We stop and start again,
Repeat the process.
We repeat the lie,
Time and time again.
By and by.
Мы останавливаемся и начинаем снова,
Повторяя этот процесс,
Мы повторяем нашу ложь,
Снова и снова,
Опять и опять.
No more (This is the last time) Depeche Mode
Свет фар отвоевывал у дождя всего лишь несколько метров впереди автомобиля, но мне хватило его, чтобы заметить. Я увидел его, держа в руке чашку с травяным чаем и глядя на дождь, что пошел вечером. Машина ехала медленно, будто боясь застрять в колее. Мои пальцы сильнее сжали хрупкую ручку чашки, и напряжение сковало позвоночник, заставляя меня стоять подобно фонарному столбу. Что за непрошеный и незваный гость? Или гости? Я оглянулся на Чийо, она спала, свернувшись калачиком и держа себя за худые коленки. Ночник возле ее кровати был включен, и его желтый свет падал на девичье лицо, оставляя в тени лишь глаза. Я знал, что они закрыты, что девушка крепко спит, напившись моего травяного чая. Ей я заварил особую траву, дающую покой на всю ночь. Сегодня мне не нужно чье-то присутствие, мне хочется быть слабым и сидеть на кровати, сжимая в руках подушку Грэма. Но гости спутали планы, и я отставил чашку, взял ключи от машины и не спеша двинулся на ресепшен посмотреть, кто к нам пожаловал. Выйдя в коридор второго этажа, я услышал знакомый голос, и сердце заколотилось быстрее, разгоняя по телу адреналин. Джек. Собственной персоной. Постояв минуту, я увидел девушку, поднимающуюся на мой этаж, в комнату Моники. Девушка была совсем юной, с ежиком рыжих волос и крупными веснушками. Ее белая футболка слегка намокла от дождя, и я видел маленькую грудь, покачивающуюся при ходьбе. Наверное, мальчики от нее без ума. Девушка, увидев меня, остановилась и подкатила к себе чемодан, словно я могу его забрать. Она кивнула, и я, кивнув в ответ, подошел ближе. Она едва доставала мне до плеча, подросток да и только. Протянуть руку она постеснялась, а потому просто прошептала: – Добрый вечер. – Добрый, – ответил я и улыбнулся. Проходя мимо, я втянул носом воздух и почувствовал аромат цитрусовых духов, почти выветрившийся, он еще сохранился на шее, там, где пульсирует яремная вена. Аромат смешался с легким запахом пота и сливок, вероятно, она ела мороженое и испачкалась. Спустившись вниз, я подавил в себе желание оскалиться. Глядя на широкую спину Кроуфорда, мне хотелось вонзить ключи от машины ему под челюсть и провернуть там, наматывая на них язык. – Добрый вечер, сеньора Сапато. Забыл закрыть окна в машине. Наверное, залило весь салон, – громко сказал я. Он услышал мои шаги и голос, и его спина напряглась, рубашка натянулась на лопатках. Он поворачивался ко мне медленно, не отрывая рук от стойки ресепшена. – Добрый вечер, – сказал Джек, глядя своими черными глазами прямо на меня. Если бы у него была возможность, он бы испепелил меня на месте. – У нас новые постояльцы? Добрый вечер! Мистер Нортон, – я протянул руку и оголил клыки. Мой нос тут же учуял запах болезни, такой же, какой был у Беллы. Рак. – Мистер Кроуфорд. – Рукопожатие было крепким, словно мы на армрестлинге. – Наверное, отдыхать здесь – сплошное удовольствие. – Здесь мало людей, и мы рады новым лицам. Вы из Америки? – наигранно спросил я. – Верно, – улыбнулся Джек. – Как там погодка? Мой брат уехал туда навестить старых друзей. – Увидев напряжение в его глазах, я немного расслабился. Уилла не поймали, это уже хорошо. – Располагайтесь, – добавил я и направился к выходу на улицу якобы закрыть окна в машине. Теперь все зависит только от нас. Или я, или он. * * * Стоя на улице, я ждал, чтобы увидеть, в какой комнате включится свет. Убедившись, что Кроуфорд поселился на первом этаже, я вернулся в номер и направился в душ. Мне срочно нужно смыть с себя липкий взгляд Джека. Когда прохладная вода ударила по плечам, я закрыл глаза и оперся руками о кафельные стены. – Где ты, Уилл? Ты нужен мне здесь, – прошептал я, и образ Грэма тут же возник передо мной. Теплый, домашний, в белой футболке и трусах-шортах. Я видел его таким. Я застал его таким. Я помню его таким. «Вы не настолько мне интересны», – сказал он тогда, но я знал, чем мне заинтересовать этого мальчика. – Уилл... Я чувствовал возбуждение, которое мог снять только он. Я чувствовал, как наливается кровью член, как он становится больше, тяжелеет. Моя ноша. Не желая мастурбировать, я включил холодную воду до упора, и она обожгла меня, вернула в чувство. Струи колотили по голове и плечам, выбивая из меня возбуждение. Но это только на время. Как только я лягу в кровать и уткнусь носом в его подушку, я вновь буду бороться с собой. * * * Тонкие оладьи источали яркий ванильный запах, витавший в утреннем воздухе. Масло на сковороде любовно облизывало их, пуская пузыри по краям оладьев. Тесто покрывалось дырочками и становилось ажурным и золотым. Чийо заварила зеленый чай с бергамотом и поставила чайник в центр стола. – Ты уверен, что он придет завтракать? – спросила она. – Уверен. Подцепив деревянной лопаткой оладушек, я переложил его на блюдо, где остывали его собратья. – Возьми креманку, пожалуйста, – я указал на стеклянную вазочку с рисунком из серебряных ромбов. – Наполни вишневым джемом. Девушка кивнула и сделала, как я просил. Минут через тридцать я увидел Джека, выходящего из мотеля. На нем были непривычные футболка «Найк» и спортивные штаны с лампасами. Ни дать ни взять турист. Он, увидев что я в летней кухне, направился ко мне, засунув руки в карманы. – Доброе утро, Джек. Приятно вновь видеть тебя. – Не могу сказать того же. Я улыбнулся и указал рукой на стол: – Завтрак? Кроуфорд подозрительно посмотрел на оладьи и сел на скамью. – Уверяю, – я тоже сел и взял блюдце, – здесь все безопасно. – Как отдыхается? Я наблюдал, как Джек берет блюдце и кладет несколько оладий с большого блюда, а затем поливает их жидким джемом. – Здесь прекрасно, – ответил я. Мы смотрели друг на друга, и напряжение улетучивалось, испарялось, как вода на солнце. Мы слишком давно знакомы, и, будь у меня возможность, я бы оставил его в живых. Наверное, это отголоски дружбы, в которую я, кстати, верил. Сейчас Кроуфорд выглядел не таким крепким и здоровым. Даже взгляд стал другим. – Какая стадия, Джек? – Третья. – Ты должен быть не здесь. Кроуфорд вздохнул и наколол кусочек оладушка на вилку: – Не позволю ковыряться у себя в голове. Никому. Это «никому» предназначалось и мне тоже, и я не смог сдержать улыбки. Сделав глоток чая, я отметил, что Чийо прекрасно постаралась. Напиток бодрил и успокаивал. – Сейчас есть более щадящие методы лечения, – я отставил чашку, – в Израиле, например. Слышал о брахитерапии? В опухоль вводят радиоактивное зерно, и оно убивает ее изнутри. – Ганнибал, я пожил достаточно и мечтаю вновь увидеть Беллу. – Тогда зачем ты здесь? – Я наклонился к нему, заглядывая в глаза. – Доживай свои дни спокойно. Я даже не стану тебя убивать, тебя убьет рак. – Жить спокойно, зная, что ты выжил? Я приехал не на отдых. – Однако я предлагаю тебе его. Не отвечай сразу, подумай. Боковым зрением я увидел спешащую к нам девушку и замер, глядя на Джека. – Не вздумай, – прошептал он. – Дай ей уехать. Я улыбнулся и промолчал, оставляя его в неведении относительно своих намерений. – Доброе утро! Девушка остановилась в нерешительности и сцепила руки за спиной, глядя на оладьи. Кажется, она была очень голодна и готова съесть все, что находилось на столе. Ее льняной сарафан трепыхался на ветру словно белый флаг. – Элизабет, – представил Джек и замолчал, не зная, как представить меня. – Эдвард, – я встал и пожал маленькую руку, протянутую мне. Ладошка была теплой и сухой, что было приятно. Девушка села рядом с Джеком и соорудила на своем блюдце башенку из оладий. – Элизабет приехала за прахом сестры. – Кроуфорд прищурился подозрительно. – Вы были знакомы? – Моника. Чудесная была девушка. Да, мы ужинали вместе с ней и ее мужем. Очень жаль, Элизабет, что ты здесь по столь грустному поводу. Но, возможно, стоит остаться подольше и насладиться морем и тишиной? Я буквально чувствовал негодование Джека. Он смотрел так, словно мысленно сворачивал мне шею, наслаждаясь хрустом позвонков. – Скоро вернется мой брат, – я продолжил с улыбкой, – он будет рад новым знакомым. К тому же моя жена Мия скучает без женского общества. – Уверен, – Джек посмотрел на меня с плохо скрываемой злостью, – Элизабет ждут дома. – Вообще-то я могу задержаться, – улыбнулась девушка, и Кроуфорд сжал кулаки. – Здесь прекрасно, ты не пожалеешь. – Сегодня я еду в крематорий забирать прах. Жаль, что никто не может поехать со мной. Одной как-то неуютно. – Неужели Джек не хочет погулять по городу? Здесь есть удивительные места. Видели памятник велосипеду? – Мы его проезжали, – пробурчал Кроуфорд. – Тогда Catedral de la Inmaculada Concepcion? А по соседству с этой церковью – памятник Христофору Колумбу. У Элизабет загорелись глаза, и она даже перестала жевать, слушая мой голос. – А недалеко от Карденаса есть сахарная фабрика Хосе Смита, куда можно доехать на старинном паровозе. А еще здесь очень красивые кладбища. Если хочешь, Мия составит тебе компанию. Пожалуй, она засиделась в мотеле и будет рада выбраться в город. Джек тяжело поднялся, отодвинув тарелку с недоеденными оладьями, и оперся пальцами о стол: – Прогуляемся на залив? – Конечно, Джек. Элизабет, был рад знакомству. Прошу, не стесняйся зайти к нам в номер и позвать Мию на прогулку. Передай ей, что я не против и не жду вас рано. Девушка улыбнулась и кивнула. Вот и отлично. Чийо догадается, что лучше принять предложение. * * * После вчерашнего дождя вода в заливе была мутной и серой. Волны накатывали на берег, оставляя белую, как густая слюна, пену на мелкой гальке. Пляж был небольшой и упирался в промышленный порт, где качались на воде яхты, предназначенные для ловли омаров. Их мачты облюбовали чайки, кричащие во все горло. Белые тушки птиц иногда менялись местами, выискивая место поудобнее. – Подумать только, – сказал я, – совсем близко канал Кавама, а там уже Флоридский пролив. Так близко. – Хочешь вернуться? – спросил Джек, всматриваясь в даль. Ветер разогнал облака, и показалось солнце, искрящееся в кромке волн. – Нет, не хочу. Не нужно ворошить прошлое. Никому. – Ты не ворошишь? Я усмехнулся: – Ни к чему. Будущее важнее. Мое предложение серьезно, Джек. – Ты убил слишком многих. – И ни одного без причины. Не о ком сожалеть. – Беверли бы поспорила. Я вздохнул и посмотрел на Кроуфорда. Он не повернул головы, а стоял, разглядывая суда. – И здесь есть причина. Мое благополучие. – Смерть – слишком высокая цена. – Я спас Беллу во имя нашей дружбы. – Ее жизнь не равна твоей. – Тебе доставит удовольствие моя смерть? – Даже не представляешь, насколько сильное. – Это разобьет сердце Грэма... – Грэм достоин лучшего. – Он достоин быть собой. Мы медленно шли вдоль пляжа, и Кроуфорд задумчиво покусывал губу, размышляя о чем-то своем. Он поседел, ссутулился и больше не походил на начальника отдела бихевиористики. Сейчас он был усталым мужчиной, скорбящим о своей жене. – Ты знаешь, что моя смерть маловероятна? – спросил я, когда мы развернулись в обратном направлении. – Моя стопроцентна, Ганнибал, и это значительно упрощает жизнь. Мне не страшно. Я знаю, ты не хочешь меня убивать сейчас. Попозже, когда вернется Уилл, ты сделаешь это его руками и будешь наслаждаться его терзаниями. Будешь пить его боль как дорогое вино. – У тебя неверное представление. Уилл мне дорог. Он моя семья. – Ты не нуждаешься в семье. Это якорь. – И я готов осесть. – И перестать убивать людей? – Я пожираю грубость, Джек. Мне стало жарко в рубашке, несмотря на короткий рукав. На спине проступил пот, и хлопок тут же впитал его, образуя мокрое пятно. – Я хочу, чтобы Элизабет уехала домой, – вдруг произнес Кроуфорд и резко остановился. – Она – моя маленькая отсрочка. Хочешь, чтобы она жила? Держись на расстоянии, пока она здесь. Если я узнаю о посягательстве на свою жизнь – она умрет. Неважно от чьей руки, хоть от своей собственной. – Ее сестра была груба? – В каком-то смысле. – В каком-то? – Она была шумной по ночам, а у Уилла болела голова. – И поэтому вы убили ее мужа, – констатировал Джек. – Не сожалей о нем, он был наркоман. Умер бы в любом случае. – А Моника? – Семья ведь единое целое? Ячейка. – Ганнибал, твоя жестокость имеет границы? Над нами пролетела чайка, и ее пронзительный крик разлетелся над пляжем. Несколько купающихся подняли головы вверх, указывая пальцами на птицу. – Нет, – честно ответил я, следя за ее свободным полетом. – Именно поэтому я желаю твоей смерти. Пока я жив, я буду делать все возможное, чтобы твое тело сожрали черви где-нибудь в темном лесу. Я мечтаю похоронить тебя лично и первым бросить горсть земли на твою бездыханную грудь. Вот как. Я не мог не улыбнуться, глядя в черные глаза, пылающие яростью: – Не забывай, Джек, благополучие Элизабет зависит от тебя.