Madness.

Высекать же из Даби стоны всегда легко и приятно. Тряпка, натирающая уголки губ, туго перевязанная на затылке, чуть глушит их, не позволяет разговаривать. Даби сплошная ходячая катастрофа, громкий взрыв, грохочущее нечто. Кейго не любит болтливых партнеров, Даби не умеет молчать (в тряпочку). Матерится, лезет на рожон, сыплет угрозами, за что получает двойную порцию ударов плетью. Он отзывается стонами, закатывает глаза и мечется в блаженстве. Не попадать по шрамам всегда сложно, не пускать кровь сквозь них, не прикасаться голыми руками. Под пальцами кожа особенно горячая, чувствительная, пульсирующая болью. Провести по ней, вобрать жар, облизать языком и послушать как проходит воздух сквозь сжавшиеся зубы его мученика. Но Даби не разрешает трогать себя без перчаток. Боится касания кожи к коже, тревожится от слишком долгих пауз между ударами, злится от слишком очевидной заинтересованности. «Не отвлекайся и делай что требуется!» — как-то раз срывается с его губ. Тогда ощетинившись он вскидывался особенно дёргано от каждого удара, стремился кусаться. Кейго, поняв его настрой, легко тогда всунул между зубов кольцо паука* и застегнул ремешки за головой. — Я собираюсь завязать тебе глаза и выпороть плетью, потому что мне не нравится такое поведение. Кивни, если цвет зеленый.** Даби затихает ровно в ту же секунду, пытается сжать зубы. Скулы сводит болью, а язык невольно изгибается волной. Слюна быстро собирается во рту, начинает скапливаться в уголках саднящих губ, тягучей каплей падает на пол. Даби жмурится и стонет, чувствуя как мозолистые подушечки стирают влагу. — Ты знаешь, что я не заставляю тебя, ведь так? — пальцы проталкиваются вглубь, оглаживают язык, цепляя за пирсинг. — Откажись, если сомневаешься. Даби бесится: в груди что-то надрывно скулит от восторга и в то же время невероятно сильно злится. Он на пробу снова пытается сжать зубы, не выходит совсем, лишь челюсть затекает и ноет сильнее от неудобного положения. Неясный ком в горле так и остается непроглоченным — Тойя согласно кивает. Спустя несколько секунд на мир обрушивается мрак. Есть только скованные руки с ногами, кляп во рту и разминающие его спину руки. А после удар за ударом, пока он почти не срывает голос переходя то на крик, то на скулеж. — Хороший мальчик, — гладит его после по голове Таками, попутно стирая кровавые слезы боли и облегчения. Даби жмется к нему ближе, позволяя себя приласкать.