Rock "n" Roll Never Dies

      Диван в гримерке забросан чехлами из-под одежды, косметикой, оставленной Арсением, пустыми бутылками, и среди этого мракобесия на спинке дивана сидит Антон, затягиваясь вейпом Егора и, как заинтересованный кот на окне, наблюдает за Арсом, который помогает Эду подвести глаза под протесты и уверения, что он, Эд, сам справится с такой легкой задачей. Арсу нужно, чтобы макияж у всех был идеален, и не потому что в нем вдруг проснулась педантичность, а потому что они презентуют новый трек перед залом, который в несколько раз больше всех предыдущих. В нем даже есть верхние ряды с креслами, чтобы люди, не имеющие возможности оказаться на танцполе и желающие при этом посетить концерт, могли без проблем и заморочек посмотреть на любимую группу. — Если ты буш крутиться, я заеду тебе в глаз подводкой! — Поэтому я, блять, и прошу, шоб ты мне отдал подводку, я сам могу накраситься, — Эд, сидящий на гримерном столе задницей, шире разводит бедра и подпускает Арса ближе. — Шо мне, пять, шобы я не мог накраситься? Я за все время выступлений стал и визажистом, и стилистом, и звукарем, и даже за Антона пел, — правда, не весь трек и с подсунутым Антоном к лицу микрофоном, но пел же. — Ты мне шо, не доверяешь мое же ебало? — Вы только не убейте друг друга до концерта, потому что тогда мы с Антоном вас повторно, блять, отпиздим, — стоя у зеркала в полный рост, Егор прикладывает к голому — стоит в трусах и совершенно по этому поводу не парится — телу брюки-клеш, которые они с Арсом делят на двоих и носят при желании по очереди. — Ссыкотно как-то.. — он опускает руки, позволяя брючинам собирать редкую пыль с пола, и через зеркало смотрит на Антона, продолжающего спокойно сидеть на спинке дивана и затягиваться его вейпом.       На мгновение Эд переводит взгляд на спину Егора, закусывает губу и не глядя перехватывает руку Арсения, застывшую в нескольких сантиметрах от его лица, за запястье. Так сказать, не сегодня, не сейчас. Арс вздыхает с мягкой улыбкой, опускает голову к плечу и ждет дальнейших действий Эда, как будто бы только от него зависит остальная жизнь. — Не ссы, я правда могу сам, — Эд непривычно понижает голос, вынимает из пальцев Арса подводку и опускает его руку, чтобы она располагалась вдоль тела. — Я понимаю, мы тут все шо-то нервничаем, — кинув взгляд Арсу за спину, он передергивает плечами. — Ладно, не все, — они вдвоем смеются, стукаясь лбами и жмурясь.       То ли напоследок, то ли на удачу Арс целует его в висок и оставляет одного на столе, предвкушая долгий выбор одежды на выступление — во-первых, они не зря привезли с собой по несколько вариантов для каждого, чудом вместившись в машину, во-вторых, Антон думал выступать без верхней части, а Егор предлагал пафосно сбросить расстегнутую с самого начала рубашку на пол или как-либо поиграться с ней, дразня толпу, которой это, безусловно, нравится, слишком уж бурная всегда реакция.       Основные цвета у них, как и на выпускном и, в целом, на большинстве выступлений, — красный и черный. Антон чисто символически планирует обуться в лабутены с большинства выступлений — ноги отлично помнят, потому что забыть ощущение им просто не позволено было, Антон старался чередовать и массивные кроссовки, и лабутены, чтобы не быть заложником одного образа — когда одежда разная, и обувь меняется с одной на другую, это уже смена образа.       Арс, несмотря на имеющийся у этой концертной площадки формальный дресс-код, берет с собой и юбку, и брюки, одни из которых как раз примеряет Егор, и ярко-красную просвечивающую водолазку, и свои лабутены, в которых опасался выходить из-за долгого перерыва, и большие белые — они аж блестят от того, насколько белые — кроссовки. Ему все равно нужно было ехать с гитарой в чехле в руках, поэтому несколько чехлов для одежды и тканевых пакетов с обувью не особо меняли планы — только вот в конце концов весь путь он ехал в руках и со своими вещами, и с вещами остальных, потому что иначе не вмешалась любимая Антоном до безумия микрофонная стойка — своя помогает, и он это даже проверял несколько раз.       По плану им выходить через пятнадцать минут, и все приготовления к выходу, по их собственным канонам, остались именно на последние минуты, которые другие музыканты проводят в курилках, в соцсетях или уже с залом — для прогрева перед самим концертом. И не то чтобы у них кто-то один не готов заранее к тому, чтобы убегать из гримерки и напоминать про важные моменты световику-звуковику, они вчетвером не собраны. Егор вообще стоит в одних брюках и наносит на веки тени, пока Арс держит ему палетку и пытается разобраться в собственных ощущениях — хороший вопрос, натрет ли он лабутенами ноги.       Эд поначалу шутит, что можно идти босиком, как он сам это не раз делал, то сразу выходя на сцену без обуви, то разуваясь посреди выступления из-за усталости, но уже через пару минут тоже подключается к выбору одежды — один Антон, уже точно решивший, в чем выйдет на сцену, продолжает расслабленно парить, пафосно выдыхая дым через нос — и матерится себе под нос, выбирая между голым торсом и майкой якобы баскетболиста, в которой на выпускном в свое время выступал Егор.       Честно говоря, они переносили вещи друг друга по кругу и уже забыли, кто в чем и когда выступал, потому что концертов много, а память далеко не бесконечная. Если Антон и Эд — красоваться проколотыми сосками просто необходимо, не одному же Егору на них смотреть — все чаще выбирают выйти с голым торсом, то Арс и Егор таскают одежду то друг друга, то Антона, потому что она смотрится на них чрезвычайно хорошо, то Эда, которому никогда не жалко поменяться верхом с кем-то из них, если он перед самым выходом передумал и оставил верх в гримерке — ему все равно не нужно, а Егор и Арс с удовольствием пошастают в его одежде. Одни толстовки, носимые вне концертов, — это логично, потому что им в майках бывает жарко на сцене, не то что в толстовках — путешествовали из рук в руки, из квартиры в квартиру. — Не ссым пока, мы фишечку нашу же только под конец выдадим, — Антон, стоящий уже в черных джинсовых шортах, местами рваных и специально стертых до серого оттенка. — Пока все по лайту, как всегда. — Все равно ссыкотно, Антон, ты не помог, — на скорую руку складывая косметику в специальную сумочку, Арс закусывает губу, к слову, уже накрашенную, и тут же одергивает себя.       По ощущениям, они как будто выходят впервые на сцену, безумно волнуются и надеются, что их мышечной памяти хватит в случае лажи, потому что иногда партии в треках безбожно путаются, и можно легко перескочить с одного на другой, в первые секунды и не замечая странности мелодии. И это приятное волнение не только настораживает и пугает, но и окунает в море предвкушения.

***

      Радует то, что им наконец-то можно выводить звук с инструментов, чтобы некоторые партии не терялись среди более громких звуков — перекричать звук из колонок практически нереально.       Антон за все выступление, кажется, раз двадцать швырял собственную микрофонную стойку назад, катался на ней, как на метле ведьма, кружился вокруг нее и использовал как опору. Да, во время большинства треков он ее все равно отставлял в сторону, чуть ближе к Егору, чтобы не мешала активно передвигаться по сцене и качать толпу, которая, видимо, и без разогрева перед их выходом была готова взорваться. — Если вы на нас хоть где-нить подписаны, — Антон снимает микрофон со стойки и опирается на нее, устремляя взгляд в зал, — то наверняка слышали про плюшку на этом концерте. Мы стараемся с таким не пиздеть, поэтому все будет, вы не зря сюда пришли.       Откуда-то из середины танцпола звучит, что к ним пришли бы и старые треки, и перепевки послушать, и Антон скрывает смущение за усмешкой и покачивается вместе со стойкой, рассматривая красные, вспотевшие лица с горящими глазами. — Водички кто хочет? — оставив гитару привычно болтаться на ремне, Эд возвращается в центр сцены с уже открытой бутылкой воды и тормозит у самого края, рискуя рухнуть в толпу — не хочется, как у «Пошлой Молли». — Вы тока телефоны уберите, а то зальет нахрен, — он предполагает, что вряд ли кто-то горит желанием вымыть свой мобильник, и дожидается, пока все желающие опустят вниз телефоны.       Кто-то продолжает снимать, и Эд пожимает плечами, зная, что предупредил, и подходит ровно к центру сцены, чтобы задеть как можно больше людей. Он, опираясь одной стопой на выступ сцены на самом краю, резко наклоняет бутылку и рывком рисует в воздухе неровную, смазанную дугу. Пока ему в ответ одобряюще гудят, Антон успевает отнести микрофонную стойку едва ли не в закулисье и перекинуться парой слов с Егором, который не глядя катает палочки по барабану, — «Все заебись будет, прорвемся» и в ответ «Ебашь так, как на репетициях, че мы лохи педальные, чтоб не смочь?». — Я безумно счастлив, шо вы там получили оргазм, — ехидничает Эд, с прищуром разглядывая первые ряды танцпола. — Но щас, вот прям щас, — мастер по интригам, блять, — вы получите мультиоргазм, поэтому готовьте свои фотики, камеры, мобильники и тапки, чтобы потом пересматривать.       Ему приходится кричать, чтобы его было слышно и верхним сидячим рядам. — Смотрите, давку не устраивайте и друг другу там помогайте, ищите себе партнеров, — Арс смеется прямо в Антонов микрофон, который подтянул к своему лицу. — Если вы, конечно, можете без рук, то давайте соревноваться? — его уносит от предвкушения, от этих пресловутых бабочек в животе — вообще, поначалу кажется, что он безумно хочет поужинать — и от реакции слушателей и зрителей.       Арс чувствует себя на сцене правильнее, чем по жизни, и готовится уйти в разнос где-то посреди следующего и как раз последнего на это концерте трека. Вернув микрофон Антону, он убегает на свое обычное место на сцене и подмигивает Эду, уже покачивающемуся в ритме презентуемого трека.       На всякий случай Антон отмахивается Егору, напоминая, кому нужно вступать на концертах, и улыбается, когда ему в ответ только тепло улыбаются и кивают с долей снисходительности к вдруг появившемуся волнению. Если и Егор, и Арс, и Эд разошлись, потеряли в своих ощущениях взволнованность, то Антона только в нее окунает, пускай он доверяет и себе, и им. Они знают, что делают. — Шо, готовьтесь там за залом трусы выжимать, — Эд от своего же прикола так громко смеется, что его отлично слышно и тем, кто стоит в самом конце танцпола, и тем, кто сидит на задних рядах.       Антон, оказавшись между Эдом и Арсением на сцене, замирает и мысленно считает до трех, зная, что свет сейчас потухнет, чтобы начать прыгать по залу и сцене с удвоенной силой после начала трека. Он не ошибается в расчетах, нервно и шумно сглатывает, опустив микрофон, и ждет.       С первым ударом Егора по тарелкам вспыхивает верхний свет, дающий возможность различать, что происходит на сцене, а софиты над сценой начинают с приятной периодичностью моргать, переливаясь красным. — I wanna be your slave, I wanna be your master, I wanna make your heartbeat run like rollercoasters, — Антон плавно разворачивается и начинает уходить с центра сцены куда-то к краю, боковым зрением замечая, что Эд — у них с Арсением партии начинаются немного позже — по инерции отбивает о пол нажатия Егора на педаль. — I wanna be a good boy, — он скользит подушечками пальцев по своим щекам, подмигивает девушке в толпе и останавливается. — I wanna be a gangster, — лицо его за секунду меняется с расслабленного на наглое и довольное, он направляет пистолет из пальцев в толпу и присаживается, как бы уходя от невидимой пули. — Cause you can be the beauty, — демонстрируя профиль лица толпе, Антон оглаживает свой гладкий подбородок, играет бровями и начинает возвращаться в центр, — and I could be the monster!*       Пока он старается за несколько секунд играючи вернуться в центр сцены, Эд вступает, и Арс вместе с ним становится к зрителям полубоком, перебрасываясь с ним одинаково горящими взглядами.       Антон, минуя Эда, скользит по его пояснице кончиками пальцев, разворачивает его к зрителям лицом и проскакивает за его спиной, не давая успеть поймать себя взглядом.       Те, кто так хотел четко слышать бас-партии, наверное, на этом концерте умерли еще в начале — благодаря колонкам, звук раздается по всему концертному залу и не теряется среди партии электрогитары и ударных. — I love you since this morning, — Антон свойственно нагло обхватывает плечи Арса рукой, наваливается на него со спины и якобы говорит только с ним, а не презентует желающей шоу толпе новый трек, — not just for aesthetic. I wanna touch your body, — напрочь забывая про накатывающее еще тридцать секунд назад волнение, он на мгновение прячет руку за спиной Арса и перемещает ее ему на грудь, спускаясь все ниже и цепляя подушечками пальцев соски. — So fucking electric..** — микрофон секундно шумит из-за шепота на выдохе, а Антон, не обращая на это никакого внимания, прижимает Арса ближе, потянув за ремень назад.       С Арсением можно такое проворачивать в любой момент, потому что он всегда не против и очень даже за, да и партия у него еще не началась, Антон ему своим откровенным флиртом никак не помешает играть — в конце концов, Арс привык к подобным взаимодействиям на сцене и перестал из-за них теряться.       Эд опирается стопой на край сцены в другой ее стороне, чтобы и от главного шоу не отвлекать, и давать желающим поглазеть на его игру — Арс вступит только через несколько строк, и пока Эд может один купаться в море славы. — I wanna make you hungry, — Антон оставляет Арса в тот момент, когда у него начинается партия, и отходит ближе к возвращающемуся на свое место Эду, не спуская возбужденно-веселого взгляда с танцпола и людей на нем. — Then I wanna feed ya, — несмотря на то, что песня в большинстве своем посвящена Арсу и написана под некоторыми слишком интимными впечатлениями, Антон на сцене с удовольствием обыгрывает романы с ними тремя и не пытается скрыть от слушателей и зрителей своего возбуждения. — I wanna paint your face, — он, пересекшись с Эдом, оглаживает его подбородок пальцами, направляет вперед, ближе к своему лицу, и в последний момент — микрофон и так изрядно пошумел в начале — ласково отодвигает его в сторону, чтобы пройти, — like you're my Mona Lisa!***       Эд, отводя плечи назад и отступая, усмехается, ему, безусловно, нравится чувствовать это блядское единение, чтобы до общего на четверых возбуждения, чтобы до криков в зале, чтобы до вспышек камер прямо в лицо, несмотря на и так яркий свет софитов, к которому стоит бы привыкнуть.       Хорошо, что у них не ящик, используемый ими только для записи треков, для усиления звука, мешающий свободно передвигаться по большой сцене, а подключенные к гитарам переносные коробочки — у Эда в процессе они несколько раз даже умудрялись выпадать, и Антону приходилось играючи их обратно крепить.       Именно благодаря этим коробочкам, Арсений сейчас отходит в правую для зрителей часть сцены и, едва ли не срывая с плеча ремень, отыгрывает какой-то девушке в камеру мобильника, зная, что сам же эти записи и будет разгребать завтра в обед. — I wanna be a champion, — Антон останавливается в противоположной от Арса стороне сцены и устремляет горящие напущенной игривостью глаза в зал, где тут же ловит сияющие от кайфа — он почему-то надеется, что им хорошо из-за треков, а не из-за какой-нибудь сигаретки в туалете перед входом в зал — взгляды. Ему нравится играть свою роль на сцене, он самоуверенно показывает бицепс и начинает медленно возвращаться в центр, не отнимая глаз от танцпола. — I wanna be a loser, — он показывает у себя на лбу «рог» и ухмыляется, продолжая идти вдоль края к Арсу. — I'll even bе a clown, cause I just wanna amuse ya!****       Арс отлично помнит, что дальше идет их совместная партия, становится полубоком к зрителю и готовится принимать Антона, слегка отклонившись назад как будто под весом гитары, которая со временем становится для него легче пушинки. За пять-шесть секунд Антон достигает Арсения, тормозит, делая вид, словно врезался в него корпусом, и покачивается, строя из себя ошарашенного и удивленного. — I wanna be your sеx toy, — вопреки имеющемуся плану, Антон опускается на колени, запрокидывает на Арса голову и разводит ноги в стороны, чтобы не сидеть задницей на каблуках. — I wanna be your teacher, — у него меняется выражение лица, и для образа он даже поправляет невидимые очки на кончике носа. — I wanna be your sin, — не успевает Антон и сориентироваться, как Арс, отводя гриф в сторону, отходит и пропускает на свое место подбежавшего Эда. — I wanna be a preacher, — по вибрации сцены под собой Антон понимает, что Арс убегает к Егору, и приподнимает задницу с пола, чтобы оказаться ближе к бедрам Эда и скользнуть по его животу, до гитары, ладонью с разведенными пальцами. — I wanna make you love me, — Антон, не выпадая из образа, поднимается с подрагивающего пола, кладет Эду на плечо ладонь и скользит к шее, заставляя довериться и откинуть голову назад. — Then I wanna leave ya!***** — в одно мгновение лицо у Антона меняется, и он почти вприпрыжку убегает в центр, громко бахая каблуками лабутен о пол.       Эд пожимает плечами, отказываясь от предполагаемого разочарования, и подходит еще ближе к краю сцены, чтобы те, кто стоят в первых рядах, могли его коснуться при желании — жаль, что нет ступеней со сцены, которые бы вели в зал. С приходом популярности они поймут, что о таком жалеть — себя не любить. Арс еще остается у барабанной установки, и поэтому Антон, оказавшись в самом центре, легким, размашистым движением указывает — идти по тексту и набрасывать к нему движения — сложная задача, только потому что иногда в голове ни одной ассоциации — в зал, видимо, на кого-то в первых рядах, раз из толпы кто-то довольно кричит — в своей голове Арс шутит про первый случившийся оргазм и просит самого себя не забыть шутку до конца концерта.       Поднимая руки вверх, Арсений поворачивается лицом к спине Антона и раскачивает зал, пританцовывая для зрителей слева от барабанной стойки. Они с Эдом, получается, в процессе меняются местами.       Антон едва отодвигает микрофон от лица, с предвкушением прикрывает глаза и вполне себе натурально стонет, цепляя ремень на своих шортах пальцами и проскальзывая на несколько сантиметров под ткань. И, честно говоря, этот стон танцполу слышно и без микрофона, потому что Антон тащится от этого момента даже больше, чем во время партий Эда, и просто не может в нем налажать. Арс, у которого на момент стона нет партии, ведет ладонями по своим бокам и приоткрывает губы, давая всем понять, кто на самом деле автор.       Зал одобрительно гудит, и Антона накрывает желанием прыгнуть в эту ебанутую — только в хорошем смысле этого слова — толпу и прокатиться на ее волнах. Он уже знает, какую фишку этого трека расфорсят быстрее всего, и ухмыляется в камеры чьих-то мобильников по очереди. У него возбуждение от воспоминаний кроется перевозбуждением от реакции зала, и он перед следующим куплетом пару раз подпрыгивает на месте, громко ударяясь каблуками, и призывает толпу к более активным действиям.       Ему наверняка будут подражать, потому что уже сейчас Антон видит проблески собственного стиля у людей в зале и скрывает улыбку, которая наверняка собьет всех увидевших ее с настроя, гарантированного треком. Только от одного осознания, что все люди в зале пришли посмотреть на них, Антона нещадно ведет, и он, по ощущениям, готов провести концерт повторно, если того захотят зрители и слушатели.       Позади проскакивает к своему месту Арс, Эд задерживает его на половине пути, ловит в свои невидимые цепи, и они несколько секунд едва не жмутся гитарами друг к другу, сыгрываясь, Егор грубо бьет по тарелкам, стараясь не подскочить со стула раньше конца трека и в пылу не попасть по лишнему барабану. — Because I'm the devil, — Антон останавливается у самого края сцены и якобы заговаривает с девушкой, стоящей в толпе, — who's searching for redemption, — ему безумно нравится взаимодействовать со зрителями, которые включаются в происходящее и отдачей демонстрируют, насколько они рады здесь сейчас находится. — And I'm a lawyer, — он едва-едва наклоняется вперед, балансирует между толпой и сценой и протягивает ладонь этой самой девушке, ухмыляясь, — who's searching for redemption! — подогревая интерес, Антон не берет ее ладонь в свою, а показывает знак «стоп» рукой и пятится назад, покачивая тазом и запрокидывая голову. — And I'm a killer, — он поднимает в воздух руку с согнутыми под пистолет пальцами, несколько раз «стреляет» в толпу и между строками якобы сдувает с оружия дымку, — who's searching for redemption, — Антон делает выпад вперед, останавливая проходящего мимо Эда, и разворачивается к нему лицом, откинув голову назад. — I'm a motherfucking monster, who's searching for redemption!******       Эд тормозит, но не прекращает отбивать подошвой ботинок ритм, очевидно услышанный каждым из-за колонок, отлично передающих барабанные партии. Они с Антоном перемигиваются и начинают медленно идти по кругу, надеясь разойтись и поменяться направлениями. Лучшего момента не будет, думает Эд, и вместо того, чтобы, развернувшись, сделать несколько шагов назад, наступает на Антона. И, конечно, его идею Антон подхватывает мгновенно, потому что какой-либо существующий план — а они в последнее время все больше и больше в импровизацию — идет в пизду. Им он не нужен, потому что подготовленность видна и так сильно не заводит, как это делают сымпровизированные моменты и поступки, сделанные только из-за хлещущих изнутри эмоций. — And I'm a bad guy, — Антон мягким рывком разворачивает Эда лицом к танцполу и прижимает его спину к собственной груди, — who's searching for redemption, — выведя руку вперед, он делает вид, будто тоже играет на его, Эдовой, гитаре, и показушно дергает воздух около чужих пальцев, довольно ухмыляясь. — And I'm a blonde girl, — Антон кивает куда-то в толпу, уже на другую девушку, и взмахом руки ей кланяется, — who's searching for redemption. And I'm a freak that, — он отпускает Эда и окидывает взглядом часть сцены слева от себя, где ждет увидеть Арсения, — who's searching for redemption, — к его удивлению, Арс оказывается сзади, подбегает незаметно и аккуратно задевает своим плечом его плечо, обозначая свое присутствие. — I'm a motherfucking monster, — Антон слегка присаживается то ли для того, чтобы Арса было видно людям, то ли для выделения одного из своих любимых моментов, — who's searching for redemption!*******       Эд возвращается на свою часть сцены, становится совсем близко к краю сцены и выглядит настолько расслабленным, словно не стоит в несколько десятках сантиметрах от уже пытающейся подпевать и танцующей кто как умеет толпы, а отдыхает у себя дома в кресле с книгой. Ему нравится энергия людей, и они сами тоже симпатичны, у Эда очень быстро получилось определить, как же он будет относиться к поклонникам. — I wanna be your slave, — Антон проходит несколько шагов по направлению к Арсу и замирает, дожидаясь его действий, — I wanna be your master, — когда Арсений, сделав в ответ пару шагов, останавливается на половине пути, Антон окидывает его горящим взглядом, усмехается и, кивая, продолжает идти сам, — I wanna make your heart beat run like rollercoasters, — они встречаются еще через несколько секунд, совместно преодолев расстояние друг между другом и тем самым обозначив то, как сами пришли к отношениям с помощью совместной работы и по обоюдному желанию. — I wanna be a good boy, — вздернув собственный подбородок кончиком пальца, Антон строит Арсу глазки. — I wanna be a gangster, — мгновенно переобуваясь, он приставляет ко лбу Арсения все те же пальцы, собранные в пистолет, и «стреляет» с сильной отдачей; Арсений с удовольствием подхватывает его игру, резко отшатывается назад, откидывает голову и при этом не сбивается с игры, спасибо долгой подготовке к этому выступлению и мышечной памяти. — Cause you can be the beauty, and I could be the monster!*******       Пока Эд оббегает барабанную стойку, он по обязательному негласному правилу задерживается за спиной у Егора, едва ли не вжимаясь коленями между его поясницей и лопатками. Им нужен хоть какой-то коннект или посреди треков, или между ними, потому что Эду кажется невозможным час-полтора бегать мимо и не касаться — это что за идиотский челлендж? Он хочет Егора ощущать и касаться, он будет это делать, потому что иначе не вытянет и не согласится даже пытаться.       Арс остается рядом с Антоном, встав полубоком к танцполу, и пританцовывает плечами и бедрами, играя больше на автомате, чем вдумчиво. Он скорее размышляет над текстом, чем над игрой — вот настолько долго они репетировали именно этот трек. — I wanna make you quiet, — не приближаясь, а наклоняясь вперед, Антон оглаживает его щеку ладонью и перед тем как отстраниться щелкает подушечкой пальца по носу. — I wanna make you nervous, — ему, собственно говоря, нечего показать, потому что напрягать Арса не хочется совершенно, эта строчка идет как антоним. — I wanna set you free, — почему-то Антон вспоминает Лазарева и почти злится, полностью подтверждая дальнейший текст. — But I'm too fucking jealous!********       Арсений всегда держит в голове текст, чтобы успевать за движениями Антона и подыгрывать ему, потому что они вчетвером работают в команде и должны стыковаться друг с другом просто безукоризненно — даже с учетом того, что музыкой в целом вместе они занимаются не больше трех лет, а многие популярные группы и по пять-семь лет учатся работе друг с другом. — I wanna pull your strings, — Антон удобно устраивается позади повернувшегося лицом к залу Арса, перебрасывает микрофон в левую руку, не переживая за его сохранность, и, как с Эдом совсем недавно, «играет» вместе с Арсением на его гитаре, — like you're my telecaster! — он прижимается к Арсу еще ближе, и тому наверняка слышны бешеные вдохи между строчками, потому что из-за беготни по сцене, взаимодействий друг с другом и со зрителями легко заматываешься под конец концерта. — And if you want to use me, I could be your puppet!*********       На последних строчках меняющегося припева Антон переходит на вкрадчивый шепот и посылает воздушный поцелуй куда-то в зал, не определяя адресата и давая каждому додумать самому — может, от этого люди станут чуточку счастливее?       Арс, перестав чувствовать Антонову близость, возвращается в свою часть сцены и краем глаза поглядывает на Егора, у которого передние пряди предусмотрительно собраны в хвостик, несмотря на устоявшийся стереотип о том, что у всех барабанщиков во время треков, особенно тех, что зажигают, в лицо должны лезть волосы. — Because I'm the devil, who's searching for redemption. And I'm a lawyer, who's searching for redemption, — Антон идет спиной в самый центр сцены, уже ощущая, как подрагивает пол от шагов Эда, отбивающего подошвами ритм. — And I'm a killer, who's searching for redemption. I'm a motherfucking monster, who's searching for redemption!**********       Он, опустив микрофон, вдыхает полную грудь воздуха, срывается с места и, огибая Эда, убегает к левому для зрителей концу сцены. За его спиной Эд подскакивает к Арсу, отводит назад плечи, сохраняя расстояние между гитарами, и позволяет наступать себе на носки ботинков. Несколько секунд он думает, а потом решается — раз уже выбрали идти до конца, то нужно идти до конца, вопреки сомнениям — и с грохотом падает перед Арсением на колени. То опускаясь задницей на пятки, то приподнимаясь снова, Эд почти складывается пополам и умудряется при таких порывистых движений попадать по нужным струнам и ладам. — Еще, еще, ебашьте еще! — кричит в микрофон Антон, остающийся в левой стороне сцены и прыгающий на месте с громких стуком каблуков лабутен о пол. — Еще раз!       Он бы спрыгнул со сцены в проход и побежал по рядам, если бы он потом смог подняться обратно — его наверх никто не затащит, у всех свои партии в проигрыше между строками, а у него самого вряд ли получится настолько высоко подпрыгнуть и влезть наверх.       Вместо перехода к последним строкам они втроем перестраиваются под еще один припев и продолжают трек еще на целую минуту.       Антон разворачивается на каблуках, начинает идти в центр совсем медленно, но быстро разгоняется, предполагая, что даже свернутая в порыве нога его не сможет остановить, и на ходу отклоняется назад, облизывая пересыхающие губы и поднеся к лицу микрофон: — Да, вот так, вот так, — он пробегает мимо легко поднимающегося с пола Эда, едва ощутимо касается подушечками пальцев поясницы Арсения и салютует Егору к барабанной стойке.       В голове Антона мелькает мысль, что он сейчас просто загорится, и никто его до конца концерта не потушит. Настроение сменяется со сносящего крышу на игривое, и он, дождавшись, пока Арс и Эд разойдутся по своим частям сцены, выходит в центр и с ухмылкой и хитринкой в глазах опускается на корточки, не разводя бедер. Это не какая-то там встреча гопников под подъездом, это скорее заигрывания с толпой.       Арс отрывает руки от струн, у него партии дальше нет, а Эд делает шаг вперед, отводит плечи назад, подхватывая настроение Антона, и прикрывает глаза, перебирая пальцами струны.       Если честно, у Эда от собственной партии здесь и между строками в месте, где Антон «стонет», каждый раз случается эстетический оргазм. У него в голове не укладывается, каким образом у них получается создать такой трек, в котором, кажется, идеально все. Эд неосознанно подходит ближе к Антону, останавливается в сантиметрах двадцати от него и играет, эстетично пританцовывая плечами и представляя, насколько пиздатые эдиты могут получится с такими кадрами. — Because I'm the devil, — Антон с легкостью меняет свой обычный голос на слащаво-приторный, усмехается сам себе так, будто бы ничего лучше и случится сейчас не могло, и пальцами двух ладоней обхватывает микрофон. — And I'm a lawyer, — поднимаясь с корточек, он подмигивает девушке, стоящей на танцполе ряду так в третьем. — And I'm a killer, — у него в глазах самый настоящий пожар, почти как в Москве в 1812 году, а каждый напущенно игривый вздох между строками наверняка заставляет у зрителей и слушателей что-то внутри оборваться от удовольствия. — I'm a motherfucking monster!********** — в отличие от обычного исполнения, Антон тянет каждый уместный для этого звук, заигрывает то ли с камерами, направленными на него, то ли с толпой и как будто бы нежничает со всеми строками и словами.       Эд не медлит, опускается на самый край сцены коленями — одно лишнее движение, и он рухнет в толпу — откидывается назад плечами, ощущая, как сцена начинает его напитывать новой порцией энергии, которой и без того навалом — хоть раздавай, хоть жопой жуй. Вышедший вперед, к Антону и Эду, Арс вступает со своей партией, вклинивается вместе с Егором где-то между басами и тоже начинает дразниться с залом, покачивая бедрами и запрокидывая голову каждый раз, когда волосы лезут в рот и нос. — And I'm a bad guy, — Антон, закатывая глаза, прижимает к своей щеке пистолет из пальцев, ведет по скуле вниз и касается накрашенных ногтей губами, уже предполагая реакцию и зала, и Арсения, который за этим наблюдает со стороны, стоя полубоком. — And I'm a blonde girl, — он наклоняется вперед, взглядом выцепляет в толпе ту самую девушку, с которой уже на этих строках «общался», и расплывается в приятно нахальной улыбке, плавно скользя пальцами одной руки вниз по микрофону. — And I'm a freak that, — за несколько секунд его голос вновь меняется, теперь становясь грубым, низким и бархатным и уходя от имеющихся рамок, Антон покачивается на месте, перекатываясь с носка на каблук. — I'm a motherfucking monster, who's searching for redemption!*********** — он буквально кричит в микрофон, подпрыгивает на месте, почти что прижимая колени к груди, и срывается к Егору, у которого к этому времени уже разлетаются из хвоста передние кудрявые пряди.       Антон горит своим делом, каждый час на сцене кажется мгновением, он чувствует, как сильно любит людей, посещающих их концерты, яркий свет софитов, бьющих в глаза, музыку, гремящую на протяжение часа в непосредственной близости, и, конечно, близких людей, без которых бы ничего, к сожалению, не получилось. Они делятся друг с другом тем, что отдают в зал на каждом выступлении, и даже не задумываются о том, что могут перегореть. — Еще, еще! — с грохотом каблуком Антон оббегает барабанную стойку, треплет Егора по подставленной макушке и на несколько секунд останавливается с другой стороны от Егора, всматриваясь сквозь прыгающий свет в задние ряды. — Шума! — ему нравится быть у всех на виду, демонстрировать то, что они написали и отрепетировали до такого состояния, что ночью во сне могли бы сыграть на своем невидимом инструменте или, это уже только к Антону, спеть весь трек без единой помарки.       Танцпол, по ощущениям и звукам, взрывается, и Антон широкими легкими шагами идет в центр, встряхивая головой при каждом ударе Егора по тарелкам и отбрасывая мешающуюся челку, которую он пытался перед выступлением причесать и уложить с помощью Арсения.       Когда Антон вовремя подбегает к самому краю, Арс подставляет ему свои плечи для объятий, предварительно врезавшись в его бок самым концом корпуса гитары, и оставляет гитару бесполезно болтаться на ремне. Последний удар по тарелкам стихает вместе с оканчивающими трек аккордами и басовой гитары, и электронной. Антон осторожным рывком подтягивает Арсения к себе и шепчет с отдышкой в микрофон: — I wanna be your slave, I wanna be your master!************

***

      К их гримерке после концерта подходит человек десять, и Эд, который за несколько минут отдыха успел начать пить привезенное с собой вино, мгновенно соглашается с ними фотографироваться. Антон, уже с голым торсом, выходит за ним и тянет за собой Арсения и Егора, которые планировали разделить бутылку вина на двоих и уже не попадаться фанатам на глаза — еще подумают, что они каждый раз после концертов бухие в хлам. — Пацаны, гляньте, — они отвлекаются на поклонников всего минут на десять, делают бесконечное количество самых разных фотографий, оставляют автографы — Антон шутит про то, что лет через пять их подписи будут у избранных олдов — и даже записывают какие-то видео.       Безусловно, приятно, но рисунок, найденный Антоном в одном из небольших пакетиков, занимает первое место в рейтинге подарков — мало того, что их рисуют, так еще и в одежде с выпускного, фотографии с которого найти можно в самом начале их инстаграмов. Людям не лень заморочиться. — Ахуеть, это я, — улыбается Эд, поднимая голову и отрываясь от завязывания шнурков на ботинках. — Прикол, блять, нас нарисовал кто-то. А кто? — Хрен знает, там, говорили, собирали плюшки у всех, кто что-то нам принес. Что-то типа комитета для передачек нам образовали девчонки, — Егор пожимает плечами, тепло улыбаясь своим мыслям, и крутит между пальцев — привычка барабанщика — кисточку для макияжа.       Ее Егору всучил Арс, собирающий косметичку, — он не просто сбрасывает в нее палетки, коробочки, баночки и тюбики, а раскладывает их по отдельным кармашкам в сумочке, чтобы можно было за несколько секунд найти нужное и не копаться в неисчисляемом количестве косметики. — Прикиньте, с нами прям фоткались, — осознанно и ошарашено говорит Арсений, отрываясь от своего дела и окидывая взглядом всех по очереди.       По ощущениям, они в каком-то сумасшедшем будущем, о котором раньше и не задумывались. Ни у кого из них не было и мысли о том, что меньше чем через год им будут дарить подарки, подходить сфотографироваться и попросить автограф. Еще недавно они были просто группой с улиц, чье выступление относительно завирусилось в тиктоке, а теперь — уже с названием, официальными заявлениями о концертах и группой поклонников. — Давайте набухаемся? — предлагает Эд, разгибаясь, и приподнимает взгляд, когда ловит смеющийся взгляд Антона на себе. — А шо ты так смотришь? Повод есть. Даже не один, я тебе так скажу, прынц ты наш, — он хихикает, откидывается на спинку дивана и еще раз, как будто бы удостоверяясь в правильности, окидывает взглядом подаренный рисунок. — В клубе? — Егор, конечно, тоже устает на концертах, но все-таки немного меньше, чем остальные.       Это его труд не обесценивает, его важность не принижает, это просто факт. — Ты меня извини, канешн, — удобнее располагаясь на диване, Эд съезжает ниже и жмурится от ощущения пульсации в ногах; его активность во время выступлений отзывается именно так каждый раз, — но я в клубе помру нахрен. Я сегодня дохрена набегался и наползался по полу, меня на танцы в клубе не хватит. — А че хочешь?       Арс относит ближе к выходу из гримерки косметичку и одним взглядом просит Антона принести сюда же подарки. — Я б напился и в ванну валяться пошел, — никакой апатии, просто желание отдохнуть по полной.       Так сказать, хорошо поработали, значит нужно и хорошо отдохнуть. — А твоя у тебя? — пока Арсений и Антон раскладывают по относительно свободным пакетам немнущиеся подарки, Егор опускается на диван рядом с Эдом и кладет его голову к себе на плечо. — У меня, — Эд кивает и тут же расплывается в полуулыбке. — Но она не против, если мы завалимся вдвоем, она вообще тебя уважает, — вино явно кроет сильнее на уставшую голову.       Егор, понизив голос, уточняет: — И что, прям у нее вопросов не возникнет, если мы пойдем в ванну вдвоем? — у него настроение, очевидно, игриво-усталое. — А нахуй ей говорить?       Арс и Антон делают вид, будто бы не слышат, чтобы их лишний раз не смущать, переглядываются между собой и хихикают, сталкиваясь лбами и цепляясь пальцами. Им нравится наблюдать за отношениями Эда и Егора, потому что в них они видят себя из апреля-мая прошлого года. — Правда, — Егор понимающе хмыкает и мысленно представляет, сколько всего еще нужно сделать, чтобы оказаться дома у Эда и наконец-то расслабиться по полной.       Не то чтобы на концертах они до безумия напряжены, просто внимание пускай и нравится, но все равно утомляет. Так сказать, обратная сторона медали. — Ну и похуй, — подытоживает Эд, как будто бы это что-то само собой разумеющееся.

***

      Перед тем как уехать домой, подкинув Егора и Эда, Антон курит с ними на улице, пока Арс, открыв дверь, высовывается из жигулей и то и дело перенимает у него сигарету. У него нет такого сильного желания курить, и ему всегда легче несколько раз затянуться Антоновой сигаретой, чем брать себе отдельную.       Минут десять, стоя на ночном морозе, они со смехом обсуждают концерт, вспоминают, как Эд чуть не свалился в толпу во время песни с выпускного, и в три голоса советуют ему быть осторожнее — не всегда Антон, присев, может успеть оттянуть от края за плечо. Эд же в порыве иногда не замечает своих действий и не задумывается о том, что со сцены можно с легкостью навернуться.       Они целуются все между собой на прощание — не нужно договариваться списаться утром или хотя бы ближе к обеду, в зависимости от того, кто во сколько сможет оторвать голову от подушки, потому что для них это стало обыденным действием после пробуждения, почти как почистить зубы и покурить.       Антон закрывает дверь в автомобиль за Арсением, когда тот убирает ноги с асфальта, заметенного снегом, подмигивает Егору и Эду и уходит, чтобы сесть за руль.       Подвыпившие, Эд и Егор машут им до того момента, пока автомобиль не выезжает со двора и не скрывается за первым же поворотом. Единение греет, и они еще пару минут стоят так, держась за руки и вглядываясь в зимнее небо, такое черное, будто бы кто-то высоко-высоко вывесил однотонное полотно — без звезд и Луны. — Я останусь у тебя? — не интересуется, а дразнится Егор, когда Эд лезет расстегивать его пальто, не пройдя и трех шагов по квартире. — А куда ты денешься?       Бесшумность за бесконечное количество ночных приходов домой отработана на максимум, Эд без единого звука вешает Егорово пальто и свою куртку в шкаф, вставляет в замочную скважину ключ, относит основную часть вещей в свою спальню и зовет Егора за собой. Им хотя бы выдохнуть после концерта, сборов и поездки в прохладном жигуле, набитом вещами и инструментами. — А где твоя парилка? — сигареты Эд в ванную комнату не потащит, слишком уж нагло, а вот электронку с удовольствием с собой прихватит — утопить он ее, конечно, может, это не исключено. — Найди себе че-нибудь другое для того, чтоб пососать, — ловко отбивает Егор, не успев даже достаточно подумать, и тут же смеется в ладонь. — А ты предлагаешь?       Эд не из тех, кто застесняется, сдаст назад и как-нибудь по-дурацки отшутится. — Возможно да, — плана нет, Егор любит импровизировать в жизни. — Возможно нет. Тут уж ты решай сам, — оба понимают, к чему сейчас придут, и не предпринимают совершенно ничего — ни того, что могло бы ускорить их телодвижения в сторону ванной комнаты, ни того, что могло бы их остановить.       Они двусмысленно переглядываются, синхронно усмехаются и с этого сыпятся, сталкиваясь лбами.       Егору нравится оставаться у Эда. И не только потому что тогда их никто не трогает, а просто потому что, по личным его ощущениям, у Эда дом намного уютнее. И кровать здесь кажется мягче, и кухня — наполненнее и приятнее.       Родители Егора поначалу были не совсем довольны его частыми ночевками у Эда, но потом сами по себе пришли к тому, что поздно запретами бросаться, — Егор и бровью не поведет, ему в случае совсем уж пиздецовой ситуации есть место, куда можно прийти. И Егор, ощутив еще большую свободу, стал чаще оставаться у Эда, постепенно перетаскивал к нему в комнату свои вещи — так удобнее и на ночь оставаться, и собираться на выступления, если они едут на них от Эда. То толстовку с собой возьмет и оставит, то книгу забудет, то про зарядку перед уходом не вспомнит, то забьет хуй на остающуюся у Эда футболку. В общем, постепенно захватывает его комнату. Эд не против — кто будет против такого счастья?       Не то чтобы Егор планирует один раз приехать и остаться уже до того момента, когда они вчетвером переедут на одну съемную квартиру, просто с Эдом все чаще хочется оставаться. — Подождем немного? — все же не хочется, чтобы мать Эда была в курсе их совместного похода в ванную комнату, поэтому лучше, как говорит один хороший человек, перебдеть чем недобдеть. — Подождем, — соглашается Егор и опускает подбородок ему на плечо.       Не поднимаясь с его плеча, Егор пишет матери о том, что сегодня тоже остается с ночевой у Эда, и осторожно бросает телефон на постель, чтобы не увидеть сообщение, если она все-таки решит возразить, и, логично, не ответить на него.

***

      Антон еще с половины одиннадцатого не спит — мается с их ютуб-каналом и всеми видео, которые стоит на него загрузить. А видео без привлекающей взгляд обложки не пойдет, и ему приходится искать по всем соцсетям фотографии с выступлений, чтобы установить их на превью. Не зря люди приходят на их концерты с фотоаппаратами и потом выкладывают или сбрасывают получившиеся фотографии — на профессиональных фотографов у них не хватит денег, а поклонники не против помочь — всем хорошо, всем удобно.       Как раз материал для публикаций в инстаграм Арсению Антон подгонит. В соцсетях нужно быть активными, чтобы приходили новые люди, и Антон ради имеющихся пяти видео поднимается в десять утра после выматывающего, но приносящего только положительные эмоции выступления.       Арс спит, и Антон старается не шуметь, ставя банку из-под энергетика — они не придают энергии, но самовнушение у него работает отменно — на стол, переписываясь со сбросившей ему фотографии девушкой и клацая мышкой. У него внутри правильно-приятное чувство, и он задумывается о том, что рад был бы заниматься их ютуб-каналом на постоянной основе. Ему это, кажется, нравится — почему тогда нет?       В детстве ему просто нравилось подпевать знакомым трекам, в юношестве он с удовольствием перепевал всякие песни и пытался записаться в школьный хор — «В хор? Подожди, мы туда девчонок набираем. Вот, смотри, давай на баскетбол? Ты высокий, нам такие нужны!». Наверное, года через два их учительница по музыке пожалеет, что сама не увидела в нем талант — а может, она уже жалеет?       И из этой легкой любви, этого детского влечения к песням вышло то, что имеется, и Антон нисколько не жалеет.       Когда Антон выходит на кухню, чтобы позавтракать и не нести тарелку в спальню, мама спрашивает у него про вчерашнее выступление, интересуется, как оно прошло, и уточняет, нет ли какой-нибудь записи. Он обещает показать ей все вечером, если они пересекутся дома, рассказывает про то, как ахрененно они отыграли, и почти по-детски делится впечатлениями — «Представляешь, да, мы всем этим пришедшим людям нравимся, нам подарки дарили даже, нас фоткают обычно!».       Выступления, которые ничьи родители не видели, — выступления с поцелуями. Вряд ли их оценят, поэтому они изначально договорились, что будут объяснять отсутствие записи тем, что никто из зала выступление не записал — так тащились, что забыли поднять камеры. — У Эда там такая партия, мам, это просто отрыв башки, — у Антона в одной руке кружка, в другой вилка с наколотой оладью. — Я могу, конечно, ссылку скинуть тебе на видео, когда выложу его на наш канал. — Да ты мне канал ваш уже сбрасывал, мы с папой подписаны, — Майя Емельяновна улыбается ему и отставляет последнюю тарелку в место сушки. — Бас мне всегда нравился. — Да ты такого никогда не слышала!       Антону нравится чувствовать поддержку от своей мамы, и он с течением времени понимает, что с ней ему несказанно повезло. Да, бывают и такие моменты, когда хочется на последние деньги снять комнату в общежитии и перестать так близко общаться, но это, к счастью, только моменты. Ему вспоминается Арс, который уже стал считать его родителей своими, и внутри становится еще теплее. — Тебе нужно.. — начинает Антон, но осекается, понимая, что может выступать перед мамой только в записи, когда уверен в дальнейших действиях и словах.       Не то чтобы он боится, что ему дадут за мат по губам, как ребенку, просто одно дело — выкладываться на полную, когда на вас смотрят совершенно чужие люди, другое — знать, что за вашим выступлением наблюдает твои родители. Антону легче на улице перед толпами выступать, чем позвать родителей посмотреть репетицию — для этого придется снести и заново отстроить гараж, который убрать не представляется возможным — или сам концерт — тогда они могут просесть со многими фишками из-за присутствия взрослых людей — Антоновых родителей. — М?       Антон не договаривает, машет головой из стороны в сторону — челка, ночью вымытая от лака и пота, при этом смешно прыгает — и таинственно улыбается: — Это уже будет спойлер. Потом посмотришь, я скажу, — до того момента Антон точно что-то придумает, если мама не забудет об этом.       Ему нужно закончить с видео, превью для них и попытаться дописаться или до Эда, или до Егора, чтобы спросить, не хотят ли они в ближайшее время съездить и записать новый трек. Про какие-либо репетиции сегодня трудно говорить — даже Арсений еще не встал, что уж говорить про Эда, который в сети во Вконтакте был в половину пятого утра. Он бы еще посидел с оформлением их первого альбома, подумал бы насчет обложки к нему, поискал бы людей, которые согласились бы нарисовать им что-то пиздатое, и рекламщиков, но это получаются уже наполеоновские планы, и Антон к такому пока что не готов.       Обычно после выступлений Антон вообще спит как минимум до двенадцати часов и просыпается только тогда, когда Арсу уже надоедает дожидаться его, и он начинает его будить. А здесь одиннадцать — и он уже чем-то серьезным занят.       Антон провожает родителей до двери из квартиры, обещает показать видео с выступления и отцу, а потом, только защелкнув замок, идет курить на кухню — Арса будить не хочется точно так же, как и курить при родителях. Они знают, но его с сигаретой не заставали, и это повод до последнего не палиться. Одно дело — самим догадаться, другое дело — увидеть. — Шаст, у тебя что, перпеллер в жопе? — Арс, только оказавшись в кухне, хихикает.       Антон вздрагивает, потому что не ожидает такого резкого появления Арсения, — либо он ушел в свои мысли и просто прослушал, либо Арс научился передвигаться по полу бесшумно. — Это я, че ты дергаешься? — обхватывая Антонов пояс руками, Арсений жмется носом между его лопаток и передергивает плечами из-за обдувающего их ветерка, влетающего в открытую форточку. — Да ты, ебать, как привидение. — Я просто телепортироваться научился. — Тогда учи нас, будем со шмотками телепортироваться сразу в концертный зал. Удобно, не нужно на бензин тратиться, в жигулях ютиться. Захотел — и уже в гримерке.       Арс смеется, прикрывая глаза, и переступает с ноги на ногу — после сна не хочется мерзнуть под холодным ветром, но и отлипать от Антона нет никакого желания. Пока зуб на зуб попадает, все под контролем. — У меня оно само получается, без моего желания. Я вот прям из постели к тебе переместился, проснулся уже тут. — А других перемещать могешь? — Антон тушит сигарету, предусмотрительно осматривает дорожку под домом на наличие людей и выкидывает окурок вниз, следом же за этим захлопывая форточку. — А надо? — Это было бы выгодно! — развернувшись и обхватив плечи Арсения руками, Антон тянется губами к его лбу, но останавливается на половине пути и играючи приподнимает бровь. — Так че, телепортируешь? — Смотря кого, — Арс, видно по мелькнувшему по взгляде хитрому блеску, принимает игру. — Тогда тащи сюда Эдика и Булку, они спят дохуя долго, а я хотел им предложить записаться съездить, — почему-то Антон не думает о том, что им могут отказать в записи сегодня из-за занятости студий, и надеется на лучшее, как и обычно.       Арсений смеется, отрицательно машет головой и коротко, как будто бы извиняясь, целует Антона в щеку. У него в еще сонном взгляде мелькают смешинки и хитринки, заставляя Антон не отрываясь наблюдать за переменами между ними и расплываться в широкой довольной улыбке — если они дойдут до момента, где будут давать интервью, — а они точно дойдут! — то после его выхода на платформы люди этот Антонов взгляд будут мусолить до последнего дня существования нашей планеты и, помня про поцелуи Антона и Арса, будут строить теории об их отношениях.       Если так подумать, то ни один из них не отличается особенным желанием все скрыть от окружающих: они целуются на концертах, заигрывают, Антон слишком откровенно показывает, про кого именно написан этот трек, их часто видят в общих вещах. Да и матери Арсения они признались легко и без опасений, а это близкий человек — что уж там до зрителей и слушателей, которых они не знают?       Не то чтобы они готовы выйти и на всю гомофобную страну признаться в своих отношениях, но и скрывать каждый совместный чих они не собираются. — Как проснутся, сами появятся, ты же знаешь, — Арс подмигивает ему и порывается обернуться к столу, чтобы оценить перспективы завтрака, но Антон тянет его ближе к себе, жмется бедрами теснее и наконец смазанно целует в висок. — Если ты так уверен, то хорошо, — Антону легко с ним соглашаться, потому что он доверяет ему безгранично по жизни.       Они на пару минут замолкают. Тишина не напрягает, да и шум машин с улицы не дает задуматься и забыться. Арс почти сразу кладет Антону на плечо лоб, прикрывает глаза и отрываться не планирует. Вот такого утра не хватает — тихого, спокойного, без излишней беготни и торопливости — «Мы не успеем нормально проверить звук. Антон! Выходи давай из ванной!».       Антон подумывает снова закурить, но мысль о том, что для этого придется развернуться и вылезти из объятий, отбивает его желание напрочь — это, к счастью или к сожалению, только на ближайшие пару часов. Он только на концертах не курит, потому что некогда, а перед и до всегда стоит с сигаретой на улице или в крайнем случае берет у Егора электронку, что уж тут говорить про репетиции и дом — удивительно только, как из гаража не получилась кальянная. — А ты про записываться серьезно? — А че нет-то? Записались — и как ветер в поле. — Новый трек? Вчерашний? — Он, по сути, прошлогодний, — смеется Антон, залезая голой ладонью — без колец — в уже расчесанные, отросшие почти до плеч волосы Арсения.       Арс, утыкаясь ему в плечо, фыркает и продолжает ждать ответа. — Да, прям серьезно, — и, подумав, добавляет. — По серьезке прям. Запишемся, рекламные видосы наделаем, людей начнем привлекать. Да хоть с инейрами будем выходить на большинство треков! — А ты боишься, что мы все разом промахнемся? У нас уличный опыт, хуй мы проебемся, — Арсений всегда уверен и в себе, и в близких людях, потому что доверяет. — Инейры, конечно, — штука удобная, но ебли с ними будет непочатый край.       Антона, к счастью, не уносит из-за появляющейся популярности, он не пытается измениться для людей, не собирается выезжать на всяческих популярных мерзостях и становиться копией какого-нибудь исполнителя, хоть известного, хоть не очень. Он остается самим собой: минутами правильно придурковатым, безусловно серьезным, когда дело касается музыки, и веселым, потому что без смеха практически невозможно вывозить эту жизнь. — Поначалу поебемся, а потом приловчимся, будем по-быстрому все делать. Так удобнее, Арс, — Антон, конечно, никогда не пробовал выступать в инейрах и сам еще не отошел от вывода звука инструментов на колонки, но от нововведения не откажется из-за опасений и недоверия.       Лучше попробовать и разочароваться, чем не попробовать и винить себя в упущенной возможности — новый опыт еще никому не вредил. — Тогда ты и буш ебаться с ними, — справедливо замечает Арсений, запрокидывает голову и подушечкой пальца касается родинки на его носу, улыбаясь. — Это я тебя включил, — он сдерживает смех, но своему настроению дает ход, — а это выключил, — вновь коснувшись носа, Арс подмигивает Антону и прикрывает глаза, чувствуя аккуратные движения, похожие на массаж, в собственных волосах.       Антону нравятся Арсовы волосы, несмотря на множество всяких неудобств, — «Ты нахрена по ночам мне в лицо пихаешь волосы? А если я помру?» и «Что из этого лак для волос, а что оружие для войны? Щас я хуйну чем-нибудь не тем, и город взлетит на воздух» — и ржет обязательно. Да, в ванной теперь не только мама оставляет свои заколки, резинки и шампуни с масками, и Антон к этому как-то быстро привыкает. Ему даже начинает нравиться помогать Арсу, если они из-за торопливости толкаются вместе в ванной комнате.       Однажды Антон даже мыл Арсению голову, когда оба проснулись после пьянки совершенно заебанные и ответственность взыграла только у Антона. С сушкой получилось полегче только из-за того, что Арс его направлял, заранее обозначив основные моменты. Антону с челкой намного проще, и он, решивший отращивать волосы, ужаснулся тому, сколько ебатни получается с мытьем и сушкой, если хочется выглядеть хорошо.       Как оказалось, Арсу не лень этим всем заниматься только из-за того, что ему делать это приходится не в семь утра перед учебой, а днем перед выездом на концерт — большая разница. — Если я тебя выключил, ты должен замереть, — вредничает, выебывается и показушничает непонятно для кого.       Антон не собирается зеркалить его поведение, поэтому шутливо пожимает плечами, прикрывает глаза и останавливает движения в чужих волосах, давая понять, что полностью «выключился». — А теперь обратно, — Арс оглаживает кончик его носа, приподнимается на носки и коротко целует «кнопку включения», выглядя при этом довольным и весело настроенным на весь оставшийся день.       Посмеиваясь, Антон продолжает перебирать его пряди на затылке и перекладывает вторую руку ему на плечо, то ли опираясь, то ли планируя заодно размять и спину — за ночь-то наверняка затекла.       С одной стороны нужно попробовать дописаться и в крайнем случае дозвонится до Эда или Егора, с другой стороны можно сегодня выдохнуть, закончить работу с видео и выложить их — с рекламными пятнадцатисекундными роликами торопиться некуда. Они и так провели колоссальную работу для того, чтобы вчерашнее выступление с презентацией нового трека удалось, поэтому имеют полное право отдохнуть в дни, когда концертов не намечено.       В жизни же не только работать нужно, но и отдыхать. А отдыхать они, к слову, умеют отлично. Конечно, понятия отдыха и праздника необходимо разделить, чтобы перед концертом не пытаться отойти от вчерашней пьянки и не страдать все выступление от головной боли.       Столько самых разных видов отдыха есть, но, по ощущениям, хочется напиться до состояния несостояния и свалиться спать под вечер, чтобы остальное свободное время просто проспать. Алкоголь не глушит усталость, а только дает о ней забыть, и они это прекрасно знают — а еще они помнят то, как может быть плохо после крупной пьянки, если до этого долго много не выпивать. — Погнали спать еще?