Чужой: Ева

      Отказываясь верить в происходящее, девушка отняла руку и дотронулась до камня ещё раз. С тем же отрицательным эффектом.       — Это несправедливо, – отчаяние одолело её и Ева со всей сила саданула кулаком по гладкой поверхности. Ничего не произошло. Лишь боль полыхнувшая в сбитых до крови костяшках разлилась по рука, дойдя аж до локтя. – Не справедливо...       — Несправедливо! –окончательно потеряв контроль над собой брюнетка принялась осыпать мегалит ударами, словно надеясь, таким образом, добиться от него реакции. Это было похоже на безумие, но она уже не заботилась об этом. Страшное напряжение последних семи дней обернулось вспышкой неконтролируемой ярости. Ева понимала, что лишь причиняет себе вред подобными действиями, но уже не могла остановиться. Желание крушить всё вокруг, ломать, крушить и рвать на части полностью овладело ей.       Не замечая усиливающейся с каждым ударом боли, она продолжала наносить колотить по менгиру, остававшимся холодным и безучастным на протяжении всего этого избиения. Кровь, выступавшая ссадин, оставалась на его поверхности в виде грязных пятен тёмно-красного цвета. Ева видела это, но боли в тот момент не чувствовала. Ей просто хотелось продолжать наносить повреждения.       При этом восприятие её помутилось и вместо собственных рук, она видела чёрные, «залакированные» лапы самки чужого...       Она не знала, сколько времени провела в исступлении ярости. Несколько секунд, минуты, или, может быть, часы? Это не имело значение. Всё, что ей нужно было, это выплеснуть эмоции, которым уже давно было тесно внутри. Так перекипевший на плите суп приподнимает крышку, выплёскиваясь наружу хлопьями отвратительной пены. Примерно то же самое происходило сейчас с ней. И когда это закончилось, Ева почувствовала себя опустошённой и измотанной. Вычерпанной до дна пустышкой.       Ярость улеглась, оставив лишь тяжёлое послевкусие собственного безумия. А она определённо была безумна. Теперь Ева даже не сомневалась в этому. Только безумной могла прийти в голову вся эта чушь. Проклятый холм с кольцом камней на вершине, которые обладает способностью физически переносить людей сквозь время и пространство. Прямо на планету, населённую разумными ксеноморфами, обожающими сексуальные оргии. Звучало, как фантазия накачавшегося какой-то дрянью подростка.       От этой мысли Еве стало смешно. Боль огнём сжигала израненные о мегалит руки, а она всё смеялась и смеялась, заходясь в истерике. Колени девушки подогнулись и она простёрлась у подножья камня, который так и не сумела подчинить своей воли. Ей было так плохо, что хотелось умереть, но видимо остатки здравого смысла ещё не до конца покинули несчастную. Что-то удержало Еву от мысли разбить свою голову о камень и вместо того, чтобы начать колотить по нему лбом, она перевернулась на бок и подтянула колени к груди, свернувшись в позе эмбриона. Она чувствовала себя потерянной, как ребёнок из сказки, попавший в Страну Фей.       Постепенно рыдания стихли и Иллаун успокоилась. Не полностью, но достаточно для того, чтобы перевернуться на спину и вперить опустевший взгляд в серое, как крышка погребального саркофага, небо. Нужно было собираться в обратный путь, но пока что, сил хватило только на то, чтобы вновь подняться цепляясь за камень. Постепенно приходя в себя, Ева решила позвонить Деваре, и попросить записать себя на томограмму головного мозга. Похоже, подруга оказалась права. Потеря сознания недельной давности, галлюцинации, не проходящее возбуждение и сегодняшняя вспышка были свидетельством серьёзного заболевания.       Сейчас, черноволосая почти не сомневалась, что у неё опухоль головного мозга, и искренне жалела о том, что не прислушалась к словам подруги. Ведь если у неё был действительно рак, счёт мог идти уже на часы. Ах, если бы только она послушала Девару и сразу обратилась за помощью. А теперь, возможно, было уже слишком поздно. Опухоль могла уже дать метастазы.       Шмыгнув носом, Ева потянулась к смартфону, легкомысленного оставленному в заднем кармане брюк, но выронила его из пронзившей боли пальцев. Помимо невролога, ей следовало посетить травмпункт и убедиться, нет ли трещин в костях. Руки болели так, что она едва могла справиться с простейшим действием. Потянувшись к телефону, живописно упавшего в заросли седого мха, девушка обратила внимание на фотографию, высветившуюся на экране.       На ней были запечатлены две девушки, позирующие на фоне камней. Находясь под впечатлением Ева сделала этот снимок фоном рабочего стола,а потом благополучно забыла о нём на неделю. Но сейчас, вновь увидев его, она отчётливо всё поняла.       — Девара! Когда я была здесь в прошлый раз, со мной была Девара! – воскликнула Иллаун, озарённая внезапной догадкой.       Камень не сработал, потому что для активации его скрытых свойств необходимо сразу две девушки. Почему? Ей было плевать. Не замечая боли, Ева подхватила телефон и дрожащими пальцами позвонила подруге, благо та была у неё на быстром наборе.       — Ева, – после серии гудков, в трубке раздался крайне недовольный голос Уолш. – Я же просила тебя не звонить мне сегодня!       На заднем фоне звучала медленная музыка и глубокий, мужской смех. Девара явно хорошо проводила время с новым парнем.       — Прости, Дев, но дело очень срочное. Мне нужна твоя помощь. Я на «чёртовом холме» и... – договорить Иллаун уже не дали.       — Ты что?!! – заорала в трубку собеседница. Да ещё так громко, что Еве пришлось отнять смартфон от уха, чтобы не оглохнуть. Где-то в отдалении кто-то грузный упал, по всей видимости, с кровати, зацепив при этом что-то стеклянное. Похоже – бокал с вином.       — Ты с ума сошла! Мало тебе прошлого раза?! А если опять станет плохо? Ты там одна? – забыв об испорченном свидании, Девара сразу же принялась выяснять обстановку. Что и говорить – в умении собраться и начать действовать ей нельзя было отказать.       — Одна. Поэтому мне и нужно,чтобы ты приехала... – Ева вздохнула, охваченная сомнениями. Она могла бы честно сказать, что ей не плохо, и она побеспокоила лучшую подругу только из-за очередной своей безумной идеи, но после такого признания, та почти на верняка повесила бы трубку и отключила телефон. В то же время, притворившись больной, Ева имела все шансы убедить Девару забыть о свидании, которое судя по всему было в самом разгаре, и сорваться сюда. Дело как всегда было в выборе.       А тот был сделан уже давно. Иллаун, конечно, любила Уолш, но себя она любила больше, поэтому и смолчала, проглотив остаток фразы. Она не решилась солгать напрямую, а потому решила вообще ничего не говорить, позволив подруге домыслить всё самой. И это сработало. Беспокоящаяся за неё Девара приняла именно то решение, которое ей было и нужно.       — Ясно. Я приеду первым поездом. Если можешь медленно двигайся мне навстречу... хотя нет, лучше оставайся на месте. Так я, по крайней мере, сразу тебя найду. Постарайся не терять сознание и продержись до моего прихода. Я скоро буду.       — Я поняла... прости, – на глаза навернулись слёзы. Иллаун чувствовала себя последней сукой. Она не только наврала самому близкому человеку, но ещё и сознательно заставила её волноваться, чтобы заставить прийти туда, куда ей было нужно. Это не было похоже на розыгрыш или невинную шалость. Подобные действия ощутимо попахивали предательством.       — Чёрт... – пытаясь успокоиться, Ева убрала телефон обратно в карман и затравленно огляделась. Вид вздыбившейся холмами равнины вселял смутную тревогу, ещё больше дестабилизируя и так уже подорванную психику девушки. Гормональный дисбаланс, вызванный нечеловеческим возбуждением обернулся сначала в истерикой, а теперь в приступом самобичевания.       Только что Ева готова была на всё, чтобы притащить Девару сюда и проверить свою теорию. Но как только ей это удалось, она сразу пожалела об этом. Собственная идея теперь казалась несусветной глупостью. Ну какое могло быть совместное пробуждение сил камня? У камней вообще не было никаких сил. Это были просто куски мёртвой породы, которым мастера некоего позабытого племени придали нынешнюю форму. Только и всего. В этом месте не было абсолютно ничего сверхъестественного. А заподозренная Евой опухоль мозга могла объяснить все странности, творившиеся с ней в последнюю неделю. И вот это, как раз было логично.       — Проклятье! – чувствуя, как безумие вновь вонзает в неё свои когти девушка закричала в голос, молотя руками по воздуху и подпрыгивая на одном месте. Последнего явно делать не стоило, так как уже после второго прыжка земля ушла из под ног девушки, и она соскользнула во тьму. Время перестало существовать, растворившись в черноте, что кружилось вокруг неё, образовывая нечто вроде бесконечного туннеля. Вот только вместо света в конце ждал ещё более густой мрак. Кромешный и непроглядный.       Справившись с дезориентацией, Ева увидела «чёртов холм» и мегалиты, к которым, в этот раз были привязаны две девушки. И, в отличие от танцевавших вокруг костра жриц, они находились здесь явно не по своей воле. На их красивых, чуть удлинённых лицах с классическими, англосаксонскими чертами, запечатлелись гримасы животного ужаса. Красавицы, а они были красивы даже по современным меркам, отчаянно извивалась, пробуя если не разорвать стягивавшие их тела верёвки, то хотя бы выпутаться из них.       Тщетно, конечно, ведь тот, кто обездвижил их, сделал это грамотно. Со знанием дела, так сказать. Руки, со связанными запястьями, были заведены за спину и обернуты вокруг камня. В таком положении, девушки могли разве что пальцами шевелить. И, как будто этого было мало, их ещё и примотали к камням с помощью верёвок, перехватывавших лодыжки, колени, бёдра и груди несчастных. Жесткая пенька глубоко впивалась в плоть, обрисовывая полускрытые свободными, белыми рубахами фигуры.       «Белый – цвет невинности. Девственницы! Жертвоприношение», – подумала про себя Ева, присев за уже знакомым с прошлого посещения алтарём. Почему её перемещало именно к нему, как будто между ней и куском камня существовала некая связь.       В этот раз ритуал проходил на закате. Солнце умирало за горами, нанизанное на острые пики их вершин, а его кровь разливалась по земле,окрашивая долину оттенками красного. В этом зловещем свете «чёртов холм» обрёл совершенно новые, пугающие очертания. Его куполообразная, заросшая вереском вершина казалась теперь фиолетовой на фоне закатного неба, а её удлиняющаяся тень медленно ползла по земле, угрожая поглотить всякого, кто окажется на её пути. В отдалении высился причудливый, горный кряж, ощетинившийся седыми, похожими на крепостные башни, скалами и прорезанный множеством оврагов и лощин, сплошь покрытых холмами. На закате эти заброшенные, абсолютно необитаемые земли вселяли ужас.       Не в силах больше смотреть в сторону захлёбывающегося сгустками крови светила, Ева вновь переключила внимание на горестно стенавших пленниц. Они знали, или, по крайней мере, догадывались, что их ждёт, но старались принять свою участь достойно. Чем дольше девушка смотрела на них, тем яснее понимала, что эти двое, скорее всего – пленницы, захваченные во время очередного набега. Они даже внешне отличались от пляшущих в исступлении ведьм. Их волосы были более светлыми, а тела и лица – отнюдь не такими совершенными. Пленницы были обычными девушками, и тяжёлая жизнь оставила на них свой отпечаток.       Между тем, солнце окончательно скрылось за зубцами горной гряды. Его лучи всё ещё озаряли небо, но «чёртов холм» уже погрузился в тень. Костёр остался единственным источником света и это, по-видимому, послужило неким сигналом. Ведьмы ускорились, неистово умоляя своих демонических любовников принять предложенную жертву и те, тотчас явились на зов подруг.       Один ксеноморф появился прямо из вершины холма, словно крот прокопав себе путь наружу. Наблюдая, как это существо выкапывается из земли, разгребая дёрн и вереск когтистыми лапами, брюнетка содрогнулась от пришедшей на ум ассоциации. Округлая вершина холма, угрожающей тенью нависавшая над беззащитной, покинутой людьми долиной вдруг, показалась ей спиной некоего огромного чудовища, сокрытого под землёй. Сейчас оно дремало, но кто мог сказать, не проснётся ли оно завтра? И или через неделю? Или, может быть, прямо сейчас, отреагировав на ритуал устроенный ведьмами прямо на его хребте? Как в сказе...       Пытаясь отогнать от себя эту мысль, Ева присмотрелась к чужому. Солнце зашло, но окружающая темнота ещё не была абсолютной. Да и костёр давал достаточно света, чтобы она могла как следует рассмотреть одно из существ, о которых так мечтала.       Надо сказать, что реальный образ довольно сильно отличался от киношного. Не по форме или внешнему строению – она-то, как раз была воспроизведена в точности. Нет, дело было в нечеловеческой пластике движений. Это существо двигалось совершенно не так, как двигался бы человек на его месте. Жесткий, хитиновый экзоскелет диктовал совершенно иную манеру. Плюс ко всему ксеноморф отличался сверхъестественной гибкостью. Для него не имело значения – двигаться прямо, как человек, или встать на четыре лапы, подобно зверю. И то и другое он проделывал с фантастическим изяществом, используя хвост для балансировки.       Существо только выбралось из-под земли и отряхнулось, а Ева уже почувствовала,что начинает влюбляться. Позабытая, на время похоть вновь охватила её, и она почти решилась выйти из укрытия и предложить себя монстру. И остановил её вовсе не страх и не здравый смысл, а страх перед тем, что ведьмы могут помешать им. Правом в подобных ритуалах явно обладали не все. А эти голозадые плясуньи, вполне могли оказаться ревнивыми сучками и не подпустить чужачку к своим любовникам. Ну а что, если в привычной жизни женщины буквально дрались за горячего мужчину, то сколь же ожесточённой вышла бы схватка за ксеноморфа?!       Взвесив все «за» и «против», Ева решила остаться в укрытии и продолжить наблюдать ожидая возможности остаться наедине с одним из чужих. В крайнем случае, она могла дождаться окончания ритуала и спуститься в подземелье, когда ведьмы уйдут. А пока ей стоило набраться терпения и проследить за происходящим. Тем более что этот ритуал явно отличался от увиденного ею прежде.       Даже чужой, кажется, не знал, что делать. Выпрямившись в полный рост он осмотрелся, «обнюхав» пространство выскочившей изо рта внутренней челюстью и снова припал к земле уставившись на танцевавших женщин с безглазым любопытством. Они не спешили предлагать ему себя, и он замер, словно ожидая подсказки. Одна жриц (Ева не успела рассмотреть, были ли это та самая,что отдалась Чужехищнику) швырнула в костёр свёрток, возгорание которого породило сладкий, удушливый жёлтый дым.       Иллаун сразу ощутила на себе его воздействие. Похоть, и так-то уже почти не оставлявшая её, усилилась, разрастаясь до немыслимых пределов. Ей пришлось стиснуть зубы и впиться ногтями в ладони,чтобы взять себя в руки и не заняться самоудовлетворением прямо здесь. Сейчас она находилась в таком состоянии, что запросто могла сделать это, находясь в центре языческого капища, на котором поехавшие культистки устраивали оргии с ужасными существами, а теперь явно собирались принести и им в жертву парочку пойманных на досуге девственниц.       Вот до какого отчаяния она дошла! Размышляя об этом, Ева почти и с ненавистью посмотрела на жриц, которые явно решили проявить друг к другу лесбийские наклонности. Дым действовал и на них тоже, а поскольку секса с чужими сегодня явно не предвиделось, им пришлось довольствоваться друг другом. И не сказать, чтобы эти шлюшки были так уж недовольны сим фактом. Разбивших попарно, а их было, как и в прошлый раз, чёртова дюжина, она направились к внутреннему кругу алтарей. Еве пришлось сменить укрытие, чтобы не быть замеченной жрицами и спрятаться за одним из внешних камней – благо снаружи не было чужих.       Ведьмы, естественно, не заметили её, так были слишком увлечены собственными нуждами. И нельзя сказать, что Иллаун их не понимала... или не хотела оказать на месте одной из них. Ведь они уделяли друг другу столько внимания, предаваясь порочной страсти прямо на голых камнях. Одна девушка ложилась спиной на алтарь и разводила ноги, а вторая либо опускалась перед ней на колени, приникая ртом к запретному месту, либо укладывалась сверху, впиваясь в губы и проникая пальцами сквозь влажные складки. Не прошло и минуты как воздух над холмами зазвенел от сладостных женских стонов. Ева хотела бы сказать, что увиденное вызывает у неё отвращение, но это была бы ложь. Зрелище возбуждало её не смотря на отсутствие гомосексуальных наклонностей.       «Во что же я превратилась? Кошмар!Какая-то монстрофилка с лесбийскими наклонностями» – от мысли этой стало как-то противно, но отвращение к самой себе уже мало что значило. Иллаун пала, скатившись по шкале морали почти на самое дно и просто осознание этого ничего не меняло. Ведь причина, крывшаяся, повидимому, в дыму, никуда не делась, продолжая сводить с ума.       Пока двенадцать жриц, ублажавших друг друга всеми доступными им способами, единственная оставшаяся верховная жрица (а это, всё-таки, была она – роковая красавица с трагическим взглядом, так впечатлившим Еву в прошлый раз) подошла к растерявшемуся чужому и взяла его за руку. Ласково, словно ребёнка. Да он и был ребёнком – неожиданно поняла Ева. Или, по крайней мере, молодой особью, ранее не участвовавшей в подобных ритуалах и не имевшей сексуального опыта. Чужой-девственник, это было почти забавно... если бы не было так трогательно. Верховная жрица заботилась о нём, точно родная мать. Умилительно.       И вновь Ева обратила внимание на то, как двигается ксеноморф. Рядом с направлявшей его ведьмой этот контраст был особенно заметен. Если она была воплощением женственной грации, то он являл грацию нечеловеческую, хотя и двигался на двух ногах, приминая вереск сплющенными ступнями. И пусть движения его, отчасти, походили на человеческие, в них было что кошачье и ящеричье. Всё это одновременно и ничто по отдельности. Абсолютная чуждость, проявлявшаяся в каждом его движении и жесте.       Движения его раскачивавшегося в воздухе хвоста заворожили Иллаун и она проводила ксеноморфа взглядом беззаветно-влюблённой девушки. Но, к сожалению, Верховная Жрица отвела его не к ней, а к одной из пленниц, привязанных к мегалиту,и мягко подтолкнула в спину. Увидев,с чем ей придётся иметь дело девчонка в белой рубахе заорала как резаная и принялась рваться из своих пут. Остатки человечности подсказывали, что она должна сочувствовать несчастной и испытывать отвращение от мысли о том, что ей предстояло, но на самом деле, единственное чувство,которое Ева испытывала сейчас – жгучую, испепеляющую ревность.       Она хотела оказаться на месте девушки. Хотела,чтобы чужой сейчас смотрел на неё, а не эту голосящую дуру. Хотела, чтобы обнюхивал своей внутренней челюстью, размазывая тягучую, стеклянистую слизь по коже. Но пленница настолько одурела от страха, что не понимала своего счастья. Она не только не принимала прикосновений совершенного, во всех отношениях, существа, смела но ещё и отворачиваться! Ксеноморфу, понятное дело, пришлась не по нраву такая наглость, и он схватил эту дуру за волосы. Грубая, когтистая лапа сжалась на её неухоженных патлах, жестко оттягивая голову назад. Плохой парень, покоряющий недотрогу.       Пленница вскрикнула от боли и это была роковая ошибка. Воспользовавшись мгновением, когда её губы разошлись, образовав сексуальное колечко, звёздный зверь резко подался вперёд и вогнал внутреннюю челюсть прямо в её незащищённый рот. Ева почти ожидала, что он казнит непокорную таким образом, и внутренний рот пробьёт её череп насквозь и выйдет с другой стороны, но похоже, на уме у чужого был только поцелуй. Она осталась жива, и, кажется, даже не пострадала. По крайней мере физически.       А вот насчёт её психики Ева не была так уверена. Глаза пленницы вылезли из орбит, она страшно покраснела и напряглась, давясь проникшей в её рот челюстью, и издавая приглушенные, полные страдания звуки. Ева смотрела в эти расширившиеся от неверия зеркала души и видела проступающее в них безумие. Психика девушки не выдерживала происходящего... вот только ничего особенного, кажется, и не происходило. Прижав пленницу к камню, к которому она и так была привязана, чужой одной лапой держал её за волосы, принуждая держать голову запрокинутой, а вторую держал на бедре, разрывая рубаху, и царапая кожу в кровь.       Больше ничего. Поначалу Ева даже подумала, что он не знает, что делать дальше и ждёт подсказок от Верховной Жрицы, внимательно наблюдавшей за процессом, но, приглядевшись, поняла, что это не совсем так. Мышцы на горле привязанной к камню девушки сокращались, как будто она вынуждена была глотать большие объёмы жидкости. При этом она едва ли не захлёбывалась.       «Слюна!» – воскликнула про себя Ева, осенённая внезапной догадкой. – «Он накачивает её слюной. Видимо, чтобы подавить сопротивление». И, кажется, это действовало. Тело жертвы, поначалу напряжённое как струна, постепенно расслабилось. Она перестала натягивать впивавшиеся в кожу верёвки, и, кажется, сама потянулась к чужому. Стоны, издаваемые ей, всё ещё оставались приглушенными, но тон их однозначно изменился и более не казался жалобным. Скорее уж сексуальным. Чувственным.       «Насилие с применением одурманивающих веществ» – с какой-то бесшабашной весёлостью прокомментировала происходящее Ева, одновременно размышляя, насколько же сладким должен быть поцелуй чужого, если девушка, так отчаянно стремившаяся избежать его внимания вначале, почти мгновенно изменила своё мнение. Технически всё выглядело довольно сложно – ребристый стержень внутренней челюсти вторгался в девичий рот на манер члена, в то время, как маленькая пасть на его конце, охватывала её язык, кусая и посасывая. Все равно что целоваться и делать минет одновременно. С чужими даже такое извращение было возможно.       Эта мысль оказалась последней каплей. Не заботясь больше о том, чтобы не быть обнаруженной, Ева расстегнула пуговицу на джинсах и запустила руку под резинку, пытаясь ослабить жар любовной лихорадки. И, надо сказать, это было намного лучше, чем все её развлечения в ванной. Ведь сейчас она была здесь и как будто являлась участницей ритуала. Пусть и пассивной... пока что.       Верховная Жрица же, приблизилась к целующейся парочке и лёгким движением распустила верёвки. В них больше не было нужды. Пленница перестала быть таковой, превратившись в добровольную жертву. Получив долгожданную свободу, она размяла затёкшие руки и первым делом распустила ворот рубахи. Позволила ей упасть на постель из мха, оставшись полностью обнажённой.       Чужой сразу же освободил её рот и отпустил, позволив отойти от камня, зная, что самка не убежит и не будет сопротивляться. Ну она и не стала. Слизав остатки его слюны с поблёскивавших губ она отошла на пару шагов и, выбрав место помягче, опустилась на поросшую мхом землю. Ксеноморф последовал за ней, неуклюже припав на одно колено. Ладонь девушки легла на его увитую трубчатыми структурами шею, нежно поглаживая от закрыто бронированным воротником плеча, до «дырявой», сочащейся слюной пасти. Та, кого ещё недавно приходилось удерживать силой, теперь сама тянулась к монстру, пока тот поднимал своё достоинство чисто-человеческим способом - поглаживая себя рукой. Туда-сюда, туда-сюда. Он здорово напоминал перевозбуждённого подростка.       Глядя, как чужой дрочит, Ева почувствовала странное облегчение. По крайней мере, не одна здесь делала это. Детородный орган монстра тоже весьма заинтересовал её, но, к сожалению из-за почти угасшего света и снующей туда-сюда руки, рассмотреть его форму и фактуру не представлялось возможным. Иллаун поняла только то, что размер был человеческий. Хотя и впечатляющий.       Большего понять не удалось.Человеческая самка призывно раскинула ноги и приняла ксеноморфа, вливая свой крик в общую симфонию страсти. Видя, как какой-то ничтожной тварине достаётся то, чего так хотела она, Ева аж взвыла от разочарования, но никто не заметил этого. Звук её голоса просто утонул в море стонов и шипения, разносившихся над погружающимся в ночь холмом.       Верховная Жрица же направилась приветствовать следующего гостя, вылезшего из-под земли. Как и в прошлый раз она ласково коснулась его руки и повлекла в сторону столба со второй пленницей, которая от увиденного, кажется, лишилась чувств.       Понимая, что процесс повториться Ева смекнула, что происходящее является чем-то вроде инициации. То ли для чужих, то ли для пойманных девушек. А может и для тех и для других. Время было идеальное и сейчас ей нужно было просто выступить из-за камня и предложить собственную кандидатуру. Едва ли ей отказали бы. Учитывая, что этих двоих пришлось ловить, вряд ли у них не было отбоя от желающих вступить в шабаш. Даже не давая себе труда застегнуться (а зачем одеваться, если потом всё равно раздеваться?) Ева вышла из укрытия и, пародирую Китнисс Эвердин, воскликнула: «Стойте! Возьмите меня! Я доброволец!»