Теория любви

Хёнджину нравился секс с девушками. Он умел быть нежным, чутким любовником и мог уложить в постель любую, на кого упадёт взгляд. Долгие поцелуи и прелюдии, распаляющие прикосновения и тихий шёпот на ушко. Его девушки испытывали от этого наслаждение, а Хвану нравилось получать своё и забываться хотя бы на время. Но чувство холода и одиночества раз за разом возвращались, а чужие объятия не приносили тепла. Чего-то не хватало. Ласковые прикосновения в ответ не ощущались чем-то особенным, а непосредственно проникновение почти сразу приелось. Его партнёрши тоже чувствовали это. У Хвана были красивые, но пустые и ничего не выражающие глаза. Его нежность и забота были ненастоящими. А ласковые слова разбивались о полное безразличие после секса. «Бесчувственный». Он слышал это так часто, что, казалось, уже привык. Но раз за разом чувство пустоты разъедало его изнутри. Но Хёнджин не мог долго быть в одиночестве. Он отчаянно искал и верил, что в этот раз точно будет «та самая», от которой не захочется отворачиваться после близости, когда яйца опустеют и возбуждение сойдёт на нет. А от Феликса Хёнджин не мог оторвать взгляда. Открытый, раскрепощённый, горячий. — Блять, просто вставь мне уже, — торопливо шептал Феликс, упираясь лбом в холодный кафель. Он подрагивающими пальцами быстро расстёгивал свои джинсы, спуская их до середины бедра вместе с бельём. И делал это так спешно и уверенно, словно он каждый день сбегал с пар, чтобы потрахаться со своим другом на досуге. — Тебя растянуть или… — сказал Хёнджин, вжимаясь бёдрами в зад Ликса и крепко обнимая его за талию одной рукой, а другой спешно расстёгивая пуговицы на его рубашке. — Трахни, просто, блять, трахни меня, — шептал Ликс, почти задыхаясь от переизбытка эмоций. Быстрая дрочка перед сном и несколько пальцев внутри уже давно не делали легче. Феликс чувствовал себя на пределе. Хотелось только крепкого члена внутри и побыстрее. Он прогибался в спине и с силой потирался о бёдра Хвана своей задницей. А Хёнджин шумно выдыхал через стиснутые зубы и торопливо доставал презервативы из заднего кармана. В небольшом закутке напротив раковин и зеркал был широкий подоконник и высокие окна под потолок, обклеенные белой матовой плёнкой. Хёнджин прижимал Феликса к холодной стене своим телом. Он бросил быстрый взгляд в зеркало сбоку и почти задохнулся от увиденного. Всё это было взаправду: выгибающийся полуобнажённый Ликс с распахнутой рубашкой и приспущенными штанами. В объятиях своего друга. — Господи, блять, ты такой охуенный, — выдыхал ему Хван куда-то в шею, быстро оглаживая кожу и сжимая ягодицы пальцами, — если все парни такие, то я, кажется, всё время сворачивал куда-то не туда. — Мы будем трахаться или мне позвать кого-нибудь другого? — раздражённо бросил Ли, распалённый прикосновениями. С Феликсом оставаться равнодушным было невозможно. Сама мысль, что Ликса будет трахать кто-то другой, вызывала непроизвольное рычание. — Сейчас ты только мой, — вкрадчиво и совсем тихо произнёс Хёнджин, — а теперь раздвинь свои ноги для меня, детка. У Феликса дыхание перехватило от одного только обращения. Сердце в груди забилось быстро-быстро. В горле пересохло. Низ живота сладко скрутило. — Сделай меня своим, папочка, — сказал Феликс на одном дыхании и, кажется, окончательно захлебнулся чувствами. Он упёрся в стену плечом, завёл руки назад, обхватил ягодицы ладонями и развёл их в стороны. Хван отточенным движением раскатал по всей длине члена презерватив, выдавил остатки смазки между ягодицами Ликса и приставил головку к дырке. — Ты уже мой, — прошептал Хёнджин ему куда-то в шею и подался бёдрами вперёд, проникая медленно, но стремительно, заполняя собой тугую задницу Ликса. Ебаные салюты перед глазами. Феликс быстро заморгал, почувствовав, как от переизбытка эмоций по щекам покатились слёзы. Поясницу пробило тупой болью. Хван зашёл на всю длину и замер. Он положил ладонь на грудь Феликса, где-то в районе сердца, и на выдохе произнёс: — Боже, в тебе так охуенно, детка. Сердце под его пальцами колотилось о грудную клетку. Феликс дышал шумно, кусал губы и слегка дрожал от ощущений. Его накрывало эмоциями с головой: перед глазами всё плыло, и где-то внизу живота горело. А когда Хван стал двигать бёдрами, с губ слетели первые отрывистые стоны. Хёнджин гладил тёплую кожу под распахнутой рубашкой, с силой сжимал ладонями бока и чувствовал, как тело друга буквально дрожало от ощущений. Феликс был таким чувственным. Он отзывался на каждое прикосновение. Хван цеплял пальцами твёрдые соски, а Ли в его руках крупно вздрагивал и выстанывал что-то совсем тихо-тихо. У Хёнджина натурально крышу срывало от такого парня рядом с собой. Он покрывал его плечи поцелуями-укусами, оставляя после себя красные влажные пятнышки. Феликса хотелось взять целиком, без остатка. Пометить каждый кусочек его тела, чтобы все вокруг знали, что этот парень уже занят. Внутри проснулось что-то животное. Инстинкты стали управлять телом, а здравый смысл ушёл на последний план. Хвана почти пугало то, что с ним делал Феликс. Он сжимал Хёнджина внутри себя, прогибался так чертовски правильно и принимал на всю длину. Но самое охуенное было то, что Ликс откровенно наслаждался этим. Он улыбался, кусал губы и выстанывал, не стесняясь: — Как же… Блять, господи… Твой член делает мне так хорошо, папочка. У Хёнджина в груди от одних этих слов становилось горячо. Он поджимал ягодицы, двигался ритмично и задыхался от своих же вздохов. Голова предательски кружилась. Было так охуенно узко и хорошо, что низ живота регулярно обжигало. Оргазм приближался, но отпускать Феликса не хотелось. Тот двигал бёдрами навстречу, словно заведённый и, блядь, продолжал улыбаться так, будто был под кайфом. Хёнджин не был большим любителем поцелуев. Но Феликса поцеловать хотелось очень сильно. Хван немного замедлился, обхватил чужой подбородок пальцами и развернул лицо к себе. Губы Ликса были красными, влажными и искусанными. Их хотелось немедленно поцеловать, прикусить, попробовать на вкус. Хёнджин наклонился к ним, но Феликс в последний момент отвернулся, а влажные губы прошлись по гладкой щеке. Хёнджин сильно закусил губу. Что-то внутри неприятно кольнуло. — Сука, — тихо усмехнулся Хван и провёл ладонью по шее Ликса, — а теперь поскули для меня, — сказал он и легко прихватил волосы на затылке друга, сильнее прогибая того в спине. У Феликса от быстрых толчков натурально закружилась голова. Всё тело вмиг стало таким чувствительным и тяжёлым. Горло пересохло от частых вздохов и стонов. Было так охуительно хорошо, что ёбаный скулёж сам зарождался где-то в горле и срывался с губ. Низ живота приятно сводило. Ли сжимал в себе член, грубо ласкал себя спереди и чувствовал, как по всему телу разливается что-то горячее. Головка члена внутри стала увеличиваться, наливаясь кровью. Хёнджин, кончая, буквально зарычал, сильными толчками забирая себе последние отголоски удовольствия. Захотелось закурить. Хван, спустив использованный презерватив в унитаз, бросил быстрый взгляд на надпись «курить запрещено» и выудил из сумки новую пачку сигарет. Феликс, надев на себя только брюки и не застегнув рубашку, сидел на самом краю подоконника и, запрокинув голову, смотрел в потолок. Его грудь быстро вздымалась, словно он минуту назад закончил бежать какой-нибудь марафон. — Если ты ещё раз попробуешь поцеловать меня — я тебе въебу, — спокойно сказал Ли с лёгкой улыбкой на лице. Его шея была покрыта свежими засосами, и высокий воротник рубашки спасал ситуацию слабо. — А по-моему, тебе понравилось в прошлый раз, — усмехнулся Хван, заправляя рубашку в брюки и поправляя на себе пояс. Он облокотился о подоконник рядом и сделал глубокую затяжку, медленно выдыхая дым после. Его волосы были в полном беспорядке, но тот загладил их несколько раз назад ладонью, и причёска вновь стала великолепной. Ликс бросил на него быстрый взгляд и закатил глаза. — А по-моему, ты охуел от безнаказанности, — беззлобно парировал Феликс, тоже пытаясь пригладить волосы пальцами, но безрезультатно. — Только не говори, что тебе это не нравится, — улыбнулся ему в зеркале Хёнджин. — Не буду, — улыбнулся ему в ответ Феликс, застёгивая рубашку «под горло». Было спокойно. Внизу живота чувствовалась приятная лёгкость. Ни следа от былой нервозности и тревожности. Хотелось улыбаться. Феликс не сдерживал себя и уголки губ сами по себе ползли вверх. В душе стояла приятная безмятежность. Пальцы ощущались почти ватными. Немного кружилась голова. — Здесь нельзя курить, — сказал ему Ли. — А трахаться, значит, можно? — улыбнулся Хёнджин и сделал ещё одну затяжку. Феликс тихо засмеялся. Хотелось закрыть глаза и провалиться в безмятежный сон, чтобы сохранить это тёплое чувство уюта подольше.