***
— Да не вертись ты, Арс! — Это ты не дергай мне волосы! Я тебе выдерну все, оценишь ощущения, — больше шутливо ворчит Арс, опирающийся на раковину ладонями и наблюдающий за тем, как Антон, стоя сзади, прочесывает его волосы и то и дело поглядывает на фен, вставленный между стеной и горячей трубой. Еще бы в раковину положил. Оно ж на минутку, значит не случится ничего — Антон очень любит таким образом аргументировать поступки. — Да не дергаю я, Арс, обалдел? — Антон еле-еле касается их, чтобы лишний раз не потянуть и в конце концов не запутать, а Арс берет и выделывается по приколу, уже передумав возвращаться в постель для сна — есть много занятий интереснее этого, пускай некоторые и поспорят с этим суждением. — Дергаешь, не пизди мне! — хихикая, Арс опускает голову, и Антон цокает, смотря в зеркало напротив с таким видом, будто он заебался, но готов еще так простоять с полгода. — Берешь и дергаешь специально, — гнет свою линию Арсений, совсем переставая контролировать себя и смеясь. — Кто бы еще дергал, — Антон целует его в плечо, вздыхая. Выглядит как встреча двух влюбленных друг в друга ребят — за волосы дергают, выделываются, смеются смущенно, взгляды друг друга не держат и мысленно радуются, стараясь не подать виду. — А я что могу дергать? — спрашивает Арс и через мгновение понимает все, больше не нуждаясь в объяснении. — Знаешь, куда ты пойдешь? Нахуй. И это слитно, — он смотрит на Антона через зеркало, пытаясь разобраться, откуда же он такой. Шутит про хуи, но выглядит при этом так, словно получает Нобелевскую премию. — Это ты на хуй пойдешь. Раздельно, держу в курсе. Я про нервы говорил, детка, — Антон, заранее предугадав такую реакцию Арса, очень грамотно выразился и дал ему налететь на двусмысленность. — Тогда ты точно идешь нахуй, — Арс разворачивается и усмехается, когда Антон предпринимает попытку взять фен и вернуть его лицом к зеркалу. Несмотря на то, что они еще собираются идти спать, Арсений спускает фен на пол с помощью шнура, закидывает руки Антону за шею и скрепляет пальцы в замок, не собираясь давать ему отстраниться и попробовать напомнить о сне, еще влажных волосах и каких-никаких делах. Если Арс хочет Антона поцеловать, то уже сейчас это делается спонтанно, без романтичных вопросов о том, можно ли его поцеловать. И от Антону к Арсу это работает точно так же. — Ладно, нахуй, так нахуй, — пожимает плечами Антон, устраивая ладони на его пояснице и прижимаясь своим лбом к его. — Вот видишь, ты уже смирился, — Арс посмеивается, сталкиваясь с ним носами, и прикрывает глаза, чувствуя себя защищенно и спокойно. Антон оставляет одну ладонь на его талии, другую поднимает по позвонкам выше и, выдыхая, гладит его лопатки и плечи. По отношению к близким людям он всегда особенно тактилен, если такая возможность есть, и Арс в этом плане — идеальный для него партнер. Он тоже любит касаться, обниматься, целоваться и чаще всего сам подходит получить ласки. — Хорошо, смирился, так смирился, — Антону намного легче согласиться, чем шутливо выяснять отношения и пытаться аргументировать свои слова. Пусть Арс остается в собственных глазах победителем, и не пытается как-либо добиться желаемого результата. Во всяких компьютерных или дворовых играх очень часто случается точно так же — Антон просто уступает Арсению, не подумав ни о себе, ни о своей команде. Антон выиграет и через полчаса забудет, а Арс наверняка будет прокручивать в своей голове основные моменты и искать возможные пути обхода случившихся ситуаций, зная, что все равно уже в прошлом ничего не изменить. — Молодец, что понял, — Арсений посмеивается, отлично понимая то, что Антон ему подыгрывает, и трется об его лоб своим. Вместо того, чтобы ответить тем же касанием, Антон скользит по его затылку пальцами, прочесывает еще немного влажные волосы и начинает с аккуратностью массировать голову, зная, как сильно это любит Арсений. Наверное, каждый второй с утра ждет только массажиста, который разомнет все тело, сложит его как телефон-раскладушку и поставит, уже готовое существовать, на пол. Очень удачно, что Антон всегда снимает кольца по приходе домой. В них просто-напросто непривычно и отчасти неудобно дома, и ему легче надевать их каждый раз при сборах, чем мучиться с ними ночами и вечерами. Вряд ли Арс хочет быть принцем на кольце, и поэтому Антон даже не лезет в постель в кольцами, которые норовят соскользнуть с пальцев. Да и Антон не планирует доставать из его задницы свое кольцо. Конечно, это очень «романтичное» предложение руки и сердца при желании, но Арс скорее его на хуй пошлет с такими предложениями, чем захлопает в ладоши и начнет судорожно соглашаться. Сделать предложение кольцом в заднице нужно еще постараться. — Если ты растормошишь мне волосы, я тебя съем, — угроза, честно сказать, так себе, и Антон на нее реагирует соответственно — хмыкает, кивает с таким видом, будто ему его слова очень интересны, и надавливает тремя пальцами на заднюю часть шеи, срывая вздох у Арса. — Ты слышишь меня вообще? — Слышу, конечно, — Антону интереснее изучать места его особой чувствительности, чем перекидываться подколами. — Давай досушу? Мокрые еще, — он запускает пальцы в волосы, несильно сжимает кулак и тянет за пряди голову Арса назад, открывая себе шею. — Ты явно не волосы досушиваешь, — ворчит Арсений, но при этом давит такую лыбу, что только идиот подумает, что он реально против происходящего. Он любит с Антоном немного покапризничать и повыпендриваться. Просто по приколу, без причин и предпосылок. Антон никогда не реагирует на это отрицательно и принимает игру, точно зная, что Арс в случае недомолвок или разногласий подойдет и выскажется прямо. Разговоры друг с другом им очень упростили совместную жизнь. По сути, разговаривать нужно со всеми близкими людьми, чтобы решать конфликты и назревающие споры до момента, когда они превратятся в высказывания недовольств и обвинений в лицо. — Я запутался, — Антон посмеивается, скользя пальцами между прядей, и целует Арса чуть ниже губ, в подбородок, — раз Арс бесоебит, то Антон немного его подразнит, пока такая возможность есть. — Такой глупый, да? Шею с головой перепутал, — они оба смеются, не теряя настроя, и Антон подтягивает его поближе, наконец-то целуя в губы и ероша волосы на затылке. Если бы Арсений не так сильно хотел сейчас целовать Антона, то явно дал бы ему по рукам за взлохмаченную прическу и побурчал бы себе под нос о том, что это так не делается. Арс опирается поясницей на раковину, не решаясь садиться на нее, и кладет ладони Антону на плечи, создавая иллюзию контроля. Изредка он любит передавать Антону управление ситуацией и в такие моменты всегда пытается сам себе доказать, что держит все под своим чутким контролем. Несмотря на то, что ему нравится направлять Антона в процессе поцелуев или секса, он все равно отдает предпочтение моментам, когда Антон, читая его эмоции и ощущения как открытую книгу, решает и делает все сам. — Прям идиот, — подтверждает Антон, целует Арса в лоб и растирает ему виски, предполагая не самое лучшее состояние после сна до обеда. — Именно потому что я прям идиот, я очень хочу досушить тебе волосы и потащить спать дальше. Не хочу, чтобы ты рот порвал за день, — и ведь понятная фраза без подтекста, но Арс хихикает, кивает и расслабленно забрасывает руки ему за шею, лениво сцепляя пальцы в замок. — Не порву, не боись, — он усмехается, прикрывая глаза, и кожей чувствует, как Антон смеется, прижимаясь носом к Арсовому виску. — Я не о том, дурачина, — и тут не посмеяться — грех. — Разворачивайся, досушу пиздатые патлы твои, и пойдем поспим еще, если ты не передумаешь за это время. — А если я уже? Антон приподнимает бровь, пускай Арс жеста и не увидит, потому что стоит с закрытыми глазами. — Что уже? — Уже передумал, — Арс этим утром просто отрывается на нем, постоянно выдавая какой-нибудь прикол и стараясь больше обычного повыпендриваться — еще только на спину не просится, чтобы Антон его покатал немножко по квартире. У них в программе нескольких выступлений есть несколько десятков секунд на то, чтобы Арс оказался на плечах у Антона вместе с гитарой и доигрывал свою партию именно так. Это тот еще тест на доверие. Рухнуть с почти двухметрового Антона опасно, и ему нужно полностью доверять, чтобы решиться влезть на его плечи и играть, сидя на них и не сжимая при этом его грудь ногами — Антону нужно петь, и вряд ли он может без добора дыхания сделать это без последствий. — Куда ты это передумал, соня? — Антон, придерживая плечи, разворачивает его к зеркалу, подтягивает с пола за шнур — недолго он проработает такими темпами — фен и смотрит на Арсения через зеркало. Что бы ни говорил Арс, Антон все равно считает, что Арсений красивый в любом виде — хоть сонный, хоть уставший и вспотевший после выступлений, хоть ненакрашенный и с такими синяками под глазами, что можно прятать там картошку ведрами. Не дождавшись ответа, Антон включает фен и приподнимает сухую часть волос, чтобы не оставить влажных прядей у корней. Он прочесывает пальцами чуть спутанные волосы, регулирует температуру воздуха, когда Арс хмурится и осторожно пихает его в бок, и скрыто любуется Арсом, прикрывающим глаза и запрокидывающим голову для лучшей сушки. Антон нередко задумывается о том, что Арсений очень эстетичен, несмотря на его попытки отнекиваться от этих предположений и переводить стрелки, стеснительно опуская глаза. Это не его поведение. Арс отлично знает, что выглядит прекрасно, пусть некоторые особы и хотят высказаться против этого, и ощущает себя уверенно — наверное, он не смог бы пойти по дальнейшим ступеням музыки, если бы прятал глаза, считал свой талант ничтожеством и скрывал свою сексуальность — это не то, что выведет их в топ, но почему бы не пользоваться тем, что есть? Наверняка, когда они станут популярнее, к Арсу будут тянуться многие только из-за того, как он выглядит и умеет подчеркивать свою эстетичность и внешность. Можно быть красивым человеком, но при этом не знать, где нужно выделить глаза и где лучше показаться в обтягивающих черных джинсах. Он и без фанатской базы ощущает себя прекрасно, выбирая открытую и подчеркивающую его фигуру одежду. Арсению нравится выглядеть лучше возможного, и это не стремление выделиться из остальных, а желание уместно указать на свои особенности и нравиться самому себе. Арс не тот человек, что будет ради общества подстраиваться под какие-то стандарты красоты и нарочно использовать их себе на руку. Если ему захочется выйти в юбке в центр города, он выйдет и не поведет бровью, когда ударит коленом какому-нибудь гопнику, доебавшемуся до его вида. Сначала за собой, как говорится. Даже мама Антона заметила это и уже никак не реагировала на несколько пар лабутен в коридоре и юбку на Арсении — ходит и ходит, никому он не мешает, никого не заставляет надевать ее, и это только его выбор. Наверное, продолжив жить со своей матерью, Арс постепенно бы терял желание быть собой и начинал бы подстраиваться под систему, которую бы искоренить и забыть как страшный сон — что лучше, помнить и не ошибаться больше или напороться на те же грабли? А так, окончательно обосновавшись у Антона, Арс полностью принял свое отношение к юбкам, макияжу и туфлям на платформе, к которым и без того дышал неровно. Ему просто не может не подходить какой-либо стиль, он везде найдет свою изюминку, подчеркнет то, что сам считает основным, и не поведет бровью, если кто-то посчитает его выборы и поступки идиотскими. В первую очередь он думает о своих эмоциях, а потом уже о том, кто и что думает про него. Тут не будет цитат, наподобие «неважно, что говорят крысы за спиной у кисы», но иногда Арсу очень хочется набить что-нибудь подобное у себя на лбу как напоминание на каждое утро. Ситуации, когда его осуждают прохожие, которым просто не до этого, конечно, не так часты, но изредка Арс забывает о первом правиле человека, уважающем, во-первых, себя — жить так, как говорит душа, если она все-таки существует. С близкими людьми, поддерживающими его, Арс раскрепощается и может быть полностью самим собой, без каких-либо «но» и вопросов. У них четверых накрашены ногти, и это делается уже скорее для удовольствия, чем для выступления — не переделывать же им самих себя перед каждым новым выходом. Егору нравится вместе с Арсением пробовать что-то новое в макияже, и нередко Антон и Эд попадают под их горячие руки и остаются до конца дня накрашенными — им даже нравится, несмотря на то, что они не упускают возможности пофукать и поморщить нос, когда кисточка вдруг щекочет и мешает вдохнуть. Эд планирует прокалывать уши, и Антон как лучший друг не может его не поддержать и, пойдя за компанию, не проколоть уши и себе — сережки, вообще-то, выглядят красиво и уместно по отношению к каждому человеку, даже если какой-то Вася Пупкин из средневековья вдруг против. Не ему ж колоть, правильно? Может, он всю свою молодость кололся и аж устал от этого слова и намека на него? В таком случае ему можно только посочувствовать. А Арсений — просто Арсений. И уши хочет проколоть, и татуировок добавить, и волосы отрастить по максимуму, пока они не станут мешаться во время выступлений, — понятное дело, сил не хватит на волосы по поясницу, но попробовать можно. В конце концов, отрезать их никто ему не помешает так же, как и отрастить в случае чего обратно. Их жизни могут в один момент круто поменяться, могут оставаться на одном и том же пути несколько лет подряд, могут рушиться, как домино, и снова возвращаться на круги своя. Им необходимо забрать свое, потому что мир музыки их наверняка ждет, готовя место повыше и помягче. Не будет больно, если избежать падения, и эту мысль необходимо держать в голове, несмотря ни на что. И их нынешние достижения далеко не из-за удачи, хотя без ее присутствия было бы невозможно, а из-за работы над собой, над текстами и музыкой, над своими жизнями. Просто так ничего никогда не получается. Чтобы что-то значить, нужно этого добиться. И человек, сетующий на судьбу и волю случая, вероятно, совсем не старался. Если человеку нужно именно это место под солнцем, то он его добьется, не заостряя внимания на препятствиях. Будучи воодушевленным, перепрыгнуть можно и гору — есть возможность обойти ее, но этот вариант менее мотивирующий! Если на каждом долбаебе в жизни останавливаться, то вряд ли есть шанс увидеть больше остальных и ощутить весь спектр эмоций перед тем, как сыграть в ящик. Каждый дурак найдет себе по уму, и в этом ему не нужно помогать, пытаясь поговорить и перехватывая налету все его качества — таких потом из головы долго вытравливать, почти что как тараканов со съемной квартиры, когда за стенкой жильцы не знают, что такое уборка. Корабли не разворачиваются, увидев препятствие, а маневрируют по возможности и противостоят. Да, бывает, что после такого они разбиваются в щепки вместе с экипажем, но ведь есть и те, что продолжают стремиться к указанному месту, получив несколько несерьезных царапин, и заслуживают больше, чем предполагалось заранее. У Арсения, Антон видит через зеркало, блестят глаза, и он, ощущая теплую ладонь в собственных волосах, запрокидывает голову, опускается затылком Антону на плечо и замирает с надеждой на то, что фен не сожжет его кожу на макушке. Антону пора и выключить его, пока Арс еще не планирует попасть в него мылом или каким-нибудь кремом. До этой стадии рукой подать, и Антон, отлично это понимая, выключает фен и спускает его за шнур на пол. — Спать? — Да какой спать? Уже не хочется спать, — заявляет Арс, и Антону кажется, что у него где-то есть или кнопка, или батарейка. — Поздно сказал, мы идем спать, — Антон обхватывает его талию рукой, тянет от зеркала, ближе к себе, и распахивает дверь, запуская свободную руку за спину. Смеясь и оставляя все как есть, Арс вываливается с Антоном из ванной комнаты и, забрасывая ему на пояс ногу, хватается руками за плечи. Антону это и нужно было, так Арсения намного легче унести в постель.***
— И почему именно череп? — Руслан приподнимает бровь, рассматривая принесенный Арсом эскиз и кидая взгляд на Эда, приехавшего за компанию, — если он уедет так же, как и Арсений, с новой татуировкой, то Эд в следующий раз свяжет себе руки и заклеит скотчем губы, чтобы никак не докричаться до Руслана. — Хочется так, — у Арсения редко бывает что-то просто так, а тем более татуировка. На самом деле, Арс давно говорил Эду, что им нужно съездить до Руслана наконец, и вот сегодня они доехали, одолжив у Антона мотоцикл. У Арсения много идей для тату, но денег, времени и решимости на них нет. Он считает, что нужно время для того, чтобы рисунок улегся в голове, доработался и был желанным. Если бы Арс делал все подряд татуировки, то заебался бы зарабатывать деньги на их вывод. Хотя бы полтора месяца необходимо, по его мнению, для того, чтобы быть уверенным в своем желании набить именно этот рисунок. Антон ему предлагает сделать аккаунт в тиктоке или инстаграме и публиковать туда свои идеи тату — не пропадать же зря добру. Но Арс, несмотря на то, что это еще один способ подняться, оказаться в основной ленте, все равно отказывается и аргументирует это тем, что не хочет, чтобы кто-то мог украсть его стиль и идею, и тем, что сам не уверен, что хочется набить, а что можно выкладывать на всеобщее обозрение и, возможно, осуждение. — Просто череп в огне? — Просто череп в огне, — кивает Арс, и Руслан понимающе улыбается: — Ну хотя бы не козла на жопе, знаешь ли, уже мне очень повезло, — все трое смеются, и Эд ощущает, как его собственная татуировка под толстовкой вспыхивает воспоминанием о том, как трудно бить ее. — Это часа на три-четыре, а там как пойдет. Мало ли ты ебнешься от боли, я ж не знаю, — на самом деле Руслан предполагает, что под вечер сюда стянутся еще и Антон с Егором, так называемая группа поддержки, потому что набить череп на плече не так уж быстро. — Эдик у тебя на посыльных сегодня? Подай-принеси-сигаретку-подержи? Арсений кивает, стягивая толстовку, и всучивает ее Эду, уже сидящему на диванчике с каталогом предложенных татуировок — неудивительно совсем. Эду нравится не сам факт того, что он весь в каких-то смыслах, понятных только ему и особенно близких людям, а то, что у него буквально на каждой части тела рисунок, в большинстве случаев придуманный им самим. И это даже удивляет, несмотря на то, что Эд давно забивается, и для него нет ничего необычного в том, что раз в месяц он появляется у Руслана с новой идеей и проводит у него следующий день или даже ночь, как получается. Это зависит больше не от самих Эда и Руслана, а от размера и красочности татуировки. Можно за полчаса набить букву на запястье, а можно на груди купола бить — Эд к такому совершенно точно не стремится, мода на подобные тату давно прошла. — Шаст не надумал завалиться ко мне? Он в прошлый раз съел мне мозги своими идеями, я думал, что мы бить их останемся на сутки. У него там то ли на спину что-то, то ли на плечи, я уже заранее готов прощаться со своими руками, глазами и спиной. — Я спрошу, шо это он там на спину собрался хреначить и мне не сказал. Жопа хитрая, наверняка ведь знает, шо я сам узнаю и доебусь, — отвлекается от каталога Эд, тянется за мобильником к карману, но отмахивается и оставляет разговор на потом — глаза в глаза удобнее, да и через экран нет возможности Антона защекотать или пихнуть шутливо локтем в бок. — Я тебе ничего не говорил, — Руслан поднимает в капитулирующем жесте руки, смеясь. Первые полчаса, пока Арс с Русланом обсуждают размеры, точное место, присматриваются и примеряются, Эд молча листает каталог с татуировками и едва ли не постоянно цокает, видя очередного клишированного волка или сталкиваясь с татуировкой, являющейся мечтой многих, — надпись, дата, имя. Это же, во-первых, невыгодно. Если человек уйдет, то кому нужны будут дата первого поцелуя с ним или начала отношений. Выводить дорого, и не набивать себе имена вторых половинок себе дороже. Ситуации в жизни бывают разные, и если в кино у главных героев татуировка еще в старости складывалась в сердечке, то в реальной жизни у них получилась бы кривая и косая задница. Да и в чем смысл этих татуировок с именем? Смотрите все, моего парня зовут так, а это дата нашего первого секса? В чем забава? С помощью нескольких символов единятся души? Эд точно уверен, что никаких имен себе на теле бить не будет. Название их группы вполне возможно увековечить на теле, но не имя человека, который через десяток лет и не вспомнится. Арс, кажется, рассказывает Руслану про их треки, про выступления, про то, сколько получается зарабатывать на этом — почти, блять, нисколько. Все, что заработано, уходит на снятие места для выступления в неплохом ресторане. Сам заплатил, сам сыграл и остался доволен происходящем, будто бы никакой странности в этом нет. Каждый день так делают, удивительно. — И сильно дохуя останавливаются? Рус, конечно, не разбирается в их делах, но при этом интересуется далеко не из вежливости. В конце концов, они все его знакомые, и ему про их жизнь тоже хочется что-нибудь знать — не через десятых пересказчиков, уверяющих, что именно у них правдивая информация, несмотря на все несостыковки и сбои. — Когда как, — Арс хочет пожать плечами, но случайно проткнуть себе плечо, задеть важную вену, артерию или мышцу нет никакого желания, и он просто вздыхает, всем своим видом передавая неоднозначность. — Бывают и такие, что остановятся, послушают, фотографий поделают, а потом найдут инсту или тикток и подпишутся. Но и без ебланов тоже никуда, ты ж понимаешь. Ебланы везде есть, и с этим спорить бесполезно, — Арс цокает, кинув взгляд на Эда, продолжающего мысленно крыть хуями людей, составляющих этот топ татуировок. — Думаю, пока что были только цветочки. Поматерили за каблук и за юбку, ну и хуй с ними, я ж им насильно на жопу не натягиваю эту бедную юбку. Эд перестает вслушиваться в их разговор, отвлекается сначала на тикток, где не забывает зайти на их общий аккаунт и пробежаться взглядом по просмотрам, а затем переходит в чат с Егором, который почему-то пишет в личку, а не в их группу. — Арс, я Булкинсу наберу выйду, покурю. Не помрешь без меня? — он накидывает ветровку на плечи, забирает из рюкзака пачку сигарет и подходит к креслу, где сидит Арсений, выбирающий второй цвет для татуировки. — Помру тока так, — смеясь, Арс отмахивается и возвращается взглядом к выданной палитре. Наклонившись, Эд коротко чмокает его в кончик носа, и Арс жмурится, смешно морщась, и задирает голову. Зная, к чему призывает этот жест, Эд обхватывает его подбородок, наклоняет голову в сторону и звонко целует Арса в щеку, вызывая улыбку. Он уходит курить, оставляя на диване рюкзак, и Арсений откладывает палитру в сторону. — А с Амурским что? Руслан выходит из личной комнаты, запирает за собой дверь и кидает взгляд за окно, где мельтешит, разговаривая по телефону, Эд. — А че с ним? — Арс вздыхает, собирая ладони на коленях, и пожимает плечами. — Уже меньше доебывается, но меня иногда очень напрягает то, что он припирается на наши выступления. Че ему нужно? Я ему уже месяца три не одноклассник, — у Арсения не укладывается в голове, как можно так не уважать самого себя и продолжать бегать за понравившимся человеком, несмотря на отказ и едва ли не посыл нахуй. — И нахуй я его тоже слал. В чем проблема? Так трудно взять и отъебаться? Как будто я поменяю свое решение, брошу любимого человека и побегу учить с ним физику и краснеть при поцелуе в щеку. — Да ты внимания не обращай. Он увидит, что реакции нет никакой, и перестанет. Интерес, может, подогревает то, что проявляешь какие-то эмоции, когда его встречаешь, — по Руслану видно, что с таким в своей жизни он не сталкивался, но пару-тройку советов дать может. — Или он просто ебнулся. — Нужно ему лицо разбить один раз, тогда точно отъебется, — закатывает глаза Арс. — Взять ту же Кузнецову, — Руслан в курсе многих их терок, и поэтому ничего не уточняет и только молча кивает, — она побегала за Антоном, до меня поцеплялась, на пару наших выступлений в клубе пришла и забила хуй, потому что Антон ей ясно дал понять, что его она не интересует. А Амурский, блять, прицепился ко мне как клещ. Скоро в окно, видимо, фонариком светить будет, так интересно ему будет. Когда-нибудь я ему дам по яйцам каблуком, Рус, я зуб даю, — Арс показывает характерный жест, будто бы дергает зуб, и цокает, отворачиваясь к какому-то яркому плакату на стене. — Или Егора попрошу в глаз ему попасть палочкой. Это уже неадекватно, я один ночью на улицу не особо хочу выходить, мало ли этот мальчик-паинька ебу дается. — Если вы его отпиздите, до вас менты доебутся, а вам явно не нужны черные пятна на репутации. Еще даже не оперились, а уже пиздите кого-то, влипаете в дерьмо какое-то. Не, я понимаю тебя, я б сам дал в глаз такому долбаебу. Может, он специально тебя выводит, чтобы потом заявление написать в ментовку? — Не думаю, что в этом плане у него мозги работают. Есть отличники, которые знают многое и про жизнь, а есть такие, что разбираются только в зазубренных формулах и правилах. Вот он точно второй, я с ним учился и уверен в этом на тысячу процентов, — Арсений хочет вспомнить какой-нибудь случай с ним, но вовремя одергивается — кто такой этот Амурский, чтобы Арс столько о нем говорил? — А Ира реально отстала? — На нее хватило еще поцелуя на выпускном, она еще пару раз пыталась че-то сделать, спросить, потом хуй забила. Жаль, Амурский оказался такому не научен. Может, он еблан просто? В формулах шарит, но в жизни и пельмени не сварит? Мало ли как его воспитывали, — Арс и сам не замечает, как продолжает говорить о Сереже. И дело даже не в том, что он ему интересен, а в том, что ему не хочется обсуждать такие темы ни с Антоном, ни с Эдом, ни с Егором. Русу, хорошему другу, можно выговориться, в его присутствии можно полить дерьмом почти любого человека, да и он забудет через пару дней эту ситуацию, а Антон, в отличие от него, заебется обдумывать это и пытаться найти решение — просто больше волнуется за Арса. — Забей на него, — Руслан приносит ему стакан воды на всякий случай и замирает, собирая руки на груди. — Реально. Даже сейчас ты с темы не съехал. Тебе должно быть прямо похуй, чтобы он отстал. Он ж чувствует наверняка, не дурак. Пусть приходит, смотрит, снимает, а ты не реагируй, че тебе до него? Арс решает, что очень полезно будет задуматься над словами Руслана, и кивает ему, всем своим видом пытаясь выразить благодарность за правильную мысль. Может, он реально отвалит, если поймет, что Арс не реагирует никак на его присутствие? В конце концов, они не маленькие дети, у которых есть время бегать и дергать друг друга за косички, и Амурский когда-нибудь уедет учиться куда-нибудь в крутой столичный университет, забудет об Арсении и не примет новую тактику, не начнет написывать в соцсетях и отвечать на каждую сторис, думая, что так его заметят. Но раз он не уехал сейчас, значит поступил на учебу в родном городе, и по крайней мере Арсу его присутствие, если он — Амурский — не изменит своих принципов и не пересмотрит желания, терпеть еще четыре года. Может, Арс с ребятами быстрее уедет за славой, большими сценами и огромными клубами в столицу, чем туда поступит Амурский? И Арсу захочется увидеть его ахуевшее лицо, когда он узнает, что они растут в творчестве и уезжают, оставляя прошлое в родном городе и намереваясь жить настоящим и строить будущее. — Ну шо вы тут, секретничаете? — зайдя внутрь, Эд пихает мобильник в задний карман джинс, растирает подмерзшие ладони и приподнимает бровь, увидев задумчивое лицо Арса. — Шо уже такое? Ты передумал череп бить? — Ты что, придурок, что ли? Нет, конечно, я ж для этого месяц думал, чтобы потом так не случилось. Эд кивает, подходит к нему и опирается на спинку кресла локтем, смотря на Руслана: — Ты шо, рассказал ему какую-нибудь теорему, и он ахуел? Все трое тут же смеются, и у Арса на душе становится чуть светлее. Своим присутствием Эд так легко разбавляет напряжение, повисшее в воздухе после разговора, и не дает Арсению рухнуть куда-то в свои мысли и провести там несколько часов кряду.***
— Че сыграть? — Антон опирается на софит ногой, опирает на колено локоть и пытается отдышаться, слыша, как Эд сзади чуть слышно матерится, проливая воду на грудь. У Антона все тело полыхает, несмотря на то, что он давно в расстегнутой рубашке и закатанных до колена джинсах, и ему кажется, что еще несколько треков он просто не выдержит и рухнет на пол выдохшимся и запарившимся. — «Ханнумонтану» ебануть можем, — он выдыхает, ловя загоревшиеся взгляды в толпе. В клубе реакция всегда ярче и громче, чем в ресторанах, и Антону не хочется уходить отсюда, оказываться на холодной улице и кутаться в длинное пальто — не морозить же ему задницу, какой придурок в декабре ночью пойдет в куртке по поясницу? — Можем же? — Антон оборачивается к Егору, и тот отмахивается, поймав кивки Арса и Эда. — Тогда «Ханнамонтана»! Время идет, и им все больше нравится перепевать на свой лад некоторые треки, менять звучание или отчасти текст. Антон стирает со лба пот, вдыхает полной грудью, осматривается в поисках бутылки и, не найдя своей, забирает у Эда его. Это не вызывает никаких особенных чувств внутри группы, но в толпе кто-то вздыхает так, будто бы не Антон воду пьет из бутылки Эда, а сам этот человек пьет из бутылки своей пассии, которая о том, что она таковой является, не догадывается. Вернувшись ближе к краю, Антон оборачивается на Арсения, одними губами отсчитывает до трех и подпрыгивает, громко ударяя подошвой лабутен о пол, — теперь он Арса, проклинающего лабутены после часовых концертов, понимает лучше всех. — Я объебошился клеем, занюхал дорожку, наелся таблеток, я ебанутый на голову, а! Я самый прикольный среди малолеток, — Антону хватает дыхания, он делает шаг вперед, опирается на софит и отталкивается от него назад, чувствуя, насколько сильно ступни пульсируют от каждого движения. — Мы рисовали в подъезде то ли пентаграмму, то ли твою маму, — проводя по воздуху движением художника, Антон поворачивается в левую сторону и указывает Эду за спину, усмехаясь. — Что это за черный тип рядом с тобой, чувак? Мэнчик, не парься. Это.. кто? — из зала кричат в ответ текст, и Антон понимает, что ради таких моментов необходимо было работать над их группой и песнями, чтобы им в ответ кричали, пусть и на чужой трек. Поднимая гитару, Эд делает выпад вперед и облокачивает ее на собственное колено, показывая куда-то в движущуюся толпу язык. Он только вступает и ощущает на себе все прелести прикованного внимания. На шее красуется новая татуировка, и он запрокидывает голову, демонстрируя ее то ли толпе, то ли Егору, оставившему возле тату еще ночью засос. — Где мои деньги?! Где мои деньги, гребаный сукин сын, Оливер Сайкс?! — отставляя в бок ногу, Антон в вопросе изгибает бровь и, поймав чей-то взгляд, ухмыляется так многообещающе, будто прямо сейчас планирует сорвать с себя и всех остальных участников группы одежду. Арс, сегодня выступающий в кроссовках, ударяет по струнам и, разворачиваясь на одном носке и сгибая вторую ногу, под удар Егора по барабанам отъезжает в сторону. Волосы у него длинные, лезут в глаза, мешаются, и, несмотря на это, Арс не теряет возможности ими взмахнуть, откинуть их с лица заезженным жестом и, наклонясь, их чуть ли не жевать, наблюдая за толпой сквозь скачущие пряди. Эд спиной идет назад и замирает где-то между Антоном и Егором за барабанами, впереди него пробегает Арс, успевая и отбивать подошвой ритм, и играть на удобно перехваченной гитаре, и заигрывать одним взглядом с Антоном. — У меня есть подружка, она носит джинсы клешеные, умалишенная. Колется дезоморфином, уже полудохлая, кожа зеленая, — Антон обхватывает плечи подбежавшего Арса рукой, прижимает его ближе и отклоняется, когда чуть не получает грифом по руке с микрофоном. Он сам за себя рад, что больше не пытается заменять мат и не ебется до концерта с этими бесполезными — все в курсе, что поется в песне, и какой в этом смысл? — заменами. Арс хочет отступить в сторону, но получается только немного сдвинуться, отклониться в сторону и запрокинуть голову, чтобы Антон, на каблуке возвышающийся над ними всеми еще больше, мог заглянуть ему в глаза. — Играет в какой-то рок-группе, — Антон отнимает от Арса руку, показывает в толпу шуточные кавычки, и Арс разворачивается, сгибается едва ли не пополам, отклонившись назад, и взглядом давит Антона, не давая тому обойтись без заигрываний. — Там марихуана, Ханна Монтана! Егор ударяет по тарелкам, и Арс тут же рефлекторно шагает назад, скользя ладонью по грифу, а Эд наоборот, выбегает вперед, громко просит шума, становится ногой на софит в лучшей привычке Антона и наклоняется к толпе. — Я объебошился клеем, занюхал что? Наелся таблеток, я ебанутый на голову! Я самый прикольный среди малолеток! У Антона в глазах горит огонь, и Эд, встретившись с ним взглядами, сами внутри поджигается вновь, словно и без того не готов променять большую часть жизни на такие выступления — на их треки люди тоже реагировали, довольно большое количество народа даже подпевало, и после такого совершенствоваться хочется еще больше. Арс поднимает гитару, проезжает по грифу пальцами вниз и рывком наклоняется вниз, закрывая лицо волосами и зажмуриваясь от атмосферы. Она ему нравится, и именно в этой он ощущает себя на своем месте. Люди на танцполе что-то выкрикивают, как будто просят что-то, но Арс не слышит их, шагает вперед, важно ставит ногу на софит и наклоняется по максимуму к кричащей толпе — еще немного и он нырнет в нее рыбкой, правда, вряд ли его станут ловить, для такого нужно быть рок-звездой и держать людей в курсе своего прыжка. Эд за три широких шага достигает Арса, наваливается на его спину своей и отставляет в сторону ногу для устойчивости — кто-то из них обязан думать о том, как не рухнуть вниз. Вместе они точно кого-нибудь раздавят. — Джинсовка Levis, йоу! — Антон подпрыгивает, и каждый удар каблуков о сцену отдается болью в ногах, но он ее просто не берет в расчет, пока по ушам бьет музыка, а в голове в лужах здравых мыслей плещется только желание оторваться по полной. Из зала ему подпевают, и Антон сбегает на боковую лестницу со сцены, склоняется вниз и кричит уже в толпу, гордо установив каблук на самый край лестницы, установленный несколько выше самой конструкции. — Тотали спайс, йоу! — он машет рукой какой-то кричащей девушке, но потом с улыбкой откланивается, посылает воздушный поцелуй и срывается обратно на сцену, чтобы разнять уже Арсения и Эда и украсть первого для заигрываний и флирта, который так нравится аудитории, несмотря на то, что некоторые наверняка представляют себе перед сном интрижку с кем-то из их группы. Эд входит в кураж, но на Арсения сильнее не наваливается и не пытается сложить его как мобильник-раскладушку, потому что упадут в таком случае оба. В топлу. И вряд ли найдется тот, кто удержит двух взрослых парней с гитарами наперевес. А головой удариться о пол или порвать струны очень не хочется. — Слышишь, подружка?.. — Антон по сцене скорее крадется, чем идет, и Арс мгновенно на него обращает внимание, подталкивает Эда назад задницей и разворачивается к Антону, становясь к залу боком — хотя бы не спиной. — Прокатимся, может? — хватает нескольких шагов, чтобы достать Арса, и он обхватывает его талию рукой, по-собственнически тянет к себе, и у всех не остается сомнений, что между ними что-то есть. — Лада шестерка! — опуская глаза на Арса, задравшего голову к нему, Антон подмигивает ему и боковым зрением замечает, что Эд тоже выходит вперед, начиная свою партию. Когда толпа кричит дальнейшие строчки, Антон многозначительно молчит — не будет же он сам себя называть скучным и занудой — и обхватывает подбородок Арса пальцами, присаживаясь и заставляя отбросить себе на плечо голову. — А ты просто чудо! Антон посылает Арсу воздушный поцелуй, делает шаг назад и, дождавшись удара по тарелкам, подпрыгивает. — Йоу! Йоу! Пошумим, блять! — наваливаясь на плечо Эда, скользнувшего по грифу и отставившего для устойчивости ногу назад, Антон крепче вцепляется в микрофон, пускай на зал хватит и его крика. — Ханна Монтана! Арсений спускается на другую боковую лестницу, но становится чуть ближе к стене, не решившись остаться на краю. Под удары Егора по барабанам и тарелкам он отвешивает поклоны чуть ли не до пола, встряхивает волосами, ездит по узким ступеням подошвой и только через несколько десятков секунд замирает, запрокинув голову и продолжая играть чуточку спокойнее. Сил жить в таком темпе иногда не остается, и Арсу не хочется отдаваться полностью сегодня. — Джинсовка Levis, йоу! — отстранившись от Эда, Антон добегает до самого края сцены, замирает буквально в сантиметре от возможности свалиться вниз и отталкивается каблуком от софита, отскакивая на другой ноге в сторону и запрокидывая в удовольствии голову. — Ханна кто? — он раскачивается на каблуках, влетает задницей в поясницу Эда, остановившегося возле барабанов, и поднимает в воздух одну руку, руководя кричащей толпой. — Тотали спайс! Йоу! — замечая возвращение Арса, он подскакивает к нему с ухмылкой на лице и врезается в его спину торсом. — Кто?.. Монтана! Арсений отлично чувствует его спиной, но не прижимается и отходит еще сильнее вперед, становясь носками кроссовок на край сцены и поднимая вверх гитару. — Где мои деньги? — ту же фразу Антон слышит из зала, благодарно кивает и делает шаг назад, зная, что будет плохо, если получить гитарой по лбу. Даже не окинув взглядом сцену, Арс рывком опускает гитару вниз, будто бы ударяет ей о воздух с размаху, и разворачивается, уходя назад, ближе к Егору. Антон плавными шагами идет следом, держа поднятой вверх руку с сжатым кулаком. — Ханна кто? Ханна Монтана! Эд все это время не отходит от барабанной установки, то и дело перекрикиваясь там с Егором и взмахивая рукой между партиями, зажигая толпу. У него от отбивания ритма болят ступни, и он предполагает, что остальные чувствуют то же самое. Егор же бьет по педалям, а Арс и Антон скачут по сцене как в жопу ужаленные, и вряд ли после этого ноги скажут им спасибо. Вместе с тем, как Эд выбегает вперед, тормозя у самого края и визжа подошвой обуви, Егор подскакивает со своего места и с палочками идет вперед, зачесывая отросшие волосы назад и уже предполагая, как долго их придется вычесывать — Арсу не позавидовать, у него-то длиннее, и ему иногда после выступлений их хочется вырвать или отрезать, только бы не расчесывать и не мучить самого себя. Из толпы что-то выкрикивают, и Антон посылает всем разом воздушные поцелуи, уложив свободную ладонь на плечо Арса, и слышит дыхание тех, кто стоит в первом ряду. Ему самому кажется, что он задохнется прямо на сцене. — Хавайте! — кричит Егор, бросая палочки в разные стороны, и тут же обхватывает пояс Эда со спины, щекой прижимаясь к его плечу. За время выступлений они успевают соскучиться друг по другу, в особенности Егор, оставшийся за барабанами почти без физического контакта, и после того, как они заходят за кулисы начинается ночь нежностей и касаний. — Спасибо, вы пиздатые! — с одышкой кричит Антон, наваливаясь на Арсово плечо, и показывает жест Викторию в воздух, растягиваясь в улыбке для снимков, которые просто не могут не сделать в конце выступления те, кто в зале. Благодаря таким людям, у них наполняется их инстаграм-аккаунт, и там появляется все больше фотографий с выступлений и выходов. И есть ведь кому посмотреть на них, они растут как музыканты и становятся известнее, чем вчера, каждый раз. Внутри них только разгорается огонь музыкантов, и перспективы, если смотреть на нынешний результат, огромнейшие.***
Арсению хочется снять с себя кожу одним взмахом руки, чтобы не заморачиваться с макияжем. Сил иногда не остается даже на то, чтобы поесть что-то, и это та самая обратная сторона медали. Опираясь ладонями на раковину в ванной комнате, Арс рассматривает себя в зеркале и придирчиво щурит глаз, замечая в очередной раз начинающие сечься кончики волос. У него в последнее время вообще много придирок к самому себе. Наверное, вне выступлений у него на лице написана неуверенность по поводу внешности. И это приходит постепенно, в отличие от осознания, однажды вылившегося ледяной водой на голову. Пусть Арс почти и не изменился, но то ли требования стали выше, то ли в толпах слушателей он видит кого-то красивее, то ли это просто какое-то обострение — но не сезон ведь, до весны еще дожить нужно. На подобные мысли накладывается усталость, и Арсу хочется взвыть, отодрать себе волосы и проспать сутки, чтобы все как-нибудь само по себе устаканилось. Он смазывает тени, надеясь не выдавить себе глазные яблоки, и продолжает молча стоять перед зеркалом. Антон был просто обязан задолбаться его ждать в комнате и прийти. У него редко получается быть терпеливым в таких ситуациях, и в этот раз дверь тоже приоткрывается, намереваясь, по-видимому, разбудить весь дом. Родители-то спят, давно привыкшие к тому, что они возвращаются поздно и при этом иногда подвыпившие — первый бокал идет якобы для настроения, а дальше уже никто не считает чаще всего. — Ты че тут, Арс? Долго еще? — Антон засовывает в получающуюся щель голову, прищуривается от слишком яркого света и едва ли не виснет на двери, не зная, чем себя занять. — Я уже соскучился пиздец как. — Подожди, — ему приходится отледенеть и, включив воду, показушно сунуть руки под нее. — Я приду сейчас, пока кофе бахни, — да, они договорились сразу говорить словами через рот, но сейчас Арс даже не знает, что сказать, и попытки строить диалог будут максимально напряженными и смущающими. — Арс, ну, какой кофе, я хочу с тобой пойти спать. Мне еще в душ идти, — со вздохом шепчет Антон и вваливается в комнату, запирая за собой дверь. — Поповка, пойдем, — он тянет его за рукав, надеясь так урвать хотя бы несколько минут счастья, но Арс только разворачивается и обхватывает его пояс рукой, давая понять, что пока что они никуда не идут. Честно говоря, у Арса на лице прям написано, что у него есть какой-то чрезвычайно важный внутренний конфликт, но он упрямо молчит про него. Антон не собирается его пытать на кострах ради этого, но хочет знать, чтобы не усугубить ситуацию, и попробовать помочь. Антон разворачивает его, сам опирается задницей на стиральную машинку и обхватывает руками его плечи, чтобы быть ближе. Он после выступлений всегда тактильный, потому что при толпе людей не полезть обниматься посреди трека и не нацеловаться вдоволь. Понятное дело, Антон тоже устает, и это сказывается на многом, но усталость эта приятная, и ни к какому выгоранию не ведет. — Че-то случилось? — пока что Антон прощупывает почву, не зная, какая тема может Арса задеть. — Шаст.. — Арс хочет сказать что-то еще, но отмахивается и по-дурацки мелодрамно обвивает руками его голый торс. Он не знает, что сказать, и пожимает плечами. — Устал? Пойдем дрыхнуть, че ж ты тогда стоишь тут. Попросил бы, я б помог, с чем нужно, — опустив руки, Антон вытягивает из шлевок ремень, с грохотом бляшки роняет на пол и жмется ближе к Арсу. Если бы он мог догадаться, чем ему помочь и какую тему обсудить, то, естественно, сделал бы это. Но сейчас получается только быть рядом и не гадать, потому что это, наверное, будет еще хуже. — Устал, — соглашается Арсений и продолжает молча поддаваться ему. Антон стягивает с него толстовку вместе с футболкой — Арс всегда переодевается после выступления в сухую одежду, чтобы на морозе не замерзнуть и не простудиться из-за резкого перепада температур, да и так намного приятнее — и расстегивает джинсы, отлично понимая, что Арс, если его не раздеть, уснет прямо так. — Смыть тебе? — Антон сам стоит с макияжем на лице, но первым делом планирует разобраться с подвисающим Арсением. После того, как Арс сам раздевается до трусов, Антон самым аккуратным способом, имеющимся у него в арсенале, смывает ему макияж, наносит какую-то маску по Арсовой просьбе — здесь почему-то задумывается насчет того, почему он сам отказывается от таких вкусно пахнущих уходовых средств — и, не слыша возражений, раздевается тоже. Замок на двери, благо, рабочий, и Антон щелкает им, надеясь, что родители не проснутся или, если проснутся, не войдут. Мало ли что они делают в ванной — может, масочки друг другу делают, кто им может помешать с этим? И на данном этапе их отношений у них уже имеется безграничное доверие и единение душ. Антон и сам не хочет дергать Арса, подкатывать к нему, но это только сейчас, когда нужно помочь добраться чистым до постели и зацеловать — наверняка это приведет либо к хорошему настроению на утро, либо разговору и разрешению всех возникших вопросов. Антону с Арсом безгранично хорошо, как будто бы они вместе не чуть больше полугода, а хотя бы несколько лет. И не то чтобы у них уходит страсть и влечение, нет, просто чаще возникают моменты, когда оба хотят просто помолчать, лежа после тяжелого дня на общей постели. Разные эмоции в отношениях получать важно — если, конечно, это не чересчур негативные эмоции, потому что в таком случае нет никакого смысла в происходящем. Антон не решается мыть ему волосы, поэтому расчесывает их, разбивает по пробору и чмокает в макушку, встречаясь с благодарным взглядом в запотевшем зеркале. Арсу нужно было ощутить себя на своем месте — не на сцене, где тоже его дом, а именно наедине с Антоном, в их личном пространстве, поделенном только на них двоих. — Кофе буш? Или хош, вафли тебе те самые принесу? — вафли —, конечно, прекрасно, но не сегодня, и Арс, отрицательно качнув головой и двинувшись ближе к краю постели, обхватывает его пояс руками. — А спать? Я вот вообще не против, руками, ногами и писькой «за» сон, — Антон сдерживает смех, запрокинув голову, и слышит, как Арс хихикает, уткнувшись лбом в его торс. Пусть мысли всего лишь отходят на второй план, Арсению жизнь кажется уже не такой дерьмовой, как полчаса назад, и Антон приятно давит, улегшись сверху и натянув на них одеяло скорее для того, чтобы отделиться от остальной комнаты и ощутить предельную близость, чем для того, чтобы согреться. У Арса на губах мелькает улыбка, и Антон сцеловывает ее, прикрыв глаза.