Yesterday
All my troubles seemed so far away.
Now it looks as though they're here to stay.
Oh, I believe in yesterday.
Вчера все мои проблемы казались такими далекими,
Теперь же кажется, будто они здесь навсегда.
Ах, я верю во вчерашний день...
Beatles — Yesterday
– Где Уилл? – спросил я, как только вошел в наш номер. – Уехал. Я замер, стоя на пороге ванной комнаты. Пальцы еще зудели от недавнего убийства – я помог Монике встретиться с мужем, повесив ее на его синем галстуке. – Ты его не остановила? – Он угрожал сломать мне руку. – Куда он поехал? – Судя по тому, что он взял паспорт и почти всю наличность, – в Балтимор. Я посмотрел на японку, стоящую по стойке смирно. В ее левой руке виднелась баночка геля для волос. – Говори, Чийо. – Мне кажется, что он думает, будто он – это ты. Он смотрел в зеркало и делал прическу, и к тому же он взял твой паспорт. – Он поехал за Аланой. – Он велел ждать его здесь. Я подошел к умывальнику и открыл кран, выпуская тонкую и прозрачную струю воды. Пальцы окунулись в прохладу, смывая с себя чужие духи. – Ганнибал? Я молчал, обдумывая ситуацию. Возвращение в Балтимор невозможно. Ожидание томительно. – Подождем несколько дней и, если он не вернется... – Мы не можем... – Я могу все, Чийо. Не для этого я растил его столько лет, чтобы оставить в конце пути. – Мы хотели начать новую жизнь здесь, – японка обвела взглядом комнату, – на Кубе. Выкупить мотель, сделать ремонт и процветать. Помнишь? – Так и будет. – Если он не вернется и ты отправишься следом, тебя поймают. Я вытер руки махровым полотенцем, что висело на хромированном крючке. Оно мгновенно впитало капельки влаги, осушая кожу. – Оставь меня ненадолго, – попросил я, и девушка ушла на балкон, прихватив с собой маленькую тонкую книжку. «Что ты делаешь, Уилл?» Я сел на кровать и взял в руки подушку, на которой он спал. В одиночестве я могу позволить себе маленькую слабость и вдохнуть запах его волос. Мятный шампунь глубоко засел в тончайших нитях наволочки, сохраняя свой аромат. Мне пришлось прикрыть глаза, представляя, что Грэм здесь. Как только рецепторов коснулся запах Уилла, по спине побежали мурашки. Так было всегда, с нашей первой встречи. Я понимал, что, скорее всего, не смогу спать, не зная, где он и что с ним, но в то же время я должен быть сильным, не поддаваться слабости. Отложив подушку в сторону, я встал и вышел на балкон, где в плетеном кресле сидела Чийо: – Что читаешь? Девушка положила книгу на неприкрытые колени и подняла на меня взгляд: – Сэй-Сёнагон, «Записки у изголовья». Это эссе. Японцы называют этот жанр «вслед за кистью». – О чем оно? – Я облокотился о перила и посмотрел вниз, на невысокие пальмы, окружающие мотель. – Просто собрание наблюдений. Здесь нет сюжета. – Прочти мне что-нибудь. Чийо взяла книгу в руки и открыла наугад, а затем прочла: – «Двое любят друг друга, но что-то встало на их пути, и они не могут следовать велению своих сердец. Душа полна сочувствия к ним». Я прикрыл глаза, слушая ее голос, переплетавшийся с гомоном птиц. Ветер всколыхнул мою челку, и она упала на глаза, щекоча веки. – «Какими ничтожными кажутся мне те женщины, которые, не мечтая о лучшем будущем, ревниво блюдут свое будничное семейное счастье!» Японка встала и подошла ко мне, прошептав: – «Ожидаешь всю ночь. Уже брезжит рассвет, как вдруг — тихий стук в ворота. Сердце твое забилось сильнее, посылаешь людей к воротам узнать, кто пожаловал. Но называет свое имя не тот, кого ждешь, а другой человек, совершенно тебе безразличный. Нечего и говорить, какая тоска сжимает тогда сердце!» Я посмотрел ей в глаза и почувствовал эту тоску, сжимающую мое сердце. Девушка взялась одной рукой за перила балкона, а другой коснулась моей щеки, ласково, осторожно. Книги больше не было в ее руках, она осталась на кресле вместе с тонким голубым пледом, в который Чийо кутается по утрам. Ее теплые пальцы прошлись по моей скуле, щеке, подбородку и робко коснулись губ. – Чийо, – прошептал я. – Я золото. Она подошла еще ближе, и я замер, пытаясь понять, чего она хочет. Утешить меня? Любить меня? Или хочет моей любви? Понимает ли, насколько опасна моя близость для нее? Чийо привстала на цыпочки и поцеловала меня в губы так осторожно, словно я хрустальный. Ничто не дрогнуло во мне. Ни одна струна моей души не была задета. Я поднял руку и обхватил ладонью тонкую девичью шею, лишая воздуха. Девушка испуганно закрыла глаза и уперлась кулаками в мою грудь, не давая мне притянуть ее ближе. – Никогда больше, – прошептал я. Она кивнула, и я отпустил ее, маленькую хрупкую пташку, поправить свои перышки. Не будет разговора на эту тему, не будет ничего, так, как будто не было этого поцелуя. Теперь я знаю, что Чийо позволила Уиллу уехать в надежде, что он больше не вернется. Теперь я знаю, что она ведет двойную игру, пытаясь остаться со мной. И она знает о том, что я знаю. Чийо выскользнула с балкона и скрылась в тени номера, а я вернулся к рассматриванию пальм и кустов. Позже я нашел Чийо в общей кухне, где она наблюдала за окнами Моники. На столе дымился в чашке зеленый чай с жасмином, рядом в белой вазочке таяли на солнце шоколадные конфеты. – Скоро ее хватятся? – спросила она, когда я сел рядом. – Завтра утром, когда хозяйка принесет завтрак. – Будет крик. – Будет. Тебе нужно съездить в город и познакомиться с кем-нибудь. Узнать о хозяйке мотеля и ее родственниках. – Да. Хорошо. – А новыми паспортами займусь я. – Хорошо. Девушка не смотрела на меня, она водила указательным пальцем по ободку чашки, иногда касаясь длинным ногтем чая. Тогда зеленая жидкость шла рябью, а затем снова становилась гладкой как стекло. Я встал и коснулся ее плеча: – Не тяни время. Она кивнула, так и не оторвав взгляда от окна Моники. Мне хотелось встряхнуть ее, подтолкнуть к выходу из летней кухни, чтобы она поторопилась, но я лишь крепче сжал ее худое плечо. * * * Когда солнце налилось кровью и спустилось к горизонту, касаясь верхушек деревьев, вернулась японка. Она вошла в номер неслышно, сняла желтые вьетнамки и босиком прошла на кухоньку, где налила себе лимонад. Я видел ее в дверной проем спальни, видел, как она запрокидывает голову, делая большие глотки. Видел, что ее глаза закрыты, будто она думает, что в полной безопасности. Отставив пустой стакан в раковину, Чийо посмотрела на меня и несмело улыбнулась. Ее босые ноги прошлепали к спальне, где она села на свою кровать и спросила: – Ты знал, что у нее никого нет на Кубе? – На уровне слухов. – У нее есть только брат, который живет где-то в Корее, и они не общаются много лет. Семейная ссора. – Значит, наследников нет. – Есть. Я отложил книгу, которую держал в руках, и посмотрел на японку: – И кто же? – Алехандро Гарсия. Имя я слышал впервые, а оттого напрягся и нахмурился: – Кто он? – Ее бывший любовник. Очень молодой. Кажется, ему около двадцати. Чийо сверкнула глазами, словно делилась тайной: – Он переехал в Канаду и звал ее с собой, но сеньора Сапато наотрез отказалась. Она пыталась вернуть Алехандро, посулив ему свой мотель, но он не вернулся, а завещание так и лежит в ее сейфе. – Как много народу здесь помнит его? – Думаю, все коренные жители. Я откинулся на подушки и закрыл глаза, обдумывая дальнейшие действия. Сделать паспорт на имя Алехандро Гарсии я не могу, его здесь знают. А вот переписать завещание на Эдварда Нортона вполне возможно. – Чийо, в твоем чемодане мой чай с грибами? – Да, Ганнибал. – Завтра, после того как сеньора найдет труп Моники, мы пойдем утешить несчастную. Японка встала, сделала шаг ко мне, но потом спохватилась и направилась на балкон к своему любимому плетеному креслу. «Отдыхай, Чийо, пока есть время. Уилл не станет делить с тобой кров». * * * Наутро, когда раздался крик сеньоры Сапато, мы не спали. Чийо жевала сэндвич, зная, что завтрак нам не принесут. Комната Моники была первой, а значит, хозяйка, увидев труп, напрочь позабудет об остальных постояльцах. Я сидел в кресле на балконе и пил крепкий кофе, смакуя его горечь на языке. Сегодня было на редкость пасмурно. Серое небо хмурилось и иногда выдавало порции мороси, оседавшей на лице. Мне хотелось спать, ночь была бессонной. Сколько бы я ни говорил себе, что Уилл для меня не жизненно важен, сколько бы ни пытался уснуть, я не мог. В голову лезли жуткие мысли – от банального кораблекрушения до его ареста. Сделав глоток, я посмотрел в окно – Чийо ходила по номеру взад-вперед и смотрела себе под ноги. Когда раздался крик, она затолкала остатки сэндвича в рот и подняла указательный палец вверх, привлекая мое внимание. Я кивнул, и девушка поспешила заварить чай, что мы приготовили, как только запели первые птицы. Допив кофе и подождав пару минут, я вышел в коридор и спустился на ресепшен, где хозяйка говорила по телефону, отчаянно жестикулируя руками. Ее пучок растрепался, и космы торчали в разные стороны как лапки паука. Она что-то выкрикнула на мексиканском испанском и положила трубку на рычажки стационарного телефона. – Сеньора?.. – осторожно спросил я. – Дама не выдержать смерть непутевого мужа... – Что вы имеете в виду? Мексиканка посмотрела на меня и жестом показала петлю, уходящую в потолок: – Ушла за мужем. Я сделал скорбное лицо и ухватился за стойку, словно покачнувшись: – Боже... – Его здесь нет. Здесь только Санта-Муэрте. Она посмотрела на маленькую фигурку смерти, стоящую около журнала учета посетителей. Женщина не была напугана настолько, насколько мне бы хотелось. Скорее была раздосадована. – Полиция едет, – сказала она. – Идти в номер. Я кивнул и поспешил наверх. Нужно заварить более крепкий чай. Через час к нам в номер постучал Рамон Переа. Он упер руки в бока и сурово посмотрел на нас с Чийо из-под густых черных бровей: – Слышали что-нибудь? – Нет, офицер, – уверенно ответил я. – Что случилось? – Ваша соседка повесилась. – О Боже! – Чийо ухватилась за мою руку и добавила: – Бедняжка! – Кажется, она слишком близко к сердцу приняла смерть мужа. От нее пахнет алкоголем, возможно, она была пьяна. – Не нужно нам было оставлять ее одну, – ответил я. – Но, когда мы уходили от нее, она уверяла, что все нормально и она ляжет спать. Рамон отрицательно покачал головой и поджал губы. – Что ж... Если вы ничего не слышали, я пойду. На такой жаре труп уже начинает разлагаться. Переа вышел, и мы с японкой переглянулись, сдерживая улыбки. Когда полиция уехала и в мотеле наступила гробовая тишина, я взял маленькую фарфоровую чашечку с чаем и направился к сеньоре Сапато. Ее квартира занимала весь первый этаж левого крыла, а окна выходили на обе стороны мотеля. С южной стороны широкие листья пальм закрывали солнце, и в комнатах царила прохлада, которая просачивалась в холл через неплотно прикрытую дверь. – Кто? – крикнула мексиканка из-за двери, когда я постучал. – Мистер Нортон, – громко ответил я, и дверь тут же распахнулась, выпуская наружу запах трав и лекарств. – Что вам нужно? – Я принес чай... – Я умею заваривать чай! Я добродушно улыбнулся: – Такой могу заварить только я. Это я как врач говорю. Лицо мексиканки расслабилось, и она посторонилась, впуская меня. Указав рукой направление, она пошла следом за мной, шаркая по деревянному полу тапками. В просторной гостиной было прохладно и уютно. Старинная мягкая мебель, давно не видевшая щетки, вобрала в себя большое количество пыли, но не перестала быть красивой. Резная спинка дивана и кресел и их подлокотники с головами тигров облезли, потемнели от частых прикосновений. Сеньора, по-видимому, любила цветы – в комнате их было множество, от простых кактусов до роскошных фаленопсисов. – Садитесь, – женщина указала мне на кресло, а сама села на диван и, скинув тапки, положила ноги на маленькую банкетку. Подол ее платья задрался, оголив икры, и я увидел толстые вены, отягощенные третьей стадией варикоза. Синюшные ноги пахли потом, а под ногтями скопилась грязь, при виде которой мне захотелось вымыться. – Держите, – я протянул чашку с чаем, и мексиканка с благодарностью ее приняла. – Вы доктор? – спросила она. – Хирург. – Лечите? – Нет. Я заработал достаточно, чтобы жить безбедно. Сеньора Сапато сделала глоток и заглянула в кружку: – Вкусный чай. Я такого еще не пила. Сознайтесь, что в нем. – Травы, которые растут на моей родине. – Я странно себя чувствую. Женщина посмотрела на меня, и я улыбнулся, увидев ее расширенные зрачки. Она замерла, теряясь в реальности как в темном лабиринте. – Как дела у Алехандро? – спросил я. – Сплетни... сплетни... – сонно произнесла женщина. – Давно не видеть мою любовь. – Но мотель останется ему? Сеньора Сапато сделала глоток и чуть не уткнулась носом в чашку, но я успел перехватить ее голову. Слишком крепкий. – Все ему... Все ему... Алехандро? Это ты? – Ты забыла меня? – тихо прошептал я, беря мексиканку за руку. – Как я могла? Te he estado esperando tanto tiempo! Cada noche recuerdo tus abrazos, cada segundo te amo y espero! (Я так долго ждала тебя! Каждую ночь я помню твои объятия, каждую секунду я люблю тебя и жду!) – Женщина перешла на испанский, и я приложил палец к ее губам. – Где завещание, любовь моя? – В сейфе. – Хочу убедиться, что там мое имя! Женщина шатаясь прошла в кабинет, где открыла сейф и извлекла оттуда папку с документами: – Алехандро! – Я здесь! Подойдя к дубовому столу, я посмотрел на документы и протянул женщине ручку: – Впиши еще одно имя, любовь моя. Хозяйка мотеля с недоумением посмотрела на меня мутными глазами, моргнула и спросила: – Зачем? – Он мой лучший друг. Прошу. Ты ведь не хочешь, чтобы я уехал? Женщина помотала головой и наклонилась над завещанием, приготовившись писать: – Nombre? – Эдвард Нортон. И пожалуйста, как спрячешь документ, не вспоминай об этом имени. Я смотрел, как мое новое имя возникает на бумаге, и улыбался. * * * – Получилось? Японка ждала меня на ресепшене, облокотившись на стойку и просматривая журнал с записями. – Да. – Не много здесь постояльцев. Один-два в месяц. – Все едут в Варадеро. – Тогда кто будет жить у нас? – Снизим цены и сделаем ремонт. А дальше поможет реклама. Чийо захлопнула журнал и вышла из-за стойки. На ней были короткие шортики и майка на тонких бретельках. Она была похожа на Лолиту, жаждущую сесть ко мне на колени, но еще не знающую своих истинных желаний. Девушка отлично смотрится за стойкой, а значит, вполне может пригодиться нам. Если она не станет вызывать у Уилла – как он там, кстати? – ревность, то, возможно, ей найдется место в мотеле. – Приготовить что-нибудь? – спросила девушка. – Нет. Пожалуй, сегодня я сам. – И что на ужин? – Vaca Frita. – Говядина? – Говядина. Сегодня говядина. Я подмигнул Чийо и вышел на улицу.