***
Пока выставляют барабаны, Антон сидит за кулисами и нервно теребит ремень гитары на плече, облизывает пересохшие губы и, обернувшись, ловит взгляд Эда, сидящего на передвижном пуфе в темноте закулисья, проверяя настройки своей бас-гитары. — Ты справишься, — Эд ему подмигивает и опускает глаза на струны, бегая взглядом от корпуса к грифу и в какой-то придуманный на ходу ритм отстукивая подошвой. — Я понимаю, ты на сцене с гитарой был от силы два раза, а щас еще и финал. — он все же отрывается от своего дела, поднимает упавший ремень с локтя на плечо, встает и размеренным шагом подходит к Антону, как будто бы пытаясь за этот десяток секунд найти нужные слова. — Мы сделаем все, шо можем. И даже если проиграем, будем героями. Для меня уж точно. — Ты не переживаешь? — Немного ссу, — признается Эд и поджимает губы, через плечо Антона рассматривая, как устанавливают их барабанную стойку. — Кто немного ссыт? Арсений как всегда неожиданно — он отходил поправить волосы и собрать передние пряди в тоненькие косички, которые теперь обручем обхватывали его голову и соединялись на затылке. Спасибо Егору, который занялся этим за пять минут до выхода на сцену. — Мы. — Я тоже немного ссу, честно говоря. Щас Булка придет, и будем ссать вместе, — Арс хихикает, достает из кармана брюк медиатор и начинает крутить его между пальцев, покачиваясь и заставляя в такт покачиваться гитару, висящую на ремне. — У нас все получится. Шаст, ты только не слишком заигрывайся, у тебя такая ответственная роль сегодня. Впервые Антон на важном выходе будет с гитарой. Не то что бы его партия сыра или неготова, но все-таки Антон не гитарист, стресс может помешать ему, чего, конечно, он постарается избежать. Он отлично знает свою партию, и ничего не должно помешать ему. — Идем уже? — кивнув за спину Антону, на собранную барабанную установку и пустую сцену, Егор коротко улыбается и подходит к самому краю кулис. — Антон, точно сможешь с микрофоном на стойке? Или, может, успеешь попросить себе тот, что крепится? — Смогу, конечно. Они переглядываются, напоследок обнимаются вчетвером, уводя в стороны гитары, — сзади их, привыкших к постоянному вниманию, снимают для финального выпуска — и кивают друг другу. Когда они замирают в ожидании знака, свет на сцене тухнет — им пора выходить. Егор выходит первым, поднимается на небольшую платформу для барабанных стоек, в темноте садится на стул и крепче сжимает пальцами палочки, как будто бы их может украсть кто-то из темноты. Он нутром чувствует и как будто бы даже слышит, как остальные занимают свои позиции и замирают. Арсений вступает первым, свет софитов направляется на него, а потом начинает расползаться по сцене, цепляя остальных, верхний свет включается практически сразу, и судьи, Арс это отчетливо видит, удивляются составу — они не заявляли о себе как о группе с тремя гитарами, поэтому удивление вполне уместно. Он подходит на шаг ближе к Антону, обхватывающему одной ладонью микрофон на стойке, и подмигивает с легкой спокойной улыбкой. Они просто возьмут сейчас и выложатся по полной. — Io c'ho vent'anni, perciò non ti stupire se dal niente faccio drammi. Ho paura di lasciare al mondo soltanto denaro. Che il mio nome scompaia tra quelli di tutti gli altri, — не придерживая гитару, Антон подается вперед, подтягивая к себе стойку с микрофоном, и носком лабутены отстукивает ритм, чтобы чувствовать контроль над ситуацией. — Ma c'ho solo vent'anni, e già chiedo perdono per gli sbagli che ho commesso, — Арсений делает шаг вперед, слегка наклоняется вперед и на мгновение ловит взгляд Антона. — Ma la strada è più dura quando stai puntando al cielo. Quindi scegli le cose che sono davvero importanti. Scegli: amore o diamanti, demoni o santi. * Антон сдает назад, переглядывается с Эдом, переступающим на месте, и боковым зрением видит, как Арсений отступает назад и ровняется с ними. Антону непривычно, волнительно, хоть он и уверен в точности своей партии. С вокалом точно не должно быть проблем, он не зря больше года им занимается. За знание своей гитарной партии Антон все-таки позволяет себе опасаться. Только Антон обхватывает другой ладонью микрофон на стойке, Егор осторожно касается тарелок, выбивая совсем тонкий нежный звук, и в мгновение проигрышей крутит палочки в руках. — E sarai pronto per lottare, — Антон прикрывает глаза, подаваясь вперед, и слышит, как музыку разбавляет звук бас-гитары; Эд в этом треке вступает последним, да и начальная партия у него выборочная, — oppure andrai via. E darai la colpa agli altri o la colpa sarà tua. Correrai diretto al sole oppure verso il buio. Sarai pronto per lottare, per cercare sempre la libertà! ** Егор ударяет по нижней тарелке и по барабанам, запрокинув голову и отбросив с лица волосы, перебрасывается на верхние тарелки, тем самым обозначая смысловой отрезок, и начинает постоянную партию. Переглянувшись с Арсом, Эд начинает свою постоянную партию, раскачиваясь на месте, и едва заметно, мелкими шажками отходит назад. Вместе с Арсением они оставляют Антона на переднем плане, сыгрываются позади, не сходясь, и успевают даже переглянуться с Егором, отдающимся сполна. Антон заканчивает первую часть трека, тянет последнюю гласную, подтянув к себе микрофон и подняв над сценой стойку. Направление музыки тут же сменяется, Арсений скользит рукой по грифу, дерганно ведет плечами и хмурится сосредоточенно, Егор твердо и четко ударяет по барабанам, следом по тарелкам и возвращается к связанной партии. — Io c'ho vent'anni, e non mi frega un cazzo. C'ho zero da dimostrarvi, — Антон выравнивает стойку, поправляет микрофон и оббегает взглядом судей, как будто бы может подействовать на их решение именно сейчас. — Non sono come voi che date l'anima al denaro, — он поправляет инейр и начинает вглядываться в зал. — Dagli occhi di chi è puro siete soltanto codardi.*** Как только Антон обрывает последний звук, Егор последовательно ударяет по тарелкам, барабанам, спускаясь по ним как по лестнице, и встряхивает волосами, отбрасывая их с лица. — E andare un passo più avanti, essere sempre vero, spiegare cosa è il colore a chi vede bianco e nero! — Антон обрывает гласную резко, четко, выверенно, на мгновение отодвигается от микрофона, чтобы вдохнуть воздуха, и продолжает; Эд раскачивается на месте, привычно ловко дергает струны, отбивает ритм подошвой и поглядывает на Антона. — E prometti domani a tutti parlerai di me. E anche se ho solo vent'anni dovrò correre per me!.. **** Арсений роняет медиатор на пол, чтобы начать ручную партию, и становится на место Антона, отошедшего назад и подключившегося к музыкальному сопровождению. Арс встречается с Эдом, отклоняется назад и довольно прикрывает глаза, слушая то, как ахеренно звучат три гитары разом. Почти сразу же Арсений отходит назад, заученно ударяя по струнам, и его место тут же занимает Антон, отклоняющийся назад и чувствующий себя правильно здесь и сейчас. Он сыгрывается с Эдом, пока Арс подходит к самому краю и приподнимает гитару вверх, чтобы струны были видны движущейся камере. Пока Антон и Эд сыгрываются, остановившись прямо под барабанной стойкой, Арсений улыбается в камеру, дразнится плечами и смотрит прямо на судей так, будто они ему действительно что-то должны. Разыгравшись, Егор жмурится, отчаянно ударяет по барабанам, раскачивается на своем стуле и пританцовывает плечами, вырывая мгновения между ударами. Позади Арсения, поднявшего гитару вверх и играющего на замершую передвижную камеру, проходит, раскачиваясь, Антон и подмигивает в объектив. Ему непривычно и играть, и петь, и двигаться, но почему-то особенного дискомфорта он не чувствует — втянулся, ощутил весь кайф и проникся. Он обходит сцену по самому краю, не выходя вперед Арса, и подмигивает Эду, остановившемуся на своем месте и привычно ярко взмахивающего гитарой, как будто бы ударяя ей воздух. На мгновение Арс, отошедший назад, и Эд, остающийся на своем месте, сходятся, с улыбками сыгрываются и спинами назад начинают отходить друг от друга, чтобы пропустить вперед Антона. Антон одной рукой держит гриф, другой обхватывает микрофон в стойке, слегка сгибает колени и, не убирая с лица упавшей залаченной пряди, вступает с припевом, пока Эд и Арсений плавно отходят назад, прячась от яркого света софитов и подходя к боковым камерам, которые предназначены лишь для редких картинок. Подтянув микрофонную стойку ближе, Антон отпускает гриф гитары и начинает по привычке раскачиваться на месте настолько, насколько это возможно на каблуках. Пройдясь по краю, Арс и Эд делает три шага назад, упираются в небольшой подъем для барабанной стойки и отклоняются в стороны — Арс влево, Эд вправо, чтобы сосредоточить внимание на Егоре, отбивающим по тарелкам ровный ритм. Локоны волос у него скачут, в светлых волосах видны редкие оранжевые пряди, сделанные с помощью специальных мелков. Егор последний раз ударяет по барабанам, поднимает руки с палочками вверх, отодвигает стул назад, чтобы по окончании песни подняться и быстро добежать до центра. Скользнув по струнам, Эд выпускает гриф, свободно и облегченно взмахивает руками и, обернувшись, поднимается на подъем для барабанных установок. Арсений медленным шагом выходит вперед, возвращаясь к первоначальной партии, становится рядом с Антоном, склоняет голову, чтобы на него смотреть, и напрочь забывает про оставленный медиатор — и без него он сможет закончить, не в первый раз. — E c'hai vent'anni, — Антон снимает микрофон со стойки, отодвигает ее в сторону и выходит вперед, уверенно держась и на каблуках, и на плаву, если эта фраза сейчас уместна. — Ti sto scrivendo adesso, — он тычет пальцем прямо в камеру, забывая про какие-то там существующие нормы приличия, и расплывается в мягкой улыбке, — prima che sia troppo tardi. E farà il male il dubbio di non essere nessuno, — дождавшись, пока Арс все же подойдет ближе, он опускает свободную руку ему на плечо — благо места достаточно, потому что Арсений приподнимает гитару в воздух, чтобы не зацепиться за чужой гриф. — Sarai qualcuno se resterai diverso dagli altri. — у Антона на лице отражено все облегчение мира, словно бы он сейчас не на городском конкурсе на ютуб выступил с необычной ролью, а на каком-нибудь Евровидение, не меньше; Антон меняет голос, делая его более хриплым и глубоким, и заканчивает. — Ma c'hai solo vent'anni!..***** Как только Антон выдыхает последний звук, он шагает назад, утягивая за собой и Арсения, заканчивающего партию и легко встряхивающего гитарой для лучшего звука. Загорается весь верхний свет, софиты направляются в самый центр сцены, и, когда Егор вместе с Эдом, который галантно подал ему руку при спуске, подбегают к Арсу и Антону, люди в зале уже им аплодируют. Хлопают даже некоторые судьи, поднявшись. Подлезая Арсу под руку, Егор успевает подмигнуть Антону и помахать в зал палочками. Они становятся в ровный ряд, прижимаются плечами и, выждав пару секунд, кланяются. — Спасибо, спасибо всем! — на выдохе кричит Антон, смеется, успевая убрать микрофон в сторону, и на ухо Арсению добавляет: — Если бы мы взяли песню про блядки, вряд ли бы нам так аплодировали.***
Арсений потягивает флэш со вкусом мятного лайма через трубочку, качает ногой, сидя на гримерном столе, и наблюдает за тем, как Эд записывает свою любимую бас-партию в сторис — у него настроение играть и играть, остальные волнуются больше, поэтому и сидят, забивая головы историями в инстаграме и желудки давно остывшей шаурмой. Егор как случайный оператор практически стоит на голове, чтобы поймать хороший кадр, чтобы ничего не пропустить, чтобы Эд потом не заставил его перезаписывать, чтобы с первой попытки записать. За кадром Антон отбивает каблуком лабетуны ритм и покачивает в руке бутылку с вишневой пепси-колой, надеясь, что она не польется ему на брюки и на диван. Когда Эд заканчивает, выкладывает пост в свой инстаграм и репостит его в сторис их общего аккаунта, они наконец-то садятся обедать вчетвером, обсуждают реакцию судей, свое выступление и краем уха слышат, как гремит музыка в зале записи, где сейчас выступает, кажется, последняя группа. Потом перерыв у судей на двадцать минут, чтобы посовещаться, прийти к итогу и подготовиться к объявлению результатов. И, честно говоря, Антону хочется побыстрее узнать результат. Победят — прекрасно, значит молодцы, значит их таланты заметили, проиграют — не смертельно, но все же обидно. — Мы потом сразу отвезем шмотки в концертную точку или?.. — А шо нам вошкаться туда-обратно? Закинем сумки, инструменты и пойдем хоть отметим. — Если победим? — Просто отметим. То, шо мы — молодцы. — Вот я очень согласен с Эдовым настроем, так и надо! В конце концов, если кто-то бабок даст, будут явно не таланты оценивать, — хмыкает Антон, крепко закрывает бутылку и ставит ее на пол. — Мне почему-то кажется, что мы победим. — Тебе кажется или ты уверен? Егор всегда старается выражаться корректно, чтобы его могли правильно понимать, поэтому и Антона поправляет — казаться может что угодно, а уверенность относится только к самым проверенным моментам, людям и вещам. Не то что бы он верит во всякие эти «что пошлешь в космос, то и случится», но перестраховаться все-таки стоит. Эта победа не является делом их жизни, они здесь не за одобрением судей, а за фанатской любовью. Да, победа сейчас откроет им новые двери, но из-за поражения предыдущие не закроются, от них не отвернутся. Поклонники ценят их не за какую-то статуэтку, а за музыку, которую они пишут. Это практически как с олимпиадой. Можно взять золото с простым, но чистым номером, а можно остаться рекордсменом или рекордсменкой, откатав трудную программу и заработав себе минусы на трудных моментах. И запомнят не того, кто взял золото, а того, кто остался в сердцах, в рекордных книгах. — Пять минут, и пойдем, — говорит Егор и невидимкой закалывает Антону выпавшую из укладки прядь. — Лучше постоять в закулисье, чем опоздать. — Хоть доесть успею, — довольно кивает Эд, вытягивает ноги, удобнее располагаясь на диване. Антон, похожий больше на напряженную струну, чем на человека, не понимает, как можно быть настолько спокойным. Возможно и вероятнее всего, это он сам просто чересчур паникер. Проще нужно относиться ко всему. Так явно легче живется.***
Приходят они действительно рано, поэтому приходится стоять в закулисье, слушать гул толпы, перебрасываться короткими фразами и изредка выглядывать на сцену, чтобы проверить, не появились ли судьи. Почему-то они считают, что три команды просто могут пропустить их выход и простоять еще минут пять в полном неведении того, что пора выходить и слушать результаты. Наверняка не только участники сейчас волнуются. На съемки этого шоу приходят и фанаты выступающих групп, Антон и Эд уже не раз, куря на улице, фоткались с подходившими поклонниками. — Приперлись рано, теперь стоим нервничаем. — Да не бухти ты, все пропустим. — Мне что, язык отрезать? — Арс ежится, только иголки не выпускает. — Да хоть яйца, Арс, и без тебя напряжно. Они не ругаются, не пытаются друг друга задевать, просто так действительно легче справляться со стрессом — не на кого больше побухтеть, они друг друга в этом понимают лучше всех. — Все, молчу. — Лучше б ты анекдот рассказал, честное слово, — Егор крутит кольцо на среднем пальце, переступает с ноги на ногу и поглядывает на две другие команды, которые стоят за противоположной шторой закулисья. — Колобок, блять, повесился. Это все, на что Арсения хватает. Хорошо, что их сейчас никто не снимает, потому что со стороны бы это выглядело максимально странно и, возможно, для кого-то неуважительно. У каждых отношений свои границы, так пускай и не лезут в чужой монастырь со своим уставом, они друг друга хоть на хуй послать могут, никто не обидится и даже об этом не подумает. Через несколько минут на сцену направляют все имеющиеся софиты, камер становится вдвое больше, а еще через несколько группы приглашают на сцену, объявив по громкоговорителю о том, что судьи вынесли решение и готовы его озвучить. Почему-то именно в этот момент Антону показалось, что он уже и не так сильно переживает. Решение уже вынесено, не будут же они кого-то переубеждать, что получилось, то и получилось. Осталось только услышать результаты и по возможности их принять — вдруг они вообще на третьем месте? Они становятся у левого края сцены, оставляя приличное расстояние до соперников; судьи смотрят то на одну группу, то на другую, выдерживают паузу и переглядываются, вынуждая участников выдохнуть. Антон, сжимая плечо Эда рукой, переминается с ноги на ногу, закусывает губу, опускает взгляд на Арса и порывается уже склониться к нему, но только выдыхает и мысленно себя успокаивает. Соперники справа перешептываются, бросают взгляд на них и, кажется, выглядят намного взволнованнее. Егор поглядывает на Эда, минуя взглядом Антона и Арсения, поджимает губы и, не поймав ответного взгляда, отводит глаза в сторону. Почему-то ему вдруг хочется хоть немного мягкости, ласки, как будто бы успокоения, и Арс, стоящий рядом и почувствовавший это, подмигивает ему и переплетает с ним пальцы. — Все будет хорошо, — Арсений старается не привлекать внимание, коротко сжимает чужие пальцы в своих и смотрит на судей, поправляя упавшую на лицо прядь волос. — Дорогие финалисты, участники нашего шоу, сегодня последний день. Через несколько минут мы обозначим победителя, но пока хочется поговорить обо всех отдельно. Антон выдыхает, но делает это как-то напряженно и разочарованно, и Арсений свободной рукой гладит его по пояснице, приобнимая. Конечно, куда же без лишних интриг и попыток растянуть финал? Сейчас же каждого будут мусолить, обо всех что-нибудь скажут и только тогда перейдут к результатам. А уже и хочется и колется узнать распределение по так называемому пьедесталу. Как бы эгоистично это не было, Антон пропускает мимо ушей все, что говорят не про их группу, и, вздрогнув, хлопает ресницами, когда Арс щипает его за бок, призывая ко вниманию. Пока он собирается с мыслями и десять раз мысленно просит себя собраться, один из судей говорит о том, что многие их песни намного развязнее тех, что они исполняли здесь, на конкурсе, и рассказывает в зал, полный людей, о том, что у них очень долгий музыкальный путь относительно других участников. Правда, привилегий, как показывают недавние слова одного из судей, нет никаких. Даже наоборот. «Уступите тем, кто помоложе и, возможно, поперспективнее». А им самим куда деться? В утиль? Арсений отвечает вместо Антона на пару вопросов, направив микрофон в его руке к своему лицу, и умудряется в такой напряженной обстановке рассказать про концерты, которые они проводят, и полезные для музыкантов видео в соцсетях. Если уж не победят, то точно засветятся. И пока Арс словесно выкручивается, Антон переминается с ноги на ногу и нервно кусает губу — ему даже начинает казаться, что ему давят лабутены, которые всегда были удобны, что одежда какая-то неправильная, что волосы слишком длинные, что свет софитов чересчур яркий. Паникует, что еще сказать. — Басист у вас харизматичный, игра необычная у него, партии довольно любопытные. Обычно бас-гитару не так отчетливо слышно в треках, у вас с этим действительно получился какой-то прорыв. Улыбаясь уголками губ, Эд благодарно кивает, собирает руки на груди — защитная позиция, будто бы он готовится к тому, что придется спорить или отстаивать свою позицию. — С третьей гитарой отлично вышло у вас, зазвучало по-новому. Если сначала мы еще сомневались, что вы можете пойти дальше второго тура у нас, — тут Эд и Антон переглядываются, бросают друг другу вполне предсказуемые недовольные взгляды — за такие слова хочется набить морду, но нельзя, неправильно и негуманно — и возвращаются глазами к судье, — то после вашего последнего выступления мы поняли, что не ошиблись, когда взяли вас в финал. Вы звучите хорошо, тексты у вас неплохие, — если бы не отведенная в сторону рука Антона, то все бы услышали тяжелый недовольный вздох, — видно, что у вас есть опыт. — Спасибо, — Арс усиленно тянет микрофон на себя и в конце концов забирает его у Антона, боясь, что после еще какой-нибудь фразы он пошлет судейство далеко и надолго. — Опыт у нас действительно имеется. Он бы мог еще добавить то, что и тексты у них пиздатые, но промолчал — лучше быстрее узнать результаты, чем спорить с человеком, который вряд ли откажется от своего мнения и будет прав — все могут видеть ситуацию по-разному, если это, конечно, не та тема, где все кристально ясно. Арсу просто не хочется сейчас, когда все на нервах, спорить. Все равно ни с кем из этих судей ему музыку не писать, дом не строить и детей не растить. И расшибаться на эту тему незачем тогда — есть то, что действительно хочется узнать. — Наверняка вы уже хотите узнать результаты, отпраздновать свою победу или вернуться домой, чтобы писать новую музыку и приходить к нам еще раз. Егор думает, что ни за какие деньги сюда больше не придет, и через Арса слышит Антонов выдох. Как тут не волноваться, когда на возможную победу поставлено слишком много? В случае второго или третьего места они ничего не теряют и, скорее всего, ничего не находят. Затягивается пауза, судейство, отключив микрофоны, в последний раз коротко переговаривается, и тот, кто должен оглашать результаты, поднимается с кресла и надрывает конверт — что за цирк? Результаты им и так известны, сами же принимали решения. Раз уж захотели привлекательной картинки, то чего уж не сделали белый и черный конверты с фотографиями? Тем, кто на третьем месте, могли бы предложить золотой конверт с фотографией музыкальной знаменитости, а победителям бы сделали статуэтку гитары или микрофона из голубого стекла. Тогда бы точно аудиторию себе нашли, люди такое, как видно, любят. — Говорите уже, ну! Они синхронно поворачиваются на звук, вправо, и смотрят на ту соперническую группу, участник которой выразил желание побыстрее узнать результаты и не гадать в ожидании на кофейной гуще. Судья, который должен огласить результат, никоим образом не реагирует, только вчитывается в текст на бумаге, взятой из распечатанного конверта, и сам себе кивает, словно бы стоит он у себя дома на кухне с газетой и оценивает черно-белую фотографию пруда с утками. Люди вообще-то ждут итогов, нервы свои тратят, а ему ничего. — Начну с третьего места, так будет правильнее. Антон не понимает, зачем вся эта вода, и извинительно улыбается Эду, который шепотом обещает оторвать ему голову, если он не прекратит так сильно сжимать плечо. Отговорка, что у него, Антона, нервы, не срабатывает, потому что нервов, по словам Эда, у них уже не осталось с такими-то долгими объявлениями. — Третье место, по решению судейства, присваивается. Он выдерживает паузу, оглядывая всех участников на сцене; Антон жмурится, облокачивается на Эда и сдерживает себя от того, чтобы послать весь этот цирк, потому что невозможно уже. Еще бы предложил им всем ладонь у листка подержать, чтобы считать информацию и самим догадаться о том, кто на каком месте. Когда в полной тишине зала гремит название чужой группы, той самой, где ударник, басист и вокалист-гитарист, Антон едва ли к хуям всех не шлет, но вовремя выдыхает и под молчаливым согласием стискивает пальцами Эдово плечо. Если бы не Эд, стоящий рядом и согласный на выплеск эмоций на свое плечо, то Антон бы ебнулся. — Да блять, — пока вышедшей из битвы за победу группе что-то советуют, Арсений выдыхает, крутя в руках отключенный микрофон, и коротко целует Антона в плечо. Антону кажется, что он успокоится только в том случае, когда все результаты будут оглашены. — Ладно, мы уже точно вторые, — неотрывно смотря на группу, уходящую в самый угол сцены с третьим местом, Егор крутит кольцо на среднем пальце и зализывает прокушенную в нервном порыве губу. — Да сто процентов первые будем. Ставлю жопу, шо будем, — на выдохе шепчет Эд, опускает руку Антону на пояс и замученно хмурит брови, стоит судье опустить взгляд в лист с результатами. — Я думаю, все понимают, что сейчас будет озвучено название той группы, которая заняла первое место. Все точно так же, как и в «Битве экстрасенсов», думает Егор и надеется после окончания этой экзекуции найти силы на только что придуманную шутку на основе сравнения этого шоу с «Битвой экстрасенсов», если он ее, конечно, не забудет. Откровенно говоря, Егор надеется на то, что на этом шоу не как в «Битве экстрасенсов», что побеждает тот, кто этого действительно заслужил, что еще до съемки первого выпуска не известен победитель. Очень хочется в верить в то, что он не ошибается. — Обе группы, которые претендуют на победу, безусловно, хороши. У каждой есть свои изюминки. И они, к счастью, совершенно разные, — Антону бы хотелось знать, какая изюминка у соперников, но он эти рассуждения в самом начале прослушал. — Выбрать победителя было трудно, мнения разделялись, даже рассматривался вариант еще одного этапа, который уж точно бы стал финальным. Но в конце концов решение удалось принять, и мы этому рады. Антону кажется, что воды за сегодня было бы меньше, если бы он сюда не пришел и просто утопился в собственной ванне. Нельзя ж так играть на нервах участников, какой адекватный и понимающий человек так делает? Видимо, пониманием не отличаются в этой стране ни те, ни другие судьи. Антон верит в то, что справедливо мыслят хотя бы судьи на шоу, на других надежды нет. — Нам бы хотелось отдать победу и одной, и другой группе, — пока судья продолжает ходить вокруг да около, Антон вспоминает все учебные шутки про воду в «Войне и мире» и коротко усмехается, понимая, что все-таки воды больше в этой затянувшейся речи, которая должна поставить точку. — Но, к нашему сожалению, первое место только одно. И его пришлось отдать той группе, которая выгрызла это место, которая обошла группу соперников на самую малость. Антон уже не верит ни в Бога, ни в дьявола. Антон верит в то, что сейчас ебнется. — Группы шли ноздря в ноздрю, если так можно выразиться. Но убедили нас в своей победе именно участники одной группы. Эд сбоку от Антона вздыхает, переминается с ноги на ногу, елозит ладонью по поясу Антона и нервно кусает нижнюю губу, взглядом следя за каждым жестом судьи. Если бы на сцене в мотивирующих целях стоял приз за победу, то Арсений бы уже разбил о него голову. Тут даже самый стрессоустойчивый человек ебнется. Еще несколько секунд после объявления победителей и включения на фоне их финального трека все виснут, как слабенький ноутбук, когда на нем включают симс. Антон ничего не понимает, ни во что не верит. Эд уверен, что сейчас над ними поржут и скажут, что это такая церемония для занявших второе место. Арс, подняв бровь, смотрит на поднявшихся судей и хлопает накрашенными ресницами, как будто бы планирует на них улететь со сцены. Егор цепляется взглядом за несколько поднятых в воздух плакатов в зале, выдыхает скомканно и сжимает плечо Арсения. Честно говоря, они не верят в происходящее и подвисают еще на несколько секунд в тот момент, когда их поздравляют словесно, когда вышедший на сцене из-за кулис парень вручает им какую-то грамоту и статуэтку в виде гитары, к которой прикреплен микрофон и одна барабанная палочка — импровизация на уровне у тех, кто это придумал, конечно. Первым отмирает Эд, забирающий эту статуэтку и растряхивающий Антона за плечо, чтобы он перестал так пялиться на судей и кричащий зал. Арсению удается достучаться до него быстрее, чем Эду, который, поймав за руку Егора, подтянул его ближе и обнял рукой со статуэткой. — Там наши родители, Шаст, ты видишь? — Где? Антон жмурится от слишком яркого света софитов — победителей же надо показать во всей красе — и пытается найти знакомые лица в зале. — Потом, потом покажу, иди сюда, — Арс подталкивает его к обнимающимся Егору и Эду, сам хватается за чью-то руку и прижимается губами к плечу Егора, склонив голову. Не решившись дожидаться приглашения, Антон обхватывает пояс Эда одной рукой, бедром прижимается к бедру Арсения, цепляет второй рукой плечи Егора и тянет ближе, как будто бы они вчетвером могут адекватно обняться и срастись. Если бы не камеры, которые суют всюду, где только можно, то они бы еще и поцеловались — вряд ли бы родители Антона присматривались к тому, как они стоят, а на камерах все будет видно, и их останавливает только это. — Пиздец, Шаст, а все нагнетал, шо мы проебемся, — Эда развозит, и ему становится наплевать на то, что кому-то при монтаже придется запикивать мат. — Ты, блять, вообще понимаешь, шо происходит? Смотри сюда, — он отпускает Егора, всучивает статуэтку Антону и нервно-счастливо смеется, как будто пока не готов определиться с эмоцией. — Да я понимаю все, че я совсем что ли. — Ахренеть, я не верю, что за херня, — опуская Эду на плечо голову, Егор нащупывает ладонь Антона — чувствует огромное количество колец — и переплетает с ним пальцы; Арс выдыхает Егору в затылок и хихикает, словно бы он пьяный в стельку, хотя он трезвый как стеклышко. — Они столько воды налили, что я практически сдох, пока ждал. — Ты просто Антона не видел! — пытаясь перекричать собственную же записанную партию, Эд морщит от смеха нос, незаметно целует Егора в висок — это просто легкое дружеское касание, пусть скажут спасибо, что не в губы — и ерошит залаченные волосы Антону. — Я, блять, думал, шо у нас вместо Антона теперь бледная поганка! — Да сам ты поганка, Выграновский! — пытаясь уйти от чужой руки и не дать растрепать волосы окончательно, Антон смеется и жмурится. — Я? — Нет, блять, я! Они смеются, подаваясь вперед и почти стукаясь лбами; Егор елозит лбом по плечу Эда, слушает, как позади на выдохе матерится Арсений, наверняка не ожидавший чего-то подобного. Да, на восемьдесят процентов они были уверены, что победят, что здесь точно смогут доказать то, что не просто так творят и пишут. Но оставшиеся двадцать напрягали, пугали, заставляли задумываться о том, что будет после поражения, и только в кошмарах не снились — может, еще приснятся. Вариант, где они уезжают ни с чем и вечером выступают на своем концерте в разбитом состоянии, был, и они его даже смогли обсудить. Лучше быть готовыми к худшему, но думать о лучшем, чем наоборот. Вера и надежда толкает вперед, как бы ни тянуло назад. — Антон, надо сфоткаться, а то съемки никогда не закончат! — перекрикивая трек, Арсений цепляется за Антоново плечо, встряхивает его и пытается привести в чувства, чтобы на фотографии он выглядел презентабельно. — Антон, подними ты ее! Предположив, что до Антона врял ли получится достучаться, Арсений поднимает вверх его руку со статуэткой, наваливается на его плечо и улыбается в камеру фотографу, подбежавшему ближе к сцене. Эд кричит ему, чтобы снимал побольше, и громко смеется на ухо Антону, которого обнял за плечи. — Ты не моргай, а то тебе глаза потом фотошопить придется! — Егора тоже мажет, он смеется, сгибаясь, представляя вместо глаз Антона смайлики глаз, которые очень часто используют вместе с губами. — Буш. Мы тебе один на лоб присобачим, буш как циклоп! — Щас он отойдет от шока, и циклопом станешь ты, — предупреждает Арс, для фото взмахивая рукой со знаком победы — указательный и средний пальцы отогнуты, собравшись в знаковом жесте — и стараясь смотреть в объектив, а не на родителей в зале. Их захлестывает происходящее настолько, что для того, чтобы отснять финальные кадры на сцене и перейти к интервью трех команд, участвовавших в финале, приходится взять перерыв. Антону поправляют тени на нижнем веке, которые благополучно смазались; Егор подкрашивает светлой помадой губы, которые в ожидании результатов искусал; Арсений возвращает ресницам былую пушистость и яркость, пока Эд, ни в чем не нуждающийся, жадно пьет ледяную воду из небольшого местного холодильника — ему вечером не петь, только пить после концерта в каком-нибудь баре. Не обсуждено, но взглядами уже решено, что, отыграв вечерний концерт, они поедут пить в бар или, заехав за алкоголем в круглосуточный магазин, на ночь останутся в гараже, чтобы обмыть победу.***
Окидывая взглядом танцпол и щурясь от света софитов, бьющих в лицо, Антон медленным шагом подходит к краю, взмахом ладони зовет к себе Арсения и Эда, отбегавших за барабанную установку за водой. Они на сцене уже больше полутора часа, остался последний на сегодня и самый важный трек. Они стараются выступать на концертах только со своими треками, но не сегодня. — Поднимайте камеры, фотики и снимайте все. Мы не хотим остаться молчаливыми трусами. Здесь сожрет, если молчать. Мы молчать не хотим, — Антон, отключив микрофон, оборачивается к Эду и подмигивает ему. — Буду в толпу прыгать, пойдешь со мной? — Не ссышь, шо уронят? — вытирая со лба пот, Эд облизывает влажные после воды губы и рассматривает толпу у сцены, примеряясь, не опробует ли Антон затылком твердость пола. — Не уронят. — Будь аккуратнее только, — Арс похлопывает Антона по плечу, достает из кармана шорт медиатор и, отбросив волосы с лица, уходит в свою часть сцены. Подмигнув Егору и подтвердив их изначальный план, Антон включает микрофон, разворачивается, добегает до барабанной установки, поднимается на возвышение и кладет Егору на плечо свободную ладонь. Игры света не случается; Арс, замерший посреди сцены, вступает первым; Эд и Егор практически сразу подхватывают, врываясь со своими партиями и чувствуя внутри приятное волнение.Порнофильмы — Перемены.
— Эй-эй-эй! — Антон несколько раз позади Егора, призывая толпу тоже зажигаться, несмотря на усталость. — Не спеши себя винить в том, что этот мир сошел с ума. Может, просто не похож на них, но никогда не смей себя ломать! — опираясь на плечо Егора, Антон раскачивается на месте и отбивает одним каблуком ритм. — На Руси одна идея — гнить и плакать у помойного ведра. Хочешь перемен? — коротко огладив лопатки Егора, он срывается с места и, соединив ноги, спрыгивает с возвышения для барабанов; грохочут каблуки, и очень хорошо, что он не подворачивает в порыве ногу. — С себя начни! — он неприлично тычет пальцем куда-то в толпу и на бегу цепляет Эда за плечо, призывая отойти подальше от края. — Не пытаться — значит проиграть! Антон не чувствует усталости, у него как будто бы открывается второе дыхание, сил становится втрое больше, ему хочется сорваться и нырнуть с головой в людей, но он понимает — нельзя. — Ты перемен прождешь до ядерной зимы. Что же, в конечном счете, делает мир живым? — почему-то ему кажется, что все, кто в зале, его понимают. — Да это же сами мы! И неминуемы перемены. Здесь переменами станем мы! — Антон, остановившись и едва устояв на ногах, бьет себя в грудь и замирает выдохнуть посреди сцены. Эд обходит его, опуская гриф, и плечом задевает плечо Арсения, призывая обратить на него внимание и сыграться. Отключаясь от наблюдения за залом, Арс разворачивается и, танцуя плечами, наступает на Эда, заставляя его пятиться и играть, играть и пятиться. У Егора и без того запутаны волосы, поэтому ему терять нечего, он встряхивает головой, пытаясь смахнуть пряди, но барабанит вслепую, по памяти, и не ошибается ни единожды. — Разве повод в скорби жить? В этом мире слишком много слез! — Антон идет к краю, опускается на колено и протягивает в толпу руку, успевая хватать воздух полной грудью между строками. — Заглушил ли боль души новой дозой водки и колес? Ему бы выгадать более удобный момент для спуска в толпу, и он, опустившись уже на оба колена, добивает куплет. — Этот мир не изменился, лишь ты сделал сам себе еще больней, — кому-то он умудряется пожать руку, кого-то случайно касается, у кого-то принимает какой-то кулончик — в толпу он не всматривается, бегает взглядам по всем лицам, которые только может зацепить. — Может, стоит не бояться жить, протрезветь и просто быть сильней? Возможно, сейчас кто-то чувствует то же, что и он, и становится смелее, свободнее и честнее. И пусть к ним могут прицепиться менты после этого концерта, Антону почему-то становится совершенно на это наплевать. По крайней мере, они вчетвером обсудили все риски и решили, что лучше получить по спине от системы, чем уворачиваться от народных плевков. Власть, старая и болезненная, сменится, а люди, молодые и сильные, напомнят каждому, как он себя повел в трудный для страны момент. Патриотизм именно здесь. Поднявшись и вступая с куплетом, Антон сталкивается с Эдом, успевает податься вперед, чтобы не зацепить струны, и хватается за его плечо, не давая уйти. Они остаются практически у самого края, Антон размахивает свободной рукой, раскачивая толпу и подготавливая ее к дальнейшему, пока Эд играет, отбрасывая с лица мешающие волосы и жестко отбивая ритм о пол. Развернувшись, Арсений убегает за барабанную установку, остается сбоку от нее, отводит назад плечи, скользя пальцами по грифу, и ударяет по струнам медиатором. Уже машинально он двигается, не оставаясь на месте и обходя по кругу ту часть сцены, которую забрал себе сейчас. Оказавшись около Егора, он склоняется вперед, практически ударяется лбом о тарелку и смеется, морщась и встречаясь с таким же бешеным и счастливым — все счастливы, когда говорят правду — взглядом. Не успевает Арсений отвлечься, как Антон опускается на корточки, выключает и оставляет микрофон на сцене, поворачивается спиной к залу и, широко разведя руками, падает на подставленные руки. — Давайте глубже, давайте! — он и без микрофона перекрикивает толпу и музыку, потому что внутри не то что огонь, там прямо-таки пожар как в Москве в 1812 году. — Тащите, тащите! — каждая рука оставляет на теле свое ощущение, Антон старается каждое запомнить, оставить в памяти хотя бы на ближайшие полчаса и пытается успевать раздавать «пять» всем тем, кто умудряется поймать его ладонь. Арсений, наблюдая за этим, спрыгивает с возвышения, достигает Эда, наворачивает по сцене несколько кругов вместе с ним и, уводя гриф в сторону, чтобы не зацепиться за корпус Эдовой гитары, идет к другому краю. К сожалению, лестницы нет, и ему к толпе не спуститься. Охраны, к слову, тоже нет. Им не страшно выходить к людям, которые их выбрали, в отличие от некоторых персон. Антона доносят на руках практически до центра танцпола, но он, вспоминая про то, что трек необходимо закончить, протестующе смеется и просит людей возвращать его к сцене. Его, к слову, слушают, направляют обратно, как будто бы никто и не расстроен тем, что не коснулся или не дождался. Еще столько шансов будет. — Встреть меня! — за несколько метров до сцены кричит Антон, взмахом руки подзывая Эда к краю, и по возможности танцует плечами, пока его доставляют до так называемого места встречи, которое, как говорят, изменить нельзя. Эд, у которого на десяток секунд кончается партия, отпускает гитару, наклоняется над толпой, мажет ладонью по тянущимся рукам и ловит ладонь Антона, уже уперевшегося каблуками в сцену, к которой его поднесли. Он Антона с легкостью затаскивает на сцену и, дождавшись, пока он поднимет микрофон и встанет лицом к слушателям, опирается на его плечо, вступая с очередной партией. — Одиноки, но слепы — мы строим столько стен вокруг себя. Беспробудно совесть спит, за нас когда-то кто-то был распят! — Антон поднимает свободную от микрофона руку с буквой «V» из указательного и среднего пальцев — очень знакомый жест, только наручников не хватает — и подпрыгивает, чтобы его увидели даже те, кто стоят в задних рядах танцпола. — В страхе каждый хочет серым быть и от страха красить в серый все! — раскачивая рукой, Антон управляет толпой, которая тут же подхватывает движение и раскачивается в нужном направлении. — Кулаками если стены бить, то однажды стены разнесешь! Теперь уж точно все присутствующие должны уловить нужное, понять скрытое за текстом, за их взглядами и протрезветь, если они этого еще не сделали или побоялись сделать. Бояться просто нельзя, так человек становится слабым и беззащитным даже перед самим собой — любая собственная мысль может уничтожить. Эд оставляет Антона в центре, меняется с Арсением, уходит назад и, доигрывая, крутится на месте — если бы не практически регулярные концерты, он бы уже лежал на полу после такой встряски. А так уже привык, даже не возникает чувства, что он может в один момент упасть из-за подогнувшихся от усталости ног. — Ты перемен прождешь до ядерной зимы. Что же, в конечном счете, делает мир живым? Да это же сами мы! — Антон укладывает руку Арсению на плечи, пытаясь хоть немного удержать его на месте и не дать в порыве рухнуть в зону танцпола, которая точно не готова к еще одному заходу. — И неминуемы перемены! Здесь переменами станем мы! Эд позади взмахивает грифом, устояв на одной ноге при повороте на месте, и рывком отбрасывает волосы назад, чтобы не лезли в глаза. — Перемены! — пребывая уже в темно-красном свете софитов, Антон полностью замирает, прекращая раскачивать зал, и крепче сжимает плечо Арсения, прикрывающего глаза и доигрывающего свою партию. — Здесь переменами станем мы! Когда Эд уже отпускает гриф и бросается к краю сцены, Арсений и Егор еще доигрывают, сливаясь в единый звук. Антон незаметно для зрителей подзывает Эда ближе, кладет руку с микрофоном ему на плечи и коротко шепчет ему о том, что его потряхивает от удовольствия. Закончив чередой звонких ударов по тарелкам, Егор подскакивает, шумно отодвигая стул, и выбегает в центр. Он машет руками, благодаря пришедших на концерт, пока не достигает ребят. — Вот видите, как ахуенно получилось, — Егор, сжимая в ладони палочки, становится плечом к плечу с Арсением и в свете софитов улыбается поклонникам, которые благодарно — и понимающе, он надеется, — гудят. — Блять, вы не поверите, насколько ахуенно в толпе было, — на выдохе шепчет Антон, шутливо раскачивая Эда за плечи, и вспоминает про кулон, всунутый кем-то из толпы. Им, конечно, уже давно дарят какие-то мелкие подарки. Однажды, может быть месяца полтора назад, им подарили красно-черные бусы ручной работы, на которые у них уже есть планы. — Вам тоже надо будет спуститься как-нибудь, — Антон буквально вырывает секунды прощания, чтобы поделиться своими первыми впечатлениями. — Я сначала ссал, а потом там так охеренно оказалось, что я чуть там не остался! Он смеется, теснее прижимаясь к Арсению и Эду, стоящих рядом, и легко подталкивает их вперед. Прощаться со зрителем все-таки нужно.***
В итоге получается так, что и в бар они заезжают на час, и в гараже ночевать остаются, купив в ближайшем круглосуточном магазине вина — на большее их просто не хватит, уснут после одного бокала. В баре не пьет только Егор, которому приходится после сесть за руль. Не зря он все же получил права. Хоть польза от этой бумажки будет — до нее Егор спокойно мог управлять автомобилем, за что спасибо Эду, отточившего у него навык вождения. Инструменты они даже не достают из жигулей, оставляют в салоне и в багажнике и уходят в гараж, смеясь и гремя бутылками в пакете-майке — не так эстетично, как могло бы быть, но на это им уже наплевать. Антону, в котором две «Пина Колады», по крайней мере точно. Эд пьяно шутит о том, что они разваливаются, раз не пьют так, как делали это в последние месяца выпускного класса, пытаясь написать побольше, пока они пьяны. Никому просто не хочется набухиваться до отключки, потому что они смогут уснуть без задних ног самостоятельно. А как еще после финала, из-за которого было потрачено столько нервов, и концерта, который длился больше полутора часов? Им и остается только, выпив под разговоры через смех, лечь спать на неудобном диване и сложенных вместе креслах-мешках. Уже привычно, никто не жалуется. Правда, на долгий сон не приходится даже рассчитывать, потому что им хочется делиться друг с другом эмоциями, обсуждать то, что сделало этот день историческим для них, и чокаться бокалами то за победу в шоу, то за трудный концерт — после такого нервяка, как был у них на съемках, не каждый решится выступать перед зрителями. За всю ночь Антон раза четыре рассказывает про то, как же все-таки ахеренно в толпе, когда тебя буквально несут на руках, и крутит подаренный кем-то кулон на шее. Аккуратный красный камень поблескивает, если под одним углом смотреть на него, и Антон, пьяный и полусонный, сводит это к тому, что каждый человек выделяется, если правильно на него посмотреть. Этот вариант трактовки подарка нравится и остальным, потому что что-то такое они и несут в массы вместе со своими треками. Они счастливы, что люди их слышат и правильно понимают. Для них, по крайней мере сейчас, важно то, что люди их услышали, а не то, сколько у них подписчиков в инстаграме и сколько они зарабатывают с концертов. В конце концов, они подрабатывают, помимо того что играют в группе, и не жалуются на то, что им не хватает на новые струны, палочки или бензин для машины. Они пришли к тому, чего так хотели еще год назад, выступая на своем же выпускном и не давая другим себя остановить. Они не просто хотели чего-то и ждали, пока это на них свалится, но и боролись за это, стремились к этому, шли буквально через тернии к звездам. И хорошо, что у них получилось задуманное, потому что дальше будет больше.