Номер пятьсот семнадцать

      Иногда ей казалось, что она тонет.       Что ее засасывает черная дыра. Еще немного — и все, что она есть, все, чем она является, размажет по пространству и времени тонким слоем квантов. Короткая вспышка перед окончательным прекращением существования.       Иногда ей хотелось сказать, что туда ей и дорога.       Иногда хотелось зайтись злым смехом, сказать с улыбкой открытой, как рваная рана, оставленная зазубренным клинком: знаете, а нас, кажется прокляли.       Это подобно прогулке по открытому космосу без скафандра. Можно ослепнуть, задохнуться, замерзнуть, получить большую дозу радиации, задержать дыхание и умереть, когда взорвутся легкие. Но первые несколько секунд можно выжить. Можно выжить, если спастись вовремя.       «Аматерасу» не стала единственным кошмаром. Она стала началом.       С силой зажмурила глаза и опустила голову на руки.       Уже разрешено. Ее уже никто не видит.       Грудную клетку будто когтями изнутри драли. Дышать было больно, но она уже привычно подавила эту боль, отложив ее на никогда не наступающее «потом». Однажды все эти чувства догонят ее, однажды это ударит ее в спину так сильно, что она не сможет подняться. Всех их. Каждого. Вечно бежать, прятать в себе не получится. Но превращение в старуху с трясущимися руками и нервным тиком вряд ли ей грозит когда-нибудь: не доживут они до старости. Не выпадет им такая роскошь.       Как прогулка в вакууме без скафандра. Шансы выжить уменьшаются с каждой секундой, проведенной во враждебной среде. Первая смерть, вторая, третья — переживать их не становится легче. Они копятся, как мгновения, проведенные в стылом космосе. С каждой становится только хуже. Каждая становится лишь острее.       От запаха благовоний ее тошнило.       Она так долго не вспоминала об «Аматерасу», а теперь каждое событие ее жизни кричит ей об этом. Рьех, его программа, крейсер, выскочивший из подпространства… Так много. Так сразу. Семь зим спустя — почему?       В храме было тепло.       От запаха благовоний кружилась голова.       В храме было тепло, но это было теплом выпущенных на волю внутренностей. Тепло свежеубитой и только выпотрошенной туши на бойне.       На холоде от кишок идет пар. Жизнь покидает их не сразу, постепенно. По одной молекуле.       В космосе все покрывается льдом.       Этот лед кажется самой надежной броней на свете.       — Шахматы? — переспросила она, моргнув.       Йоргун остался невозмутим.       — Это человеческая игра, — пояснил он.       — Но вы играете.       — Капитан, мой вопрос подразумевал это.       — Да. Да, — она сжала переносицу. — Разумеется. Извините. Да, я играю. Дедушка научил, ему тогда все в людях было любопытно. А… а вас?       — Муж дочери, — коротко ответил он.       И все. И больше ни слова.       Все их попытки поговорить выглядели натужно и вымученно.       Йоргун вдруг отвел непроницаемый взгляд.       — Раньше мы с Хирьяном играли после смен, — его голос едва заметно дрогнул. — Он говорил, что это помогает ему понять мышление противника, а мне нужен был кто-то, кроме Инуша, которому его ненаглядная «Горгона» интереснее всего остального.       Дернула уголком губ в подобии улыбки.       Надо же. Ей не хотелось узнавать о нем больше. Не хотелось находиться долго в одном помещении. Она терпеть таких не могла — вылизанных до блеска старых твердолобых вояк, так сильно напоминавших ей Крайша. Но почему-то он решил заговорить с ней, заговорить о том, что слишком явно было чем-то личным. Инуш и их старый мертвый капитан. Что-то ей отчетливо подсказывало, что вряд ли еще с кем-то Йоргун обменивался больше, чем парой слов.       Отчего-то ей стало грустно.       — Я не самый лучший соперник, господин старший помощник, и не обещаю вам интересные партии. Но давайте сыграем.       И она ожидала чего угодно, наверное. Но не того, что Йоргун доведет ее до своей каюты и вернется оттуда с зажатой подмышкой старой шахматной доской. Программы бездушны — пояснил он так, будто это все объясняло.       Хотя было уже время обеда, зал отдыха пустовал. Только перевернутый стул намекал, что еще недавно кого-то из экипажа выдернула отсюда серена боевой тревоги. Йоргун невозмутимо поставил его обратно. И сел, раскрыв доску и начав расставлять фигуры.       — Кость? — удивленно указала она на пешку.       — Кость, — подтвердил Йоргун. — Не знаю, где Хирьян достал их. Черные или белые, капитан?       — Белые, — тут же выбрала она без раздумий.       По взгляду Йоргуна было ясно, что именно этот ответ он от нее и ждал.       Хмыкнула, отворачиваясь. Медлить, предоставлять противнику первый ход не по ее части. «Что ж ты вечно вперед-то летишь, — ворчал обычно дедушка, небольно стуча по лбу согнутым пальцем. — Думать-то кто за тебя будет?»       Она сделала первый ход, сдвинув пешку на белую клетку.       Лучше всего ей удавалось думать на лету.       Дедушка качал головой, Крайш закатывал глаза, готовя очередную лекцию, а она летела вперед. Не оглядываясь. Била первой, стреляла первой, выжидала в укрытии только для того, чтобы первой напасть. «Блоки для трусов, да, курсант?!» — ругался их инструктор по рукопашному бою, когда она пропускала удары, но терпела боль, потому что знала: ударила в ответ сильнее. «Я кого учу защиты ставить?!» — бранил ее по той же причине инструктор по фехтованию, когда вместо того, чтобы принять атаку на клинок, она атаковала навстречу одновременно, надеясь опередить.       Игра зашла в тупик всего за несколько ходов. Она склонилась над доской, уперев в щеку кулак, и хмурилась несколько минут, пока Йоргун не сказал:       — Вы не сможете играть, если будете бояться потерять каждую пешку.       И посмотрел на нее так внимательно, что ей плеваться захотелось от всех слоев и подтекстов, запрятанных в эти слова.       Она непроизвольно оскалилась в ответ.       — Капитан, таковы правила, — давил он.       — Каждый солдат важен, — огрызнулась она сквозь сцепленные зубы.       — Я отрицал это? — холодно поднял бровь Йоргун. — Мы говорим о фигурах на доске. Вся игра построена на том, чтобы жертвовать чем-то ради высшей цели.       Ухмыльнулась жестко:       — Вы так ее видите?       — А вы? — тут же спросил он.       Она не ответила.       Он не сводил с нее изучающего взгляда. Из-за нависающих надбровных дуг, глубоко посаженных глаз он выглядел мрачно и отрешенно — даже тогда, когда его лицо меняло свое обычное строгое выражение.       — Хирьян считал, что игра может научить нас думать, как они, — Йоргун взял в руки коня с доски, но тут же поставил его обратно. — Я говорил уже. Я не считаю, что он был прав, но мне нравилось убивать с ним вот так свое свободное время. Игра напоминала мне о семье.       В голове синим замигала тревога.       Но она лишь покачала головой, слегка улыбнувшись.       — Кажется, вы очень серьезно восприняли мои слова о том, что нам нужно учиться работать вместе.       — Основой любой хорошей совместной работы служит доверие, — спокойно сказал он. — Доверие обычно строится на хотя бы минимальной эмоциональной привязанности.       Сморщив нос, отвернулась. Он был кругом прав. И, о безмолвные звезды, было что-то в том, как он говорил это. В тонких оттенках интонации, подсказывавших: это и правда было личным. Личное, разделенное на двоих, рождает эмоциональные связи.       Улыбка стала еще шире. Старик оказался не промах.       — Вернемся к отчету, господин старший помощник. Мы здесь за этим.       Он кивнул.       — Разумеется, капитан. Разрешите последний вопрос?       — Да, — она подняла бровь. — Конечно.       — Что вы сделали с двигателями погружения?       — А, это. Хотели проверить с Инушем одну теорию. Как видите, сработало.       «Горгона» летела к ближайшей звездной базе, разрезая подпространство на близких к предельным скоростях. Йоргун не стал спорить с этим решением. Если им предстояло выйти за границу Империи, стоило подстраховаться. Инуш с командой починили цепи подачи энергии к маневровым двигателям, но она чувствовала, что уверенность, которая была в ней, когда корабль покидал орбиту Земли, таяла с каждой новостью из медотсека. Адмиралтейство молчало. Все ее запросы, все просьбы рассказать, что происходит на фронте, остались без ответа.       До «Цербера», пограничной новой базы Империи, оставалось лететь всего четыре часа, когда Юрса вызвала ее по внутренней связи.       — Капитан, — ее голос звучал иначе, чем обычно, — мне жаль.       Она закрыла глаза.       — Позовите Инуша, — выдохнула она медленно, контролируя себя. — Я сейчас приду. Йоргун, примите командование.       Но он успел поймать ее за рукав прежде, чем ее отрезали от мостика захлопнувшиеся двери лифта.       — Капитан, вы же помните, что не сможете играть иначе?       Она зло выдрала руку.       В храме было тепло.       Ладони потели.       Иногда ей начинало казаться, что она служит войне подобно языческой жрице. Кладет на алтарь горячие живые сердца и обменивает их на собственную жизнь. Забери других и сохрани мою шкуру. Забери других и отверни от меня свой взор. Забери других, и я буду вечно чествовать тебя в твоих мрачных чертогах стылой черной пустоты. Забери их. Оставь мне меня.       Голова раскалывалась.       И в глаза всем собравшимся смотреть было так страшно, стыдно. Вина душила ее, положив ладони на горло, пусть она и знала, что ничьей вины здесь по-настоящему нет.       Из динамиков звучала песня звезды, вокруг которой когда-то вращалась Йистейе. Электромагнитная волна, переведенная в звуковую. Будто пульс большого сердца — сердца, которое перестало биться, забрав вместе с собой и Йистейе. От настоящего дома у них ничего не осталось.       Между ней и храмом Создателя воздух будто застыл толстым стеклом иллюминатора.       Она потеряла первого члена своего нового экипажа.       Это неправильнее, это острее, чем сбитые истребители, чем мозги, расплесканные по полу, и резкое молчание в эфире. Пульсация огромного мертвого сердца звезды эхом отдавалось где-то в груди, и одна панихида наслаивалась в памяти на другую, третью, самую первую — до самой «Аматерасу», которая, видно, так никогда и не выпустит ее из своих мертвых объятий.       В храме, большом зале с черными стенами и потолком, собрался весь свободный личный состав. Так и не сменивший простую черную форму без отличительных знаков на одежды посвященного Царт читал молитву. Йоргун по правую руку от нее беззвучно шевелил губами, вторя голосу Царта. Юрса, которую она случайно заметила в задних рядах, сильно сутулилась, и взгляд ее был мрачен и отчужден. Техники стояли отдельно, окружив Инуша. И от того, что его волосы были аккуратно причесаны, от того, что привычный уже комбинезон он сменил на парадную форму, сердце сжималось болезненно-горько.       Она их не знает почти. Их всех — имеющих общую историю, переживших столько всего — не знает. Она тут чужая.       Но смотреть на Царта, на огромный иллюминатор во всю стену за его спиной, на собравшуюся команду было проще, чем на равнодушные лица ангелов на иконах.       Гудело мертвое бьющееся сердце звезды.       Дышать получалось через раз, и воздух от благовоний казался густым и вязким.       — Капитан, — негромко позвал ее Царт, зная, что она услышит.       Она коротко кивнула.       И сделала несколько шагов вперед, чтобы занять его место.       Там, позади нее, тело под черным полотном савана. Цвет запекшейся крови, цвет войны, цвет смерти. Цвет сожалений.       А впереди такие же черные глаза ее команды.       — Я… — она откашлялась, чувствуя, как внутри что-то ледяным кулаком сжало желудок. Но тут же заставила себя расправить плечи. Плотная ткань парадного мундира натянулась, сдавливая грудь. — Должно быть, все мои слова вы сочтете лицемерием. Я едва ли могу зваться вашим капитаном, зная вас меньше месяца, и я едва ли имею права говорить что-то сейчас. Но я скажу. Потому что мне есть, что сказать.       В темном взгляде Инуша читалось ожидание.       Йоргун смотрел на нее прямо и серьезно, вслушиваясь в каждое слово. Будто ждал, когда она оступится и совершит ошибку.       — Я не знала Эсту так, как знали вы. Но знала смелость, которая в ней жила, и любовь, которая была необходима, чтобы в преклонном возрасте вступить во флот и сражаться за свою семью. И я буду помнить это. И каждый из вас будет помнить это — и что-то другое, и из всех этих воспоминаний сложится нечто общее. В нашей памяти — их бессмертие. Мы здесь, чтобы на наших костях строилось будущее, и Эста это понимала.       Глубоко вздохнула, переводя дыхание.       Запах благовоний душил.       Огни светодиодных свечей отражались в глазах собравшихся, что слушали ее, не проронив ни звука. Только гудело мертвое сердце звезды, бездушная запись, спасенная из прошлого.       Все речи Нийса ее так злили раньше. И речи Олпы, командовавшей «Гоморрой» до него. Ей думалось, что все их слова не имеют смысла, что на самом деле капитанам плевать было на тех, кто сложил головы по их приказу — или по их ошибке.       Но теперь за ее спиной лежало тело той, за чью смерть она несла ответственность.       Но теперь она сама подняла вверх сжатый кулак.       — Мертвые станут частью живых.       — Мертвые станут частью живых, — повторила теперь ее команда хором за ней.       Губы пересохли, и она облизала их языком синим, как кровь.       Казалось, что голос сейчас подведет ее, дрогнет, и она закашляется и не сможет договорить. И увидит в их взглядах то же, что, возможно, видел и Нийс — брезгливое презрение.       С икон на них смотрели ангелы с глазами, полными синих слез.       — Нас никогда не забудут.       — Нас никогда не забудут! — повторил еще громче стройный хор.       Голоса резонировали глубоко внутри.       И она прокричала, чувствуя, как поднималась в груди горькая горячая сила:       — Мы никогда не умрем!       Ответом ей стали дружный рев и вскинутые к потолку кулаки.       Семьдесят семь.       Она не особо отдавала себе отчет, зачем это делает, когда писала эту цифру на стене.       Было семьдесят восемь, стало семьдесят семь. Вычитание, простейшая арифметика. Не требует сложных вычислений.       Но требует так много сил.       Серая голая стена и черные цифры. Осталось семьдесят семь жизней, которые она должна сохранить.       — Капитан, — раздался по внутренней связи голос Царта, — инженеры просят, чтобы вы присое...       — Хорош торчать в одиночестве, Лярша, — перебил его Инуш нетрезвым голосом. — Иди к нам. Проводим Эсту. Мы тут стол поставили, медотсек биоматериал уже обработал… Возражения не принимаются даже от капитана.       — Инуш… — нахмурилась она.       Но ее прервал Йоргун, услышать которого она совсем не ожидала:       — Капитан, не отказывайтесь. Кьярла пристыкует к станции корабль самостоятельно. Приходите.       Две большие черные семерки стояли перед глазами.       Губы дрогнули в невольной улыбке.       — Сейчас буду.       Почувствовала, как под ногами легко дрогнул пол: «Горгона» вынырнула из подпространства. Еще через несколько минут корабль дрогнул повторно, стыкуясь с «Цербером», и с начальницей станции она переговаривалась прямо из машинного отделения, прося для своего экипажа разрешение на посещение. Всем, кто не был занят диагностикой состояния корабля и ремонтом, Йоргун выдал увольнительные до следующего стандартного утра.       С губ не сходила кривая усмешка.       Инуш пил. Он поставил ее перед фактом, что лично напишет похоронку и отправит ее родственникам, но теперь она сомневалась, стоило ли соглашаться: вряд ли это как-то поможет ему прийти в себя.       Инуш пил, Йоргун молчал, а Царт читал молитву над поминальной трапезой.       Ей хотелось обхватить себя руками и оказаться как можно дальше отсюда.       Мертвые будут частью живых.       — Как кровь Создателя стала частью нас, — нараспев произносил Царт, и медное птичье сердце мерно качалось в его руках, — как плоть его срослась с нами, так и каждый из нас уходит по его следам. Их плоть теперь наша плоть. Их кровь теперь наша кровь. Мы замыкаем круг.       Проговорила едва слышно:       — Мы замыкаем круг.       Позади простучали шаги, и за стол к ним подсела Юрса.       — Извините, — тихо сказала она, задвигая стул. — Дети задержали.       Юрса опускала глаза и горбила спину. Инуш грязными пальцами, которые не отмыть от масла и за всю жизнь, хватался за бутылку и стакан так, будто они были оружием в известном только ему сражении, спаскапсулой с поврежденной обшивкой, из которой с шипением вырывается воздух — еще немного, и станет нечем дышать.       Осознание собственного эгоизма накрыло душной пеленой.       Не она одна упивалась здесь собственной виной, тонула в ней, как в вязком болоте. Не она одна считала себя виноватой.       Это не только ее действия.       Это не только ее боль.       Вопросы доверия — они и об этом тоже?       «Снежный-пять, иду на перехват!»       «Отказано!»       «Я смогу!»       Вспышка взрыва.       Вопросы доверия…       «Ты не умеешь работать в команде».       «Так повысьте меня! Я лучшая, вы сами это знаете!»       — Капитан? — позвал ее Царт, выдергивая из пыльного прошлого в шумное и пропахшее топливом настоящее машинного отделения.       С губ сорвался выдох. Вопросы доверия.       Вопросы.       И она следом за всеми подняла стакан с кровью синей, как медная кровь всякого дитя Йистейе.       «Цербер» не встретил их гостеприимно.       Одна из самых крайних точек Империи, он спрятался в туманности, окружившей умирающую звезду, ощетинившись щитами и выставив патруль из кораблей-дозорных. Огромный черный шар боевой станции завис среди облаков газа, невидимый для всех, кому неизвестны его координаты и путь, по которому можно пройти. Прежде она бывала на «Дуате», его брате-близнеце, охранявшем Империю за световые годы отсюда, но «Цербер» выглядел враждебнее и опаснее.       В тщательно отфильтрованном воздухе станции витала тревога.       Станция находилась в состоянии боевой готовности, в любой момент ожидая нападения.       Дежурившие на стыковочном кольце офицеры службы безопасности проводили ее подозрительными взглядами, и она, не удержавшись, помахала им рукой, ласково улыбаясь. Безопасники обменялись недоуменными взглядами.       — Капитан! — подскочил к ней Хето, сверкая горящими глазами. За его спиной топталось несколько младших офицеров и рядовых, среди которых она с усмешкой заметила и интернов Юрсы. — Вы тоже решили пройтись? Или у вас здесь дела? Хотите с нами? Мы тут с ребятами…       — Капитан Лярша, — безошибочно вычислил ее среди остальных парень едва ли старше ее самой с офицерскими нашивками на рукавах формы. — Я лейтенант Аниш. Начальница станции вице-адмирал Ийга хочет вас видеть.       Она кивнула, слегка улыбнувшись:       — Простите, Хето, в следующий раз. Ведите, лейтенант.       Он поклонился, прижав кулак к груди, и развернулся на пятках.       — Прошу за мной.       Быстрым шагом они миновали стыковочное кольцо и оказались в основной части станции.       «Цербер» напоминал осиное гнездо, в которое кто-то любопытный сунул палку. Раньше, когда летом выпадали нежаркие дни, они с мамой и Крайшем выбирались в лес на несколько дней. Жажда познаний не позволяла ей долго усидеть на одном месте, и Крайш наверняка укоротил себе жизнь на несколько зим, вытаскивая ее из всех мест, куда маленьким детям залезать не следует. Ей, конечно, было стыдно, но воспоминания о его распухшем от укусов недовольном лице долгое время подло грели душу каждый раз, когда они ругались. И солдаты сейчас донельзя походили на тех злых ос, гнавшихся за Крайшем, — воздух вибрировал от их беспокойных разговоров и взглядов, от стучащих по коридорам шагов, гула разогреваемых двигателей истребителей и гудения взведенного оружия.       Они отшагнули в сторону, к стене, и мимо по коридору проехал транспортник.       — Какие новости, лейтенант?       Аниш рвано пожал плечами.       — Наши корабли все еще ведут бой. Атака противника захлебнулась, но… — он покачал головой. — Простите. Мы потеряли «Ёрмунганд», а там…       — Я поняла вас.       Он вновь дернул плечами.       — Мы готовы принять бой здесь, если потребуется. Дальше «Цербера» им не пройти.       На язык просились едкие слова о том, что один корабль уже прошел мимо радаров, но она проглотила их.       Улыбнулась вместо этого:       — Мне нравится ваш настрой.       Он хмыкнул.       — Иначе и нельзя, — и хлопнул по кнопке вызова лифта, до которого они наконец дошли. — Нам на двадцать третий уровень. Скажите, это же ваш корабль на них напоролся?       — Вы же знаете, что да. Иначе вице-адмирал не послала бы за мной своего личного помощника.       Аниш довольно ухмыльнулся.       — Хотел убедиться.       — В чем? — подняла она бровь.       — В том, что госпожа Ийга была права на ваш счет.       Она не стала отвечать.       Лифт приехал, и белые двери сомкнулись, отрезая их от гудящего коридора.       Уровни остались позади за считанные секунды.       На двадцать третьем было тихо и пусто. Так, что на короткое время отсутствие шума дезориентировало. Но запах тревоги здесь стал отчего-то лишь отчетливее: тишина казалась насквозь пронизанной напряжением, еще немного, и в ней будут застревать даже энергопули.       Звук собственных шагов нервировал.       — Сюда, капитан, — указал ей на ничем не отличающиеся от других двери Аниш. — Кабинет госпожи Ийги здесь.       Почувствовала, что ухмыляется.       Да, права она была, считая, что все, что связано было с Йистейе, растащили по адмиральским логовам. Кабинет начальницы станции исключением не стал. Во всю стену над рабочим деревянным столом висела большая карта их давно погибшей планеты. На полу лежал толстый ковер из шкуры зверя, чьего имени она даже не знала. Адмиралы будто стремились окружить себя такими же пережитками прошлого, как и они сами, чтобы чувствовать себя на своем месте. Она однажды заявила такое Ийге — давно, на «Дуате», и после драила вручную целый уровень.       Ийга — крупная, широкоплечая, так любящая угрожающе нависать над собеседником — на самом деле никогда ее не пугала.       — Лярша, дорогая! — гаркнула Ийга вместо приветствия, поднимаясь из-за стола им навстречу. — Какой безумец решил, что выдать тебе корабль — отличная идея?       Громко расхохоталась, откинув голову назад.       — Вам же кто-то выдал точно такую же станцию вместо предыдущей, госпожа вице-адмирал!       Ийга широко ухмыльнулась, отчего большая голубоватая клякса шрама, бывшего на месте правой половины ее лица, стянулась некрасиво и жутко.       Кожные регенераторы в самом начале войны были не так хороши, как хотелось бы.       — Как Крайш?       Скривилась.       — Ага, живет и здравствует, судя по выражению твоего лица, — засмеялась Ийга. — Лейтенант Аниш, свободны. Я вас позову, когда мне вновь потребуются ваши услуги.       Тот коротко поклонился и вышел без слов, и Ийга сгребла ее в медвежьи объятия.       Грубая, шумная женщина, чье время жизни перевалило за пятьдесят зим, вице-адмирал Ийга занимала собой все окружающее пространство, не оставляя никому ни малейшего шанса не заметить ее. На «Дуате» под ее командованием она провела чуть меньше года после окончания Академии. Всех выживших с ее курса распределили по пограничным станциям, набираться опыта и оставаться в живых как можно дольше. Но Ийге — в ту пору еще контр-адмиралу — требовался толковый тактический офицер и расторопный секретарь, а ей хотелось летать, и очень быстро их пути разошлись. С недовольным лицом Ийга неохотно подписала ее перевод на «Гоморру».       — Что, все-таки взяли себе нового адъютанта? — хмыкнула она, оглядывая кабинет в поисках бара.       Ийга взмахнула ладонью и грузно села прямо на стол.       — Так давно уже. Мальчишки послушнее девчонок будут, как выяснилось. И им куда проще выносить все то дерьмо, которое я на них сваливаю. А ты, — она ткнула в нее пальцем, — еще и авторитеты никакие не признавала, так что мальчик по сравнению с тобой почти святой.       Вздохнула, поняв, что поиски успехом не увенчались.       — Я так понимаю, за встречу вы мне не нальете.       Ийга сжала переносицу пальцами.       — Я в любой момент готова объявить боевую тревогу, поимей совесть. Что с тобой такое?       Неосознанно повторила ее жест, мысленно выругавшись.       Точно.       Расслабилась.       — Закурить можно?       — Кури, — Ийга нахмурила единственную бровь. — Что происходит?       Она поморщилась, хлопая себя по карманам и понимая, что оставила сигареты в каюте.       Проклятье.       — Я… — она коснулась пальцами висков. — Прошу прощения, госпожа вице-адмирал. Тяжелый день.       — Ну да, — Ийга не сводила с нее пристального взгляда. — Ну да. Как и у всех. Как тебя под пятьсот семнадцатый приказ-то занесло, дорогая моя?       Поджала губы.       — Крайша с Нийсом благодарить надо.       Ийга сощурилась.       — С адмиралом Крайшем все понятно. Прикрывал твою строптивую задницу, как обычно. А с капитаном Нийсом-то что не так?       — Он… — она стиснула зубы, не позволяя воспоминаниям прорваться сквозь эмоциональные блоки. Вспышки взрывов. Тишина в эфире.       — Так, — Ийга нахмурилась еще сильнее. — Послушай. Нийс мужик нормальный, умный и рассудительный. Он хороший капитан. И вот все, что я о вас обоих знаю, говорит мне, что ошибся явно не он. Так что случилось?       Коротко обрезанные ногти не могли впиться в мякоть ладоней так, чтобы боль отрезвила ее.       Глубокий вдох и медленный выдох.       — Почитайте отчеты, если вам так интересно. Лучше расскажите мне, что происходит. Тальюк отказался давать комментарии.       — Ага, — медленно кивнула Ийга, глядя на нее все с тем же выражением. — А еще адмирал Тальюк вроде бы говорил тебе не менять курс.       Еще немного — и она взорвется.       — Он не говорил, что это приказ, и не запрещал делать остановку на «Цербере», — огрызнулась она, прижимая уши. — Моему экипажу нужно было время, чтобы прийти в себя и подготовить корабль к выходу на территорию врага.       Ийга подняла вверх ладони.       — Лярша, — негромко сказала она. — Спокойнее. Приди в себя, капитан.       Поняла только сейчас, что почти встала в удобную для атаки позу.       Безмолвные звезды.       Ей бы поспать. Или сунуть голову под холодную воду, да что угодно. Что угодно, лишь бы перестать терять контроль над собой.       В присутствии Ийги, которая ее знала, сорваться было бы так просто.       — Простите, — выдавила она из себя, растирая руками лицо. — Простите. Мне жаль. Пожалуйста, расскажите, что происходит.       Ийга закусила полную губу, внимательно ее изучая.       — Ладно, — она жестко усмехнулась. — Как скажешь. Большая уже девочка. Что тебя интересует?       Дернула плечами.       — Все. У меня нет полной картины перед глазами, и это… нервирует.       Какое-то мгновение ей казалось, что Ийга откажет ей.       Но вместо этого она согласно качнула головой. И, взяв в руки терминал, села за стол, будто отгораживаясь от нее.       — Хорошо, капитан. Тогда слушайте.       Бой до сих пор продолжался. Всего в нескольких часах лета от них на максимальном погружении их товарищи рисковали своими жизнями, лишь бы противник не прошел дальше. Все было так, как они предполагали: корабль, который они бросили погибать с распоротым дном, был не один. Всего лишь разведчик, прощупывающий почву. Остальные корабли удалось обнаружить только чудом. Если бы их флот не решил проверить, есть ли в подпространствах еще кто-то, Империя никогда бы их не обнаружила.       «Ёрмунганд» был пока их единственной потерей. И это… это вселяло надежду.       Быть может, на сей раз они не проиграют.       Прощание с Ийгой вышло смазанным. Та словно отдалилась от нее и закрылась, выставив терминал перед собой, словно щит. А перед ее уходом лишь формально пожала предплечья, пусть и пожелав удачи, глядя ей прямо в глаза.       На следующее утро «Горгона» покинула подконтрольную Империи зону.