***
Для Кейго находиться в реабилитации довольно тяжело, но все раны он переживает стойко, с должным принятием. Упорно пьет таблетки и подставляет плечи и ягодицы под болючие уколы, подает руки для капельниц, улыбается сквозь наложенные бинты и маску, подающую кислород, хотя через нее все равно никому не видно. Он с завидной быстротой приходит в форму и возобновляет тренировки. Делает по утрам зарядку, днем мотает круги по больничному парку, по вечерам заполняет документацию, что скопилась за дни в лиге. В общем делает все, чтобы не оставаться один на один с самим с собой. Грудь перетянута плотными повязками так что тяжело дышать, а прожженное битвенным дымом горло дерет кашлем до сих пор. Фантомное ощущение огня и жара преследует его по пятам, бросает в холодной пот стоит ему увидеть хоть что-то лазурно-синее. Сначала он даже глаз Старателя пугается: вздрагивает и отшатывается от него на полшага. Колени слабеют, сердце пропускает удар, в голове гулко и холодно. Энджи встряхивает его своей мощной рукой за плечо и уточняет не нужно ли Ястребу вызвать врача. Кейго отрицательно мотает головой и сглатывает вязкую слюну. Остаток встречи он проводит с тревожным чувством под сердцем. — Вряд ли крылья прорастут снова, но шанс все же есть, — тяжело вздыхает терапевт и выписывает ему новые препараты. Таками соглашается, хотя желудок уже сжимается в рвотном спазме в предчувствии побочек. Последующие дни он старается усерднее: торчит в зале, составляет стратегию нападения вместе с другими про-героями, старается вспомнить больше деталей о лиге. Свербящий невыносимый зуд в лопатках дает надежду и в то же время сжимает сердце тяжелыми тисками. Вечное чувство тревоги практически не покидает его. Даже во сне, выматывая и истязая почти каждую ночь оно заставляет его просыпаться от лазурных кошмаров на пропитанных холодным потом простынях. Но как-то с утра судьба ему благоволит — на спине на бугристых шрамах от сожженных перьев появляются тонкие длинные ростки, как он думал, новых перьев.***
Даби чувствует себя заросшим газоном. Зеленые сочные стебельки покрытые ссхошимся клеточным соком вьются на ожогах мелкой густой порослью. Он даже неиронично задумывается заиметь бритву. Выдергивать побеги неприятно, больно, а если драть с корнем, то и вовсе невыносимо. Сплетенные друг с другом корешки дерут и раздражают и так воспаленную кожу, вызывая приступы зуда. Какое-то время он справляется на ура — травит листики химозными примочками, прижигает свежие воспаления пламенем, пьет лекарства, что смог подобрать врач лиги. Но все рушится крахом когда наряд полиции почти ловит его во время одной из миссий. Приступ кашля тогда сводит горло ужасным хрипом, голова резко становится тяжёлой от недостатка воздуха. «Все путем, сейчас все пройдет» — думает про себя Даби, скидывая вину на задымление от его же пламени. Только вот кашель не стихает, а спазмы в груди ухудшаются настолько, что от кашля он не может сделать и глотка воздуха. Один из снайперов противоположной группировки ранит ему ногу, и боль от ранения перетягивает внимание на себя, позволяя ему наконец-то резко вдохнуть. Рана неглубокая, задевает только кожу и совсем немного мышцу, спасибо плотным штанам, но все равно это ощущается пиздецово больно. Даби прячется за ящики и пытается успокоить мысли, учится заново дышать. Глотку и рот жжет от дыма, голова заходится кругом еще сильнее. Желудок сводит — его тошнит обедом, желчью и еще чем-то непонятным. В рту становится противно и горько, в глазах начинает темнеть. В голове закрадываются мысли о предстоящем суде или же смерти, но спасибо Спинеру, который выныривает откуда-то из-за угла. Ящер матерится, испугавшись скорченной над лужей из желчи и крови фигуры, выглядящей настолько жалко, что тот даже не сразу узнает в ней Даби. — Пиздец! — лаконично выдыхает он, подхватывая Даби под плечи и оттаскивая за собой дальше, к отступлению. — И как тебя угораздило? Даби полупьяно, как-то даже счастливо ему улыбается и отрубается прямо так. Прямо на лице у него цветут маленькие синие лепестки незабудок. Спинер нервно поджимает губы.***
У Кейго торчат длинные прямые как палки стебли ликориса* прямо из шрамированных остатков крыльев. Цветы краснеют пянами, собираясь в яркие букеты. — Срезать нельзя, — отказывает врач, и прописывает постельный режим. — Заметили слишком поздно, срослись с кровеносной системой, нужно готовить к операции. Для Ястреба это все звучит как приговор, а положение строго лежа на животе приравнение к пыткам. Лопатки свербят и чешатся, а спать только на животе крайне неудобно. По ночам его мучают кошмары, он метается от них и стонет.***
Даби аккуратно проскальзывает к Ястребу в палату, ложится рядом. Их взгляды пересекаются, внутри трепыхают бабочки. Чувство приятное и невыносимое одновременно, оно бьёт по нервам и заставляет сердце стучать чаще. Глаза у Даби-Тойи яркие и лазурные как апрельское небо, глубокие как арктические ледняки. От них то вскипает, то стынет в жилах кровь, не позволяя прийти хотя бы к какой-то стабильности. Тойя смотрит на него и по лисьи довольно улыбается, после даже тянется пригладить Ястребу волосы. Трогает подушечками пальцев непослушные прядки и только лишь губами шепчет «пташка». Даже в полутьме Кейго видно как они шевелятся в таком знакомом жесте, от этого спирает сердце, а в глаза словно песок бросают — все жжет и наворачиваются слезы. — Зачем?.. — голос срывается на всхлип. Даби пожимает плечами, улыбается совсем мягко и тянется за поцелуем: касается обветренными губами горячего мокрого лба, потом тянется уже к губам Таками. От поцелуя во рту остаётся горько-соленый вкус пота и слез. Тем временем чужая рука, что так нежно любила гладить перья, все тянется к выступающим лопаткам. Ястреб чувствуют как пальцы с ладонью оглаживают чувствительную нежную кожу, как у него сводит спазмом от этого низ живота. Из горла снова рвется сдавленный не то стон, не то хрип. После него наступает прожигающая боль. Даби не использует причуду, обрывает цветы так наживую, обмазывая руки в горячей крови, что пульсируя медленными толчками вытекает из стеблей. Кейго вскрикивает и цепляется пальцами за простыни на кровати, Даби убаюкивающе целует в макушку и зажимает ему рот. Я рядом, я с тобой. Боль не длится слишком долго. Она, как яркие молнии в летнюю грозу, пронзает, оставляя мимолетный след всего на мгновенье, напоминает о себе и затихает. Когда Тойя уходит, то оставляет цветы у подушки. Руки у него перепачканы в засохшей крови и выглядят ещё мрачнее и пугающе чем обычно. На последок он оставляет короткую записку «букет для моего героя». Кейго тошнит от подтекста послания. * * * Ястреб просыпается резко, в холодном поту с подступающей тошнотой на корне языка. Его выворачивает в судно рядом с кроватью, уши закладывает и скребёт высокочастотным писком, сердце качает адреналин по венам. В груди чувствуется тяжесть, в спине лёгкая покалывающая боль. Кейго пытается приподняться и понимает, что все сдавлено бинтами, а на спине больше нет цветов. Приступ паники накатывает новой порцией, заставляя подскочить, отодрав себя от простыни с запекшейся кровью, склеивающий ткань и кожу, и ринуться из палаты, вырывая капельницу из системы. Раны болят от резких движений и начинают кровоточить. В коридоре он встречает помутневшим взглядом испуганный взгляд медсестры. Она подхватывает его — жалкого, ослабевшего и сломанного, начиная осторожно вести его обратно в палату. — Ночью вам стало хуже, цветы дали о себе знать, провели внеплановую операцию. Отдыхайте пожалуйста, Ястреб-сан. Кейго сбивчиво кивает и укладывается на постель. Изнутри его обгладывает тревога от на столько реалистичного кошмара. * * * Спустя месяц Таками назначает встречу с Даби. Его тело заросло вытянутыми листьями и голубыми соцветиями. Издалека Кейго кажется, что он горит в собственном пламени, подражаю отцу-старателю. Голубые цветы с желтыми серцевинами сливаются с глазами, но Кейго все равно тонет в их лазури. Взгляд у Тойи еще более дикий и болезненный чем до этого. Даби смотрит с вызовом, Кейго с сожалением. В его руках завядший букет паучьих лилий.