухе. Арсений обнимает его бедрами, скрещивая на пояснице лодыжки, гладит до сих пор красными пальцами его шею, переходя то и дело на щеки и скулы, и Антон не может понять, откуда он такой есть? Где таких идеальных делают? Если бы с родителями у Арсения было хорошо, он бы сказал, что он пошел в них. Но сейчас ситуация противоположна, и Антон тактично молчит — во-первых, вряд ли Арсу будут приятны воспоминания о родителях, которые ему уже не звонят, во-вторых, они трахаться собираются, и обсуждать родителей не особо хочется. Мало ли придут к тому, что какие-нибудь далекие родственники смотрят за ними каждый раз, когда они занимаются любовью, и тогда не смогут без смеха и смущения смотреть друг другу в глаза. — Шаст, если ты сейчас.. — он не успевает договорить, потому что Антон читает его мысли и сразу же тянет с него футболку, опускаясь в ноги и прижимаясь губами к низу живота. — Вот так, да, — Арс закрывает глаза, запрокидывая голову, и Антон усмехается, ведет подушечками пальцев по торсу, массирует, как Арс любит, соски и языком собирает родинки выше пупка. — Блять, Шаст, — он в последнее время чересчур разговорчивый во время прелюдий, особенно если есть возможность выражать свои эмоции не только с помощью жестов и взглядов, но и с помощью слов. Антону нравится, когда Арс говорит с ним во время секса. Естественно, они обсуждают далеко не погоду в Мурманске и не уточек в пруду возле дома, а ищут чувствительные точки, правильные ощущения и долгожданное удовольствие, волнами накрывающее тело. И теперь у Антона появляется довольно интересная идея. А что если Арс будет именно указывать, где его касаться и как именно. Антону, безусловно, прекрасно и без того, но какую-то новизну внести хочется. — Арс, послушаешь меня? Если не вестись на мимолетное желание, то что делать? В конце концов, Антон просит не ремнем по жопе, не плевок в лицо в процессе и не отдавленный каблуком лоб. Да и если бы что-то подобное, где границы того, что плохо, а что непременно хорошо? Это выясняется после обсуждений, но никак не после пары вспомненных стереотипов. И сейчас Антону была бы интересна практика, в которой Арс именно указывает, как его нужно касаться. Не нужно обыгрывать это как принуждение одного другим к процессу. Антон хочет слышать хотя бы во время прелюдии просьбы. Ближе к концу — конечно, лучше поберечь свои голосовые связки и нервы родителей, которым завтра идти на работу и вообще необязательно знать о том, что они занимаются сексом, еще и подобным образом. — Блять, Шаст, я тебе точно когда-нибудь откушу хуй, — на выдохе шепчет Арс, но кивает, судорожно трет глаза в попытках прийти в себя и приподнимается на одном локте, планируя смотреть Антону в глаза своим глубоким, блестящим от поволоки взглядом. Ему бы член в задницу, а не разговоры в уши, но раз Антону нужно сказать что-то непременно сейчас, то он выслушает. Главное — чтобы это не было про умершую бабушку или дедушку, который смотрит на них сейчас. Арсений его в таком случае просто прибьет и оставит вариться в собственном соку на глазах этого же, блять, дедушки. — Давай ты, — Антон подтягивается ближе к его лицу и так замирает, смотря серьезно, и Арс уже готовится выслушать рассказ про дедушку с того света, — будешь говорить мне, где тебя нужно касаться. Не просить, а.. требовать? — он слово на языке перекатывает, смеется нервно, приглушенно из-за вовремя прижатой к лицу ладони и выискивает в глазах напротив хоть какую-то эмоцию. И он ее, к удивлению, получает почти что мгновенно. У Арса во взгляде пляшет сам Сатана, потому что черты уже лежат, выдохшиеся и выбившиеся из сил. И Антона ведет от того, как Арсений на него сейчас смотрит. Как-то необычно — слишком очарованно и жаждуще, будто бы перед ним не Антон, а огромная сырная шаурма или тарелка шашлыка, от которого все еще валит пар. — Например? — Арс выгибает бровь и уточняет, чтобы в свою очередь не перегнуть немного позже палку и не сбить весь настрой. — Например.. — хмыкнув, Антон кладет ладонь ему в район солнечного сплетения и оставляет короткие, белые следы от ногтей, окрашенных в темно-бордовый. — Поцелуй меня, — Арс остается на месте, не понимая, чего именно от него хочет Антон — пример или начало практики? — Арс, поцелуй меня. Кивнув, Арсений сползает по кровати ниже вместе с пододеяльником и осторожно касается чужих губ своими, прикрывая глаза. Антон отвечает ему так же мягко, не торопит события и оглаживает пальцами уже шею. Они целуются с растягом, не пытаются догнать несуществующий поезд времени и живут моментом, чтобы каждую эмоцию запомнить надолго. — Теперь ты, — Антону далось это легко, потому что к нему в голову эта идея и пришла. А вот Арс наоборот, тушуется, опускает глаза на его руку, выдыхает, на самом деле оттягивая нужный момент, и ловит неуверенность у Антона в глазах. — Если тебе не нравится, мы можем продолжить без этого, как обычно, — встревает Антон, намереваясь напомнить Арсу об их договоренности насчет комфорта друг друга. Арсений все еще молчит, что-то судорожно переваривая у себя в голове, — еще пара минут, и он точно сварит там какое-нибудь зелье. — Арс, если тебя так не торкает, то давай просто продолжим? — и все-таки ткань трусов неприятно давит на поднимающийся член, и Арс всерьез задумывается над тем, что, чисто теоретически, на сцену можно выйти в широких брюках-клеш и не надевать под них белья. И продолжает молчать, как партизан. — Арс? Антон не понимает, почему у Арса так горит взгляд, если в его действиях можно заметить только сбитость с толку и приход к какой-то важной мысли. — Сними с меня шорты, — и Антон вдруг понимает, над чем он так напряженно думал. — Антох, слышишь меня? — если первая реплика еще похожа интонацией на попытку добиться повиновения, то вторая оказывается намного тише и взволнованнее. Вместо ответа Антон вновь опускается вниз по его телу, взглядом собирая каждую родинку и каждый шрам, напоминающий о веселом детстве, и поддевает резинку шорт, ухмыляясь. Ему нравится, и он не считает это чем-то за гранью адекватности. В конце концов, есть правило, что каждый дрочит на то, на что хочет, и оно наверняка распространяется на секс, если партнеры обсуждают свои желания, переступая через стеснение и неловкость. В один момент красный от смущения, в другой — от удовольствия, которое приносит опробованная техника. — Снять шорты, говоришь, — Антон хмыкает, перекатывая свои слова на языке и стараясь разобраться в собственных ощущениях. Честно говоря, он никогда не был консерватором и всегда стремился к чему-то новому во всем. Будь то даже новый вкус энергетика. И сейчас, когда Арсений по его просьбе говорит ему подобные вещи, он чувствует себя на своем месте. Если бы ему было это некомфортно, он бы обязательно сказал — у них такой договор, да и отношения строятся на доверии, поэтому догадываться они даже не пытаются — в чужую голову очень трудно залезть. Можно предугадать действие, жест или слово, но никак не мысли. Они всегда отличаются, могут меняться буквально на ходу, потому лучше не пытаться решать за другого человека, предполагая его желания и считая свои догадки верными. — Антон, — он снова выхватывает в голосе Арса нотки непривычной строгости и ухмыляется, ощущая, как в животе затягивается узел. — Сними с меня шорты, — звучит хорошо, и Антон кивает покорно, растягиваясь в улыбке, и тянет с него шорты, как и просят. Арсений кивает, приподнимает ноги, позволяя стянуть шорты полностью, и располагается удобнее, подставляя для удобства локти и оглядывая Антона своим фирменным сучьим взглядом. Тот его, безусловно, узнает, потому что Арс нередко им пользуется, желая добиться желаемого или передать истинные эмоции. Снаружи можно быть спокойным и холодным, а по глазам понятно — внутри Москва горит. — Хочу, чтобы ты касался меня, — Арс еще смущается, по покрасневшим кончикам ушей все сразу становится понятно, но он реабилитируется, отвлекая на очарованную улыбку и мягкое поглаживание собственной груди. — Везде. — Насколько везде? — понятие настолько растяжимое, что Антон может и отлизать ему, и шею помять, чтобы мигрень, старую гостью, отогнать на второй план. Арс про их попытки говорить словами забывает или хочет забыть и ведет подушечками пальцев по своей груди, невесомо касается собственных сосков, закусывая тут же нижнюю губу, скользит ниже, касается боков, не испытывая желания убрать руку из-за того, что щекотно, и доходит до резинки трусов, останавливаясь именно у нее. Ниже нельзя, говорит и взгляд Арса, и ладонь, замершая внизу живота, и Антон понятливо кивает. — Хорошо, — повторяет вслух, чтобы Арсений мог точно знать ответ. Прислушавшись, Антон садится ему на колени, прижимая к кровати, и гладит невесомо едва проявляющиеся кубики. Арс выглядит прекрасно, особенно если полностью открыт и допускает к своему телу. Он вытягивает руки вперед, доставая до вздернутых то ли от прохлады, то ли от мыслей сосков. У Арса они чувствительные, и Антон всегда находит возможность их коснуться — когда трахает его сзади, держа поперек груди, то всегда трет соски, ощущая, как бурно реагирует на это Арс. В целом, он весь чересчур чувствительный, но соски и бока — отдельная тема. Мысленно оценив неудобство плотно забитых маршруток для Арсения, Антон коротко и одновременно оглаживает каждый, елозит уже по бедрам и чувствует, как напрягается Арс под ним — в хорошем, ясное дело, смысле. — Шаст, — Арс зовет его на выдохе, и кажется даже, что это не слово вообще, а неразличимый набор звуков. — Да? Антон всегда откликается, когда Арсений зовет его по имени, тем более в сексе, вот и сейчас отрывается от основного занятия, поднимает на него взгляд и приподнимает бровь, прося говорить. — Поцелуй меня, — вот бы Арс еще начал уточнять, тогда бы Антон ни слова не говорил и в каждом своем действии показывал бы свою покорность и послушность на данный момент времени. Антону нравится, когда Арсений сам говорит, чего хочет именно сейчас, и он готов к любой просьбе: от тех невинных, что сейчас, до секса на балконе. У них было его подобие еще посреди июля, когда жарко было невозможно, и вдохнуть в комнате было просто нереально, и речи о том, чтобы потрахаться, не могло даже идти. Пришлось выходить на балкон, правда, дальше пальцев они не зашли, потому что Арс от наличия людей в непосредственной близости боялся их раскрытия и наложившийся на сам процесс адреналин ударил по голове молотом — Арс тогда кончил за несколько минут только от пальцев Антона, и после опустился на колени уже в комнате, пытаясь стянуть передние пряди в хвостик едва ли не на лбу. — Куда? — Антон усмехается, когда Арс краснеет и сводит теснее бедра, собирая брови на переносице и зацикливаясь на своих ощущениях. — Сюда? — он касается губами одного соска, перекатывая между пальцев второй, и Арс запрокидывает голову, приоткрывая рот, но не издавая ни звука. — Или сюда? — влажный след остается на кадыке, и Антон победно улыбается, когда Арсений вздрагивает, кивает и открывает ему кожу для поцелуев. — Или, может быть, сюда? — оставленную только что дорожку слюны на шее Антон собирает губами, вынуждая Арса хотя бы откликнуться и ответить. — Детка, как тебе нравится? Рассматривая подрагивающие ресницы, Антон выдыхает через нос, оставляет целомудренный поцелуй у него на лбу и отрывается от тела, давая возможность собраться с мыслями и попросить так, чтобы не нужно было уточнять. — Или ты хочешь, чтобы я сам поискал? — звучит как порно и выглядит точно так же, им обоим нравится. — Да, поищи, Тох, — Арсу нечего собирать в большие предложения, мыслей ноль, желания ворочать языком тоже, и он прибегает к технике короткого ответа, половина которого берется из заданного вопроса. — Найди, где мне приятно, — выходит, игра какая-то у них, и Антону она все же нравится, несмотря на то, что это как-никак отход от первоначальных правил и желаний на эту ночь. Импровизировать нужно уметь, в конце концов, не только на сцене, но еще и в постели. — Горячо, холодно используем? — посмеиваясь, Антон пробегается пальцами по его груди, вызывая мурашки, и рассматривает всего Арсения, глазами выискивая любое потаенное местечко, касание которого, чисто теоретически, может вызвать бурю положительных эмоций и приятных ощущений. — В пизду тебя. И твои горячо и холодно тоже, — шепчет Арс, на ощупь находя его ладонь и переплетая пальцы на первое время. Не то чтобы он переживает, просто хочется Антона и его уверенность почувствовать — видит он это все каждый день, но к ощущениям не прибегает из-за ненадобности. Зато сейчас остается возможность именно прочувствовать друг друга и намекнуть ласковым касанием, что все в полном порядке и совершенно глупо будет переживать сейчас. — Тогда нахуй их, — кивает согласно Антон, прижимается губами сначала к его скуле, а затем спускается по щеке к губам и целует Арсения, уже не спрашивая разрешения и не подбрасывая уточняющий вопрос. Он просто хочет его поцеловать, а значит будет целовать, потому что по Арсу, тут же начавшему отвечать и жаться ближе, вряд ли можно сказать, что он против происходящего и хочет прекратить Антон понимает — если не разденется сейчас, то будет заниматься сексом в одежде, что в такую-то жару почти пытка. — Дай мне минуту, — он отстраняется и садится на его колени, блокируя движения ног и рассматривая Арсения с какой-никакой высоты. Грудь у того ходуном ходит, соски вздернуты, и Антону хочется каждый облизать. На шее несколько небольших покраснений от поцелуев, кадык дергается, пока Арс пытается надышаться, и смотреть на подзагоревшую кожу без желания оставить на ней десяток поцелуев невозможно. Арсений кусает нижнюю губу, разглядывая Антона, замершего без движения, и приходит к тому, что он что-то ждет. — Дам тебе минуту? — Арс пробует один-единственный вариант, не зная, чего именно ждет Антон. — Разденься? — его слова не звучат требовательно, он шепчет их больше с вопросом, и Антон расплывается в улыбке. В подтверждение своего желания кивнув, Антон тянет с себя футболку, цепляясь пальцами за ворот, и упирается коленями в постель устойчивее, чтобы Арс мог в случае чего поменять положение. Все происходит настолько медленно, и Арс даже задумывается о том, что жизнь уменьшает скорость, благо хоть не замирает совсем. Чтобы снять джинсы, Антону приходится подняться с постели. Арс смотрит на него, лежа на спине и глубоко вдыхая, и усмехается, пробегаясь языком по губам. В груди из-за ночной духоты собирается какой-то комок, и хочется его вырвать оттуда, чтобы вдохнуть полной грудью. Уже предположив, что сейчас они перейдут от прелюдии непосредственно к сексу, Арсений тянется снять трусы, но Антон мягко отнимает его ладонь и, поцеловав тыльную часть, кладет ее на постель, обозначив границы. Даже если Арс говорит ему, что делать, Антон все равно ведет, и у них каждый раз появляется ощущение, что так и нужно. У них это заранее обговорено, Арс на вопросы Антона всегда объясняет то, что получает удовольствие от их занятия любовью, в особенности когда Антон решается, так сказать, показать зубы и указать на ближайшее время их роли. Арсу нравится, когда Антон тянет его за волосы, прося брать глубже. У него могут хлынуть слезы удовольствия от того, что Антон прижмет его спину к своей груди, зароется пальцами в передние пряди и поцелует со слюнями, заставив податься назад. — Арс, устал? — Антон щекочет подушечками пальцев ступни, целует косточку и поднимается, оглаживая ладонями кожу и оставляя редкие поцелуи, вверх по ногам. — Ты издеваешься. — Может быть, — самодовольничает Антон, оставаясь на голенях, и поднимает на Арса взгляд, кидая вызов. Посмотреть вниз, значит после сразу же капитулировать и отказаться от их плана, где Арсений указывает, где его касаться и целовать. И Арс не опускает взгляд, запрокидывает голову сильнее, сжимает пальцами пододеяльник под собой и ерзать пытается, несмотря на Антона, сидящего поверх. — Хочешь, массаж сделаю? — и эта фраза звучит уже менее саркастично, Арс даже порывается взглянуть на него, но не покупается и стойко держится. — Хочу, чтобы ты меньше разговаривал сейчас, — на выдохе шепчет Арсений, и Антон, до этого момента играющий в какую-то свою игру, склоняется к бедру, губами собирает родинки и скользит вверх, беспрекословно выполняя просьбу. Он дождался момент, когда Арс все-таки продолжил их игру, и ощущал себя прекрасно. — А еще что? — Антон поднимает голову, оторвавшись от поцелуев, и надеется встретиться с Арсом взглядами, но напрасно, он вниз не смотрит и только ухмыляется, облизываясь. — Не задавай глупых вопросов, Шаст, — у Арсения явно заканчивается терпение, раз он пытается воспользоваться данной на эту ночь властью. Антон не отвечает на это совершенно ничего, прижимается губами к тазовой косточке, приспустив его трусы, и ладонями ощупывает ребра, зная реакцию на это у Арсения. Его просили поискать чувствительные места. И этому Антон не может не радоваться. Ему буквально дано добро на то, чтобы Арса везде поцеловать, потрогать, погладить и пощекотать. И это просто идеальная возможность найти особенно чувствительные места, чтобы позже этим научиться пользоваться и приносить Арсению еще больше удовольствия. — Выше, — Арс, видимо, втягивается и смело указывает, где ждет касаний. — Антон, выше, — повторяет, давая понять, что не шутит и ждет. У Антона ощущения смешанные. Безусловно, ему нравится, когда Арсений говорит о своих желаниях в постели, и он ловит от этого какое-то новое чувство, которое еще изучить и обдумать нужно, чтобы понять. Но пока что происходящее моментами похоже на то, что они недостаточно обсуждают близость. Им бы притереться еще больше в плане постели, чтобы наверняка ощущать друг друга как самих себя. — Да, здесь, — Арс кивает, стоит Антону подняться влажными поцелуями по животу и замереть, не дойдя до вздернутых сосков. — Антон, пожалуйста, — видимо, Арс напрочь забывает о своей возможности диктовать правила и подчинять себе Антона, не ощущая при этом почти никакой власти. Он просит, Антон выполняет. — Опять издеваешься надо мной, — замечает Арс и опять слышит в ответ только тяжелое дыхание, изредка прерываемое тихими звуками поцелуев. Антон устраивается на его бедрах так правильно, как будто ему там всегда место, и Арс уже не может не смотреть, да и спросить, почему это он молчит, хочется. — Ты стебешься, да? — Арс говорит шепотом, но и так ясно, насколько он удивлен и сбит с толку. Смеясь, Антон отрицательно мотает головой, гладит его щеку и смотрит покорно-усмехающееся, точно говоря Арсу о том, что и при его ведении ситуацией он рулит и может менять маршрут. Если бы Арсу не нравилось, он бы сразу это прекратил, не начиная задаваться вопросами. — Ты сказал, чтобы я не задавал глупых вопросов, — у Антона от удавшейся шалости горят глаза, и Арс этот блеск узнает из тысячи, потому что каждый день, каждый час видит его. — Я и не задаю глупых вопросов. Вообще не говорю, чтобы тебя, — он поднимается к лицу, склоняется к уху и обхватывает губами мочку, прикусывая и оставляя мокрый след, — детка, не сбивать. По реакции Арса может понять — ведет его от происходящего не по-детски, член предательски дергается, упираясь Антону куда-то в бедро и вызывая довольную усмешку. Даже так Антон может вызвать у него подобную реакцию. Он, конечно, был в курсе большинства Арсовых предпочтений, но не задумывался о том, что Арсу важен именно сам факт его не обговоренной доминации, и списывал реакцию на саму ситуацию. И сейчас оказывается, что Арсу нравится, доминируя, оказываться все равно в той же ловушке Антона, не испытывая при этом ни разочарования, ни жалости. Антон может, выполняя все его просьбы, переворачивать ситуацию так, что доминирует все равно он без вопросов. Очень удачно, что им обоим это в кайф. — Иди ты, — у Арса собирается пазл в голове, и он расслабляется, вверяя себя полностью Антону. — Да что ты? — Антон усмехается, поднимает его подбородок и мажет языком по кадыку. — Идти? — сейчас он, кажется, спалит своим огнем в глазах комнату, а затем и квартиру заодно. — Я тебе так пойду, — как можно тише шепчет Арс, цепляясь за его плечи и запрокидывая под напором голову. Арсению хочется не то целоваться еще половину ночи, не то уже поскорее потрахаться, и он между этими желаниями мечется, не зная, к которому податься первым. И Антон в этом плане решительнее, он разводит его бедра, устраивается между них и вылизывает начисто шею, будто бы собираясь Арса съесть. Несмотря на то, что они стараются не оставлять друг на друге следов, Антон втягивает кожу между плечом и шеей, слыша тихое мычание сверху, а Арс царапает его плечи своими накрашенными ногтями. Такими темпами он их точно сломает или обдерет, но с Антоном иначе не получается, его хочется касаться, трогать и оставлять на нем свои отметины — не из ревности, поводов для нее нет, а просто так, для себя, чтобы знать, что под футболкой скрываются несколько небольших царапин. — Понял тебя, детка, — Антон слишком понимающий, слишком желанный. Он просто весь слишком. И Арс, еще месяцев пять назад не предполагавший, что будет с ним в отношениях, сейчас ощущает себя совершенно прекрасно. Арсению приходится зажать рот, когда Антон обхватывает всей ладонью член и одновременно с этим вылизывает его шею, пачкая свой подбородок в слюне и измазывая Арса еще больше. Он рад бы простонать в голос, сбить Антона с толку, но родители в соседней комнате его проявление эмоций вряд ли оценят, и это является огромной проблемой. Когда их нет — Арс всхлипывает чересчур громко, скулит, кусая губы, и стонет, жмурясь до ярких звезд перед глазами. А сейчас ему остается только кусать собственную ладонь, сводить брови ко лбу, запрокидывать голову и разводить ноги, стараясь видом показать и без того его чувствующему Антону то, что происходящим доволен. А сейчас все их колкости слышно хотя бы как несвязанное бормотание, и возможность, что кто-то из родителей придет их одернуть и застанет, пугающая. — Арс, — не увидев реакции, Антон отрывается от него и упирается ладонью в постель рядом с его головой. — Слышишь меня? — ему достаточно будет кивка для понимания, что его слышат и слушают, и Арс его ему дает, не открывая глаз. — Будь тише, если хочешь да.. — Хочу, Шаст, ты же, блять, знаешь, — Арсу кажутся каплей в море их поцелуи. Он берет ситуацию в свои руки, не боясь ни лишнего шума, ни прихода родителей. Сдвинув Антона на постель, Арс приподнимается, выдыхает и старается за мгновения привести голову в порядок — не получается. Вопреки представлениям о сегодняшнем вечере, он встает с постели, запирает комнату, щелкая дверным замком, судорожно вытаскивает из большой коробки с парфюмерией — как видно, не только с ней — смазку и презерватив и кидает Антону, осматривая его бегающим взглядом. — Снимай все, — Антон хотел, чтобы Арс ему указывал на действия, и получил. У Арсения, это заметно, дрожат пальцы, когда он уверенно опускается на колени к Антону и обхватывает его шею руками, мгновенно врезаясь поцелуем в его губы. От такого напора Антон усмехается, смакует момент, сжимая его ягодицы ладонями, будто бы созданными для этого, и отвечает с точно таким же настроем — ему Арса тоже безумно хочется, и им не хватает времени наедине. Только наедине — без родителей за стенкой. — Помоги мне, — на это Антон даже слова вставить не успевает, а Арс всовывает ему в ладонь смазку и приподнимается, упираясь коленями в постель для удобства обоих. — Или тебе придется смотреть, — и это уже причина поторопиться, если не шутливая угроза. Кольца грохочут, стукаясь друг об друга и теряясь где-то в простынях, щелкает крышка, и Арс заранее прикрывает глаза, падая ему на макушку лбом и сжимая плечи пальцами. Антон успокаивающе гладит его по пояснице, предвкушая, и только затем выливает на указательный палец немного смазки, не решая торопиться. — Не придется, — Антон обхватывает мочку его уха губами, тянет на себя, мысленно фантазируя о сережке, — Арс с Эдом хотят сделать себе парные, и разговоров об этом слишком много, чтобы сейчас не вспомнить. — Да что ты говоришь, — язвит для вида, на самом деле собираясь уткнуться Антону в макушку и отдать ему в руки управление моментом. Арсу нравится, когда Антон ведет, при таком раскладе можно не думать вообще ни о чем. А сейчас, к сожалению, приходится, и Арсений не так уж и против, наоборот даже. — Детка, тебе удобно? — Антон одной ладонью обхватывает его член, проводит по нему несколько раз, хлюпая смазкой, и добавляет ее, не задумываясь о том, что они сделают потом с испачканной простыней. Когда Антон вводит на одну фалангу указательный, Арс запрокидывает голову, зажимая себе рот, и не понимает, от чего именно ему хочется в голос застонать и попросить продолжать: от пальца внутри или от выверенно медленной дрочки. Антон всегда дразнит его, и скоро Арс начнет кусаться и царапаться, если он не прекратит издевательства. — Да, Шаст, да, — Арсений сам не знает, о чем говорит, потому что в мыслях путается, а самого Антона слышит какими-то отголосками. Раз Арс чувствует себя комфортно, Антон не может и не хочет дальше его дразнить, придерживает его талию, вводя палец полностью, и целует, чтобы заглушить предсказуемый стон. Он знает его слишком хорошо, чтобы предугадать, что Арсений застонет от давно знакомого ощущения пальца внутри. — Будь тише, — Антон напоминает, не потому что не доверяет Арсу, а потому что хочет перебить его мычание в ладонь хотя бы парой слов. — Арс, слышишь меня? — ему почему-то жизненно необходимо знать, что Арс осознает происходящее и может без проблем остановить все, если почувствует себя некомфортно. Второй палец входит чуть легче, но Арсу все равно нужно закрывать рот, и Антон целует его, перехватывая инициативу и здесь. Они не целуются, а скорее лижутся как подростки, еще не умеющие целоваться, и им это до бабочек в животе нравится. Арсений ерзает, видимо, затекают и устают колени, и Антон похлопывает его свободной рукой по бедру, предлагая опуститься. Арсу ничего больше не остается, он садится на его бедра, чувствует, как два члена сталкиваются и на животе Антона остается след от смазки, и смущается, краснея кончиками ушей. В темноте этого не видно, но по внезапной скованности Антон чувствует и чересчур нежничает, оставляя поцелуи по линии челюсти, спускаясь ими до кадыка и прихватывая на доли секунды, чтобы не оставлять засосов, кожу. При всем желании закрыть лицо руками Арс этого не делает, только выдыхает через нос, гладит Антона по плечам, тем самым пытаясь сказать о том, что теперь спокоен, и вздрагивает, ощутив движение пальцев внутри. И это, к удивлению и радости, не возвращает Арсу смущения и желания закрыться, он только активнее целуется, вплетается в светлые, влажные у корней пряди и тянет за них Антона ближе, хотя уже некуда, только биться зубами. Антон Арса на поцелуи отвлекает, стараясь покрыть все неприятные ощущения во время растяжки, и, кажется, это работает, потому что Арс стонет в поцелуй, собирает брови домиком, не задумываясь, и царапает его затылок, путаясь пальцами в волосах и надеясь не зацепиться в процессе ногтем за волосы и не вырвать пластину случайно с корнем. У них-то может такое случится, несмотря на какую-никакую привычность и ощущение друг друга. Пальцы Антона внутри ощущаются намного острее, чем во все прошлые разы, и Арс, ерзая, только прибавляет себе удовольствия, сам того не понимая еще. Ему хочется — он двигается и получает от этого массу приятных ощущений. И как только в него погружается первая фаланга третьего пальца, он всхлипывает и прокусывает Антону губу, вызывая недовольное мычание. — Сожрать меня решил? — Антон посмеивается, отстранившись, и Арс едва успевает сдержать стон, сорванный с губ толчком пальцев внутрь. Антона хочется до звезд перед глазами, до поджимающихся пальцев ног, и Арсений буквально липнет к нему, крепче сжимая губы и не поддаваясь собственному желанию простонать. Наверняка это просто так не будет оставлено, а им рисковать ни в коем случае нельзя. Лучше сейчас быть тише и чересчур перестраховываться, чем посреди ночи или уже на утро, не так важно, объясняться перед родителями. — Я ведь реально тебя покусаю, если ты меня не.. — у Арса, вопреки его желаниям, договорить не получается, потому что Антон прикладывает к его губам палец, надавливает на нижнюю и размазывает по его лицу слюну, усмехаясь. Арсений опешивает. Конечно, дело далеко не в том, что Антон вытворяет, а в уместности и сочетании его решений. Сначала сам говорит быть тише, а затем выводит его на стоны, действуя против правил, — мало ли какие у Арса откроются фетиши. — Тише, — и опять. Скоро Арс возьмет и сунет ему в рот кусок подушки, чтобы прекратить дразнить друг друга, но сейчас пальцы внутри разводятся в стороны, и он может только промычать, закусывая щеку и крепче хватаясь за его плечи. Кажется, если Арсений его отпустит, то не сможет удержаться и потеряет равновесие, так сильно он теряется в пространстве и происходящем. — Арс, помнишь же? — Антон точно издевается над ним, по-другому уже быть не может. — Что? — Арсений не может не уточнить, потому что так намного легче избежать казусов. — Будь тихим, детка, — у Антона чересчур самодовольное выражение лица, и Арсу хочется шутливо аккуратно шлепнуть по щеке, чтобы привести его в чувства и показать свое отношение к этим подъебам. Их бы в меру, тогда цены не будет им. Арс отлично понимает, что Антон говорит одно и то же в сотый раз не из-за того, что переживает о забывчивости Арса, а из-за того, что хочет вывести его окончательно из себя и вызвать тем самым еще более бурную реакцию. Не то чтобы ему нравится раздраженный и злой Арсений, — не без этого, но все-таки — просто сейчас Антон не может упустить такую возможность — он вроде как подчиняется ему, но при этом Арс может только просить и получать удовольствие, ничуть не огорчаясь потерянной возможности направлять Антона. И все-таки мысли из Арса вышибает сначала тихий звук раскрытия упаковки презерватива, а затем ощущение у колечка мышц головки члена, оставляющей след смазки. Он сразу же целует Антона — не выдержит, застонет в голос, и тогда им останется постоянно думать о том, были ли слышно или все-таки их пронесло. И Антон, видимо, понимает его без слов и без взгляда, раз так рьяно начинает отвечать, прижимая Арса ближе за затылок и едва не вылизывая его рот. — Арс, — несмотря на всю перестраховку, Антон отстраняется, мутным взглядом бегает от одного глаза к другому и приподнимает бедра, намекая Арсу ответно начать опускаться, — встретятся, блять, посередине, хорошо хоть не на мясе. — Антон, ну что? — у Арсения сейчас из-за излишних эмоций хлынут слезы, и им придется остановиться, чтобы обсудить это и найти хоть какое-то объяснение — на пьяную, взмыленную голову сделать это будет тяжело. — Я просто тебя предупреждаю, — оба сейчас похожи на слишком переживающих из-за первого раза девственников, хотя это далеко не так. Антон проникает внутрь только головкой, вплетаясь пальцами в отросшие волосы на затылке и едва ли не вжав промычавшего и выгнувшегося Арса в себя. Безусловно, тише быть нужно, и оба это понимают, но этого правила все равно не придерживаются, из раза в раз срываясь или недостаточно сильно сдерживая себя и друг друга. Взгляды на себе утром ловить не хочется, обсуждать личную жизнь с родителями Антона тоже нет никакого желания, и им остается зажимать друг другу рты, стискивать зубы до скрипа и целоваться, пачкая щеки и подбородки в слюне. Нужно довольствоваться тем, что у них сейчас имеется. На плече у Антона красуются уже знакомые три красные полосы, а пальцы в волосах сжимаются до предела, и Антон задумывается о том, что у Арса может свести мышцы от перенапряжения, и это вряд ли добавит сексуальности — во-первых, больше некуда, во-вторых, скуксившееся от боли лицо не каждому понравится. У Арса на висках испарина, он, опустившись до основания, выдыхает в отчаянный, рваный поцелуй, устраивает удобнее колени и на пробу ведет бедрами, примеряясь. Сверху на Антоне он еще не был, и от предвкушения внутри все напряжено. Когда Арсу в голову приходит сжаться, Антон вздрагивает, напрягается и впивается ногтями ему чуть выше поясницы, оставляя точно такие же следы. Внутри все переворачивается, когда Антон подается бедрами вверх, целует его с едва слышным рыком и опускает одну ладонь на ягодицу. Арс постепенно начинает двигаться, примеряясь, ища правильный ритм и свои особенно чувствительные в этой позе места. Каждый толчок отдается заглушенным стоном и сорванным хрипом, которые в конце концов сплетаются, и уже не понять, кто из них нарушает звенящую тишину. Антон мнет длинными пальцами его ягодицы, помогает не соскальзывать с члена, вовремя направляя его внутрь, и сбивчиво подмахивает бедрами, чтобы Арс мог ощущать отдачу и слышать его — понять ощущения иного человека, когда в своих путаница, очень тяжело, и они стараются помогать друг другу в этом плане, отзываясь на ласки и телом, и голосом. Оторвавшись от его губ и запрокинув голову, Арс находит еще один приятный угол проникновения и, путаясь в своих же движениях, ускоряется, напрягая мышцы ног. Антон гладит его бока, вздымающуюся грудную клетку, задевает соски и вылизывает его шею, постоянно вслушиваясь в происходящее вокруг, чтобы вовремя и Арса успеть остановить, и шаги родителей в случае чего услышать. Антон уже понимает, когда Арс приближается к оргазму, — у него начинают подрагивать пальцы, движения окончательно сбиваются, а стоны и тихие, почти что не слышные просьбы перестают быть понятными. Ни один еще ни разу не задумался о том, что оргазмы у них всегда приходят одновременно быстро, и, вероятнее всего, дело в долгой, растянутой прелюдии, за время которой они успевают перевозбудиться. Для уверенности, что Арс не откинется назад и не упадет с постели, Антон обхватывает его талию покрепче и сам срывается на сбитые, глубокие толчки, ощущая под второй ладонью, гладящей член и внутренние стороны ног, как бедра начинают дрожать и сжимаются, толкая Антона с обрыва разума куда-то в горную реку с бешеным темпом и полным отсутствием мыслей. Они друг друга заглушают поцелуями, жмурятся до белых пятен, одновременно морщатся, ощущая на животах вязкую сперму, и еще несколько десятков секунд не останавливаются, добивая себя эмоциями и ощущениями, от которых Арс едва не скулит. У него бедра дрожат так, что Антон поначалу пугается, списывая это на судорогу, но, видя состояние Арса, все понимает. Антон всматривается — у Арса растрепаны влажные волосы, глаза слезятся, губы неприлично блестят и наверняка болят, благодаря стараниям Антона, и сам Арсений выглядит прекрасно, держась за него обеими руками и не решаясь двигаться после полученных эмоций, в которых еще разбираться — либо же выигрывает минутку, чтобы не отлипать. И Антону оба варианта симпатичны, потому что в каждом они оба довольны и счастливы.26. Никто не подстелет им перину.
18 декабря 2021 г. в 12:00
Антон выдыхает сигаретный дым в ночной воздух, ощущая, что сзади на него смотрит Эд, вышедший через черный ход из клуба, в котором они только что дали одно из первых серьезных выступлений. До сих пор сердце бьется о ребра, намереваясь выскочить, и Антон надеется, что такая реакция у него будет всегда. В голове путаются мысли, он еще не понимает то, что они больше не уличные и не гаражные музыканты. У них есть план на несколько других клубов, с которыми уже заключены договоры. Конечно, их не ставят на вечернее время, чаще на ночное — они пока мало узнаваемы, и ставить их раньше проверенных вариантов — риск.
Но уже то, что их несколько человек из толпы узнали, бесконечно радовало. Антон видел взгляд Эда, когда тот спускался с небольшой сцены к толпе и заигрывал, не опуская сценического образа, ловил краем глаза то, как отрывался Арсений, то и дело едва не съезжая с самого края к людям, и терялся в пространстве, влюбляясь в очередной раз в само дело. К Егору Антон часто подбегал, чтобы в проигрыше сделать вид, что играет вместе с ним. Обнимая Эда со спины, Антон притворялся, будто бы касался струн, и ловил с ним одну волну.
Им нравилось. Людям, которые оказывались в клубе в момент их выступления, тоже нравилось. Честно говоря, некоторые даже снимали их и, видимо, выкладывали куда-то в соцсети.
К слову, у них еще в начале июня появился свой ютуб-канал, куда они выложили запись с выпускного и несколько песен с репетиций, и тикток. В нем едва ли не каждую ночь появляются совсем короткие видео с репетиций или их редких концертов — без имени до сих пор, о нем у них продолжаются споры, потому что быть лунным светом по-датски пока кажется смешным. Название появилось совершенно случайно, и смысл там только в присутствии луны — они по ночам играют и выступают, значит так и пойдут дальше по карьерной лестнице, светя в ночи. Эдик хотел посмотреть перевод на английском и на итальянском, как попросил Антон, но случайно попал на датский, пока пролистывал предложенные языки, и запомнил звучание.
На их аккаунте еще есть пара-тройка видео, где Эд рассказывает про свой необычный стиль игры, и около десятка — Арсению нравится этим заниматься больше, он, к слову, еще и их инстаграм пытается вести — роликов, в которых Арс объясняет, откуда они, как начинали и становились тем, кем есть сейчас, и показывает в приближенной варианте свою игру и некоторые аккорды. Это смотрят, лайкают, кто-то даже поддерживает, снимая ответы, как играет по его рекомендации сам.
Егор особенно не лезет в тикток, больше старается работать для ютуба, который кому-то нужно развивать, и выставляет несколько видео только со своей игрой, объясняя это тем, что наверняка кто-то захочет попробовать сыграть их песню, и это будет помощью.
В целом, Антон с регулярностью появляется то в их общем тиктоке, то на общем ютуб-канале, но отдельных рубрик не заводит и лишь изредка вбрасывает ролик, где то с музыкой, то без из раза в раз доказывает, что они не пользуются фонограммой на своих концертах.
Люди на них подписываются, и со временем появляются те, кто пишут им в общий инстаграм после концерта и благодарят, говоря множество приятных слов. Это, несомненно, мотивирует к дальнейшим действиям. Но и без всех проявлений уважения и, возможно, любви к их музыке они бы тоже вывозили обязательно. Как-то раньше справлялись же. В дальнейшем, конечно, отклик аудитории будет важен, но сейчас еще есть возможность заниматься любимым делом ради своих же эмоций и десятков горящих удивлением и удовольствием взглядов в толпе.
Они не остановились на игре в каком-то побитом жизнью гараже, им ничего не помешало делать то, во что влюблены. И сейчас тоже нет никаких помех, чтобы продолжать работу над музыкой и текстами. Арсу нравится его дополнительные обязанности в виде ведения инстаграма, он старается связываться с людьми, которые их фотографируют, и, логично, с фотографами, которые редко, но присутствуют на выступлениях.
Денег их деятельность почти не приносит — у Антона вообще появляется иногда чувство, что скоро они будут платить, чтобы выступать в клубе. С соцсетей, понятное дело, дохода еще никакого, ровный ноль — зато стабильность!
Арсений пытается чему-то учиться, помимо музыки, и все посматривает в сторону дизайна, цепляя всякие бесплатные вебинары на просторах интернета и в свободное время их посматривая. Егор думает над тем, чтобы поступить в какой-нибудь колледж. Не ради знаний, а ради какой-то галочки — возможно, мнение родителей тоже влияет на его желание — и самого факта обучения где-то. А вот Антону и Эду совсем на хоть какое-то обучение наплевать, они подрабатывают намного больше Арсения и Егора и, в целом, понимают, что пока что так будет. Они друг другу близкие люди, они тянут друг друга вперед и во всем поддерживают — если это, конечно, не желание обдолбаться непроверенным алкоголем или попробовать траву — такого, к счастью, не было.
— Булка свои шмотки все пособирает, и поедем, — укладывая подбородок на Антоново плечо, Эд прикрывает глаза и вдыхает полную грудь свежего воздуха, на дворе уже почти сентябрь.
— Будешь?
Антон протягивает ему сигарету, и он молча затягивается, выпуская ровные круги в сторону.
— Такое ощущение, шо меня ебали три часа подряд.
— А это мы просто с выпускной песней вышли, — они ее по-другому назвать уже не могут, потому что в груди теплым воспоминанием навсегда остается выпускной и их первый выход с ней.
— Дорогой мой, вышли — это раз, а мы ее три раза за вечер прогнали, я думал, шо запутаюсь уже на второй, — Эд смеется по-своему хрипловато, облизывается и вспоминает, как чуть не налетел на Антона спиной, втянувшись в трек без возможности следить за тем, что происходит за спиной.
Это все-таки неправильно, они работают в команде и должны чувствовать и понимать партнеров, чтобы не возникало подобных казусов. Каждый из них хоть раз путался в куплетах и припевах, не там вступал, но это, благодаря единству, обыгрывалось как задуманное действие.
Если бы каждый выходил и порол свое, то вряд ли бы что-то вообще получилось, они бы до нынешнего результата не дошли наверняка.
— Ты прости, шо я забыл, шо ты в тот момент от Булки идешь, — обхватывая одной рукой его пояс, Эд расслабляется окончательно и почти что спит на его плече. — Я вообще ебу дался и про план забыл.
— Да похуй, я ж не сбился, — Антон же видел, что Эд отходил назад и, не видя его, мог не остановиться вовремя, и потому сам в последний момент увернулся.
Касание получилось похожим на запланированное, но Эд все равно обернулся и извинительно улыбнулся, возвращаясь в реальность.
— Даже так, я ж обосрался.
— Никто не заметил даже. Выглядело так, будто мы хотели пообжиматься, чтобы никто не выкупил, — Антон смеется, тушит сигарету и разворачивается, чтобы приобнять Эда за плечи и склонить в доброжелательном жесте голову. — Все в порядке, не ссы, — он окидывает взглядом новую, огромную татуировку у Эда на груди и улыбается его этой майке, которая вроде как закрывает часть торса, а вроде и наоборот, оголяет соски и все татуировки.
Висит на нем ради приличия, всем, кто захочет что-то разглядеть, все видно.
— Сегодня ты куда? — Антон притягивает его к себе, чтобы обнять, и жмется носом к влажным, растрепанным волосам. — К Булке или к себе?
Эд стал часто оставаться ночевать у Егора или звал его к себе, чтобы проводить больше времени вдвоем и не терять их связь как пары. Это Арсению и Антону легче, они на постоянке живут вместе с одобрения родителей Антона, которые совершенно не против этого — ругаться с сыном не хотят, ощущают их потребность друг в друге и считают, что лучше они будут на глазах, чем где-то за чертой города в съемной квартире.
— К себе, — Эд выдыхает, когда слышит сначала скрип двери, а затем и голос Арсения, вышедшего, видимо, либо тоже покурить, либо позвать их уезжать.
Очень удачно получается с передвижением, потому что Николай Борисович уже даже не спрашивает, как они пользуются жигулями. Им удобно приезжать на них на выступления со всем своим, потом увозить все обратно, в гараж, а дальше уже по ситуации — если завтра тоже куда-то выезжать, то барабаны не собирают, если в ближайшие несколько дней выступлений не намечено, значит они договариваются встретиться завтра пораньше, чтобы помочь Егору с ними. Антон на своем мотоцикле ездит разве что оформлять их выступления или в центр при надобности.
На площадях в центре города, конечно, тоже очень хорошо играть по паре-тройке часов вечером, но в клубах все-таки это выглядит более официально и согласованно. Радует, что с улиц их не гоняют, по-видимому, из-за того, что трудно будет их за пару минут куда-то сдвинуть с барабанной установкой. Для поддержания образа музыкантов, выступающих на улице, они всегда оставляют чехол от Арсовой гитары для монет и мелких купюр. Не гоняют, останавливаются послушать — и на этом спасибо.
— Поедем? — Арс объявляется уже не в сценической одежде и не светит оголенным торсом с небольшой татуировкой.
Ему нравится выходить на выступления во всяких пиджаках на голый верх или в рубашках, желательно Антона, нараспашку. Но, во-первых, в сценической одежде после не хочется мотаться, она вся пропитывается потом за время их выступлений и хочется вылезти поскорее из нее. Но обувь, несмотря на частое ее неудобство в повседневной жизни, не меняет никогда — ходит то в лабутенах, то в ботинках.
Это Эд иногда может выскочить босым, чтобы не сбивать мозоли после примерки новой обуви, а Арс боится подскользнуться на скользком полу. Они же не на стульях сидят и не на месте стоят, а постоянно бегают, прыгают, спускаются со сцены и опускаются на колени, которые после выступлений оказываются по цвету похожими на свеклу.
— А Булка? — Эду кажется, что их всех прогнали через соковыжималку, потому что сил повернуться к Арсу лицом нет.
— Собирается Булка твой, — хихикнув, Арс опускает глаза в пол, указывая на свои лабутены. — Как выступать, так я в них готов прыгать с любых поверхностей и бегать по часу-два в них, а как просто пройтись — пиздец.
— Устал? — и Эду так нравится их динамика, что он разве что фанфики по ним не пишет по ночам, злобно хихикая и выкладывая их на какой-нибудь аккаунт с ником, где палевно присутствует 228 и зашифрованный мат.
— Заебался. Домой хочу.
— Иди сюда, третьим будешь, — Антон подмигивает, отнимая одну руку от плеча Эда, и подзывает ей Арса, тепло улыбаясь.
Лицу пора бы треснуть от такой лыбы.
— Такого мне еще не говорили, но я к экспериментам всегда готов! — смеясь, заявляется Арсений, прижимается к спине Эда и переплетает пальцы с Антоном, чувствуя себя на правильном месте.
Вряд ли бы он, сидя за горой домашних заданий или переживая насчет будущего обучения, был так же счастлив.
— Ой придурошный, как же мы с тобой вообще связались, — шутливо бормочет Эд, утыкаясь Антону в плечо и подставляя голову под приятные почесывания и поглаживания — Антона, кажется, удивительно просто хватает на них двоих.
Возможно, он привык к тому, как им приходится работать втроем посреди сцены, и легко находиться и в жизни, и во время выступлений, когда и тому, и другому нужно оказать внимание.
— Че ты там пиздишь? — Арсений в такой же шуточной манере возникает, не отрываясь от его спины и от руки Антона.
Слишком правильно, отлипать не хочется.
— Пизжу, шо люблю тебя не могу аж, — Эд напущенно ядовито посмеивается, будто бы замышляет вселенский заговор против него, и ойкает, когда его щипают — и непонятно же, кто эта сука! — за бок.
— В том и дело, что пиздишь, — все же цепляться за такие мелочи Арс — мастер, никому подобного искусства лучше него не познать.
Эд цокает, но согласно кивает:
— Пиздеть можно как говорить и как врать, а ты мои слова трактовать не можешь, ты же не я, — после выступления умозаключения даются тяжело, особенно, если Эд немного выпивает — по струнам попадает, спасибо опыту играть бухим в стельку, и умудряется подпевать Антону, не фальшивя, но не выговаривая правильно некоторые слова на итальянском. — Я ж тебя люблю так, шо пиздец, Арс, — а еще его после нескольких бокалов пробивает на подобные нежности.
С тем алкоголем, что они обычно пьют на своих встречах, такого не бывает, но если Эд берет какой-нибудь коктейль или бокал шампанского, то его развозит по полной программе. Наверное, если он выпьет еще три-четыре бокала, то обязательно пойдет к Егору посреди трека целоваться.
— Да я тебя тоже люблю, куда ж без тебя, — Арсений прижимается щекой к Эдовому плечу, расслабляется и переминается то и дело с ноги на ногу — трудно просто стоять на лабутенах при всем умении на них бегать и прыгать, потому что ступни пульсируют и молят его снять этот ужас поскорее. Поначалу удобно, эстетично, но под конец Арс начинает ощущать, что его пятки еще немного — и отлетят вместе с обувью в другой конец клуба. И будет у какого-нибудь пьяненького парня из толпы во лбу не звезда, а каблук.
Егор всегда появляется внезапно и сейчас правило свое не нарушает, распахивает дверь и выходит к ним, выдыхая дым электронной сигареты со вкусом клубники, на что Антон ведет носом — сам иногда у него ее стреляет, чтобы не курить в малюсеньких гримерках сигареты и не попадать на срабатывающие пожарные сигнализации.
— Слышу Егора, — не открывая глаз, довольно тянет Эд, удобнее располагаясь на плече у Антона.
Он уже по звуку затяжки понимает, что это Егор гоняет со своей электронкой, и легко определяет, какие вкусы куда он берет. Для выступлений он таскает самые слабые и вкусные, а дома может и табачными разновидностями баловаться, наблюдая за тем, как Эд рубится в какую-то игру с Антоном, сидя с ним в дискорде.
Ему самому не особо нравится играть, например, в ту же контру с ними, но он с удовольствием лежит на диване рядом со столом и всматривается в то, что там делает Эд. И расслабиться можно, и мозг выключить — как кот, только наблюдать и прислушиваться к разговору иногда, руководствуясь интересом.
— Правильно, — Егор целует его в щеку, оказываясь чересчур близко за несколько секунд.
— Меня хотят съесть? — он, естественно, шутит. — Антох, ты хотя бы не бросай, он там меня ест, да?
Арсений не сдерживает смех, наваливаясь на Эда сильнее, и тот недовольно хрипит, подаваясь назад, — так можно и в лепешку раздавить.
— Ест, не боись, ест, — Антон смеется, уже не стараясь держать лицо и отпуская ситуацию.
С ними он может быть самим собой, и это несказанно радует.
— Тут бояться надо, с хуя ли не боись?!
Они смеются, сталкиваясь друг с другом — кто с кем мог — и прижимаясь теснее. Уже не понять, где чьи ладони, если не обращать внимания на особенности в виде колец, браслетов или татуировок. Они становятся физически единым целом, зная, что большинство времени являются одним организмом, только вот мысленно.