Он не помнил, кто именно предложил поехать в клуб.
Отмечали день рождения одного из коллег по театральному цеху. Было весело, свободно и пьяно. Серёжа уже не совсем уверенно стоял на ногах, лез ко всем обниматься, оглядываясь на Тихона, проверяя его реакцию. Тот второй раз за вечер ненавязчиво заметил: «Пора закругляться, Серёнь», но Горошко отчаянно хотелось продолжения. Тоскливо было осознавать, что разнузданное веселье вот-вот закончится. И он согласился на поездку.
— Тиш, ты с нами?
— Езжай, если хочешь. Я домой.
— Тиш…
Тихон уткнулся в экран своего телефона, дав понять, что разговор окончен. А у Серёжи не было времени, чтобы упрашивать — со всех сторон подхватывала и увлекала за собой шумная толпа: «Серый, давай уже! Где ты там потерялся?»
И он сдался. В конце-концов, кто может ему запретить? А если Тихон внезапно решил включить режим зануды, ему же хуже.
В клубе, среди неонового мельтешения и бьющей по ушам музыки, Серёже очень быстро стало скучно. Оказалось, что из близких друзей до места никто так и не добрался, в итоге он оказался в компании малознакомых и достаточно поддатых людей. Да и сам был слишком пьян, чтобы танцевать, не рискуя ежесекундно травмировать себя или окружающих; и тем более, чтобы продолжать пить дальше. А без Тишиных взглядов в его сторону, показушно флиртовать направо и налево было совсем не интересно.
С раздражением пробравшись сквозь толпу, он закрылся в относительной тишине туалетной кабинки — прийти в себя и телефон достать. Был уверен, что Тиша ему звонил. Или написал пару сообщений с просьбой не задерживаться, не напиваться до чёртиков. За то время, что они встречались, Серёжа слишком привык к ощущению ненавязчивой, но постоянной заботы Тихона. Иногда, правда, ворчал: «Сколько можно, я не ребёнок!», а на деле радовался каждому проявлению Тишиного беспокойства.
Телефон едва не выскользнул из пьяных пальцев. Серёжа ругнулся, кое-как его разблокировал и убедился, что среди пропущенных номера Тиши нет. В ватсапе тоже ничего. Это было странно. Тихон обычно не обижается на пустяки и приступами надуманной ревности не страдает. С чего бы это молчание? Да, Серёжа отправился на вечеринку без него, но очевидно ведь, чем всё в итоге закончится: притащится к Тише под дверь пьяный и виноватый, будет лезть с приставаниями, пока тот со смехом не сдастся.
Серёжа, который в отличие от Тихона был и обидчивым, и ревнивым, разочарованно сунул телефон в карман, твёрдо решив продолжить веселиться. И пусть Тихон начнёт забрасывать его сообщениями — не станет отвечать просто из принципа. Раз его не потеряли и не переживают, он примет правила игры.
Ну, и не надо. Не очень-то и хотелось.
Ему удалось продержаться ещё пару часов, ни разу не взглянув на экран телефона, всё больше нервничая от окружающих его людей, их развязного смеха и неуместных шуток. Надо было валить к себе, а лучше к Тихону
под бочок, но, подогретое алкоголем упрямство требовало проявить характер. Кроме того, Серёжа вдруг вообразил, что Тиша приехал забрать его прямо из клуба и сейчас наблюдает за ним из самого тёмного угла зала. Эта фантазия показалась настолько правдивой, что он красиво, слегка пафосно, прошествовал к барной стойке и заказал себе ещё выпивки, очаровательно улыбаясь бармену. Естественно, никакой Тихон из толпы не появился. Мини-спектакль Горошко был совершенно ни к чему, но несколько выпитых коктейлей заставили забыть о напускной обиде. Перспектива снова оказаться в объятиях Тихона, выстанывая себе прощение, манила слишком сильно.
Серёжа набрал Тишу, прижал телефон к уху, нетерпеливо кусая губы. Равнодушный автоматический голос в трубке объявил, что абонент находится вне зоны действия сети, и предложил оставить сообщение на автоответчике. Он с досадой уставиться на экран — начало пятого, Тихон наверняка уже спит, а его телефон разрядился или специально выключен, чтобы
вот такие, как Горошко не донимали ночными звонками. Надо бы, на самом деле, успокоиться и вызвать машину до дома. Хватит с него на сегодня.
Но Серёжа, ещё на что-то надеясь, открыл диалог в ватсапе. Тихон «был в сети в 21:39». Давно, ещё до того, как Горошко так по-тупому свалил в этот
сраный клуб. Сам иногда ненавидел себя из-за своего упрямства и нежелания хорошенько подумать, прежде чем принять решение. Лучше лежал бы рядом с Тихоном, смотрел, как тот курит после любви, как поворачивает к нему голову и улыбается — мягко и хитровато, словно все его тайные мысли слышит. А потом кладёт тяжёлую ладонь на затылок, притягивает к себе для поцелуя, властно сжимая волосы на затылке… Серёжа едва не застонал в голос от невозможности почувствовать это прямо сейчас.
Несмотря на весь выпитый алкоголь, на этот раз наглости, чтобы без предупреждения заявиться к Тише домой, почему-то не хватало. Вспоминалось его отстранённое, пугающе чужое лицо и мелькнувшее в глазах разочарование, когда понял, что Серёжа с ним не останется.
Нет, сейчас определённо не стоит соваться к Тише. И так перегнул палку, надо немного остыть, дать тому отоспаться, а уже завтра вечером он найдёт способ извиниться. Не в первый раз ведь косячит.
Утро встретило Серёжу тупой болью в голове и пустой сигаретной пачкой. Пока он, морщась, заглядывал в её картонное нутро, рука машинально нашарила под подушкой телефон. Про сигареты тут же забылось — на экране горело красным уведомление о нескольких пропущенных.
Всё-таки не выдержал Тиша, звонил ему, беспокоился, волновался, сам наверное ждал, что Серёжа завалится к нему под утро!
Но все радостные мысли мигом улетучились: звонили ему все, кто угодно, только не Тихон. Чат в ватсапе всё так же сообщал, что тот в сети не появлялся с прошлого вечера. Голова внезапно заболела ещё сильнее и закурить захотелось просто нестерпимо. Кое-как поднявшись с постели, Серёжа нашёл в пепельнице почти целую сигарету, поджёг её, с наслаждением затягиваясь терпким дымом, и, не дав себе времени на раздумья, нажал на кнопку вызова. Напрасно. Телефон Тихона был выключен, услужливый робот вновь предложил оставить сообщение на автоответчике. В механическом безликом голосе почудились издевательские нотки. Серёжа швырнул трубку на подушку, не дослушав.
Пошло оно!
Надо было умыться, попытаться влить в себя кофе, спуститься, наконец, за сигаретами и ехать на завод.* Начался новый день.
События дня, как обычно, подхватили, понесли за собой, быстро сменяя друг друга, не давая времени жалеть о бездарно потерянном вечере без Тихона и о своих необдуманных поступках. Гадкое чувство того, что Тиша затаил на него обиду из-за вчерашнего, выветрилось вместе с похмельем. Настолько смешным и нелепым оно казалось. Серёжа почти не вспоминал об этом, уже заранее зная, что вечером поедет прямо к нему, обнимет с порога, спросит весело:
— Я дурак?
И Тихон будет прижимать его к себе, добродушно соглашаясь и называя обалдуем.
А потом…
А потом, вымотанный после многочасовой репетиции, Серёжа смотрел на «был в сети вчера в 21:39» и чувствовал зарождающуюся обиду. Не может же Тихон весь день продрыхнуть. Значит, специально не появляется онлайн, не даёт шанса ни извиниться, ни оправдаться.
Значит, ему на Серёжу наплевать?
Чувство это было отвратительным, горьким, как чьи-то дешёвые сигареты, которые он прихватил на работе, перепутав со своей пачкой. Но возвращаться в театр не хотелось. Он медленно брёл по улице, раздражая спешащих прохожих, вынужденных оббегать его с двух сторон. Убеждал себя в том, что ничего страшного не случилось. Хотя уже понимал: так просто Тиша молчать не стал бы.
К концу недели он успел пережить весь спектр эмоций: обида сменилась злостью, потом появилось что-то похожее на апатию — не хочешь — не надо, потом желание случайно встретить Тихона и сделать максимально равнодушный, гордый вид, показывая свою полную незаинтересованность. Но к вечеру пятницы от всего этого не осталось и следа. Серёжа пил вино прямо из бутылки и готов был подвывать от раздиравшей его тоски — Тиша ещё никогда не пропадал из его жизни так надолго.
Вернее, он вообще никогда не пропадал. Случались, конечно, моменты, когда они не виделись неделями, но на связи были постоянно. И Серёжа настолько привык к хрипловатому голосу в трубке и коротким сообщениям в их чате, что теперь, спустя неделю тишины, вдруг отчётливо ощутил, как же много это для него значило.
А что, если Тиша не обиделся? Вдруг с ним на самом деле что-то случилось? Что-то плохое?
Полупьяный мозг радостно принялся подкидывать идеи одна хуже другой, и Серёжа еле смог заткнуть своё разыгравшееся воображение. Почему всё должно быть так сложно? Ведь к любому из своих друзей в такой ситуации он бы поехал, не задумываясь, ещё бы и по ушам дал за долгое молчание. А вот с Тихоном чего-то осторожничает, паузы выдерживает, пытается придумать причины его поведению, будто боится узнать правду.
Понял: на самом деле боится. А вдруг это всё? Конец? И заскреблось отчаянно в сердце, заболело так, что захотелось на полу свернуться и замереть.
Серёжа лихорадочно сделал несколько больших глотков, схватился за сигарету, затянулся — отпустило. Не сильно. Ужас от осознания того, что Тихон может его бросить, никуда не делся, но теперь хотя бы дышать можно было, не так сдавливала рёбра невидимая ледяная рука.
— Давай, ну давай же, — упрашивал Серёжа свою гордость, открывая приложение такси. — Хватит сидеть, поехали.
Теперь уже сам себя боялся. Что снова взметнётся обида, заставит передумать. Торопливо набрал в строке поиска знакомый адрес и успокоился, только когда увидел: «машина найдена, прибудет через 3 минуты». Пятничный вечер, такси в такое время нарасхват. Но удача на его стороне, значит всё правильно — надо ехать.
Ехать к Тише, которого он не видел почти неделю, а по ощущениям — все сто лет, так сильно соскучился.
Промелькнули за окнами машины праздные пятничные улицы, огни, неоновые вывески, счастливые смеющиеся парочки — Серёжа почти не смотрел туда, весь ушёл в свои мысли, представлял лицо Тихона, когда тот дверь откроет. А маленький чёртик внутри злорадно хихикал: «Вдруг
не откроет?»
Серёжа яростно приказывал ему заткнуться. Возможно, один раз произнёс это вслух, потому что усатый водитель покосился на него через плечо и что-то неодобрительно буркнул себе под нос.
Наконец, приехали.
Лифт Серёжа не стал вызывать, не было сил ждать, пока тот спустится и потащит его обратно наверх, на нужный этаж. Помчался по гулкой лестнице, перепрыгивая через ступеньки и через полминуты стоял перед знакомой дверью, стараясь выровнять сбившееся дыхание, унять дрожь в пальцах. Нажал на кнопку звонка. Чутко прислушивался к тому, что там в недрах квартиры происходит. Но за дверью было совершенно тихо. Серёжа поскрёб ногтями гладкое дерево, еле слышно умоляя, сам для себя: «Открой, открой». Бесполезно.
В горле предательски засаднило. В такой исход он почти не верил, хоть и любил притягивать всё к самому худшему варианту. Но не с Тихоном же.
Оставалось вызвать машину снова или просто пойти пешком, заглядывая по пути во все бары, чтобы дома оказаться только под утро, чтобы не так сильно жгло внутри и болело, чтобы хоть на какой-то момент забыться, будто бы всё до сих пор хорошо, будто бы он с Тишей.
Серёжа бы так и сделал, но у него был в запасе ещё один вариант, который казался почти кощунственным, неправильным. Как-то Тихон оставил ему комплект ключей от своей квартиры. Это было давно, чуть ли не в одну из самых первых их ночей. Тише срочно понадобилось уехать ранним утром, а Серёжа наотрез отказывался выбираться из тёплой постели, натягивая одеяло до подбородка и шипя на смеющегося Тихона недовольным котом. Обратно ключи Тихон так и не забрал, и теперь они лежали в Серёжиной ладони, бросая ему молчаливый вызов.
Сможешь ли ты вот так, запросто, как к себе домой войти?
Тихон хоть и не просил ключи вернуть, о переезде к нему не заикался, и Серёжа чётко понимал — у Тиши своя территория, не нужно туда без спроса соваться. Да ещё и в его отсутствие.
Но импульсивные решения, как обычно, были его коньком. Размышляя о том, что такое бессовестное проникновение в свою квартиру Тихон ему точно не простит, Серёжа уже поворачивал ключ в замке, чувствуя, как в висках стучит кровь от волнения.
В квартире, ожидаемо, никого не было. Причём, по нагревшемуся сухому воздуху становилось понятно — не было уже довольно давно. Серёжа, не зажигая света, осторожно прошёл по всем комнатам и в ванную заглянул, словно Тихон мог там за шторкой спрятаться ради смеха. Наконец, остановился в спальне. На застеленной кровати лежали пижамные штаны, почти сползая с неё, явно брошенные тут в спешке.
Серёжа минуту смотрел на них, словно не штаны это были, а какое-то внезапно открывшееся ему сокровище. Потом опустился на колени у края кровати и сухо всхлипнул, прижавшись щекой к мягкой ткани.
— Тиш…
В пустой квартире Тихона, без самого Тихона было до скулежа одиноко.
***
Проснулся от щелкающего замка, дёрнулся, пытаясь подняться. От долгого сиденья в неудобной позе затекла шея, ноги едва слушались. Пока он пытался вспомнить, каким образом оказался в Тишиной спальне в компании его пижамных штанов, сам Тихон появился на пороге комнаты — небритый, загоревший, в пропылившейся походной одежде. Бросил у ног рюкзак.
— Привет.
Даже интонацией своего удивления не выдал, словно Серёжа Горошко был неотъемлемой частью интерьера его спальни, и видеть его здесь — дело совершенно привычное. Серёжа, с примятыми с одной стороны волосами и розовой полосой на щеке — отпечаталась складка пижамных штанов, несчастными глазами смотрел на Тихона. Поздороваться в ответ сил не было, казалось, вместо голоса какой-то сдавленный писк раздастся. И вдруг это не Тихон вовсе, а просто сон. Темно же до сих пор, тени какие-то плавают, только свет от уличных фонарей в окна льётся, придавая всему вокруг неверные очертания.
— Ну чего ты? — Тихон не выдержал, сделал широкий шаг, ухватил Серёжу за плечи — руки тёплые сквозь одежду, пахнут немного дымом и чем-то ещё лесным, приятным.
Серёжа мгновение с собой боролся, а потом бросился Тише на шею, тыкаясь носом в колючую щетину и всё сильнее прижимаясь. Сердце колотилось как безумное. Тиша был настоящий, большой, горячий, любимый, весь его, его, его. Точно его.
Тихон, видимо, Серёжино настроение почувствовал, сам обнял покрепче, укрыл всем собой, спрятал. Он скучал не меньше Серёжиного, и то, как Серёжка отреагировал на его возвращение, было приятно. Хоть и зудела поганенькая мысль о том, не переусердствовал ли он, пропав так надолго? Не вызовет ли это ещё более сильную обиду?
Но Серёжа перед ним — дрожащий, как всегда случалось от сильных эмоций, шарящий ладонями по его спине, щекочущий растрепавшимися волосами, явно не выглядел обиженным. Скорее виноватым. Тихон попытался было аккуратненько его отстранить — переодеться бы с дороги надо, и Серёжа вскинул на него глаза, полные ужаса. Тиша сразу свои попытки оставил. Ничего, в конце-концов, можно будет вместе душ принять потом.
Серёжу потряхивало уже меньше, он осмелел — к губам потянулся, поцеловал мягко, осторожно, как будто Тихон в ответ укусить мог. Потом расчувствовался, прижался сильнее, застонал в поцелуй не столько от возбуждения, сколько от невыразимых эмоций, которых сейчас слишком много было. Тихон погладил его по затылку, пропустил сквозь пальцы шелковистые русые волосы, перехватил инициативу, сминая податливые губы, жадно, отыгрываясь за всю эту неделю друг без друга, без своего взбалмошного любимого Серёжи. По-настоящему почувствовал, что он дома. Вернулся.
— Тиш, Тиш…
— М-м-м?
Серёжа знал, что им поговорить надо, объясниться как-то, но так не хотелось разрушать то, что сейчас происходило. Доверительное тепло, которое снова соединило их после недели холода и неизвестности. Поэтому он все извинения и прочее спрятал до нужного времени, провёл кончиком носа по шершавой, немного обветренной щеке, шепнул на ухо:
— Давай ещё вот так просто постоим, ладно?
Плечи Тихона слегка напряглись — Серёжа сразу это почувствовал, и страх окатил его с новой силой: Тиша просто из жалости его обнимает, сейчас скажет что-то такое, от чего сразу станет понятно, что они расстаются, уже расстались, и ничего больше не будет,
и шёл бы ты, Серёнь, к себе, а ключи на полочку у зеркала положи.
Перед смертью не надышишься, да? Но Серёжа изо всех сил старался надышаться: на самом деле мелко и шумно дышал рядом с Тишиной шеей, вжимался в него всем собой уже предчувствуя момент, когда Тихон отстранится от него навсегда.
Но ничего не происходило. Они всё так же стояли, обнявшись, у края кровати, а смятые пижамные штаны были молчаливым свидетелем их примирения.
***
Тихон оттаивал постепенно, Серёжу ночевать у себя оставил, но постелил на гостевом диване и остаток ночи слушал, как тот жалобно вздыхает и ворочается. В конце-концов, по полу зашлёпало босыми ногами, зашуршало. На пороге Тишиной спальни появилась высокая фигура, напоминавшая очертаниями летучую мышь со сложенными крыльями. «Мышь» переминалась с ноги на ногу, видимо не решаясь войти или стараясь сделать это как можно тише, от чего создавалось только ещё больше шума. Тихону стало вдруг легко и смешно.
— Серёнь, иди сюда уже, что ты там топчешься.
— А можно? — недоверчиво переспросила «мышь» Серёжиным голосом.
— Два раза приглашать не буду.
Не дав ему договорить, мышь-Серёжа с размаху плюхнулся на матрас, щекотно ткнулся носом Тихону под рёбра, довольно посопел, приподнялся выше, куснул на пробу, осторожно, но чувствительно.
— Я тебя обратно выгоню, — пообещал Тихон, шлёпнув его по спине и внутренне замирая от счастья.
Как же ему всего этого не хватало. И как хорошо, что переменчивый Серёжа за время их разлуки не разобиделся до того, что пришлось бы потом ещё неделю его обхаживать. Сам пришёл, сам повинился. Лежит вот сейчас рядом, лохматый, горячий, уже не кусает, трогает ласково губами, всё ближе подбирается… Разве тут можно удержаться?
— Ладно, спать, я так понимаю, мы сегодня уже не будем, так что давай-ка…
Тихон, не договорив, сбросил с Серёжи одеяло, перевернул его на спину и навалился сверху, жадно целуя.
