***
Антон курит в форточку, не решаясь полностью открывать окно, — его нахрен сдует! Родителей дома нет, но, несмотря на это, он не решается разлечься на диване и покурить прям так. Во-первых, пора бы вспомнить про безопасность, во-вторых, пусть они и догадываются, Антон старается избегать настолько прямых намеков на свою зависимость. Вообще, он считает, что при любом удобном и нужном случае сможет отказаться от сигарет и не поведет бровью, настолько он владеет собой и своими желаниями, но после двух провальных попыток он пришел к выводу, что просто по-настоящему не хотел бросить, и прекратил издевательства над собой — вейп Егора он и без того может взять. Уже минуты три он смотрит на то, как паркуется под домом Эд, и то и дело цокает языком, когда машина заезжает бампером в сугроб позади. Не то чтобы сам Антон может с легкостью победить в уличных гонках и припарковать машину с помощью одного мизинца на руке и одного на ноге, но ему все равно жалко поцарапанные и поерзанные обо все, обо что можно, жигули. Добить их посреди зимы и с планом выступлений на руках не хочется. Не повезут же они каждый барабан отдельно к месту выступления, это ж столько потраченного зря времени, а еще гитары, одежда, если приходится переодеваться, косметика — заебутся ездить. Когда Эд и Арс наконец-то хлопают дверьми машины, Антон тушит сигарету о дно пепельницы, подмигивает Егору, сидящему за столом с какими-то умными конспектами, — еще не бросил он идеи поступать на следующий год — и выходит в коридор, чтобы отпереть дверь. Удачно, что родители уехали помогать бабушке по маминой линии с ремонтом и рассказывать, какой у нее талантливый внук, и Антону не нужно прятать бутылки и пепельницу — у него, безусловно, есть навык, и он всегда успевает убрать бутылку шампанского или банку пива за кровать, специально отодвинутую от стены, но расслабиться и не прислушиваться к звукам в квартире хочется неимоверно. Пить можно, но не при родителях, курить — тоже, и за это им огромное душевное спасибо. — Ну шо, скучали? — Эд распахивает дверь, стягивая с головы шапку, покрытую редкими снежинками, и, только скинув уже расстегнутые ботинки, виснет на Антоне со смехом. — Я знаю, ты точно скучал, — звонко целуя его в щеку, Эд подмигивает подошедшему Егору и расплывается в теплой улыбке, какая бывает только с ними. Арсений позади снимает куртку, разувается и подходит к Антону целоваться только тогда, когда Эд отцепляется от него, переключается на Егора и, подхватив под бедра, отрывает его от пола. — Намутили свои черепки? — залезая теплыми ладонями Арсу под толстовку, Антон прижимается губами к его лбу и прикрывает глаза, ощущая приятную прохладу. — Намутили. А вы че, бухаете без нас? — Арсений приподнимает бровь и тут же смеется, жмурясь. — Или вы дегустируете, че нам в новогоднюю ночь пить? — Дегустировал один я, честно. Булка вообще дрочит свои конспекты, я его скоро за такое покусаю, — у Антона самое обиженное из возможных лицо, и Арсений фыркает, ловя взгляд Егора на себе. — Мы-то хотели собраться, чисто по-человечески колы попить, вам ж нельзя бухать, и похавать, а этот сел и конспекты свои пишет и пишет. Я ставлю жопу, шо там уже вся информация мира написана, нечего больше дописывать. Пытаясь опуститься на пол, Егор хихикает Эду в волосы, крепче хватается за его плечи и елозит ногами по его талии, будучи в зависимости от того, как высоко его держит Эд. На самом деле он и сам уже не понимает, зачем ему подготовка к сдаче экзаменов во второй раз, если дела идут в гору, и он сам вряд ли откажется от музыки ради учебы. У Егора большинство решений в отношении обучения скорее по инерции, чем из-за непреодолимого желания. Привычка плотно засела в голове, и ее вытравить пока что не получается. У Арсения желание пересдать экзамены прошло еще быстрее, он, позанимавшись буквально пару недель, бросил подготовку и больше не смог себя усадить за тетрадки, конспекты и книги, которые тут же отнес обратно в городскую библиотеку из-за ненадобности. И желание к нему так и не вернулось. — Предлагаю схавать его за такие приколы, — делая вид, что по-вампирски вгрызается Егору в шею, Эд сдерживает смех и удобнее перехватывает Егора в своих руках, боясь уронить, — это не с гитарой по сцене бегать. — Как схавать? Ты обалдевший, блять, Эдик, поставь на пол, я тебя сам съем сразу! — эти его слова были бы похожи на угрозы, если бы Егор не смеялся и сам не цеплялся за чужие плечи пальцами. Егор тоже любит показушничать, потому что у Арсения нахватался сполна. — Опустишь — я тебе точно нос отгрызу, — Егору просто необходимо было добавить эту фразу, иначе бы он каждую ночь продумывал, как круто бы изменился разговор, если бы он все-таки сказал бы это. — Понял? — Понял, — кивая, Эд удобнее для себя перехватывает Егора, подсаживая выше, и уносит его в гостиную под их общий смех. — Я вообще очень понимающий, ты шо, не знал? Когда Егор сквозь смех пытается что-то сказать, Антон едва сдерживает улыбку, наверняка бы порвавшую его рот, и целует Арсения сначала в кончик носа, а затем в губы. Подаваясь ближе, Арс привстает на носочки и, прикрыв глаза, отвечает на поцелуй. Наверняка этот момент был бы романтичнее всех тех, что имеются в мелодрамах, если бы не Антон, пытающийся залезть рукой ему под футболку и обнять так, чтобы быть максимально близко. Толстовка длинная Арсу, потому что он ее у Антона забрал, и в ней он почти путается. Но ситуация не становится лучше, когда Антон цепляет края футболки пальцами и пытается успеть запустить под нее руку, отпуская уже помятые края, — так он только сильнее запутывается, громко вздыхает и, отстранившись, смеется Арсению едва ли не в губы. — Ты как матрешка. — Скорее как лук, — шепчет в ответ Арс и, трактуя Антоново молчание по-своему, поясняет. — И во сто одежек, и плачешь ты от меня. Запрокидывая голову назад, Антон тихо смеется и, морща нос, жмурится. И все-таки, что бы он делал, если не получилось то, что есть у него сейчас?***
— Вот это по-нашему, по-молодежному! — чересчур активно хлопая Егора по плечу, Эд провожает взглядом несколько рюмок водки до его рта и мысленно жалеет о том, что они встретились дома у Антона после того, как они с Арсением сделали татуировки — не раньше и не позже, как будто специально хотели лишить их прав на бутылки. В общем-то, пить и не планировалось, но «Правда или действие» еще никого к добру не приводила, поэтому Егор пьет из их запасов — Эд ради такого сбегал по морозу, под снегом до жигулей и принес оттуда бутылку водки. Кажется, ночевать и Егору, и Эду придется у Антона. Хорошо, что его родители благополучно уехали и, как говорили по телефону, возвращаться сегодня не планировали. — Как-как, нахуй? По-молодежному? — Антон, сидящий на спинке дивана, удивленно поднимает брови и скользит вниз, потесняя Эда к самому краю. — По-молодежному — это вот! Антон, опираясь коленями о диван, хватает Эда за плечо, тянет на себя и, поймав его взгляд, целует. Ничего молодежного, просто Антону захотелось поцеловать Эда, который с удовольствием отвечает на поцелуй, обхватывая рукой с банкой фанты его шею. Смеясь, Арс хлопает и порывается достать мобильник, чтобы запечатлеть это проявление «молодежности», но в порыве смеха только падает Егору на плечо щекой. — Хуя вы молодежные, — замечает Егор, когда Антон, зарываясь пальцами в волосы Эда на затылке, пододвигается ближе и поджимает под себя ноги. — Смотрите, младенцами не станьте, — Антон мгновенно сыпется, представляя себя и Эда, целующихся года так в два, и Егор, перехватывая эту же мысль, хихикает. Предсказуемо, что про стендап на фоне они благополучно забывают, кажется, Эд вообще не вспомнит имени комика, который выступает, потому что внимания на это не обращает, — говорит кто-то на фоне, пусть говорит. Антон отстраняется от Эда, облизывается и подмигивает Егору, с которым сталкивается взглядами и тут же смеется в голос, запрокидывая голову. Из-за того, что Антон слез со спинки, места критически мало, и Эд без вопросов перемахивает Егору на колени, предварительно сдвинув кофейный столик в сторону и проехавшись по коленям Антона, сидящего между ними. — Это тоже по-молодежному? — съезжая по дивану ниже, Антон разводит ноги в стороны — прям как в транспорте это любят делать — и складывает ладони на колени, понимая, что если не займет их хотя бы так, то обязательно выпьет пару рюмок — и уже не оправдаться тем, что пил за компанию. — Безумно, — Арсения, по-видимому, не устраивает его место, и он перебегает к Антону, с шумом падает ему на колени — получается неплохая такая композиция, хоть фотографа вызывай — и забрасывает руку ему за плечо. — Теперь почти так же, как тогда, в школе с фотографом, — Арс цокает, пихая Эда в бок. — Ты всю ассоциацию мне похерил, уселся он на колени, — смеясь, он тянется ближе к Эду, и они сталкиваются лбами, прикрывая глаза. Обхватывающий талию Арса рукой, Антон тянется за ним вбок и наваливается на Егора, облокотившегося на спинку дивана. Они еще умудряются не оказаться просто большой живой кучей, потому что привыкли подобным образом оттягиваться — это еще не тот момент, когда Егор обнимал Эда со спины руками, а у него на коленях лежал Антон, между ног которого что-то наигрывал на гитаре Арсений. — Пизда твоей ассоциации, как и нашей бухаловке, — со вздохом напоминает Эд, который весь вечер кидает неоднозначные взгляды на бутылку водки, как будто бы разводить ее с фантой уместно. Это ж не миринда, которая и в пир и в мир, а фанта, которая, по мнению Эда, вообще не катит под водку, то ли дело сок какой-нибудь. На крайний случай можно компот — они пробовали, это не лучший вариант, но и отнюдь не худший. — Зато какие черепа гарные, погляди, — у Егора после нескольких рюмок водки настроение поднимается и, кажется, уже стучится в облака, и не напомнить про сделанные только сегодня татуировки он не может. — На них даже подрочить можно, — замечает Антон и под удивленными взглядами Эда и Арса пожимает плечами. — А че нет? — он смеется, отмахиваясь, потому что шутка шуткой, а в правила первых дней после того, как сделана татуировка, есть правила. — Забудьте, просто забудьте. — Запомните! — Арсений задирает длинный рукав футболки не по размеру — видно сразу, что Антонова — и указывает на татуировку, от смеха морща нос. — На это можно дрочить, советы вам от Антона на будущее. Булк, тебя прям касается, запомнил? Утыкаясь носом между лопаток Эда, Егор смеется и переплетает пальцы на животе у Эда, надеясь, что он по случайности не улетит носом в бутылку водки — пока что это его единственная возможность выпить — разбил носом горлышко, половина лица в хлам, но зато пару капель слизнуть успел, это ж прям успех неудачника. — Ржут сидят, а он ж реально советчик от Бога! — Арс еще пытается окончательно добить шутку из этой ситуации, но сам сыпется, утыкается Антону в щеку и затихает, видимо, вслушиваясь в стендап — хоть кто-то из них решил это сделать, не зря ведь включали. Арсений пару минут еще ерзает, пытаясь устроиться удобнее, и коротко целует Антона в щеку, не сдержавшись. В который раз накатывает ощущение, будто он на своем месте, и вновь делить его с остальными еще приятнее. Еще бы Арсу не хотелось проводить так большую часть своего времени — у Антона на коленях, пока Эд о чем-то перешептывается с Егором, прекрасно. Им не привыкать проводить время друг с другом не только с шумом, криками и стуком бокалов, но и в тишине или хотя бы под какое-то видео, которое, по ощущениям, ни одного не интересует и включено лишь для вида — так сказать, чтобы было, чтобы шаги соседей сверху не считать и не слушать, кто с кем трахается за стенкой — со временем неинтересно становится, потому что имена знакомы, а по приколу засекать время уже не весело, кажется, прошли моменты, когда это забавляло. — Если я вырублюсь после вашей водки рано, то я вас покусаю, — Егору после нее только признаки жизни подавать, и, удивительно, что у него еще получается говорить складно и по делу. — Всех по очереди или разом? — а Антона только это и волнует. — Я за то, чтоб ты всех разом, хоть поржем, че думаешь? — обращаясь и к Арсу, и к Эду, и к Егору одновременно, Антон сдерживает смех. Арсению много и не нужно даже при том факте, что он ни капли в рот не взял, и он смеется Антону в шею, сползая по его коленям ниже и расслабляясь до состояния желе. Со временем они начинают открывать совершенно новые ощущения, прекращают в большинстве случаев показушничать и верят в то, что скоро начнут общаться с фанатами как с хорошими знакомыми. К этому нужно стремиться, чтобы выбиваться из толпы однообразных образов и не оставаться собирательным образом. Хреново, когда никакой уникальности и индивидуальности.***
Из гостиной еще несколько минут раздаются разговоры, но когда они все-таки затихают, Арс передает Антону сигарету и возвращается в кровать, не желая морозиться. Невыпитый — удивительно — алкоголь дает о себе знать, когда Арсений лезет копаться в собственную голову вместо того, чтобы завалиться спать вместе с Антоном, который, кажется, либо дурак, поэтому не замечает такого состояния у Арса, либо ждет лучшего момента для разговора и поднятия этой темы. В Антоне, если судить по чуть поплывшему взгляду, пара рюмок водки, что для него не настолько много, чтобы упиться и потерять адекватность. И он с совершенно спокойным видом курит, стряхивая пепел в пепельницу и опираясь локтями на подоконник, как будто и не замечает того, что Арс где-то в своих мыслях. На самом деле он все отлично видит, но не знает, как подступиться. Вроде бы обговорено, что они будут обсуждать проблемы словами через рот, но при этом Антон боится, что ошибается и делает поспешные выводы — мало ли у Арсения какая-то неделя без настроения. Но мысли насчет того, что узнать, что же Арса гложет, посещают Антона не в первый раз. Антон планирует поинтересоваться его состоянием сегодня, когда они лягут в постель. Арс надеется, что все само по себе уложится в его собственной голове, когда они лягут в постель. — Завтра вставать нужно? — привычно интересуется Арсений, перекатываясь к стене и приподнимая одеяло со стороны Антона, чтобы тому легче было завалиться рядом. — Нет, только послезавтра. Это последний наш выход в этом году, — шлепая ладонью по выключателю света, Антон сбрасывает на рабочее кресло футболку — ему как будто вообще не холодно — и через несколько мгновений валится к Арсу, надеясь в темноте не придавить ему пальцы. — Представляешь, с мая по декабрь мы столько всего написали, сделали.. А главное — сколько показали людям! Арсений кивает и знает, что Антон поймет, почувствует, если не увидит. — И нам нужно придумать, в чем мы будем послезавтра. Это ж вроде как Новый год скоро, значит нужно как-то весело, — когда Арс цокает, Антон смеется потише прежнего, не желая разбудить Эда и Егора в гостиной. — У нас всегда весело, а еще немножечко по-блядски. Нужно, знаешь, шоб мишура у меня на шее болталась, Эдику можно на соски приделать как-нибудь шарики с елки, — здесь сыпется уже и Арсений. — Булке бахнуть можно дождик в волосы, если он мешаться не так сильно будет. Ты прикинь, его светлые патлы и еще дождик сверху розовый или красный какой-нибудь. С елки нашей спиздим, если красный, — у Антона за несколько минут появляется представление, как им выходить выступать, и он уже не заостряет на этом внимание, потому что привык к своей быстро и к месту включающейся фантазии. — А ты не хочешь сделать себе макияж такой.. — Антон активно жестикулирует руками, пытаясь в темноте объяснить, какой же именно макияж, но сдается и подключает голову. — Знаешь, вот левое веко какое-нибудь зеленое, правое — золотое, может, желтое.. И губы такие красные.. Как тогда, когда ты ворчал, что я тебе всю помаду смазал и съел, пока мы целовались, помнишь? — у Антона на лице наверняка расцветает нежная улыбка. — А передние прядки можно в хвостик собрать, сверху на резинку какую-нибудь небольшую яркую звездочку, ты ж тогда вообще ахуительный будешь. — Как елочка? — кажется, Арс особо его восторга не перенимает, но очень старается. — Как елочка, — Антон кивает в темноту. — Че думаешь? — А если Эду шубу ту мою накинуть вместо прищепок на соски? Ему ж наверняка больно будет час с ними скакать. — Твою розовую? Ту, что мы в секонде за косарь урвали? — он отлично помнит, как удачно они зашли в день распродажи, как Арс увидел эту пушистую шубу и как они потратили на нее деньги, которые откладывались на алкоголь на Новый год. — Да. А то я как елка, а Эд — нет. Непорядок. Тебя бы тоже, конечно, нарядить.. Булке легче всего, можно не так детально образы продумывать. Ему дождик, — Арс и сам не замечает, как втягивается. — Дождик и еловую ветку на месте брови нарисовать. — А ты сможешь? — за макияжем только к Арсению, который занимается этим с удовольствием, экспериментирует на Антоне дома, чтобы на выступления приходить уже знающим, что и кому нужно сделать, и не скрывает этого. У него в сторис очень часто появляется Антон со стрелками, с новыми тенями на глазах. Однажды даже Антон опробовал на себе накладные ресницы, но отказался в дальнейшем их использовать — он и получаса не продержался с ними на глазах, потому что неудобно, а тут целый час нужно прыгать по сцене, не боясь того, что в один момент эти ресницы могут просто отлететь. — Попробую, но, думаю, смогу, — Арсений задумывается, согласится ли Егор на зеленую бровь, и усмехается, представляя себе картину, если он все-таки откажется — придется каким-то образом приделывать ему на бровь ветку настоящей елки, которая наверняка будет мешать, лезть в глаза и отвалиться после пяти-шести треков. — Булке все равно решать, согласен ли он потом отмывать эту бровь от теней и подводки. — А, может, тебе шарик нарисовать? На глазу. — Как фингал? — смеясь, Арс жмурится и укладывается щекой Антону на грудь. — Я сам себе вряд ли смогу нарисовать. — Хочешь, завтра меня научишь, и я тебе нарисую шарик? — Антон всегда инициативен и согласен на многое, несмотря на то, что у него есть ощутимые границы. — Ну, если у меня получится не нарисовать тебе яйцо или не выткнуть нахрен глаз. Тихо и как-то даже счастливо вздыхая, Арс начинает выводить на его груди какие-то свои рисунки, прикрывает глаза — в темноте не видно, но Антон чувствует, как скользят его ресницы по груди — и привычно нагло забрасывает ногу на чужие бедра. У них уже привычка какая-то — засыпать именно так. Антон запускает пальцы, к счастью, уже без колец, в его волосы, перебирает отросшие пряди, оттягивает их слегка для расслабления и задумывается о том, какие можно делать интересные прически с такими волосами. У него самого, конечно, челка не хуже — вихрастая, пушащаяся и настойчиво лезущая в глаза. Но вряд ли ее можно превратить во что-то большее, чем хвостик на макушке — и он, наверное, развалится через пару минут, потому что волосы недостаточно длинные. — Давай завтра уже про яйца? Нам б дожить до выступления, — Арсений посмеивается, мысленно откладывая свой серьезный разговор на потом, чтобы не портить вроде как поднявшееся настроение.***
Арс, подкрашивая губы, через зеркало смотрит на Эда, щеголяющего по гримерке в розовой шубе, с которой, к счастью, не летит весь пух, иначе они бы уже через несколько треков бегали по розовому настилу. У Эда давно прошла стадия отрицания розового цвета по причине того, что он подходит только для девочек, и он с удовольствием используют этот цвет — даже на глазах у него розовые тени, бережно нанесенные Арсением еще десять минут назад. — Нравится? — Арс, жопу даю на отрез, реально ахуенная. Я только боюсь упариться в ней, как курочка гриль, — Эд распахивает шубу, демонстрируя ему голую грудь, полную татуировок, и проколотые соски. — Я ж могу снять ее под конец? — Антон же хотел новый трек перепеть в конце, но, думаю, можно хоть с листиком на письке выйти. Все равно слушатели оценят. — Мне есть чем похвастаться, — нарочно потянувшись к ширинке джинс, Эд усмехается под смех Арсения и вошедшего Егора. — Бля, да почему выглядит так, будто я тебе, Поповка, отсосать предлагал. Реально, мы обсуждали, могу ли я снять шубу, а пришли к тому, что я покажу член, — он не оправдывается, больше добивает ситуацию и, согнувшись, смеется. — Я так и понял, — фыркает Егор, запрыгивая на стол и пододвигая в сторону косметичку Арсения. — Антон скоро без трусов выйдет. В мишуре, но без трусов. Арс улыбается, откладывая помаду в сторону и щелкает Егора по носу: — Это я ему посоветовал сегодня выйти в мишуре и без рубашки. Выглядит, к слову, неплохо, мне нравится. Легко раздеваться, — Арс, до этого момента державший лицо, хихикает и, морща нос, отворачивается обратно к зеркалу. — Зато вы видели, какой я ему макияж сделал? Конечно, когда же Егору и Эду смотреть, если они, одевшись, ушли вдвоем курить — и, видимо, целоваться по углам клуба, в котором уже собираются их слушатели, постоянно пытающиеся выцепить их в толпе, сфотографироваться или поймать с поличным — Егору плевать, и он каждый раз перед выступлением тащит Эда целоваться подальше от гримерки, чтобы не мешать Арсу и Антону с поцелуями и макияжем. — Вот он покурит и придет, вы тогда обоссытесь от зависти, я жопу ставлю, — ослабляя ремешки портупеи на себе, Арс смотрится в зеркало, оценивая грудь, обтянутую сначала полупрозрачной черной водолазкой без горла, а затем и портупеей. — Я с твоих глаз-шариков обоссался, — отшучивается Эд, смотря на тени, нанесенные в виде двух елочных шаров, на Арсе. — Сам придумал или подсказал кто? — он смеется, мысленно отмечая, что елка на брови у Егора не лучше. Нет, нарисовано и оформлено, конечно, безупречно, к Арсению из-за этого не придраться, но то, как это смотрится вместе с более-менее официальным стилем, конечно, дает не столько новогоднего настроения, сколько эпатажа и пафоса. Безусловно они выглядят звездно — басист в розовой шубе и с розовыми тенями на глазах, гитарист с елочными шарами, нарисованными на месте глаз, и с портупеей поверх просвечивающей водолазки, солист без рубашки, с мишурой на шее и ярким макияжем и барабанщик с красным дождиком в волосах и в футболке — к слову, ее отдал ему Эд — с Дедом Морозом рокером, который явно подвыпил. — Антон придумал, пока вы пьяненькие там спали, — Арс рассматривает в волосах Егора дождик, который пришлось укоротить, чтобы он не лез под руки, и, заметив легкое смущение, отражающееся в покрасневших щеках, вскидывает брови. — Или не спали.. Когда Эд, смеясь, сгибается в несколько раз, хлопает в ладоши в лучшей Антоновой традиции и врезается задницей в стену, Арсений кидает на него недоумевающий взгляд и оборачивается на скрип двери. Антон, после входа в гримерку которого все трое смеются, замирает на пороге и переглядывается с Арсом, надеясь, что ему расскажут, почему все вдруг начали смеяться. — Вы трахались на диване наших родителей? — обращаясь к Эду и Егору и давая Антону понять, в чем, собственно дело, Арс удивляет Антона еще больше. Он называет его родителей нашими, и Антон сильнее тупит, хлопая ресницами и сжимая ремень на своих брюках. От Арсения он такого не слышал никогда и не подозревал, что когда-то наступит такой момент, и именно поэтому сейчас зависает. Мало того, что Егор и Эд основательно занимали диван его родителей после тусовки, так еще и потрахались на нем. Ни секунды без поводов ахуеть и запомнить этот момент на всю жизнь. — Блять, ну было, вы шо, против? — Эд понимает, что в морду ему за такое не дадут, да и вставать спрашивать, можно ли им потрахаться на этом диване или уйти на пол, посреди процесса было бы чересчур странно. В конце концов, они ж ни следа не оставили, у них есть опыт — либо Егору хочется больше экстрима в жизни, либо кровати родителей просто так попадаются под их горячие руки и вставшие члены. И это не трек Пошлой Молли, это их самая настоящая жизнь. Вряд ли мать Эда когда-то узнает, что на ее кровати ее сын трахался с «другом», который ночуют у них едва ли не через день. — Да я-то как-то нет, — выпуская ремень из рук, Антон пожимает плечами и даже как-то теряется, не сводя взгляда с Арсения, который, кажется, ничего еще не понял. — Но я не уверен, что мои родители были бы прям «за».. Но выбора у них, получается, даже как-то не было. Не стали бы мы им звонить с таким вопросом посреди ночи, особенно когда Егор совсем уклюкался. Егор, смеющийся в собственные ладони, валится Арсу на плечо и жмурится до мелких морщин на лбу. Это была бы максимально странная сцена, и в нее бы не поверил ни зритель кино, ни слушатель самой отшибленной по чьим-то меркам музыки. И, по правде говоря, Егору даже страшно представить их возможную реакцию, поэтому эту тайну они вчетвером унесут в могилы — может, у них вообще братская будет, про это очень любит шутить Эд. — И где твой супер-хуюпер макияж? А то мы все обсуждаем, как мы с Булкой трахались, — сдерживая смех и стараясь не смотреть ни на Арса, ни на Егора, Эд обращается к Антону и мысленно уговаривает себя не ржать, хотя бы в голос. — Хуюпер макияж у тебя был бы, если бы мои родители узнали, что вы с Егором трахались на их кровати, а у меня на лице ахуенное творение, — подходя к зеркалу с ярким освещением, Антон презентабельно указывает на собственное лицо и прикрывает веки, чтобы Эд мог удостовериться в правдивости его слов. — Нравится? Подойдя ближе, Эд склоняет голову вбок и оценочно прищуривает один глаз, как будто это поможет ему определиться с выбором. У него на лице написано, что ему, безусловно, нравится, но желание повыпендриваться в который раз берет верх, и Эд с минуту молча смотрит на макияж, пока рядом Арсений поправляет Егору елочку на брови и просит не запутаться в дождике. Это Антон, у которого в руках микрофон, может хоть елку на голову себе прикрутить, потому что удержит, успевает перехватить свободной рукой, а у Арсения, Эда и Егора постоянно заняты обе руки — конечно, иногда, когда можно, Егор откладывает одну палочку на неиспользуемый барабан, но в большинстве случаев руки у него заняты. — Нормально, — только Эд говорит это, так сразу сыпется, падает Антону на плечо и обхватывает его пояс руками, прижимаясь ближе. — Выглядишь так, будто на шест пойдешь через пару минут. — Он скоро и к этому придет, — возникает Арс, припудривающий нос Егору, предусмотрительно закрывшему глаза. — А че, он многофункциональный вон какой. Будет и петь, и на шесте вертеться, и по сцене бегать, и на некоторые треки гитару отбирать, — он вовремя закусывает губу, чтобы не сдать с потрохами сюрприз, — и тогда только ради такого шоу люди придут, а треки будут дополнением, — Арс смеется, громко закрывая пудреницу, и поправляет Егору в волосах дождик, осторожно разглаживая светлые пряди. — Да вы меня потом до машины не донесете, — обхватывающий талию Эда в ответ, Антон умещает подбородок на его плече и подмигивает Арсу. — И до кровати тоже, ну. Я, конечно, могу, но вряд ли через два выхода я не откинусь. Егор кидает взгляд на часы на телефоне, мысленно прикидывает, сколько времени им нужно на то, чтобы еще раз утвердить треки и перетереть со световиком, и кладет ладонь Арсу на плечо, останавливая его: — Все хорошо, не поплывет, нам уже нужно бы порешать со световиком. Песни ж в том порядке? — он кивает на лист бумаги, перечерканный и несколько раз исправленный в корне, потому что последовательность треков располагает Антон, который закладывал какой-либо смысл в эти треки, а потом уже остальные соглашаются или предлагают свои варианты, никогда не лишенные внимания. Кивая, Антон целует Эда в лоб, поправляет ему шубу в плечах и отстраняется. Обычно он объясняет, когда и куда нужен свет в тот или иной момент, и у них даже есть файл на флешке, где записаны основные правила света для постоянных треков. Для новых песен они обычно несколько раз объясняют свой вариант световику, предлагают имеющиеся варианты и прислушиваются к советам профессионала, который явно не станет советовать полное дерьмо. В следующие разы у них уже есть готовый план, и столько времени на объяснение и рассуждения, как будет лучше, убивать не приходится. Честно говоря, Антон не любит дни, когда нужно обсуждать с кем-то левым выступление и потом идти по существующему плану, чтобы не подводить ни себя, ни это человека. — В том, — Антон подхватывает флешку со стола, забирает исчерканный вдоль и поперек лист и окидывает взглядом гримерную, пытаясь понять, не забыл ли он что-то взять. — Егор, пойдем со мной, там нужно с твоими ударами тоже че-то намутить. Вы, — смотря то на Арса, то на Эда, он замирает в самых дверях, — подойдете минут через десять? А то ж и про вас базарить нужно, у нас же просто дохуища коннектов и ваших партий, нужно как-то выделить. И это, не потрахайтесь, диван-то не наш, — Антон смеется, выходит первым и, придержав Егору дверь, сворачивает не в сторону зала и сцены, а в сторону рабочих кабинетов и кабинки световика и звуковика, из которых через небольшие окошки видно сцену.***
Свет тухнет, зрители вопросительно гудят и замирают, когда различают из-за ярких блесток на мишуре, висящей у Антона на шее, в тусклом свете от снимающих мобильников то, как Антон разворачивается, становясь спиной, и чего-то ждет. — И под конец у нас, наконец, новиночка.. Не ждали, а мы вот, приперлися, — Антон чуть слышно смеется, отнимая от лица микрофон, на несколько мгновений исчезает со сцены и, вернувшись, становится уже лицом к зрителям. У него внутри затягивается какой-то комок волнения, и Арс, предполагая это, осторожно гладит его плечо и сам, кажется, выдыхает. Антон ждет, пока Эд вернется от Егора, к которому отбежал под конец прошлого трека, и устанавливает пока выключенный — материться себе под нос хочется, нервничает все-таки — микрофон на стойку. Вместо слов Эд подталкивает Антона в плечо, сообщая о том, что вернулся на место, и Антон, последний раз выдохнув, обхватывает ладонями и включает микрофон. — Put your loving hand out, baby, — свет ударяет Антону в лицо, но он не жмурится, устремляет взгляд куда-то выше толпы — так создается иллюзия, что исполнитель смотрит в зал — и делает шаг назад, уводя за собой и стойку. — cause I’m beggin,* — как только он обрывает звук, Эд, делая шаг вперед, вступает вторым, за ним по барабанам ударяет Егор, и Арс, отклоняющийся назад, ударяет по струнам с самым спокойным и даже довольным видом. Волнение прячется где-то за голубизной глаз, и Антон отлично это знает. Антон вступил безупречно, со светом не случилось ничего кошмарного, Арсений не забыл, что ему вступать после Егора, и начало положено великолепное, без единой ошибки. Узел в животе размякает и разваливается, когда Антон, отступая немного назад и — для себя — влево, врезается плечом Арсу между лопаток. Видимо, особо церемониться Арс не стал и сразу подошел максимально близко к Антону. — I'm beggin, — подмигивая Арсу, Антон кладет одну руку ему на талию, а другой придерживает стойку с микрофоном, — beggin you, so put your loving hand out, baby!** — он, нарочно повернув Арсения лицом в зал, скользит по его животу и бедрам рукой и усмехается, делая вид, что тянется поцеловать его в макушку. — I'm beggin, beggin you. So put your loving hand out, darlin!*** — отрываясь по полной, Антон разворачивает Арса лицом к себе, легонько пихает в плечо, как будто отталкивая. И Арс, отклоняясь якобы от сильного толчка, выставляет назад одну ногу и указывает грифом поднятой гитары на Егора, ударяющего по барабанам. — Ridin high, when I was king!**** — показывая в зал едва-едва бицепс, Антон снимает микрофон со стойки и отходит в сторону к Эду. — I played it hard and fast, — он подпрыгивает на ударах Егора по барабанам и с каждым разом приближается к краю сцены, — cause I had everything.***** Эд отбегает ближе к лестнице к залу, становится на двух ступенях и склоняется вниз, переступая с ноги на ногу под удары барабанов. Снова обернувшись к толпе, Арсений поднимает гитару выше, скользя пальцами по грифу, и раз в несколько секунд ударяет по струнам. У него просвечиваются сквозь водолазку соски, и он специально уводит гитару в сторону, играя бровями и смотря на тех, кто стоит в первых рядах, — и это почти намек на то, что Арс готовится к тому, чтобы записаться на пирсинг сосков. Антон пропускает вперед вернувшегося на сцену Эда и провожает его спину взглядом, когда он устремляется к Арсению и тормозит буквально в нескольких сантиметрах от него, чтобы не врезаться. Они, на секунду замерев, стыкуются и принимаются покачиваться взад-вперед, каждый раз не доставая до струн чужой гитары всего несколько сантиметров — такой риск дает больше желанных эмоций, да и зрителю нравится. Антон, еще несколько строк остававшийся почти у самого края, поворачивается к ним и крадущимся шагом начинает приближаться, зная, что ни Арс, ни Эд в таком порыве не замечают никого, кроме друг друга. — I’m on my knees while I’m beggin, — оказавшись почти вплотную к Эду, Антон кладет ему на плечо руку и намекающе тянет его назад, почти прижимаясь своим пахом к его заднице, — cause I don’t want to lose you!****** Оборачиваясь, Эд встречается с Антоном взглядом и, будто в вальсе без касаний, разворачивается, пока Антон легко придерживает его плечо. Они меняются местами, и Антон подключается к Арсению, прыгающему вперед-назад, с места на место, и почти мгновенно с ним состыковывается. Эд на несколько мгновений оставляет гитару болтаться на ремне, наклоняется вперед и, надеясь не ударить собственными коленями по задней части корпуса гитары, машет руками, чтобы раскачать зал, и без него готовый подпевать и светить фонариками в темный потолок — свет софитов только на сцене, зрители в темноте, и со сцены очень трудно поймать чей-то взгляд, все предательски мешается между собой. — Yeah, ratatata! — Антон, хватаясь за плечо Арса, подается ближе и каждым своим движением напирает, заставляя его пятиться и отклоняться назад. — I'm beggin, beggin you, so put your loving hand out, baby!** — ладонью с микрофоном он указывает на Арсения и выкрикивает текст в зал, стоя уж слишком близко к краю вместе с Арсом, который, кажется, уже привык балансировать между сценой и кричащей от возбуждения толпой. — I'm beggin, beggin you. So put your loving hand out, darlin!*** Делая шаг назад, к Эду, Антон опускается на одно колено, упирается им в пол, а другую ногу сгибает, как бы присаживаясь на корточки, и смотрит на приятно недоумевающего Арсения снизу вверх покорным, ластящимся взглядом. — I need you to understand, — Антон с нежностью осматривает Арса, гуляя взглядом от обуви до лица, и свободной ладонью гладит его бедро, — tried so hard to be your man, — теперь он указывает на себя, пожимая плечами, и улыбается так тепло, что Арсению хочется поцеловать его прямо здесь и сейчас, — the kind of man you want in the end. ******* Эд, у которого партия кончается, широким жестом отрывает пальцы от струн, отшагивая назад от своей же развязности, и подмигивает Егору, тоже замершему в ожидании следующей рабочей партии — этот момент сугубо Арсения и Антона был, есть и будет. У Арса в глазах удивление мешается с какой-то детской радостью, добавляющей больше яркости взгляду, и Антон, огладив его бедро, поднимается с колен, не отводя от его лица взгляда. — Only then can I begin to live again!******** — с осторожностью касаясь подбородка Арса двумя пальцами, Антон тянет его на себя, мажет губами по щеке, легким движением отводит микрофон в сторону и, прикрывая глаза, понижает голос настолько, насколько это возможно, пока Егор ударяет по барабанам, возвращаясь к игре, а Эд, поставив ногу на софит, опирает гитару на колено и усмехается куда-то в толпу. — Арс, я, кажется, андерстенд, — он посмеивается и тут же прыжком возвращается в центр, поднося микрофон обратно к лицу. — An empty shell I used to be, the shadow of my life was hangin over me!********* Оставляя Эда и Антона в центре, Арс вприпрыжку убегает к барабанной установке, ровняется с ней и, отбивая подошвой обуви ритм, ударяет по струнам. Краем глаза он замечает, как очаровательно скачет вместе с волосами Егора дождик, и улыбается, поймав на себе взгляд Егора. — What we doin? What we chasin?********** — Антон подскакивает к Эду, наклоняется вперед и, дождавшись, пока его действия отзеркалят, тянется вперед. — What about 'em, why the basement?*********** — они синхронятся, делая шаг и возвращаясь на место одновременно, и Антон манит его ближе пальцами, вопросительно поднимая брови. — Why we got good shit, don't embrace it?************ — когда сзади подбегает Арс, вернувшийся от Егора, Антон разворачивается в зал и шагает на самый край сцены, пропуская за своей спиной Арсения, торопящегося к Эду. Размеренным шагом Антон возвращается к микрофонной стойке, обхватывает ее свободной ладонью и, шагая назад, волочет ее за собой. На несколько мгновений Арс разворачивается, делает выпад в сторону Антона и указывает на него грифом, жмурясь от яркого света софита, попадающего прямо в глаза. Ощущение, что Эд его сейчас укусит в плечо, если он не повернется, заставляет Арсения развернутся, не вставая с выпада, и податься ему навстречу. — I'm beggin, beggin you, so put your loving hand out baby!** Эд совсем теряет чувство осторожности, подается вперед и врезается в Арсов лоб, будто бы даже заботливо подставленный для этого. Смеясь, они сыгрываются, почти наступая друг другу на носки обуви, и, прячась за волосами Арсения, делают вид, словно целуются, под крик откуда-то из зала — когда Антон стоял на одном колене, в зале была гробовая тишина, и это безусловный показатель, чего от них ждут, а чего совсем не ожидают. — I'm beggin, beggin you. So put your loving hand out darlin!*** Стоит свету софитов направится только на Антона, стоящего в центре, Арсений и Эд разбегаются, меняясь позициями на сцене и становясь к Антону почти вплотную, чтобы не затеряться в темноте. — I'm holdin' on. I can't fall back, — он ведет ладонью по собственной груди, вскидывая бровь, и с игриво смотрит на Эда, вставшего чуть ли не под бок. — I'm just a con about to fade to black!************* Антон забрасывает руку Эду на плечо, приглаживает розовый мех на его шубе и, на мгновенье оторвав руку, привлекает внимания к сегодняшней Эдовой одежде. — I'm beggin, beggin you, so put your loving hand out baby!** — когда Эд делает шаг в сторону, Антон обхватывает обеими ладонями микрофон, установленный в крепление стойки. — I'm beggin, beggin you. So put your loving hand out darlin!*** — поднимая выше стойку и отбрасывая голову назад, Антон громко и звонко тянет окончание слова, с каждой секундой все больше ощущая недостаток воздуха в давно натренированных для подобных случаев легких. Световой круг расширяется, к левому плечу Антона прижимается Эд, а к правому — Арсений, развязно откинувшись назад и ударяя невидимую преграду в воздухе взброшенной в порыве ногой. — Йоо-ху! — обхватывая плечи Эда рукой, Антон отбрасывает с лица челку, как Арсений, запрокидывающий голову назад, чтобы убрать мешающиеся волосы, и как раз подбегает Егор, тут же наваливающийся на спину Антону и обвивающий его шею руками. — Оттянитесь в новогоднюю ночь, смотрите только, в Питер не улетите! — Эд отпускает гитару, оставляя ее болтаться на ремне, и распахивает шубу, чтобы выпустить жар. В шубе жарко, и Эд, несмотря на то, насколько хорошо выглядит в ней, хочет поскорее ее снять. Безусловно, в ней нужно выступать под запись или с несколькими треками, но никак не с часовой программой. — Пейте много только в том случае, если пьете не паленую водку. Эт хуйня полная, не советую, — Антон знает, о чем говорит. — Я уж рекламировать не буду, но вы понимаете, да, лучше вина с пакета хуйнуть, чем гашеной водки. Арсений, как и Эд, отпуская гитару, забирает у Антона микрофон, по инерции кидает взгляд на кнопку, говорящую о том, включен он или выключен, и пару раз ударяет им себе по лбу, привлекая внимание слушателей. Он и сам пока не знает, что хочет сказать, но понимание, что нужные слова сами окажутся на языке, придает уверенности. — Любите, несмотря на ни что, — он улыбается, кидая очевидный взгляд на улыбающегося Антона, и подается назад, стоит Егору обхватить его талию рукой. — И не важно, человека ли, свое дело, жизнь или домашнее животное. Просто любите че-нибудь — можно даже книжку или какую-нибудь понтовую подводку для глаз, хрен вас знает. Так жить буит легче, я вам на собственном примере говорю, чтоб не возмущались. — А у тебя шо, пример есть? — ехидничает Эд, наклоняясь вперед и смотря с хитринкой на светящегося Арса. — Есть, а ты че думал? — передавая микрофон Егору, Арсения кидает взгляд сначала на Эда, усмехающегося так, будто он знает какую-нибудь всемирную тайну, а затем на Антона, который тут же подмигивает с улыбкой, совсем не реагируя на шепот в первых рядах — кажется, только дурак не заметит между ними химию. Оставляя остальных сзади, Егор выходит вперед, становится почти на самый край сцены и улыбается заинтригованной толпе, не понимая, как можно сдерживать чувства к каждому, кто их слушает, кто посещает клубы ради них, кто едет на другой конец города из-за их выступления. Он, наверное, дольше всех принимает то, что они не в своем гараже друг для друга играют, а для людей, которые следят за ними в соцсетях, активничают в жизни и посещают их выступления, мотивируя идти дальше, работать над новыми треками и стремиться еще выше — есть куда. Если их куда-то пригласят выступить или предложат запись треков, то Егору понадобится неделя, чтобы понять это и не ебнуться. — Я знаю, что большинство здесь не потому что хочется бухнуть и потусоваться, а потому что мы тут выступаем, и хочется обратиться именно к вам, пацаны и девчонки. Мы вас всех безумно любим, целуем — а это мы делать любим, как вы поняли, — Егор ставит ногу на самый край сцены, усмехается в камеру чьего-то телефона и пробегается взглядом по заметным лицам, которые не мешает увидеть свет софитов. — Тащите, если хотите, у вас все будет заебись, оно ж иногда кажется, что совсем пиздец, но там подождать нужно, выдохнуть, тыры-пыры. Егор не следит за тем, что происходит позади, и вздрагивает, когда на его плечо ложится ладонь бесшумно подошедшего Эда с болтающейся на ремне гитарой. — И, как Арс сказал, любите. Мы вот друг друга любим вчетвером, и это пиздато, люди близкие вам — всегда хорошо. Перетягивая гитару ближе к левому боку, Эд обхватывает его талию руками, прижимает поближе и покачивается, дожидаясь конца его речи. Ему не микрофон срочно нужен, а Егор, и приходится ждать. — С Новым годом вас всех, короче, че мы тут разглагольствуем, — оборачиваясь, Егор отдает микрофон подбежавшему Антону, которому еще нужно рассказать про новинки следующего года и места выступлений в ближайшие числа — у них нехилый такой отпуск до пятого числа, можно пять дней подряд пить, есть и спать — больше ничего, конечно, если родители не решат вмешаться. И все-таки хорошо, что идея Эда со съемной квартирой на новогоднюю ночь и еще на двое суток приобрела такие обороты, что они, скинувшись всем, чем можно и чем нельзя, сняли однушку — двух комнат им с головой, потому что спать могут вчетвером в одной на двух матрасах — договорились с родителями, что возьмут у них салатов — алкоголь просить было бы нагло, а вот еду, которая может с легкостью испортиться, если ее вовремя не съесть, можно. — Ждите от нас в новом году премьер, даже записей, у нас контента, который вы еще не видели, дохуя и тележечка рядом катится, — Антон смеется, выходя вперед и давая Арсу и Эду снять гитары для финального прощания — все-таки чуть больше недели они не увидят зрителей и слушателей и не выйдут на сцену, а с их графиком это довольно много. Они за несколько месяцев постоянных выступлений, поездок и работы над текстами привыкли жить именно музыкой, и жаль, что вывозить так долго не получится. В планах у них просто взять и выдохнуть, хотя бы на три-четыре дня, чтобы перед первым выступлением в новом году пробежать по текстам, музыке и планам — начать год с лажи никому не хочется, понятное дело. — Жопу ставлю на то, что вам зайдет, поэтому готовьте там память на телефонах, можете сразу фотики брать, чтоб уж наверняка, — смеясь, Антон подзывает Егора поближе одним взглядом, кладет ему на плечо ладонь и опирается полностью на него, игриво-шутливым взглядом всматриваясь сквозь бьющий свет софитов в толпу. На краю сцены лучше всего видно зрителей, но каждый раз ради этого бегать туда муторно, и Антон остается в центре вместе с Егором, чтобы дождаться Арсения и Эда, убежавших за кулисы, чтобы оставить там гитары — с ними, конечно, эстетично, возражений нет, но после часа беготни с гитарой наперевес остается мало желания носить ее на себе, когда не нужно ничего играть. Арс, смеясь, выбегает первым со своей шубой на плечах и врезается Антону в спину, губами прижимаясь к вспотевшему плечу и едва не роняя его — Антон-то такого не ждал и расслабленно стоял, полностью опираясь на Егора. — Ну ты шо, ахуевший? Поповка, я все понимаю, шуба твоя, но я шо-то не так планировал сосками светить, — Эд подбегает к ним, тормозит подошвой буквально за несколько сантиметров до встречи со спиной Арса — уже научен, не зря на выступлениях обкатывает подошву — и обхватывает руками Арсов пояс, подтягивая к себе под сдерживаемый смех. — Я тебя покусаю потом, понял? — пока Антон, обернувшись к ним, смеется, Эд подмигивает Егору, выцепив его взгляд, и лезет Арсу руками под шубу, чтобы обнимать было удобнее. У них настроение, несмотря на усталость, подскакивает и почти пробивает потолок, настолько концерт и короткий разговор с фанатами воодушевляют и радуют. Обнимающий Арсения со спины, Эд чувствует биение его сердца и надеется, что оно не пробьет ребра. Антон чувствует, как Егор, на которого он продолжает опираться, рвано дышит и жмется ближе, желая ощущать единение. Они как единый организм существуют, не понимая, чем бы занимались и кем были бы по жизни, если бы не встретились, если бы не сблизились, если бы не попытались создать музыкальную группу, если бы не пошли дальше вчетвером рука об руку. — Спасибо вам, шо вы пришли к нам в этом году, мы вас любим, — приподнявшись на носочках, Эд кричит Антону в микрофон — он-то один, и к подобному Антону нужно быть готовым — и смеется, морща нос в лучшей его, Антоновой, привычке. — Очень любим, — кивает Антон, обнимает Арсения поверх руки Эда, тоже скользнув под шубу, и подтягивает поближе Егора.***
Егор выдыхает то ли зимний пар, то ли дым электронной сигареты и зарывается в собственные волосы пальцами, массируя виски. Позади хрипло прокашливается Эд, делает шаг вперед и обхватывает талию Егора руками, залезая руками под его куртку, — он так обнимает только Егора и Арсения, потому что это уже какая-то приятная привычка. — Домой хочется, — Эд вздыхает, тянется поцеловать Егора в щеку и, прижавшись к ней губами, замирает, закрыв глаза. — К тебе или ко мне хочется? — Куда-нибудь. Можно даже в гараж, это тоже домой. — Там холодно, — цепляясь за чужие пальцы своими, Егор осматривает уже родные татуировки и всовывает Эду в руки свой вейп. — А к тебе нельзя? У меня просто родители, а они заебали коситься на тебя. Твоя мама всегда рада, когда я прихожу, — он шепчет на выдохе, так, чтобы слышал только Эд, обнимающий со спины и будто бы прячущий от всех проблем. — Ко мне можно. А рада она, потому шо ты ешь ее супы, а я по ночам лапшу завариваю втихую. Егор ничего на это не отвечает, и Эд прикрывает глаза, зная, что Антону и Арсению, оставшимся в гримерке говорить о чем-то и, вероятнее всего, целоваться, нужно еще как минимум минут десять, поэтому можно не торопиться. За сигаретами он не тянется, потому что только что вдруг захотел бросить курить — посреди ночи опять пойдет курить в окно, и это уже какая-то традиция каждого его отказа от сигарет. — Тогда к тебе поедем, я соскучился, — и вроде почти весь день вместе были, а все равно скучает. Кивнув, Эд утыкается носом ему в висок, укладывает вейп в карман его куртки и ощущает, как весь наполняется спокойствием.